Подражания восточным стихотворцам: встреча русской поэзии и арабо-персидской поэтики (стр. 5 )

Та­ким об­ра­зом, от­но­ше­ние "ука­за­ние", хо­тя и не есть не­что про­из­воль­но ус­та­нав­ли­вае­мое, тем не ме­нее не яв­ля­ет­ся и ес­те­ст­вен­но-обу­слов­лен­ным "при­род­ным" (или, в соб­ст­вен­ных тер­ми­нах тео­рии, "са­мо­ст­ным" — зÔаôтийй) свой­ст­вом вы­го­во­рен­но­сти[58]. Этим, оче­вид­но, от­но­ше­ние ука­за­ния внут­ри сло­ва и от­ли­ча­ет­ся от то­го, как ука­зы­ва­ют на смысл ве­щи: вто­рое ука­за­ние ес­те­ст­вен­но. Да­лее, сам ат-Таф­та­заôниô, по сви­де­тель­ст­ву его ком­мен­та­то­ра ал-Бан­наôниô, уг­луб­ля­ет по­ло­же­ние о слож­но­сти от­но­ше­ния "ука­за­ние". «...В “Длин­ном [ком­мен­та­рии]” он вме­сто “не­пре­мен­но сле­ду­ет” (йал­зам) упот­реб­ля­ет “по­лу­ча­ет­ся” (йахÖсÖул) и го­во­рит: “Ука­за­ние — это ко­гда вещь та­ко­ва, что из зна­ния о ней по­лу­ча­ет­ся зна­ние о дру­гом, пусть да­же и со вре­ме­нем, ибо стол­пы араб­ско­го язы­ка при­ни­ма­ют во вни­ма­ние ука­за­ние в це­лом (би-л-джум­ла), в от­ли­чие от лю­дей Ве­сов[59], для ко­то­рых ука­за­ние — это це­ло­куп­ное разъ­яс­нен­ное ука­за­ние (да­лаôла кул­лиййа му­фас­са­ра), ко­гда вещь та­ко­ва, что из зна­ния о ней не­пре­мен­но сле­ду­ет зна­ние о дру­гом. Со­чи­не­ния по араб­ско­му язы­ку да­ют не­под­хо­дя­щее оп­ре­де­ле­ние ука­за­ния. Это оп­ре­де­ле­ние са­мо се­бя раз­ру­ша­ет, по­сколь­ку прак­ти­че­ски нет та­ко­го ука­зы­ваю­ще­го, зна­ние о ко­то­ром не­об­хо­ди­мо влек­ло бы зна­ние о том, на что ука­зы­ва­ют. Пра­виль­ным бы­ло бы ска­зать: ‘Это ко­гда вещь та­ко­ва, что из зна­ния о ней не­пре­мен­но сле­ду­ет зна­ние о дру­гом, ес­ли из­вест­на [их] связь (‘алаôкÖа)’. В це­лом же [ска­жем]: пер­вое — ука­зы­ваю­щее, вто­рое — то, на что ука­зы­ва­ют. Од­но мо­жет ука­зы­вать на дру­гое и в то же вре­мя быть тем, на что пер­вое ука­зы­ва­ет, с двух раз­ных то­чек зре­ния. Та­ко­вы огонь и дым: ка­ж­дый из них ука­зы­ва­ет на дру­го­го и слу­жит то­му тем, на что тот ука­зы­ва­ет[60]. Что ка­са­ет­ся свя­зи, то ес­ли она по ус­та­нов­ле­нию, то и ука­за­ние — ус­та­нов­лен­ное; ес­ли же ес­те­ст­вен­ная обу­слов­лен­ность за­клю­ча­ет­ся в том, что ука­зы­ваю­щее су­ще­ст­ву­ет, толь­ко ес­ли есть то, на что оно ука­зы­ва­ет[61], то эта связь — ес­те­ст­вен­ная (тÖабиô‘иййа); во всех про­чих слу­ча­ях — ра­зум­ная (‘акÖлиййа). При этом в ка­ж­дом [слу­чае] име­ет­ся вы­го­во­рен­но­ст­ное [ука­за­ние], ес­ли ука­зы­ваю­щее — вы­го­во­рен­ность, и не­вы­го­во­рен­но­ст­ное в дру­гих слу­ча­ях”»[62].

Та­ким об­ра­зом, ока­зы­ва­ет­ся, что са­мо "ука­за­ние", обес­пе­чи­ваю­щее по­ни­ма­ние, ну­ж­да­ет­ся в свою оче­редь в не­ко­то­ром ап­ри­ор­ном зна­нии. Та­кое ап­ри­ор­ное зна­ние за­кре­п­лен­но­сти смыс­ла за вы­го­во­рен­но­стью име­ну­ет­ся "ус­та­нов­ле­ни­ем" (вадÖ‘). "Ус­та­нов­ле­ние" ука­за­ний про­ис­хо­дит в мо­мент воз­ник­но­ве­ния язы­ка, точ­нее, в мо­мент его кон­сти­туи­ро­ва­ния "ос­но­ва­те­лем", или "да­ри­те­лем язы­ка" (ваôдÖи‘ ал-лугÖа); этот про­цесс яв­но мыс­лит­ся по ана­ло­гии с "ус­та­нов­ле­ни­ем За­ко­на", ко­то­рое осу­ще­ст­в­ля­ет "за­ко­но­да­тель" (ваôдÖи‘ аш-ша­риô‘а). От­ме­тим, что по­ло­же­ние об ис­кус­ст­вен­ном воз­ник­но­ве­нии язы­ка пря­мо свя­за­но с фун­да­мен­таль­ным те­зи­сом о не­при­род­ной обу­слов­лен­но­сти ука­за­ния вы­го­во­рен­но­сти на смысл.

"Ус­та­нов­ле­ние" из­вест­но всем но­си­те­лям дан­но­го язы­ка и, оче­вид­но, со­вер­шен­но оди­на­ко­во для всех. Тео­рия не рас­смат­ри­ва­ет во­прос о том, как оно ста­но­вит­ся из­вест­ным, ог­ра­ни­чи­ва­ясь ут­вер­жде­ни­ем, что по­сколь­ку из­вест­но "ус­та­нов­ле­ние", "по­ни­ма­ние" смыс­ла, со­от­вет­ст­вую­ще­го дан­ной вы­го­во­рен­но­сти, про­ис­хо­дит бес­пре­пят­ст­вен­но; бо­лее то­го, оно не мо­жет не про­ис­хо­дить, так что мы, во­об­ще го­во­ря, по­ни­ма­ем без на­ше­го на то со­гла­сия.

