в желтоватом поле. На это интуитивист ответит, в духе предыдущих

учений о восприятии как выборке, что отличие второго восприятия от

первого состоит в большей полноте выборки.

Наглядное восприятие траектории движения также есть созерцание

относительного пути движения, именно перемещения предмета в от-

ношении ко мне к какому-либо другому предмету. Положим, ребе-

нок на палубе быстро идущего по реке парохода играет в мяч, подбрасы-

вая его прямо вверх над своею головою. Ребенок воспринимает движе -

ние мяча вертикальную линию, а наблюдатель на берегу видит его

как параболическое. И действительно, в отношении к голове ребенка

мяч перемещается по вертикальной линии, а в отношении к наблюда-

телю на берегу — по параболе. Следовательно, относительность воспри-

ятия (точнее, воспринимаемого) вовсе еще не есть субъективность.

Временная форма события, как и пространственная, наглядно восп-

ринимается так, как она существует в отношении к наблюдателю: потух-

шее сотни лет тому назад светило предстает моему восприятию как

существующее теперь, — правда, не как то громадное тело, мощно

влиявшее некогда на окружавшую его среду, а как этот маленький, слабо

действующий кружок. Если расширение принципа относительности, про-

изводимое Эйнштейном, правильно, то нужно будет признать, что вре-

менная форма событий может быть перспективною так же, как и про-

странственная: тогда нужно будет различать основную временную

форму события, существующую в отношении к системе вещей, поко-

ящихся относительно друг друга, и перспективные временные формы

события, существующие в отношении, к вещам, принадлежащим к иным,

системам, движущимся относительно первой.

Чувственно воспринимаемая интенсивность света, звука, тепла

и т. п. есть также перспективный или, говоря общее, относительный

аспект воспринимаемого предмета. Громыхание поезда существует для

меня здесь на расстоянии одного километра с иною интенсивностью,

чем если бы я был там вблизи от поезда; теплота костра вблизи и вдали

от моего тела различная. Это не субъективное психическое, а транссубъе-

ктивное физическое различие: термометр вблизи и вдали от костра дает

172

различные показания. Александер говорит об относительном характере

интенсивности, что познающий субъект в силу своего положения в про-

странстве и времени имеет дело только с частью реального характера

воспринимаемой вещи (II, 188).

4. Внутрителесные чувственные данные в составе восприятия

В состав нашего тела входят те же материальные элементы

с теми же превращениями энергий, как и во внешней матариальной

среде. Было бы странно, если бы в наших органах чувств и вообще

в нашем теле механические процессы не были пронизаны, кроме

своеобразных органических ощущений, также и такими чувственными

содержаниями, какие мы находим во внешней среде. Выше уже

не раз шла речь о них.

Звон в ушах от тех сотрясений, которые обусловлены расширением

кровеносных сосудов, шумы, обусловленные склерозом сосудов мозга,

искры, сыплющиеся из глаз при ударе или при лихорадочном состоянии,

«летающие мушки» в глазу, слабый свет в глазу при закрытых глазах

даже в темноте суть внутрителесные ощущения.

Процесс, пронизанный определенными чувственными качествами,

может стать, если это полезно или вообще ценно для нас, проявлением

нашей сознательной воли; он может стать нашим произвольным актом.

Таково, напр., издавание звука в форме речи или пения. Свечение

у многих организмов, вероятно, есть инстинктивный акт. Возможно, что

и человеку присуще свечение: оккультисты утверждают, что особенно

чувствительные к этому явлению люда (сенситивы) видят каждого чело-

века окруженным аурою. Преображенное тело, напр. тело Христа на

горе Фавор, изображается как блистающее, излучающее свет. О многих

святых сохранились заслуживающие доверия рассказы, что лицо их

иногда излучало необыкновенный свет 1.

Всякий из нас встречал людей, которые окружены как бы темным

облаком. Кто знает это впечатление, тот согласится, что слова «темное

облако» имеют здесь не только метафорическое значение.

