152

ных», механических, а не «вторичных» качествах). Описывать эти от-

ношения в низших сферах бытия можно не иначе как в терминах духа,

поэтому, говорит Александер, приходится употреблять термин «позна-

вание в широком смысле слова для отношения между любым

существом и существами низшей сравнительно с ним эмпирической

ступени» (II, 103). Не только дух, но и всякое конечное существо пережи-

вает себя самого и «созерцает» низшие сравнительно с ним существа

имеет «знание» о них (II, 104). Вследствие сплошности Пространства-

Времени каждая точка-момент (point-instant) прямо косвенно связа-

на со всеми другими точками-моментами; если расширить значение

слова «awareness» (сознание), то «можно сказать о всякой точке, что она

«сознает» всякую другую точку, как духи сознают друг друга» (II, 144).

Этим учениям Александера мы сочувствуем, поскольку он близок к мыс-

ли об имманентности всего всему и допускает нечто вроде предсознания.

Однако для объяснения чуткости одних элементов мира к другим недо-

статочно понятия compresence, которое в своей чрезмерной простоте

похоже на отношение «и», внешним образом охватывающее все, что ни

есть в мире. Нельзя также удовлетвориться учением Александера о том,

что «субстанция есть специально определенный объем пространства-

времени» и что «носитель качеств (the support of qualities) есть не более

и не менее как пространство-время, в пространственных контурах кото-

рого качества объединены» (I, 276), так что «единство субстанции есть

принадлежность к одному контуру пространства-времени» (II, 24). Ос-

новное первичное бытие, согласно этой системе метафизики, есть чистое

пространство и время, именно элементы их — точка и момент; будучи

неразрывно связаны друг с другом, они образуют, говорит Александер,

«точку-момент», т. е. событие, лишенное еще каких бы то ни было

качественных содержаний; эти «чистые события» (pure events) являются

творческим источником возникновения материально-механического про-

цесса с его первичными качествами массы», инерции, движения, отсюда

далее возникает, как третья ступень эволюции, природа, наделенная

вторичными качествами, т. е. теплом, светом, звуком и т. п.; далее —

растительные и животные организмы, а вслед за ними сознательные

существа (mind).

Эта попытка вывести все высшее целиком из низшего без содействия

каких бы то ни было высших начал, приняв за исходный пункт творчес-

кой эволюции пустое чистое пространство и время, есть нагромождение

непонятностей уже потому, что пространство и время суть только

пассивные формы, не способные существовать без содержания и быть

источником творчества. Чтобы понять органическое единство мира

и творческую активность находящихся в нем существ, необходимо идти

сверху от Абсолютного к множеству сверхвременных и сверхпространст-

венных подлинно субстанциальных деятелей, спаянных еданосущием,

и далее к творимым ими событиям, содержание которых они оформля-

ют сообразно принципам пространства и времени 1.

Наличие субъекта, предмета и координация их еще не есть

знание и даже еще не есть сознание о предмете; для того, чтобы

было сознание, необходим интенциональный психический акт со-

знавания, может быть, сложный, содержащий в своем составе внимание

к сознаваемому и ведущий к тому, что субъект начинает в некотором

1 См. мою статью «Die Lehre Wl. Solowjows von der Evolution» в «Festschrift

Th. G. Masaryk zum 80. Geburtstage, I Th., 1930, также мою статью «Что не может быть соз-

дано эволюциею?» в «Совр. Записках». 1927, вып. XXXIII (по англ. в Journal of Philos. Studies.

1927, oct).

153

смысле жить предметом, а не только своими проявлениями. Далее, на

основе сознания может возникнуть знание о предмете, если субъект

начнет совершать разнообразные теоретические интенциональные акты,

в результате которых получается восприятие, воспоминание, суждение,

умозаключение, понятие.

Только постепенно в главах о чувственной и особенно об интеллекту-

альной интуиции будет выясняться различие между этими деятельностя-

ми и будет развито учение о их объективной стороне. Здесь будут даны

лишь некоторые предварительные замечания, необходимые для того,

чтобы наметить дальнейший порядок изложения и предотвратить недо-

разумения, могущие возникнуть вследствие постепенности решения вза-

имозависимых проблем.

