Неоклассика создала mainstream, в русле которого развивается экономическая теория. Если быть категоричным, следовало бы заявить, что все, лежащее за пределами мейнстрима или относится к неэкономическим наукам, например социологии, или это псевдонаука, с вытекающими отсюда последствиями, вплоть до кадровых изменений в экономических вузах. Но анализ «при прочих равных условиях» не означает, что теперь дальнейшее развитие экономической науки может быть сведено к эконометрике. Остается проблема разнообразия, поиска иных причин, обусловливающих поведение экономических агентов и путей дальнейшего общественного развития.

Выбор присущ только человеку и основан на обладании им свободы воли. Последняя позволяет выбирать между добром и злом, рациональным и нерациональным, причем далеко не всегда человек выбирает оптимальный с точки зрения экономики вариант поведения. Этому есть свои причины, одной из которых, по-видимому, является двойственная природа человека как индивида и как совокупности общественных отношений.

Справедливости ради отметим, что учет новых факторов человеческого поведения – один из наиболее ярких примеров: предельная склонность к потреблению позволяет корректировать неоклассическую экономическую науку, не размывая ее границ и не меняя кардинально предмет и метод исследования. Изменения происходят в понимании объекта экономической науки.

Вспомним, что элемент объема родового понятия вначале выделяется на основе обыденных представлений об объекте. К. Маркс писал: «На первый взгляд, буржуазное богатство выступает как огромное скопление товаров, а отдельный товар – как его элементарное бытие»[36]. В дальнейшем предполагается восхождение в обратном направлении – от отдельного товара к конкретному описанию существующего экономического строя. При этом «первый взгляд» должен быть заменен системными характеристиками объекта. У Маркса эти характеристики выводились из материалистического понимания истории с соответствующими категориями: способ производства, общественно-экономическая формация и т. д. Другие исследователи опираются на необходимость понимания предмета «изнутри» – знания от первого лица (Verstehen), а также на иные концепции.

Чтобы быть правильно понятым, еще раз следует сформулировать методологическую трудность восхождения от абстрактного к конкретному – не ясно, как появляются не известные ранее системные характеристики объекта исследования. Как их отразить в системе понятий? Проверенный способ – вновь и вновь возвращаться к эмпирически заданному объекту исследования, заново проходить весь путь познания. Но если мы однажды остановимся, то возникающая система экономических понятий, будучи пригодной для учебных целей, формирования ориентиров текущей хозяйственной деятельности, не выполнит главной – прогнозной – функции. В той мере, в какой это происходит, не только экономическая теория марксизма, но и неоклассика сталкиваются с методологическим кризисом: «Растущее разочарование в способности эконометристов производить “блага” в виде последовательно точных прогнозов было, по всей видимости, одной из основных причин кризиса. Вопрос состоит в том, сможет ли экономический метод в будущем давать количественные прогнозы с приемлемой точностью при условии его усовершенствования? Или же природа экономических данных такова, что любая попытка систематического прогнозирования по сути бесполезна или, в лучшем случае, приводит к результатам, настолько разнородным по степени точности, что затраты усилий на такие прогнозы являются излишними?»[37].

Не погружаясь в дальнейшие споры об упадке и возрождении методологии, отметим, что сегодня многим авторам наиболее обоснованным видится методологический плюрализм, позволяющий сосуществовать рядом с мейнстримом периферическим течениям экономической мысли.

Попробуем подвести итоги.

1. Не вызывает сомнения взаимосвязь объекта, предмета и метода экономической науки. В политической экономии метод применялся для исследования ее не слишком четко определенного объекта – богатства; в неоклассике произошла идентификация предмета и метода со специфической логикой поведения рационального индивида, что позволило провести четкую грань между экономикой, с одной стороны, и смежными общественными науками – с другой.

