предмет, который задел своим влиянием мое тело. В результате этого
направления внимания, этого чисто духовного акта, получается знание,
именно созерцание самого подлинного предмета внешнего мира; основ-
ное условие этого непосредственного созерцания есть координация субъ-
екта и объекта, учение о которой развито в первой главе.
Мое учение о восприятии содержит в себе сочетание того, что
действительно установлено физикою и физиологиею, с тем, что подле-
жит анализу гносеолога, исследующего строение сознания и знания.
В. самом деле, в восприятии есть центростремительный ток причинных
1 Начало таким соображениям положил Лотце в своей «Metaphysik», стр. 508 *; см.
также Я. Schwarz, Die Wahrnehmungsproblem von Standpunkte des Physikers, des Physiologen
und des Philosophen, стр. 337—380, 1892.
162
влияний предмета на тело субъекта и центробежный ток интенциональ-
ного имения в виду предмета субъектом, возможный благодаря изна-
чальной непричинной координации субъекта и предмета.
Центробежный * ток от предмета вплоть до центров коры больших
полушарий, в случае, напр., исполнения арии артистом состоит из
физиологических, затем физических ж, наконец, опять физиологических
движений, которые на каждой своей ступени пронизаны чувственными
качествами, отчасти сходными, отчасти, может быть, весьма различ-
ными. Во всяком случае, однако, звучание входит в состав и колебаний
голосовых связок артиста, и колебаний воздушных волн, мчащихся от
его тела по всем направлениям, и колебаний барабанной перепонки
слушателя.
Звучание, развивающееся в самом теле слушателя в связи с колеба-
ниями частиц его тела, есть его внутрителесное ощущение, есть чувствен-
ное качество, принадлежащее его психофизической индивидуальности;
оно может быть более или менее близким к его я, в некоторых случаях
входящим даже в сферу его проявлений, а в других — образующим уже
внешний для я, хотя и внутрителесный, мир. Но звучание в воздушной
среде и в теле артиста есть для слушателя нечто вполне транссубъектив-
ное, начисто принадлежащее к внешнему миру.
Конечное звено центростремительного ряда, физиологический про-
цесс в слуховых центрах височной области есть стимул, побуждающий
субъекта к центробежному акту, именно к духовному акту слушания,
к сознаванию, сопутствуемому опознанием. Акт опознания направлен
вовсе не на все, что есть в центростремительном ряду: в случае развитого
восприятия того типа, какой присущ человеку, внимание субъекта и опо-
знание сосредоточивается на первоначальном звене процесса, на пред-
мете, вызвавшем его, в данном случае примере — на поющем артисте.
Таким образом, даже и чувственное восприятие, несмотря на участие
в его возникновении раздражений органов чувств и несмотря на наличие
в нем внутрителесных ощущений субъекта, есть преимущественно духо-
вный акт, умственное созерцание хотя бы и чувственных качеств, но
таких, которые принадлежат чужой чувственной сфере; к тому же и созе-
рцаются они в связи с нечувственным бытием или, по крайней мере,
в связи с нечувственными аспектами бытия. Интуиции, которая была бы
только чувственною, совсем не бывает, как это будет все более выяснять-
ся в дальнейшем исследовании.
Сосредоточивая свои акты опознания на внешнем предмете, а не на
физиологическом процессе в своем теле, человек поступает в высокой
степени целесообразно с биологической точки зрения: для целей самосо-
хранения в громадном большинстве случаев нужно восприятие внешнего
предмета. Умение субъекта выделять из всего, что координировано
с ним и переживается им в предсознании, преимущественно тех пред-
метов, которые могут быть опасными или полезными для его жизни,
вероятно, выработано в течение всего процесса эволюции. Положим,
ученый сидит за письменным столом, занятый писанием статьи; вдруг
в поле его зрения на периферии его сетчатки что-то блеснуло; тотчас
совершается ряд рефлекторных и инстинктивных актов, поворачивание
головы, конвергенция зрительных осей, аккомодация хрусталика ж т. п.;
они создают условия, наиболее благоприятные для зрительного воспри-
ятия, которые дают знать, что выпал уголек из топящейся печи, может
загореться ковер, надо принять меры против этой опасности. Из всего
множества событий, происходящих в мире, субъектом выделено именно
это, как наиболее значительное для него в данную минуту, и внимание
163
его в высшей степени целесообразно направляется на первоначальное
звено центростремительного ряда, на сам предмет внешнего мира.