"Ус­та­нов­лен­ное" ука­за­ние со­став­ля­ет ба­зис для дру­гих ти­пов ука­за­ния: «Ука­за­ние вы­го­во­рен­но­ст­ное ли­бо вклю­ча­ет, ли­бо не вклю­ча­ет ус­та­нов­ле­ние. Имен­но пер­вое рас­смат­ри­ва­ет­ся здесь, а имен­но, та­кое по­ло­же­ние, ко­гда по вы­го­во­рен­но­сти при ее про­из­не­се­нии тот, ко­му из­вест­но ус­та­нов­ле­ние, по­ни­ма­ет смысл. Та­кое ука­за­ние {бы­ва­ет ли­бо на всю пол­но­ту [смыс­ла], для ко­то­рой ус­та­нов­ле­на} вы­го­во­рен­ность: так “че­ло­век” ука­зы­ва­ет на “го­во­ря­щее жи­вот­ное”; {ли­бо на часть оно­го}: так “че­ло­век” ука­зы­ва­ет на “го­во­ря­щее” или на “жи­вот­ное”; {ли­бо на не­что вы­хо­дя­щее за пре­де­лы оно­го}: так “че­ло­век” ука­зы­ва­ет на “смею­щий­ся”. {Пер­вое}, то есть ука­за­ние пол­но­стью на то, для че­го ус­та­нов­ле­на [вы­го­во­рен­ность], {име­ну­ет­ся ус­та­но­ви­тель­ным}, ибо ус­та­нов­ле­ние — это ус­та­нов­ле­ние вы­го­во­рен­но­сти для пол­но­го смыс­ла, {а ка­ж­дое из двух дру­гих}, то есть ука­за­ние на часть и на вы­хо­дя­щее [за пре­де­лы ус­та­нов­лен­но­го смыс­ла], име­ну­ет­ся {ра­зум­ным}, — ведь на часть [смыс­ла] и на не­что вы­хо­дя­щее [за его пре­де­лы] вы­го­во­рен­ность ука­зы­ва­ет по­столь­ку, по­сколь­ку ра­зум вы­но­сит су­ж­де­ние, что на­ли­чие це­ло­го или то­го, че­му не­что со­пут­ст­ву­ет (мал­зуôм), вле­чет на­ли­чие час­ти или со­пут­ст­вую­ще­го (лаôзим). Ло­ги­ки же все три [ви­да ука­за­ния] на­зы­ва­ют “ус­та­но­ви­тель­ны­ми”, ос­но­вы­ва­ясь на том, что ус­та­нов­ле­ние вхо­дит в ка­ж­дое из них, а “ра­зум­ным” на­зы­ва­ют толь­ко то [ука­за­ние], ко­то­рое про­ти­во­сто­ит (тукÖаôбил) [ука­за­ни­ям] ус­та­но­ви­тель­но­му и ес­те­ст­вен­но­му, та­ко­му как ука­за­ние ды­ма на огонь. {Пер­вое} из трех [ви­дов] ука­за­ния {оп­ре­де­ля­ет­ся че­рез сов­па­де­ние}, ибо вы­го­во­рен­но­сти и смысл сов­па­да­ют (татÖаôбукÖ), {вто­рое — че­рез вклю­че­ние (тадÖам­мун)}, по­сколь­ку здесь часть вклю­че­на в смысл, для ко­то­ро­го ус­та­нов­ле­на [вы­го­во­рен­ность], {а третье — че­рез со­пут­ст­вие (ил­ти­заôм)}, по­сколь­ку вы­хо­дя­щее со­пут­ст­ву­ет (лаôзим) то­му [смыс­лу], для ко­то­ро­го ус­та­нов­ле­на [вы­го­во­рен­ность]»[63].

Мы го­во­ри­ли о том, что прин­ци­пи­аль­ной осо­бен­но­стью ка­те­го­рии смысл в по­ни­ма­нии клас­си­че­ской фи­ло­ло­ги­че­ской тео­ри­ей яв­ля­ет­ся его мно­же­ст­вен­ность. Имен­но бла­го­да­ря этой мно­же­ст­вен­но­сти от­но­ше­ние ука­за­ние ока­зы­ва­ет­ся столь раз­но­об­раз­ным, вклю­чая не толь­ко фик­си­ро­ван­ное в "сло­вар­ном со­ста­ве" язы­ка нор­ма­тив­ное со­от­вет­ст­вие, но и слу­чаи уре­зан­но­го (ука­за­ние на часть смыс­ла) или рас­ши­рен­но­го (ука­за­ние на со­пут­ст­вую­щее ус­та­нов­лен­но­му смыс­лу) ука­за­ния. За­ме­тим, что "вер­баль­ный со­лип­сизм" клас­си­че­ской фи­ло­ло­ги­че­ской тео­рии впол­не про­яв­ля­ет се­бя и на дан­ном эта­пе: по­ни­ма­ние то­го, что че­му со­пут­ст­ву­ет и, со­от­вет­ст­вен­но, на что ука­зы­ва­ет дан­ная вы­го­во­рен­ность, не тре­бу­ет, по-ви­ди­мо­му, об­ра­ще­ния к ве­щам, по­сколь­ку для оп­ре­де­ле­ния со­пут­ст­вия дос­та­точ­но при­ни­мать во вни­ма­ние толь­ко смысл.

Итак, вслед за осо­бен­но­стя­ми по­ни­ма­ния вы­го­во­рен­но­сти и смыс­ла, от­ме­чен­ны­ми вы­ше, мы мо­жем от­ме­тить и осо­бен­ность по­ни­ма­ния свя­зы­ваю­ще­го их «ука­за­ния». Эта осо­бен­ность за­клю­ча­ет­ся в том, что смысл ока­зы­ва­ет­ся ни­чем иным, как пе­ре­фор­му­ли­ров­кой вы­го­во­рен­но­сти. Ука­зы­вать на смысл зна­чит быть пе­ре­фор­му­ли­ро­ван­ным в этот смысл. В слу­ча­ях ука­за­ния по ус­та­нов­ле­нию та­кая пе­ре­фор­му­ли­ров­ка на­зы­ва­ет­ся «ис­тин­ной» (хÖакÖиôкÖа). Од­но из па­ры «вы­го­во­рен­ность-смысл» все­гда мо­жет быть под­став­ле­но вме­сто дру­го­го; и бо­лее то­го, имен­но то­гда, ко­гда од­но впол­не за­ме­ни­мо дру­гим, мы име­ем ука­за­ние по ус­та­нов­ле­нию, или "пра­виль­ный", "ис­тин­ный" смысл вы­го­во­рен­но­сти. Ис­тин­ная пе­ре­фор­му­ли­ров­ка вы­го­во­рен­но­сти дос­ти­га­ет­ся как "пол­ный смысл" (ма‘нан таôмм), в ко­то­рый мо­жет быть пе­ре­ве­де­на дан­ная вы­го­во­рен­ность.

