c)  формирование соответствующей философской базы как основы новых концепций будущего (индустриализм, экзистенциализм, структурализм, социал-реформизм, теория конвергенции и т. д.).

Это создало предпосылки для новых понятий, категорий, используемых в конструировании концепций будущего. Последовавший за этим период (1960-е гг.) часто называют периодом «бума прогнозов». Именно этим временем датируется появление футурологии.

Футурология (от лат. futurum – будущее и греч. logos – учение) в широком смысле – совокупность представлений о будущем человечества. Формально датой рождения футурологии можно считать 1943 год, когда немецкий социолог О. Флехтхейм предложил использовать это понятие в качестве названия «философии будущего», которую он противопоставлял идеологии и утопии. Идея его нашла широкий отклик в научной среде. Во второй половине ХХ столетия «наука о будущем» развивалась очень бурно.

В начале 60-х гг. этот термин получил распространение на Западе в смысле «истории будущего», «науки о будущем», призванной монополизировать прогностические (предсказательные) функции существующих научных дисциплин. Но так как перспективы социальных процессов изучаются многими науками, термин «футурология» ввиду многозначности и неопределённости с конца 60-х гг. вытесняется термином «исследование будущего», который подразумевает совокупность теории и практики прогнозирования. Понятие футурологии на Западе сохранилось преимущественно в виде образного синонима «исследования будущего». В узком смысле футурология характеризуется как область научных знаний, охватывающая перспективы социальных процессов, синоним прогнозирования и прогностики.

Следует отметить, что и до этого различные мыслители обращали свое внимание на исследование перспектив человечества. Но с этого времени они обрели объект, прогнозирование состояний которого стало исходным пунктом выводов о будущем человечества. Таким объектом стала наука и порожденная ею техника. Эта пара стала исследоваться как основной фактор преобразования не только природы, но и общества.

Задолго до 1943 года уже существовали теории, выводящие будущую картину мира исходя из развития научно-технической сферы. Со времен Ф. Бэкона человек хотел с помощью техники покорить природу, надеясь достичь царства свободы и счастья. Тем не менее, своего наибольшего могущества техника достигла недавно: к середине ХХ столетия. Успехи естественных наук и порожденных ею технологий были особенно очевидны на фоне кризиса гуманитарного знания и в частности философии (этот кризис еще себя не исчерпал окончательно). Несмотря на это нужно признать, что технологически детерминированная футурология имеет глубокие корни в философии истории. Ведь футурология – это та же самая история. Только история не прошлого, а предполагаемого будущего.

В СССР термин «футурология» большей частью употребляется для обозначения современных немарксистских концепций будущего (буржуазный футурологизм). При этом в буржуазной «футурологии» выделялось несколько течений: «апологетическое», «реформистское», «леворадикальное» и др. Можно утверждать, что в 60-х гг. господствовало открыто «апологетическое», которое опиралось на разного рода технологические теории (см. также например, различные теории «постиндустриального общества») и пыталось определить и обосновать перспективы развития современного капитализма как такового (Д. Белл, Г. Кан (США), Р. Арон, Бертран де Жувенель (Франция)). Представители «реформистского» течения говорили о грядущей «конвергенции» капитализма с социализмом, развитии синтетической социально-экономической системы, сочетающей в себе явные признаки и того, и другого (Ф. Бааде (ФРГ), Р. Юнгк (Австрия), Ф. Полак (Нидерланды), И. Галтунг (Норвегия)), «леворадикального» – неизбежность катастрофы «западной цивилизации» перед лицом научно-технической революции (А. Уоскоу (США) и др.).

Термин «прогностика» получил распространение с середины 1960-х гг., когда появились первые специальные научные исследования по теоретическим проблемам конкретного прогнозирования социальных явлений, что дало толчок к оформлению ее как самостоятельной научной отрасли. Прогностика как теория прогнозирования развивается во взаимосвязи с теориями так называемого «научного предвидения», целеполагания, планирования, программирования, проектирования (социального проектирования), управления.

