образцу. Такова, например, целесообразность машины, построенной
инженером сообразно рассудочному плану; она способна выполнить
одну, две, три однообразные функции соответственно отвлеченной» име-
ющей узкоограниченное содержание цели. Организованность машины
сводится лишь к целесообразному соотношению ее грубых частей, колес,
рычагов, винтов, а части этих частей и вообще все остальное бесконечное
содержание машины не имеет целесообразной структуры и потому
в бесчисленных столкновениях с окружающею средою машина проявля-
ется, как мертвый агрегат, способный лишь изнашиваться, т. е. рас-
падаться на свои элементы. Иное дело организм, — в нем организован-
ность простирается в бесконечность: не только органы целесообразно
соотнесены друг с другом и со средою, но и клетки этих органов,
молекулы клеток и т. д. Лейбниц называет такую структуру естествен-
ною машиною; «тело, — говорит он, — бывает органическим, когда оно
образует некоторого рода естественный автомат или естественную ма-
шину, — машину не только в целом, но и в мельчайших своих частях,
какие только можно заметить» 1.
Это бесконечная машина, т. е. система, в которой организованность
имеет всесторонний, бесконечно содержательный характер; это — конк-
ретная целесообразность и конкретная организованность. Следователь-
но, в основе такого живого бытия лежит не отвлеченная идея, а кон-
кретно-идеальное начало. Наличность его обнаруживается не только
в бесконечной глубине органической структуры, но и в бесконеч-
ном разнообразии целесообразных функций, например деятельностей
1 Начала природы и благодати, основанные на разуме. Избр. соч. Лейбница, вып. IV,
Тр. Моск. Псих. Общ., стр. 324 *.
131
самосохранения. В. Штерн в своей книге «Person und Sache» обращает
внимание на различие в этом отношении между механическим агрегатом
и живым бытием. Явления сохранения ж восстановления встречаются,
говорит он, и в механических агрегатах; так, озеро, несмотря на испаре-
ние воды и приток ее от дождя и впадающих рек, может все же годами
сохранять приблизительно тот же уровень; сдавленный мяч, как только
прекратится сдавливание, опять принимает шарообразную форму. Од-
нако есть существенное различие между этими явлениями и сохранением
организма. В механическом агрегате устраняются собственными его
силами лишь одно, два, три определенного типа отклонения от нормы,
и возврат к норме совершается каждый раз по одному и тому же
шаблону1. Иначе проявляется организм; в случае нарушения нормы,
если только отклонение не вышло за определенные границы, реституция,
регуляция и т. п., например питание, заживление ран, поддержание
нормальной температуры, осуществляется всесторонне, крайне разнооб-
разно и нередко с гениальною находчивостью. Такие свойства организ-
ма понятны лишь в том случае, если упорядочивающий, гармонизу-
ющий принцип, лежащий в основе его, есть конкретно-идеальное начало:
в самом деле, отвлеченная идей может обосновать лить законосообраз-
ную упорядоченность, но не творческую изобретательность.
Итак, все черты отвлеченного идеал-реализма обнаруживают его
непригодность для объяснения живого бытия: он способен найти в мире
только причинные связи, закономерность, однообразный порядок без
свободы и творчества, прокладывающего новые пути. Наоборот, конк-
ретный идеал-реализм есть философия живого бытия: он приучает к ин-
туитивному видению конкретно-идеальных начал, а созерцание их ведет
к постижению целесообразности бытия, свободы, творчества, жизни 2.
Глава восьмая
КОНКРЕТНЫЙ ОРГАНИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ-РЕАЛИЗМ
КАК МНОГОСТОРОННИЙ ФИЛОСОФСКИЙ СИНТЕЗ
Конкретный органический идеал-реализм есть учение, наиболее мно-
гостороннее из всех рассмотренных нами типов мировоззрений.
Строя онтологию, он признает, что существуют типы бытия, признава-
емые другими учениями, и показывает, что они сочетаются в единое целое
космоса. Самое название «идеал-реализм» означает, что в мире есть,
с одной стороны, идеальное бытие (в античном значении этого термина),
т. е. бытие, сверхвременное и сверхпространственное, и, с другой стороны,
реальное бытие, состоящее из событий, временных и пространственно-
временных. Реальное бытие существует не иначе как на основе идеаль-
ного.
