ЮНА, служившие в Хорватии, а также их семьи подвергались
шантажу, прямому нападению, физическому уничтожению,
60
моральному унижению. Еще в 1990 г. была разработана программа
уничтожения всех командиров ЮНА нехорватов, чтобы обезглавить
армию на территории Хорватии. Были даже сформированы
диверсионно-террористические группы, ответственные за "тихую
ликвидацию" (19, с.243). С другой - была разработана тактика
одновременной блокады армейских гарнизонов, военных объектов,
казарм по всей Югославии. Приказ об этом был отдан 14 сентября
1991 г. По словам хорватских военных, тактика применялась разная:
от военной хитрости до длительных переговоров, от отключения
воды, света, неподвоза продовольствия, лишения связи с
окружающим миром до вооруженных нападений, обстрелов,
поджогов (59, c. l 18).
В результате некоторые гарнизоны, такие как Чаковец,
Риека, Пула, передали все объекты ЮНА, включая военную технику
и вооружение, хорватским властям без особого сопротивления,
другие оказали жестокое сопротивление. Среди них Карловац,
Вуковар, Осиек, Задар и др. (59, с. 117). Хорватам в середине
сентября удалось занять большинство гарнизонов и складов на
территории Хорватии. Сдалась казарма в Госпиче, военные были
убиты. Пали гарнизоны в Вировитицах (200 человек), Славонском-
Броде, Плоче, гарнизон в Джаково сдался без борьбы, из последних
сил держались казармы в Вараждине и Беловаре. Блокированы были
казармы в Загребе и других городах, Далмация полностью отрезана,
в Восточной Славонии воеводинские бригады разбежались.
Отмечалось предательство со стороны хорватских офицеров,
которые еще служили в югославской армии. Впрочем по всей
Хорватии, как явствовало тогда из телеграммы командующего Пятой
военной области, держались лишь три гарнизона (Копривница,
Белова? и Вараждин), все остальные были уже в руках хорватов. В
середине сентября пало большинство объектов гарнизона Вараждин.
В руки хорватской армии попало много оружия (33, № 000, с.57).
О блокированных армейских гарнизонах в Хорватии,
наверное, напишут книги. В поведении руководства этих частей до
сих пор много неясного. Некоторых обвиняли в нерешительности,
отсутствии четкой позиции, других судили после вывода части из
Хорватии, третьих награждали. Рассказы тех, кто пережил блокаду в
казармах - это притчи о трагедии офицеров и солдат, которые
потеряли идеалы, не научились стрелять в свой народ, переживали
часы неведения и беспомощности.
Полковник Берислав Попов, командующий 32
бронетанковой бригадой Вараждинского корпуса, писал, что в
начале августа казарму ЮНА в Вараждине оставил начальник штаба
хорват Андрия Чондор, а также четверо из пяти старших офицеров.
Из 170 старшин осталось 50. Б. Попов вспоминает, что из армии в тот
момент бежали не только хорваты или словенцы, но и сербы, и
черногорцы, видимо опасаясь приближающейся войны. Когда
вокруг казармы выставили патрули, то сбежал и патруль. В
результате в бригаде из 1300 человек осталось 300, а по военному
времени должно было быть 4, № 000, c.56).
Вот как вспоминает время, проведенное в блокированной
вараждинской казарме сербский генерал Теодор Врачаревич:
"...Когда начали открыто плевать в армию, физически нападать,
неважно ты в гражданском или в форме, тогда я уже не уходил на
квартиру. Многие вообще не ходили домой. Четыре-пять месяцев я
не выходил из служебного помещения. Это была тюрьма, темница.
Там я и жил, и работал, а что было надо, приносили сотрудники. Я
пытался часами, днями получить связь с Белградом, с Генеральным
Штабом. Не получалось. Настолько связь была перегружена, Я
больше уже и не мог выходить наружу. Около нашего здания и
ночью, и днем сменялся хор женщин, так называемая "стена
любви", которые без остановки пели. И ночью, и днем, понимаешь?