Исследование будущего стало приобретать все признаки самостоятельной научной дисциплины: разрабатывается методология, начинают выходить специализированные научные журналы («Футурист», «Фьючерс»). Выходят из печати книги, Именно в 60-е годы идет активная разработка новой технологии прогнозирования в различных сферах, особенно в области экономики, науки, техники. Это знаменовалось выходом работ таких известных авторов, как Г. Тейл («Экономические прогнозы и принятие решений», 1966), («12 способов предсказания», 1964), Э. Янч («Прогнозирование научно-технического прогресса», 1966 – 1967), Ф. Полак («Прогностика», 1968) и др. В исследованиях будущего, публикующихся в этот период, преобладало изучение «технико-аналитической перспективы» (по существу являвшееся скрытой поддисциплиной, занимающейся военными задачами).

Ведущее место среди работ, составивших идейную основу философских, экономических и социальных концепций футурологии заняли теории индустриализма и постиндустриального общества: работы У. Ростоу «Стадии экономического роста. Некоммунистический манифест» (1960), Дж. Гэлбрейта «Общество изобилия» (1958), «Новое индустриальное общество» (1967), Р. Арона «18 лекций об индустриальном обществе» (1962)…

В 40-е – 60-е годы происходит активное создание правительственных и неправительственных учреждений и организаций, основной задачей которых стало научное обеспечение программ и проектов. Только в США в этот период было создано по меньшей мере четыреста независимых исследовательских организаций, которые так или иначе занимались прогнозной деятельностью.

В начале 70-х гг. на передний план выдвинулось течение, которое выступило с концепцией неизбежности «глобальной катастрофы» при существующих тенденциях развития общества. Ведущее влияние в этом сложном течении приобрёл т. н. Римский клуб, включающий видных западных учёных, политиков, бизнесменов. По его инициативе развернулось «глобальное моделирование» перспектив развития человечества на основе использования ЭВМ. При этом участники этих исследований разделились на два основных направления: одни из них развивают идеи социального пессимизма (Дж. Форрестер, Д. Медоус, Р. Гейлброунер (США)), другие («технооптимисты») пытаются обосновать возможность избежать катастрофы с помощью «оптимизации» существующей в обществе технологической, социально-экономической и политической системы (А. Тофлер, М. Месарович, Э. Ласло (США), Э. Пештель (ФРГ), К. Фримен, В. Феркисс (Великобритания), И. Кайя (Япония), Г. Линнеман (Нидерланды), А. Эррера (Аргентина) и др.).

В 1970-е гг. проблемами глобального моделирования будущего занимаются ученые многих стран. В Австрии в этот период создан Международный институт прикладного системного анализа с целью глобального, регионального и проблемного моделирования будущего. К 1970-м гг. заявила о себе Международная исследовательская группа Института мирового правопорядка (США).

С 1973 существует Всемирная федерация исследований будущего, в которую входит ряд прогностических научных обществ, в том числе Исследовательский комитет по футурологии Международной социологической ассоциации. В 1999 г. была основана Международная академия исследования будущего.

Развитие прогностики на Западе, тем не менее, не сводилось лишь к созданию глобальных прогнозных моделей. Значительная часть работы была сосредоточена на теоретических и теоретико-методологических проблемах прогнозирования.

В 1980-х гг. исследования будущего нашли активную поддержку в организациях, заинтересованных, в основном, в появлении новых технологий, сохранении власти, в контроле человеческих взаимоотношений, информационно-коммуникационных технологиях, биотехнологиях, новых формах земледелия и т. п., то есть структурах, стремящихся к лидерству в своей сфере деятельности в будущем. Именно в это время появляются детально разработанные методики и техники прогнозирования, технологическое прогнозирование, активно развиваются методы прогнозирования, предпосылки разработки которых были заложены ранее: динамическое моделирование, имитационное моделирование, прогнозирование на основе экспертных оценок и опросов общественного мнения. Активно развивается прогнозирование для принятия решений.

