Во всяком случае, отопление было центральное, паровое?

Да. Водяное.

Когда родился ваш брат?

Мой брат родился 23-го апреля 37-го года. Что я могу сказать о брате?

Пожалуйста.

Значит, в 37-м году родился, в 44-м году поступил в первый класс 71-й Киевской школы, возле «Большевика», в 54-м закончил школу, поступил в Львовский политехнический институт на строительный факультет, закончил его в 59-м году. После окончания института добровольно поехал вместе с друзьями, они взяли назначение, тогда строился Карагандинский металлургический завод, в Казахстане, Темир-Тау. Они по дороге познакомились с каким-то москвичом, который ехал туда. Из «Коксохиммонтажа» какой-то начальник ехал туда. Он им посоветовал, они все пошли работать на рабочие места. Поработали с полгода рабочими, потом стали бригадирами, потом перешли на инженерные должности. Брат стал там начальником пусконаладочных работ «Коксохиммонтажа». Потом поступил в аспирантуру Московского института организации строительства, сначала в заочную, потом перевелся в очную. Тогда он жил у тети Ривы. Он жил два года, пока занимался в аспирантуре. В 64-м году, поскольку аспирантура очная, он получил назначение в Таллинн, в трест «Коксохиммонтаж», недолго там поработал и перешел в институт строительства Эстонской академии наук. Там он проработал фактически всю жизнь. Начинал он там научным сотрудником, а закончил главным научным сотрудником института. В 65-м году защитил кандидатскую диссертацию, стал кандидатом технических наук, а в 84-м стал доктором экономических наук. В то время начала внедряться кибернетика в строительство, и у него была докторская диссертация на тему: «Моделирование управления реализации сложных проектов на примере строительного производства». Стал доктором экономических наук, продолжает там работать, стал главным научным сотрудником. Вышла у него целая куча книг, несколько монографий. В 90-х годах институт распался, он еще долго числился, и читает в различных русскоязычных заведениях Таллинна, консультирует по различным вопросам экономики строительства предпринимателей русскоязычных, был заслуженным деятелем науки и техники Эстонии. Сейчас он тоже так работает, читает и работает по грантам Европейского союза. Недавно его наградили… какого-то святого орден Европейского союза за работы в области экономики. А вторая жена у него, первая умерла, она юрист, но еще работает как экономист. Он увлекался туризмом, кандидат в мастера спорта по туризму. Первая жена у него была инженер, потом журналистка, мастер спорта…

А ее имя?

Первая жена была Галина Дмитриевна Уфимцева, девичья фамилия, а вторая…забыл сейчас, Наташа, а фамилию забыл, неважно.

А дети?

У него двое детей, Сын, старший, в Таллинне сейчас, закончил Таллиннский политехнический институт, стал предпринимателем, большое имел какое-то дело там, а дочка у него тоже закончила политехнический институт, она бухгалтер с высшим образованием, сейчас она в Штатах, в Сан-Франциско. Ее муж поехал туда по контракту, сейчас они там живут, уже получили гражданство.

А как зовут сына и дочь?

Сына зовут Виктор, дочь – Ирина. У его сына одна дочка, у дочки двое детей, сын и дочь.

Поговорили о еврейских праздниках, а как к советским праздникам относитесь?

Отмечаем как обычно. Ну, я не устраиваю… На 1-е Мая приходили гости, на Октябрьские были, праздники отмечали.

Скажите, пожалуйста, после ареста отца, вы уже в школе учились, как на вас сказалось?

Я бы сказал что никак. Дело в том, что районе, по-моему, в то время значительная доля, во всяком случае была, у которых были (нрб), никак не сказалось. В школе, наверно, знали, во время войны, конечно, это прервалось, никто мне не говорил, что… Это было неудивительно, потому что у многих не было отцов, так что не ощущал это все. Но не могу сказать, что на моей судьбе это как-то сказалось.

Вот именно в киевской школе это…

Про меня, может, и не очень-то знали, потому что отец работал в основном, не в Киеве, он редко бывал в Киеве, но, наверно, все-таки знали. Ну я же говорю., что я был не единственный.