Знание вполне развитое, т. е. содержащее в себе истину, существует

в виде суждения: «эта кора — белая», «вода в этом котле, стоящем на

плите, кипит» и т. п. Элементы знания, входящие в состав суждения или

служащие его основою, восприятие, представление, понятие, а также

недоразвитое знание становятся понятными после рассмотрения сужде-

ния. Поэтому начнем с вопроса о суждении.

Отдать себе отчет в том, что «эта кора — белая», это значит не

просто сознавать кору и белизну, не просто обогащать свою жизнь

трансцендированием во внешний мир; сознавание в смысле жизни пред-

метом как бы даже ослабевает, потому что в знании, как теоретической

деятельности, субъект забывает о себе и сосредоточивает свой интерес на

самом предмете, именно на том, каков он в своей природе или в своих

отношениях к другим предметам. В этом отрыве от непосредственной

жизни субъекта заключается своеобразная неестественность теоретичес-

кой деятельности; на низших ступенях природного бытия она возможна

только на короткое время и лишь как средство для достижения прак-

тических целей.

Теоретическая деятельность требует отрыва субъекта от своей жизни

уже потому, что она производит умственное выделение предмета из

мировой множественности в таком сопоставлении его с другими пред-

метами, при котором становится усмотренною определенность предмета

как нечто отличное от других определенностей, напр. «белизна, а не

коричневость, не зеленость» и т. п. Это — акт различения или, если

взять все стороны его, акт сравнивания, ведущий к различению и ото-

жествлению. Отдавая себе благодаря этому акту отчет в том, что

«кора этой березы белая», субъект, конечно, не созидает различия,

а находит его.

В акте различения достигается опознание предмета, однако не цели-

ком, а лишь с той стороны, которая подвергнута различению и может

оказаться лишь бесконечно малою дробью содержания предмета; ряд

различений и опознаний, дающих все более полные сведения о предмете,

может быть продолжен: кора этой березы — белая; белая кора этой

березы — твердая; твердая белая кора этой березы — гладкая и т. д.

Предмет, благодаря имманентности всего всему, дан субъекту целиком,

но опознание его человеком, существом с ограниченными силами, неспо-

собным произвести одновременно бесконечное множество актов раз-

личения, достигается лишь частичное: опознанное в предмете есть лишь

выборка из сложного состава предмета, другие стороны которого оста-

ются только сознанными, а вся полнота таится еще глубже в предсозна-

нии субъекта.

Акт различения дает ответ на вопрос о какой-либо стороне предмета

(напр., на вопрос: «Каков цвет коры этой березы?» — ответ: «Кора этой

154

березы белая»); результатом его (в сочетании с некоторыми другими

интенциональными актами) является имение в трехчленной систе-

мы, составляющей объективную сторону суждения. В эту систему входят:

1) предмет суждения, 2) предикат суждения (то, что опознано в пред-

мете в данном суждении) и 3) отношение (связь) предиката к предмету.

Проследить в различенном виде отношение между предметом и его

стороною или между предметом и другими предметами можно не

как посредством интеллектуальной интуиции, о которой речь будет

позже. Конечно, это отношение предстоит в знании не как синтез,

производимый субъектом, не как конструкция, осуществляемая им, а как

находимое им в самом предмете строение.

Схематически можно следующим образом выразить объективную

сторону суждения:.:: SA—A.

Предмет — незамкнутый отрезок мира; SA — стороны предмета, опознан

ные в предыдущих актах суждения («кора этой березы»; — в первом акте сужде

ния о предмете — предмет фигурирует в знании, как X и суждение о нем выражается безличным предложением); Р — предикат; тире — отношение предиката к предмету.

Имея в этой расчлененной опознанной системе ответ на вопрос

о какой-либо стороне предмета, субъект нередко сопровождает ус-

мотрение ее психическим актом согласия, т. е. актом признания ее

за истину о предмете и актом высказывания ее посредством слов,

именно посредством грамматического предложения. В случае чьего-либо

несогласия с нею он берет на себя обыкновенно защиту ее как истины,

стараясь показать собеседнику или доказать ему, что там, «где есть

SA, есть и Р», так что, признав наличность SA, нельзя не признать

также и наличности Р. Такая связь необходимой сопринадлежности

есть отношение основания и следствия.