Всякая встреча с предметом вызывает в теле субъекта бурю измене-

ний; нормально, однако, в случае теоретической установки, субъект не

обращает внимания на эти внутрителесные ощущения, он сосредоточи-

вается не на них, а на самом внешнем объекте. Однако та часть этих

ощущений, которая возникает в органе чувств, имеет немаловажное

значение потому, что, даже и оставаясь неопознанною в деталях, она

придает восприятию характер интимной близости воспринимаемого

предмета к субъекту: предмет как бы вклинивается в тело субъекта

вплоть до сенсорных центров больших полушарий мозга. Отсюда полу-

чается тот характер назойливости восприятия, который Линке называет

«внушением действительности» предмета. (Wirklichkeitssuggestion). Ког-

да я чувственно воспринимаю звучание струны, тон внедряется в меня

динамически, он «tont hinein», тогда как в случае представления о тоне,

напр. воспоминания, тон предстоит передо мною как нечто мертвое,

законченное 2. Мало того, также и в случае нечувственного (духовного)

1 См., напр., жизнеописание ев. Серафима Саровского и рассказ Мотовилова. — Цитиру-

ется, напр., в книге Флоренского «Столп и утверждение истины», стр. 102—105.

2 Linke, стр. 226, 208.

173

восприятия чувственных содержаний, именно в случае восприятия без

раздражения органов чувств (ясновидение и т. п. ), предмет наличе-

ствует в сознании как внешнее бытие, однако без динамического вне-

дрения.

По-видимому, под влиянием практических интересов человек выра-

ботал способность выделять для опознания, в случае, напр., звука, цвета

и т. п., преимущественно не внутрителесный конец центростремитель-

ного тока, а внешний его отрезок. Но в силу тех же практических

интересов такое свойство предмета, как его температура, особенно

важно воспринимать в его влиянии на наше тело, именно в вызываемой

им отдаче тепла приобретении тепла нашим телом, т. е. в замедле-

нии или ускорении молекул нашего тела и связанных с ними

внутрителесных ощущениях. Отсюда становится объяснимым явление,

которое Локк считал доказательством субъективности чувственных ка-

честв; если подержать левую руку в воде с тающим льдом, а потом обе

руки опустить в ведро с водою комнатной температуры, то левая рука

даст ощущение тепла, а правая— ощущение холода. Holt отвечает на

это, что такое же показание дадут и два термометра, опущенные в воду,

если перед тем один из них был охлажден, а другой нагрет: в одном

ртуть будет подниматься, а в другом опускаться 1.

Есть нервные окончания, раздражение которых служит стимулом

для восприятия холода. Если к такой холодовой точке приложить горя-

чий предмет, получится ощущение холода. Как это понять в духе инту-

итивизма и реализма. — В горячем предмете не все молекулы движутся

с быстротою большею, чем молекулы моей кожи, есть и такие молеку-

лы, которые движутся медленнее; только их влияние на кожу выбирается

холодовою точкою как стимул для восприятия.

Интересны и в области термических восприятий случаи многоэтаж-

ности восприятия. Когда после велосипедной прогулки я касаюсь раз-

горяченною рукою стальной ручки велосипеда, я воспринимаю вместе

и тепло своей руки (внутрителесные ощущения от собственных органи-

ческих процессов внутри руки), и холод от ручки велосипеда (внутрите-

лесные ощущения от взаимодействия с внешним предметом).

Наличие в чувственном восприятии внутрителесных ощущений, ко-

торые различны у разных субъектов и даже у одного и того же субъекта

меняются, есть немаловажный источник различия восприятии одного

и того же предмета. Возможно, что есть различные психологические

типы восприятия: одни воспринимают предмет преимущественно сквозь

оболочку своих внутрителесных ощущений, следовательно, с характером

интимной близости его к себе, а другие сосредоточиваются преимущест-

венно на самом предмете ж воспринимают его в отдалении от себя.

В этом различии типов можно было бы найти психологическое объясне-

ние того, почему одни лица склонны отстаивать учение о субъективности

восприятия, а другие — учение о транссубъективности его.

5. Воспоминания в составе восприятия

Вследствие перспективности ж вообще относительности к телу субъ-

екта многих сторон чувственного восприятия нам, даже и для познава-

ния чувственно наглядного содержания предмета, недостаточно чувст-

венной интуиции; она должна быть дополнена еще другими способами

1 В сборнике «The New Realism», стр. 310 см. также Gredt, стр. 270 с.