Я понимаю, что вы были совсем малышом в 32-33-м годах, во время голода…

Это я не помню. Я думаю, что мы все-таки жили в Киеве, отец неплохо зарабатывал, не настолько, чтобы совсем, но и не настолько, чтобы голодали. Тем более, отец работал в Белоруссии, где голода не было, он каждый месяц приезжал и привозил продукты. Во всяком случае, я не помню.

В 39-м году, вот до 41-го, вы уже были немного постарше, когда началась война в Польше, война с Германией, вы помните какое-то ощущение, что это может прийти и сюда?

Вы знаете, Наверно было, то есть в рассуждениях взрослых, дядя, очень разумный человек, один дядя и второй, муж тетки в Харькове, все ожидали, что вот, это… муж моей матери, который жил в Харькове, в 39-м году его взяли в лагерь, и он заболел чем-то, с ногами, ходил до конца жизни уже на костылях, с палочкой. Это уже чувствовалось и, видимо, негативно было воспринято в 39-м году заключение договора с Германией, естественно. Это был шок в какой-то степени.

От этого пакта Молотова-Риббентропа?

Ну, да, конечно.

А почему это было?

Потому что все воспитывались, что самый главный враг у нас фашист. Всюду: и в литературе, книгах и в кино. Кстати был такой фильм, жалко, что его сейчас не показывают, назывался «Если завтра война». Была книга такая, был писатель, Николай Шпакт (?), популярный в свое время. До войны у него вышла книга «Если завтра война» и сборник неплохих рассказов, там были такие. Обычные рассказы, потом, во время войны у него была «Тайна профессора Бураго», выходившая отдельными выпусками, 6 или 8 выпусков, такой был детектив с закрученным сюжетом. После войны им было написано две книги, громадные, толстые, называлась «Поджигатели», а вторая забыл, как называлась, у меня даже есть, где он, это было в период «холодной войны», где он писал об американских провокаторах, о войне. Официальная точка зрения, низкопробная… Ну, пользовались популярностью. Так вот, по его книге «Если завтра война» был снят фильм. Значит, это был 39-й год, еще до заключения пакта с Германией, где начинается война с Германией, песня «Если завтра война», она вроде из этого фильма но я не уверен. Но это было очень характерно. Как поднимаются десятки тысяч наших самолетов и в первый же день разбомбили Берлин, Мюнхен и что-то еще, наши войска вступили в Германию, и в течение трех дней вся война закончилась. Это одна из тех вещей, на которых воспитывались, почему эта война была таким шоком, первые дни войны, потому что все готовились, это была массовая… Это не один был фильм, это самый такой, одиозный, я бы сказал. Так что поэтому было, конечно, когда вдруг оказалось, когда везде говорилось, что наш главный враг – фашизм, а оказалось – друзья-товарищи.

А у вас в школе были какие-то военизированные игры?

Да. Как называлась игра, не помню, До войны организовывались отряды, играли в игры. Помню, мы ходили в Первомайский сад, где копали окопы, кто-то был сапером, снайпером, еще… Это была всесоюзная военизированная игра. 5-6-й класс. Милитаризация шла очень серьезная.

Милитаризация и убеждение, что если на нас нападут то…

Да, на нас нападут, и в течение трех дней все кончится, все будет уничтожено. Конечно, разочаровала в какой-то степени и финская война, оказалось, что все совсем не так просто, хотя, конечно, вот эти, и на японской границе, Хасан, Халхин-Гол. Хасан – это было в течение недели, быстро, а Халхин-Гол продолжался почти полгода, что-то около этого, это тоже в какой-то степени. Но конечно, финская война многим открыла глаза на то, что наша армия совсем не такая, какой мы ее себе представляем, что война будет не такой, как мы думаем.

А как вам запомнился 1-й день войны? Что вы делали?