Усмотрение связи основания ж следствия есть сущность каждого

суждения и каждой истины. В суждении «тело, погруженное в воду,

теряет в весе столько, сколько весит вытесненная им вода» часть пред-

мета, служащая исходным пунктом суждения, содержит в себе основание

той части, которая выражена в предикате. Даже суждение, констатиру-

ющее единичный факт и опирающееся на чувственное восприятие, имеет

такое же строение. Говоря «вода в этом котле, стоящем на плите,

кипит», я усматриваю принадлежность кипения к тому отрезку мира,

который назван словами «вода в этом котле, стоящем на плите», и нево-

зможность отрицать предикат «кипит», сохраняя сознание - объектив-

ности высказанного, указывает на то, что предмет «вода в этом котле на

плите» (на огне при такой-то температуре) содержит в себе достаточное

основание для признания предиката.

Название основания и следствия мы даем этой связи, поскольку она

опознана мыслящим субъектом и руководит переходом его от мысли

о предмете к мысли о предикате; как основа объективно значимой связи

мысли, она есть логическая связь. В самом же бытии предмета это самое

отношение есть онтологическая связь причинности (нагретая вода и ки-

пение), или связь принадлежности свойства носителю (разновидность

причинной связи), или связь функциональной зависимости идеального

бытия, т. е. вневременная необходимая сопринадлежность (напр., квад-

рат гипотенузы равен сумме квадратов катетов).

Таким образом, на вопрос, поставленный Кантом, как возможны

необходимые синтетические суждения (о таком свойстве суждения, как

общность, речь будет позже), интуитивист дает следующий ответ: живая

155

связь самого бытия, ведущего от одного содержания мира к другим,

руководит также и умственным слежением субъекта за предметом, если

субъект задается целью познавать предмет, а не фантазировать, строить

новые небывалые предметы. Согласно Канту, познающий субъект офор-

мляет данное ему в опыте многообразие ощущений априорными катего-

риями мышления и таким образом строит синтетическую систему сужде-

ния; согласно интуитивизму, наоборот, категориальное метафизическое

строение самого бытия, вступая в сознание субъекта в подлиннике

и будучи опознано им, предлежит перед умственным, взором субъекта

как необходимая синтетическая система, т. е. как целое, в котором одна

из сторон необходимо связана с другою отличною от нее, так что

необходимость перехода от первой ко второй есть не аналитическая

(основанная на законе тожества и противоречия), а синтетическая необ-

ходимость следования 1.

Достаточное основание для предиката всегда содержится в составе

предмета: высказывание суждения как истины с решимостью бороться

за свою правоту является именно на основании усмотрения этой связи.

Однако, в большинстве случаев, не весь состав предмета, а только

некоторая часть его содержания составляет достаточное и необходимое

основание для предиката: напр., в суждении «остроугольный треуголь-

ник имеет сумму углов, равную двум прямым углам» признак остроуго-

льности, входящий в состав предмета, не имеет значения для обоснова-

ния предиката. Ту часть предмета, которая служит достаточным и необ-

ходимым основанием для предиката, мы будем называть субъектом

суждения. Очень часто, напр., во множестве суждений, представляющих

собою первый результат чувственного восприятия, не подвергнутый еще

дальнейшей обработке, напр., «вода в этом котле кипит», «эта яблоня

засохла» и т. п., связь предиката с предметом установлена вполне до-

стоверно, но то ядро предмета, которое служит здесь достаточным

основанием для предиката, не выделено в опознанном виде 2.

Выделяя из состава суждения путем отвлечения его предмет, напр.