Обозначились следующие черты, присущие современной прогностике как научной дисциплине:

-  значительность масштабов научно-технического, социально-экономического и военно-политического прогнозирования на Западе. Будучи широко востребована практикой управления, несмотря на конкуренцию (или благодаря ей), западная прогностика значительно окрепла организационно и методически. Отрасль услуг по проведению прогнозных исследований представлена большим количеством частных консультативно-исследовательских центров (фирм), работающих по контракту, правительственными учреждениями или их отделами (обычно систематизирующими готовую информацию), прогнозными группами в организациях различного размера и сферы деятельности. Организационную структуру современной прогностики как отрасли знания составляют различные научные учреждения, многочисленные научные общества, ассоциации общественного характера, осуществляющие обмен информацией, опытом разработки прогнозов (иногда такие общества или их члены выполняют заказы на проведение прогнозных исследований);

-  система разработок прогнозов социального и экономического развития при этом утратила «самостоятельный» характер, влилась в сферу управления и, фактически, ориентирована на прикладные задачи управленческого характера, встающие перед крупными (и не очень) компаниями, государственными учреждениями, органами;

-  теоретико-методологическая основа прогнозирования не претерпела сколь-нибудь существенных изменений в последние десятилетия: все основные достижения в этом направлении – это результат «бума прогнозов» 1960-х – 1970-х гг. Методы, разработанные ранее или предложенные как потенциально возможные методы прогнозирования, продолжают активно использоваться как базовые до сих пор.

В целом прогностика сегодня – это дисциплина комплексного характера (общее понятие о взаимосвязи дисциплин). Основная задача прогностики – развитие специальной методологии прогнозирования с целью повышения эффективности методов и техники разработки прогнозов. В проблематику прогностики входит изучение особенностей прогнозирования как специального научного исследования, принципов построения и оптимального сочетания различных методов прогнозирования, способов оценки достоверности прогнозов, принципов использования для разработки прогнозов выводов теории вероятностей, теории игр, исследования операций, теории принятия решений и др. Развитие прогностики сыграло важную роль в совершенствовании методов прогнозирования. Но как научная и исследовательская дисциплина она все еще находится в процессе становления.

Прогностика делится на общую (или теоретическую) и частные (или прикладные) отрасли, которые являются составными частями общей, но вместе с тем, фактически, входят в соответствующие научные дисциплины (медицинская, биологическая, экономическая, демографическая прогностика и т. п.), образующие сложные взаимосвязанные комплексы (особенно в общественных науках, социальной прогностике).

В итоге получается примерный перечень основных направлений обществоведческого прогнозирования: науковедческое, техноведческое, социально-медицинское, социально-экологическое, социально-географическое, социально-космическое, экономическое, социологическое, этнографическое, демографическое, педагогическое, социокультурное, архитектурное, психологическое, этическое, юридическое, политическое, военное. Этот перечень можно положить в основу систематизации объектов, предметов и проблем прогнозирования в общественных науках.

При дальнейшей детализации проблематика прогностики приобретает следующий вид.

1.  Наука – перспективы развития научных кадров, учреждений.

2.  Экономика – перспективы развития социальной организации и системы социальных стимулов труда.

3.  Народонаселение – перспективы роста и изменения структуры.

4.  Семья – перспективы изменения структуры.

5.  Образование – перспективы развития дошкольных учреждений, начальной, неполной средней и средней общеобразовательной школы, профессионально-технического образования, Общественного и частного репетиторства, специального среднего и высшего образования, повышения квалификации и переподготовки кадров, общего образования и самообразования взрослых, подготовки научных кадров, функционирования педагогических кадров.

6.  Здравоохранение – перспективы развития медицинских учреждений, рекреационных зон и объектов, физической культуры, функционирования медицинских кадров.

7.  Культура – перспективы развития книжного, журнального и газетного дела, радио и телевидения, кино, театра, клубов, музеев, библиотек, парков культуры и спортивно-туристских объектов.

8.  Расселение и экология (социальное пространство) – перспективы дальнейшего освоения Земли и космоса, борьбы с атмосферным, гидросферным, ландшафтным, тепловым, радиационным и шумовым загрязнением окружающей природной среды, развития городов и сельских поселений, жилья, миграций, автодорожного, железнодорожного, воздушного и водного транспорта, телефонной (в перспективе-видеотелефонной) сети.

9.  Структура времени общества (социальное время) – перспективы изменений структуры рабочего года, развития общественно и индивидуально организованных форм досуга.