Для удоб­ст­ва обо­зре­ния све­дем клас­си­фи­ка­цию ви­дов ука­за­ния, о ко­то­рых го­во­рят на­ши ав­то­ры, в еди­ную таб­ли­цу:

Табл.1

Имен­но по­след­ний вид ука­за­ния, ука­за­ние бла­го­да­ря со­пут­ст­вию, со­став­ля­ет ос­но­ву ино­ска­за­тель­но­го вы­ра­же­ния смыс­ла (мад­жаôз), раз­ви­ти­ем ко­то­ро­го ока­зы­ва­ют­ся по­эти­че­ские прие­мы. По­это­му, пе­ре­хо­дя не­по­сред­ст­вен­но к рас­смот­ре­нию по­ни­ма­ния су­ти ино­ска­за­тель­но­го вы­ра­же­ния смыс­ла в клас­си­че­ской тео­рии, ска­жем не­сколь­ко слов и о "со­пут­ст­вии" (лу­зуôм), на ко­то­ром оно ос­но­ва­но.

«И в ино­ска­за­нии (мад­жаôз), и в ме­то­ни­мии (ки­наôйа) име­ет­ся пе­ре­ход (ин­тикÖаôл) от то­го, че­му не­что со­пут­ст­ву­ет (мал­зуôм), к со­пут­ст­вую­ще­му (лаôзим)»[64]; «...ино­ска­за­ние стро­ит­ся на пе­ре­хо­де (ин­тикÖаôл) от то­го, че­му не­что со­пут­ст­ву­ет, к со­пут­ст­вую­ще­му»[65]. От ал-Джурд­жаôниô до ат-Таф­та­заôниô, че­рез клас­си­че­ский пе­ри­од раз­ви­тия ри­то­ри­ки, про­хо­дит не­из­мен­ным те­зис о пе­ре­хо­де от мал­зуôм к лаôзим бла­го­да­ря ил­ти­заôм (или лу­зуôм). Для то­го, что­бы уви­деть сущ­ность ино­ска­за­тель­но­го вы­ра­же­ния (и по­ни­ма­ния) смыс­ла, не­об­хо­ди­мо пре­ж­де рас­смот­реть про­це­ду­ру это­го пе­ре­хо­да.

Нач­нем с то­го, что по­пы­та­ем­ся не­сколь­ко рас­ши­рить пред­став­ле­ние об этих тер­ми­нах. В пе­ре­во­дах, при­ве­ден­ных вы­ше, они бы­ли пе­ре­да­ны как "то, че­му не­что со­пут­ст­ву­ет", "со­пут­ст­вую­щее" и "со­пут­ст­вие". По­про­бу­ем ра­зо­брать­ся, что оз­на­ча­ет "быть со­пут­ст­вую­щим" и в чем суть "со­пут­ст­вия".

Ко­неч­но, мож­но бы­ло бы обой­тись и без это­го, ог­ра­ни­чив­шись "очень про­стым" на­блю­де­ни­ем, рас­смат­ри­ваю­щим ве­щи с по­зи­ции здра­во­го смыс­ла. Ес­ли взять од­ну из наи­бо­лее оче­вид­ных ме­та­фор (и во вся­ком слу­чае встре­чаю­щую­ся рав­но в за­пад­ной и ис­лам­ской по­эзии и раз­би­рае­мую в обе­их по­это­ло­ги­че­ских тра­ди­ци­ях), обо­зна­че­ние "смель­ча­ка" как "льва", мож­но бы­ло бы ска­зать: "лев" — это смысл, ко­то­ро­му дей­ст­ви­тель­но со­пут­ст­ву­ет дру­гой смысл, "сме­лость", и вос­при­ни­мая один, мы лег­ко осоз­на­ем и дру­гой. Та­кое объ­яс­не­ние "от здра­во­го смыс­ла" стре­мит­ся све­сти со­пут­ст­вие к ас­со­циа­ции. В ря­де слу­ча­ев оно дей­ст­ви­тель­но име­ет шан­сы на ус­пех. Но тео­рия, о ко­то­рой мы ве­дем речь, со­вер­шен­но без ко­ле­ба­ний на­ря­ду с со­пут­ст­ви­ем "сме­ло­сти" "льву" на­зы­ва­ет при­ме­ры, в ко­то­рых, ска­жем, "воз­ник­но­ве­ние" (хÖудуôсÔ) — точ­но так же и ров­но в том же смыс­ле — со­пут­ст­ву­ет "ми­ру"[66]. Вряд ли смысл "мир" и смысл "воз­ник­но­ве­ние" дей­ст­ви­тель­но осоз­на­ют­ся как имен­но ас­со­циа­тив­ные, тем бо­лее что в со­чи­не­ни­ях тех же ав­то­ров до­ка­за­тель­ст­во со­тво­рен­но­сти ми­ра за­ни­ма­ет не­ма­ло стра­ниц (кто стал бы до­ка­зы­вать, что лев смел?). Речь идет все же не про­сто о том, что пред­став­ле­ние об од­ном вле­чет пред­став­ле­ние о дру­гом, а о том, что это "вле­че­ние" все­гда и обя­за­тель­но име­ет свои ос­но­ва­ния, ко­то­рые мо­гут быть рас­кры­ты. О том, ка­ко­вы они, и идет у нас речь.

Ко­рень л-з-м в араб­ском язы­ке пе­ре­да­ет идею не­раз­луч­но­сти, не­от­де­ли­мо­сти од­но­го от дру­го­го[67]. Лаôзим — то, что не­от­де­ли­мо от че­го-то, мал­зуôм — то, от че­го что-то не­от­де­ли­мо[68], и лу­зуôм — не­раз­де­ли­мость, или связь ме­ж­ду эти­ми дву­мя. Тер­мин лаôзим был ис­поль­зо­ван в клас­си­че­ской араб­ской мыс­ли для пе­ре­да­чи ари­сто­те­лев­ско­го по­ня­тия "соб­ст­вен­ное ве­щи" (при­знак, не­от­де­ли­мый от ве­щи и ха­рак­тер­ный толь­ко для нее, хо­тя и не вхо­дя­щий в ее чтой­ность, как, на­при­мер, "спо­соб­ность сме­ять­ся" для "че­ло­ве­ка"). В этом смыс­ле он ши­ро­ко упот­реб­лял­ся араб­ски­ми тео­ре­ти­ка­ми, и с этой точ­ки зре­ния лаôзим мож­но пе­ре­во­дить как "при­су­щее"; мал­зуôм, со­от­вет­ст­вен­но, ока­зы­ва­ет­ся тем, «че­му не­что при­су­ще», а лу­зуôм — "при­сущ­но­стью". Да­лее, в тео­ре­ти­че­ских по­строе­ни­ях и до­ка­за­тель­ст­вах обо­рот йал­зам мин-ху мар­ки­ру­ет ло­ги­че­ски не­из­беж­ное сле­до­ва­ние (на­ше "от­сю­да вы­те­ка­ет, что..."). В этом смыс­ле лаôзим мож­но пе­ре­во­дить как "вы­те­каю­щее", мал­зуôм — то, "из че­го не­что вы­те­ка­ет", а лу­зуôм — "сле­до­ва­ние" ("вы­те­ка­ние").

