Мы го­во­ри­ли о раз­ных ва­ри­ан­тах пе­ре­во­да ко­ра­ни­че­ско­го иш­та‘ала ар-ра’с шай­бан на рус­ский и анг­лий­ский язы­ки. Про­ве­дем те­перь мыс­лен­ный экс­пе­ри­мент и по­смот­рим на эти пе­ре­во­ды гла­за­ми ал-Джурд­жаôниô, оце­нив их с точ­ки зре­ния тех кри­те­ри­ев пе­ре­во­да, ко­то­рые вы­дви­га­ет раз­ви­вае­мая им тео­рия. Ос­та­нут­ся ли пред­ло­жен­ные ва­ри­ан­ты пе­ре­во­да это­го вы­ра­же­ния как «го­ло­ва бле­стит/за­бли­ста­ла/за­сия­ла/за­ис­к­ри­лась/doth glis­ten се­ди­ной» пе­ре­во­да­ми, или их сле­ду­ет счесть «но­вой ре­чью», ко­то­рые пе­ре­во­дчи­ки, как ска­зал ал-Джурд­жаôниô, ве­дут «от се­бя»? Нам не­труд­но уви­деть, что во всех этих ва­ри­ан­тах пе­ре­да­чи (вклю­чая пред­ло­жен­ный на­ми ги­по­те­ти­че­ский «за­ис­к­ри­лась») пе­ре­во­дчи­ки стре­ми­лись пе­ре­дать не воз­мож­ность осу­ще­ст­в­ле­ния про­це­ду­ры по­ни­ма­ния ино­ска­за­ния, но ра­бо­та­ли на уров­не пе­ре­да­чи его со­дер­жа­ния. Они, дав «ин­тер­пре­ти­рую­щий пе­ре­вод», со­вер­шен­но от­чет­ли­во вы­пол­ни­ли фре­гев­скую ус­та­нов­ку на транс­ля­цию зна­че­ния ори­ги­на­ла, соз­на­тель­но по­жерт­во­вав тем, что Фре­ге на­звал смыс­лом[99] (или, ес­ли угод­но, по-пир­сов­ски пе­ре­да­ли зна­че­ние од­них язы­ко­вых зна­ков их пе­ре­во­дом в сис­те­му дру­гих язы­ко­вых зна­ков). Что при та­кой транс­ля­ции по­те­ря­лась суть транс­ли­руе­мо­го, те­перь, на­де­ем­ся, впол­не оче­вид­но для чи­та­те­ля. Вряд ли ал-Джурд­жаôниô оце­нил бы на­зван­ные пе­ре­во­ды как пе­ре­во­ды; вез­де здесь мы име­ем де­ло с «но­вой ре­чью», хо­тя и даю­щей нам знать о про­изо­шед­шем со­бы­тии (За­ха­рия уже по­се­дел), тем не ме­нее не­из­беж­но те­ряю­щей не­что прин­ци­пи­аль­но важ­ное для ори­ги­на­ла и за­ме­няю­щее это чем-то дру­гим, что в ори­ги­на­ле в прин­ци­пе от­сут­ст­во­ва­ло.

Вер­нем­ся к не­по­сред­ст­вен­но­му пред­ме­ту на­ше­го раз­го­во­ра. Мы го­во­ри­ли, что су­тью тре­бо­ва­ния к по­ни­ма­нию ино­ска­за­ния, ко­то­рое мы на­зва­ли про­це­дур­ным, яв­ля­ет­ся по­строе­ние двух па­рал­лель­ных це­по­чек вы­го­во­рен­ность/смысл как це­по­чек ис­тин­но­го ука­за­ния на смысл и на­хо­ж­де­ние «сце­п­ле­ния» ме­ж­ду смыс­ла­ми край­них чле­нов этих це­по­чек. Ока­зы­ва­ет­ся, что это тре­бо­ва­ние не толь­ко ру­ко­во­дит про­цес­сом по­ни­ма­ния ино­ска­за­ния, но так­же и струк­ту­ри­ру­ет из­ло­же­ние са­мой тео­рии ино­ска­за­ния. Его влия­ние, ина­че го­во­ря, про­сле­жи­ва­ет­ся не толь­ко в ана­ли­зе соб­ст­вен­но «ма­те­риа­ла», с ко­то­рым име­ет де­ло по­это­ло­гия (кон­крет­ные слу­чаи ино­ска­за­ния), но так­же и в упо­ря­до­чи­ва­нии са­мой по­это­ло­ги­че­ской тео­рии. В этом не­труд­но убе­дить­ся, чи­тая клас­си­че­ские трак­та­ты по ри­то­ри­ке и по­эти­ке, соз­дан­ные в рус­ле ара­бо-му­суль­ман­ской тра­ди­ции: вез­де здесь си­туа­ция ис­тин­но­го ука­за­ния на смысл (хÖакÖиôкÖа) слу­жит тем нор­ма­тив­ным ос­но­ва­ни­ем, с ко­то­рым срав­ни­ва­ет­ся ре­аль­но упот­реб­лен­ная фи­гу­ра ре­чи. В за­ви­си­мо­сти от то­го, как имен­но воз­мо­жен пе­ре­ход от ино­ска­за­ния к ис­тин­ной фор­ме вы­ска­зы­ва­ния, и вы­де­ля­ют­ся ти­пы ино­ска­за­ния.

В мак­си­маль­но аб­ст­ракт­ной фор­ме этот прин­цип вы­ра­жа­ет­ся с по­мо­щью ка­те­го­ри­аль­ной па­ры ’асÖл-фар‘ «ос­но­ва-ветвь»: ис­тин­ное ука­за­ние на смысл, под­ра­зу­ме­вае­мый при ино­ска­за­нии, счи­та­ет­ся «ос­нов­ным» (’асÖл) со­стоя­ни­ем ре­чи, а ино­ска­за­ние — «вет­вью» (фар‘), по­лу­чен­ной с по­мо­щью бо­лее или ме­нее длин­ной це­поч­ки пе­ре­хо­дов по струк­ту­рам вы­го­во­рен­ность/смысл. Клас­си­фи­ка­ция ино­ска­за­ний и ока­зы­ва­ет­ся клас­си­фи­ка­ци­ей спо­со­бов та­ко­го «вы­ветв­ле­ния» (таф­риô‘), при­чем она мо­жет быть бо­лее или ме­нее под­роб­ной в за­ви­си­мо­сти от то­го, ка­кое ко­ли­че­ст­во до­пол­ни­тель­ных кри­те­ри­ев при­вле­ка­ет­ся[100] и к ка­ким имен­но чле­нам вы­страи­вае­мых це­по­чек вы­го­во­рен­ность/смысл они при­кла­ды­ва­ют­ся. Тот же прин­цип ле­жит в ос­но­ва­нии оп­ре­де­ле­ния то­го, что не яв­ля­ет­ся ино­ска­за­ни­ем: в том слу­чае, ес­ли ни­ка­кой из воз­мож­ных спо­со­бов ана­ли­за ре­аль­но­го вы­ска­зы­ва­ния не по­зво­ля­ет про­ло­жить путь к той фор­ме, ко­то­рая яв­ля­ет­ся фор­мой ис­тин­но­го ука­за­ния на смысл, то это вы­ска­зы­ва­ние не мо­жет счи­тать­ся «вет­вью»: оно долж­но быть со­чте­но из­на­чаль­ным, ис­тин­ным (хÖакÖиôкÖа) вы­ска­зы­ва­ни­ем, но не ино­ска­за­ни­ем. Так, вы­ра­же­ние «вес­на пле­тет узо­ры рас­те­ний» не мо­жет быть, с точ­ки зре­ния ал-Джурд­жаôниô, рас­це­не­но как за­им­ст­во­ва­ние, имен­но ис­хо­дя из то­го, что для не­го нель­зя ука­зать ис­тин­ную фор­му, от ко­то­рой оно бы­ло бы про­из­вод­ным[101].