Восприятия примитивных организмов, вероятно, имеют в значитель-
ной мере иное строение. Какая-нибудь морская анемона, усиливающая
своих щупальцев в случае прикосновения к ней питательных
веществ, тоже имеет дело со сложным центростремительным рядом
процессов, начинающимся во внешнем мире и кончающимся внутри ее
тела, но она сосредоточивается в этом ряду, вероятно, лишь на послед-
нем его звене, на своих внутрителесных ощущениях и производит свои
движения сообразно своим ощущениям. Это — типично чувственная
жизнь, приспособленная лишь к ближайшей среде.
Как бы ни была высоко развита духовная жизнь субъекта и способ-
ность его отвлекаться от своей чувственности, сосредоточивая внимание
на самом предмете внешнего мира, все же, так как субъект координиро-
ван со всеми звеньями центростремительного процесса, он в принципе
обладает способностью опознавать любой из отрезков процесса. Под-
тверждением этому служат ценные наблюдения Г. Вернера, изложенные
в статье «Untersuchungen uber Empfindung und Empfinden» 1.
Основываясь на экспериментах над восприятием тонов, напр., на
рояле, он устанавливает следующие четыре вида восприятия: 1) иногда
тон воспринимается совершенно вне субъекта, в инструменте, как внеш -
ний предмет, вещь (Gegenstandston); 2) в других случаях вещность ис-
чезает, тон воспринимается как нечто распространяющееся в простран-
стве (Raumton); 3) далее, тон иногда звучит в самом слышащем субъек-
те, он наполняет его, само я стало скрипкою, колоколом, и т. п.;
4) наконец, трудно достижимая фаза восприятия состоит в недифферен-
цированнсти субъективного и объективного характера. Аналогичные
наблюдения произвел над восприятием цветов Катц 2.
Чем более мы переходим от восприятия внешнего предмета к субъек-
тивному ощущению, к области витально-телесного, динамически-телес-
ного переживания, тем более, говорит Вернер, обнаруживается родство
чувств, синестезия: тон светится, цвет звучит и т. п. (162).
Особенно наглядным примером способности субъекта сосредоточи-
вать внимание и опознание на различных звеньях длинного центростре-
мительного ряда может служить ощупывание палкою твердого пред-
мета, напр. когда мы входим в воду и, не зная дна, подвигаемся вперед,
дотрагиваясь до дна палкою. Весьма целесообразно мы воспринимаем
при этом сопротивление и неровности самого дна, камней на нем и т. п.
Но можно перенести акт внимания и опознания также на тот конец
палки, который прикасается к моей руке; тогда я воспринимаю со-
противление палки руке; мало того, я могу сосредоточиться даже и на
своих внутрителесных ощущениях, напр. на суставных ощущениях в лок-
тевом суставе, на своих мускульных напряжениях и т. п., т. е. на том
звене ряда, которое единственно учитывается старою субъективистиче-
скою теориею восприятия сопротивления.
Согласно интуитивизму все эти виды восприятия в направлении от
субъективного переживания к транссубъектдвной вещи суть не ступени
объектирования субъектом своих состояний, а ступени действительного
выхода его за пределы себя, ступени развития духовной дальнозоркости
духовного видения. Одуховление восприятия на этом пути выражается,
между прочим, в том, что в состав его входит все большее количество
1 Zeitschr. fur Psych. I. Abth., 1930. Bd. 114.
2 Katz. Erscheinungsweisen der Farben, Z. fur Psych., Eiganzungsband VII, 1909.
164
нечувственных элементов — вещность, пространственная и временная
форма, пространственные и временные отношения, количественные от-
ношения и т. п.; даже сами чувственные качества наличествуют в во-
сприятии, обыкновенно уже не в изменчивой, моментальной фазе своего
конкретного существования, а в общей, более или менее устойчивой,
абстрактной своей основе (не «эта» красность с изменчивыми бликами
и оттенками, а красность вообще и т. п. ). В этом переходе от внутри-
телесных чувственных переживаний к транссубъективной вещи все более
обнаруживаются различные виды духовного видения, духовного слы-
шания и т. п.