174

общения с предметом: нечувственным восприятием чувственных качеств»

воспоминанием о прошлом опыте, умозаключениями.

Смотря на лезвие острого ножа, нередко мы воспринимаем его

остроту не только как зрительно данную, но еще и с осязательными

и болевыми ощущениями, как при порезе. Явным образом здесь к восп-

риятию наличной действительности прибавлены воспоминания о про-

шлом опыте. Сидя у себя в комнате и слыша звук издали, мы сразу

воспринимаем его как лай собаки, как грохот передвигаемого в верхнем

этаже стула, как звон колокола и т. п. Также сложные восприятия

рассматриваются обыкновенно тоже в традиционной психологии как

сочетание наличного звука с воспоминаниями о прежнем зрительном,

осязательном и т. п. опыте.

Без сомнения, каждое восприятие взрослого человека содержит в своем

составе, кроме воспринимаемых теперь элементов предмета, множество

вспоминаемых данных прошлого опыта, которые мы условимся называть

данными представления в отличие от данных восприятия. Опыт у разных

субъектов более или менее различен; поэтому один и тот же предмет может

предстать в сознании двух субъектов в крайне различном виде в зависимо-

сти от элементов, представленных ими по воспоминанию. Это различие

восприятий в немалой мере содействует возникновению и распростране-

нию теории субъективности восприятий. К тому же в психологии до

недавнего времени вообще широко были распространены субъективисти-

ческие теории памяти, согласно которым вспоминаемое есть субъективный

образ, копирующий прошлое, а не сама прошлая транссубъективная

действительность. В последнее время, однако, все чаще ж чаще высказыва-

ются в литературе учения о памяти в духе интуитивизма и реализма.

Согласно этим учениям воспоминание есть своеобразный интенциональ-

ный акт субъекта, направленный на само прошлое в подлиннике. Бергсон

в своей книге «Материя и память» весьма убедительно развил эту теорию,

однако в его системе нет важнейшего онтологического начала, именно

субстанциальности я, исходя из которой становится понятным, как

возможна непосредственная направленность акта припоминания на собы-

тие, совершившееся в прошлом, иногда десятки лет тому назад. В моей

книге «Мир как органическое целое» это чудо ясновидения в прошлом

объясняется тем, что я есть субстанциальный деятель, способный, благода-

ря своей сверхвременности, устанавливать такое новое своеобразное от-

ношение, как направленность теперешнего своего акта созерцания на

тот или иной отрезок прошлого в подлиннике (стр. 36—40). Если бы

не было этой способности, мы не могли бы воспринимать движущихся

предметов, мчащегося поезда, бегущей собаки как движущихся, так

как для восприятия движения необходимо иметь в сознании непосре-

дственное единство прошлых, настоящих и зарождающихся будущих

положений предмета.

Благодаря американскому и английскому реализму учение о непо-

средственном созерцании прошлого широко распространилось. Алек-

сандер говорит: «Объект соналичен (compresent) со мною, как прошлое

или, в случае предвидения, как будущее». «Акты припоминания и ожида-

ния совершаются в настоящий момент, но мы не имеем основания

утверждать вследствие этого, будто объекты этих актов одновременны

с настоящим» (1, 113, 117).

Проф. Лэрд (J, Laird), развивая аналогичные учения о памяти, ссыла-

ется на мыслителей XVIII в. Рида и лорда Монбоддо, который говорит,

что дух «не там, где тело, так как он воспринимает объекты, далекие от

тела в пространстве и времени». Акт внимания при восприятии, напр.

175

движения, говорит Лэрд, всегда направлен на целый отрезок времени,

содержащий в себе прошлое, настоящее и будущее; в сознании наличе-

ствует не абстрактный, лишенный длительности момент настоящего,

a конкретное настоящее (specious present). Вспоминая отдаленное про-

шлое т. е. пользуясь не «первичною», а «вторичною» памятью, субъект

в виду также само это прошлое в подлиннике, и именно не свои

бывшие восприятия, напр. горы Маттергорна, а саму гору, которую он прежде воспринимал1.