Рас­смот­рен­ные с этой точ­ки зре­ния, трак­та­ты по по­это­ло­гии и ри­то­ри­ке об­ре­та­ют не­ожи­дан­ную строй­ность струк­ту­ры и яс­ность со­дер­жа­ния. Мы го­во­рим «не­ожи­дан­ную» по­то­му, что ино­куль­тур­ный взгляд (взгляд из кон­тек­ста на­шей или за­пад­ной тра­ди­ции) во­все не обя­за­тель­но уви­дит ее, как не обя­за­тель­но за­ме­тит яс­ность и про­сто­ту «пы­лаю­щих», а во­все не «ис­кря­щих­ся» се­ди­ной во­лос. Ско­рее на­обо­рот. В ка­че­ст­ве под­твер­жде­ния при­ве­дем вы­ска­зы­ва­ние уже ци­ти­ро­вав­ше­го­ся в этой ра­бо­те ав­то­ра, ко­то­рое на­ме­рен­но да­дим дос­та­точ­но про­стран­ным, что­бы дать чи­та­те­лю вновь по­чув­ст­во­вать это «тре­ние вос­при­ятия» ино­куль­тур­но­го мыш­ле­ния, ко­то­рое про­яв­ля­ет се­бя на стра­ни­цах ана­ли­ти­че­ской ра­бо­ты: «На­ко­нец, мож­но от­ме­тить чет­вер­тую тен­ден­цию, ко­то­рая ока­за­ла влия­ние на ход раз­ви­тия ли­те­ра­тур­ной тео­рии. Не рас­ши­рив су­ще­ст­вен­но по­ня­тий этой тео­рии, она, по­жа­луй, спо­соб­ст­во­ва­ла их сис­те­ма­ти­за­ции. Это — влия­ние фи­ло­со­фии, а ес­ли го­во­рить бо­лее точ­но, то ло­ги­че­ской под­го­тов­ки. Наи­бо­лее из­вест­ный и, мож­но ска­зать, един­ст­вен­ный (rather iso­lated) при­мер — это Ки­таôб накÖд аш-ши‘р КÖудаôмы бен Джа‘фа­ра (ум.337/958), ко­то­рый стре­мит­ся воз­вес­ти стро­го струк­ту­ри­ро­ва­ние зда­ние ли­те­ра­тур­ной тео­рии, ос­но­вы­ва­ясь на че­ты­рех эле­мен­тах по­эзии: сло­вес­ной фор­ме (лафзÖ word­ing), зна­че­нии (ма‘нан mean­ing), мет­ре (вазн) и риф­ме (кÖаôфийа), да­бы тем са­мым иметь воз­мож­ность ар­гу­мен­ти­ро­ван­но су­дить о цен­но­сти той или иной по­эмы. У КÖудаôмы не бы­ло не­по­сред­ст­вен­ных по­сле­до­ва­те­лей[102], хо­тя его кни­гу не обош­ли вни­ма­ни­ем позд­ней­шие ав­то­ры, как то вид­но по мно­го­чис­лен­ным ци­та­там из нее у ал-‘Ас­ка­риô, Ибн Ра­шиôкÖа и ал-Ка­фад­жиô, а так­же по­ле­ми­че­ской ра­бо­ты ал-’Аôми­диô, ко­то­рая, к со­жа­ле­нию, не дош­ла до нас. И толь­ко зна­чи­тель­но позд­нее, во вре­ме­на окон­ча­тель­ной ко­ди­фи­ка­ции ли­те­ра­тур­ной тео­рии в схо­ла­сти­че­ской ‘илм ал-ба­лаôгÖа, мы вновь об­на­ру­жи­ва­ем ин­те­рес к ло­ги­че­ски-связ­но­му из­ло­же­нию, од­на­ко внут­рен­ней по­треб­но­сти (urge) вы­стро­ить связ­ную сис­те­му, в ко­то­рой ка­ж­дый фе­но­мен за­ни­мал бы по­ло­жен­ное ему ме­сто, мы бо­лее не об­на­ру­жи­ва­ем»[103].

