Д. МЕДВЕДЕВ: Кризисы никогда никому не нравятся. И возникают они, как правило, помимо желания руководителей и тем более людей, которые живут в той или иной стране. Я считаю, что нынешний кризис очень серьёзен. Мы впервые столкнулись с таким вызовом. Сейчас уже бессмысленно анализировать, что произошло, хотя очевидно, что с этим кризисом не справились ведущие экономики, и прежде всего экономика Соединённых Штатов Америки, которая самая сильная, самая влиятельная и которая, конечно, потащила за собой и другие экономики.

Но я уже сказал об этом, мне кажется, что в этом есть и некий плюс. Это возможность всё-таки заново отрегулировать систему экономических отношений. А это тот вызов, на который мы не можем не ответить.

Что касается будущей финансовой архитектуры, то, на мой взгляд, сегодня уже даже нет споров по поводу того, как она может выглядеть в принципе. Это должна быть более открытая, менее рискованная, согласованная со всеми участниками финансовая система, которая всё-таки в значительно большей степени ориентируется на равенство возможностей участников, которая способна предотвращать риски, которые периодически возникают, я имею в виду циклический характер рыночной экономики. Которая создаёт современные корпоративные стандарты, которая базируется на нормальных данных рейтинговых агентств, которая не допускает возникновения спекулятивных «пузырей».

Все эти принципы, они как раз и вошли в ту декларацию, которую мы сегодня согласовали. На мой взгляд, очень важно, что сегодня эти принципы разделяются государствами, у которых даже политические системы очень различны. Это означает, что, во-первых, есть шансы преодолеть кризис, ведь никто не сталкивался с таким кризисом никогда. Это кризис новой глобальной экономики, новой глобальной экономической системы. И, во-вторых, это в известной мере отвлекает от каких-то других проблем.

В нынешней ситуации усилия очень многих государств направлены на то, чтобы преодолеть этот кризис. Может быть, это даже неплохо. Это создаёт возможность забыть о каких-то расхождениях, потому что, когда есть общий враг, а этот враг очевиден – это кризис, другие мотивы, другие моменты отступают. Я, кстати, вижу в этом неплохую возможность и для того, чтобы восстановить ряд утраченных позиций в российско-американских отношениях.

М. ОЛБРАЙТ: Мне кажется, когда Вы вступили в должность, Вы реалистично оценили состояние российской экономики, различные проблемы, которые в ней существуют. Что Вы установили для себя в качестве приоритетных целей в плане реструктуризации российской экономики и какие из этих целей наименее осуществимы?

Д. МЕДВЕДЕВ: Конечно, российская экономика ещё далека от совершенства. Мы считаем, что добились определённых успехов за последние годы. Экономика стала более стабильной, накоплены довольно значительные золотовалютные резервы, до последнего времени мы имели неплохие макроэкономические показатели
, и в этом году они останутся хорошими. Но наша экономика, конечно, ещё совсем не совершенна. Нам нужны структурные преобразования, мы хотели бы создать инновационную экономику, а не просто экономику, которая работает только за счёт поставок нефти и газа. Интеллектуальный потенциал российской нации очень велик, это преимущество не используется.

Кроме того, я считаю, что мы ещё не создали той системы, которая охраняла бы нашу экономику. Что я имею в виду? Как юрист по базовому образованию, я не могу не согласиться с теми, кто считает, что мы пока не создали эффективную защиту права собственности и не создали эффективный суд. Мы сделали лишь первые шаги по восстановлению судебной формы защиты, но пока я не могу сказать, что суд у нас работает так, как должен работать. К сожалению. Это и следствие просто низкой правовой культуры и пренебрежения к праву, которое формировалось в России, к сожалению, десятилетиями, если не столетиями. Это большая проблема. Это сказывается и на проблемах, связанных с защитой права собственности.

Вот на этом, мне кажется, тоже очень важно сконцентрировать внимание, имея в виду, что вот эта правовая оболочка очень важна для того, чтобы развивалась экономика. И у меня есть ощущение, что мы сможем решить эту задачу.

Есть ещё проблема, о которой, во всяком случае, я достаточно часто и много говорю, и не только говорю, но и стараюсь предпринимать определённые усилия, хотя она сложна. Это проблема коррупции. К сожалению, она тоже создаёт большие проблемы для экономики. Предприниматели платят поборы, дают взятки, чиновники берут взятки, и это очень сильным образом отражается на деловом климате.