2. В настоящее время мы столкнулись с кризисом методологического монизма, обусловившим неясные перспективы дальнейшего развития и самоидентификации экономической теории. Если в свое время экономисты успешно справились с понятием «неопределенность», то сейчас все чаще говорят о «неведении» для обозначения такого состояния знаний о будущем, при котором исходы, хотя и не могут быть предсказаны в вероятностных терминах, тем не менее не являются полностью непредсказуемыми[38].

3. Мы условились, что единство объекта, предмета и метода экономической науки не может быть задано раз и навсегда в исходном пункте научного исследования. Это означает, что экономическая жизнь не может быть сведена к своему исходному состоянию, послужившему отправным пунктом экономической теории марксизма, маржинализма или любой другой, завоевавшей признание, парадигмы экономического мышления. На наш взгляд, это единство мы получаем из будущего состояния общества, в котором в результате экономической и другой социальной деятельности человека формируются все новые и новые его системные свойства.

Такое представление сродни материалистической интерпретации гегелевской абсолютной идеи. Оно необходимо для того, чтобы разделить внутреннюю логику развития теории и ее внешнее оправдание. Известно, что открытия делаются на переднем крае науки, что все понимают по-своему, но требования к ученому одинаковы. Нужно в совершенстве овладеть научным аппаратом. Затем мы переходим к научному объяснению внешнего мира – это могут быть текущие явления хозяйственной жизни, которые успешно поддаются интерпретации как с позиций мейнстрима, так и периферийных течений экономической науки. Признаком того, что исследователь оказался на переднем крае, является кризис познания – невозможность объяснить старыми средствами еще только намечающееся новое качество. Здесь, как нам кажется, нужно вернуться к началам, критически оценить свое понимание метода, знание научного аппарата и, может быть, заново переосмыслить специфическую логику специфического предмета. Этот путь исследователь проходит, оглядываясь на своих коллег, опираясь на их помощь, учитывая их, может быть, не всегда удачный опыт. Нужно воспроизвести историю познания экономических явлений, чтобы преобразовать ее в структуру экономического мышления. В этом случае методология дает кратчайший путь к поиску нового научного знания. Такой видится одна из задач наших научных чтений.

Уральский государственный
экономический университет
(Екатеринбург)

Брэнд в экономике и культуре современности

Около сорока лет назад крупнейший канадский социолог и философ Маршалл Маклюэн писал: «Классная комната не может сравниться с блеском, успехами и престижем образования, которое дает реклама». Другой видный ученый, американец Д. Поттер чуть позднее отмечал: «По широте социального влияния рекламу можно сравнить с такими давнишними институтами, как школа и церковь». Реклама «воспитывает» в наши дни многомиллионную аудиторию. Известную поговорку: «Встречают по одежке» (есть и зарубежные ее аналоги) можно перефразировать так: встречают нас и нашу деятельность по рекламному обеспечению. Престиж, статус во многом порождаются веером символических свойств, «излучаемых» рекламой. Уже давно реклама признана одним из важнейших социальных феноменов. В наши дни она становится все многообразнее и изощреннее.

Торговые марки крупнейших фирм-товаропроизводителей во многом благодаря рекламному бизнесу стали лицом тех или иных стран или, выражаясь новейшим языком, «национальными брэндами». В настоящее время понятие «брэнд» (brand) все чаще встречается в отечественной и зарубежной литературе, в лексиконе современного человека. Буквально это переводится как «клеймо», «тавро, которым продавец на рынке маркировал свой товар». Так повелось в странах Западной Европы еще с X–XII веков. «Радость узнавания» (Аристотель) оказывается мощным катализатором покупательской активности, особенно если товар обладает высоким качеством. В литературе термины «брэнд», «торговая марка», «товарный знак» в большинстве случаев определяются как синонимы. Мы не можем с этим согласиться, анализируя сам контекст использования этих слов. Брэнд – это успешная, популярная, в конце концов, «раскрученная» торговая марка, а визуализированным элементом последней выступает товарный знак. Естественно, брэнд всегда амбициозен, наступателен по отношению к аудитории.

