Общественное мнение открытие спирали молчания (стр. 9 )

Почему мужчины должны носить бороду?

В мире всегда появлялось нечто, что бросалось в глаза, что выглядело достаточно загадочным и могло направить внимание в нужное русло. Но это нечто было в то же время слишком привычным, и потому не многим казалось зага­дочным. Андрэ Мальро в одной из бесед с де Голлем неза­долго до его смерти сказал: «Я никогда не мог понять, как я отношусь к моде... Веками мужчинам нужно носить бо­роду, веками они должны быть гладко выбриты...»6

Учеба, приобретение знаний как мотив подражания, как мотив носить бороду или бриться? Мальро мог бы от­
ветить на этот вопрос так: мода — это способ поведения, который, пока он нов, можно обнаружить публично, не оказавшись в изоляции, или, спустя одну фазу, нужно де­монстрировать публично, если не хочешь оказаться в изо­ляции. Таким способом человеческое общество может удостовериться в своей сплоченности и достаточной го­товности индивида на компромисс. Можно быть уверен­ным, что мода на бороду никогда не меняется без более глубокой причины — готовности людей в какой-то период времени к существенным переменам.

Стрижку, ношение одежды и обуви, физический облик человека Сократ причислял к неписаным законам, на ко­торых основывается общность, в такой же мере, как и тип музыки7. Следует остерегаться вводить новую музыку, это может быть опасным для целостности. Ибо не удается по­колебать основ музыки, не покачнув при этом важные за­коны государства... В способ игры и под видом, что ничего злого не происходит, вкрадывается новое — так рассуждал Сократ в беседе с Адимантом; ничего и не происходит, вторит своему учителю ученик, кроме того, что новое ук­репляется и постепенно — исподтишка принимается за обычаи и занятия, выходит наружу, проявляясь в обще­нии людей, а затем от общения с великой дерзостью пере­ходит к законам и государственным установлениям, пока, наконец, не перевернет все в личных и общественных от­ношениях8.

Учитывая игровой характер моды, легко ошибиться относительно ее большой серьезности, значимости как механизма интеграции в общество. При этом не имеет значения, утверждает ли общество свою сплоченность при наличии или в отсутствие разработанного статуса о ран­гах, т. е. используются ли одежда, обувь, прическа или бо­рода для обозначения ранговых различий или, наобо­рот — как, например, в американском обществе, — пред­принимаются попытки создать внешнее впечатление, что таковые отсутствуют. Известно, что игровые средства мо­ды особенно пригодны для маркировки ранга. Это обстоя­тельство привлекло гораздо больше внимания — мода как выражение стремления к дифференциации и престижу (точка зрения Юма: «love of fame» — «любовь к славе», Т. Веблена: «the theory of the leisure class» — «теория празд­ного класса») по сравнению с более распространенным
давлением в сторону конформности, на котором упорно настаивал Дж. Локк, когда называл закон мнения «зако­ном репутации, или моды».

Тренировка способности к компромиссу

Недовольство модой как дисциплинирующим средством обнаруживается во многих речевых оборотах негативного характера: «капризы моды», «дьявол моды», «денди», «мод­ный франт»; с модой ассоциируются понятия «внешняя», «поверхностная», «быстротечная»; подражание становится передразниванием.

Всегда трогательно наблюдать при проведении демо - скопического анализа рынка, как потребительницы па вопрос, что их волнует больше всего при покупке нового платья, с жаром отвечают: «Оно должно быть вне време­ни». Здесь нам изливаются потоки гнева против «потреби­тельского принуждения», гнева по поводу необходимости компромисса между собственными склонностями и тре­бованиями моды, чтобы не быть огородным пугалом, на­пялившим платье устаревшего фасона, и не подверг­нуться осмеянию в современном обществе, а то и вовсе оказаться отверженным. Но все мы заблуждаемся относи­тельно причин этого «потребительского принуждения». Вопреки представлениям рассерженных потребительниц не производители инсценируют и направляют тенденции моды, куда им заблагорассудится. Если дела их идут ус­пешно, то их можно сравнить с хорошим парусником, ко­торый умело использует попутный ветер. Чрезвычайно легко доступная наблюдению одежда, которую мы но­сим, — публично используемая одежда — прекрасное средство для выражения духа времени, информирующее также о том, что индивид послушен, что он умеет вклю­читься в общность.