Конкретный идеал-реализм находит в составе идеального бытия
не только отвлеченные идеи, но и конкретные идеальные начала, именно
субстанции или, точнее, субстанциальных деятелей. Таким образом,
он сочетает - ценные стороны субстанциализма и отвлеченного идеал-
реализма.
1 W. Stern, Person und Sache, i т., стр. 270. *
2 См, мои книги «Мир как органическое целое», Москва, 1917, «Свобода воли», YMCA -
Press, Париж, 1927; Современный витализм в моей брошюре «Материя и жизнь», Берлин
1923; «Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей», YMCA-Press, Париж,
132
В составе транссубъективного мира конкретный идеал-реализм нахо-
дит и бытие, как оно дано в чувственном опыте, и бытие, как оно
мыслится математическим естествознанием. Он показывает, что нет
оснований субъектировать ни то, ни другое содержание мира: чувствен-
но наблюдаемые, качества не суть психические состояния воспринима-
ющего субъекта, мыслимые наукою объекты не суть конструкции мыш-
ления ученого. Если понять материальную природу в духе динамисти-
ческой теории материи, то. можно признать транссубъективными
и математически оформленные действования сил отталкивания и притя-
жения, обнаружение которых приурочено к определенным точкам в про-
странстве, и чувственную содержательность этих действований. Труд-
ная работа объяснения тех случаев чувственного опыта, которые гово-
рят, по-видимому, в пользу субъективности его, и доказательства, что
они могут быть истолкованы в духе теории транссубъективности, только
еще начата; однако уже и теперь такие исследования, как, например,
С. Александера (см. его книгу «Space, Time and Deity»), дают надежду на
то, что эта работа идет по правильному пути 1.
Исследуя в составе реального бытия материальный и психический
процесс, конкретный идеал-реализм избегает односторонности как мате-
риализма, так и панпсихизма: он признает своеобразие и несводимость
друг на друга психических и материальных процессов. Отсюда, однако,
не получается дуализм, т. е. мировоззрение, усматривающее в мире
лишь два резко различные типа бытия и неспособное показать, как они
сочетаются в единое целое. Конкретный идеал-реализм устанавливает
наличность метапсихофизических идеальных начал и показывает, что
благодаря им психический и материальный процесс спаивается в единое
целое, причем ни та, ни другая сторона не теряет своеобразия. Но этого
мало, конкретный идеал-реализм признает, что кроме материального
и психического процесса есть другие виды реального бытия; например,
социальный процесс, хотя и обоснован на психоматериальных процессах,
тем не менее не сводится только на них и представляет собою особый
тип бытии. Таким образом, получается отрицание качественного мониз-
ма и признание плюрализма; однако не следует односторонне подчерки-
вать этот плюралистический момент конкретного идеал-реализма, пото-
му что, с другой стороны, это направление содержит в себе в еще
большей степени тенденцию к монизму. В самом деле, несмотря на
утверждение качественного многообразия видов бытия, конкретный иде-
ал-реализм признает единство мира, именно всеохватывающее единство
основных условий строения мира и единство смысла мирового бытия.
Поскольку конкретный идеал-реализм есть органическое миропони-
мание, он утверждает относительность всякого бытия. Необходимо,
однако, дать себе точный отчет, что означает здесь слово «относитель-
ность». В нем вовсе не заключается утверждение, будто все бытие
разлагается сполна на отношения. Оно лишь указывает на то, что бытие
никогда не бывает абсолютно самостоятельным: всякое бытие существу-
ет не иначе как в соотношении с системою мирового целого или какой-
либо части его. Даже субстанциальный деятель, хотя и обладает само-
стоятельною творческою силою, способен проявлять ее не иначе как
в действованиях, подчиненных единой системе мировых форм (времени,
пространства, математической законосообразности и т. п. ), так что эти
действования оказываются включенными в единую систему космоса.
______
1 См. мою статью «Интуитивизм и учение о транссубъективности чувственных качеств»
(печатается в V вып. Трудов Русск. Научн. Инст. в Белграде).