Длительность пребывания на рынке, как правило, благоприятствует формированию и утверждению наиболее авторитетных брэндов. И знаменитые рекламщики верно замечают, что, скажем, пресловутый «американский образ жизни» нашим сознанием оценивается не на основе президентских или сенаторских речей, а на основе популярных «brand names», ухвативших суть американских базисных ценностей, которые благодаря этим ценностям завоевали мир. Мужественность, являющаяся очень важной американской ценностью, отражена в торговой марке и имидже сигарет «Мальборо», находящихся на рынке с послевоенного времени. То же можно сказать о свободе как американской ценности и марке «Левис». Некогда был широко распространен рекламный слоган, призывавший отстаивать свою свободу именно в джинсах «Левис». Рынок «брэндов» в современном мире становится одним из самых прибыльных.

Брэндинг – это высокоэффективная технология завоевания и удержания потребителя, что борьба за «умы и сердца» тысяч и миллионов покупателей. Даже если торговая марка ранее была очень скромной, то, добившись успеха, она в глазах потребителей (своего «экономического электората») насыщается некими замечательными чертами и смыслами. Товар данной торговой марки может и не меняться (как и сама марка), но «прочтение», «смотрение» его потребителем меняются принципиально. Человек приобретающий смотрит на объект приобретения уже «другими глазами».

Не всякой торговой марке суждено стать брэндом, как не всякому солдату – генералом. Брэнд окутан шлейфом символических свойств, ассоциативной аурой. Приходит это и в Россию. Так называемые торговые криминальные войны проявляются и в захватах популярных брэндов, их дескридитации. «Брэндинг» и «имиджеология» приводят в экономику не только специалистов по философии, праву, психологии и культурологии, но и, в первую очередь, дизайнеров, деятелей искусства. Уже сегодня в России есть брэнды, стоящие сотни миллионов долларов, и поддерживать их требуется постоянно.

Торговая марка выступает непременным проявлением интеллектуальной собственности. И она тесно связана с другими проявлениями интеллектуальной собственности, где работы для практиков и теоретиков предстоит чрезвычайно много. Помимо торговых марок интеллектуальная собственность распростроняется на художественные произведения и научную продукцию, на открытия и изобретения, рационализаторские предложения.

Как философская и правовая проблема интеллектуальная собственность сформировалась во второй половине XVIII века на основе разрабатываемой в сочинениях Гольбаха, Вольтера, Дидро, Русо теории естественного права. На этом основании создание литературного, художественно произведения, изобретения или иного творческого результата понималось как неотъемлемое «природное право» человека-творца вне зависимости от признания этого права официальной властью. Никакая власть не вправе лишить людей того, что являлось и является продуктом их творческих усилий.

В современной России охрана интеллектуальной собственности зафиксирована в действующей Конституции РФ, в разделе прав и свобод человека и гражданина. Этому посвящена ст. 44 Конституции РФ, а также принятые на данной основе Федеральные законы «Об авторском праве и смежных правах», «О правовой охране для вычислительных машин и баз данных», «О товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров», Патентный закон. И, несмотря на то что до сих пор целый ряд вопросов защиты и эффективности использования интеллектуальной собственности остается нерешенным, принятые законы отвечают мировым стандартам и способствуют становлению в нашей стране интеллектуальной собственности как самостоятельного, исключительно важного для экономики и культуры вида собственности и правовых отношений.

Важной частью данной проблематики являются здесь проблемы использования товарных знаков, их регистрации и правовой охраны. На такого рода знаки выдаются регистрационные свидетельства, удостоверяющие приоритет и исключительное право в отношении обозначенных данным способом объектов. Необходимо отметить, что товарный знак – это обозначение, способное отличать товары и услуги одних юридических или физических лиц от товаров и услуг других лиц. Сопровождая фактически постоянно жизнь каждого человека, деятельность каждой организации, товарные знаки могут быть зарегистрированы в виде изобразительных, словесных объемных и других обозначений в различных их комбинациях. В настоящее время в Российской Федерации зарегистрировано более двухсот тысяч товарных знаков. Немногие из них стали брэндами, но число таковых постоянно возрастает. И мы полагаем, что данный процесс в ближайшие годы будет проходить со значительным ускорением.