Если физиологическое раздражение есть только стимул» подстре-
кающий субъекта к духовному акту созерцания, то неудивительно, что
нет строго постоянного соотношения между физиологическим процес-
сом и составом восприятия (школа «структурной» психологии,
Gestaltpsychologie, также отвергает постоянство отношения между раз-
дражением и ощущением, правда, в ином смысле, чем эта мысль развита
здесь). Мало того, можно даже допустить возникновение созерцания, не
обусловленное никакими материальными раздражениями или вызванное
физическими воздействиями резко иного типа, чем нормальные. Впро-
чем, об этих вопросах речь предстоит впереди. Теперь же вернемся
к указанным выше трем группам фактов, приводимым в защиту субъек-
тивности чувственных качеств.
Первые две группы фактов, именно восприятие одного и того же
вида чувственных качеств при действии различных раздражений на
и тот же орган чувств и, наоборот, восприятие различных чувственных
качеств при действии одного и того же раздражения на различные
органы чувств, мы объяснили тем, что процесс в материальной среде
сложен, он содержит в себе одновременно множество чувственных ка-
честв и восприятие есть выборка из этого множества то одной, то другой
слагаемой его: по поводу раздражения сетчатки — выборка света, по
поводу раздражения слухового аппарата — выборка звука, по поводу
раздражения осязательного аппарата — выборка давления и т. п. Мон-
тэгю сравнивает эту выборку с вибрированием то одних, то других
струн арфы в ответ на различные звуки 1.
Третья группа фактов, именно неодинаковое восприятие одного
и того же предмета различными наблюдателями, объясняется опять-
таки тем, что восприятие есть выборка: из сложного состава внешнего
предмета один наблюдатель выбирает и опознает одну сторону его,
а другой — другую. Акты выбирания субъективны, но выбираемое
транссубъективно. Поясним это путем рассмотрения некоторых случаев
цветовой слепоты.
Каждый хроматический цвет содержит в себе примесь ахроматичес-
кого цвета, примесь белизны и черноты, т. е. серости. Чернота есть
чувственное для себя бытие какой-то онтологической неполноты мате-
риального процесса; наоборот, белизна есть чувственное для себя бытие
соответствующей полноты. В большинстве случаев имеется несовершен-
ная полнота, серость различных степеней. Физиологический стимул,
побуждающий субъекта к восприятию оттенков серости, может возник-
нуть в зрительном: аппарате без связи со стимулом, побуждающим
к восприятию хроматических цветов. Тогда субъект воспринимает все
цветовые различия предметов так, как их передает фотография, —
1 См. также Perry, Present Philos. Tendencies, 300 с., также и др. неореалисты; Alexander,
Т. П. 90 сс., также и другие реалисты.
165
только как различные степени светлости. Каждый из нас переживает
такую полную цветовую слепоту при «сумеречном» видении, т. е. тогда,
когда рассматривает предметы при очень слабом освещении, глазом,
приспособленным к темноте. Согласно теории Криса, приспособление
глаза к темноте состоит в том, что в сетчатке выключается деятельность
аппарата колбочек и включается аппарат палочек (напр., может быть,
благодаря тому, что зрительный пурпур накопляется в палочках только
при слабом освещении). Таким образом, у нас есть два зрительных
аппарата — дневной и сумеречный. Физиологический стимул сумереч-
ного аппарата побуждает субъекта к выборке только ахроматических
слагаемых из сложной цветности предметов.
При ненормальном строении глаза такое обеднение восприятия мо-
жет произойти также и в дневном зрительном аппарате; тогда мы имеем
дело с полною цветовою слепотою и при дневном видении. Есть и такие
случаи, когда субъект воспринимает лишь в некотором отрезке спектра
только его ахроматическую слагаемую, а в остальных частях спектра
видит нормально хроматические цвета с нормальною примесью ах-
роматического цвета. Таков, напр., случай проф. Ф. Шумана, описыва-
емый Г, Мюллером под именем «сингулярной внутренней цветовой
слепоты» (слово «сингулярный» указывает на то, что здесь имеется
выпадение только одного из четырех основных цветов). В том отрезке
спектра, где лица с нормальным зрением видят чисто зеленый цвет,
Ф. Шуман находит только серый цвет 1.
