Теперь необходимо сказать несколько слов о самом городе Орске (бывшая Орская крепость). Центр города находился возле не очень высокой горы, на которой была крепость, от которой ничего не осталось, и был пустырь вокруг центра, где были приличные двух-трех этажные дома, городские власти, театр, техникум, школы и т. п. Было несколько пригородов, помню «Форштат», «Ташкент». Город был расположен на левом берегу Урала, ниже города в него с левой стороны впадала река Орь. На правом берегу, примерно, в двух-трех километрах от реки, располагался новый город, в котором было несколько крупнейших заводов. Помню Орско-Халиловский металлургический комбинат, строительство которого заканчивалось, и на который работала «Южгипроруда», никелевый комбинат, какой-то машиностроительный завод и т. д. Там же находился новый город, соцгород.
Весна в 1942-м году была поздняя, и ожидалось приличное наводнение. Наши хозяева уверяли, что их дому оно не грозит, т. к. они не помнят, чтобы когда-то вода доходила до их дома. Тем не менее, опасения все же были, и мы переехали к тете Рузе, забрав самые ценные вещи. Где-то в середине апреля ниже места впадения Ори в Урал произошел затор, и в одну ночь произошло наводнение, которого не помнили старожилы. Орь соединилась с Уралом, и весь город моментально очутился под водой, за исключением той части, которая примыкала к горе. Вода поднялась на такую высоту, что проезду лодок мешали провода электропередачи. Вода к дому, где мы тогда находились, подошла вплотную, и мы уже перетащили вещи на чердак. Мы жили на первом этаже, дом был трехэтажный. Но произошло чудо. Вода залила лестничную площадку первого этажа, и ее задерживал только порог. На этом уровне она остановилась, и затем начала спадать. Квартира наша была спасена. Дом, в котором мы жили, был затоплен до половины окон. Люди спасались на крышах, и их спасали на лодках, которых, естественно, не хватало. Были жертвы, сколько, никто, конечно, не сообщал, но скот погиб почти полностью. В квартире, в которой мы теперь жили, это была небольшая трехкомнатная квартира, собралось до 50 человек (сотрудников и знакомых). Город несколько дней был отрезан от мира. Хлеб сбрасывали с самолетов. Работали бесплатные столовые. После этого мы уже не вернулись на старую квартиру, и жили все вместе в этой комнате. Жили, конечно, скудно. На зарплату на базаре ничего купить было нельзя. Жили тем, что покупали по карточкам (в очередях и с боем) – это, в основном, была моя обязанность. Получали на работе некоторые дефициты – кирпичный чай (очень ценимый казахами), водку и еще что-то, что меняли на продукты. Меняли и кое какие свои вещи. Торговли почти не было – все шло на обмен. Я с мамой проработал неделю на копке картошки (каждое десятое ведро – наше), и заработали картошку на зиму. В начале 1943-го года стало известно, что дядю Сашу переводят куда-то на другую работу, и мы могли остаться в Орске одни. Его, действительно, в середине года перевели на Северный Урал, в поселок Марсята, начальником ОКСа какого-то рудника. Мама списалась с тетей Ривой, и было решено, что мы переезжаем к ним в г. Чарджоу. Где-то в конце мая – начале июня 1943 г. Мы втроем двинулись на юг. В то время поезда ходили более-менее нормально, и мы, сделав только одну пересадку, в Ташкенте, прибыли в Чарджоу. Нас там уже ждала комната, которую тетя Рива получила в бараке для жен военных. Барак был расположен на полпути между городом и аэропортом, где находилось училище, и где жили дядя Леня, тетя Рива, бабушка и дедушка. Маму устроили работать официанткой в курсантской столовой, я пошел на учебу, Левку, кажется, устроили в детский сад. Мы прожили в Чарджоу около года. В мае 1944-го года училище должно было вернуться в Киев. К тому времени тетя Рива уже уехала в Москву, и мама работала на ее месте. Возвращались мы эшелоном, ехали в товарных вагонах, оборудованных для перевозки людей. Кстати, где-то по дороге встречали эшелоны с высылаемыми крымскими татарами. Приехав в Киев, мы временно разместились в помещении бывшего общежития авиаинститута, на ул. Полевой, а затем переехали в дом на 3-ей Дачной (об этом я уже, кажется, писал). Мама продолжала работать в институте до самого