По нашему убеждению, роль государственных органов России в развитии отношений интеллектуальной собственности должна выражаться ныне в ее стимулировании, оптимизации регистрационной деятельности, преследовании самозванства и «пиратства», защите творческих усилий разработчиков.

Уфимский государственный
авиационный технический университет
(Уфа)

О пределах экономической власти структур федерального,
регионального и муниципального управления

Определение пределов власти – это вопрос централизации и децентрализации управления в иерархической системе управления, он связан с задачей деления ресурсов между центром и периферией. Вопрос этот очень сложный и многоаспектный.

В качестве примера изберем федеральное государство, состоящее из множества регионов – субъектов Федерации. Управление объектом любой природы и любого масштаба, в том числе народным хозяйством, связано с добыванием, хранением и анализом информации. Количество информации, которую необходимо обработать в единицу времени для успешного планирования и организации деятельности людей, увеличивается прогрессивно с возрастанием масштабов управляемого объекта. Существует такой критический размер объекта управления, после достижения которого система управления не в состоянии выполнять анализ всего массива информации, необходимой для разработки эффективных управленческих решений. Возникает информационный барьер. Преодоление барьера возможно на основе децентрализации управления. Информационный барьер определяет уровень централизации сверху: при дальнейшем возрастании объекта управления невозможно успешно воздействовать на его состояние.

Децентрализация управления имеет ограничения снизу, что диктуются объемом ресурсов (материальных, финансовых, трудовых), которые необходимы для самостоятельного решения задач регионами. А задачи эти разные, и для решения их требуется различное количество ресурсов.

Вопрос централизованного и децентрализованного управления той или иной проблемой должен решаться на основе изучения возможностей системы управления по анализу потоков информации, с одной стороны, и по результатам оценки объемов требуемых ресурсов – с другой. Информационный подход позволяет определить границы допустимой централизации сверху, ресурсный подход – разумный уровень децентрализации снизу.

Централизованное или децентрализованное удовлетворение различных потребностей населения страны определяется не только эффективностью управления, выбор имеет и политическую сторону: у того, кто принимает решение, находятся материальные и финансовые ресурсы, в его руках власть. По стечению обстоятельств в реальности проявляется то или иное сочетание принципов управления. Каждая из полярностей имеет свою концепцию. Централизованное управление исходит из следующего предположения: «Только управление из единого центра может обеспечить могущество государства и высокий экономический уровень регионов; развитие регионов будет обеспечено автоматически, если соблюсти общегосударственные интересы; следовательно, прежде всего – забота о государстве, только потом – интересы регионов». Принцип децентрализованного управления предполагает: «Только на местах известно, что и сколько требуется для благополучной жизни людей; могущество государства будет обеспечено автоматически, если регионы получат высокое экономическое развитие; следовательно, прежде всего – интересы регионов, и только потом – забота о всем государстве». Это – два крайних принципа управления: неэффективна полная централизация управления, нецелесообразна и всеобщая децентрализация. Должно быть их разумное сочетание: одни задачи должны решаться на уровне государства, другие – в пределах регионов, муниципалитетов, районов, сельских советов. Необходима концентрация ресурсов всей страны для постройки ледоколов с необходимым водоизмещением, для содержания вооруженных сил. В то же время только на местах могут быть определены оптимальные объемы выпуска телевизоров и мясорубок, кирпича и электрических лампочек, посева пшеницы и строительства спортивных залов.

Власти следует определять, какие задачи и на каком уровне должны решаться. Причем задачи эти не равнозначны, каждая имеет свою значимость с точки зрения вклада в общий успех. Различны также требуемые для их реализации потоки ресурсов, неодинаковы возникающие и потоки управленческой информации. Эти три стороны: значимость, необходимые ресурсы и объем управленческой информации – следует принимать во внимание при определении уровня, на котором та или иная задача должна решаться.