133
Мало того, содержание нормативной идеи всякого субстанциального
деятеля придает ему характер индивидуального члена мирового целого,
имеющего особое назначение, невыполнимое никаким другим членом
мира. Отказ деятеля от выполнения своей нормативной идеи ведет
только к относительному распаду, относительному обособлению его от
мира, но никоим образом не к полному выходу его из системы космоса;
скорее, наоборот, именно состояние распада делает его в известных
отношениях рабом некоторых сторон мира. Наоборот, выполнение дея-
телем своего назначения придает его деятельности характер всесторон-
него единения со всем составом мира, и это именно единение поднимает
его на высшую ступень положительной свободы.
Именно эта неабсолютность бытия, внутренняя спаянность его
со всем содержанием остального мира обусловливает возможность
интуитивного знания, следовательно, знания, имеющего характер аб-
солютной истины. Благодаря этой же относительности и внутренней
спаянности всякого бытия со всем миром возможна объективность
и абсолютность ценностей. Проблема ценности, однако, не рассма-
тривается мною в этой книге, которая посвящена только исследованию
строения бытия 1.
Надобно заметить также, что здесь рассмотрена только система
мирового бытия. Системное мировое бытие не может быть абсолютно
самостоятельным: оно необходимо предполагает основание Сверхси-
стемное, Сверхбытийственное, Сверхмировое — Абсолютное 2. Отрица-
тельные и положительные учения об Абсолютном и, следовательно,
также о Боге, а вместе с тем учения, об отношении между сверхмировым
началом и миром оставлены мною без рассмотрения в этой книге.
Различия этих учений могут быть основанием для классификации типов
философских систем подобно тому, как различия учений о содержании
и строении мира послужили в этой книге основою для классификации
типов мировоззрений.
1 Теория ценностей развита в моей книге. «Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как
основа ценностей», YMCA, Париж» 1931.
2 См. мою книгу «Мир как органическое целое».
134
ЧУВСТВЕННАЯ,
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ
И МИСТИЧЕСКАЯ
ИНТУИЦИЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Печатание моей книги «Чувственная, интеллектуальная и мистичес-
жая интуиция» осуществилось благодаря заботам Комитета по изданию
ее, организовавшего подписку на нее.
Выражаю свою глубокую благодарность председателю Комитета
, секретарю , казначею
и членам Комитета , , -
шову, , -
минскому-Бунакову.
Выражаю также благодарность всем лицам, которые, подписавшись
на мою книгу, дали возможность моему труду появиться в свет.
Н. Лосский
ВВЕДЕНИЕ
Интуитивизм, разработкою которого я начал заниматься более три-
дцати лет тому назад 1, есть учение о том, что познаваемый предмет,
даже и в случае знания о внешнем мире, вступает в сознание познающего
индивидуума в подлиннике самолично и потому познается так, как он
существует независимо от акта познавания.
Словом интуиция обозначаю это непосредственное видение, непо-
средственное созерцание предмета познающим субъектом. Все даль-
нейшие оттенки этого термина и особенности знания выводятся мною из
указанного основного значения его. Критикуя мои взгляды, необходимо
исходить из этого основного значения термина «интуиция» — непосред-
ственное имение в виду предмета в подлиннике, а не посредством копии,
символа, конструкции и т. п.
Таким образом, слово «интуиция» у меня вовсе не имеет множества
следующих значений, столь распространенных в литературе и в повсед-
невной речи.
1. Слово «интуиция» не означает в моей системе иррациональности
созерцаемого (интуиция Бергсона); рациональные, как и иррациональ-
ные, аспекты бытия, если они существуют, одинаково могут быть пред-
метом непосредственного созерцания.
2. Слово «интуиция» не означает у меня видения конкретной не-
разделенной целости бытия: в самом деле, и дискурсивное, отвлеченное
знание может быть видением аспектов самого подлинного бытия, если
в бытии есть разрывы и объединения; таким образом, я могу говорить
об интуитивности дискурсивного мышления, об интуитивности даже
и рассудка (не только разума). Но, с другой стороны, именно исходя
из учения об интуиции, как непосредственном созерцании бытия в под-
линнике, можно объяснить случаи видения предмета в его органичес-
кой конкретной целости и даже решить трудные проблемы теории
дискурсивного знания указанием на то, что в основе дискурсивного
мышления всегда лежит также непосредственная данность предмета
в целом.