Всякий хроматический цвет сложен в том смысле, что содержит
в себе примесь ахроматического. Но этого мало, опираясь на восприятия
лиц с нормальным зрением, можно допустить, что волны даже и одной
определенной длины, как процесс все же сложный, многосторонний,
пронизаны всегда не одним, а множеством хроматических содержаний;
и то обстоятельство, что нормальный глаз воспринимает в определен-
ном месте спектра желтизну без всякой примеси красноты и зелености,
синеву без всякой примеси зелености и фиолетовости, может быть
истолковано уже как обеднение восприятия, как выборка из сложного
цветового содержания волны. Еще более обедненную выборку произ-
водит глаз лица, имеющего тот наиболее распространенный недостаток,
который называется Rotgrunblindheit (в форме протанопии и дейтерано-
пии) и состоит в том, что все длинные волны спектра от красного до
зеленого включительно воспринимаются как желтые без красноты и зе-
лености. Все подобные явления цветовой слепоты объясняются, согласно
теории Г. Мюллера, выпадением того или другого физиологического
процесса в сетчатке или в нервном зрительном пути (в зависимости от
этого различия цветовая слепота называется внешнею или внутреннею).
Реалистическая теория восприятия, отстаиваемая интуитивизмом, рас-
сматривает такое выпадение физиологического процесса как выпадение
стимула, сосредоточивающего внимание и опознание субъекта на транс-
субъективной эстетической слагаемой, наличной в волне данной длины.
Бывают случаи цветовой слепоты более простые, обусловленные
тем, что перед сетчатою оболочкою или в ней находится какое-либо
вещество (напр., вследствие кровоизлияния в глазу), поглощающее вол-
ны определенной длины и, таким образом, препятствующее видению их.
Такая выборка, изменяющая наши зрительные восприятия, может про-
изойти не только внутри глаза, но уже и вне тела субъекта в среде между
1 G. S. Muller, Darstellung und Erklarung der verschiedenen Typen der Farbenblindheit, 1924,
стр. 23—29.
166
субъектом и глазом. Так, напр., влияют цветные очки. Точно так же
можно объяснить голубую дымку отдаленных гор: большая толща
атмосферы поглощает более длинные волны и до глаза субъекта до-
ходит преимущественно голубая слагаемая его окраски.
Согласно учению, отстаиваемому мною, светящиеся и освещенные
предметы изобилуют чрезвычайным богатством красок, которые не
мозаично существуют рядом, а взаимопроникают друг друга, просвечи-
вая одна через другую, что не содержит в себе никакого противоречия,
так как при этом ни один цвет сам в себе не перестает быть самим собою
(вроде того, как один и тот же объем может быть пронизан и цветом,
и ароматом, и теплотою, которые не перестают от этого быть сами
собою). Представив себе в художественной фантазии окружающую нас
пышность бытия, молодой философ (безвременно погиб-
ший в условиях гражданской войны) воскликнул: «Это — Индия бытия».
Из этого неисчерпаемого богатства глаз выбирает для нашего воспри-
ятия только ничтожные обрывки, годные для практической цели
ориентировки в среде. Если бы человек мог сличить действительную
сложность предмета с воспринимаемым и опознаваемым обрывком его,
он был бы потрясен скудостью своего знания. Однако, как ни велико
различие между полнотою предмета в действительности и в воспринято-
сти, все же здесь не заблуждение, а только обеднение. Отрицательная
ошибка, собственно, не есть ошибка, говорит Гредт: «Если субъект,
слепой в отношении к красному цвету, видит фиолетовый предмет синим
и судит, что он синий, это суждение — истинное, так как предмет —
действительно синий. Конечно, он не только синий, он также и красный.