В известной антологии Бендикса и Липсета «Класс, статус и власть» неодобрительно говорится о том, что в словаре социальных наук мода толкуется чересчур расши­рительно, что это «излишне генерализированный тер­мин»". В качестве примера приводится автор, у которого понятие «мода» применяется по отношению к живописи, архитектуре, философии, религии, моральным поступ­
кам, одежде, а также в естественных науках и социальных учениях, а также соотносится с языком, литературой, едой, танцевальной музыкой, свободным времяпрепро­вождением; она применима ко всем элементам социаль­ной и культурной сферы. Ядром столь широкого употреб­ления слова «мода» является понятие «переменчивость». «...Мало вероятно, однако, — рассуждают далее авторы, — чтобы структуры поступков в таких различных социаль­ных нолях и вытекающая отсюда динамика изменений были одинаковы. "Мода" слишком многогранна; она объединяет, по сути, совершенно различные социальные способы поведения»10.

Жесткий образец

Совершенно различные способы поведения? Если вду­маться в это, то везде в основе просматривается то, что Локк обозначил неписаным законом мнения, или репута­ции, или моды. Он во всем находит тот жесткий образец, который, по его мнению, оправдывает понятие закона, по­тому что награды и порицания раздаются не по заслу­гам — так можно испортить желудок безмерной едой, — а в зависимости от одобрения или неодобрения в опреде­ленном месте в определенное время. Если так подходить к существу вопроса, то понятие «мода» окажется не беспо­лезным, а весьма пригодным для того, чтобы разобраться в нем в общих чертах. Относительно всех тех сфер, кото­рые были названы ранее как не связанные друг с другом, человек может оказаться «внутри» или «снаружи»; и он должен внимательно следить за любыми изменениями в своей сфере, чтобы не оказаться в одиночестве. Угроза изоляции существует повсюду, где оценки пробивают себе дорогу в качестве господствующих мнений. Мода — выда­ющееся средство интеграции. Только ролыо моды — до­биваться интеграции в обществе — можно объяснить, по­чему столь незначительные вещи, вроде формы каблука или воротничка, влияют на содержание общественного мнения, становятся сигналом «внутри» или «снаружи». При этом оказывается, что все те различные сферы, в ко­торых как-то проявляется мода, как раз взаимосвязаны между собой. Конечно, синхронизация их пока мало ис­
следована. Но, следуя Сократу, можно предположить связь между изменениями в музыке или прическе и не за­блуждаться относительно серьезности того, что этим дви­жением ниспровергаются законы.

Примечания

1 М с Dougall W. The Group Mind. Cambridge, 1921, p. 30.

о

См. рис. 11—13; см. также гл. XXIV наст. изд.

3  См.: М с Dougall W. Op. cit., p. 39 f.

4  Ibid., p. 24.

5  См.: Trotter W. Instincts of the Herd in War and Peace. London, 1916.

6  M a 1 r a u x A. Les ch6nes qu'on abat... Paris, 1971, p. 182 f.

7  См.: Платон. Государство, кн. 4, 425 А-Д.

8  См. там же, 424 В-425 А.

9  См.: Barber В., L о b е 1 L. S. Fashion in Women's Clothes and the American Social System. — In: В e n d i x R. and L i p s e t S. M. (Eds.). Class, Status and Power. A Reader in Social Stratification. Glencoe, 111., 1953, p. 323-332.

10 Ibid, p. 323 f.

Глава XIV

ПОЗОРНЫЙ СТОЛБ

Применение наказаний у многих народов жестоким обра­зом сказалось на социальной природе человека. Речь идет не только о наказаниях, которые трудно скрыть от обще­ственности, когда за кражу, например, отрубали правую руку, а при ее повторении — левую ногу (в соответствии с Кораном) или выжигали на коже клеймо, но также о нака­заниях, наносящих ущерб достоинству (так называемые суды чести), в результате которых у человека в принципе волос с головы не упадает. Мы не утруждаем себя, чтобы разобраться, в чем дело, когда речь заходит о позорном столбе1. Эти наказания применялись во все времена и во всех культурах (у нас — начиная с XII в.)2, что свидетель­ствует о постоянстве человеческой натуры. Пигмеи знали больное место человека: он особо уязвим, когда над ним смеются или его презирают, причем на виду у всех3.

Социальная кожа человека чувствительна к суду чести

Цитируя Цицерона: «Nihil habet natura praestantius, quam honestatem, quam laudem, quam dignitatem, quam decus» («На свете нет ничего лучще справедливости, похвалы, уважения и чести»), Дж. Локк добавляет, что Цицерон, ве­роятно, знал, что все перечисленное, по сути, название од­ного и того же4. Смысл наказания, затрагивающего честь человека, — отнять у него лучшее, его авторитет, его честь. Позорный столб, согласно бытовавшему в средневековье мнению, «роняет честь мужчины»5. Это наказание воспри-

нималось настолько болезненно, что с первыми ростками гуманизации его не применяли к юношам моложе 18 лет и (по закону в Турции) пожилым мужчинам старше 70 лет6.