10.  Социальная структура – перспективы развития социально-классовой, социально-производственной, социально-профессиональной, образовательной, квалификационной, возрастной и т. п. структур.

11.  Социальные потребности – тенденции и перспективы их развития под действием закона возвышения потребностей и соответствующего изменения ценностных ориентации.

12.  Общественная жизнь – перспективы развития общественного самоуправления, борьбы с преступностью, пьянством, неорганизованным производственным и потребительским перераспределением и другими антиобщественными явлениями.

2.2. Отечественная прогностика[23]

В начале Новой экономической политики (1921–1929), группе советских экономистов во главе с была поручена разработка прогноза перспектив развития СССР на годы первой пятилетки (1928–1932) и далее. В процессе работы учёные пришли к следующему выводу: невозможно предсказывать будущее состояние процессов или явлений, поддающихся изменению средствами управления, в том числе планирования – получается как бы саморазрушение или, напротив, самоосуществление предсказаний, причем, с учётом предсказанного. Вместо тщетных в данном случае попыток безусловных предсказаний учёные рекомендовали две качественно новые исследовательские технологии: «генетическую» (экстраполяция в будущее наметившихся тенденций с целью выявления или уточнения проблем, подлежащих решению средствами управления) и «телеологическую» (оптимизация трендов по заданным критериям и целям для выявления наилучших решений указанных проблем). По сути, речь шла о способах «взвешивания» возможных – ожидаемых и желательных – последствий намечаемых плановых и иных решений.

Отчет об этих выводах был опубликован в журнале «Плановое хозяйство» (1928,2) но заказчикам он не потребовался: первая пятилетка должна была явиться «большим скачком» к социализму. Руководству страны требовался не научный анализ, а идеологическое обоснование, пропаганда. Названная статья была обнаружена только в 1980 г., частично опубликована в ряде научных работ, полностью воспроизведена в сборнике «Каким быть плану: дискуссии 20-х годов» только в 1989 г.

Американцы столкнулись с той же проблемой при попытке прогноза реализации программы «Аполлон». Ровно 30 лет спустя, ничего не зная о выводах своих русских коллег, они пришли к в точности такому же заключению, только «генетический» подход назвали «зксплораторным» (в обратном переводе на русский – «поисковый»), а «телеологический» – «нормативным» (так и переведенным на русский язык). Оба подхода составили «технологическое прогнозирование», неточно переведённое у нас поначалу как «научно-техническое», хотя речь шла не об отрасли прогнозирования, а об особом, так сказать, алгоритмическом, способе разработки прогнозов. Начался знаменитый «бум прогнозов» – триумфальное шествие «технологического прогнозирования» по всему миру в виде сотен институтов, тысяч секторов и отделов, специально занятых разработкой поисковых и нормативных прогнозов.

Во второй половине 60-х гг. этот «бум» докатился и до Советского Союза. Но ему предшествовала более чем 35-летняя «мёртвая зона», когда говорить и тем более писать о будущем можно было только в виде прямых комментариев тех или иных высказываний «основоположников», либо «программных документов КПСС».

Статья из «Планового хозяйства», упоминавшаяся ранее, была не единичной публикацией, в 1920-е гг. в СССР были опубликованы сотни других статей о «будущем», более двух десятков книг и брошюр на ту же тему, правда, большей частью, пропагандистско-утопического характера, но не потерявшие научного значения и сейчас. Среди последних «Будущее Земли и человечества» и другие брошюры из так называемой «калужской серии» , «Жизнь и техника будущего» под редакцией А. Анекштейна и Э. Кольмана, не уступавшая лучшим мировым стандартам тех лет. Кроме того, каждому прогнозисту того времени были хорошо известны произведения «ранней футурологии» второй половины XIX – начала XX века, о которых уже опоминалось.

Вопрос правомерности «науки о будущем» станет во второй половине 1960-х годов, на волне «бума прогнозов», предметом специального исследования двух научных коллективов – советского и американского («Комиссия 2000 года» под председательством Д. Белла). Оба коллектива практически одновременно, не сговариваясь, пришли к выводу о принципиальной невозможности подобной науки, ибо все науки изучают либо прошлое (исторические), либо будущее (все прочие), а «настоящее», с этой точки зрения, – не более, как условная разделительная черта, через которую «будущее» ежесекундно перетекает в «прошлое». Суть каждой науки – триединая функция описания (анализа), объяснения (диагноза) и предсказания (прогноза), так что заниматься прогнозированием должны все без исключения науки, заслуживающие этого названия, – даже исторические (по-своему, разумеется).