К сожалению, эти проблемы являются для России сегодня сверхактуальными. Но не говорить об этом нельзя. И нужно не только говорить, но и действовать. За последнее время всё-таки определённые шаги удалось сделать. Буквально некоторое время назад, несколько недель назад, мною был внесён так называемый антикоррупционный пакет законов в Думу. Он готовился в течение, наверное, пяти лет. И только сейчас мне удалось дать ему ход. Я прекрасно понимаю, что принять закон не значит решить проблему. Но законодательство должно быть современным, оно должно отвечать на те вызовы, которые существуют в обществе. Оно должно быть состыковано с международными подходами в этой сфере, поэтому я считаю, что вот это важно, и с этого пути я бы сворачивать не стал.

М. ОЛБРАЙТ: И мой последний вопрос, затем я передам микрофон аудитории. Я работала с несколькими президентами, я знаю, что у каждого из них есть желание, чтобы его срок полномочий был длиннее. Я хотела спросить: почему Вы решили продлить срок полномочий Президента России?

Д. МЕДВЕДЕВ: Да, это нормально для власти укрепить свои возможности. Но я руководствовался немножко другими соображениями. Дело в том, что наша Конституция в целом, на мой взгляд, очень удачная. Она современная, она содержит именно тот набор прав и свобод, которые сегодня являются актуальными, современными. Это Конституция президентской республики. А Россия, на мой взгляд, может существовать только как сильная президентская республика. Россия слишком большая, слишком сложная, состоящая из огромного количества субъектов Федерации, многоконфессиональная страна. И ничем другим, кроме как президентской республикой, она, наверное, быть не может. Как, собственно, и Соединённые Штаты Америки могут быть только президентской республикой.

Но это не значит, что наша Конституция идеальна, и смысл этих изменений связан с тем, чтобы создать стабильность на определённый переходный период. Я считаю, что в ближайшие годы – я не знаю, сколько это может быть – 30, 40, 50 лет, – России необходима стабильная политическая система, которая включает стабильный, сильный парламент и сильную президентскую власть. При этом желательно, чтобы они были разведены во времени по формированию, поэтому моё предложение – пять лет для Государственной Думы и шесть лет для Президента.

Мир меняется. Достаточно вспомнить конституцию, которая существовала во Франции во времена де Голля. Там был семилетний президентский срок. И, на мой взгляд, он сыграл хорошую роль для того, чтобы Франция развилась как сильное государство. Но в какой-то момент законодатели посчитали, что этот срок уже не актуален, и снизили его на два года. Я не знаю, может быть, пройдёт 30–40 лет, и те задачи, которые стоят сегодня перед государством, будут решены. И тогда мы можем вернуться к каким-то другим срокам. Но это уже будет не моя проблема, во всяком случае.

М. ОЛБРАЙТ: Позвольте мне теперь передать микрофон аудитории. Пожалуйста, представляйтесь, когда берёте слово.

ВОПРОС: Госпожа госсекретарь! Господин Президент! Барбара Слэвин, редактор «Вашингтон таймс». Я хотела кое-что уточнить. Сказали ли Вы вчера Президенту Саркози, что Россия не будет размещать ракеты в Калининграде, что Россия желает вести дискуссии с Соединёнными Штатами по данному вопросу? И надеетесь ли Вы на то, что Президент Обама смог бы отложить время размещения в Европе системы ПРО?

Д. МЕДВЕДЕВ: Чтобы хорошо ответить на этот вопрос, я подойду сюда. Президент Саркози любит выступать с трибуны. Мы с ним это обсуждали. Я не буду, конечно, так эмоционально выступать, как он. Но постараюсь дать ответ на этот вопрос.

Мы действительно абсолютно не хотим ничего размещать. Мы даже думать не думали в отношении каких-то контрмер. Это же была не наша идея, не наша выдумка что-либо размещать в Польше и Чехии. Более того, эти решения принимались помимо тех решений, которые обсуждаются в Евросоюзе, и, насколько я понимаю, НАТО подключилось только в самый последний период.