В этом рас­су­ж­де­нии на­ше вни­ма­ние мо­жет при­влечь ряд мо­мен­тов. Во-пер­вых, это та на­стой­чи­вость, с ко­то­рой про­кла­ды­ва­ет се­бе до­ро­гу ап­ри­ор­ная убе­ж­ден­ность: ес­ли из­ло­же­ние не об­на­ру­жи­ва­ет ло­гич­но­сти в том смыс­ле, ко­то­рый под­ра­зу­ме­ва­ет­ся ари­сто­те­лев­ским об­ра­зом ло­ги­ки (пре­ж­де все­го это ро­до-ви­до­вой прин­цип клас­си­фи­ка­ции по­ня­тий и со­от­вет­ст­вую­щий по­ря­док из­ло­же­ния ма­те­риа­ла, оп­ре­де­ле­ния по­ня­тий, т. д.), зна­чит, он не об­на­ру­жи­ва­ет ло­ги­ки во­об­ще, по­сколь­ку аль­тер­на­тив­ной ло­ги­ки быть не мо­жет. Что су­ж­де­ние, вы­ра­жен­ное в по­след­ней фра­зе ци­та­ты, аб­со­лют­но не­вер­но, не­труд­но убе­дить­ся, рас­смат­ри­вая со­чи­не­ния глав­но­го тео­ре­ти­ка «схо­ла­сти­че­ской нау­ки ри­то­ри­ки», ал-Джурд­жаôниô, в ко­то­рых ка­ж­дый опи­сы­вае­мый фе­но­мен имен­но на­хо­дит свое за­кон­ное ме­сто, оп­ре­де­лен­ное ему клас­си­фи­ка­ци­ей, вы­стро­ен­ной так, как мы го­во­ри­ли вы­ше, хо­тя это, ко­неч­но же, во­все не сов­па­да­ет с тем, что ожи­да­ло бы на­стро­ен­ное «по-ари­сто­те­лев­ски» мыш­ле­ние. Во-вто­рых, это при­зна­ние ав­то­ром то­го фак­та, что по-ари­сто­те­лев­ски мыс­лив­ший КÖудаôма ос­тал­ся «изо­ли­ро­ван­ной» фи­гу­рой в ис­то­рии ара­бо-му­суль­ман­ской ли­те­ра­тур­ной тео­рии, при­чем эта изо­ли­ро­ван­ность (в смыс­ле от­сут­ст­вия идей­ных по­сле­до­ва­те­лей) толь­ко от­те­ня­ет­ся фак­том обиль­но­го ци­ти­ро­ва­ния из не­го у позд­ней­ших ав­то­ров[104]. Де­ло об­сто­ит так, как мы го­во­ри­ли в на­ча­ле этой час­ти ста­тьи: как ес­ли бы соб­ст­вен­но ара­бо-му­суль­ман­ская по­эти­ка вся­че­ски стре­ми­лась, но не мог­ла вклю­чить в свои по­строе­ния ари­сто­те­ли­ан­ские мыс­ли­тель­ные хо­ды. Что КÖудаôма ос­тал­ся оди­но­кой фи­гу­рой, при­зна­ет не один Хейн­д­рикс; тем бо­лее уди­ви­тель­на та на­стой­чи­вость, с ка­кой имен­но КÖудаôма, вку­пе с упо­ми­нае­мым тем же Хейн­д­рик­сом Ибн Вах­бом, рас­смат­ри­ва­ют­ся в ка­че­ст­ве ес­ли не един­ст­вен­ных, то во вся­ком слу­чае наи­бо­лее ти­пич­ных пред­ста­ви­те­лей ара­бо-му­суль­ман­ской ри­то­ри­ки и по­это­ло­гии[105]. В-треть­их, не­труд­но за­ме­тить ха­рак­тер­ную не­со­гла­со­ван­ность су­ж­де­ний и ква­ли­фи­ка­ций, да­вае­мых ав­то­ром на про­тя­же­нии по­ло­ви­ны стра­ни­цы тек­ста, так же как и зияю­щее от­сут­ст­вие при­чин­ных объ­яс­не­ний. Ес­ли ара­бо-му­суль­ман­ская ри­то­ри­ка но­сит столь схо­ла­сти­че­ский ха­рак­тер, по­че­му она не по­сле­до­ва­ла об­раз­цу ари­сто­те­лев­ской «По­эти­ки» и ку­да­мов­ской «Кри­ти­ки по­эзии», — ведь вос­про­из­во­ди­ла же она ари­сто­те­лев­ские по­ло­же­ния там, где счи­та­ла воз­мож­ным и нуж­ным, и в той же по­эти­ке, и в соб­ст­вен­но фи­ло­со­фии? По­че­му эта шко­ла вы­бра­ла дру­гой об­ра­зец для под­ра­жа­ния, к то­му же, по мне­нию на­ше­го уче­но­го, столь ало­гич­но и хао­тич­но ор­га­ни­зо­ван­ный, что, во­об­ще го­во­ря, пло­хо со­че­та­ет­ся со схо­ла­сти­че­ским ду­хом? Мы не на­хо­дим от­ве­та на этот во­прос — и не слу­чай­но, по­сколь­ку от­ве­тов тут мо­жет быть два: ли­бо при­знать не­спо­соб­ность ара­бо-му­суль­ман­ских тео­ре­ти­ков к стро­го ло­гич­но­му (=ари­сто­те­лев­ско­му) ти­пу мыш­ле­ния во­об­ще, ли­бо най­ти аль­тер­на­тив­ное и столь же стро­го ло­гич­ное, как ари­сто­те­лев­ское, ос­но­ва­ние их мыш­ле­ния.

По­доб­ные абер­ра­ции, при ко­то­рых за­пад­ный ис­сле­до­ва­тель ви­дит не про­сто соз­дан­ный им са­мим об­раз в зер­ка­ле изу­чае­мой тра­ди­ции, но и са­мо зер­ка­ло так­же из­го­тав­ли­ва­ет сам из ма­те­риа­ла сво­их ап­ри­ор­ных и к то­му же скры­тых от его соб­ст­вен­но­го на­блю­де­ния ожи­да­ний, не мо­гут быть про­сто след­ст­ви­ем нев­ни­ма­ния или субъ­ек­тив­но­го при­стра­стия от­дель­но­го уче­но­го. Это име­ет от­но­ше­ние не толь­ко в рас­смат­ри­вае­мо­му во­про­су, но и к то­му, о чем мы го­во­ри­ли вы­ше, пред­по­ло­жив, что ал-Джурд­жаôниô вряд ли счел бы рас­смот­рен­ные на­ми пе­ре­во­ды ко­ра­ни­че­ско­го ая­та пе­ре­во­да­ми. Спро­сим се­бя: в чем же ос­но­ва­ние то­го, что пе­ре­во­ды при­знан­ных мас­те­ров за­слу­жи­ва­ют та­кую оцен­ку ал-Джурд­жаôниô; по­че­му они столь прин­ци­пи­аль­но ока­зы­ва­ют­ся для не­го не пе­ре­во­да­ми? Мы мо­жем пе­ре­фор­му­ли­ро­вать наш во­прос, од­но­вре­мен­но рас­ши­рив его го­ри­зонт: слу­жит ли 100%-ная про­фес­сио­наль­ная ком­пе­тент­ность уче­но­го га­ран­ти­ей пра­виль­но­сти вос­при­ятия и пе­ре­да­чи ино­куль­тур­ной тра­ди­ции, ес­ли та­кая пе­ре­да­ча сле­ду­ет стра­те­гии со­дер­жа­тель­ной транс­ля­ции, не учи­ты­ваю­щей про­це­дур­ную обу­слов­лен­ность транс­ли­руе­мо­го со­дер­жа­ния? Во­прос этот, ко­неч­но же, ри­то­ри­че­ский; не толь­ко пе­ре­во­ды за­ин­те­ре­со­вав­ше­го нас ко­ра­ни­че­ско­го вы­ра­же­ния, но так­же и вос­при­ятие су­ти по­это­ло­ги­че­ской тра­ди­ции и стерж­ня ее раз­ви­тия, рав­но как и сам во­прос о ло­гич­но­сти по­это­ло­ги­че­ско­го тек­ста и его ра­цио­наль­ном уст­рой­ст­ве, — все это слу­жит при­ме­ром уди­ви­тель­но­го «сбоя», к ко­то­ро­му при­во­дит по­пыт­ка ана­ли­за и пе­ре­да­чи соб­ст­вен­но со­дер­жа­тель­но­го пла­ста без уче­та его про­це­дур­ной обу­слов­лен­но­сти.