Невозможность конструирования «науки о будущем», как особой научной дисциплины, противостоящей наукам о прошлом и настоящем, вовсе не исключала возможности междисциплинарного исследования будущего, как особой отрасли, особого направления научных исследований, типа исследований операций и т. п. К этой мысли на Западе пришли уже в конце 1960-х гг., а в нашей стране начинали приходить в конце 1980-х. В те годы, вплоть до 1966 г., в русском языке даже и слова такого не было – «прогнозирование» (хотя термин «прогноз» вошел в русский язык с XIX века). Оно обрело право на жизнь только в жестоких идеологических схватках второй половины 1960-х.

Только чисто конъюнктурные моменты могли продвинуть подобные рукописи в печать в условиях существовавшей в Советском Союзе идеологической цензуры – разумеется, в усеченном и препарированном сообразно конъюнктуре виде. Не все авторы рисковали выступать со столь скандальной для того времени тематикой – ведь она касалась вопроса о развитии общества, который был монополизирован партийной идеологией КПСС. Иные предпочитали укрываться под псевдонимами. Так появились «Если мир разоружится» (1961) – некоего И. Лады, к встрече Хрущев – Кеннеди в Вене осенью 1961 г., «Век великих надежд» (1964) Г. Доброва и Ю. Голян-Никольского, «Контуры грядущего» (1965) И. Лады и О. Писаржевского – в порядке комментирования Программы КПСС.

И все же идея возможности исследования будущего утверждалась в советской науке. С 1957 года начали появляться статьи академика – на ту же тему, что и у Бернала – «Наука и общество», ряда других ученых. С 1965 года в высших академических кругах стал обсуждаться вопрос о возможности создания на первых порах специального научного совета или хотя бы постоянно действующего семинара «по научно-технической и социально-экономической прогностике».

В противоречиях подходили к концу хрущевские реформы 1956–64-х гг. Возникновение прогностики как признанной научной отрасли в нашей стране во многом зависело от политической конъюнктуры середины 1960-х гг. накануне XXIII съезда КПСС.

Свергнувшие Хрущева его компаньоны, во главе с Брежневым, приходили к власти под знаменем новой волны преобразований (косыгинские реформы 1966–68-х гг.). Одним из существенных ее элементов, помимо «развитого социализма», пришедшего на смену «коммунизму к 1980 году», «демократизации» и «хозяйственного самоуправления», а также уймы чисто пропагандистских лозунгов, было положение о необходимости расширения диапазона народно-хозяйственного планирования (не только «экономическое», но и «социальное»), плюс необходимость опоры планов на более солидную научную основу (в потивополжность хрущевскому «волюнтаризму»). Вот тут к месту оказался «бум прогнозов», катившийся с Запада. В русском языке появилось слово «прогнозирование». Почти одновременно с XXIII съездом КПСС в начале 1966 г. заговорили о предплановых прогнозных разработках.

Идеологическое нововведение проходило отнюдь не безболезненно. Прогнозирование и программирование отождествлялись с капитализмом, рассматривались как диверсия против социалистического планирования. Ожесточенные идейные бои продолжались почти три года. Но к середине 1968 г. в «директивных органах» вопрос был окончательно решен в смысле допущения прогноза не как альтернативы плану, а как разновидности предплановой разработки. Осенью того же года появилось соответствующее постановление ЦК КПСС и Совмина СССР. Еще раньше было принято решение о создании в только что учрежденном тогда Институте международного рабочего движения сектора, а затем и отдела прогнозирования социально-экономических последствий научно-технического прогресса (фактически начал функционировать с января 1967 г.). В конце 1967 г. рассматривался вопрос о создании в едином комплексе Института социологических исследований, общественного мнения, социального прогнозирования и планирования. Спустя год было принято решение ограничиться на первых порах Институтом конкретных социальных исследований АН СССР, где предусматривались отделы всех трех указанных выше направлений. Весной 1967 г. в одной только Москве насчитывалось более тридцати секторов, занявшихся прогнозными разработками, спустя год их оказалось более семидесяти, а после упомянутого постановления ЦК и Совмина общее количество подобных научных подразделений по стране в целом достигло почти тысячи. Из них приблизительно около 2/3 занимались научно-техническими прогнозами, около 1/4 – экономическими, около 1/10 – градостроительными, остальные (социальные, криминологические, географические и др. прогнозы) – насчитывались единицами.