Именно, он красно-синий, т. е. фиолетовый» 1. Имея в виду неполноту
восприятия, Александер различает вещь и ее «реальные явления»
(realappearances) в уме, как ее «частичные откровения» уму (II, 184).
Приведенными примерами в достаточной степени выяснен важней-
ший источник различия в восприятии одного и того же предмета различ-
ными субъектами или даже одним и тем же субъектом в разное время:
это различие выборки, производимой субъектами из состава предмета.
Второе, также весьма существенное условие различия восприятий
одного и того же предмета в различных условиях заключается в следу-
ющем: некоторые свойства чувственно воспринимаемого предмета суще-
ствуют в нем не абсолютно и даже не в отношении к ближайшей
окружающей его среде, а в отношении к телу воспринимающего субъек-
та или в отношении к другим, не смежным с ним телам. Назовем также
свойства предмета перспективными и приступим к рассмотрению их.
3. Перспективные и вообще относительные свойства
чувственно воспринимаемого предмета
В моей книге «Мир как органическое целое» давно уже высказаны
следующие соображения о перспективности и тем не менее транссубъек-
тивности пространственных форм чувственно воспринимаемого пред-
мета. «Пространственная форма вещи (материальной частицы или груп-
пы частиц), обусловленная непроницаемостью, существует не иначе как
во взаимоотношении со средою. Эта мысль столь проста и очевидна, что
вряд ли кто-либо в наше время отвергает ее. Поэтому не будем останав-
ливаться на ней и перейдем к. гораздо более замечательной стороне
1 Gredt. Unsere Aussenwelt, стр. 186.
167
относительности пространственных форм. Возьмем в виде примера по-
верхность письменного стола. Если наблюдать ее с потолка комнаты,
она имеет приблизительно форму прямоугольника; если стать перед
столом, то его поверхность будет иметь приблизительно характер трапе-
ции, сбоку с угла она — параллелограмм с двумя острыми и двумя
углами и т. п. до бесконечности. Эта множественность простра-
нственных форм одного и того же предмета рассматривается обыкновен-
но как нечто субъективное. Согласно учениям таких эмпиристов, как,
напр., Локк, сама по себе форма поверхности стола одна, но в воспри-
ятии, как субъективный образ, она различна и множественна в зависимо-
сти от положений наблюдателя, В действительности, однако, у нас нет
оснований одну из форм предпочесть всем остальным и при-
знать только ее за транссубъективную, низводя все остальные на степень
лишь субъективных образов. В самом деле, не только в отношении
к. глазу наблюдателя, но и в отношении к другим предметам материаль-
ной среды поверхность стола действенна в различных формах и меняет
свое действие при смене относительного положения: не только для глаза,
смотрящего сверху, но и для потолка поверхность стола есть прямо-
угольник, потому что она, напр., отбрасывает на потолок лучи, как
прямоугольник, а для стенки шкафа, стоящего сбоку против угла стола,
поверхность его есть не прямоугольный параллелограмм и соответст-
венно этой своей форме она отбрасывает на него лучи и т. п. Итак, все
описанные пространственные формы принадлежат поверхности стола, и,
следовательно, она есть бесконечно многоликий предмет.
Одному из этих ликов, именно тому, который существует в отноше-
нии к нашему ощупыванию предмета (в данном случае это прямоуголь-
ник), мы отдаем предпочтение, считая лишь его транссубъективным, но
это — предрассудок: на деле все они одинаково транссубъективны.
В первую секунду такое заявление кажется противоречивым и потому
нелепым. Но, отдав себе ясный отчет в том, что многоликость присуща
предмету не в одном и том же, а в разных отношениях к среде,
приходится признать, что никакого противоречия высказанное положе-
ние не заключает в себе и, как бы оно ни переворачивало все привычные
нам представления о мире, оно не может быть ниспровергнуто ссылкою
на формальную логическую несостоятельность его. Вообще, надо заме-
тить, что наш ум коснеет в сфере рутинных обедненных представлений
о мире и, когда нам внезапно открывается бесконечное богатство каж-
дого предмета и совмещение в нем чрезвычайного множества проти-
воположных друг другу свойств, нам кажется, будто закон противоречия
поколеблен. На деле это означает лишь, что у нас неточное представле-
ние об этом законе или неправильное представление о способе совмеще-
ния противоположностей в предмете» 1.