Но дело даже не в том, как эти решения принимались, а в том, что с самого начала позиция Российской Федерации – могу вам абсолютно точно сказать, потому что я был в этот момент в Администрации Президента, потом работал в Правительстве, – заключалась в том, чтобы договориться с нашими американскими партнёрами. Мы предлагали самые разные варианты: давайте создадим глобальную систему, давайте включим российские возможности, российские радиолокационные возможности, попросим наших азербайджанских партнёров подключить радар в Габале. Говорят: ну да, это интересно, но в целом мы всё-таки сначала вот это сделаем, а потом уже будем делать всё остальное.

У нас возник вопрос: тогда для чего это? Потому что вот эти странные меры, которые предлагается разместить в Польше и Чехии, они всё-таки находятся в непосредственной близости только с Российской Федерацией. А какие-то другие государства, «государства-изгои», вообще непонятно, покрываются этими возможностями или нет. Зачем это? Поэтому мы вели трудный диалог с нашими американскими партнёрами, уговаривали их найти какие-то развязки. Дело дошло до того, что нам в какой-то момент сказали: вы знаете, мы даже не гарантируем вам, что мы вас туда пустим. Ну вот как чехи с поляками решат, так и будем поступать. Конечно, нас это очень настораживает.

Поэтому я вынужден был всё-таки сформулировать наш ответ. Но мы ничего делать не будем до тех пор, пока Америка не сделает первый шаг. Если этот шаг будет такой неудачный, как сегодня предполагается, нам придётся действовать. Но мне кажется, что у нас сейчас есть очень хорошие возможности к тому, чтобы эту проблему развязать. Договориться или о глобальной системе защиты, в том числе от «стран-изгоев», от тех государств, которые вызывают какие-то подозрения, или как минимум найти какие-то решения по тем программам, которые уже существуют, которые устроят Российскую Федерацию. Этот вопрос не закрыт, я лично готов к его обсуждению и надеюсь, что у нового Президента и у новой Администрации будет желание этот вопрос обсуждать. Во всяком случае, первые сигналы, которые мы получили, свидетельствуют о том, что наши новые партнёры думают об этой проблеме, а не просто собираются её «проштамповать».

М. ОЛБРАЙТ: Я очень надеюсь, что Вы действительно чётко заявили об этом. Мы были, честно говоря, удивлены тем заявлением, которое Вы сделали 5 ноября, потому что там были куски, касающиеся антиамериканизма, которые мешают создавать нормальные американо-российские отношения. Надеюсь, что эта ситуация изменилась сейчас.

Следующий вопрос, прошу Вас.

ВОПРОС: Вопрос от Совета по международным отношениям. Господин Президент, могли бы Вы объяснить, каков наиболее эффективный способ отговорить Иран от разработки, применения ядерного оружия?

Д. МЕДВЕДЕВ: Спасибо. Я только буквально два слова скажу в отношении антиамериканизма. Я в Послании как раз сказал, что в России нет антиамериканизма, но есть сложности во взаимопонимании. И именно это и хотелось бы преодолеть с новой администрацией.

Теперь в отношении эффективного ответа на существующую иранскую программу. На мой взгляд, эффективным ответом может быть только мирный ответ, потому что всё остальное может создать колоссальные проблемы на Ближнем Востоке и вообще в мире. Иран – очень непростой партнёр. И естественно, что ряд обеспокоенностей, которые существуют, пока не сняты, но мы во всех форматах, на всех форумах вместе с нашими коллегами обсуждали возможность влияния на эту ситуацию.

Как мне представляется, эти возможности и на сегодняшний день не утрачены. Насколько я понимаю, судя по той информации, которая просачивалась в отношении позиции новой администрации, она тоже не собирается принимать каких-то жёстких решений, во всяком случае, этого нет в ближайших планах. Мне кажется, это правильно, потому что, ещё раз повторю, на мой взгляд, жёсткие решения крайне опасны. Мы можем создать принципиально новую ситуацию, и расхлёбывать это придётся после этого десятилетия.

Мы постоянно обсуждаем эту тему с моими коллегами. Кстати сказать, это тот диалог, который идёт и который сохранялся даже в самые сложные, самые напряжённые периоды наших отношений с действующей американской администрацией. Мы, конечно, и дальше готовы предпринимать всё от нас зависящее, как от одного из соучастников этого процесса, для того чтобы снять все те озабоченности, которые сегодня существуют у государств.