Быстро стали формироваться общественные организации обмена научной информацией между работниками в сфере прогнозирования. В 1967 г. образовалась секция социального прогнозирования советской социалистической ассоциации и научного совета АН СССР по проблемам конкретных социальных исследований, Общественный институт социального прогнозирования при Социологической ассоциации в составе более тридцати межинститутских рабочих групп, занявшихся различными аспектами прогнозирования социальных потребностей общества. Уже в первой половине 1967 г. постоянно действующий семинар по проблемам социального прогнозирования собрал сначала несколько десятков человек, через месяц – несколько сот, еще через месяц – свыше тысячи. Аналогичных масштабов семинары, коллоквиумы, симпозиумы, конференции по проблемам научно-технического и экономического прогнозирования собирались в Москве и Киеве. В 1968 г. была создана Советская ассоциация научного прогнозирования с почти ежемесячными многообразными семинарами, тысячными ежегодными конференциями и даже с собственным «толстым» журналом. Счет статьям и докладам по вопросам прогнозирования пошел ежегодно на сотни, монографиям (не считая популярной литературы) – до десятка и более.

В процессе аппаратной борьбы, разгоревшейся по поводу создания нового перспективного с точки зрения возможности выдвинуться научного направления, Институт конкретных социальных исследований раскололся на враждующие группы «социологов» и «политологов», с междоусобицей и внутри каждого клана. Начавшаяся «война» похоронила проекты создания на базе этого института институтов социологических исследований, общественного мнения и социального прогнозирования. Советская ассоциация научного прогнозирования, вопреки протестам ряда ученых, объединила преимущественно специалистов в области научно-технического прогнозирования. Экономическое прогнозирование обособилось в отдельный клан. Противоборство закончилось массовыми доносами и «репрессиями».

В 1967 г. во время своих поездок в Париж и Юнгк обсуждал вопрос о возможности создания всемирной организации футурологии. Первоначальная идея заключалась в учреждении федерации возникших тогда национальных и интернациональных футурологических ассоциаций, в частности, общества «Мир будущего» (США), «Футурибль» (Франция, Италия, Испания), «Человечество 2000 года» (страны северо-западной Европы) аналогичных организаций, создававшихся в СССР и ряде стран Восточной Европы). Однако эту идею оказалось невозможным реализовать. Всемирная Федерация исследований будущего была создана лишь в 1973 году в виде еще одной международной организации, состоящей из нескольких сот индивидуальных и нескольких десятков коллективных членов. Добиться разрешения на вступление в Федерацию советских специалистов и организаций оказалось невозможно вплоть до 1989 г., когда запретительные структуры стали рассыпаться и удалось настоять на коллективном членстве СССР в Федерации.

В 1970 г. в структуре Международной социологической ассоциации была организована секция футурологии (позднее исследовательский комитет 07 – «Исследования будущего»), где один из двух сопрезидентов всегда был представитель СССР, а другой – очередной президент Всемирной федерации исследований будущего. Только таким замысловатым путём можно было обеспечить хоть какую-то включенность советских специалистов в международное сообщество футурологов.