Мы по­сте­пен­но за­кан­чи­ва­ем наш ана­лиз и дви­жем­ся к за­клю­че­нию. Ес­ли по­ни­ма­ние су­ти ино­ска­за­ния и, в ча­ст­но­сти, за­им­ст­во­ва­ния, ко­то­ро­му и бы­ло уде­ле­но до сих пор на­ше вни­ма­ние, не­по­сред­ст­вен­но свя­за­но с су­ще­ст­вом по­ни­ма­ния струк­ту­ры сло­ва, то и на бо­лее ра­фи­ни­ро­ван­ном уров­не по­это­ло­гии, в об­лас­ти ана­ли­за соб­ст­вен­но по­эти­че­ских прие­мов, со­от­но­ше­ние ме­ж­ду вы­го­во­рен­но­стью и смыс­лом и спо­соб его вы­страи­ва­ния по­сто­ян­но ос­та­ют­ся в по­ле зре­ния по­это­ло­га. Ана­лиз «смы­слов» (ма‘аôнин)[106] сти­хов ве­дет­ся с точ­ки зре­ния прин­ци­пи­аль­ной воз­мож­но­сти пе­ре­во­да ино­ска­за­тель­но­сти в ис­тин­ное ука­за­ние на смысл, рав­но как и сте­пе­ни со­вер­шен­ст­ва та­ко­го пе­ре­во­да, а так­же со­от­вет­ст­вия по­лу­чае­мо­го в ито­ге ис­тин­но­го смыс­ла сти­ха кри­те­ри­ям здра­во­го смыс­ла. В ре­зуль­та­те ра­цио­на­ли­за­ция по­это­ло­гии дос­ти­га­ет впе­чат­ляю­щей сте­пе­ни.

Вот лишь не­ко­то­рые при­ме­ры та­ко­го ра­цио­наль­но­го ана­ли­за, при­зван­ные про­ил­лю­ст­ри­ро­вать, но ни­как не ис­чер­пать эту те­му.

Од­ним из су­ще­ст­вен­ных по­ро­ков по­эти­че­ской ре­чи, вы­де­ляе­мых вы­даю­щим­ся пер­сид­ским по­это­ло­гом Шамс-и КÖай­сом, яв­ля­ет­ся про­ти­во­ре­чи­вость сти­ха. Сти­хо­твор­ные стро­ки про­ве­ря­ют­ся им на от­сут­ст­вие не­со­гла­со­ван­но­стей столь скру­пу­лез­но, как ес­ли бы речь шла о на­уч­ном трак­та­те или юри­ди­че­ском до­ку­мен­те; сти­хо­тво­ре­ние ни­как не име­ет пра­ва на то, че­го не по­зво­ле­но про­зе, и ни­ка­кая "чушь" не мо­жет ока­зать­ся "пре­крас­ной".

Про­ти­во­ре­чи­вость (та­наôкÖудÖ, му­наôкÖадÖа), как ее оп­ре­де­ля­ет по­это­лог рав­но для лю­бых ви­дов ре­чи, «со­сто­ит в том, что вто­рое зна­че­ние (ма‘нан) про­ти­во­ре­чит и не со­от­вет­ст­ву­ет пер­во­му зна­че­нию.

Hа­при­мер, по­эт ска­зал:

Я да­рю ей (ему) дир­хем — не да­ет по­це­луя, му­ча­ет.

Ра­зо­рву [свое] пла­тье [от го­ря], что не про­да­ет по­це­луя за дир­хем.

Про­ти­во­ре­чие воз­ни­ка­ет в этих сти­хах из-за то­го, что сна­ча­ла [по­эт] упо­мя­нул о да­ре­нии дир­хе­ма, а в кон­це по­вел речь о ку­п­ле-про­да­же. Hо хо­тя ‘ад­жам­ские кри­ти­ки [по­эзии] при­во­ди­ли этот бейт как сви­де­тель­ст­во та­на­куз, его [про­ти­во­ре­чия] мож­но вы­пра­вить, а имен­но: “Ес­ли да­рю дир­хем, не да­ет по­це­луя, а ес­ли хо­чу ку­пить за дир­хем, не про­да­ет”.

И дру­гой [по­эт] ска­зал:

Раз­лу­ку с то­бой я при­рав­ни­ваю к смер­ти, по­то­му что

Ху­же смер­ти раз­лу­ка с то­бой, зна­ешь ли ты?

То есть в пер­вом по­лу­сти­шии он при­рав­нял раз­лу­ку с ней к смер­ти, а во вто­ром по­ста­но­вил, что [раз­лу­ка] и то­го ху­же»[107].

Роль и час­тот­ность ис­поль­зо­ва­ния кри­те­рия ра­цио­наль­но­сти, вос­хо­дя­ще­го не­по­сред­ст­вен­но к воз­мож­но­сти пе­ре­во­да ино­ска­за­тель­но­го ука­за­ния на смысл в ис­тин­ное, при ко­то­ром ни­что не ока­зы­ва­ет­ся по­те­рян­ным, наи­бо­лее яр­ко, ка­жет­ся, про­яв­ля­ет­ся при ана­ли­зе по­ро­ка по­эзии, ко­то­рый «со­сто­ит в том, что [по­эт] в не­ко­то­рых опи­са­ни­ях, от­но­ся­щих­ся к вос­хва­ле­нию, по­но­ше­нию и про­че­му, пре­уве­ли­чи­ва­ет на­столь­ко, что дос­ти­га­ет гра­ниц не­мыс­ли­мо­го или про­яв­ля­ет не­ува­же­ние к ша­риа­ту.

На­при­мер, Ан­ва­ри ска­зал:

Пусть смерть об­ма­жет гли­ной, [за­крыв на­все­гда], дверь жиз­ни —

Те­бе не­че­го бо­ять­ся, не та­ко­ва твоя сущ­ность, что­бы кло­нить­ся к смер­ти.

А ес­ли бы веч­но­сти не бы­ло в ми­ре, те­бе что за бе­да?

Веч­ность бла­го­да­ря тво­ей сущ­но­сти веч­на, а не твоя сущ­ность [веч­на] бла­го­да­ря [на­ли­чию в ми­ре] веч­но­сти.

По это­му во­про­су ме­ж­ду на­де­лен­ны­ми муд­ро­стью су­ще­ст­ву­ет раз­но­гла­сие, ве­чен ли Все­выш­ний по сущ­но­сти (зÔаôт) или ве­чен по [ат­ри­бу­ту] веч­но­сти, а он ска­зал [о вос­хва­ляе­мом]: “Веч­ность веч­на из-за тво­ей сущ­но­сти, а не твоя сущ­ность из-за веч­но­сти веч­на”.

И Га­зай­и­ри ска­зал:

Он по­сту­пил бла­го­чес­ти­во, что не рас­по­ря­дил­ся обо­и­ми ми­ра­ми,

[Ибо] Пра­во­суд­ный Тво­рец — один, без рав­ных и со­то­ва­ри­щей.

А не то он оба [ми­ра] по­да­рил бы в по­ру Раз­да­чи Да­ров,

Не ос­та­вил бы ра­бу упо­ва­ния на Все­выш­не­го Бо­га.

...

И Джа­мал Му­хам­мад ‘Абд ар-Раз­зак ска­зал:

Бо­го­хуль­ст­во это, а то бы ру­ка тво­ей щед­ро­сти

В на­ча­ле [фор­му­лы] “нет бо­га...” сти­ра­ла бы “нет”.

По­сколь­ку уст­ра­не­ние это­го “нет” не име­ет от­но­ше­ния к щед­ро­сти и ску­по­сти, сие есть весь­ма урод­ли­вое пре­уве­ли­че­ние и сла­бое вос­хва­ле­ние, и сло­ва ис­по­ве­да­ния ве­ры не­дос­той­но пре­ры­вать на этом сло­ве.