Монтэгю называет такой реализм релятивистическим объективиз-
мом; отличие его «от традиционного феноменализма состоит, — говорит
он, — в том, что он объясняет относительность опыта в восприятии
скорее в физических, чем в психических терминах». Положим, стоя на
задней платформе поезда и смотря на рельсы, мы видим их не парал-
лельными, а сходящимися. «Крайний реалист, — говорит Монтэгю, —
смотрел бы на это схождение рельс как на реально независимое от
наблюдателя; умеренный реалист считал бы его вовсе не реальным во
внешнем мире, он истолковывал бы его как искаженный умственный
1 Мир как органическое целое, стр. 109 сс.; первоначально напечатано в «Вопр. фил.
и псих. », 1915 *.
168
образ, причиненный внешними параллельными рельсами; а сторонник релятивистического объективизма утверждает, что сходящие рельсы суть нечто столь же «физическое», «внешнее» и «объективное», как и параллельные рельсы; но и та и другая пара рельс не зависима *, не абсолютна, а соотносительна с определенным контекстом. Одни и те же рельсы в одном контексте параллельны, в другом — сходятся и в третьем, быть может, расходятся. И все это это может быть объяснено в терминах чисто физических (оптических) законов, без ссылки на психи-
ческий фактор или ум субъекта. Если бы на месте человеческого глаза была поставлена фотографическая пластинка, результат получился бы аналогичный, если не тожественный» 1.
Признавая пространственную многоликость предмета, естественно
все же одну из его форм и величин выделять как основную, а другие
считать производными, перспективными: основная пространственная
форма и величина предмета — та, которая принадлежит ему в отноше -
нии к окружающей, давящей на него среде: форма поверхности серебря-
ной монеты в отношении к давящей на него атмосфере — круглая,
а в отношении к дверце шкафа, на которую она отражает лучи света (или
в отношении к моему глазу), она — эллиптическая; круглая форма —
основная, эллиптическая — производная, перспективная.
Основная форма и величина предмета тажже не абсолютна: она
существует не иначе как в отношении к давящей на предают, окружа-
ющей его среде. Если мы выделяем ее из всех форм и велечин предмета
как основную, это оправдывается тем, что она обусловлена наиболее
непосредственным динамическим взаимодействием предмета и среды, из
знания о ней вытекают наиболее важные следствия, наиболее ценные
и теоретически, и практически.
Утверждение транссубъективности всех пространственных ликов
предмета на первых порах трудно понять: они кажутся несовместимыми
в одном и том же пространстве. Это затруднение возникает вследствие
недоразумения, именно в том случае, если мы воображаем, будто учение
о реальности всех перспективных форм есть утверждение пребывания их
в объеме предмета так, как если бы все эти формы были основные, т. е.
находились в системе предмета и давящей на него среды; между тем,
в действительности данная перспективная форма существует в иной
системе, именно в системе предмета и вещи, удаленной от него (напр.,
тела наблюдателя). Стоит обратить на это внимание, и трудность
исчезает, однако при этом не следует впасть в другое заблуждение,
именно обездушить предмет и лишить его самостоятельности, приняв
его за пучок транссубъективных призраков, как это делает Б. Рессель,
утверждающий, что вещь есть «класс ее перспектив». Учение, отстаива-
емое мною, имеет резко иной характер: вещь, напр. серебряная монета,
есть совокупность динамических проявлений группы субстанциальных
деятелей; кроме перспектив и основного чувственного содержания, в ве-
щи есть единство творчески активных субстанциальных деятелей.
Тем не менее даже и основная пространственная форма принадлежит
вещи не иначе как в актах производимого ею отталкивания давящей
на нее среды; следовательно, пространственная форма существует не
иначе как в отношениях друг к другу действований субстанциальных дея-
телей. Отсюда следует, что мир, как целое, не имеет никакой простран-
ственной формы, хотя некоторые части мира в отношении друг к другу
пространственны: в самом деле, мир, как целое, не имеет ничего
1 Montague, The Ways of Knowing, 1925, стр. 243.
169
вне себя, в отношении к чему он мог бы производить отталкивания,
оформленные пространственно 1.