3. Слово, «интуиция» у меня вовсе не означает мышления, пе-
рескакивающего через посредствующие звенья, протекающего в области
подсознательного, руководимого тактом, озарением, гениальною до-
гадкою и т. п.
4. Оно не означает пророческого вещания.
1 В моей книге «Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма» (первонача-
льно напечатана в журнале «Вопросы философии и психологии», 1902—1903 гг., затем 1 изд.,
Спб, 1903) есть глава «Интуиция», где вкратце намечено задуманное мною учение об
интуиции. Первая разработка его дана в книге «Обоснование интуитивизма» (первоначально
напечатано в журнале «Вопросы философии и психологии», 1904 и 1905 гг. » под заглавием
«Обоснование мистического эмпиризма», а лотом в виде книги под заглавием Обоснование
интуитивизма», 1-е изд., Спб., 1906).
137
5. Мое учение об интуиции не есть проповедь нового, необычного
способа познавания: это — новая теория старых, обычных способов
знания — чувственного восприятия, памяти, воображения и мышления
(суждения, понятия ж умозаключения). Правда, эта теория, утверждая,
что знание есть непосредственное созерцание субъектом самого подлин-
ного транссубъективного бытия, хотя оно и удалено от тела субъекта
в пространстве (и иногда во времени), ставит даже и самое обыкновен-
ное чувственное восприятие, напр. видение глазами дерева в расстоянии
десяти метров от меня, на один уровень с ясновидением. Такая теория
ведет, конечно, к допущению возможности своеобразных путей развития
познавательной способности человека и содержит в себе основания для
объяснения исключительных, редких видов знания — телепатии, яснови-
дения и т. п.
В книгах и статьях, написанных мною об интуиции, как единствен-
ном источнике знания, осталось недосказанным многое существенное по
вопросу о транссубъективности чувственных качеств, об отношении
между идеальным и реальным бытием, а также об интуиции, направлен-
ной на металогическое бытие. Настоящая книга посвящена главным
образом этим проблемам, что и указано ее заглавием. Общие доводы
в пользу того, что субъект познает предметы в подлиннике, а не посред-
ством копий, символов, конструкций, изложены лишь вкратце в первой
главе, отчасти с целью сопоставить их с другими учениями того же типа,
развившимися в Западной Европе и Америке одновременно с моим
интуитивизмом.
Глава первая
ОБЩИЕ СООБРАЖЕНИЯ
В ПОЛЬЗУ ИНТУИТИВИЗМА
В философии XVII—XIX вв. наиболее распространены были учения,
согласно которым наличный в моем сознании чувственно воспринима-
емый предмет, этот стол, то дерево и т, п., есть только образ, субъектив-
ное, индивидуально-психическое явление в моем уме, а сама транссубъе-
ктивная реальность остается вне моего сознания, трансцендента моему
сознанию. Одни из этих учений утверждают, что образ, имманентный
сознанию, есть копия трансцендентного сознанию предмета, другие
считают его только символом, третьи конструкцией, производимою
познающим-сознанием и т. п.
В современной философии в течение последних тридцати лет проис-
ходит резкий поворот: появилось много учений, признающих, что чувст-
венно воспринятый предмет есть не образ, а само действительное бытие,
сама транссубъективная реальность, вступившая в сознание субъекта.
Принять такие учения — это значит вступить на совершенно новый
путь, резко порывая с привычными для культурного человека представ-
лениями о мире, упрочившимися под влиянием не только философии, но
и физики, физиологии и психологии. Склонность субъективировать
и психологизировать все находимое в сознании закреплена даже со-
временным языком и велась так глубоко, что многим лицам трудно
сразу понять точный смысл учения философов, начавших движение,
о котором я буду говорить. Правда, дети и необразованные люди также
и в наше время склонны к наивному реализму; видя зеленую хвою сосны,
слыша меланхолический шум ее ветвей, они уверены, что эта зеленость
138
находится там в хвое и шум наполняет собою пространство вокруг
сосны независимо от того, есть ли слушатели и зрители этих событий.