О том, ка­ко­ва имен­но ло­ги­ка сле­до­ва­ния, обо­зна­чае­мая тео­ри­ей как лу­зуôм (или од­но­ко­рен­ное и си­но­ни­мич­ное ил­ти­заôм), и долж­на пой­ти сей­час речь. Мы по­пы­та­ем­ся от­ве­тить на этот во­прос, ос­та­ва­ясь в пре­де­лах весь­ма за­уряд­но­го ино­ска­за­тель­но­го обо­зна­че­ния "смель­ча­ка" как "льва". Ра­зо­брав его, мы пе­рей­дем к дру­гим, бо­лее свое­об­раз­ным, ти­пам ино­ска­за­ний и ме­та­фор, вы­де­ляе­мых клас­си­че­ской ара­бо-му­суль­ман­ской фи­ло­ло­ги­че­ской тео­ри­ей.

Клас­си­че­ское оп­ре­де­ле­ние ино­ска­за­ния зву­чит так: «{Ино­ска­за­ние} в ос­но­ве (’асÖл)[69] — это имя дей­ст­вия от джаôза ал-ма­каôна йад­жуôзу-ху “пе­рей­ти за пре­де­лы не­ко­то­ро­го мес­та”: [так го­во­рят], ко­гда вы­хо­дят за его гра­ни­цы.. Это бы­ло пе­ре­не­се­но (нукÖила) на “пе­ре­хо­дя­щее сло­во” (ка­ли­ма джаô’­иза), то есть сло­во, пе­ре­шед­шее за свое из­на­чаль­ное (’асÖлийй) ме­сто... Так [ска­за­но] в Ас­раôр ал-ба­лаôгÖа [ал-Джурд­жаôниô]»[70].

Что яв­ля­ет­ся "ме­стом" для сло­ва — ме­стом, в ко­то­рое оно мо­жет точ­но "по­па­дать", ока­зы­ва­ясь ис­тин­ным (хÖакÖиôкÖа), но ко­то­рое оно мо­жет и пе­рей­ти, став в та­ком слу­чае ино­ска­за­ни­ем (мад­жаôз)?

Мы го­во­ри­ли, что для от­но­ше­ния ука­за­ния, как оно по­ни­ма­ет­ся в араб­ской фи­ло­ло­ги­че­ской тео­рии, ха­рак­те­рен тот факт, что оно стро­ит­ся внут­ри сло­ва, а не ме­ж­ду сло­вом и чем-то внеш­ним ему. На­при­мер, вы­го­во­рен­ность "лев" ука­зы­ва­ет не на льва как жи­вот­ное, а на свой смысл "дан­ный зверь". Та­ко­во, как уже го­во­ри­лось вы­ше, нор­ма­тив­ное ука­за­ние, или ука­за­ние по ус­та­нов­ле­нию, в ко­то­ром вы­го­во­рен­ность и смысл "сов­па­да­ют" (татÖаôбукÖ). Об этом сов­па­де­нии мы го­во­ри­ли как о воз­мож­но­сти "ис­тин­ной пе­ре­фор­му­ли­ров­ки" вы­го­во­рен­но­сти в смысл. Да­лее, ара­бо-му­суль­ман­ская фи­ло­ло­ги­че­ская тео­рия дос­та­точ­но яс­но и ус­той­чи­во фик­си­ру­ет тот факт, что смысл вы­страи­ва­ет­ся как не­ко­то­рая "вы­чле­нен­ность" из бо­лее ши­ро­ко­го смы­сло­во­го по­ля. Это вы­чле­не­ние про­ис­хо­дит как "обо­соб­ле­ние" (тахÔсÖиôсÖ). На­при­мер, "лев" — это саб‘ мухÔасÖсÖасÖ «осо­бый зверь»; эта осо­бен­ность и мо­жет быть экс­пли­цит­но ука­за­на как «сме­лость».

За­ме­тим, что мы рас­смат­ри­ва­ем от­но­ше­ние "ука­за­ние на смысл", не вы­хо­дя за пре­де­лы соб­ст­вен­но сло­ва. Сло­во ока­зы­ва­ет­ся це­ло­ст­ной и са­мо­дос­та­точ­ной струк­ту­рой: сло­во мо­жет быть оп­ре­де­ле­но как «не­что об­ла­даю­щее смыс­лом», при­чем, что­бы об­ла­дать смыс­лом, сло­во не ну­ж­да­ет­ся во внеш­них кор­ре­ля­тах — ве­щах, с ко­то­ры­ми оно бы­ло бы со­пос­тав­ляе­мо в ка­че­ст­ве зна­ка оных. По­ни­ма­ние (фахм) — это, соб­ст­вен­но, ис­пол­не­ние (пол­ное осу­ще­ст­в­ле­ние) сущ­но­сти сло­ва, ко­гда смысл впол­не вы­яв­ля­ет­ся бла­го­да­ря вы­го­во­рен­но­сти. Сло­во не мо­жет быть, ес­ли оно не по­ня­то. Сло­во не су­ще­ст­ву­ет как знак ве­щи; сло­во су­ще­ст­ву­ет как: по­ня­тость (и по­нят­ность) смыс­ла бла­го­да­ря вы­го­во­рен­но­сти.

Сде­ла­ем не­боль­шое от­сту­п­ле­ние и (сум­ми­руя из­ло­жен­ное пре­ж­де) ска­жем: как вы­го­во­рен­ность ука­зы­ва­ет на смысл, точ­но так же на смысл ука­зы­ва­ет и вещь. От­но­ше­ние к смыс­лу ока­зы­ва­ет­ся изо­морф­ным для ве­щи и для сло­ва. Кро­ме все­го про­че­го, это оз­на­ча­ет, что вещь в сво­ем от­но­ше­нии к смыс­лу (то есть: в сво­ей ос­мыс­лен­но­сти) мо­жет опи­сы­вать­ся в той же тер­ми­но­ло­гии, что и сло­во. Имен­но по­это­му "вещь" столь час­то в араб­ской мыс­ли ока­зы­ва­ет­ся "по­ни­мае­мым" (маф­хуôм). По­ни­ма­ние ве­щи и есть при­да­ние ей ос­мыс­лен­но­сти: вещь как яв­лен­ное (зÖаôхир) об­ре­та­ет бла­го­да­ря это­му свое внут­рен­нее (баôтÖин). При этом внут­рен­нее ве­щи, то есть ее смысл, есть ров­но тот са­мый смысл, на ко­то­рый ука­зы­ва­ет вы­го­во­рен­ность (пра­виль­но­го, то есть «ис­тин­но­го») сло­ва. По­ни­ма­ние ве­щи и по­ни­ма­ние смыс­ла вы­го­во­рен­но­сти ока­зы­ва­ют­ся су­ще­ст­вен­но изо­морф­ны­ми про­це­ду­ра­ми.