Отсюда, между прочим, следует, что незачем ломать голову над
вопросом, конечен ли бесконечен мир в пространстве: этот вопрос не
смысла, он начисто отпадает, потому что мир, как целое, совсем
не имеет пространственной формы и не находится в пространстве.
Зрительно данное пространство не гомогенно, если иметь в виду
перспективные формы предметов в их большем или меньшем удалении
друг от друга; поскольку же мы имеем в виду основные формы их,
данные в осязательном опыте, оно есть гомогенное евклидовское про-
странство. Пространство зрительного опыта и пространство осязатель-
ного опыта суть не две различные формы, а одно и то же евклидовское
пространство, содержащее в себе на основе гомогенности перспективные
и т. п. негомогенности 2.
Если бы на основе зрительного и кинестетического * опыта, а также
теорий, вроде теории Эйнштейна, пришлось прийти к убеждению, что
движения в природе осуществляются не иначе как по кривым линиям, из
этого еще не следовало бы, что сама пространственная форма крива.
Пространство, представленное в отвлечении от всех содержаний, как чистая
форма, служит основанием для мысленного прослеживания (посредством
интеллектуальной интуиции) такого строения его и таких отношений, в силу
которых каждые две точки в нем соединены идеальною прямою линиею.
Если бы реально полет по этой прямой линии был невозможен, то этот
эмпирический факт означал бы только, что силы субстанциальных деятелей,
проявляющиеся в пространстве, обусловливают кривизну линии полета, но
вовсе не обязывал бы нас мыслить само пространство кривым. Перенос
кривизны на саму пространственную форму так же не правомерен, как
в случае наблюдения движения на поверхности стального шара от точки
А к точке В по кратчайшей линии, кривизна этого движения не лишает нас
права утверждать, что существует еще более краткая идеальная линия,
соединяющая точки А и В, именно евклидовская прямая, но реально
продвинуться по ней невозможно вследствие сопротивления стальной
поверхности. Отношение между строением пространственной формы
и строением реализующихся согласно ей содержаний такое же, как, напр.,
в случае числовой формы и исчисляемых предметов. Критикуя в своей
«Логике» эмпиризм Милля, я давно уже высказывал следующее соображе-
ние; можно «допустить, что в каких-либо своеобразных условиях два и один
камешка, зерна и т. п. при сближении их дают четыре камешка, четыре
зерна и т. п. Но это означало бы лишь, что сами эти вещи при манипуляциях
с ними раскалываются, размножаются, рождаются и т. п., так что. закон
2+1 = 3, обусловливаемый идеальною числовою формою, остается незыб-
лемым, и, производя реальную операцию приближения вещей друг к другу,
мы имеем дело вначале с 2+1, а в конце с 2+1+1» 3.
Возражение, что нечувственное, представление пространства и мыс-
лимое строение его отличны от чувственно наглядного пространства,
несостоятельно: нечувственная наглядная форма пространства извлече-
на, абстрагирована субъектом из чувственного опыта, который, как уже
сказано, никогда не бывает чисто чувственным, всегда представляет
собою сочетание чувственного и нечувственного восприятия.
1 См. «Мир как органическое целое», стр. 105.
2 О тожестве зрительного и осязательного пространства см. Alexander, II, 164 с. О гомогенности см. Linke, Grundfragen der Wahrnehmungslehre, 2 изд., стр. 149.
3 Лосский. Логика. § е изд., 1922 г. ). Подобное рассуждение, можно найти у Линке, стр. 141
170
Нечувственный характер восприятия пространства можно предполо-
жить уже потому, что оно осуществляется в связи, по крайней мере,
с четырьмя чувственными сферами — зрительною, осязательною, кине-
стетическою и органическою. Это предположение превращается в уве-
ренность, если отдать себе отчет в том, что чувственные данные суть
отдельности, усматриваемые по поводу раздражений органа чувств,
а пространственная форма, усматриваемая в связи с этими отделъ-
ностями, далеко выходит за пределы их, она всегда представляется, как
форма данной отдельности (напр., голубого пятна), занимая определен-
ное место в объемлющей его целости пространства 1.