«вода в этом котле», «эта яблоня» и. т. п., или предикат «кипит»,

«засохла», мы имеем перед своим умственным взором восприятие,

представление или понятие, т. е. опознанный в одном или нескольких

актах суждения предмет («это — котел», «в этом котле — вода»), взя-

тый, однако, в отвлечении от прослеживания в нем связей основания

и следствия; поэтому восприятие, представление, понятие не содержат

в себе ни истины, ни лжи, в них ничто не утверждается и не отри-

цается.

Восприятие и представление могут также предшествовать во време-

ни суждению: ничто не мешает нам иметь в виду предмет с большим или

меньшим количеством опознанных сторон его, не отдавая себе отчета

в том, что такое единство содержит в себе связи основания и следствия.

Истинное знание, согласно предыдущему, есть созерцание (интуиция)

предмета в различенном виде, прослеживающее связь основания и след-

ствия. Таким образом, согласно интуитивизму, соответствие между

истиною и предметом достигает крайней возможной степени: истина

есть не символическое выражение предмета, не копия его, а сам предмет,

поскольку он в различенном виде наличествует в познающем сознании.

Но предмет есть бытие (в широком смысле слова, включая сюда также

и воображаемое и всякое недействительное бытие); отсюда является

1 См. мою «Логику», § 14, 20, 27, 29, 31, 53—55, 131—135.

2 См. там же, § 64 об ассерторическом суждении.

156

соблазн сказать, что истина есть бытие. Однако это было бы неточно:

в самом деле, истина есть бытие, однако взятое не само по себе,

а в некотором особом отношении, именно в отношении к субъекту,

созерцающему его определенным образом.

Вступив в это отношение к субъекту, бытие становится объективною

стороною истинного знания, не утрачивая своей подлинности, подобно

тому, как взятая моею рукою шляпа остается по-прежнему шляпою или,

лучше (это сравнение не вполне точно, потому что шляпа могла помять-

ся от прикосновения моей руки), как купчая крепость на имение делает

меня собственником его, но ни одна песчинка земли не переменила

своего положения вследствие этого отношения моего к имению.

Такой интуитивистический реализм может выразить свое учение

в следующем положении: восприятие, представление и понятие вещи,

а также суждение о вещи есть сама вещь, поскольку к ней прибавилось

новое отношение, именно воспринятость, представленность, понятость

или обсужденность ее. Такое учение формулирует средневековый фило-

соф Гавриил Билъ 1.

Ту же мысль иными словами выражает современный американский

неореалист Перри, говоря, что «идеи суть только вещи в определённом

отношении; или вещи, в отношении познанности их, суть идеи»2.

О понятии истины, устанавливаемом американскими неореалистами,

Кремер говорит, что оно приближается к учению Фомы Аквинского,

который утверждает, что истина тожественна бытию и отличается

от него лишь точкою зрения, именно тем, что она прибавляет к бытию

отношение к интеллекту 3. Сам Кремер указывает, однако, что томист,

приветствуя учение о непосредственном присутствии объекта в сознании

и утверждение объективности логических начал, не может все же

закрыть глаза на глубокие различия между средневековым и аме-

риканским реализмом4. В самом деле, отрицая субстанциальность

я и сводя отношение между субъектом и объектом к телесной реакции,

неореалисты не объясняют и как будто не замечают того специфического

загадочного общения субъекта с предметом, которое состоит в том,

что субъект, не имея в своем составе предмета внешнего мира, тем

не менее живет этим предметом; превратив субъекта в связку эле-

ментов, они, правда, могут на словах сблизить предмет с субъектом

еще более тесно, чем томисты и интуитивисты, именно могут ут-

верждать, что предмет временно входит в состав субъекта (в состав

«связки», называемой субъектом), однако на деле при этом никто

ни к кому не становится интимно близким и не только знание субъекта

о внешнем предмете не становится понятным, но даже мы перестали

понимать, как субъект, разбитый на кусочки, внешние друг другу,

способен познавать и сознавать самого себя.

Чуткий к своеобразным свойствам бытия и глубинному составу его,

средневековый философ, утверждая, что истина (veritas intellectus) есть

adaequatio intellectus et rei *, исходит из выработанного Аристотелем

учения о духе как «форме форм». «Та способность души, которая

воспринимает и познает, — говорит Аристотель, — потенциально тоже-

ственна соответственным предметам»; «знание или восприятие должно

быть» (если осуществляется тожество знания и познаваемой вещи) «или

1 О Биле см. книгу Я. Schwarz «Die Umwalzung der Wahrnehmungshypothesen durch die

mechanische Methode», стр. 78 *.