Те­перь рас­смот­рим ис­тин­ное вы­ска­зы­ва­ние, в ко­то­ром упот­реб­ле­но срав­не­ние (таш­биôх): "Я встре­тил смель­ча­ка — му­жа, от­важ­но­го как лев". Мы мо­жем со­пос­та­вить два сло­ва, ко­то­рые оба ис­тин­ны (в смыс­ле фи­ло­ло­ги­че­ской тео­рии), т. е. оба суть вы­го­во­рен­ность, ус­та­нов­лен­ная-про­тив сво­его смыс­ла. Эти два сло­ва — «лев»(вы­го­во­рен­ность)/«от­важ­ный зверь»(смысл) и «смель­чак»(вы­го­во­рен­ность)/«от­важ­ный муж»(смысл).

Пред­по­ло­жим те­перь, что вме­сто ис­тин­но­го вы­ска­зы­ва­ния мы име­ем де­ло с ино­ска­за­тель­ным. Оно бу­дет зву­чать так: «Я встре­тил льва». Ка­ким об­ра­зом те­перь бу­дет на­сту­пать по­ни­ма­ние?

Пре­ж­де все­го по­ка­жем, чем та­кое ука­за­ние на смысл (и со­от­вет­ст­вен­но по­ни­ма­ние) не яв­ля­ет­ся.

Для нас бу­дет дос­та­точ­но ес­те­ст­вен­ным стре­мить­ся объ­яс­нить ука­за­ние на смысл так, как то пред­по­ла­га­ет­ся схе­ма­ти­кой тео­рии обо­зна­че­ния: не­ко­то­рый знак ука­зы­ва­ет­ся на свое оз­на­чае­мое; сдвиг зна­че­ния — это сдвиг стрел­ки ука­за­ния с од­но­го оз­на­чае­мо­го на дру­гое; та­ким об­ра­зом, ме­та­фо­ри­че­ское ука­за­ние пред­по­ла­га­ет триа­ду знак-оз­на­чае­мое-оз­на­чае­моеÄ. Та­кой триа­дой в на­шем слу­чае бу­дет "лев"-"от­важ­ный зверь"-"смель­чак".

По­нят­но, что в ино­ска­за­нии («я встре­тил льва») оз­на­чае­моеÄ («смель­чак») опу­ще­но. Оно, ес­ли рас­смат­ри­вать ино­ска­за­ние с точ­ки зре­ния зна­ко­вой тео­рии, как раз и вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся за счет то­го, что ара­бо-му­суль­ман­ская фи­ло­ло­ги­че­ская тео­рия на­зы­ва­ет «ука­за­ни­ем по со­пут­ст­вию»: это — ука­за­ние на смысл «от­важ­ный муж». Сло­во, став­шее ино­ска­за­тель­ным, ука­зы­ва­ет тем са­мым на свой ме­та­фо­ри­че­ский (пе­ре­нос­ный) смысл.

По­стро­ив та­кое объ­яс­не­ние пе­ре­нос­но­го ука­за­ния (еще раз по­вто­рим, впол­не со­от­вет­ст­вую­щее ари­сто­те­лев­ской мо­де­ли: здесь "ука­за­ние по со­пут­ст­вию" и ока­зы­ва­ет­ся, соб­ст­вен­но, ме­та­фо­ри­че­ским ука­за­ни­ем в его пол­ном объ­е­ме), срав­ним его с оп­ре­де­ле­ни­ем ино­ска­за­ния в клас­си­че­ской ара­бо-му­суль­ман­ской тео­рии. Нам не­труд­но бу­дет за­ме­тить ряд рас­хо­ж­де­ний.

Ес­ли рас­смат­ри­вать на­ше ги­по­те­ти­че­ское объ­яс­не­ние су­ти ино­ска­за­ния, ко­то­рое мы толь­ко что вы­строи­ли, с точ­ки зре­ния клас­си­че­ской ара­бо-му­суль­ман­ской тео­рии, трак­туя ис­поль­зо­ван­ные тер­ми­ны так, как их по­ни­ма­ет эта тео­рия, то ока­жет­ся, что мы по­строи­ли от­но­ше­ние "ука­за­ние" не ме­ж­ду сло­вом и его кон­но­та­том, а ме­ж­ду вы­го­во­рен­но­стью ино­ска­за­тель­но­го сло­ва ("лев") и смыс­лом ("от­важ­ный муж") ис­тин­но­го сло­ва (то­го сло­ва, ме­сто ко­то­ро­го и долж­но за­нять ино­ска­за­тель­ное сло­во). Та­кое по­строе­ние, од­на­ко, на­ру­ша­ет са­му суть по­ни­ма­ния от­но­ше­ния "ука­за­ние на смысл" в клас­си­че­ской ара­бо-му­суль­ман­ской тео­рии, — и как след­ст­вие, суть по­ни­ма­ния ино­ска­за­ния.

Нач­нем с пер­во­го. От­но­ше­ние «ука­за­ние на смысл» по­ни­ма­ет­ся как внут­рен­нее от­но­ше­ние сло­ва. Вы­го­во­рен­ность ука­зы­ва­ет на свой смысл внут­ри сло­ва, а ни­как не "во­вне" его. Тео­рия раз­ли­ча­ет три ти­па ука­за­ния: ус­та­но­ви­тель­ное, ука­за­ние бла­го­да­ря вклю­че­нию и ука­за­ние бла­го­да­ря со­пут­ст­вию. Толь­ко в треть­ем слу­чае смысл, на ко­то­рый ука­зы­ва­ет вы­го­во­рен­ность, на­зы­ва­ет­ся "внеш­ним" (хÔаôридж). В ка­ком, од­на­ко, смыс­ле "внеш­ним"? Из по­яс­не­ний[71] ста­но­вит­ся яс­но, что со­пут­ст­вую­щий смысл (как в на­шем слу­чае смысл "от­важ­ный че­ло­век" со­пут­ст­ву­ет вы­го­во­рен­но­сти "лев") яв­ля­ет­ся внеш­ним для смыс­ла по ус­та­нов­ле­нию: он "вы­хо­дит" за его "пре­де­лы". Ме­ж­ду тем вы­хо­дить за пре­де­лы ус­та­нов­лен­но­го смыс­ла не зна­чит вы­хо­дить за пре­де­лы сло­ва — в том слу­чае, ко­неч­но, ес­ли сло­во вклю­ча­ет в се­бя не толь­ко смысл по ус­та­нов­ле­нию, но и не­ко­то­рую иную (не обя­за­тель­но бо­лее ши­ро­кую, мо­жет быть, и бо­лее уз­кую[72] — в дан­ном слу­чае важ­но лишь, что иную, не­же­ли "ус­та­нов­лен­ная") об­ласть смыс­ла. Но имен­но это и яв­ля­ет­ся, со­глас­но тео­рии, ус­ло­ви­ем для ино­ска­за­тель­но­го по­ни­ма­ния: сло­во (це­ли­ком сло­во, а не толь­ко вы­го­во­рен­ность или от­но­ше­ние "ука­за­ние") долж­но пе­рей­ти за пре­де­лы сво­его мес­та и за­нять чу­жое, ему не при­над­ле­жа­щее. Не при­над­ле­жа­щее по ус­та­нов­ле­нию, по то­му за­кре­п­ле­нию смыс­ла за вы­го­во­рен­но­стью, ко­то­рое ус­та­нав­ли­ва­ет­ся да­ри­те­лем язы­ка.