Но образованные люди нашего времени почти все окончательно повери-
ли, будто доказано, что цвета и звуки суть психические состояния
наблюдателя, будто познающий субъект непосредственно знает лишь
свои ощущения, вызванные в нем деревом, так что в его сознании
наличествует лишь образ дерева, т. е. можно сказать, психическое дере-
во, а не само материальное транссубъективное бытие.
Согласно этому учению все, что я нахожу в своем сознании, есть уже
не внешний мир, а только мое душевное состояние. Непосредственно
я не знаю своих детей, своей жены, своих друзей: в мое сознание
вступают не они сами, а только мои реакции на них. В клетке своего
сознания я замкнут как в тюрьме, в камере вечного одиночного заключе-
ния; из внешнего мира до меня доходят в лучшем случае только сиг-
налы, и я вправе даже усомниться, существует ли действительно что-
либо вне моего сознания.
Отняв у природы все ее сокровища и включив их в состав субъекта,
эти теории обесценивают мир и в то же время вовсе не обогащают
субъекта: утверждая, что голубой цвет неба, синева моря» изумрудная
зелень листвы, шум морского прибоя, аромат магнолий существуют
лишь во мне, как мои субъективно-психические состояния, я отнимаю
у природы ее значительность и безграничную жизненную мощь, однако
сам титанической силы не приобретаю,
Но вот являются на сцену философские школы, возвращающие
природе ее жизненную содержательность и динамичность, а вместе с тем
видящие и самого субъекта, как живое, творчески активное существо;
там в нескольких метрах от меня синеет сам океан; медленно набегает на
берег и шуршит, опадая на песок, сама прохладная влага, и ароматом
магнолий действительно напоен весь воздух. А когда дети резвятся,
играя в прятки, и кричат от восторга, в этих звуках смеха и криках сам
восторг их наличествует в моем сознании; если же один из них прищемит
палец дверью и громко, жалостно заплачет, само подлинное страдание
его вступает в мое сознание.
В русской литературе зародыши учения о знании, как непосредствен-
ном постижении самой действительности, восходят к славянофилам
И. Киреевскому и А. Хомякову 1; систематически оно было разработано
затем в философии Вл. Соловьева, построившего сложное учение об
истине как результате эмпирического, рационального и мистического
(вводящего в сферу самой транссубъективной реальности) познавания.
Далее, в начале этого века учение о знании как интуиции подвергнуто
разработке мною под именем интуитивизма; труд этот был предпринят
мною в связи с учениями Шеллинга и Гегеля, а не Вл. Соловьева,
и только тогда, когда я перешел от гносеологии к метафизике, мною
были осознаны многие черты родства моих взглядов с учениями
Вл. Соловьева. Своеобразная форма интуитивизма развита, далее,
в книге Франка «Предмет знания», которую автор рассматривает как
систему не только гносеологии, но и онтологии, выясняющей метафизи-
ческие условия возможности интуиции. Наконец, недавно в Москве
напечатан сборник статей Б. Бабынина, Ф. Бережкова, А. Огнева
и П. Попова под заглавием «Пути реализма» (М., 1926). Авторы сбор-
ника называют свое направление интуитивистическим реализмом.
1 См. статью Э. Радлова: «Теория знания славянофилов». Журн. Мин. Нар. Просв.,
февраль, 1916.
139
Учение о знании предмета в подлиннике развито также представи-
телями англо-американского неореализма. В форме, наиболее близкой
к русскому интуитивизму, оно осуществлено в английской литературе,
напр. у С. Александера и Дж. Лэрда 1. В американской литературе глав-
ными представителями неореализма следует считать авторов сборника
«The New Realism» (1912). E. Holt, W. Marwin, W. Montague, R. Perry,
W. Pitkin, E. Spaulding 2.
Во Франции иррационалистический интуитивизм блестяще представ-
лен философией Бергсона. В Германии можно указать два глубоко
отличные друг от друга вида учения о знании предмета в подлиннике:
философию Ремке и учения М. Шелера, развиваемые им, поскольку речь
идет о гносеологии, в связи с интенционализмом Гуссерля. Далеко
вперед зашел по этому пути П. Липке, преобразующий феноменологию
переживаний Гуссерля в феноменологию предметов и сам называющий
эту дисциплину онтологическою. Своеобразный интуитивизм развит
также Э. Бартелем 3.