выхода на пенсию, в 1960-м году. Работала бухгалтером в училище, затем в институте ГВФ (когда его вновь организовали). Получила даже какое-то звание и носила мундир с погонами, кажется, с одной звездочкой. В 1960-м году мама вышла на пенсию. До этого она успела воспользоваться своим правом бесплатного пролета (после 15-ти лет стажа в ГВФ) и слетала к Леве в Темир-Тау. Будучи на пенсии, мама занималась хозяйством, лето проводила в саду, ездила в Москву и к Леве в Таллинн. Жили они с папой вдвоем на Нивках. После смерти папы она осталась там одна. Правда, в соседней квартире жила Циля, жена дяди Лени. В конце восьмидесятых годов у мамы был инсульт, из которого она со временем почти выцарапалась. В первое время я у нее ночевал, а Мара приходила днем. В начале 90-х (или в конце 80-х, дат точно не помню) ей уже стало тяжело быть одной, и было решено, что она переедет к нам (сестра Мары, Зоя к тому времени уже умерла и мама могла переехать в ее комнату). Мамину квартиру обменяли на квартиру в Таллинне, для Ирочки, а мама переехала к нам, где она и жила до смерти. До последней минуты она была при сознании и относительно на ногах. Хотя в последнее время ей уже было трудно ходить, но в туалет и на кухню – поесть, она ходила до последнего дня. Умерла она в 1995-ом году в один день с Галей.
Младшая сестра мамы, Рузя (вероятно, Рейза), родилась примерно в 1907-ом году. Где она получила среднее образование, не знаю, но в середине 30-х годов она закончила филологический факультет Харьковского университета (по-моему, заочно) и до войны преподавала русский язык и литературу в школе. Замуж она вышла в середине 30-х годов за Александра Степановича Ильина (о нем позже). В эвакуации, в Орске, она работала на военном заводе, на рабочем месте. После войны, после переезда в Москву она работала редактором в рекламном отделе кинопроката. У нее было больное сердце, и она умерла в середине 60-х годов.
Муж тети Рузи, дядя Саша, был примерно 1905-го года рождения. Родом из местечка Брацлав Винницкой области. Отец его был крестьянином (кажется), а мать – крещеная еврейка. Он закончил строительный институт и после этого работал на строительстве Никитовского коксохимического завода. В дальнейшем его перевели на работу в Харьковский проектный институт «Южгипроруда», где перед войной он был начальником строительного отдела. В 1939-ом году его призвали в армию, и он участвовал в «освобождении» Западной Украины. Будучи в армии, он заболел, и после излечения у него болела нога, и он ходил с костылем, а потом с палочкой. В период войны, как я уже писал, он работал в Орске, а затем в Марсатах. После войны его перевели в Москву, где он работал в министерстве черной металлургии, в отделе экспертизы. Он был аттестован (тогда почти все чиновники носили форму), и, судя по петлицам, был в чине, соответствующем чину подполковника. В конце 50-х годов он заболел «рассеянным склерозом», и после тяжелейшей болезни умер, в начале 60-х годов. Дядя Саша был очень умный и приятный человек и, видимо, хороший инженер. Он прекрасно рисовал и, не имея специального архитектурного образования, был членом союза архитекторов. У него были «золотые руки», в чем я убедился, живя с ним в Орске. В частности, он там изготовил приспособление для вязки сетей, сплел сеть и мы с ним ходили ловить рыбу на Урал.
У тети Рузи и дяди Саши двое детей. Старший, Леня, 1932-го года рождения. Окончил Московский архитектурный институт, работал в нескольких проектных институтах в Москве. Был главным архитектором проекта, автором ряда объектов, в частности, пансионата Академии наук под Москвой. В настоящее время продолжает работать.
Его жена, Наташа, работала инженером-строителем в каком-то институте Госстроя. Дочь, Анна, окончила архитектурный институт, замужем за парнем, окончившим институт культуры. Преподает игру на аккордеоне, издал ряд самоучителей. У них есть дочка.
Младшая дочь, Лида, 1945-го года рождения. Когда умерли родители, она окончила или кончала школу, и ее опекала тетя Рива. Окончила Московский архитектурный институт и работала в «Моспроекте» до самого отъезда в Израиль в начале 90-х годов. Работает там в какой-то проектной организации в Иерусалиме.