Мы ви­де­ли (см. Табл. 1), что лю­бое сло­во как струк­ту­ра, об­ра­зо­ван­ная свя­зью ука­за­ния ме­ж­ду эле­мен­та­ми «вы­го­во­рен­ность» и «смысл», все­гда пред­по­ла­га­ет на­ли­чие не-пря­мо­го, не-ис­тин­но­го (в от­ме­чен­ном вы­ше смыс­ле по­ня­тия "ис­тин­ность") ука­за­ния на смысл. Ина­че го­во­ря, сло­во как та­ко­вое все­гда не­сет в се­бе ме­та­фо­ри­че­ские смыс­лы. Это по­ло­же­ние дос­та­точ­но ус­той­чи­во фик­си­ро­ва­лось как в са­мой фи­ло­ло­ги­че­ской тео­рии, так и за ее пре­де­ла­ми[73]. Суть ино­ска­за­ния по­это­му не соб­ст­вен­но в та­ком ука­за­нии на не­кий не-ис­тин­ный смысл, а в том, что бла­го­да­ря на­ли­чию та­ко­го ука­за­ния сло­во це­ли­ком пе­ре­не­се­но на "ис­тин­ное ме­сто" дру­го­го сло­ва.

Имен­но это­го пе­ре­но­са сло­ва и не про­изош­ло в вы­стро­ен­ной на­ми триа­де знак-оз­на­чае­мое-оз­на­чае­моеÄ. Сло­ва ос­та­лись ка­ж­дое на сво­ем мес­те, а зна­чит, на­звать пер­вое сло­во ино­ска­за­тель­ным с точ­ки зре­ния ара­бо-му­суль­ман­ской фи­ло­ло­ги­че­ской тео­рии нель­зя. Нам не­об­хо­ди­мо най­ти иное объ­яс­не­ние ино­ска­за­ния.

Вме­сто то­го, что­бы сдви­гать от­но­ше­ние ука­за­ния, мы долж­ны, в со­от­вет­ст­вии с оп­ре­де­ле­ни­ем, да­вае­мым ара­бо-му­суль­ман­ской тео­ри­ей, "сдви­нуть" це­ли­ком сло­во, та­ким об­ра­зом, что­бы ино­ска­за­тель­ное сло­во "на­хо­ди­лось" там, где на­хо­ди­лось бы ис­тин­ное сло­во, ес­ли бы оно бы­ло упот­реб­ле­но. В этом пла­не ино­ска­за­ние прин­ци­пи­аль­но эк­ви­ва­лент­но ис­тин­ной ре­чи (ре­чи, ос­но­вы­ваю­щей­ся на ука­за­нии на ис­тин­ный смысл вы­го­во­рен­но­стей). Про­из­но­ся "лев", мы по­ни­ма­ем "смель­чак"; это по­ни­ма­ние яв­ля­ет­ся ре­зуль­та­том дос­та­точ­но длин­но­го пу­ти, ко­то­рый вы­страи­ва­ет­ся как це­поч­ка ука­за­ний. Ино­ска­за­тель­ное по­ни­ма­ние с этой точ­ки зре­ния яв­ля­ет со­бой как бы про­ти­во­по­лож­ность ис­тин­но­ст­но­му по­ни­ма­нию: мы идем к яв­лен­но­му (зÖаôхир), ка­ко­вым яв­ля­ет­ся вы­го­во­рен­ность "смель­чак" — от яв­лен­но­го же (вы­го­во­рен­ность "лев"), ко­то­рое, од­на­ко, яв­ле­но так, что пе­ре­ста­ет быть яв­лен­ным (со­глас­но тео­рии, кÖариôна «со­про­во­ж­даю­щее об­стоя­тель­ст­во» бло­ки­ру­ет нор­ма­тив­ное по­ни­ма­ние вы­го­во­рен­но­сти «лев»). Си­туа­ция ино­ска­за­тель­но­го по­ни­ма­ния в этом пла­не яв­ля­ет со­бой об­рат­ный пе­ре­ход: от скры­то­го (в ре­зуль­та­те воз­дер­жа­ния от нор­ма­тив­но­го по­ни­ма­ния вы­го­во­рен­ность "лев" пе­ре­ста­ет быть яв­лен­ной вы­го­во­рен­но­стью, пре­вра­ща­ясь в скры­тое — скры­вая свое зву­ча­ние) к яв­лен­но­му (вы­го­во­рен­ность "смель­чак").

Сло­во, упот­реб­лен­ное не в пря­мом зна­че­нии (в на­шем слу­чае "лев"/"от­важ­ный зверь"), ока­зы­ва­ет­ся как бы на­ло­жен­ным на ис­тин­ное сло­во ("смель­чак"/"от­важ­ный че­ло­век"). Внут­ри этой струк­ту­ры мо­жет быть по­строе­на це­поч­ка "ука­за­ний". Бо­лее то­го, свя­зан­ность эле­мен­тов этой струк­ту­ры от­но­ше­ни­ем ука­за­ния яв­ля­ет­ся ос­но­ва­ни­ем для их един­ст­ва — для их объ­е­ди­не­ния в пре­де­лах од­но­го ино­ска­за­тель­но­го сло­ва. Ина­че го­во­ря, мы не име­ем пра­ва объ­е­ди­нить все че­ты­ре эле­мен­та в еди­ных рам­ках, ес­ли не по­ка­жем, что они пред­по­ла­га­ют друг дру­га как обя­за­тель­ные. По­это­му це­поч­ка "ука­за­ний" внут­ри на­ше­го сло­ва не толь­ко мо­жет, но и долж­на быть вы­строе­на.