Уровни управления, в свою очередь, характеризуются располагаемым общим потоком ресурсов и возможностями обработки информации. Совокупность задач, возлагаемых на тот или иной уровень, должна соответствовать его возможностям. Соответствие должно быть и по ресурсам, и по управленческим мощностям. Под «ресурсами» понимаются материальные, финансовые, трудовые, интеллектуальные и другие возможности; под «управленческими мощностями» подразумеваются управленческий персонал (специалисты в области управления) и технические средства для сбора, хранения, обработки и анализа информации.

Уровни характеризуются, помимо возможностей по ресурсам и анализу информации, еще и количеством центров управления. На верхнем уровне есть один центр управления. В его распоряжении находятся все ресурсы высшего уровня. На нижерасположенном уровне центров больше одного, на следующем, более низком, число их еще больше.
С отдалением уровня от вершины к периферии количество центров управления увеличивается.

Для примера можно рассмотреть систему управления из трех уровней: первый, нижний, – это муниципальный уровень, второй – региональный, третий – федеральный. Необходимо все множество задач распределить по этим трем уровням так, чтобы были все они управляемы, т. е. должны быть обеспечены и ресурсами, и управленческими мощностями. Это – задача упорядоченного группирования элементов. «Элемент» представляет собой определенную задачу, результат решения которой может быть оценен количественно.

Возможны также другие постановки задач.

1. Пусть заданы возможности субъектов управления каждого уровня по ресурсным потокам и по анализу потоков управленческой информации: ресурсные и управленческие возможности уже распределены; известны перечни задач, решаемых в интересах субъектов того или иного уровня; известны значимость, необходимые ресурсы и требуемые возможности по обработке информации; необходимо так распределить задачи по субъектам управления, чтобы обеспечить решение наибольшего количества задач за определенное время. Может быть так, что задача существует для субъекта одного уровня, а возможности для ее реализации имеются лишь на более высоком уровне. Например, строительство метрополитена нужно для определенного мегаполиса, но ресурсов города недостаточно; более того, их не хватает и в региональном масштабе, следовательно, тогда управление реализацией этой программы должно происходить на федеральном уровне.

2. Известно, какая задача на каком уровне должна решаться и в интересах субъекта какого уровня она возникла, т. е. задачи по уровням управления уже распределены. Необходимо так поделить имеющиеся ресурсы и управленческие мощности, чтобы количество решаемых задач было как можно больше. Решение должно оцениваться за определенный отрезок времени.

В первой постановке задачи распределяются по разным уровням иерархической системы управления, во второй – по различным уровням имеющихся ресурсов и управленческих мощностей.

Помимо рассмотренных, возможны и другие подходы к задачам разумного распределения проблем управления. В частности, могут быть следующие оптимизационные формулировки:

а) известна схема закрепления задач по субъектам различных уровней; необходимо так распределить общие ресурсные и аналитические возможности по субъектам, чтобы был обеспечен максимальный народнохозяйственный эффект;

б) известна схема распределения ресурсных и аналитических возможностей по субъектам всех уровней управления; необходимо так возложить задачи на субъекты разных уровней, чтобы был достигнут наибольший народнохозяйственный эффект.

Научно-исследовательский институт
безопасности жизнедеятельности
(Уфа)

Реальные и потенциальные возможности
муниципальных образований
в области рационального природопользования[39]

Уже многие годы говорится о громадных потенциальных возможностях России в плане экономического и социального развития, но реальное положение выглядит весьма скромно. Ориентация на централизацию всего и вся явно не оправдалась, поэтому в последнее время наметился обратный процесс. В практическом плане он воплощается в ряде принятых федеральных законов, которые вступят в силу с 2006 г., и они касаются организации местного самоуправления. Основным является ФЗ № 000, а дополняющими – ФЗ № 000 и № 000. Очевидно, что именно законы определяют реальные возможности муниципальных образований.