Муж Лиды, Лева, окончил Московский автодорожный институт (кажется). Работал на каком-то военном заводе. Защитил кандидатскую диссертацию. Последние пару лет перед отъездом занимался мелким бизнесом. Имел лоток, в котором торговал горячими бутербродами и т. п. После приезда в Израиль начал работать на заводе кондиционеров. Сейчас работает там начальником цеха.
У Лиды двое детей. Старшая, Александра, окончила Московский авиатехнологический институт. Переехала в Израиль сама, еще раньше родителей. Окончила Иерусалимский университет по специальности «экология». Сейчас работает в Министерстве промышленности Израиля, живет в Иерусалиме. Замужем, имеет двух дочерей.
Муж Саши, физик из Ленинграда. Сейчас работает патентоведом в какой-то фирме в Иерусалиме.
Младший брат мамы, Ефим (Хаим) после окончания школы, где-то в конце 20-х – начале 30-х годов эмигрировал в Аргентину. Работал в Буэнос-Айресе коммивояжером. Дело в том, что там жили родственники, не то бабушки, не то дедушки. До войны бабушка с ним переписывалась. Во время войны связь с ним прервалась, а затем, несмотря на все попытки, связаться с ним не удалось.
Был у мамы еще один брат – Мотя. Он еще ребенком утонул в Буге.
Теперь несколько слов о Леве (Лельке, как его звали дома). Так как о себе он может рассказать лучше, чем я, остановлюсь только на его дошкольных годах, о которых он вряд ли что-либо связное помнит. В детстве он был очень проказливый ребенок, бабушка называла его «изворд» (затрудняюсь точно перевести, нечто среднее между «шалун», «проказник» и даже «хулиган»). Напишу, что помню, из его детских историй. Однажды (думаю, что ему было что-то около двух лет), он забрался на буфет, как это ему удалось – трудно себе представить, сидел там и кричал: «Я падалю! (падаю)», пока кто-то не зашел в комнату и не снял его. Затем несколько историй, связанных с пребыванием на даче. Все они относятся к 1939-40 г. г. Трижды он был близок к тому, чтобы утонуть. Первый случай. Под водосточной трубой у нас стоял большой бак, высотой с метр, в который собирали дождевую воду. Так вот, ему удалось забраться в бак (как – никто не знает), который был полон воды, и ему пришлось стоять на цыпочках, чтобы не захлебнуться. К счастью, его скоро обнаружили и вытащили. Второй случай. В соседской усадьбе, там была сапожная мастерская, был колодец с деревянным срубом. Сверху были прибиты планки, одна из которых держалась на одном гвозде и крутилась вокруг него. Так вот, Лелька взял свое ведерко и пошел набирать воду. Он залез на сруб, стал на эту планку, бросил вниз ведерко, руками оперся на ворот и стал заглядывать в колодец. Его заметила из окна одна из работниц мастерской, тихонько выскочила и успела его схватить. Третий случай. Речка, которая течет в Ирпене, находилась далеко от нашего дома, и мы часто ходили купаться на так называемое «Глинище», бывший глиняный карьер, залитый водой, который находился недалеко от нашего дома. Карьер был очень глубокий, и буквально в метре от берега начинался обрыв. Так вот, тетя Рива с Левкой пошли купаться на это Глинище. В нескольких метрах от карьера Лелька вырвался от тети Ривы и со всех ног бросился купаться. На этом расстоянии она его могла не догнать, но опять, к счастью, он обо что-то споткнулся и упал не добежав. Еще один случай связанный с водой произошел с ним в 1942-м году, когда ему было уже 5 лет. Как я уже писал, мы в Орске пережили страшное наводнение. Так вот, когда вода уже начала спадать, и можно уже было выходить во двор, от нашего парадного положили доску, и по ней можно было дойти до сухого места. Рядом с нашим парадным находилась лестница, которая вела в глубокий подвал, где находилась котельная. Все это еще полностью было залито водой. Так вот, бегая по этой доске, он не то споткнулся, не то был сильный порыв ветра, и он упал в проем этой лестницы. Его спасло то, что его пальтишко (оно было бархатным) было расстегнуто и распласталось по воде, задерживая его. Это увидел соседский мальчишка, ученик 5-го класса. Он не растерялся, не стал звать взрослых, а схватил его за пальто и вытащил. Вот, пожалуй, и все, что я могу рассказать, точнее то, что мне ярко запомнилось о Левином детстве. О дальнейшем он может написать сам.
|
Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 |