А раз он ска­зал “ру­ка тво­ей щед­ро­сти”, то смысл был бы пра­виль­ным в том слу­чае, ес­ли бы он су­мел опи­сать уст­ра­не­ние это­го “нет” как под­твер­жде­ние щед­ро­сти»[108].

В дан­ном слу­чае речь идет о сти­хах, так или ина­че за­тра­ги­ваю­щих мо­ти­вы при­стой­но­сти вы­ра­же­ния от­но­ше­ния ме­ж­ду че­ло­ве­ком и Бо­гом. Од­на­ко не сто­ит ду­мать, что кри­ти­ка "чрез­мер­ных пре­уве­ли­че­ний" зи­ж­дет­ся ис­клю­чи­тель­но на бо­го­слов­ско-эти­че­ских ос­но­ва­ни­ях. По­это­лог раз­би­ра­ет эти при­ме­ры пре­ж­де про­чих, про­яв­ляя ува­же­ние к пред­ме­ту, ко­то­ро­го они ка­са­ют­ся, и под­чер­ки­вая его важ­ность, но не ог­ра­ни­чи­вая се­бя им. "Не­пра­виль­ное" пре­уве­ли­че­ние не­при­ем­ле­мо не про­сто по­то­му, что за­де­ва­ет ре­ли­ги­оз­ную мо­раль; оно не­при­ем­ле­мо по­то­му, что по­эти­че­ское ино­ска­за­ние, бу­ду­чи пе­ре­ве­де­но в ис­тин­ный смысл ре­че­ния, не про­хо­дит про­вер­ку ра­зу­ма на пол­ную со­гла­со­ван­ность всех смы­сло­вых эле­мен­тов, не­важ­но, идет ли речь о Бо­ге, о лю­би­мой по­эта или лю­бом вос­хва­ляе­мом ли­це.

Сред­не­ве­ко­вый по­это­лог про­дол­жа­ет (там, где мы пре­рва­ли ци­та­ту):

«Та­кой вид са­мо­стоя­тель­но­го ис­поль­зо­ва­ния [слов] (итÖлаôкÖаôт) не на­хо­дит одоб­ре­ния у зна­то­ков. На­при­мер, Кус­сай­и­ра по­ри­ца­ли за то, что он ска­зал об ‘Аз­зе: “Все, что ве­се­лит серд­це и ра­ду­ет очи Аз­зы, ве­се­лит и мое серд­це, ра­ду­ет и мои очи”. Го­во­ри­ли, мол, ей нра­вит­ся, ко­гда с ней со­во­ку­п­ля­ет­ся [муж­чи­на], зна­чит, и Кус­сай­ир дол­жен до­пус­кать тот же смысл по от­но­ше­нию к се­бе.

И так же по­ри­ца­ли Му­та­наб­би, ко­то­рый ска­зал: “Ес­ли бы я мог, я бы всех лю­дей сде­лал верб­лю­да­ми и, осед­лав их, от­пра­вил­ся бы к Са‘иду, [сы­ну] ‘Аб­дал­ла­ха”. Го­во­ри­ли, мол, ес­ли Му­та­наб­би со­гла­сен усе­сть­ся на соб­ст­вен­ную мать и от­пра­вить­ся к вос­хва­ляе­мо­му ли­цу, то вос­хва­ляе­мое ли­цо не со­гла­си­лось бы, что­бы Му­та­наб­би усел­ся вер­хом на его же­ну и от­пра­вил­ся к не­му»[109].

Про­бле­мы эс­те­ти­че­ско­го пе­ре­жи­ва­ния по­эзии и его свя­зи с ин­те­ре­сую­щи­ми на­ми во­про­са­ми в не­ко­то­рой сте­пе­ни за­тра­ги­ва­ет­ся в рас­су­ж­де­нии о том, что на­зы­ва­ет­ся "пре­ры­ва­ни­ем" (и‘ти­раôдÖ) сти­ха. Суть это­го прие­ма «со­сто­ит в том, что по­эт встав­ля­ет внутрь бей­та для до­вер­ше­ния сти­хов сло­ва, в ко­то­рых зна­че­ние (ма‘нан) бей­та не ну­ж­да­ет­ся. Они зо­вут­ся хÖашв (“на­чин­ка”, “встав­ка”), что оз­на­ча­ет “на­пол­не­ние”. Встав­ка бы­ва­ет трех ви­дов: изящ­ная встав­ка, сред­няя и без­образ­ная.

Изящ­ная встав­ка. Она та­ко­ва, что при­ум­но­жа­ет сла­дость сти­ха и при­да­ет ему до­пол­ни­тель­ный блеск, хо­тя по зна­че­нию (ма‘нан) стих в ней и не ну­ж­да­ет­ся. Hа­при­мер, Ра­шид ска­зал:

От тя­гот этой без­жа­ло­ст­ной судь­бы

Вда­ли от те­бя, мне та­ко­во, ка­ко­во да не бу­дет вра­гу!

Сло­ва “вда­ли от те­бя” — это изящ­ная встав­ка. И еще он ска­зал:

Мыс­ли о тво­ем ме­че — да бу­дет он ра­зя­щим —

Ста­ли ла­ге­рем в ду­шах вра­гов.

Бы­ло бы луч­ше, ес­ли бы он смог ска­зать “ста­ли ла­ге­рем в моз­гах вра­гов”, ибо ме­сто мыс­ли в моз­гу»[110].

Эс­те­ти­че­ское пе­ре­жи­ва­ние (во вся­ком слу­чае, в зна­чи­тель­ной сво­ей час­ти) сво­дит­ся к про­хо­ж­де­нию пу­ти пе­ре­фор­му­ли­ро­вок, ве­ду­щих от ино­ска­за­тель­но­сти к ис­тин­но­сти, тем боль­ше­му, чем бо­лее "да­ле­ким" (ба‘иôд) ока­зы­ва­ет­ся ино­ска­за­ние и, сле­до­ва­тель­но, тем боль­шую ра­дость по­ни­ма­ния дос­тав­ляю­щим. На та­ком пу­ти эс­те­ти­че­ско­го пе­ре­жи­ва­ния "встав­ки", по­доб­ные опи­сан­ной, ока­зы­ва­ют­ся про­сто бал­ла­стом, ко­то­рый мо­жет в луч­шем слу­чае не ме­шать. Та­кие от­сту­п­ле­ния от пу­ти, стро­го про­ла­гае­мо­го по­этом ме­ж­ду вы­го­во­рен­но­стью и смыс­лом, мо­гут быть тер­пи­мы и да­же ино­гда ока­зы­ва­ют­ся по­хваль­ны­ми, но в лю­бом слу­чае пред­став­ля­ют со­бой до­бав­ле­ние, в ко­то­ром стих не ну­ж­да­ет­ся и от­сут­ст­вие ко­то­ро­го не яв­ля­ет­ся ни по­ро­ком, ни изъ­я­ном. За­ме­тим в скоб­ках, что, ана­ли­зи­руя по­след­ний бейт, сред­не­ве­ко­вый по­это­лог не смог прой­ти ми­мо не­со­от­вет­ст­вия ме­ж­ду тем, что на са­мом де­ле, по ис­тин­но­му смыс­лу, яв­ля­ет­ся вме­сти­ли­щем мыс­ли, и тем ме­стом, ко­то­рое по­па­ло под пред­по­ла­гае­мые уда­ры ме­ча.