Струя интуитивизма, идущая от Аристотеля через средневековую
философию вплоть до современной неосхоластики, по-видимому, никог-
да не замирала в истории философии. Ученый бенедиктинец Гредт,
защищающий это направление под именем естественного реализма,
дает в своей ценной книге «Unsere Aussenwelt» перечень современных
неосхоластиков, примыкающих к нему 4.
Обоснование учения о том, что в восприятии предмет дан в подлин-
нике, производится весьма различно разными философскими школами.
Мой метод состоит в следующем. Исследуя докантовский эмпиризм,
рационализм и кантовский критицизм, я нахожу в основе всех этих
гносеологических направлений две предпосылки, именно, что все содер-
жания сознания суть индивидуально-психические состояния и что содер-
жание чувственного восприятия производится причинным воздействием
предмета на тело субъекта. Отказавшись от этих предпосылок, я анали-
зирую состав сознания при восприятии и познавании, описываю наблюда-
емые оттенки элементов сознания, обыкновенно игнорируемые под
влиянием ложных предпосылок, и устанавливаю понятия, в которых
мыслятся различные найденные стороны строения сознания. Конечно,
лишь состав всего учения выясняет, что значат слова «наблюдать»,
«мыслить», «установить понятие» и т. п.
Положим, я вижу и осязаю ствол березы и высказываю знание,
считаемое мною истиною: «кора этой березы — белая, твердая». Или,
положим, на вопрос: «Какое у вас есть наиболее сильное желание
в настоящее время?» — я отвечаю: «Я хочу услышать исполнение Шаля-
пиным Бориса Годунова, и это мое желание наиболее напряженное» или
на вопрос: «Что вас так обрадовало?» — я отвечаю: «Я доволен тем, что
удалось решить трудную математическую задачу». Во всех трех случаях
высказывания суждений я нахожу, подвергнув наблюдению и анализу
1 S. Alexander, Space, Time and Deity, 1920; J. Laird, A Study in Realism, 1920. См. об
английском реализме R. Kremer, La theorie de la connaissance chez les neo-realistes anglais, 1928.
2 Об американском неореализме см. R. Kremer, Le neo-realisme americain, 1920.
3 J. Rehmke, Philosophie als Grundwissenschaft, 1911; его же, Logik oder Philosophie als
Wissenslehre, 2 изд., 1923.
M. Scheler, Zur Phanomenologie und Theorie der Sympathiegefuhle, 1913, в новом издании
эта книга озаглавлена «Wesen und Formen der Sympathie», 1923; его же «Formalismus in der
Ethik und die materiale Wertethik», 1921 (эмоциональный интуитивизм в аксиологии) и др.
P. F. Linke, Grundfragen der Wahrnehmungslehre, 2 изд., 1929, стр. 384. E. Barthel, Die Welt als
Spannung und Rhythmus, 1928; Vorstellung und Denken, 1931.
4 J. Gredt, Unsere Aussenwelt. Eine Untersuchung uber den gegenstandichen Wert der
Sinneserkenntnis, 1921, см. стр. 23, 29 с., 33 с.
140
состав сознания, что в нем наличествуют: 1) сознающий субъект — я;
2) сознаваемый объект — кора березы, мое хотение, мое удовлетворе-
ние; 3) отношение между субъектом и объектом.
Когда я вполне поглощен восприятием объекта, напр. с интересом
наблюдаю на коре березы муравьев, доящих тлей, мое я, т. е. субъект,
исчезает из области наблюдаемого совершенно. Однако, как только
я начну наблюдать состав сознания, я тотчас найду в нем не только
муравьев, но и свое я, как наблюдающее муравьев с интересом.
Философы, стремящиеся упростить состав мира и питающие от-
вращение к таким своеобразным элементам его, как я, утверждают, что
очень часто, а может быть, и всегда думание должно быть описываемо
словами «думается», а не «я думаю». Что такие оттенки душевной
действительно существуют, я вовсе не отрицаю; вся моя книга «Основ-
ные учения психологии с точки зрения волюнтаризма» построена на
изучении их. Можно даже предпринять не безопасный эксперимент
такой стилизации своей душевной жизни, такого выпускания вожжей из
своих рук и предоставления душевных функций кому-то другому или
другим, что большинство перемен будет возникать в форме «думается»,
«мелькнуло в уме», «хочется» и т. п. Однако и в таком сознании нетруд-
но найти я, которое «имеет в виду» все эти «думается», «хочется» и т, п.