"Лев" (вы­го­во­рен­ность) ука­зы­ва­ет на "от­важ­ный зверь" (смысл) по ус­та­нов­ле­нию; "от­важ­ный зверь" ука­зы­ва­ет на "от­важ­ный муж" (ука­за­ние смыс­ла на смысл) по со­пут­ст­вию; "от­важ­ный муж" (смысл) от­сы­ла­ет нас к "смель­чак" (вы­го­во­рен­ность) как пе­ре­вер­ну­тое от­но­ше­ние ука­за­ния по ус­та­нов­ле­нию (в ка­ко­вом ука­за­нии вы­го­во­рен­ность "смель­чак" ука­зы­ва­ла бы на свой смысл "от­важ­ный муж"). От­ме­тим два об­стоя­тель­ст­ва, ко­то­рые, ха­рак­тер­ны для си­туа­ции ино­ска­за­ния. Во-пер­вых, по­след­ний пе­ре­ход яв­ля­ет­ся об­рат­ным в от­но­ше­нии лю­бых "обыч­ных" пе­ре­хо­дов: вме­сто пе­ре­хо­да от вы­го­во­рен­но­сти к смыс­лу или от смыс­ла к смыс­лу, т. е. от яв­лен­но­го к скры­то­му или от од­но­го скры­то­го к дру­го­му скры­то­му, мы пе­ре­хо­дим от скры­то­го к яв­лен­но­му. И во-вто­рых, ука­за­ние по со­пут­ст­вию ока­зы­ва­ет­ся не са­мим ме­та­фо­ри­че­ским ука­за­ни­ем в его це­ло­ст­но­сти, как то пред­по­ла­га­лось на­шей пер­вой ре­кон­ст­рук­ци­ей, а лишь од­ним из его звень­ев; для то­го, что­бы ука­за­ние в си­туа­ции ино­ска­за­ния со­стоя­лось, не ме­нее важ­ны и дру­гие зве­нья. Да­лее, са­мо со­пут­ст­вую­щее ука­за­ние мо­жет быть рас­смот­ре­но как слож­ное от­но­ше­ние, рас­па­даю­щее­ся на ряд ука­за­ний. Здесь, впро­чем, мы де­ла­ем дос­та­точ­но рис­ко­ван­ный шаг к ре­кур­сии и по­то­му долж­ны впол­не от­да­вать се­бе от­чет в опас­но­сти по­роч­но­го кру­га: объ­яс­не­ние ука­за­ния по со­пут­ст­вию как слож­но­го от­но­ше­ния пред­по­ла­га­ет ис­поль­зо­ва­ние од­но­го из ви­дов ино­ска­за­тель­но­го ука­за­ния, а имен­но, ука­за­ния по­сред­ст­вом вклю­че­ния.

Та­ким об­ра­зом, мы по­лу­ча­ем че­ты­рех-эле­мент­ную, а не трех-эле­мент­ную (как в на­шей пер­во­на­чаль­ной ги­по­те­ти­че­ской ре­кон­ст­рук­ции) струк­ту­ру, объ­яс­няю­щую про­цесс по­строе­ния и по­ни­ма­ния ино­ска­за­ния. Ино­ска­за­тель­ное сло­во ока­зы­ва­ет­ся един­ст­вом слож­ной и мно­го­сту­пен­ча­той це­поч­ки пе­ре­хо­дов от вы­го­во­рен­но­сти к смыс­лу, от смыс­ла к смыс­лу, от смыс­ла к вы­го­во­рен­но­сти. Внут­ри ино­ска­за­тель­но­го сло­ва мы име­ем един­ст­во двух ис­тин­ных ука­за­ний. Пе­ре­нос (накÖл), ко­то­рый со­став­ля­ет суть ино­ска­за­тель­но­го вы­ска­зы­ва­ния, это пе­ре­нос од­но­го ис­тин­но­го ука­за­ния на "ме­сто" дру­го­го ис­тин­но­го ука­за­ния. Ес­ли в опи­сы­вае­мой Ари­сто­те­лем ме­та­фо­ре по­ни­ма­ние на­сту­па­ет, ко­гда от упот­реб­лен­но­го в пе­ре­нос­ном зна­че­нии сло­ва мы су­ме­ли пе­рей­ти к под­ра­зу­ме­вае­мой ве­щи (или ее идее), то в дан­ном слу­чае прин­ци­пи­аль­но, что за­вер­ше­ни­ем по­ни­ма­ния яв­ля­ет­ся вы­яв­ле­ние не толь­ко смыс­ла, на ко­то­рый пе­ре­нос­но ука­зы­ва­ет вы­го­во­рен­ность (что и мог­ло бы со­от­вет­ст­во­вать то­му мес­ту, что за­ни­ма­ет идея в опи­сы­вае­мой Ари­сто­те­лем ме­та­фо­ре), но и са­мой вы­го­во­рен­но­сти, это­му смыс­лу со­от­вет­ст­вую­щей как ис­тин­ная. По­ни­ма­ние на­сту­па­ет толь­ко по­сле пе­ре­хо­да к со­стоя­нию ис­тин­но­го ука­за­ния, или ука­за­ния на смысл по ус­та­нов­ле­нию, для ко­то­ро­го не­об­хо­ди­мы оба эле­мен­та, вы­го­во­рен­ность и смысл. Ко­гда по­ня­та ари­сто­те­лев­ская ме­та­фо­ра, мы ос­та­ем­ся с ме­та­фо­ри­че­ским сло­вом и ус­та­нав­ли­ва­ем для не­го но­вый, ме­та­фо­ри­че­ский смысл (соб­ст­вен­но, бла­го­да­ря это­му ме­та­фо­ри­че­ско­му смыс­лу оно и яв­ля­ет­ся ме­та­фо­ри­че­ским сло­вом). Со­глас­но ара­бо-му­суль­ман­ской тео­рии, мы по­ни­ма­ем ме­та­фо­ру, ко­гда впол­не пе­ре­во­дим ее в тер­ми­ны нор­ма­тив­но­го ука­за­ния по ус­та­нов­ле­нию, в ко­то­ром уже не фи­гу­ри­ру­ют от­прав­ные уча­ст­ни­ки ме­та­фо­ри­че­ско­го вы­ска­зы­ва­ния.

Пре­ж­де чем дви­гать­ся даль­ше, от­ме­тим прин­ци­пи­аль­ный мо­мент, ха­рак­тер­ный для ино­ска­за­ния: оно пе­ре­да­ет ка­че­ст­во, не на­зы­вая его. Ка­че­ст­во, ко­то­рое под­ра­зу­ме­ва­ет го­во­ря­щий, вклю­че­но в смысл (как ино­ска­за­тель­но­го, так и ис­тин­но­го сло­ва), но — имен­но по­это­му — не пе­ре­да­но в вы­го­во­рен­но­сти. Вы­го­во­рен­ность и смысл не сов­па­да­ют но­ми­наль­но; имя, ко­то­рым за­фик­си­ро­ва­на вы­го­во­рен­ность, все­гда иное, не­же­ли име­на, ко­то­ры­ми пе­ре­да­ет­ся ее смысл. По­сколь­ку ино­ска­за­ние по­строе­но на пе­ре­хо­де от час­ти смыс­ла ино­ска­за­тель­но­го сло­ва к (сов­па­даю­щей с ней но­ми­наль­но) час­ти смыс­ла ис­тин­но­го сло­ва, по­нят­но, что имен­но это, пе­ре­да­вае­мое в та­ком ино­ска­за­нии, имя не бу­дет за­фик­си­ро­ва­но как вы­го­во­рен­ность (ибо оно вклю­че­но в смысл).