2 Perry, Present Philosophical Tendencies, стр. 308,

3 R. Kremer, Le neo-realisme americain, стр. 252.

4 Там же, стр. 300 cc.

157

самими вещами, или формами вещей. Но первое невозможно, так как

в душе находится не сам камень, а его форма, его идея». Таким образом,

душа, способная усваивать всякую форму, есть форма форм, «в извест-

ной мере душа есть все сущее» 1.

Опираясь на Аристотеля, св. Фома развивает учение о знании, суще-

ственно отличающееся от интуитивизма в вопросе о познании единич-

ных индивидуальных предметов и особенно в вопросе о существовании

их. Предмет внешнего мира не может, согласно Фоме Аквинскому,

вступить в такое тесное единение с умом человека, чтобы быть познан-

ным per essentiarn * в подлиннике в его индивидуальной природе и суще-

ствовании 2.

Изложенное мною учение об отвлеченном единосущии всех деятелей

дает право утверждать такую степень имманентности всего всему, бла-

годаря которой субъект способен иметь непосредственно в своем созна-

нии не только общие признаки предмета, но и его индивидуальную

сущность, и даже его существование. Конечно, из этого не следует, будто

опознание индивидуальности существа есть дело легкое. Трудности,

встающие на этом пути, будут рассмотрены в главе о мистической

интуиции,

Средневековый реализм, исходящий из учения Аристотеля, что душа

есть «форма форм», может быть понят как теория, родственная той

современной разновидности критического реализма, которая утвержда-

ет, что некоторые признаки предмета, принадлежащие к составу «су-

щности» его (essence), вступают в подлиннике в сознание. Существование

(existence) предмета, говорят они, не может быть дано в восприятии,

так как существует пространственная и временная пропасть между ве-

щами, которую перепрыгнуть нельзя, но качества предмета, как «ло-

гические сущности» (logical entities), универсалии, могут быть тожест-

венными в предмете и воспринимающих умах; познается в подлиннике

сущность предмета, оторванная от существования (what, оторванное

от that) Л

Половинчатая теория, развиваемая критическим реализмом, не мо-

жет удовлетворить ни представителей гносеологического идеализма, ни

представителей неореализма и интуитивизма. Сделав частичную уступку

интуитивистическому реализму и дав ответ на вопрос, как возможно

знание подлинных качеств внешнего предмета, она в то же время остает-

ся беспомощною, как и все трансцендентные теории знания 4, перед

вопросом, как познать и доказать существование внешних предметов.

Мало того, как справедливо указывает Broad, даже и в вопросе о позна-

нии качеств критический реализм дает ответ лишь на вопрос о знании

общего, универсалий, но не единичного 5.

Неореализм, а также интуитивизм не допускают такой половин-

чатости: согласно их учению, в сознание вступает сам камень и со своею

сущностью, и со своим существованием. Однако на вопрос, как это

возможно, интуитивизм и неореализм дают резко различный ответ:

неореализм (напр., Perry, Holt, Marwin) отвергает, а интуитивизм ут-

верждает субстанциальность субъекта и органическое строение мира.

Аристотель, De anima, III кн., гл. 8.

2 См. статью Roland-Gosselin, Peut-on parler d'intuition intellectuelle dans le philosophie

thomiste? Festgabe losef Geyser zum 60. Geburtstag, Philosophia perennis. II т.

3 См. Essays in critical realism, 1921, сборник статей американских критических реалистов D. Drake, J. Pratt, С. Strong, P. Sellars, A. Rogers, A. Lovejoy, G. Santayana: см., напр., в статье Drake стр. 4, 23, 24, в статье Pratt стр. 101, в статье Strong стр. 223, 229—232, Sellars стр. 200.

4 См. о трансцендентных теориях знания мое «Введение в философию».