Чтобы стилизовать так свою душевную жизнь, нужно прекратить функ-
ции «я думаю», «я хочу» и т. п., но необходимо сохранить хотя бы в виде
спорадических проявлений одну наименее активную функцию: я имею
в виду все эти «думается», «хочется» и т. п.; если бы и эта функция
с одним и тем же я в центре ее была прекращена, не было бы единства
сознания.
Присмотримся теперь к объектам сознания и тому, что может быть
найдено в них и может стать объектом в новых высказываниях истины
(кора, ее белизна, ее твердость и т. п.; мое хотение, мое удовлетворение,
мое усилие при отталкивании обрубка березы и т. п. ). Обратим внима-
ние на различие между такими объектами, как мое хотение, удовлетворе-
ние, усилие, и такими, как кора, белизна, твердость. Мое хотение,
удовлетворение, усилие непосредственно наблюдаются мною, как ин-
тимно связанные с моим я, субъектом сознания: это я сам хочу, удовлет-
ворен, усиливаюсь. Каждое из названных событий есть нечто «мое»:
это — мои проявления, действия, переживания; в них —жизнь моего я.
Иное дело — кора, белизна, твердость, движение ее (напр., падение куска
коры со ствола березы на землю): это— нечто чуждое мне: «данное
мне» извне, а не мое проявление. Опираясь на это непосредственно
усматриваемое очевидное различие, я говорю, что эти предметы и собы-
тия суть для меня внешний мир, а мои хотения, чувства, усилия — мой
внутренний мир.
Слова «внешний» и «внутренний» не имеют здесь, конечно, простра-
нственного значения. Кто привык наблюдать предметы, не имеющие
пространственного оформления, тот безбоязненно пользуется такими
словами в метафорическом смысле, не опасаясь, как Ремке и его школа,
искажения своей мысли.
Можно назвать также эти два царства бытия с точки зрения субъекта
словами: транссубъективный и субъективный мир.
Наблюдаемая мною кора, белизна, твердость, скажут многие фило-
софы, имманентна моему сознанию, следовательно, она есть уже эле-
мент моего субъективного, а не транссубъективного (внешнего) мира. На
это, замечание можно возразить следующим образом. Существует, коне-
чно, связь между моим я и находящеюся в моем сознании березою.
141
Но какова эта связь? — Береза связана с моим я в данном случае только
предмет моего наблюдения; своеобразная связь ее с моим я (природа
этой связи будет рассматриваться позже) такова, что дает мне возмож-
ность направить на нее акт моего внимания, но эта связь не настолько
тесная, чтобы я мог назвать березу своим проявлением. Иное дело
«мои» хотения, чувства, усилия и т. п.: они принадлежат моему я как
проявления его. Для них, как это хорошо выразил Линке, связь с я есть
«закон их сущности». Это их эйдетическая структура и, если я, наблюдая
свои переживания, не замечаю своего я, этот случай подобен тому, как,
напр., наблюдая пространственную форму предмета, я могу не заме-
тить» какова его величина, из чего, однако, не следует, будто величины
у этом формы вовсе не было 1.
Здесь уместно вспомнить давно уже выработанное философиею по-
нятие субстанции и ее принадлежностей (акциденций). Одно и то же
я есть творческий источник и носитель различных своих проявлений во
времени; я есть субстанция, а хотения, чувства и т. п. проявления суть
акциденции. — Чтобы подчеркнуть, что хотения и чувства не пассивно
наложены на я, а суть живые действования я, в дальнейшем будем
называть его не субстанциею (это слово наводит на мысль, будто
предмет, обозначаемый им, есть какая-то отвлеченность, вроде матема-
тических идей), а субстанциальным деятелем.