Со­от­но­ше­ние ме­ж­ду вы­го­во­рен­но­стью и смыс­лом ле­жит так­же в ос­но­ве обоб­щен­ной клас­си­фи­ка­ции по­эти­че­ской ре­чи и прие­мов, с по­мо­щью ко­то­рых она стро­ит­ся. Со­глас­но Шамс-и КÖай­су, по­эти­че­ская речь бы­ва­ет трех ти­пов: крат­кая, сред­няя и про­стран­ная. Сте­пень ком­прес­сии оп­ре­де­ля­ет­ся как сте­пень "сжи­ма­ния" смы­слов в вы­го­во­рен­но­сти, ко­то­рая мо­жет быть боль­шей или мень­шей в за­ви­си­мо­сти от то­го, ка­кие прие­мы ино­ска­за­ния ис­поль­зу­ет по­эт.

Вот что пи­шет об этом Шамс-и КÖайс. Рав­но­мер­ный вид — «это вид, в ко­то­ром сло­во (лафзÖ) и зна­че­ние (ма‘нан) урав­не­ны. Hа­при­мер, по­эт ска­зал:

Прось­ба все­гда на­прав­ля­лась к по­дар­ку, те­перь же

По­да­рок твой вы­сту­па­ет на­встре­чу прось­бе».

Суть рас­ши­рен­но­го (бастÖ) ви­да «со­сто­ит в том, что [по­эт] из­ла­га­ет зна­че­ние (ма‘нан) мно­го­слов­но и под­кре­п­ля­ет его не­сколь­ки­ми обос­но­ва­ния­ми. Так, на­при­мер, ес­ли сло­во об­ла­да­ет со­вме­щен­ны­ми зна­че­ния­ми, он объ­яс­ня­ет, ка­кое из них име­ет­ся в ви­ду, а ес­ли тре­бу­ет­ся тол­ко­ва­ние, он при­бе­га­ет к уд­ли­не­нию ре­чи, уст­ра­няя не­яс­ность.

Ме­та­фо­ры (ис­ти‘аôраôт) и срав­не­ния (таш­биôхаôт) це­ли­ком от­но­сят­ся к крат­ко­му [ви­ду ре­чи], а уг­луб­ле­ние (иôгÖаôл), по­пол­не­ние (так­миôл), тол­ко­ва­ние (таф­сиôр), под­раз­де­ле­ние на час­ти (такÖсиôм), при­твор­ное на­це­ли­ва­ние (ис­титÖраôд), от­ветв­ле­ние (таф­риô‘) и про­чие по­доб­ные прие­мы, ко­то­рые ис­поль­зу­ют для бо­лее про­стран­но­го изъ­яс­не­ния или уст­ра­не­ния со­мне­ния, при­над­ле­жат рас­ши­рен­но­му [ви­ду] ре­чи.

Как уже бы­ло ска­за­но, в ре­чи крат­кой (иôджаôз) и рав­но­мер­ной (му­саôваôт) над­ле­жит [по­эту] ос­те­ре­гать­ся по­вре­ж­де­ния зна­че­ния (ма‘нан), а в ре­чи рас­ши­рен­ной ему к то­му же не­об­хо­ди­мо из­бе­гать бес­смыс­лен­но­го мно­го­сло­вия и не­оп­рав­дан­но­го упот­реб­ле­ния слов, что по­ка­за­но на при­ме­рах к [прие­мам] иôгÖаôл, так­миôл, табйиôн “объ­яс­не­ние” и про­чих.

Вот ил­лю­ст­ра­ция про­стран­ной ре­чи, за­слу­жи­ваю­щей по­ри­ца­ния:

Я и ты суть та­кие я и ты, что в ми­ре нет

У ме­ня и у те­бя [рав­но­го] по доб­ле­сти, близ­ко­го и дру­га, кро­ме те­бя и ме­ня»[111].

По­это­лог рас­су­ж­да­ет о ви­дах ре­чи так, как ес­ли бы со­от­но­ше­ние ме­ж­ду вы­го­во­рен­но­стью и смыс­лом бы­ло из­ме­ри­мо, при­чем из­ме­ри­мо со­вер­шен­но точ­но, од­но­знач­но и объ­ек­тив­но. Эта объ­ек­тив­ность и од­но­знач­ность как раз и обес­пе­чи­ва­ет­ся "ис­тин­ной" смы­сло­вой фор­мой, в ко­то­рую мо­жет быть пе­ре­фор­му­ли­ро­ва­на лю­бая вы­го­во­рен­ность; ис­тин­ные смыс­лы, как мы ви­де­ли, дей­ст­ви­тель­но пред­став­ля­ют­ся в тео­рии как од­но­знач­но и объ­ек­тив­но фик­си­ро­ван­ные. Но кро­ме то­го, и сам про­цесс пе­ре­во­да ино­ска­за­тель­но­го ука­за­ния на смысл в ис­тин­ное дол­жен быть столь же объ­ек­тив­ным и за­ко­но­мер­ным, да­бы ис­тин­ные смыс­лы, к ко­то­рым мы при­хо­дим, все­гда бы­ли од­ни­ми и те­ми же для од­них и тех же ино­ска­за­ний, да­бы смысл не был чем-то, хоть в ка­кой-то ме­ре сво­бод­но при­мыс­ли­вае­мым (или вос­при­ни­мае­мым, что в дан­ном слу­чае од­но и то же), но все­гда — оди­на­ко­вым для лю­бо­го слу­ша­те­ля. Прин­ци­пи­аль­ная со­из­ме­ри­мость вы­го­во­рен­но­сти и смыс­ла, пред­по­ла­гае­мая клас­си­че­ской фи­ло­ло­ги­че­ской тео­ри­ей, пред­по­ла­га­ет и объ­ек­тив­ность по­ни­ма­ния.