5 Symposium: «Critical Realism», Proceed. of Aristot. Soc., Supplem. Vol. IV, 1924, стр. 114.

158

Общая концепция миропонимания, развиваемая интуитивизмом, гораз-

до более близка к аристотелизму, вернее, к учению Плотина, и к томиз-

му, чем к неореализму. Но в отличие от томизма интуитивист объясняет

знание предмета в подлиннике не тем, что сама душа субъекта принима-

ет форму предмета, а тем, что вследствие частичного единосущия суб-

станций, с одной стороны, и координации их, с другой стороны, все

имманентно всему, всякая субстанция есть микрокосм, она живет не

только собою, но и жизнью всего остального мира, правда, в более.

менее умаленной степени в зависимости от любви или нелюбви к чужо-

му бытию и с крайне различным характером соучастия в зависимости от

одобрения или неодобрения путей чужой жизни.

Интуитивизм иногда подвергается следующему насмешливому воз-

ражению: «Как счастлив интуитивист! Смотря на расстоянии двух верст

на костер и имея его в своем сознании в подлиннике, он может вскипя-

тить воду на своем представлении костра» 1. Также возражения возника-

ют на почве склонности размещать все предметы и притом все содержа-

ние их бытия в пространстве и времени; такие лица помещают сознание

внутрь черепной коробки и воображают, что вступление костра в созна-

ние в подлиннике было бы перемещением его внутрь черепа. Чтобы

понять теории интуитивизма, необходимо мыслить сверхпространствен-

ную и сверхвременную связь субъекта с предметами внешнего мира;

тогда станет ясно, почему идеальное (сверхпространственное) обладание

костром в сознании возможно на расстоянии двух верст, а реальное

использование его тепла для согревания воды своего тела требует

передвижения нашего тела на протяжении двух верст и близости его

к костру в пространстве. Представитель критического реализма Sellars,

утверждающий, что существование (existence) внешних предметов не

может вступить в сознание, так как нельзя перепрыгнуть простран-

ство и время, отделяющее предмет от субъекта, не прав: субъекту

и вообще субстанциальным деятелям прыгать не приходится, потому

что они сверхпространственны и сверхвременны.

По адресу интуитивизма посылаются иногда и

замечания: «Как счастлив интуитивист! Ему не надо микроскопов,

телескопов, сложных методов исследования и головоломных размы-

шлений: все ему дано непосредственно и, стоит ему только захотеть,

он может сразу оказаться обладателем совершенного знания о всех

предметах».

Такие противники упускают из виду следующее: интуитивизм, при-

знавая досознательную имманентность всего всему, в то же время

утверждает, что от этой первичной данности до осознания ж опознания

всех элементов ее лежит далекий путь и существу ˆ ограниченными

силами, такому, как человек, нет возможности пройти этот путь до

конца: знание человеческое навсегда обречено оставаться только не-

совершенною выборкою из бесконечной сложности мира, осуществ-

ляемою с величайшим трудом при помощи разнообразных методов,

контролирующих, друг друга. Имманентность всего всему, обуслов-

ливающая возможность интуиции, т. е. направления умственного взора

на предмет в подлиннике, есть только необходимое, но вовсе еще

не достаточное условие для того, чтобы возможно было знание о пред-

метах внешнего мира. Теории, отрицающие данность в сознании пред-

метов в подлиннике, вовсе не могут дать последовательного объяснения,

как возможно знание о внешнем мире, и логически неизбежно ведут

1 Сборник «Essays in critical realism», стр. 200.

159

в конечном итоге к саморазрушительному солипсизму или скептицизму.

Обоснование интуитивизма именно и достигается, во-первых, прямо

посредством соображений, вкратце изложенных в этой главе, и, во-

вторых, косвенно посредством разоблачения несостоятельности других

теорий. Счетов с другими теориями я не буду производить здесь: крити-

ка их произведена мною главным образом в «Обосновании интуитивиз-.

ма» и во «Введении в философию».

Вслед за установкою основного тезиса имманентности всего всему

надобно рассмотреть различные способы сознавания и опознания пред-

метов. Начнем с чувственной интуиции, т. е. созерцания, осуществля-

емого при участии органов чувств — глаза, уха, окончаний осязательных

нервов и т. п.