Однако все эти огорчения отходили далеко на задний план перед грандиозной целью, которая казалась близкой к осуществлению. В 1967–1971 гг. на уровне помощников ряда членов Политбюро ЦК КПСС обсуждался вопрос о возможности создания государственной службы прогнозирования в виде специальной комиссии специалистов, способных «взвешивать» последствия принимаемых решений, при Политбюро ЦК КПСС, аналогичных комиссий при всех ведомствах общесоюзного и регионального уровня, при обкомах партии, во всей структуре плановых органов, на крупных предприятиях и в важнейших учреждениях, с научным подкреплением в виде сети кафедр прогнозирования в важнейших университетах страны и отделов прогнозирования в ведущих исследовательских институтах различного профиля. В НРБ и ГДР, где партийно-правительственная бюрократия была более гибкой, чем в СССР, простым распоряжением соответственно Т. Живкова и В. Ульбрихта подобная система в 1969 г. была формально учреждена (но в условиях административно-командной системы, фактически, оставалась бездействующей).

Начало было положено созданием общественной «академии прогностических наук», со своей собственной системой званий и степеней. Борьба за возможность получения степеней, званий и связанных с ними номенклатурных привилегий стала весьма острой. В ход пошли политические доносы. Делами передравшихся между собой «социологов», «политологов» и «футурологов» стала заниматься Комиссия партконтроля при ЦК КПСС и другие, не менее суровые, инстанции.

Свертывание преобразований, которые начинались косыгинской реформой, непосредственно отразилось и на судьбе советской прогностики, как дисциплины непосредственно связанной с «новыми» подходами к планированию общественного развития в СССР. Попытки протеста общественности против ужесточения идеологической линии и политики партии были жестко пресечены. Вице-президент АН СССР A. M. Румянцев, как и десятки других ведущих ученых, обвиненных в «гнилом либерализме», были смещены с руководящих постов и оказались во «внутренней эмиграции» (некоторые подались и во «внешнюю»). Многим другим было запрещено выступать устно и печатно. В Институте конкретных социальных исследований новым директором и его «соратниками» была организована «чистка», закончившаяся разгоном 3/4 персонала, в том числе почти всех ведущих «социологов» и всех до единого «политологов». Были ликвидированы и Советская ассоциация научного прогнозирования, и Общественный институт социального прогнозирования.

«Директивные органы» вынесли четкое решение: всю научную деятельность в области прогнозирования возложить на Госкомитет по науке и технике, а всю практическую – на Госплан. Но, так как упомянутый Госкомитет научной деятельностью не занимался, будучи исключительно управленческим бюрократическим учреждением, а Госплан никогда не специализировался на прогнозной работе, ибо создавался для других целей, его работа была организована принципиально иначе, то прогнозирование как отрасль знания в СССР фактически, прекратила свое существование.

Собственно научные прогнозные работы во многих случаях при разработке планов и программ развития подменялись идеологическим и логико-практическим обоснованием. Комплексная Программа научно-технического прогресса на 1976–1990 гг. и такие же более поздние программ, – от Энергетической и Продовольственной до сотен частно-отраслевых, – в своей основе часто содержали лишь идеологические директивы и не базировались на серьезной прогнозной предплановой работе.

Для подготовки Комплексной программы была создана специальная комиссия АН СССР из нескольких десятков рабочих групп общей численностью свыше 800 человек. Работа шла около двух лет 15 – торопились к XXV съезду КПСС (1976 г.). Судить о характере представленных материалов, готовившихся в спешке, на основе волевого распоряжения начальства без какой-либо предварительной подготовки и без каких-либо материальных стимулов, затруднительно. По-видимому, строго говоря, это не были ни собственно прогнозные, ни собственно программные, ни собственно предплановые, ни тем более собственно плановые материалы по их содержанию и научной обоснованности. Нередко имели место чисто умозрительные соображения на перспективу – главным образом, в расчете повысить значимость своего учреждения и выбить побольше ассигнований на «свою» отрасль. Но и они не понадобились. Госплан сверстал очередную пятилетку 1976–1980 гг., по-прежнему ориентируясь на подход «от достигнутого». Можно утверждать, что то же самое относится к «Комплексным программам» для пятилеток на 1981–1985, 1986–1990 и 1991–1995 гг. (последняя была «перечеркнута» политическими событиями 1989–1991 гг.).