Од­ним из наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ных оп­ре­де­ле­ний по­эти­че­ской ре­чи яв­ля­ет­ся так­же ее ква­ли­фи­ка­ция как "ес­те­ст­вен­ной" (матÖбуô‘) и "ис­кус­ст­вен­ной" (масÖнуô‘). Ес­те­ст­вен­ным при этом ока­зы­ва­ет­ся не тот его вид, ко­то­рый, как мож­но бы­ло бы по­ду­мать, как-то свя­зан со "спон­тан­но­стью" по­эти­че­ско­го твор­че­ст­ва, но та­кой, в ко­то­ром вы­го­во­рен­но­сти ес­те­ст­вен­но и пра­виль­но со­от­вет­ст­ву­ют сво­им смыс­лам; та­кая пра­виль­ность как раз (во вся­ком слу­чае, так счи­та­ет тео­рия) дос­ти­га­ет­ся не спон­тан­но­стью, а тща­тель­ным про­ду­мы­ва­ни­ем по­эти­че­ско­го про­из­ве­де­ния, ко­то­рое соз­да­ет­ся сна­ча­ла в про­зе (в сво­ей "ис­тин­ной" фор­ме) и лишь за­тем пе­ре­во­дит­ся в по­эти­че­скую. Ес­те­ст­во сти­ха, та­ким об­ра­зом, со­сто­ит не в том, что он вы­ра­жа­ет ес­те­ст­во по­эта, а в том, что он вы­дер­жи­ва­ет "ес­те­ст­вен­ное" со­от­но­ше­ние ме­ж­ду вы­го­во­рен­но­стя­ми, ко­то­ры­ми за­фик­си­ро­ва­ны сти­хи, и их — по­ни­мае­мы­ми слу­ша­те­лем — смыс­ла­ми. "Ис­кус­ст­вен­ным" же ока­зы­ва­ют­ся та­кие про­из­ве­де­ния, в ко­то­рых ис­поль­зо­ва­ны прие­мы иг­ры с вы­го­во­рен­но­стью, ко­то­рые са­ми по се­бе не пе­ре­да­ют ни­ка­ко­го смыс­ла (пра­виль­ность со­от­но­ше­ния вы­го­во­рен­но­сти и смыс­ла, та­ким об­ра­зом, ока­зы­ва­ет­ся на­ру­шен­ной), на­при­мер, соз­да­ние сти­хо­тво­ре­ния из слов, ко­то­рые за­пи­сы­ва­ют­ся без ди­ак­ри­ти­че­ских то­чек и то­му по­доб­ное.

Во­прос, по­став­лен­ный на­ми в на­ча­ле этой час­ти ра­бо­ты, дол­жен по­лу­чить по­ло­жи­тель­ный от­вет. Ад­ре­са­ция к смыс­лу (ма‘нан) дей­ст­ви­тель­но ока­зы­ва­ет­ся для ара­бо-му­суль­ман­ской по­это­ло­гии прин­ци­пи­аль­ным и не­уст­ра­ни­мым мо­мен­том, про­ни­зы­ваю­щим по­это­ло­ги­че­ское (и вме­сте с тем да­ле­ко не толь­ко по­это­ло­ги­че­ское) мыш­ле­ние. В свя­зи с этим мно­гое здесь по­ни­ма­ет­ся ина­че, не­же­ли в за­пад­ной тра­ди­ции. Для тех во­про­сов, ко­то­рые по­став­лен­ные в дан­ной ста­тье, быть мо­жет, наи­боль­шее зна­че­ние име­ет тот факт, что по­ня­тие "ис­ти­на", "ис­тин­ное" (хÖакÖиôкÖа) здесь про­ти­во­пос­тав­ля­ет­ся "во­об­ра­же­нию" (хÔайаôл) и "во­об­ра­жае­мо­му" (тахÔйиôлийй) не по кри­те­рию со­от­вет­ст­вия или не­со­от­вет­ст­вия ре­аль­но­сти (ве­щам как они есть), но со­глас­но спо­со­бу со­от­не­се­ния вы­страи­вае­мо­го смыс­ла с вы­го­во­рен­но­стью. Мыш­ле­ние, тре­бую­щее со­блю­де­ния ло­ги­ки ве­щей и ес­ли и иг­раю­щее на­ру­ше­ния­ми, то имен­но этой ло­ги­ки, ви­дит "буй­ст­во во­об­ра­же­ния" там, где — в том или ином ви­де — не идет речь о ве­щах. Ме­ж­ду тем с ау­тен­тич­ной точ­ки зре­ния (с точ­ки зре­ния тра­ди­ции, вы­ра­бо­тав­шей и куль­ти­ви­ро­вав­шей об­су­ж­дае­мый спо­соб ска­зы­ва­ния) не толь­ко "буй­ст­во", но и са­мо во­об­ра­же­ние в дан­ном слу­чае вряд ли име­ет ме­сто, при­чем имен­но по­то­му, что этот дис­курс из­на­чаль­но уст­ро­ен так, что­бы "не до­тя­ги­вать­ся" до ве­щей. Вме­сто то­го, что ка­жет­ся замк­нув­шей­ся в сло­ве иг­рой фан­та­зии, име­ет ме­сто стро­гое, глу­бо­ко ра­цио­на­ли­зи­ро­ван­ное и все­гда со­хра­няю­щее воз­мож­ность пол­ной экс­пли­ка­ции скру­пу­лез­ное про­ра­ба­ты­ва­ние смы­слов.

IV

Воз­вра­ща­ясь к су­ще­ст­ву по­став­лен­ной про­бле­мы, по­пы­та­ем­ся обоб­щить на­ме­тив­шие­ся под­хо­ды к ее ре­ше­нию. При­чи­ны, вы­звав­шие сти­ли­сти­че­ское не­при­ятие "вос­точ­но­го сло­га" в ли­те­ра­тур­ной Ев­ро­пе и Рос­сии, мно­го­чис­лен­ны и раз­но­по­ряд­ко­вы, но наи­бо­лее зна­чи­тель­ны­ми сре­ди них нам пред­став­ля­ют­ся те, ко­то­рые мож­но бы­ло бы ус­лов­но обо­зна­чить как "ста­ди­аль­ную" и "смыс­ло­об­ра­зо­ва­тель­ную".

Ли­те­ра­ту­ра Ев­ро­пы Hо­во­го вре­ме­ни встре­ти­лась со сред­не­ве­ко­вой ра­фи­ни­ро­ван­ной араб­ской и пер­сид­ской тра­ди­ци­ей, ох­ва­ты­ваю­щей пе­ри­од с VI в. — до­ис­лам­ская ка­сы­да ара­бов — по XV в. — пер­сид­ский "Ба­ха­ри­стан" Джаôмиô, и уви­де­ла все это как еди­ное вне­вре­мен­ное це­лое. При­чем раз­гля­де­ла де­та­ли уже че­рез ро­ман­ти­че­ские оч­ки, в об­ста­нов­ке дек­ла­ри­руе­мо­го от­ка­за от от­но­ше­ния к сло­ву как пред­ме­ту кон­цеп­ту­аль­ных ма­ни­пу­ля­ций и стрем­ле­ния вер­нуть ему его под­лин­ность, без­на­деж­но по­те­рян­ную в фи­ло­соф­ско-бо­го­слов­ском ра­цио­на­лиз­ме. Ев­ро­пей­ская сме­на ли­те­ра­тур­но-ху­до­же­ст­вен­ной па­ра­диг­мы, осу­ж­де­ние раз­ных ви­дов сред­не­ве­ко­во­го пле­те­ния сло­вес сов­па­ли по вре­ме­ни с по­яв­ле­ни­ем мно­го­чис­лен­ных пе­ре­во­дов "с вос­точ­но­го" и по­вы­си­ли гра­дус осу­ж­де­ния вос­точ­ной цве­ти­сто­сти, ос­та­вив без вни­ма­ния чер­ты ста­ди­аль­ной общ­но­сти сти­ля вос­точ­ной и ев­ро­пей­ской сред­не­ве­ко­вой по­эзии.

