Когда папа вышел на пенсию, я точно не помню, т. к. практически он продолжал работать до последних дней жизни. Уйдя из «Горкоммунстроя», он поступил работать в Министерство здравоохранения на должность управляющего домами, кроме здания министерства у них были два жилых дома. Одновременно он работал в институте коммунальной гигиены, делая там ремонты и оборудуя лаборатории. Примерно за год до смерти у него начались нелады с головой, он не узнавал маму, ему начали чудиться разные вещи. Мы удачно пригласили врача из института геронтологии, и она, назначив ряд лекарств, вывела его из этого состояния, но к тому времени у него начала «барахлить» печень (возможно, причиной было многолетнее употребление таблеток от диабета), и он, после сравнительно недлительной болезни, скончался.

Было это 14 июня 1983-го года. На похоронах была масса народа, не говоря уже о том, что у него было очень много знакомых за годы его работы. В последние годы, работая в системе здравоохранения и имея там хорошие связи, он очень многим помогал – кому лекарством, кого устраивал в больницу и т. д. В то время это было очень важно.

Прежде, чем перейти к другим родственникам, мне хочется рассказать еще об одном «члене семейства» - кошке Мурзе. Учитывая, что она прожила у нас почти 18 лет, это был действительно «член семейства». Мама принесла котенка зимой 1944-го года, когда у нас развелась масса мышей. Немного подросши, кошка, не очень большая, серо-белая, с пятном на носу, за что и была названа Мурзой, стала исправно нести службу, ловя мышей и принося их к маминой кровати, чтобы доказать свою полезность. Жила она в основном под верандой, где регулярно приносила котят. Этих котят мама раздавала по институту и в округе, так что, думаю, что в том районе минимум половина котов наследники Мурзы. Где-то в середине 1947-го года Мурза сильно проштрафилась, утащив и сожрав кусок мяса, где-то добытый папой (в то время большой дефицит и дорогое удовольствие). Так как это был уже не первый ее подвиг на почве воровства, было решено от нее избавиться. У папы был объект в районе Пуща-Водицы, на другом конце города, и однажды, отвозя на машине туда материалы, он захватил Мурзу и выпустил ее возле богатого дома, надеясь, что ее там приютят. Прошло примерно два месяца, и мама, будучи в нашем магазине, тогда еще была карточная система и все были прикреплены к определенному магазину, он находился в двух кварталах от нашего дома, почувствовала, что кто-то трется о ее ноги и обнаружила Мурзу. Она была с триумфом доставлена домой, и навечно осталась в нем. Надо отметить, несмотря на свой небольшой рост, Мурза была грозой соседских собак. Так как у нее вечно были котята, как только какая-то чужая собака (соседские были уже в курсе дела) появлялась поблизости, она, как фурия, бросалась на нее и пыталась выцарапать глаза. Собаки позорно ретировались и в дальнейшем боялись даже приближаться к нашим дверям. Любимое место Мурзы было на плечах у дяди Лени. Он любил сидеть возле печки, а она устраивалась у него на плечах. Когда в 1960-м году мы переехали на Нивки, естественно, Мурза с одним из своих потомков, не помню, как его звали, но проходил он под именем «большой белый кот, так его называл Витя, переехала с нами. Но, через несколько дней, Мурза пропала. Кто-то посоветовал маме наведываться к нашему старому дому, она работала в институте рядом с тем домом, и, действительно, недели через две Мурза появилась на развалинах дома и была возвращена домой. Еще одна достопримечательность. Привыкнув гулять на улице, она и после переезда на Нивки, в большой дом, регулярно гуляла. Но зимой ей регулярно нужно было домой, она уже мерзла, ей было лет 17. Наружная дверь находилась далеко от спальни, и, когда она там царапалась, ее не слышали. Тогда она каким-то образом находила окно маминой спальни (из ряда в 30 окон), начинала там кричать и царапаться, а когда зажигали свет, а это обычно было ночью, она бегом бежала к дверям и ждала, когда ей откроют. Все эти истории выглядят несколько фантастическими, но я сам всему этому свидетель и удостоверяю их подлинность своим честным словом. Мурза умерла где-то в 1962-м году – ушла из дома и не вернулась, как это обычно делают кошки.

Должен вернуться к папе. Забыл написать о важном элементе его жизни. Это сад. Вскоре после переезда на Нивки отец купил сад, расположенный недалеко от Нивок, на Берковцах. В то время ходили туда, в основном, пешком. Затем было оборудовано Городское (Берковецкое) кладбище, и туда начали ходить автобусы. Когда был куплен сад, он уже был обустроен. Посажены основные деревья, построен домик, который состоял из одной комнаты и веранды. Большие домики тогда строить не разрешали. Сад стал любимым детищем отца. Все свободное время он возился в нем. За пределами участка сажался огород, в основном, картошка. Это было возможно, т. к. рядом с домом проходила полоса отчуждения магистрального газопровода, и машины там ездить не могли. На территории были посажены цветы, проложены дорожки, построена кухонька, в которой была установлена газовая плита. Папа и мама все лето жили в саду, там же устраивались приемы – каждое воскресенье приезжали какие-либо гости, в основном, родственники. Летом приезжали также Левка с Галей и детьми, часто приезжала Элла с детьми. В огороде, в основном, возились папа с мамой. На выходные приезжали мы с Марочкой, чем-то помогали, но, честно говоря, я от возни в саду особенного удовольствия не получал. В саду папа беспрерывно что-то строил: то веранду, то кухню, то теплицу – построил он ее на паях с соседом, но пользовался, в основном, сосед. После смерти папы мы с Марой еще работали, и особого желания заниматься садом у нас не было, да и ездить было далеко. Папа уже тоже не имел сил с ним возиться, и мы продали его маминому двоюродному брату Ефиму.

