Выходит, что государственное принуждение как существенный признак ответственности в одном случае отсутствует, а в другом – обязательно присутствует. В чем же здесь дело? А дело в том, что общая обязанность не совершать определенные действия сама по себе еще не является обязанностью в конкретном правоотношении. Поэтому лишь при нарушении этой обязанности правоотношение возникает, и, разумеется, обязанность, содержащаяся в нем, может быть исполнена добровольно (добровольность, как правило, исключается при совершении уголовных правонарушений). Уклонение от добровольного исполнения этой возникшей вследствие нарушения общего запрета обязанности влечет за собой юридическую ответственность – исполнение обязанности под воздействием государственного принуждения.
[176][18] «Регулирующая роль правовых норм выражается как в том, что субъекты права действуют по их предписаниям, так и в том, что нарушение норм вызывает то или иное принудительное воздействие государства ». (Пиголкин советского социалистического права и их структура.— В кн.: Вопросы общей теории советского права. М., 1960, с. 190); обращает внимание на то, что «дозволения и запреты... существуют и функционируют «в Каре» в органическом единстве» и что «это единство лежит в основе таких конструкций, как абсолютные правоотношения, правоотношения пассивного типа, и др.» (Алексеев запреты в структуре советского права.— «Правоведение», 1973, № 5, с. 47).
[177][19] На это было обращено внимание в дискуссии о применении права. См. также о связи юридической ответственности с актами применения норм права: Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Основные институты и понятия, М, «Юридическая литература», 1970, с. 563—566.
[178][20] Учитывая охарактеризованную в тексте природу наказания, едва ли можно согласиться с распространенным утверждением, что наказанием достигается цель восстановления правопорядка (Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Основные институты и понятия, с. 567), если под правопорядком понимать порядок отношений, сложившийся в результате осуществления юридических норм на основе правомерного использования гражданами и организациями своих субъективных прав и исполнения возложенных законом юридических обязанностей (Явич и общественные отношения. М., 1971, с. 37—39). Ведь уголовное наказание во многих случаях не в состоянии восстановить нарушенные преступлением субъективные права, жизнь, здоровье.
[179][21] См.: Общая теория советского права. М., 1966, с. 194.
[180][22] Общая теория советского права, с. 194 (примечание 1).
[181][23] См.: Шаргородский и ответственность.— «Правоведение», 1968, № 1, с, 46,
[182][1] См.: Самощенко И, С., X. Указ, соч., с. 48.
[183][2] См.: Самощенко И, С., X. Указ, соч., с. 67.
[184][3] См.: Александров и правоотношения в социалистическом обществе М, 1955, с. 91—92; 109—110; О структуре юридической нормы.— «Труды Иркутского университета», т. XXVII, серия юридическая, вып. 4 Иркутск, 1958, с. 186—188; и Шаргородский теории права М., 1961, с. 186—188.
[185][4] Алексеев теории права, т. 1. Свердловск, 1972, с. 237.
[186][5] Алексеев теории права, т. 1. Свердловск, 1972, с. 268.
[187][6] прямо на это указывает, отмечая, что процессуальные нормы лишь обслуживают институт ответственности ( Об институте юридической ответственности.— «Сов государство и право», 1975, № 1, с 112).
[188][7] Следует согласиться с и , что идея охранительного правоотношения, поскольку она касается уголовного права и уголовного процесса, «не проясняет, а несколько затуманивает и без того сложный вопрос» (, Курляндский ответственность и состав преступления. М, 1974, с. 29). Правы и авторы Курса общей теории государства и права, утверждая, что «каждая норма права имеет как регулятивный характер (поскольку она предназначена регулировать поведение), так и правоохранительный (поскольку она, будучи оснащена государственной санкцией, охраняет возможность и необходимость определенного поведения)» (Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалистическое право. М., «Юридическая литература», 1973, с. 261—262).
[189][8] См., например: Базылев , статья, с. 112.
[190][9] Представляется неубедительным приведенное в статье утверждение болгарского юриста Г. Бойчева, что «юридическая санкция не является обязательным элементом логико-юридической структуры правовой нормы, в то время как защита с помощью санкций обязательна для каждой правовой нормы» (там же, с, 112).
[191][10] Характерно в этом смысле следующее утверждение: «Можно сказать, что без процессуальных норм право в такой же мере «ничто», как и без аппарата, способного принудить к исполнению норм права» (Дагель уголовного материального и процессуального права в регулировании общественных отношений.— «Правоведение», 1972, №2, с. 84—85).