Нет смысла подробно анализировать указанные нормативные документы, но стоит отметить общее впечатление по ним в части, касающейся вопросов охраны окружающей среды и рационального природопользования. Органам местного самоуправления передаются полномочия, к исполнению которых они не готовы ни морально, ни физически, ни финансово. Более того, лишенные по сути бюджетного финансирования, они не имеют возможности использовать рыночные механизмы. В существующих законах они прописаны, но в нашей стране в области природопользования и охраны окружающей среды нет законов прямого действия. Различного рода льготы стимулирующего характера не нашли отражения в Налоговом кодексе РФ, и поэтому не работают. Более того, кампания по приведению в соответствие региональных и федеральных законов полностью парализовала инициативу на местах. Например, в нашей Республике к Закону «Об отходах производства и потребления» предполагалось разработать 18 подзаконных актов, регламентирующих конкретные аспекты обращения с наиболее актуальными видами отходов. Эта работа дважды включалась в республиканские экологические программы, но так и не была профинансирована.

Более того, даже подготовленный в инициативном порядке нормативный документ после бесконечных согласований и корректировок (это продолжалось более года) был отклонен Минюстом Республики ввиду отсутствия аналогичного документа в федеральной практике.

Таким образом, можно констатировать: реальные возможности муниципальных образований в области рационального природопользования выглядят весьма скромно, и определяется это во многом неэффективностью действующего законодательства. Поэтому, рассуждая о потенциальных возможностях, придется ориентироваться на опыт зарубежных стран.

Мировая практика показала, что децентрализация природоохранной политики особенно эффективна в период ее ослабления на государственном уровне, т. е. она идеально подходит для нашей страны. Ранее такой метод выхода из экологического кризиса был с успехом использован в Японии, где децентрализация осуществлялась путем постепенной передачи полномочий, функций и финансовых ресурсов от правительственных органов на уровень административного управления.

Основной японский закон об охране окружающей среды содержит специальную статью, расширяющую полномочия местной администрации в области экологического регулирования и позволяющую формулировать собственную политику, соответствующую местным потребностям и особенностям социальной и природной среды. На этой основе были приняты местные законы, которые позволили:

1) придать полномочную силу местным программам и инструментам (например, экологической экспертизе);

2) обеспечить приоритетный характер экологических мер;

3) скоординировать участников программ;

2) создать специальные межведомственные группы и механизмы участия общественности;

3) определить прямую ответственность губернаторов и мэров за поддержку эколого-экономических программ.

Сокращение зависимости от правительственных субсидий привело к росту финансовых возможностей как государства, так и муниципалитетов.

Очень важное место в Японии отводится системе социального партнерства. При поддержке местной администрации в префектурах создаются центры экоразвития и экотехнологий с представительством различных групп населения.

Развитие местного природоохранного регулирования приспосабливалось к задаче обеспечения механизма обратной связи для предупреждения социальных конфликтов от социального неравенства в экологическом смысле. Эти меры привели к очевидному сокращению количества экологических исков.

Очень важным результатом децентрализации природоохранной политики в Японии явилась законодательная инициатива местных органов власти. Если в нашей стране такого рода деятельность всегда пресекалась «на корню» как не соответствующая федеральному законодательству, то в Японии наиболее удачные инициативы получают поддержку со стороны государства вплоть до придания им законодательного статуса.

В последнее время получили развитие интересные идеи в отношении местной собственности на природные ресурсы. С одной стороны, они рассматриваются как основание для страхования от экологического ущерба, с другой – используются для формирования региональных эколого-экономических балансов. В г. Камакура (исторический и культурный центр, аналогичный Суздалю) был создан первый трастовый фонд природоохранного характера с первоначальной земельной собственностью всего в 1,5 га, но через несколько лет «охраняемые исторические зоны» составляли уже 40% территории города.

Определенные возможности в повышении эффективности использования территории предоставляет зонирование.