Линке также признает, что в воспоминании мы имеем в виду само прошлое, а не образ его 2. Но в отличие от Лэрда он утверждает, что воспоминание есть переживание, направленное на прошлое переживание; следовательно, оно есть Schachtelerlebnis * и этим отличается от восприятия (стр. 209). С этим утверждением Линке нельзя согласиться: нельзя усмотреть, что могло бы препятствовать субъекту, если он имеет в виду прошлое, направлять внимание на что угодно в этом прошлом — в одних случаях на свои восприятия предметов прошлого, в других случаях на сами эти предметы, как прошлые. Наблюдение различных случаев воспоминания показывает, что это так; я способен вспоминать и то, как гора Эльбрус при восходе солнца показывалась из окутывающих ее облаков двадцать лет тому назад, и то, как я наблюдал эту чудную картину с горы Бермамут.

Воспоминание о прошлом мы назвали представлением, а не восприяти-

ем, чтобы отметить иной, чем в восприятии, характер иитенционального

акта и иной характер данности предмета. Broad указывает на то, что

существует много разных видов данности, и обозначает некоторые из них

особыми терминами, напр. чувственно данное (sensibly given), мнемически

данное (mnemically given), категориально данное (categorially given)3.

В этом раду мы имеем дело с интенциональными актами, в которых

возрастает значение духовности и убывает участие тела субъекта. В самом

деле, к области духовного относятся все те свойства ж проявления

субъекта, которые служат условием возможности участия его во всеобъем-

лющей полноте бытия, которые даже и в состоянии упадка поднимают его

над раздробленностью бытия, обусловленною враждебными, эгоистичес-

кими проявлениями субстанциальных деятелей в отношении друг к другу 4.

Память есть способность, предполагающая более глубокое единство

субъекта с миром, чем чувственная восприимчивость по поводу налич-

ного телесного раздражения, следовательно, она есть более высокое

проявление духовности. Конечно, и воспоминания осуществляются при

участии физиологических процессов в центральной нервной системе,

однако инициатива исходит здесь от субъекта, а вовсе не от вспомина-

емого предмета 5. Также и объективная сторона воспоминания отличает-

ся от объективной стороны восприятия: во-первых, вспоминаемое, буду-

чи законченным прошлым, лишено той динамической связи с тепереш-

нею телесною и душевною жизнью субъекта, которая характерна для

воспринимаемого и придает ему оттенок интимной слитности с налич-

ною реальностью жизни субъекта, поэтому-то самый сильный вспомина-

1 J. Laird, A study in Realism, 1920, стр. 45—56,

2 При этом он ссылается на книгу Gallinger. Zur Grandlegung einer Lehre von der

Erinnerung. Halle, 1914 (Grundfr, der Wahrn., 63).

3 Symposium: «Critical Realism», Proceed. of Arist. Soc, Suppl. Vol. IV, 1924, стр. 112.

4 См. мои книги «Мир как органическое целое» и «Ценность и бытие. Бог и Царство

Божие как основа ценностей»,

5 И здесь, как и в учении о восприятии, Бергсону принадлежит заслуга разработки

гипотезы, показывающей подчиненное значение тела в жизни духа» см. его книгу «Материя

и память»

176

емый раскат грома не звучит так, как воспринимаемый слабый шепот.

Во-вторых, вспоминаемое даже и в своей чувственной стороне нередко

обнаруживает пробелы и выпадения, невозможные в восприятии, напр.

форму без цвета или цвет без точного воспоминания о форме. В-третьих,

вспоминаемое может быть даже совсем лишено конкретных наглядно-

чувственных элементов, оно все может предстоять в сознании как

не наглядное. Эти черты придают вспоминаемому характер бледного

призрака, чего-то такого, что обладает пониженною реальностью. Да

оно и в самом деле обладает пониженною реальностью, так как

принадлежит прошлому, не имеет динамической активности.