Глава вторая

Чувственная интуиция

1. Доводы защитников субъективности чувственных качеств

Утверждение транссубъективности чувственных качеств, цветов, зву-

ков, запахов, вкусов и т. п. вызывает ряд недоумений, возражений

и затруднений. Прежде всего возникает вопрос, как согласить это учение

с теориями физики, согласно которым звук есть волнообразное движе-

ние частиц материальной среды, свет также сводится к перемещениям

или в эфирной среде или в составных частях атома и т. п. Далее,

поднимается вопрос, какова роль органов чувств и вообще физиологи-

ческого процесса при чувственном восприятии, для чего нужны глаз, ухо

и т. п., если после раздражения сетчатой оболочки, колебания барабан-

ной перепонки и т. п. внимание субъекта направляется не на следствия

этих физиологических процессов, а прямо на предмет внешнего мира,

вызвавший их.

Немало сомнений возникает в связи с тем, что состав чувственного

восприятия, направленного, по-видимому, на один и тот же предмет,

чрезвычайно различен у разных субъектов и даже у одного и того же

субъекта меняется в связи с изменением состояния его органов чувств,

положения их и т. п.

Наконец, есть мыслители, утверждающие, что признание транссубъе-

ктивности чувственных качеств, перенесение их в состав предмета вне-

шнего мира приводит к нарушению закона противоречия, так как неко-

торые чувственные качества, воспринимаемые по поводу одного и того

же предмета различными субъектами, несовместимы в одном и том же

предмете по закону противоречия.

Ответ на первый из поставленных вопросов очень прост. Защитник

транссубъективности чувственных качеств вовсе не отвергает учения

о волнообразных колебаниях и вообще пространственных перемещени-

ях, связанных со звуком, светом, теплотою и т. п.; он только утверждает,

что вместе с механическими процессами в самом внешнем предмете

находится и эстетическое (т. е. чувственное) содержание света, звука,

тепла и т. п.; в начале scherzo IX симфонии Бетховена при ударе литавр

друг о друга сами частицы металлических пластинок содержат в себе не

только колебания, но и то бодрое звенение, которое, вступая в сознание

слушателя, представляет собою немаловажный элемент переживания

ликующего восторга, испытываемого им. Этот элемент, как элемен-

тарное, само по себе, конечно, бедное переживание, таится в самих

160

колеблющихся частицах меди. Чувственные качества, говорит проф.

Александер, суть душа механических процессов движения1.

Как в нашем организме движения более сложные, именно физиоло-

гические, пронизаны органическими ощущениями голода, жажды, уста-

лости и т. п., так более элементарные движения неорганической материи

пронизаны теплом, холодом, звуком, светом и т. п. С какими именно

процессами и с какими частями материальной природы они связаны,

этот вопрос решать до конца и в деталях нельзя, так как сама физика не

довела свои теории, напр. учения о свете, до полного развития.

Против учения о транссубъективности чувственных качеств могут

выступить психофизиологи, пожалуй, еще решительнее, чем физики. Они

сошлются на множество фактов, из которых следует, что восприятие

чувственных качеств зависит от физиологических процессов в органах

чувств, а также в связанных с ними нервах и нервных, центрах (для

восприятия света, напр., необходима целость затылочной области коры

больших полушарий мозга, для восприятия звука — целость височной

области и т. п. ). Основываясь на этих фактах, многие ученые приходят

к выводу, что физиологическими процессами в органах чувств и нервной

системе обусловлено не только восприятие чувственных качеств, но даже.

и самое возникновение их и, следовательно, они существуют не во вне-

шнем мире, а только в сознании воспринимающего субъекта; чаще всего

это положение принимается в форме учения о специфической энергии

органов чувств (основанного Иоганнесом Мюллером), т. е. учения

о том, что каждый орган чувств отвечает на любое внешнее раздражение

ощущениями одного и того же типа.