Публичность у позорного столба обеспечивалась весь­ма искусно: последний — в самых разнообразных вариан­тах — устанавливался на рыночной площади или на пере­крестке оживленных улиц. Осужденного приковывали к позорному столбу железным ошейником в самое ожив­ленное время суток — в дни ярмарки утром или по выход­ным, по праздникам; бывало, что его со связанными нога­ми приковывали к дверям церкви. Шум для привлечения публики обеспечивался барабанным боем, звоном много­численных колокольчиков и бубенцов; для лучшей види­мости позорный столб красили, например, в красно-ко­ричневый цвет, украшали изображениями «нечистых» животных. На шею осужденному вешали табличку с ука­занием имени и провинности. Толпа вокруг — те, кто из­девался над ним, обзывая его бранными словами или бро­сая в него комья грязи (отвлечемся здесь от забрасывания камнями, ибо это не соответствует характеру наказа­ния), — анонимна, вне социального контроля, идентифи­цирован он один, наказание человека «позорным столбом» до сих пор отражает потерю им достоинства в глазах дру­гих людей, социальное унижение.

Наказанию у позорного столба подвергали не за гру­бые и жестокие действия, а за такие, в которых трудно бы­ло уличить и к которым именно поэтому следует привлечь внимание публики: например, за обман обвешивающего пекаря, ложное банкротство, проституцию, сводничество, оскорбление, клевету — кто отнимает честь у другого, дол­жен сам ее потерять7.

По сплетням судят о правилах чести в обществе

Клевета — это более чем сплетня, распространяющая нео­добрительные сведения о ком-то отсутствующем. Клеве­та — это антипод чести, позор. Из-за плохой молвы ру­шится чья-то репутация, а может произойти даже само­убийство8 или убийство; с человеком, который приобрел
дурную славу, опасно показываться в обществе — вспом­ним 1782 г. и некую госпожу де Воланж, предостерегав­шую своего адресата — молодую даму — не встречаться с любовником, у которого была плохая репутация: «...ведь общественное мнение будет по-прежнему против него, и разве этого недостаточно для того, чтобы руководить ва­шим поведением?»9

Убийство из-за плохой молвы, дискредитация, презре­ние — язык изобилует социально-психологическими или терминами, когда индивид предстает беззащитным, бро­шенным на произвол судьбы. «Кто это сказал?» — требует он ответа, когда его ушей достигают обрывки сплетни, но сплетня анонимна. Американский ученый Джон Бёрд Хэ - виленд первым обратился к сплетне как к предмету науч­ного исследования. Задавшись этой целью, он какое-то время провел среди жителей племени цинакантеко, пыта­ясь изучить через сплетню как источник, как научный ма­териал правила чести племени, общества. Он наблюдал, как сплетня распространялась, обрастала подробностями, пока наконец не выявлялась ошибка. Наказанием чести сродни позорному столбу служит для супружеской пары племени, нарушившей обет верности, обязанность обоих супругов выполнять тяжелую работу во время празд­неств10. Племя весьма изобретательно использует изоля­цию. В обыденности тяжелый труд не роняет чести и до­стоинства человека, но в одиночку, на виду у веселящихся соплеменников он как нельзя лучше выражает отвержение пары.

Сколько идей родилось у людей, чтобы публично обна­родовать позор! Провинившегося выставляли на обозре­ние толпы в невероятно высоком бумажном колпаке, вы­мазывали смолой и перьями, девушку заставляли шест­вовать с наголо обритой головой — вспомним, как дразни­ли несчастного Сепху у пигмеев: «Ты не человек, ты жи­вотное».

Даже короля могла унизить презирающая толпа, об­щественность. В 1609 г. во время пребывания Рудольфа II в Праге ремесленники и поставщики напрасно ждали оп­латы своих счетов, потому что богемские сословия пре­кратили выплату королю налогов, положившись на голос общественности, который — с помощью первой в мире га­зеты Авизо — был услышан далеко за пределами Праги.

По сообщению Авизо от 01.01.01 г., перед резиден­цией короля, который как раз сидел за вечерней трапезой, собралась огромная толпа, раздавались крики и свист, лю­ди выли, как собаки, волки и кошки. Король нисколько не был шокирован...11

Даже в детских садах или в школьном классе есть свой позорный столб, когда детей в качестве наказания ставят в угол.