Однако вторая и третья черта отличия вспоминаемого от вос-

принимаемого не необходима. У лиц, называемых эйдетиками, вспо-

минаемое предстоит в первичных и даже во вторичных воспоминаниях

с чувственною полнотою, равною полноте восприятия (так что они,

напр., могут различать и наблюдать во вспоминаемом то, чего не

успели заметить в момент восприятия) Л Неудивительно поэтому, что

бывают случаи, когда восприятие и представление воспоминания так

приближаются друг к другу, что становится возможным смешение

их: восприятие можно принять за воспоминание, и наоборот. В самом

деле, с одной стороны, в восприятии есть много элементов только

представляемых и, к тому же, есть много пробелов; с другой стороны,

воспоминание может отличаться большою чувственною полнотою и да-

же, по поводу этой полноты, могут возникнуть у субъекта реакции,

напр., рассматривания, расслушивания и т. п., что еще увеличивает

сходство с восприятием. Неудивительно поэтому, что вспоминаемые

элементы в составе восприятия всегда почти кажутся воспринятыми.

Если при этом они не соответствуют наличной действительности,

напр., в сумерки я вхожу в комнату и вижу стоящего у стены человека,

а потом оказывается, что это было висящее на стене полотенце,

то такое ложное восприятие называется иллюзиею. О том, что даже

иллюзия состоит из. транссубъективных элементов и не служит до-

казательством правильности теорий, субъективирующих и психологи-

зирующих весь состав восприятия, будет сказано ниже.

6. Нечувственное восприятие

чувственных и нечувственных элементов предмета

Воспоминания, включенные в восприятие, часто имеют ту степень

чувственной полноты, какая присуща воспоминаниям эйдетиков. В тех

случаях, когда эти элементы совпадают с наличною действительностью,

напр., когда, не дотрагиваясь до льда, только смотря на него глазами,

мы воспринимаем его как холодный, можно утверждать, что это —

не эйдетическое созерцание прошлого, а нечувственное восприятие чу-

вственных элементов настоящего; это — духовное «видение» настоящего

без раздражения соответствующего органа чувств; это — различение

и опознание данных нашего предсознания, в котором наличествует

вся мировая действительность, духовное «видение», облегчаемое про-

шлым опытом, но не сводящееся только к воспоминаниям о прошлом.

Большинство сложных восприятий могло бы быть истолковано таким

образом, как сочетание чувственного и нечувственного восприятия

1: См. исследования Е. R. Jaensch и его школы, напр. «Ueber den Aufbau der

Wahrnehrnungswelt und ihre Struktur im Jugendalter».

177

чувственных содержаний предмета: слышание одних звуков, как лая

собаки, других — звона колокола, видение мягкости бархата, жест-

кости металлической чернильницы и т. п., и т. п. есть углубленное

духовное созерцание чувственных качеств предмета. Такой же характер

духовного имеет восприятие целостных «ликов» предмета, так

называемых «качеств формы» (Gestaltqualitaten), открытых Эренфель-

сом, напр. целостного качества мелодии, шахматной доски, человечес-

кого лица и т. п. 1; здесь, конечно, кроме духовного видения чувственных

данных, есть еще и созерцание нечувственных слагаемых целого (от-

ношений и т. п. ).

Наконец, следует еще упомянуть о нечувственных процессах, данных

в нечувственном созерцании, которое, однако, нельзя назвать интеллек-

туальною интуициею, потому что этим термином следует обозначать

интуицию, направленную не на реальные, а на идеальные моменты

предмета. Такова, напр., активность субстанциальных деятелей, и имен-

но не продукты ее, а сам динамический аспект деятельности, стремление,

усилие, напряжение, действование. Так» смотря на человека, всадившего

топор в полено, поднявшего его высоко над головою и со всего размаха

ударяющего топором, повернутым обухом вниз, по колоде, так что

полено раскалывается и половинки, его разлетаются с силою в стороны,

мы воспринимаем не только цвета, пространственные формы, звуки, но

также и мощную активность человека. Она не есть чувственный момент

бытия и подлежит нечувственному созерцанию, хотя бы и была дана

в комбинации с созерцанием чувственным. Точно так же, когда камень

катится с горы, наваливается на деревянный забор и с треском разруша-

ет его, мы воспринимаем вместе с этими зрительными и слуховыми

данными еще и лежащую в основе их мощь процесса.

Более высокая форма активности — жизненность растения и животно-

го также есть предмет нечувственной интуиции. «Я вижу растение жи-

вым, — говорит Александер, —так же, как я вижу лед холодным» (11, 175).