Младший брат отца, Леонид (Лейзер, Лузя) родился в 1905-м году. Следует отметить интересный факт. В то время родители мамы снимали квартиру у родителей папы. И у нас была фотография (не знаю, куда она делась), где были изображены дядя Леня и мама в возрасте нескольких месяцев. Где учился дядя Леня до революции – не знаю. Вероятно, в хедере и какой-то школе. Знаю, что после революции он играл в оркестре воинской части, которая стояла в Ладыжине. Во время моей свадьбы он встретил мужа Мариной двоюродной сестры, который служил в той же части, и узнал его. Видимо, когда пришло время учиться в каком-то специальном учебном заведении, дядя Леня не смог поступить на учебу где-то в Украине, т. к. был сыном торговца, и он уехал в Нижний Тагил, где служил муж сестры тети Клары (жены дяди Яши) и поступил в металлургический (кажется) техникум. Но, по-видимому, не окончил его, т. к. там узнали о его происхождении и выгнали его. Он вернулся в Киев и поступил на работу на Киевский авиазавод. Не знаю, сразу ли, или через какое-то время, там он себя, видимо, хорошо проявил, т. к. руки у него были золотые. Во всяком случае, в книге по истории завода он упоминается как один из авторов глиссера, построенного на заводе. Тогда, видимо, была мода на глиссера (смотрите старый фильм «Вратарь»). Затем он перешел работать на авиафакультет политехнического института, который в 1933-м году (примерно) выделился в Киевский авиаинститут, в котором дядя Леня работал с момента основания. Кем он работал тогда, я не знаю, но перед войной он был начальником учебных мастерских института. Во время войны он продолжал работать в институте, преобразованном в авиатехническое училище. Сначала в Актюбинске Казахской ССР, а затем в Чарджоу, Туркменской ССР. Работал, кажется, в той же должности. В период Сталинградской битвы он был командирован под Сталинград, где работал по ремонту самолетов. Он был в это время аттестован в младшие техники-лейтенанты. Подробностей я не знаю, т. к. приехал в Чарджоу уже летом 1943-го года, но медаль «За оборону Сталинграда» он получил. После возвращения в Киев он продолжал работать в институте. Параллельно получил права бортмеханика и некоторое время летал, оставаясь в штате института. В конце 40-х – начале 50-х в институте работал ускоренный курс инженеров. Он закончил его и получил диплом инженера. В институте он работал, по-моему, до последнего дня жизни. В последнее время – преподавателем, читал курс эксплуатации самолетов и двигателей. При праздновании 50-летия института он был почти единственным, кто проработал в институте все 50 лет. Но это не помешало начальству получить ордена, а он, по-моему, получил значок «Отличник Аэрофлота». Женился дядя Леня поздно, что-то в начале 50-х. До этого был, как мне кажется, хороший гуляка. До войны он дружил с семейством сослуживца мамы, инженера Гассе и, кажется, ухаживал за его женой. Гассе во время оккупации занимался коммерческой деятельностью (он был полунемец, полуфранцуз и хорошо знал языки), ушел с немцами и проживал в Австралии. Дядя Леня с ним переписывался, а в 60-е годы у нас была его дочка, она имела коммерческие дела с Аэрофлотом и приезжала в командировку. Говоря о дяде Лене, нужно прежде всего сказать о его «золотых руках», которыми он мог сделать все, и о его фанатичном требовании – все делать только высшего качества. Помню такой случай. Во время войны, будучи военнослужащим, он получил набор на сапоги. Для того, чтобы их пошить, он сначала сделал колодки, - высший класс столярного искусства, - а затем пошил себе сапоги. Когда он закончил их, он решил, что они чем-то его не удовлетворяют. Чем – никто не мог понять. Он полностью расшил их и собрал снова. До войны он решил построить лодку, сделав ее всю (за исключением двигателя) своими руками. Сколько я себя помню, она всегда стояла на дедушкином огороде, постепенно обрастая деталями. Закончить он ее должен был в 1941-м году, но не успел – война помешала. После войны у него был мотоцикл, а затем он опять взялся за лодку. Строил он ее сначала в огороде на 3-й Дачной, а потом в саду. Сколько лет продолжалось это строительство, не знаю, но думаю, что не меньше десяти. Все же он спустил ее на воду и несколько лет ездил на ней. У дяди Павла (мужа тети Ривы) был старенький «BMW» (кажется, эта марка), который он получил после того, как перестали выделять персональные машины (было такое в конце 50-х годов). Затем дядя Павел купил себе «Волгу», а эту машину подарил дяде Лене. Дядя Леня построил себе кооперативный гараж, недалеко от дома, на Нивках, поставил туда машину и пропадал в гараже все свободное время. Ездила ли «BMW», я не помню, но он получал явное удовольствие от возни с ней. Потом он продал «BMW» и купил новые «Жигули». Несмотря на то, что машина была новая, он все равно пропадал в гараже. Ездил он мало. Мне кажется, что на работу он на ней не ездил. Еще в начале 50-х годов у него был инфаркт, и после этого он все годы болел сердцем. В последние годы у него появилась какая-то накожная болезнь с зудом по всему телу. Тетя Рива возила его по всем московским знаменитостям, но никто ему толком не помог. Умер дядя Леня в 1978-м году и похоронен на Берковцах.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23