Позорный столб, эта красно-коричневая «трибуна» по­зора на ярмарочной площади, может казаться сегодня призраком прошлого, столь же далеким, как «железная де­ва» в средневековой камере пыток, и все же он с нами еже­дневно. Человека в конце XX в. пригвождают к позорному столбу в прессе, на телевидении. И начала современному позорному столбу были заложены именно в Авизо.

Лишившись смысла более чем в 50 различных своих дефинициях, в XX в. общественное мнение сохраняет свое первоначальное значение в немецком законодательстве, § 186 и 187 которого гласят: наказуемым является плохой отзыв или клеветническое утверждение без оснований, ес­ли они причиняют ущерб достоинству человека в глазах общественного мнения. О правилах чести можно узнать не только из сплетен, но и из материалов судебных разби­рательств по делам об оскорблениях. В качестве примера сошлемся на процесс в земельном суде Маннгейма от 01.01.01 г. (номер дела VIII QS 9/78), резюме которо­го было воспроизведено в Нойе юристише вохеншрифт: «Если женщина свой иск мотивирует тем, что ее называют "ведьмой", то прекращение дела оправдано ввиду незна­чительности вины обвиняемой не только потому, что уча­стницы конфликта — иностранки (в данном случае тур­чанки), а сегодня вера в ведьм на Ближнем Востоке очень распространена. Такого рода основание требует в защиту истицы длительного наказания обвиняемой средствами судебного постановления». В своем решении суд, в частно­сти, указывает: «Несомненно, вера в ведьм на Ближнем Востоке чрезвычайно распространена в настоящее время... Но и у нас дела обстоят не намного лучше. Согласно по­следнему опросу на данную тему (1973), 2% жителей ФРГ твердо верят в существование ведьм и 9% допускают их существование. В Южной Германии, по оценкам экспер­тов, не найдется ни одной деревни, где бы не было жешци-
ны, которую считают ведьмой... Поэтому нет оснований те же самые суеверные представления "там, далеко в Тур­ции" оценивать по-другому или более мягко. Как справед­ливо объясняет полномочный представитель истицы на суде, подозрение иностранной работницы турецкой наци­ональности в том, что она "ведьма", наносит сильный удар по ее репутации, что в глазах суеверных окружающих обвиняемой может постепенно привести к ее презрению, отчуждению, постоянной враждебности и преследованию, а порой и к плохому обращению с ней или даже убийству, если не будут вовремя приняты действенные и решитель­ные меры пресечения клеветы»[1].

Примечания

См. об этом подробнее: N a g 1 е г J. Die Strafe: Eine juristisch-empiri - sche Untersuchung. Aalen, 1970; Bader-Weiss G.,Bader K. S. Der Pranget: Ein Strafwerkzeug und Rechtswahrzeichen des Mittelalters. Freiburg, Jos. Waibel'sche Verlagsbuchhandlung 1935; H e i t i g H. v о n. Die Strafe. Fruhformen und kulturgeschichtliche Zusammenhange. Ber­lin — Gottingen — Heidelberg, 1935, 1954—1955.

2  См.: Bader-Weiss, G. В a d e r K. S. Op cit., S. 2.

3  См. гл. XI наст. изд.

4  См.: Локк Дж. Опыт о человеческом разуме. М., 1898.

5  F е h г Н. Folter und Strafe im alten Bern, S. 198. Цит. по: В a d e r - W e i s s, G. В a d e r K. S. Op cit., S. 83.

6  См.: Bader-Weiss, G. В a d e r K. S. Op. cit., S. 130.

7  Ibid., S. 122.

8  См.: S t г о s s B. Gossip in Ethnography. —Reviews in Anthropology, 1978, p. 181—188. Б. Стросс дискутирует в данном случае с Хэвилендом (Н a v i 1 a n d J. В. von. Gossip, Reputation, and Knowledge in Zinacan - tan. Chicago, 1977).

n

JI а к л о Ш. д е. Опасные связи. М., 1990, с. 59.

10  См.: Н a v i 1 a n d J. В. v о п. Op cit., р. 63.

11  См.: S с h о п е W. Der Aviso des Jahres 1609. Факсимильное переи­здание с послесловием. Leipzig, 1939, S. 2 f.