Наконец, еще более высокий вид активности, психические напряже-

ния, стремления, влечения и т. п., а также связанные с ними состояния

чувства, эмоции и т. д., вообще чужая душевная жизнь также восп-

ринимается наблюдателем непосредственно в подлиннике путем нечув-

ственной интуиции.

Ввиду важности вопроса о познании чужой душевной жизни эта

проблема будет рассмотрена в особой главе.

7. Иллюзии

В предыдущем рассмотрены разные стороны и слои восприятия

с целью показать, что различия в восприятии одного и того же предмета

различными субъектами не доказывают субъективности восприятия:

можно воспринимать в предмете в разных случаях и положениях различ-

ное и тем не менее транссубъективное.

Теперь нужно, однако, признать, что бывают и такие случаи, когда

состав восприятия не вполне транссубъективен, не есть только выборка

из подлинника, но содержит в себе некоторое искажение его, произ-

водимое воспринимающим субъектом. Таковы случаи иллюзии.

Рассмотрим опять приведенный выше пример восприятия в сумерки

стоящего у стены человека, тогда как в действительности это был не

1 О Gestaltwahrnehmungen см. Linke, стр. 239—280.

178

человек, а висящее на стене полотенце. Выделяющаяся на стене полоса

полотенца была поводом, по которому в сознании субъекта под влияни-

ем в данном случае уже ранее существовавшей эмоции страха вспыхнуло

воспоминание о фигуре человека; в сочетании с действительным воспри-

ятием длинного пятна на стене получается целое, в котором в первые

мгновения субъект не успевает отличить воспринятые элементы от пред-

ставленных. Согласно интуитивизму и реализму, представляемые элеме-

нты иллюзии суть не субъективно-психические переживания, а транссу-

бъективные данные прошлого опыта, оторванные от своего места и вре-

мени и спаянные субъектом с данными настоящего времени и места.

Таким образом, иллюзия есть субъективное сочетание транссубъектив-

ных элементов опыта. В ней субъективен синтез, произведенный субъек-

том, но синтезируемое транссубъективно.

Percy Nunn считает иллюзии и галлюцинации ментальными конст-

рукциями из нементальных элементов. Перри рассматривает иллюзию

как субъективное сочетание элементов, независимых от субъекта. Также

и согласно Александеру иллюзия есть отнесение нементального элемен-

та к вещи, которой она не принадлежит; она есть результат «вмешатель-

ства духа наблюдателя в наблюдение». Также и по учению Гредта,

иллюзия есть сочетание действительных ощущений с представлениями

фантазии 1.

Психологи различают два вида иллюзий: в одних поводом к прибав-

ке искажающих действительность представлений служат преходящие

психические условия, напр. эмоции, в других поводом служат привычные

физиологические условия восприятия. Иллюзии первого типа преходя-

щи, второго типа — устойчивы.

Физиологически обусловленные иллюзии перестанут удивлять нас,

если обратить внимание на то, как в соответствующем нормальном

восприятии важные элементы его даны не посредством чувственного,

а посредством духовного видения или посредством воспоминания. Так,

ощупывая шарик при нормальном положении пальцев, мы имеем в со-

знании отчетливую данность одной непрерывной шаровой поверхности,

несмотря на то что действительные раздражения двух участков кожи на

двух пальцах могут дать только восприятие двух не смежных отрывков

шаровой поверхности: дополнение промежутка производится духовным

созерцанием или воспоминанием, вроде того, как, смотря на прямую

линию, часть которой попадает на слепое пятно, мы воспринимаем ее

все же как сплошную.

Согласно развитым выше учениям о перспективных и вообще от-

носительных качествах предмета, необходимо признать, что многие

случаи восприятия, которые рассматривались прежде как примеры фи-

зиологически обусловленной иллюзии, на самом деле вовсе не имеют

иллюзорного характера. Так, путем различения оптического и гаптичес-

кого места предмета было показано, что восприятие подводной части

палки, наполовину всунутой в воду, восприятие предметов в зеркалах,

под микроскопом и т. п. не заключает в себе никакой иллюзии, если

только наблюдатель не произведет субъективной подстановки гаптичес-

кого места предмета под. оптическое место его. Если наблюдатель, что

случается редко с взрослым опытным субъектом, произведет такую

ложную конструкцию и примет ее за действительность, он подпадет

иллюзии; при этом нужно отметить, что субъективная прибавка в этой

1 Percy Nunn. Are secondary qualities independent of perception? Proceed. of Arist. Soc.,

N. S. X, 1909—1910. — Perry в сборн. «The New Realism». 129. Alexander, II» 184 cc, Gredt, 191,

290 cc.