...Пели о могилах. Стонал весь город. Мы не появлялись. Через
микрофон призывали матерей разойтись. Те женщины, эта "стена
любви", колоннами со свечами в руках днями и ночами ходили
около здания. ...За ними только видишь полицию. Полностью нас
окружили. Создается впечатление, что тебя задушат. В здание войти
не пытались. Так они менялись днями и ночами. А отсюда нет
никаких известий, нет никаких гарантий. ...Мне не жаль было
погибнуть, но я себя спрашивал: за что? Месяцами я не получал
никаких приказов, не знаю, что делать, не имею оружия. Месяцами
жду, что эти из Генерального штаба скажут, что предпишут, как себя
вести, и ничего не получаешь. Я думал, что совсем пропал. Ты в
окружении без света и воды, воду иногда дадут, тогда хватаешь
посуду, чтобы вода была для самого необходимого, а света не было.
Ни кофе, ни чай не можешь сварить. Только все сухое. Погибал и
днем, и ночью от нервного напряжения, без сна..." (8, с. 119-121).
Трифунович, командующий Вараждинским
корпусом, писал о том, как трудно протекали часы и дни в
ожидании помощи из Белграда под непрерывным огнем осаждавших
62
хорватов, х снерал стал склоняться к мысли, что освобождение
гарнизона не входит в планы руководства ЮНА, поэтому помощь не
придет' (42, с.13). Министр обороны В. Кадиевич обещал всех
освободить. Оставалось ему верить и ждать. Ощущалась полная
безнадежность и беззащитность. Не имея никакой помощи,
осажденные Вараждина получали от высшего командования
приказы стоять до конца. Лишь 22 сентября, получив приказ
отступать, Б. Попов был вынужден сдать казарму (33, № 000, с.56).
По возвращении в Сербию, полковник Попов, генерал Трифунович
и некоторые другие офицеры были обвинены в "подрыве военной
мощи страны", распаде армии, предательстве и осуждены на шесть и
более лет тюрьмы (33, № 000, с.51).
После майских событий в Борово-Село, Белград начал
укреплять казарму в Винковцах. Майор Бранислав Джорджевич
пишет, что в июне участились провокации - сопровождение колонн,
досмотр и обыски квартир военнослужащих, открытие огня,
возведение баррикад, минирование выходов из казарм. В хорватских
СМИ военных называли "четническо-коммунистической
солдатней", "оккупантами". В сентябре казарму окружили, соседние
здания превратили в бункеры и огневые точки. 11 сентября хорваты
напали на колонну автомобилей, взяли в плен 30 человек, а ночью
начали штурм казармы. За пятнадцать дней по казарме было
выпущено более 5 тысяч снарядов. Стрелявшие хорошо знали
расположение казармы, складов, многие хорваты проходили в ней
обучение, около двухсот военных-хорватов перебежали из казармы к
своим. Из 700 человек осталось едва 200. Среди оставшихся 40%
были албанцами. Офицеры ЮНА просили свое командование
разрешить им открыть склады и отдать оружие сербам из
Мирковцев, но такого разрешения не получили. 13 сентября в
казарме отключили свет и воду. Переговоры к успеху не привели.
Хорваты начали жесточайший обстрел казармы, а в ответ из казармы
открыли не менее сильный огонь. Командование 17-го корпуса, к
которому относилась казарма в Винковцах, не разрешала вывести
дивизион из казармы. "Командование корпуса вело себя так, будто
' Трифунович вывел из строя технику, уничтожил все документы
и договорился с хорватами о возможности вывести людей. По возвращении в
Сербию был осужден как предатель на 11 лет тюрьмы. 17 января 1996 г. помилован. В
Хорватии заочно он был приговорен к 15 годам лишения свободы за преступления
против хорватского народа.
63
не было войны": в течение июля и августа офицеры получали
приказы от высшего командования проводить занятия и учебу,
готовиться к приему призывников, писать регулярные отчеты (18,
с.41). За 15 дней борьбы казарма не получила никакой помощи. В
результате боев погибло десять человек, а ранено восемьдесят. 25
сентября хорваты предложили переговоры, в результате которых
первая колонна с ранеными после обеда покинула казармы. Но
хорваты остановили колонну, срывали с раненых повязки и
избивали их. 26 сентября все военные покинули казарму, вывезли
оружие, боеприпасы, материально-технические средства, а также
тела погибших товарищей и перешли в Сербию (18, с.45).