Глава XV

ПРАВО И

ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ

В Нойе цюрихер цайтунг от 6 мая 1978 г. был помещен комментарий по поводу судебного решения о ночном ог­раблении в Цюрихе (Альтштадт): «Верховному суду сле­довало бы проверить, соответствует ли его сравнительно нестрогая практика наказаний за такие правонарушения представлениям населения и общественному мнению». Должны ли законы, практика судов совпадать с обще­ственным мнением, должны ли они приспосабливаться к общественному мнению? В каком отношении к сфере за­конодательства находится общественное мнение?

Итак, первый и настоятельный вопрос: в какой мере три закона Дж. Локка — божественный закон, закон госу­дарства и закон общественного мнения — могут быть про­тиворечивы? Локк рассматривал этот вопрос в условиях своего времени и своей страны на примере дуэли. В ФРГ 70—80-х годов XX в. конфликт можно рассмотреть на примере аборта. Церковнослужители рассматривают аборт как убийство и присоединяются к мнению врачей, сравнивающих массовость абортов с массовыми убий­ствами в концентрационном лагере Аушвиц. Закон госу­дарства разрешает аборт, говорит кардинал, но он все же называет это «убийством»1. Это не спор о правильном на­звании; здесь два непримиримых воззрения. Мнение цер­ковнослужителя в данном случае своего рода фасад, за ко­торым скрываются совсем другие современные ощуще­ния, и они очень распространены. Различные мнения от­носительно оценки аборта весьма заразительны. Христи­анскому воззрению, согласно которому надо защищать жизнь, в том числе и еще не родившуюся, противостоят не менее сильные в эмоциональном плане представления «гражданской религии», по выражению Руссо2, — посю-

сторонней гражданской религии, где наивысшей ценно­стью является эмансипация, право женщины на самооп­ределение и решение вопросов относительно собственно­го тела. Речь идет об одном из противоречий, которые по­буждают человека избегать в своем общении тех кругов, где думают иначе.

Поляризация как расколотое общественное мнение

Отстраняясь от инакомыслящих, люди теряют свою ква­зистатистическую способность правильно оценивать воз­зрения окружающих. В этом случае употребимо понятие американской социологии «pluralistic ignorance», невеже­ство относительно того, как думают «другие». Это — состо­яние поляризации. Общество раскалывается, и здесь пра­вомерно говорить о расколовшемся общественном мне­нии. Признаком такого раскола является переоценка себя со стороны каждого лагеря. Статистически его можно из­мерить: чем дальше в обоих лагерях расходятся оценки относительно того, как думает большинство, тем сильнее поляризация по этому вопросу, сторонники различных взглядов не общаются друг с другом и потому ошибаются. Таблицы 16—19 представляют данные исследований 70-х годов. Иногда незнание бывает односторонним; один лагерь правильно оценивает свое окружение, а другой сильно себя переоценивает. Такая констелляция указыва­ет на то, что в конце концов интеграция завершится в пользу тех, кто себя переоценивает.

Образцом подобной ситуации может служить дискус­сия по поводу новой восточной политики в начале 70-х го­дов (см. табл. 17). Побеждающий лагерь — сторонники во­сточной политики — представлен здесь блоком, составив­шим 70% опрошенных: «Большинство думает, как мы». Противники производили впечатление разрозненных одиночек: они не знают, что большинство «за» восточную политику, но в то же время и не верят в свое большинство, давая уклончивый ответ, «серединка на половинку». Для прогнозиста, анализирующего состояние общественного мнения, симметрия и асимметрия оценок окружения — весьма важные показатели. Если преобладает симметрия, большая поляризация мнений, когда каждый лагерь, ка-

ПОЛЯРИЗАЦИЯ МНЕНИЙ О ФЕДЕРАЛЬНОМ КАНЦЛЕРЕ В. БРАНДТЕ В ЯНВАРЕ 1971 Г., %

Оба лагеря — сторонники и противники В. Брандта— в своих оценках мнений большинства сильно различаются. Это объясняется расхож­дением групп, они больше не вступают в диалог и поэтому совершен­но по-разному оценивают климат мнений.

Вопрос: «Как Вы полагаете, большинство людей хочет сохранить Вил­ли Брандта на посту федерального канцлера или оно предпочло бы другого канцлера?»

Сторонники федерального канцлера В. Брандта

Противники федерального канцлера В. Брандта

Большинство людей

хочет оставить В. Брандта феде­ральным канцлером

59

6

предпочитает другого федераль­ного канцлера

17

75

затрудняются ответить

24

19

Расхождение в оценках среды, по Осгуду, Зуси, Таннснбауму D=

78,7

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2068.

