[260][18] См.: Ойгензихт «риска» в советском гражданском праве —«Правоведение», 1971, № 5, с 67, Он же. Проблема риска в гражданском праве. Душанбе, «Ирфон», 1972, с. 187, 191, 210.

[261][19] См.: Ойгензихт «риска» в советском гражданском праве, с. 68—71; Он же. Проблема риска в гражданском праве, с. 210.

[262][20] См : Р-ев В Значение вины в обязательствах из причинения вреда (отчет о защите диссертации). – «Сов. юстиция», 1938, № 22, с. 13—14 (приведено в кн. В, А. Ойгензихта «Проблема риска…», с. 211).

[263][21] См: Ойгензихт риска в гражданском праве, с. 216.

[264][22] См: Ойгензихт риска в гражданском праве, с. 219.

[265][23] См.: Аскназий вопросы гражданско-правовой ответственности. – «Вопросы советского права» («Ученые записки ЛГУ», вып. 4), 1953, с. 167; Тоболовская договорной и внедоговорной ответственности в советском социалистическом гражданском праве. – Автореф канд. дисс. Л., 1950, с. 13—14. , как и , но еще более решительно предложила распространить п. 2 ст. 119 ГК 1922, г., «не только на случай, когда установлена вина привлеченных должником конкретных исполнителей обязательства, но и тогда, когда их вина не установлена» (с 14).

По мнению , Тоболовская допускает смешение категории ответственности с категорией распределения убытков, что у него вызывает решительные возражения (Ойгензихт риска в гражданском праве, с, 214).

[266][24] См.: Кон личности, М., Политиздат, 1967, с. 39—40, 80—81.

[267][25] Агарков по советскому гражданскому праву М, 1940, с 151. Но , различая субъективную (при наличии вины) и объективную (безвиновную) противоправность, отождествлял противоправность с правонарушением (там же, с. 145), в чем его и упрекают (Понятие правонарушения по советскому законодательству. М, 1963, с. 16) и (Проблема риска в гражданском праве, с. 180). Господствующим воззрением является трактовка правонарушения как единства противоправности, т е объективного, и вины как его субъективного компонента (см, например: Самощенко , соч., с. 17; Матвеев гражданско-правовой ответственности, с 20—21; Ойгензихт риска в гражданском праве, с. 183).

Исходя из того, что при осуществлении правомерной деятельности можно причинить неправомерные последствия, не отрицал, что в порядке исключения из принципа вины возникает в этом случае ответственность (правда, в 1944 году в учебнике гражданского права он настолько расширил понятие вины, что фактически стал на позицию сторонников теории виновного причинения вреда владельцем источника повышенной опасности).

Иной вывод делают те авторы, которые, отождествляя противоправность с правонарушением, вместе с тем полагают, что там, где нет нарушения норм, находящихся вне ст. 90 Основ гражданского законодательства и запрещающих причинять вред, там нет и противоправности, а следовательно, нет и ответственности. Отсюда – вывод, что правомерная деятельность источника повышенной опасности не может повлечь неправомерных последствий и что, следовательно, норма права, возлагающая на владельца этого источника обязанность возместить вред (ст. 90 Основ) – это норма, устанавливающая не ответственность, а особый вид страхования лица, потерпевшего от несчастного случая. Такова, например, позиция ( О противоправности как основании гражданской ответственности – «Сов. государство и право», 1964, № 3, с. 54—55, 60).

[268][26] См.: Ойгензихт «риска» в советском гражданском праве, с 67, 68—71; Он же. Проблема риска в гражданском праве, с. 210, 216 и др.

[269][27] См.: Ойгензихт риска в гражданском праве, с. 209—210.

[270][1] См.: Райхер ответственности за причинение вреда —«Правоведение», 1971, № 5, с. 58—59.

[271][2] правильно отметил, что обязанность возмещения вреда по ст. 90 Основ возникает независимо от того, правомерно или неправомерно действие владельца источника повышенной опасности, но у него сомнение в том, что эта обязанность имеет характер гражданско-правовой ответственности (Стависский возмещения вреда по ст. 95 Основ гражданского законодательства. – «Правоведение», 1971, № 5, с 73—74). Однако последствия этой деятельности, поскольку речь идет о нарушении субъективного права другого лица, неправомерны. Кроме того, автор допускает обычную, с нашей точки зрения, ошибку, смешивая обязанность возмещения вреда с ответственностью, возникающей лишь тогда, когда эта обязанность не будет исполнена добровольно.