179

иллюзии ничтожно мала, она утопает во множестве транссубъективных нементальных данных, и потому неудивительно, что она может про-

скользнуть незамеченною: в самом деле, не только оптический материал

такой иллюзии (напр., мнимо переломленной палки), но и оптическое

место и даже представляемое (вспоминаемое) гаптическое место есть

транссубъективная нементальная данность; только отнесение вспомина-

емого гаптического места к данному материалу есть субъективно психи-

ческая деятельность наблюдателя. Иллюзия состоит лишь в таком

«erroneous reference» *, говорит Александер (11, 186).

Присоединение представленного (вспоминаемого) элемента, не соот-

ветствующего действительности, нередко облегчается столь характер-

ною для восприятий неполнотою, недовершенностью их, особенно тог-

да, когда восприятие происходит в необычных условиях. Попробуем,

напр., смотря на в зеркало, дотронуться до своего уха. Где локали-

зовано ощущение этого прикосновения? В первом опыте такого рода

можно поймать себя на том, что первоначально это восприятие крайне

несовершенно: ощущение прикосновения не локализовано ни тут во

мне, ни в зеркале; далее, если внимание интенсивно сосредоточено

только на лице в зеркале, ощущение прикосновения может быть от-

несено туда, в оптическое место уха в зеркале, произошла иллюзия,

субъективное сочетание ощущения с непринадлежащим ему местом;

только в третьей стадия восприятия, когда наблюдатель, пораженный

несообразностью, расширит кругозор внимания и станет тщательно

опознавать предлежащий в сознании материал, он замечает субъектив-

ный синтез, произведенный им, и легко, конечно, научается различать

внутрителесное место ощущения прикосновения к уху и внетелесное

оптическое место уха, к которому, прикасается рука 1.

Из всего сказанного ясно, что интуитивистическое и реалистическое

учение об иллюзии отличается, несмотря на всю свою новизну, от

традиционного лишь реалистическим пониманием памяти, т. е. утверж-

дением, что вспоминаемое внешнее событие есть не субъективный образ

прошлого, а само транссубъективное прошлое, ставшее опять предме-

том созерцания. Что же касается поводов иллюзии, в этом вопросе

интуитивизм и реализм соглашается с традиционною теориею: выше

уже были упомянуты такие поводы, как, привычка, приспособление

умственной деятельности и органов чувств к наиболее часто встреча-

ющимся условиям опыта, влияние преобладающих интересов и эмоций

данного момента.

8. Галлюцинации

Галлюцинации могут быть объяснены, так же как и иллюзии, нали-

чием центральных физиологических процессов, которые сопутствуются

имением в виду данных прошлого опыта с характером такой чувствен-

ной полноты, какая присуща воспоминаниям эйдетиков. Эти данные

могут быть подвергнуты субъективному синтезу, вследствие чего целое

галлюцинации имеет характер предмета нового, не встречавшегося

в прошлом опыте. Если (в отличие от воспоминаний и предметов

воображения) такое целое переживается субъектом как восприятие на-

личной действительности, тогда оно называется галлюцинациею. Харак-

тер восприятия может явиться у таких созерцаний как следствие различ-

1 См. также наблюдения Александера, II, 198 с.

180

ных условий. В некоторых случаях он может быть обусловлен внутрителесными ощущениями, служащими ядром, вокруг которого группиру-

ются синтезируемые представления воспоминания (чертики алкоголи-

ков); такие явления представляют собою нечто среднее между галлюци-

нациею и иллюзиею. Предметы, представляемые с эйдетическою

яркостью и полнотою, могут даже побудить субъекта к ненужным

в данном случае актам рассматривания или расслушивания их; наличие

этих актов увеличивает сходство таких созерцаний с восприятием,

и ошибочное принятие их за действительность может быть поддержано

стремлениями и эмоциями субъекта, напр. в случае бредовых идей

преследования, величия и т. п.