жется, считает себя сильнее, — дело идет к серьезной дис­куссии. При асимметрии с большим перевесом на одной стороне, уклонениями от оценок (мнения разделились, мнения трудно оценить) защитная сила преобладающего лагеря невелика. Инструмент измерения дистанции, при­меняемый в нижеприводимых таблицах, разработан аме­риканскими социальными психологами Осгудом, Зуси и Танненбаумом3.

Это формула:

гдеозначает различие между двумя сравнивае­

мыми группами.

Таблица 17

ПОЛЯРИЗАЦИЯ МНЕНИЙ ОТНОСИТЕЛЬНО ВОСТОЧНЫХ ДОГОВОРОВ В МАЕ 1972 Г., %

В оценке Восточных договоров сторонники и противники значитель­но расходятся — знак сильной поляризации.

Вопрос: «Отвлекаясь от Вашего собственного мнения, как Вы полага­ете, большинство людей в ФРГ выступает "за" или "против" Восточ­ных договоров?»

Сторонники Восточных договоров

Противники Восточных договоров

Большинство выступает

«за» Восточные договоры

70

12

«против» Восточных договоров

3

30

затрудняются ответить

27

58

п =

Расхождение в оценках среды, по Осгуду, Зуси, Таннснбауму D =

71,1

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 2082.

Две крайности: барьеры на пути социальных изменений и поспешное приспособление к модным тенденциям

Вместо устаревшего словаря Дж. Локка с его тремя законами современная социология предлагает более точ­ные определения. То, что у Локка называлось божествен­ным законом, представляется ныне нравственным идеа­лом, нравственностью, главными ценностями; акцент — на идеале, дистанция с действительным поведением ча­сто весьма существенная. Локковский закон мнения, ре­путации, моды, более точно определявший реальное по­ведение, в современном социологическом словаре упот­ребляется для обозначения обычаев и общественной мо­рали.

Определяемое государством право колеблется и в ту, и в другую сторону, пишет Репе Кёниг в своем сочинении

Таблица IS

ОТСУТСТВИЕ ПОЛЯРИЗАЦИИ МНЕНИЙ ПО ВОПРОСУ О ТОМ, МОЖЕТ ЛИ КОММУНИСТ БЫТЬ СУДЬЕЙ, АПРЕЛЬ 1976 Г., %

Сторонники и противники дают одинаковые оценки мнениям боль­шинства.

Вопрос: «Отвлекаясь от Вашего собственного мнения, что Вы думаете относительно мнения большинства по этому поводу? Большинство немцев в ФРГ выступают за то, чтобы член коммунистической партии мог быть судьей, или большинство против?»

Может л и член коммунистической партии быть судьей?

«за»

«против»

Большинство выступает

за предоставление возможности работать судьей коммунистам

6

1

против судей-коммунистов

79

88

затрудняются ответить

15

11

tl =

Расхождение в оценках среды, по Ос­гуду, Зуси, Танненбауму Р =

11,0

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3028.

«Право в контексте социальных нормативных систем»4. Стражи нравственности ожидают от государства, что оно средствами закона поставит барьер веяниям времени. На­против, выразители общественного мнения, обществен­ной морали требуют, чтобы право и закон «совершенство­вались» соответственно чувству времени. Они действи­тельно выдвигают убедительные аргументы. Если процесс общественного мнения, наблюдаемый в разных культу­рах, понимать как средство интеграции, как средство, со­храняющее дееспособность общества, тогда нельзя позво­лять законам и правопорядку как угодно долго противо­стоять общественному мнению. Несомненно, фактор вре­мени играет весьма существенную роль. По соображени­ям гарантии правовой защищенности в обществе не сле-

Таблица 19

СРЕДНЯЯ СТЕПЕНЬ ПОЛЯРИЗАЦИИ ПО ВОПРОСУ ОБ АБОРТАХ ПО НРАВСТВЕННЫМ И МАТЕРИАЛЬНЫМ СООБРАЖЕНИЯМ, ОКТЯБРЬ 1979 Г., %

Вопрос: «Как Вы считаете, большинство людей в ФРГ выступает "за" или "против" разрешения абортов по нравственным и материаль­ным соображениям?»

Отношение людей к прерыванию беременности по нравственным и материальным соображениям

«за»

«против»

Большинство выступает

за разрешение абортов по нравст­венным и материальным сообра­жениям

48

19

против разрешения абортов

17

44

затрудняются ответить.

35

37

п =

Расхождение в оценках среды, по Ос­гуду, Зуси, Таннснбауму D =

39,7

Источник: Алленсбахский архив, опрос Института демоскопии 3074.