Тем не менее, бурная квазинаучная активность, подчеркивавшая растущую «научную обоснованность» пятилеток, была оценена как весьма выигрышная в политико-пропагандистском плане. В 1976 г. упомянутая Комиссия АН СССР была преобразована в Научный совет из более чем полусотни комиссий. Счёт «задействованным» в них научным работникам пошел на многие тысячи, на десятки тысяч. В 1979 г., когда была завершена работа над второй Комплексной программой (до 2000 г.), эту деятельность ввели в систему: первые три года каждой пятилетки – работа над Комплексной программой, продлеваемой на следующие пять лет (2005, 2010 и т. д.), четвертый год – работа над основными направлениями (на следующие 10 лет), последний, пятый год – работа собственно над завершением пятилетнего плана. Эта система явилась одним из основных базовых элементов проектов реформ управления, выработанных в 1979 г. к XXVI съезду КПСС (1981 г.), но так и оставшихся проектами. После попытки реформ начатых в 1983 г. преемником Брежнева – , вскоре умершим и смененным , который полностью восстановил брежневское «статус кво», эта система была достроена учреждением Института народохозяйственного прогнозирования АН СССР, призванного координировать работу над Комплексной программой. В таком виде она просуществовала до 1990 г., когда была упразднена «за ненадобностью», с весьма туманными перспективами «перестройки» этой области «социалистического планирования», особенно в условиях курса на «регулируемое рыночное хозяйство».

Эта колоссальная система, по сути, – государственная служба прогнозирования, в рамках которой трудились многие тысячи людей (в том числе, добросовестные учёные, высказывавшие ценные соображения и дававшие конструктивные предложения), производила продукцию, которой затруднительно дать характеристику – прогнозная, программная, предплановая, плановая, научная?. Продукцию, которая не имела никакого значения, даже если бы учитывалась в практике планирования, посколькy, как обнаружилось позднее, все наши пятилетки, начиная с 1928 и кончая 1990 годом, были колоссальным политическим блефом, пропагандистской «дымовой завесой», т. к. плановые задания не выполнялись или «выполнялись» после соответствующей их «коррекции» (понятно, в сторону занижения), в чем нетрудно убедиться, ознакомившись с материалами любого съезда КПСС и с последующими результатами на протяжении очередной пятилетки.

В этом свете становится понятной принципиальная засекреченность всех прогнозных – точнее, квазипрогнозных – разработок и полная «непроходимости» через цензуру любых материалов о будущем СССР и человечества в целом, если такие материалы угрожали идеологическим основам «социалистического планирования».

Описание истории отечественной прогностики, если ограничиваться только её «официально-государственной» частью была бы односторонней. Существовала и другая сторона – неофициально-общественная.

«Чистка» обществоведения в 1969–1971 гг. вызвала период тотального затишья в сфере социального прогнозирования. Само слово «прогнозирование» сделалось в глазах начальства крамольным, вроде «ревизионизма», и подозрительное отношение к прогнозистам со стороны управленцев сохранилось до сих пор. Но уже в 1974 году в Московском авиационном институте полулегально стали вновь собираться семинары по научно-техническому прогнозированию – сначала на них приходили студенты и преподаватели института, а потом потянулись люди и из других институтов. К концу того же года на них, как и за пять лет перед тем, собиралось уже по несколько сотен человек. В 1976 г. Комитет по прикладной математике и вычислительной технике Всесоюзного совета научно-технических обществ образовал подразделение по прогнозированию на правах одной из комиссий этого комитета, а в 1979 г. на базе комиссии был образован особый Комитет ВСНТО (позднее – Совет научных и инженерных обществ) по научно-техническому прогнозированию и разработке комплексных программ научно-технического прогресса.

Комитет образовал несколько комиссий: по методологии и методике, по организации прогнозирования, по региональному и отраслевому прогнозированию, по экономическим, социальным, экологическим и глобальным проблемам научно-технического прогнозирования и др. Каждая комиссия развернула сеть рабочих групп, начали действовать свыше десятка постоянных семинаров, открылись региональные комитеты в Киеве, Ленинграде, Новосибирске, Минске, Вильнюсе, Риге, Таллине, Тбилиси, Ереване, Баку, Кишиневе, Алма-Ате, Ташкенте, Душанбе, Иркутске, ряде других городов страны. Некоторые из них вновь стали собирать сотни специалистов. Научная жизнь постепенно вновь «нормализовалась».

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26