Из это­го так­же вы­те­ка­ет, что ино­ска­за­ние не да­ет нам (в от­ли­чие от ме­та­фо­ры в ее ари­сто­те­лев­ском по­ни­ма­нии) ни­ка­ко­го но­во­го зна­ния. Ес­ли бы мы по­ни­ма­ли ино­ска­за­ние «я встре­тил льва» по-ари­сто­те­лев­ски, мы бы ска­за­ли, что ино­ска­за­тель­ное сло­во «лев» ста­но­вит­ся здесь ро­дом, вклю­чаю­щим не толь­ко «от­важ­ных зве­рей», но и «от­важ­ных му­жей». Имен­но та­кое ро­до­вое рас­ши­ре­ние по­ня­тия, бла­го­да­ря ко­то­ро­му ино­ска­за­ние ста­но­вит­ся по­нят­ным, мы и обо­зна­чи­ли в на­шей ги­по­те­ти­че­ской «ре­кон­ст­рук­ции по Ари­сто­те­лю» как сдвиг зна­че­ния с оз­на­чае­мо­го на оз­на­чае­моеÄ. По­сколь­ку про­ис­хо­дит по­доб­ное рас­ши­ре­ние, Ари­сто­тель и го­во­рит, что ино­ска­за­ние да­ет нам при­рост зна­ния: для нас «лев» по­сле то­го, как мы уз­на­ли ино­ска­за­тель­ное вы­ра­же­ние «я встре­тил льва» и по­ня­ли его — уже не тот «лев», что был из­вес­тен нам до это­го. Но для ара­бо-му­суль­ман­ской тео­рии ино­ска­за­ния смысл, пе­ре­да­вае­мый ино­ска­за­тель­но, — это имен­но тот смысл, что пе­ре­да­вал­ся бы ис­тин­ной фор­мой вы­ска­зы­ва­ния, в ко­то­рую ино­ска­за­ние все­гда пе­ре­во­ди­мо (точ­нее, со­глас­но тре­бо­ва­ни­ям тео­рии, долж­но быть пе­ре­во­ди­мо). В ино­ска­за­нии, од­на­ко, за­клю­че­но то, че­го нет в ис­тин­ной фор­ме вы­ска­зы­ва­ния, а имен­но — воз­мож­ность пе­ре­хо­да к ис­тин­но­му вы­ска­зы­ва­нию, а зна­чит, на­зы­ва­ния то­го, что не на­зва­но. То, что не на­зва­но в ино­ска­за­нии и что со­став­ля­ет цель ино­ска­за­ния, бла­го­да­ря сво­ей по­нят­но­сти — не­смот­ря на не­вы­го­во­рен­ность — для слу­ша­те­ля об­ре­та­ет боль­шую "ут­вер­жден­ность" (сÔубуôт, исÔбаôт) — ос­нов­ное ка­че­ст­во ис­тин­но­сти в ее по­ни­ма­нии ара­бо-му­суль­ман­ской куль­ту­рой. Па­ра­докс ино­ска­за­ния в том, что оно, ока­зы­ва­ет­ся, об­ла­да­ет боль­шей до­ка­за­тель­но­стью, не­же­ли ис­тин­ная фор­ма вы­ра­же­ния смыс­ла: «{Зла­то­ус­ты еди­но­душ­ны в том, что ино­ска­за­ние (мад­жаôз) и ме­то­ни­мия (ки­наôйа) бо­лее крас­но­ре­чи­вы (аб­лагÖ), не­же­ли ис­тин­ное и пря­мое (тасÖриôхÖ) [на­зы­ва­ния], по­сколь­ку в них со­вер­ша­ет­ся пе­ре­ход (ин­тикÖаôл) от то­го, че­му не­что со­пут­ст­ву­ет, к со­пут­ст­вую­ще­му, а это — все рав­но что на­звать вещь че­рез яс­ное ее до­ка­за­тель­ст­во[74] (баййи­на)}, ведь на­ли­чие то­го, че­му не­что со­пут­ст­ву­ет, обу­слов­ли­ва­ет су­ще­ст­во­ва­ние со­пут­ст­вую­ще­го вви­ду не­воз­мож­но­сти ото­рвать то, че­му не­что со­пут­ст­ву­ет, от его со­пут­ст­вую­ще­го... Ут­вер­жде­ние о том, что ино­ска­за­ние и ме­то­ни­мия бо­лее крас­но­ре­чи­вы, не оз­на­ча­ет, что в них есть что-то обу­слов­ли­ваю­щее в дей­ст­ви­тель­но­сти ка­кое-то до­пол­не­ние смыс­ла (зийаôда фиô ал-ма‘наô), ко­то­ро­го бы не бы­ло в ис­тин­ном и пря­мом [на­зы­ва­ни­ях]. Нет, име­ет­ся в ви­ду, что они пе­ре­да­ют до­пол­ни­тель­ное под­твер­жде­ние ут­вер­жден­но­сти (зийаôдат та­’киôд ли-л-исÔбаôт). За­им­ст­во­ва­ние (ис­ти‘аôра) да­ет по­нять, что ат­ри­бут в упо­доб­ляе­мом дос­ти­га­ет гра­ни со­вер­шен­ст­ва, как в том, че­му упо­доб­ля­ют, и он ни­как не ущер­бен, как то бы­ло бы по­ня­то и из упо­доб­ле­ния. Смысл же сам по се­бе не ме­ня­ет­ся, ко­гда его вы­ра­жа­ют бо­лее крас­но­ре­чи­во. Имен­но это име­ет в ви­ду шейх ‘Абд ал-КÖаôхир [ал-Джурд­жаôниô], ко­гда го­во­рит, что вы­ра­же­ние “я ви­дел льва” от­ли­ча­ет­ся от вы­ра­же­ния “я ви­дел му­жа, ко­то­рый ра­вен со львом по от­ва­ге” не тем, что в пер­вом пе­ре­да­но до­пол­ни­тель­ное ра­вен­ст­во его со львом по от­ва­ге, не пе­ре­дан­ное во вто­ром; нет, пре­вос­ход­ст­во [пер­во­го] за­клю­ча­ет­ся в том, что пер­вое пе­ре­да­ло та­кое под­твер­жде­ние ут­вер­жде­ния это­го ра­вен­ст­ва, ко­то­рое не пе­ре­да­но вто­рым»[75].

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10