дует слишком торопиться уступать тенденциям моды. Рейнгольд Циппелиус описывает данное обстоятельство в книге «Потеря уверенности в ориентирах?». «В частном ас­пекте права, — говорит он, — обнаруживается потребность в надежных, нормативно обеспеченных поведенческих структурах как потребность в правовой защищенности... Потребность в правовой защищенности означает, во-пер­вых, интерес к выявлению того, какие вообще нормы оп­ределяют отношения между людьми... Этот интерес до­полняется, во-вторых, интересом к непрерывности права. Только такая непрерывность обеспечивает надежность ориентиров в будущем и тем самым создает основу для планирования и диспозиции. Требование максимально возможной стабильности нормативного порядка и после­довательности в развитии права оправдано еще и по дру-

гой причине: существующее право выдержало испытание на свою пригодность. Поэтому нельзя, как говорит Радб - рух, с легкостью изменять право, подвергать его случай­ным преобразованиям, допускающим беспрепятственное превращение частного случая в форму закона»5.

Цель различных политических кампаний состоит именно в том, чтобы, не дав времени на спокойное об­думывание решения, так подстегнуть общественное мне­ние, чтобы возбуждение не спадало до тех пор, пока цель не будет достигнута и желаемое урегулирование не будет легализовано, пока оно не станет обязательной для ис­полнения правовой нормой. Никлас Луман описывает этот процесс в книге «Общественное мнение». Дискуссия по вынесенной на обсуждение темы «достигает кульми­национного пункта. Противники вынуждены прибегать к тактике проволочек, выигрыша во времени, признания с оговорками, уступок. Сторонники должны закрепить свои достижения в бюджете или программах действий администрации. Времени для этого в обрез. Очень скоро могут проявиться первые признаки усталости, сомне­ний, отрицательный опыт... Если с темой дискуссии ни­чего не происходит, это может быть симптомом предсто­ящих трудностей — тема теряет свою привлекатель­ность»6.

Данное описание касается совершенно определенного, кратковременного, модного типа кампаний общественно­го мнения. Но иногда они длятся годами, десятилетиями, столетиями, как, например, очень точно подмеченное Токвилем движение за предоставление равенства для всех, наблюдавшееся не одну тысячу лет. Но отдельные этапы в развитии большой темы могут быть описаны по образцу Лумана.

Примером того, как общественное мнение «социаль­ная точка зрения», «тенденциозная точка зрения в обще­стве» может быть поспешно подхвачена и взята на воору­жение судьями и административными чиновниками, служит кампания против курения в присутствии некуря­щих. Это случай прерванного развития кампании, скры­тые причины которого, по материалам демоскопии, опи­саны в гл. III. Тем не менее сама кампания оказалась весь­ма результативной: к 1975 г. министерские указы уже ре­комендовали служащим сферы общественного управле-
иия отказываться от курения в присутствии некурящих или даже обязывали это делать. В 1974 г. компания «ОЛГ Штуттгарт» — в отличие от прежних своих решений — за­явила, что курение пассажира в такси является неуваже­нием по отношению к водителю. Кульминацией движе­ния против курящих (к 1975 г.) стало заявление компа­нии «ОВГ Берлин», что курильщик — нарушитель обще­ственного порядка. Комментируя этот случай, юрист из Фрейбурга Иозеф Кайзер отметил: «Тем самым недолго думая курильщика отнесли к категории людей, весьма четко выделяемой полицейскими правилами, т. е. несу­щих ответственность за конкретную опасность. Таким об­разом, курильщик подвергается однозначной неодобри­тельной реакции согласно полицейским предписаниям и, соответственно, санкциям. Получается, что сам факт ку­рения является достаточным доказательством конкрет­ной угрозы некурящему со стороны курильщика»7. Созда­ние правовых оснований без компетентной проработки вопроса — весьма характерный процесс формирования общественного мнения; комментатор, естественно, под­бирает соответствующую терминологию, когда говорит, что защищать некурящих — «en vogue»'.

Право должно подкрепляться обычаем

И наоборот, возникает критически острое положение, ког­да «социальные воззрения», общественное мнение далеки от правовых норм и законодатели не реагируют на это. Та­кая ситуация складывается прежде всего в тех случаях, когда правовые нормы согласуются с нравственными ценностями, однако растет понимание, что обычаи, обще­ственная мораль далеки от этого. Сегодня демоскопия ус­коряет данный процесс, это один из ее неоспоримых ре­зультатов. В 1971 г. иллюстрированный журнал Штерн опубликовал результаты одного алленсбахского исследо­вания: 46% населения старше 16 лет требовали облегче­ния операции аборта. Повторное исследование через 5 ме­сяцев дало скачок поддерживающих это требование с 46 до 56%8. То была одна из ситуаций, которую имел в ви-

Модно (франц.). — Прим. ред.