Офицеры блокированной казармы в Загребе вспоминали,
что в казарме долгое время была отключена вода, а первый обстрел
казармы начался 17 ноября поздно вечером. "Со всех сторон
началась пальба из разного оружия. Стреляли из-за баррикад, из-за
склада, из-за зданий. Вскоре и защитники казармы открыли
ответный огонь. Вдруг послышался сильный взрыв. Это один снаряд
взорвался на плаце перед казармой. Тогда командование отдало
приказ ответить в двойном размере - выпустить два минометных
снаряда. После этого сильных взрывов больше не было" (29).
Офицеры вспоминают, что среди них были и те, кто не участвовал в
защите казармы, не выходил из помещения, лежал или сидел на
полу. Большинство из них позднее дезертировало.
Действия ЮНА вызывали нескрываемое недоумение у
сербской стороны, которая полагала, что армии, которая уже на 90%
стала сербской, пора встать на защиту своего народа. У руководства
Югославии была другая дилемма; с одной стороны, надо было бы
помочь сербам в Крайне, но Сербия не находилась в состоянии
войны с Хорватией; с другой стороны, Сербия не имела еще своей
армии, хотя военное министерство осенью 1991 г. было создано.
Попытка назначенного министром обороны Сербии в сентябре 1991
г. генерала Томислава Симовича создать сербскую армию не
увенчалась успехом. Он был министром без армии, но хотел создать
ее: неидеологизированную, надпартийную, профессиональную,
компетентную. Его идея (ноябрь 1991 г.) в самое короткое время
разработать Закон об организации вооруженных сил Сербии была
встречена в штыки как в СПС, так и в оппозиционных партиях, а
особенно в ЮНА, поэтому реализовывалась достаточно медленно. И
если в Словении и Хорватии уже твердо знали о своей будущей
64
самостоятельной судьбе, то Белграду еще не было до конца ясно, в
каких границах будет Югославия и, соответственно, Сербия, в каких
отношениях будут состоять сербская и югославская армии.
В этой неразберихе в Сербии осенью 1991 г. с большими
трудностями шла мобилизация резервистов и призывников в армию.
На первый призыв откликнулись лишь 25% (19, с.385). Некоторые
призывники вообще не хотели воевать, другие отказывались идти в
армию со "звездочкой" на пилотке, третьи добровольно оставляли
позиции. Не хватало оружия, техники, обмундирования для новой
армии. Ведь многие казармы, находившиеся на территории
Хорватии, находились в окружении. Сотни единиц боевой техники
оставались на захваченных территориях, бросались дезертирами.
Туго обстояло дело и с мотивацией: молодежь не хотела служить за
границами Сербии и, тем более, воевать в Крайне. Происходила
путаница между добровольцами и резервистами. После обучения и
вооружения многие резервисты убегали домой, а некоторые и с
оружием. В Сербии появилось много вооруженных людей.
Многие исследователи полагают, что причины того, что
армия не смогла выполнить свои задачи в Западной и Восточной
Славонии, связаны с политическим, экономическим, моральным,
кадровым состоянием армии и руководства страны в целом (18),
ЮНА упрекали за нерешительность, за тактику топтания на месте.
Но это явление в отсутствии стратегии я бы назвала не военной
тактикой, а отражением борьбы двух концепций - национальной
(защита интересов нации) и теории братства-единства (уважение
интересов других республик).
В начале октября министр обороны СФРЮ В. Кадиевич в
обращении к военным подчеркнул, что никогда в истории армия еще
не находилась в таком незавидном положении: народ остался без
государства, Президиум СФРЮ не может определить свои
дальнейшие шаги. "Такого отношения верховного
главнокомандующего и председателя правительства к собственной
армии мир еще не знает" (22). В речи министра четко
прослеживалось изменение позиции армии от попытки "помещать
кровавым межнациональным столкновениям" до "установления
контроля над кризисными территориями, защитить сербское
население от изгнания и уничтожения и освободить военных ЮНА и
членов их семей" (22). Президиум СФРЮ провозгласил положение
"непосредственной военной опасности", что позволяло начать
мобилизацию.