Важное значение имеют и экономические инструменты, поскольку с их помощью можно ограничить экологически неблагоприятную деятельность и одновременно получить финансовую поддержку для нужных экологических проектов. Наибольшее распространение получили платежи за потребление ресурсов (вода, воздух, леса, территории для размещения отходов), залоговые цены на переработку отходов и транспортный налог на потребление топлива.

В целом местные программы управления окружающей средой стали отличной школой опыта по вопросам взаимодействия различных слоев населения (частных компаний, различных ведомств и групп общественности) при реализации общих проектов и оценки их вкладов.

По инициативе местных администраций и при активной поддержке государственных мер в Японии развивается концепция экополиса (экосити); приобретает характер широко разрекламированной кампании проведение конкурсов городов – претендентов на мощные финансовые вливания. Не меньшим успехом пользуются еще две концепции: сосуществования экономики и экологии на локальном уровне и уникальности природного окружения. Первая концепция означает экономическое развитие при условии сохранения многообразия природоохранных функций экосистем, изобилия благ природы и обеспечения доступа населения к многообразию экологических благ. Вторая, по сути, отражает всплеск местного самосознания, придает культовое значение традиционным отношениям в деревне («озерная» или «горная» деревни) или в городе местного значения.

Пример Японии – далеко не единичен. В США штаты самостоятельно осуществляют охрану подземных вод; устанавливают систему экологических стандартов по тем загрязняющим веществам, для которых не существует федеральных стандартов; разрабатывают широкий комплекс мер юридической ответственности за различные правонарушения; имеют право делить свои земли на зоны городской застройки, промышленного развития, рекреации, сельскохозяйственные земли; устанавливать % застройки территории и т. д. Федеральное правительство материально поощряет природоохранные мероприятия, которые проводятся на местах за счет бюджетных средств. Например, на 90% из бюджета финансируется строительство муниципальных водоочистных сооружений, отвечающих федеральным требованиям. В целом опыт США показывает, что передача в руки местных властей большого объема полномочий в области обеспечения экологической безопасности имеет положительный результат, особенно в тех случаях, когда это закреплено законодательно.

В Великобритании государственная политика в области охраны окружающей среды тоже имеет явную тенденцию к децентрализации. Главные органы местного самоуправления (советы графств) осуществляют целый ряд важных функций в сфере планирования землепользования. Ведут надзор за разработкой месторождений полезных ископаемых, проводят регулирование и контроль за утилизацией отходов.

Пример творческого подхода органов муниципального управления к решению проблемы утилизации ТБО ярко продемонстрировали власти г. Торонто. При активных консультациях с жителями города в 2001 г была принята программа, в соответствии с которой в 2010 г. депонирование муниципальных отходов на полигонах должно полностью прекратиться. Она реализуется в три этапа: к 2003 г. намечалось сократить количество захораниваемых отходов на 30%, к 2006 г. – на 60% и к 2010 г. – на 100% за счет рециклинга, вторичного использования и компостирования.

Интересен опыт канадской провинции Остров Принца Эдуарда. Там с 1990 г. действует специальная программа сокращения количества отходов, которая опирается на четыре главных принципа: сокращение, повторное использование, утилизация и рециркуляция (регенерация) отходов. Большое внимание в ней уделяется экологическому образованию и воспитанию населения. С этой целью была организована еженедельная публикация тематических статей и издан «Домашний справочник по рециркуляции». В рамках программы были проведены общественные консультации муниципальных властей и общественности. Они способствовали сотрудничеству в области управления отходами и привлечению внимания к владельцам отходов, накапливающихся в населенных пунктах. Программа содержит такие инициативы, как запрет на открытое сжигание мусора, предоставление контейнеров для рециркуляции в местах, находящихся под наблюдением, усовершенствование мусорных свалок с засыпкой грунтом и введение платы за сброс или разгрузку мусора в местах управления отходами. Любой житель может приобрести контейнеры для мусора и компостирования с рассрочкой оплаты на 5 лет.