ду Токвиль, когда говорил о «фасаде»: некоторые воззре­ния в общественном мнении еще сохраняются, хотя сто­ящие за ними ценностные убеждения, которые должны их укреплять, уже давно перебродили и выдохлись9. Пока это не заявлено публично, фасад стоит. Но он рухнет, если пу­стота — сегодня часто с помощью демоскопии — вдруг об­наружится. Это может обернуться несовместимой с право­вой повседневностью демонстрацией, когда женщины публично признавались в конкретном нарушении права: «Я делала аборт»10.

Закон долго не устоит, если его не поддерживает обы­чай. Страх людей перед изоляцией, боязнь неодобрения со стороны окружения или другие подобные скрытые сигна­лы влияют на поведение более действенно, чем экспли­цитное формальное право. То, что Локк называл «законом мнения», а Э. Росс, спустя два столетия, определил как «со­циальный контроль», в XX в. получает экспериментальное подтверждение социальных психологов. Один из таких экспериментов касался светофоров. Проводилось наблю­дение, сколько пешеходов переходят улицу на красный свет в зависимости от трех различных обстоятельств: 1) когда никто не подает плохой пример; 2) если улицу на красный свет переходит человек, принадлежащий, судя по одежде, к нижним слоям общества; 3) если это делает хо­рошо одетый человек из высших слоев общества. Роль представителей низших и высших слоев взяли на себя ас­систенты. В эксперименте участвовали 2100 пешеходов. В результате были получены следующие данные: лишь 1% пешеходов переходили улицу, не имея перед глазами об­разца; если красный свет игнорировал пешеход из про­стых слоев, ему следовали 4%; если нарушителем оказы­вался человек из высших слоев общества, за ним следова­ли 14%п.

Законами можно изменять общественное мнение

Между правом и общественным мнением может сущест­вовать и обратная связь. Законы можно издавать или из­менять, чтобы тем самым оказать влияние на обществен­ное мнение, подтолкнуть его в желательном направлении.

Дайси в лекциях «Связь закона и общественно­го мнения в Англии XIX в.» (1905)12 высказал мысль, позднее получившую подтверждение с помощью средств демоскопии: уже само принятие закона усиливает согла­сие спим. Своеобразие, специфичность этого процесса за­метны с первого взгляда, и тем более удивительно, что Дайси установил его без всяких эмпирических вспомога­тельных средств, хотя ему было трудно объяснить его. Се­годня же, вооруженные представлением о «спирали мол­чания», мы сказали бы так: страх перед изоляцией убывает тогда, когда что-то одобряется, вызывает согласие, когда что-то уже стало законом. Эта тенденция отражает чуткую связь между общественным мнением и легитимацией, исходя из которой Дайси формулирует принцип: законы поощряют и создают мнение13.

Вызывать общественное мнение, формируя законы в желательном направлении, — использование таких рыча­гов может показаться сомнительным; ведь это нечто иное, как приглашение к манипуляции общественным мнени­ем, эксплуатация политического мандата господствую­щим большинством. Достаточен ли в таком случае эф­фект согласия, когда закон принят, не окажется ли излиш­ней интеграция, позволяющая обществу сохранить его дееспособность?

Реформа уголовного права ФРГ 1975 г., а также приня­тый в 1977 г. Закон о разводе показали, что они далеко превзошли в законодательном регулировании требования общественного мнения. В необходимости принятия зако­на по новому регулированию родительской опеки, укреп­ляющего права ребенка как более слабого но отношению к более сильному взрослому, даже среди 17-23-летних ма­ло кто был убежден. На вопрос: «Считаете ли Вы, что госу­дарство с помощью законов должно заботиться о том, что­бы молодые люди получили больше прав по отношению к своим родителям, или Вы не видите в этом необходимо­сти?» — 64% юношей ответили: в этом нет необходимо­сти, и лишь 22% указали, что это необходимо сделать14. Новое законодательство о разводе раскололо общество, за­ставив его сделать выбор между правом и моралью. Ал­ленсбахский опрос в июле 1979 г. обнаружил возрастание чувства нравственной вины человека и его долга осозна­вать эту вину. Вместе с тем новый закон о разводе паста-

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18