Итак, «данное мне» в сознании связано с моим я только как предмет,
доступный наблюдению, а «мои» проявления связаны с я и как предмет
наблюдения, и, более того, как принадлежности я, как моменты его
бытия. «Данное мне» тоже может иметь своего носителя, тоже может
быть принадлежностью, но не моего я, напр. белизна, твердость непо-
средственно наблюдаются как принадлежность коры. Когда я сгибаю
ветвь березы, я непосредственно наблюдаю, как моему усилию сопроти-
вляется противоусилие ветви. Правда, во многих случаях с трудом
можно установить, какие элементы «данного мне» суть проявления
каких субстанциальных деятелей, но нет никакого сомнения в том, что
основной принцип строения всего «данного мне» тот же, что и принцип
строения моей субъективной жизни: «данное мне» состоит тоже из
субстанциальных деятелей и их принадлежностей. «Мои» проявления
образуют сферу бытия моего я как своеобразного индивидуума; блеск,
жгучая теплота и т. п. суть проявления этого пылающего угля; радост-
ный лай, виляние хвостом и т. п. суть проявления подбегающей ко мне
собаки; пылающий уголь, лающая собака суть иные, чем я, резко
отличные от меня сферы индивидуального бытия, что не мешает им ярко
наличествовать в моем сознании.
Опираясь на описанные наблюдения, можно формулировать следу-
ющее различение: имманентность сознанию не есть еще имманентность
субъекту сознания (т. е. не есть еще принадлежность к составу бытия
субъекта, к составу его индивидуальности). Сознаваемые «мои» проявле-
ния (чувства, хотения и т. п. ) имманентны сознанию, но этого мало, они
еще имманентны и субъекту сознания (они суть моменты моего бытия).
Сознаваемые «данные мне» предметы (дерево, собака и т. п. ) имманент-
ны сознанию, но трансцендентны субъекту сознания (по своему бытию
находятся вне состава бытия моего я). Имманентность чужого бытия
моему сознанию есть вступление предмета в кругозор моего сознания,
не превращающее чужого бытия в мое состояние, в мой психический
процесс. Сознавание есть деятельность субъекта, способная вывести его
1 P. F. Linke, Grandfragen der Wahrnehmungslehre, 2 изд., § 38, стр. 110.
142
за пределы его индивидуальности. Сознание, как целое, содержащее
в себе субъект и объект, принадлежащий к области «данного мне», есть
нечто сверхиндивидуальное, объемлющее, по крайней мере, две, а то
и более индивидуальности.
До сих пор, разграничивая в сознании субъективный и транссубъек-
тивный мир, мы сосредоточивались на тех оттенках и элементах опыта,
которые выражены выше словами «мой» и «данный мне», субстанциаль-
ный носитель, деятель и принадлежности его, В состав этих понятий,
входило уже также и понятие зависимости, и именно причинной зависимо-
сти. Следуя своему методу, займемся понятиями причины и действия,
чтобы также и для них найти материал в опыте. «Мои» чувства, «мои»
хотения, «мое» усилие оттолкнуть тяжелый предмет причинно зависят
от моего я: они в опыте непосредственно переживаются, как мои деист-
вования. Я, как субстанция, — источник их, причина, а они действия.
Нередко одно свое проявление я считаю причиною другого: напр.,
переходя через улицу и видя приближающийся автомобиль, я опасаюсь
быть раздавленным и потому решаю отступить назад. Мое опасение,
говорим мы, есть причина моего решения отступить. Это несколько
неточно: опасение и решение существуют не самостоятельно, а как
проявления моего я и тесная связь между этими двумя событиями, связь
действования есть проявление не их, а все того же моего я: не опасение,
а я, поскольку я опасаюсь, являюсь причиною решения. В сложной ткани
моей душевной жизни эти два события интимно связаны непосредствен-
ным переживанием, свидетельствующим, что я произвожу решение, как
опасающийся. Причинная связь есть именно прежде всего связь порож-
дения, осуществленная действованием, исходящим от субстанциального
деятеля; а такая черта ее, как правильность, т. е. однообразная повтори-
мость, производна и вовсе не необходима 1.
Поставим теперь вопрос, есть ли воспринятость белизны коры,
твердости ее и т. п. — зависимость белизны и твердости от моего я.
Конечно, восприятие не может быть осуществлено без некоторых актов
я: в его составе всегда есть акт внимания и акт сопоставления, охватыва-
ния сразу нескольких предметов (принимающий иногда характер со-
знательного сравнивания), откуда возникает различение и отожествле-
|
Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 |