Натуралист Штауденмайер утверждает, что рассматривание, рас-

слушивание и т. п. представляемых предметов может создать вне тела

человека реальный световой, звуковой и т. п. процесс. Он следующим

образом развивает свою оригинальную теорию галлюцинаций. При

зрительном восприятии, говорит он, световая энергия распространяется

от предмета через периферический зрительный аппарат вплоть до зри-

тельного центра в коре мозга; живое энергичное представление о таком

же предмете сопутствуется возникновением в зрительном центре такой

же световой энергии, которая распространяется обратно по тем же

нервным путям вплоть до сетчатой оболочки. Отсюда получается

внутрителесный световой процесс, который Штауденмайер называет

субъективною галлюцинациею. Далее, рассуждает он, это световое явле-

ние может быть реально проецировано из сетчатой оболочки в окружа-

ющее пространство; если мы рассматриваем его, аккомодируя, конвер-

гируя и т. д. свои глаза так, как если бы оно находилось в определенном

месте пространства: «возбуждение сетчатой оболочки передается окру-

жающему эфиру, так что он приходит в состояние колебания»; «следова-

тельно, возникает действительный свет», «он проходит через прелом-

ляющие среды глаза в обратном направлении, чем при видении, т. е.

проходит сначала через стекловидное тело, потом через хрусталик,

зрачок и т. д. наружу и на том. месте, на котором субъект представляет

себе свет или оптический образ, должен явиться реальный свет или

реальный образ, подобный тому, какой производится выпуклою чечеви-

цею или проекционным аппаратом». Такую галлюцинацию Штауден-

майер называет объективною или реальною. Световое явление при этом,

конечно, так слабо, что глазом других лиц не может быть воспринято.

Однако если такое явление производится в темной комнате группою

лиц, сидящих кругом и проецирующих свет под телепатическим воздей-

ствием медиума в одно и то же место, появляется образ, всесторонне

воспринимаемый (так как лучи от него распространяются по всем

направлениям) и могущий быть сфотографированным. Точно так же

рассуждает Штауденмайер о звуковых галлюцинациях, сравнивая бара-

банную перепонку с перепонкою граммофона или телефона. Таким

образом, согласно его учению, можно научиться не только чревовеща-

нию, но и произведению тонов посредством барабанной перепонки 1.

Для объяснения некоторых галлюцинаций возможна также следу-

ющая гипотеза. Тело человека состоит из субстанциальных деятелей,

подчиненных центральному субстанциальному деятелю, человеческому

я; они аналогичны человеческому я, однако стоят на низших ступенях

развития. Но некоторые из них, напр. те, которым подчинены выс-

шие центры головного мозга, могут быть близкими к человеческому я

1L, Staudenmaier, Die Magie als experimentelle Naturwissenschaft, 2 изд. 1922, стр. 40—60.

181

по характеру своей активности. Случаи раздвоения личности могут быть

объяснены поднятием какого-либо из таких деятелей на ступень раз-

вития столь высокую, что он периодически овладевает всем телом

человека большею частью его; таким образом, два я попеременно

распоряжаются одним телом или участками его. Слуховые галлюцина-

ции могут быть актами внутрителесных звучаний, производимыми од-

ним из таких субстанциальных деятелей, вышедших из повиновения

человеческому я и достигших большей или меньшей степени активности,

независимой от человеческого я. Их самостоятельность может возрасти

до того, что они действительно будут произносить слова, помимо воли

человеческого я. Тогда возникают психомоторные галлюцинации, опи-

сываемые П. Жане. Они состоят, в том, что больной слышит слова,

произносимые его органами речи, и считает их чужими. «Это мой рот

произносит грубые слова, — замечает иногда такой больной, — но я чув-

ствую, что кто-то заставляет меня говорить» 1.

Штауденмайер в течение многих лет производил над собою опасные

опыты, потворствуя самостоятельному развитию центров своего мозга.

Некоторые из них становятся, по его словам, «настоящими интеллигент-

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31