ВОПРОС: Господин Президент, приятно видеть Вас в Вашингтоне. Я представитель Би-Пи. Благодарю Вас за Вашу руководящую роль, особенно в том, что касается энергетической промышленности в России. Принимая во внимание финансовый кризис и снижение потоков капиталов в энергетику, а также снижение цен на нефть, могли бы Вы представить нам Ваши приоритеты для энергетического сектора России и Ваши планы по привлечению инвестиций, которые будут необходимы для реализации Ваших приоритетов? Благодарю Вас.

Д. МЕДВЕДЕВ: Спасибо. Энергетический сектор, конечно, очень важен для развития нашей страны. Мы думаем о том, чтобы, не утрачивая возможности, конечно, развивать и другие секторы нашей экономики, но энергетика ещё очень долгое время будет для России центральным пунктом в развитии экономики. Приоритеты, которые мы формулировали, они достаточно понятны. Мы даже создали специальную концепцию энергетической безопасности, которая была предложена нашим партнёрам во время саммита «большой восьмёрки», который состоялся в Санкт-Петербурге.

Что имеется в виду? Это возможность создавать новую равноправную систему энергетической безопасности, в которой представлены и надлежащим образом урегулированы интересы всех участников энергетической цепочки: страны и, соответственно, компании, которые производят нефть, газ, другие виды источников энергетического сырья, транзитные государства и страны-потребители. Это может быть самой сложной проблемой, но тем не менее это и самое главное. Потому что действующее регулирование мы не считаем достаточным. А в ряде случаев считаем и не вполне выгодным для Российской Федерации. Но это не значит, что мы не собираемся выполнять какие-то правила, которые мы на себя принимали. Это означает просто то, что мы должны думать о будущем.

Кроме того, мы готовы к тому, чтобы реализовать совместные проекты. Мы об этом неоднократно говорили. Конечно, на принципах взаимности, в тех сферах, которые представляются для Российской Федерации интересными. Но в России очень мощная энергетическая база, и я считаю, мы можем находить интересные проекты, интересные идеи для развития с самыми разными государствами, в том числе и с Соединёнными Штатами Америки.

Для того чтобы решить ряд актуальных задач, которые стоят сегодня перед российской экономикой, нам придётся вводить новые месторождения. Для того чтобы исполнять наши экспортные обязательства, нам также придётся вводить в эксплуатацию новые месторождения. И для того чтобы поставлять газ и нефть на Запад, и для того чтобы поставлять соответствующие виды сырья на Восток. Это создаёт необходимость довольно значительных инвестиций в эту сферу. И мы их намерены делать – и самостоятельно, и с привлечением возможностей других участников, других инвесторов.

Нынешняя ситуация на энергетическом рынке далека от совершенства, цены находятся в довольно сложном состоянии, во всяком случае, для России это явные выпадающие доходы. Естественно, что цены эти отражают нынешнее состояние дел в мировой экономике, в том числе состояние дел в экономике Соединённых Штатов Америки. Я уверен, что если мы найдем ответы на те проблемы, которые сегодня существуют, то цены изменятся. Но я хотел бы, чтобы вы понимали: мы не являемся сторонниками ни экстремально высоких, ни экстремально низких цен. Нам нужны предсказуемые цены, которые создают возможность для развития нашей страны. И вот это тоже является одной из важнейших составных частей нашей энергетической политики. Мы считаем, что энергетика – это наше общее достояние, и мы готовы к реализации совместных проектов в этой сфере.

ВОПРОС: Я представляю Совет по международным отношениям. Господин Президент, Вы говорили о гибкости в отношении развития в будущем взаимоотношений между Россией и США, Россией и НАТО. Но новая архитектура безопасности в Европе может включать Россию как члена альянса. Насколько вы будете открыты возможному членству России в такой структуре, как НАТО? ъ

Д. МЕДВЕДЕВ: Это хороший вопрос. Дело в том, что у Североатлантического альянса была возможность пригласить Россию в определённый период. Этого не сделали, и сейчас ситуация, конечно, немножко другая. Но мы, естественно, хотели бы развития нормальных, полноценных, дружеских отношений с Североатлантическим альянсом. Мы готовы развивать партнёрские отношения с НАТО. Это не проблема.