Помимо рециркуляции домашних отходов, руководство провинции привлекает население к рециркуляции других отходов, в частности отработанных моторных масел, пластиковой упаковки сельхозпродукции, использованной бытовой техники и приборов, батарей свинцовых аккумуляторов, старых автомобилей, использованных шин, бутылок и др. Например, при приобретении новых шин со всех покупателей взимается налог в размере 2 канадских долларов для финансирования переработки старых шин. Это позволяет ежегодно утилизировать около 100 тыс. шин, что составляет 95% всех продаваемых в провинции шин. Аналогичная система включена и в Положение о батареях свинцовых аккумуляторов. В соответствии с ним все продавцы должны брать депозит в размере 5 канадских долларов в случае, если при покупке нового аккумулятора покупатель не сдает использованный аккумулятор. Этот вид деятельности в провинции лицензирован.

В целом в Канаде регионы обладают весьма широкими полномочиями в решении экологических проблем за счет права владения природными ресурсами в пределах собственных границ. Они разрабатывают собственные планы экологических действий, отличающиеся и по форме, и по подходам.

Анализируя зарубежный опыт, можно констатировать: потенциальные возможности муниципальных образований в сфере рационального использования природных ресурсов действительно очень велики, но их реализация невозможна ни в рамках действующего, ни вступающего в действие с 2006 г. федерального законодательства.

Уральский государственный
экономический университет
(Екатеринбург)

Микроэкономические факторы инфляционных процессов

Инфляция представляет собой одну из главных макроэкономических проблем. В экономической литературе преобладает монетаристский подход к ее исследованию: в качестве главной причины инфляционных процессов выделяют увеличение предложения денег в экономике. Не отрицая влияния изменения денежной массы в обращении на динамику цен, следует отметить, во-первых, неоднозначность этого воздействия, а во-вторых, возрастание роли микроэкономических факторов развития инфляции в современных условиях.

Один из представителей монетаристской теории М. Фридмен, рассматривая инфляцию как денежный феномен, подчеркивает, что при этом отсутствует жесткое механическое соотношение между количеством денег и уровнем цен. По его мнению, между изменением количества денег в обращении и цен существует временной лаг, который может составлять до полутора лет.

На начальном этапе развития инфляции опережающими темпами растет денежная масса; в дальнейшем, по мере формирования инфляционных ожиданий, цены станут расти быстрее. При стабильном темпе роста денежной массы темпы инфляции постепенно тоже стабилизируются. Во многом это связано с тем, что количество денег, которые люди хотят держать в форме наличности (спрос на деньги), как правило, не изменяется.

Если же предложение денег в силу каких-либо причин увеличивается, то каждый владелец денег начинает тратить их больше, уменьшая запас своей наличности. Однако он не может увеличить свои расходы, не повышая доходы других людей. В результате общая номинальная сумма наличных денег в экономике останется неизменной, но следствием таких действий станет последующий рост цен, определяемый предшествующим увеличением предложения денег.

Следует заметить, что утверждение монетаристов о наличии изменяющегося и достаточно продолжительного разрыва во времени между увеличением денежной массы и инфляцией позволяет почти любое увеличение темпов роста общего уровня цен в данном периоде увязывать с повышением темпов прироста денежной массы, которое произошло в достаточно отдаленном прошлом. Поэтому и данные о временном лаге между изменениями денежной массы и индекса цен у разных исследователей в различные периоды отличаются. Так, анализируя развитие инфляционных процессов в 1990-е годы в России, А. Илларионов отмечает, что за период с 1992 по 1995 г. временной лаг между темпами прироста денежной массы (агрегата М2) и инфляции увеличился с трех до восьми месяцев. Райской, Я. Сергиенко, А. Френкеля показало, что за период с 1994 по 1999 г. максимальная величина взаимной корреляции денежной массы М2 и индекса потребительских цен была достигнута при лаге в 7 месяцев. При этом для периода 1992–1994 гг. лаг составлял 4 месяца, а в 1994–1999 гг. он увеличился до 7 месяцев.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19