65
По словам шефа кабинета Министра обороны Сербии
Д. Гаич-Глишич, в начале декабря 1991 г. ситуация на фронтах в
Хорватии становилась все серьезнее. Позиции оставляли последние
солдаты ЮНА, на мобилизацию никто не отвечал. Ушедшие с
фронта рассказывали о дезорганизации армии, плохом вооружении,
отсутствии координации между военными подразделениями,
некомпетентном командовании. Большинство ощутило свою
ненужность. Существовала опасность, что Сербию придется
защищать в Земуне' (8, с.202).
В ноябре 1991 г. руководство Югославии задумалось о
дальнейшей судьбе сербско-хорватских отношений. И
С. Милошевич, и Б. Йович, заместитель председателя Президиума
СФРЮ, склонялись к радикализации ситуации. Если сербы в
Хорватии удерживают большинство своих территорий, то надо
попросить ООН защитить их. Письмо в Совет Безопасности на имя
его председателя было послано 9 ноября 1991 г. В письме
отмечалось, что гражданская война в Хорватии приняла огромные
размеры и может перекинуться на всю Югославию. Политика
хорватских властей по отношению к сербам вызывала у Президиума
СФРЮ глубокую тревогу, и поэтому этот вопрос предлагалось
включить в повестку дня СБ. Президиум СФРЮ просил СБ
направить в Хорватию миротворческие силы, разместив их между
территорией с большинством сербского населения и остальной
хорватской территорией. "Тем самым миротворческие силы ООН
создали бы буферную зону и развели враждующие стороны до тех
пор, пока югославский кризис не будет разрешен мирным
справедливым способом на основе международного права при
участии ООН" (19, С.409-410).
В декабре 1991 г. Сайрус Вэнс разработал специальный план
миротворческих операций ООН в Югославии, который включал в
себя наиболее общие принципы использования "голубых касок" на
территории Хорватии. Прежде всего, миротворческая операция
должна была иметь временный мандат, сначала на 6 месяцев, и
только для того, чтобы создать "условия для мира и обеспечить
безопасность, необходимую для переговоров о всеохватывающем
решении югославского кризиса"(54, с.97). Присутствие миротворцев
не должно предопределять исхода переговоров. С планом должны
были согласиться все субъекты конфликта и обеспечить
Район, прилегающий к Белграду.
66
миротворцам необходимую помощь. Страны-члены ООН
добровольно посылают в Югославию своих миротворцев. Верховное
командование осуществляет Генеральный секретарь ООН, а не
правительства соответствующих стран. Непосредственно в
Югославии миротворческой операцией должно руководить
гражданское лицо, лично ответственное перед Генеральным
секретарем ООН. В Хорватии Сайрус Вэнс предлагал определить
демилитаризованные "районы под защитой ООН" (РООН), на
которых население будет защищено от нападения. Прежде всего, это
должны быть территории с большинством сербского населения, где
шли ожесточенные бои. Сайрус Вэнс определил три таких
территории - Восточную Славонию, Западную Славонию и Краину
(54, с.97-102).
Этот план был одобрен ООН. В Югославию направилась
группа военных и гражданских лиц для подготовки прихода
"голубых касок". Б. Бутрос-Гали начал готовить миротворческую
миссию, названную "Силы ООН по охране" (СООНО). Первый
мандат был выдан миссии сроком на 12 месяцев. Все последующие
резолюции СБ расширяли и уточняли полномочия и функции
"голубых касок".
В конце января - начале февраля 1992 г. Президиум СФРЮ
принял мирный план Сайруса Вэнса о направлении в Хорватию
миротворческих сил. В специальном заявлении С. Милошевича
подчеркивалось, что в результате реализации мирного плана ООН
будет обеспечена "полная защита территории Сербской Краины... В
Сербской Крайне граждане смогут почувствовать себя в
безопасности и свободно решать свою будущую судьбу" (55).
С. Милошич сумел добиться также одобрения плана ООН со стороны
сербов РСК. Препятствий приходу "голубых касок" не было.
До размещения "голубых касок" на территории Хорватии
столкновения между сербами и хорватами продолжались.
В ночь на 8 марта 1992 г. Хорватия начала обстрел Барани,
чтобы попытаться освободить часть территории, пока не пришли
войска ООН. Как сообщалось в документах ООН, 21 июня
|
Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 |