Более того, если наши коллеги, если наши партнёры по соответствующему соглашению видят дополнительные возможности развития этих отношений, мы готовы рассматривать и их. Россия не закрыта для обсуждения любых форм сотрудничества с НАТО, если это будет отвечать интересам мира на планете. Я не знаю, насколько легко сейчас анализировать возможность присоединения России к НАТО, думаю, что ситуация пока к этому не вполне располагает, но есть известное выражение «never say never» [никогда не говори «никогда». – англ.].

ВОПРОС: Джим Хогленд, «Вашингтон пост». Господин Президент, приветствую Вас вновь в Вашингтоне. Я хотел бы прояснить то, что Вы сказали в своём выступлении: если европейская организация безопасности существовала бы уже в августе, мы могли бы избежать конфликта в Грузии. Могли бы Вы сказать, как это могло бы произойти? Ведь у вас были двусторонние контакты до конца лета, и даже это не помогло решить проблему. Как другие, сторонние организации могли бы помочь в этой связи?

И ещё: помогите нам понять, как продвигаться вперед по вопросу с Грузией. Рассматриваете ли Вы другие возможности, чем Западу принять просто независимость Абхазии и Южной Осетии как свершившийся факт? И что Вы могли бы рекомендовать, какова, скажем так, «красная линия» для Грузии, для того чтобы они могли переформировать свои силы?

Д. МЕДВЕДЕВ: Я думаю, что, если бы мы имели дополнительный переговорный механизм, европейский механизм, у нас как минимум была бы ещё одна площадка для того, чтобы обсудить ситуацию вокруг Грузии и Южной Осетии.

Я несколько раз после избрания на должность Президента встречался с господином Саакашвили. И первое, что я ему сказал: Российская Федерация признает суверенитет Грузии в отношении своей территории. Но мы понимаем и проблемы, связанные с фактическим распадом государства, и готовы всячески способствовать сохранению гражданского мира и порядка и вести очень сложный диалог между частями, реально сформировавшимися на территории Грузии, обособленными формированиями. И так продолжалось до момента фактической агрессии Грузии против Южной Осетии.

Мы не закрывали этот канал, напротив, мы даже договорились о том, что встретимся летом в Сочи или в каком-то другом месте, но в какой-то момент я почувствовал, что грузинское руководство перестало интересоваться этим вариантом, у меня возникло уже тогда ощущение, что принято решение проводить силовую акцию. К сожалению, я не ошибся. Авантюризм проявил себя в полной мере, было принято абсолютно безответственное преступное решение, результатом которого стал вооружённый конфликт, после чего у нашей страны уже не осталось никакого иного варианта, кроме как признать эти две республики в качестве субъектов международного права. Именно для того, чтобы защитить народы, которые там живут, и предотвратить гуманитарную катастрофу, просто исчезновение их с карты.

Если бы в тот момент существовала панъевропейская организация, ещё раз повторяю, мы могли бы обсуждать эти вопросы там, но такой организации не было. Наши двусторонние контакты не были продуктивными именно в силу того, что тбилисский режим в какой-то момент решил провести силовую акцию. Поэтому, конечно, я не знаю, история не имеет, как известно, сослагательного наклонения, но если бы такой форум был, это дало бы нам дополнительный шанс.

Теперь в отношении того, что произошло. Конечно, мы ответственное государство, и, несмотря на то что это было очень ответственное решение, в том числе для меня лично, как для человека, который недавно был избран на должность Президента, – и решение о применении силы, и решение о признании Южной Осетии и Абхазии, – тем не менее, конечно, такого рода решения носят односторонний характер. Эти решения не могут быть изменены или отменены. Мы ответственно относимся к своим обязательствам в рамках международного сообщества. Если мы идём на факт признания и тем самым с точки зрения международного права создаём новый субъект международного права, то, конечно, мы такого рода решения пересматривать не будем.

Но это не означает, что мы не хотим обсуждать ситуацию на Кавказе, мы готовы это делать, и тот план, который был когда-то сформирован мной и Президентом Саркози, даёт для этого возможности. В том числе и в рамках женевских процессов, и некоторых других. Мы готовы выстраивать и отношения с Грузией, но не с нынешним режимом. Потому что наша позиция заключается в том, что они совершили преступление. Вот эта та «красная линия», за которую мы не можем перейти.