Отлично помню. Сейчас вам скажу. Дело в том, что в этот день мы должны были ехать на дачу, 22-го июня. Вот тетя Рива, она была как раз в Киеве, должна была к нам прийти, она жила у бабушки на Бессарабке. Но была объявлена тревога. Она никого не беспокоила, потому что были в то время, проходили учения, и тревоги объявлялись, ну, если не довольно часто, но во всяком случае, было. Она к нам шла, и ее загоняли в подъезд, поскольку была тревога, не пускали по Крещатику. Я только уже помню, что милиционер, который ее загонял говорит: «Идите, а если это будет настоящая война?». А она ему: «Если бы это была настоящая война, то вы бы меня тут не увидели». И она к нам пришла часов в 10. Ситуация была такая, что эта тревога, и мы уже не поехали. Потом пришла соседка и говорит: «Я вышла на Крещатик, какая-то сумасшедшая бегает, кричит, что где-то бомбили, что в Святошино авиационный завод бомбили». Обстановка стала как-то напряженная. Потом летали самолеты и начали стрелять зенитки. Ну, к этому уже привыкли, учения были. Но сосед у меня, кончил 10 классов, была такая… кстати, насчет милитаризации, в 39-м, 40-м году были организованы так называемые «спецшколы». В Киеве была артиллерийская, авиационная, еще какая-то по-моему, две школы, где брали учеников, начиная с 8-го класса, 8-й, 9-й, 10-й класс, одевали в форму, кадеты, и готовили к тому, что после окончания школы они будут в военном училище. Вот, моего соседа, такой кадр, Гольдман, забрали его в это училище, спецшкола называлось, ну и чему-то его там, как видно, научили, потому что мы вышли на наш балкон смотреть как стреляют, а он, помню, говорит: «Странно, не похоже на холостые выстрелы». Откуда он знал, я не знаю, но, во всяком случае, вот так: «Не похоже на холостые выстрелы». Короче говоря, обстановка была такая, напряженная. Ну а потом, в полдень, выступил Молотов, сказал, что война, и первое, что я помню, когда вышел на балкон, у магазинов выстроились очереди, начали скупать все что можно было. Жена жила в Лавре, она говорит, что у них было видно, как бомбили мосты. Тоже, не знали, учеба ли это. Во всяком случае, я говорю, что до выступления, несмотря на то, что Киев бомбили, мы не знали, то что была бомбежка, вот только случайный этот разговор, во всяком случае, мне так помнится.

Вы помните 48-й год?

Конечно, помню 48-й год.

Сразу 2 вопроса, «космополитизм»?

Как-то обстановка начала накаляться после убийства, ну, тогда не знали, что это убийство, после гибели Михоэлса, по-моему, 47-й, начало 48-го. Тогда стало как-то немножко… Ну, потом началось, хорошо помню, у нас в институте, у нас созывали собрания. Двух ученых, у нас там были два архитектора известных, об одном из них вышла сейчас книжка, был такой профессор Штейнберг, завкафедрой архитектуры и доцент Каракис, вот книжка о Каракисе сейчас вышла, известный очень архитектор. Вот им устроили общее собрание. Их обвиняли в «космополитизме». В чем это заключалось? В том, что они проектировали, что это все было не по-советски, вот так. Потом их выгнали из института. Началась до этого еще кампания, о том, что Россия – родина слонов. Что все, что было, все ученые, вся современная физика – от Ломоносова, современная химия – от Ломоносова, что все принадлежит России. Дальше начали переименовывать все технические термины, которые были иностранные, я помню, архитектурный такой термин, был проект такой, проект-коттедж. Пришел руководитель говорит: «Знаете, что, вы не пишите в штампе «коттедж», это заграничное слово». «А что ж написать?» - «Напишите: «Малоэтажный индивидуальный дом повышенной комфортабельности». А я говорю: «Не поместится, мы не можем написать» – «Ну, черт с ним, напишите «Коттедж». Но вообще, это серьезно, началось переименовываться. Были такие «Конвалидский» и «Ланкаширский» котлы, были такие спокон веку термины. Нет, «Однотрубный, двухтрубный котел». И так далее, началось. Потом я помню, что выступал какой-то литератор, он читал лекцию. Рассказывал, как он эвакуировался из Киева, как он выходил из Киева в последние дни, через Борисполь, когда окружили уже Киев, и как с ним вместе уходил кто-то из известных еврейских… И какие они оказались трусы, и как они там… И так далее, и тому подобное… Это очень хорошо помнится.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23