Основные группы фактов, побуждающих к этому учению, таковы:

1) различные раздражения, действуя на один и тот же орган чувств,

вызывают восприятие одного и того же типа чувственных качеств, напр.,

действуя на сетчатую оболочку глаза световым лучом или давлением

пальца на глазное яблоко или подвергая электризации зрительный нерв,

мы получаем восприятие света;

2) наоборот, одно и то же раздражение, действуя на различные

органы чувств, вызывает восприятие различных чувственных качеств,

напр. давление пальцем на глазное яблоко дает восприятие света, а на

руку — только восприятие давления;

3) два наблюдателя нередко воспринимают один и, тот же предмет

неодинаково, напр. если у одного нормальное зрение, а у другого

какой-либо вид цветовой слепоты. Мало того, даже один и тот же

наблюдатель, при изменении состояния своего тела, воспринимает иначе

чувственные качества предмета, хотя сам предмет, по-видимому, не

подвергался изменениям. Так, при отравлении сантонином ярко осве-

щенные предметы воспринимаются как окрашенные в желтый цвет.

2. Восприятие как выборка

Рассматривая приведенные выше факты, интуитивист не находит

в них аподиктического доказательства субъективности чувственных ка-

честв. В самом деле, каждое из раздражений, действующих на глаз, есть

процесс сложный; в целом они глубоко отличны друг от друга, но вполне

возможно, что в составе их есть однородная сторона. Возможно, что

1 Space, Time and Deity. T. II, 59, см. также D. Hicks, The Basis of Critical Realism,

стр. 343.

6 161

световой процесс состоит из явлений abc, электризация — из ade,

давление на глаз — из аmn. По поводу раздражения глаза мы во-

спринимаем и в первом, и во втором, и в третьем случае сторону

а т. е. свет. Допустить же, что явление света возникает при электризации

нерва и при давлении на твердое тело, нетрудно, исходя как раз

из современных учений физики: давление на твердое тело должно

сопровождаться электромагнитными возмущениями, а свет именно

и есть явление, возникающее при электромагнитных возмущениях.

Итак, однородность восприятия в трех приведенных случаях вовсе

не служит доказательством субъективности света.

Аналогичным способом объясняется и обратное явление: разно-

родность восприятий от одного и того же раздражения при действии

его на различные органы чувств. В самом деле, если транссубъективный

состав раздражения сложен и всякое восприятие есть усмотрение в опо-

знанном виде только части этого сложного состава, то возможно,

что по поводу действий его на сетчатую оболочку глаза мы вос-

принимаем одну сторону „его, свет, по поводу действия на кожу —

другую сторону, давление, и т. д. 1

Значение органов чувств при восприятии подобно значению больших

ворот и маленькой калитки, через которые стадо проходит на скотный

двор так, что большие животные, коровы и быки, идут через ворота,

а мелкие, козы, овцы, идут через калитку. Раздражаемые глаз, ухо

и другие органы чувств суть, подобно воротам и калитке, не причина,

порождающая чувственные качества, а условие, побуждающее меня

осознать и опознать наличные уже транссубъективные свет, звук и т. п.

Физиологические процессы в органах чувств нужны для возникновения

моих актов слушания, видения, а не для слышимого звука, видимого

света и т. п. (конечно, и эти физиологические процессы пронизаны

чувственными качествами, которые тоже иногда становятся предметом

восприятия, каково, напр., в приведенных примерах восприятие светово-

го кружка при давлении пальцем на закрытый глаз, но это осложняющее

обстоятельство будет подробно рассмотрено позже). Ошибка старой

теории восприятия, говорит Г. Шварц, заключается в том, что она

принимает условия воспринимания чувственных качеств за условия суще-

ствования их.

Новое учение о значении тела как второстепенного фактора для

интеллектуальных духовных процессов наиболее подробно и своеобраз-

но развил Бергсон в своей книге «Matiere et memoire» *. Согласно его

учению, физиологический процесс, процесс движения, распространяю-

щийся от органа чувств по чувствительному нерву вплоть до нервных

центров, есть только повод, подстрекающий мое я, т. е. меня, как духо-

вное существо, направить свое внимание вне себя на сам тот внешний

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31