Эта целость, данная во всей полноте в предсознании, осознается
и опознается в дифференцированной форме в связи с чувственными
данными по мере расширения опыта, весьма постепенно, однако всегда
так, что опознанные аспекты целости пространства не могут быть
поняты из одних только обрывков чувственного опыта. Задача инту-
итивизма построить в будущем теорию восприятия пространства, в ко-
торой было бы учтено значение чувственного опыта, напр, значение
кинестетических ощущений для дифференцированного опознания струк-
туры пространства, и которая тем не менее не была бы ни старым
эмпиризмом, ни нативизмом *.
До сих пор речь шла главным образом о перспективности простран-
ственных форм предмета; теперь нужно сказать несколько слов о перс-
пективности или, общее, об относительности места предмета в простра-
нстве. Для рассмотрения этого вопроса обратимся к примеру. Палка,
наполовину всунутая в воду, воспринимается как переломленная. Место
подводной части палки в зрительном опыте иное, в опыте ощупыва-
ния ее рукою. Оно, говорим мы, не соответствует действительности,
восприятие, в котором оно дано, есть иллюзия. Однако не будем торо-
питься говорить об искажении действительности. Поставим сначала
вопрос, что такое место предмета. В основном значении этого слова
место предмета есть положение его в пространстве в отношении к непо-
средственно примыкающей к нему смежной среде. Оно дается субъекту
в опыте охватывания предмета; назовем его гаптическим * местом. От
этого основного места нужно отличать перспективные места предмета,
именно места его с точки зрения той или иной деятельности его в соот-
ношении с моим телом или любым другим не смежным с ним телом;
в данном случае речь идет об оптическом действии его на, мой глаз и,
следовательно, об оптическом месте тела. Оптическое место тела есть то
положение его, в котором оно оптически существует для меня. Только
в том случае, если я не отдаю себе отчета в этой относительности места
и воображаю, будто палка для ощупывания руки будет переломленною,
возникает иллюзия, именно сочетание правильного оптического матери-
ала с представлением гаптического места предмета, не соответствующее
действительности 2. Кто не производит такого сочетания гаптического
места с оптическим, о том нельзя утверждать, будто его восприятие
имеет характер иллюзии.
Аналогичные рассуждения применимы к восприятию предметов
посредством плоских и, кривых зеркал (причем следует учесть еще боль-
шее расхождение между гаптическим и оптическим местом, обусловлен-
1 См. Kries, Allg. Sinnesphysiologie, стр. 146 *. См. также С. Франк. Предмет знания.
Александер считает пространство предметом интуиции, а не чувственного опыта, II,
165-170.
2 Различение оптического и «физического» места см. у Broad «Scientific Thought», стр.
325 cc.
171
ное оптическим перемещением правой и левой стороны соответственно
повороту отраженных лучей), восприятию предметов под микроскопом
и т. п.
Насколько неправильно говорить о таких восприятиях, что в составе
их есть иллюзия, можно пояснить примером восприятия предмета через
оконное стекло, в котором есть пузырек, вследствие чего предмет оп-
тически наличествует в сознании в хаотическом виде. Случаи, когда
субъект принял бы этот оптически наличный в отношении к нему
в данных условиях хаос за гаптический, очень редки.
В своей статье об иллюзиях в сборнике «The New Realism» Holt
говорит, что в этих случаях уже вне органов чувств произошло не
ментальное искажение предмета вроде того, как оно может быть произ-
ведено в органе чувств, напр. астигматическим глазом. Он решается
поэтому утверждать, что заблуждение есть не проблема сознания, а про-
блема бытия. В действительности, однако, в рассмотренных случаях
обыкновенно заблуждения, иллюзии и вовсе нет, а когда она является,
напр. в случае подстановки гаптического места под оптическое, она есть
проблема сознания, о чем речь будет позже.
Нам могут сказать, что при рассматривании предмета в микроскоп
он меняется не только пространственно; кровь, напр., для невооружен-
ного глаза красная, а под микроскопом, мы видим в ней красные пятна
|
Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 |