[272][3] См.: Бернштейн так называемой ответственности без вины в советском праве. – «Сборник статей аспирантов Ташкентского государственного университета», вып. 253. Ташкент, 1964, с. 122—123). отсюда делает вывод, что там, где нет вины, нет и ответственности. В настоящей же работе с учетом риска как второго субъективного основания ответственности сделан иной вывод

[273][4] Этот вывод в советской правовой литературе был сделан многими авторами (Антимонов вины потерпевшего при гражданском правонарушении. М., Госюриздат, 1950, с. 38, 92; Самощенко правонарушения по советскому законодательству, с. 143—144; Ойгензихт риска в гражданском праве, с. 183). Вместе с тем неправильно требовать, чтобы каждый, поступающий виновно, осознавал свою вину. Прав , полагая, что «ни в понятие умысла, ни тем более в понятие неосторожности не входит в качестве их необходимого элемента сознание деятелем противоправности своего поведения» (Агарков соч с. 145), но умысел и неосторожность без противоправности не являются содержанием вины. отмечает, что нарушение закона не зависит от сознания нарушителя, но признает тождественность категорий правонарушения и противоправности как объективного явления, с чем нельзя согласиться, ибо это ведет к тому, что любой сознательный поступок смешивается с виной В этом его справедливо упрекает (Тархов по советскому гражданскому праву. Изд-во Саратовского университета, 1973, с. 74—77).

[274][5] В частности, на основании того же принципа риска возникает обязательство (ответственность) организации, для которой хранение является одной из целей деятельности, возместить ущерб за случайные утрату, недостачу или повреждение имущества (ст. 427 ГК). Согласно Уставу связи Союза ССР (ст. 102) предприятия связи освобождаются от ответственности за недостачу, повреждение, утрату, недоставку почтового отправления лишь тогда, когда указанные обстоятельства произошли вследствие яв-тений, стихийного характера (СП СССР, 1971, № 10, ст. 83).

[275][6] См.: Аскназий вопросы гражданско-правовой ответственности, с. 167—171.

[276][7] См.: К вопросу о договорной ответственности.— В кн.: Вопросы советского гражданского права, М, – Л, Изд-во АН СССР, 1945, с. 125—130.

[277][8] См.: К вопросу о договорной ответственности.— В кн.: Вопросы советского гражданского права, М, – Л, Изд-во АН СССР, 1945, с. 130—131.

[278][9] См.: Агарков , соч., с, 131.

[279][10] См.: Агарков , соч., с, 129.

[280][11] Отметим также, что теория риска как основания ответственности смыкается и с идеей представительства, понимаемого широко как замещение третьим лицом должника при исполнении обязательства. Ведь его исполнение – это тоже цепь сделок. Полномочие же на их совершение третьим лицом вытекает из заключенного договора. Сам признает возможным «создание такой теории, которая обобщила бы все случаи замещения одним лицом другого и все случаи перенесения последствий, связанных с действиями этого лица, на того, кого он заменяет» (Агарков , соч., с, 128).

[281][12] См., например: Матвеев гражданско-правовой ответственности, с, 213—218.

[282][13] См.: Венедиктов социалистическая собственность. М. – Л., изд-во АН СССР, 1948, с. 664—665; Вратусь гражданского права. М., Госюриздат, 1950, с. 104—115, 210—212; Матвеев , соч., с. 213—218.

[283][14] Матвеев , соч., с. 217.

[284][15] См.: Петров хозорганов за нарушение обязательств. М., «Юридическая литература», 1974. По мнению , «воля юридического лица выражается только его органом, и, следовательно, говоря о вине юридического лица, также можно говорить только о вине его органа» (с. 115). Отсюда предложение отыскать конкретных виновников в случае неисполнения юридическим лицом своих обязательств— должностных лиц, рабочих, служащих, чьими неправильными действиями причинен вред кредитору. Эти работники, полагает , и должны нести посильную (неполную) материальную ответственность, определяемую нормами, находящимися на стыке гражданского и трудового законодательства (с, 116, 160-178).

[285][16] Сказанное не означает, что в договорно-обязательственных отношениях вообще надо отказаться от принципа вины и перейти на рельсы ответственности за неисполнение обязанности вне зависимости от вины должника. Нельзя согласиться с , который полагает, что отступление от принципа вины «должно быть сделано именно в отношении невыполнения договорных обязательств по поставкам продукции» (Шор договорно-правовых отношений в сфере материально-технического снабжения. – «Сов. государство и право», 1973, № 1, с. 50). не связывает свое предложение ни с «договорной цепочкой», ни с принципом риска, а исходит из отождествления договора с плановым заданием, лежащим в его основании (там же). в конечном счете предлагает переложить в порядке регресса уплаченные безвиновно поставщиком неустойки и убытки на вышестоящий орган, допустивший неувязку плановых показателей, повлекшую ответственность поставщика (с. 51). Такой автоматизм ответственности по принципу причинения, как это уже неоднократно и справедливо отмечалось критиками этой теории, может привести лишь к снижению активности и заботливости должника в выполнении своих обязанностей, т. е. к безответственности»

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44