[192][11] «В реальной действительности уголовно-правовые отношения раскрываются и уточняются компетентными органами власти в уголовно-процессуальных формах по мере возбуждения, расследования, рассмотрения и разрешения уголовного дела» (Шпилев и формы уголовного судопроизводства. Минск, 1974, с. 16). В той мере, в какой судебный процесс – это Форма жизни закона, уголовно-процессуальные отношения возникают и развиваются в связи с уголовными правоотношениями и по поводу этих правоотношений, применение норм уголовного права всегда сопровождается применением процессуальных норм, (Элькинд советского уголов-но-процессуального права. Л., 196З, с. 11—12). Уголовно-процес-суальное право, однако, по мнению этих и ряда других авторов, не сводится только к форме осуществления права, но имеет и собственное содержание (см например, указанную , статью ) идет дальше в обосновании собственного содержания уголовного процесса и полагает, что известное положение Маркса о том, что «один и тот же дух должен одушевлять судебный процесс и законы, ибо процесс есть только форма жизни закона, следовательно, проявление его внутренней жизни» ( и оч., т. 1, с. 158), следует понимать в том смысле, что уголовное и уголовно-процессуальное право органически связаны между собой, проникнуты общими принципами и поэтому между ними должно быть соответствие их содержания, принципов и свойств (С т р о г о в и ч советского уголовного процесса. М., 1963, с. 86—88, 93). По мнению С. В. Бородина, приведенное положение Маркса надо понимать в том смысле, что и уголовное, и уголовно-процессуальное право выполняют свои функции только в неразрывной связи друг с другом, хотя и он, как и другие криминалисты, признает, что нормы уголовного права не могут быть реализованы без применения уголовно-процессуального права, что последнее без первого утрачивает практическую ценность (в кн.: Советский уголовный процесс. Общая часть. М., 1973, с. 18—19).
[193][12] См. Строгович советского уголовного процесса, т. 1. М., «Наука», 1968, с. 85; Дагель , статья, с. 85—87.
[194][13] Указывал на то, что уголовный процесс обусловлен прежде всего необходимостью реализации норм уголовного права в их применении, вслед за этим правильно отмечает, что уголовный процесс не единственная форма реализации этих норм. «Уголовный закон, – пишет он, – реализуется и вне уголовного процесса, когда граждане добровольно выполняют его предписание» (В кн.: Советский уголовный процесс, Общая часть, с. 62).
Венгерский юрист Имре Сабо обратил внимание на то, что в юридической литературе проблеме соблюдения права, то есть соответствия поведения людей предписаниям норм права, уделяется сравнительно мало места (Сабо Имре. Основы теории права. М., «Прогресс», 1974, с. 145). Между тем с правовой точки зрения, по мнению Сабо (и с ним следует согласиться), отсутствие конфликтов и поэтому длительное неприменение запретительных норм, повиновение им и, стало быть, их соблюдение ничего не меняет в природе нормы, обязанность ее соблюдения существует. Уголовное право – система запретительных норм (там же, с. 140—160).
[195][14] Исключением из этого являются конститутивные решения по гражданским делам, т. е. такие решения, которые в соответствии с полномочиями, предоставленными суду законом, являются основанием для преобразования правоотношений, существовавших др. возникновения спора между сторонами.
[196][15] См.: Брайнин ответственность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963, с. 23—24.
[197][16] См.: Брайнин ответственность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963, с. 23—25.
[198][17] Например, , правильно определяя начальный момент возникновения уголовно-правовых отношений моментом совершения преступления, далее пишет: «Именно с этого момента у государства появляется право приведения в действие механизма уголовной ответственности, а у преступника – обязанность понести основанную на законе ответственность» (в кн.: Советский уголовный процесс. Общая часть, с. 65).
[199][18] См.: , X. Указ соч., с. 7, 42—43.
[200][19] См.: критические замечания в адрес этой теории в статье Иоффе и ответственность по советскому праву – «Сов. государство и право», 1972, № 9, с. 35. Необходимо отметить, что и в философских работах в последнее время начинает учитываться не только активный, но и ретроспективный характер ответственности. Так, , обращая внимание на то, что «важным моментом в деятельности по развитию свободы в социалистическом обществе является формирование ответственности личности, воспитание у нее высокой сознательности», далее правильно отмечает, что среди факторов, способствующих развитию свободы личности и воспитанию чувства ответственности, дополнительную роль играет и социальный контроль, применение определенных санкций – принуждение (Смирнов человек. Формирование социалистического типа личности. М., Политиздат, 1973, с, 389, 396).
|
Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 |