"Смыс­ло­об­ра­зо­ва­тель­ной" при­чи­ной ху­до­же­ст­вен­но­го не­при­ятия мы ус­лов­но на­зва­ли ком­плекс ба­зо­вых пред­став­ле­ний о вы­страи­ва­нии смыс­ла, до­ми­нант­но при­сут­ст­вую­щих в ев­ро­пей­ской куль­ту­ре и обу­слав­ли­ваю­щих как фор­ми­ро­ва­ние "сво­их" форм ху­до­же­ст­вен­но­го вы­ра­же­ния, так и не­аде­к­ват­ное вос­при­ятие "вос­точ­ных". О до­ми­нант­ных осо­бен­но­стях "ме­то­дов ху­до­же­ст­вен­но­го вы­ра­же­ния у му­суль­ман­ских на­ро­дов" (та­ко­во на­зва­ние про­грамм­ной ста­тьи Л. Мас­синь­о­на[112]) пи­са­ли мно­гие ев­ро­пей­ские уче­ные, ус­мат­ри­вая их оче­вид­ное, но с тру­дом под­даю­щее­ся вер­ба­ли­за­ции един­ст­во в ав­то­ном­но­сти бей­тов ка­сы­ды, не­свя­зан­ной внеш­не рос­сы­пи бей­тов га­зе­ли, в уст­рой­ст­ве ма­кам­но­го ря­да му­зы­ки, гра­фи­че­ском де­ко­ре ме­че­ти, ком­по­зи­ции ми­ниа­тю­ры и узо­рах вос­точ­но­го ков­ра. Во всем этом ев­ро­пей­цу ви­дит­ся "ара­бе­ска", от­сут­ст­вие ли­ней­но­го сю­же­та, не­воз­мож­ность от­ве­тить на во­прос "а что бы­ло даль­ше?". Ху­до­же­ст­вен­ные объ­ек­ты, соз­дан­ные Вос­то­ком, ка­жут­ся Ев­ро­пе слиш­ком ста­тич­ны­ми, сон­ны­ми, дрем­лю­щи­ми, как и их це­ни­те­ли.

И скло­нясь в ды­му каль­я­на

Hа цвет­ной ди­ван,

У жем­чуж­но­го фон­та­на

Дрем­лет Те­ге­ран. (­мон­тов)

При этом со­вре­мен­ные ис­кус­ст­во­ве­ды (ср. по­след­ние ра­бо­ты М. Hа­зар­ли о пер­сид­ской ми­ниа­тю­ре[113] и Ш. Шу­ку­ро­ва об ис­кус­ст­ве ис­ла­ма[114]) от­ме­ча­ют, что за этой псев­до­ста­тич­но­стью ле­жит иная куль­ту­ра вос­при­ятия объ­ек­та, куль­ту­ра мед­лен­но­го и тща­тель­но­го раз­гля­ды­ва­ния, на­хо­ж­де­ния пу­ти от внеш­не­го изо­бра­же­ния к смыс­лу ху­до­же­ст­вен­ной ве­щи.

Вос­то­ко­ве­ды, ак­тив­но при­бе­гаю­щие в хо­де ис­сле­до­ва­ний к со­пос­тав­ле­нию ли­те­ра­тур­ных тра­ди­ций Вос­то­ка и За­па­да (на­при­мер, Г. фон Грю­не­ба­ум), так­же не­ред­ко от­ме­ча­ли, что в ара­бо-пер­сид­ской тра­ди­ции вро­де бы есть все, что и на За­па­де, но гра­ни­ца ме­ж­ду эс­те­ти­че­ски при­ем­ле­мым и не­при­ем­ле­мым все вре­мя про­хо­дит "не там, где ее хо­те­лось бы про­вес­ти ев­ро­пей­цу". Hе там она про­хо­дит в во­про­се об от­де­ле­нии за­им­ст­во­ван­ных об­ра­зов от ав­тор­ских при оп­ре­де­ле­нии гра­ниц пла­гиа­та[115], не там про­ло­жен во­до­раз­дел ме­ж­ду ги­пер­бо­лой и вуль­гар­ным пре­уве­ли­че­ни­ем, не там про­ве­де­на ли­ния, от­де­ляю­щая сю­жет­ное про­из­ве­де­ние от бес­сю­жет­но­го, не те чер­ты обес­пе­чи­ва­ют един­ст­во и цель­ность про­из­ве­де­ния.

По­ис­ку под­хо­дов к это­му та­ин­ст­вен­но­му "не там" и по­свя­щен тре­тий раз­дел на­шей ра­бо­ты. В нем мы по­ста­ра­лись по­ка­зать, как мо­жет быть уст­рое­но вос­при­ни­маю­щее ху­до­же­ст­вен­ное (ли­те­ра­тур­ное) соз­на­ние чи­та­те­ля (слу­ша­те­ля) род­ной араб­ской или пер­сид­ской по­эзии, на ма­те­риа­ле тек­стов, экс­пли­ци­рую­щих пра­ви­ла по­строе­ния ее ху­до­же­ст­вен­но­го язы­ка.

Та­кие от­ме­чен­ные в хо­де из­ло­же­ния ара­бо-пер­сид­ской фи­ло­ло­ги­че­ской и по­это­ло­ги­че­ской тео­рии ее осо­бен­но­сти, как ба­зис­ные пред­став­ле­ния о "смыс­ле" в гу­ма­ни­тар­ной куль­ту­ре, пред­став­ле­ния об ад­ре­са­ции по­эти­че­ско­го сло­ва к "смыс­лу" (а не к "ве­щи"), не­пре­мен­ная мно­же­ст­вен­ность и мно­го­сту­пен­ча­тость по­ла­гае­мо­го смыс­ла, сво­его ро­да "вер­баль­ный со­лип­сизм", при ко­то­ром по­сту­ли­ру­ет­ся воз­мож­ность по­ни­ма­ния со­пут­ст­вую­ще­го смыс­ла ис­клю­чи­тель­но в рам­ках "ука­за­ния на смысл" без об­ра­ще­ния к ве­щам, как бы в пре­де­лах тол­ко­ва­ний и кросс­ре­фе­рен­ций тол­ко­во­го или кон­вен­цио­наль­но­го по­эти­че­ско­го сло­ва­ря[116], а так­же пред­став­ле­ния об ино­ска­за­нии как о за­вер­ше­нии пу­ти стро­го обос­но­ван­ных на ка­ж­дом ша­ге транс­фор­ма­ций-пе­ре­фор­му­ли­ро­вок ис­тин­но­го смыс­ла (так что имен­но их обос­но­ван­ность по­зво­ля­ет вос­при­ни­маю­ще­му прой­ти путь в об­рат­ном на­прав­ле­нии и, оты­скав ис­тин­ный смысл, пе­ре­жить эс­те­ти­че­ское на­сла­ж­де­ние) от­час­ти объ­яс­ня­ют, на наш взгляд, те ха­рак­те­ри­сти­ки "вос­точ­но­го" сти­ля, ко­то­рые вос­при­ни­ма­лись на За­па­де как ак­цент на ху­до­же­ст­вен­ной де­та­ли (тро­пе, от­дель­ном об­ра­зе и т. д.) и пре­неб­ре­же­ние к це­ло­му.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10