М. ОЛБРАЙТ: Позвольте мне задать вопрос вдогонку. Согласились бы Вы с проведением международного расследования по этим вопросам?

Д. МЕДВЕДЕВ: Мы с самого начала говорили о том, что необходимо, чтобы мир узнал правду. Потому что, на наш взгляд, освещение событий в Южной Осетии, особенно то освещение, которое было в Соединённых Штатах Америки, в некоторых других государствах, было односторонним.

Только сейчас начинает приходить осознание того, что всё-таки эту войну развязал Саакашвили, что это не русские придумали. Поэтому с самого начала мы были за то, чтобы провести международное расследование. Я и сейчас из этого исхожу.

ВОПРОС: Благодарю вас. Добро пожаловать, господин Президент. Сейчас середина ноября, но давайте подойдём к концу января и к тому, что уже после инаугурации Вы, возможно, встретитесь с Президентом Обамой. Какие конкретные, непосредственные, срочные предложения Вы представите новому Президенту, которые позволили бы восстановить доверие между двумя странами (о чём Вы говорили) и что показало бы, что мир станет свидетелем новых отношений между Россией и США? И что должен, с Вашей точки зрения, сделать Президент Обама, для того чтобы добиться тех же целей?

Д. МЕДВЕДЕВ: Я думаю, что у нас есть хорошие возможности для того, чтобы восстановить отношения в полном объёме, что называется, и выстроить их по-другому. Можно начинать с чего угодно. Есть хороший вопрос по поводу ПРО в Европе. Но это не значит, что на этом обязательно нужно зацикливаться, можно начать с чего-то другого.

Как мне кажется, главное состоит в том, чтобы эта встреча состоялась, состоялась быстро, и здесь у нас одинаковое понимание с избранным Президентом, господином Обамой, состоялась без проволочек, состоялась без каких-то там предварительных условий. Мне кажется, что такая готовность есть сегодня и у нового Президента Соединённых Штатов Америки, такая готовность есть и у меня.

У нас много очень хороших тем для обсуждения. Я их уже перечислял, ещё раз возвращаться не буду. Главное с чего-то начать.

Но есть вещи, которых от нас ждут. Это вопросы обеспечения глобальной безопасности, потому что, как ни крути, но на Российской Федерации и на Соединённых Штатах Америки лежит особая ответственность за поддержание международной безопасности. Это раз. И вторая тема, вне всякого сомнения, это глобальная экономическая безопасность. Соединённые Штаты Америки – это самая крупная экономика, которая сегодня находится в очень сложном положении, российская экономика меньше, но она тоже стала уже глобальной, и она тоже находится сейчас под воздействием кризисных явлений.

Это как раз та тема, которую мы не только должны обсуждать, но и по которой мы обязаны принимать все необходимые решения. Причём принимать их коллегиально. На следующем саммите «большой двадцатки» уже будет присутствовать Президент Обама, это как раз та проблема, которой, по всей вероятности, он будет заниматься с момента своего первого появления в Белом доме. Я в этом смысле желаю ему больших успехов.

ВОПРОС: Господин Президент, позвольте мне упомянуть другого Вашего важного соседа. По экономическим, военным показателям это очень важный сосед. Это Китай. Поделитесь с нами нашим видением в отношении российских национальных интересов и ваших отношений с Китаем и какие у Вас есть опасения в отношении Китая.

Д. МЕДВЕДЕВ: У меня никаких опасений нет. Я сейчас закончу эту прекрасную встречу и поеду встречаться с Председателем Ху Цзиньтао. У нас хорошие отношения, такие отношения, которые принято называть отношениями стратегического партнёрства. Мы находим общий язык по самым разным вопросам. И по вопросам экономического развития, и по политическим вопросам.

Это не значит, что у нас одинаковые политические системы или что у нас одинаковые политические взгляды на всё. Но тем не менее это очень хорошие, полноценные, добросердечные коммуникации. Это масштабное сотрудничество по всем направлениям. В этом году мы получим объём взаимной торговли в районе 50 миллиардов долларов. Это немало. Мне бы хотелось, чтобы такие же отношения нас связывали с Соединёнными Штатами Америки.

ВОПРОС: Господин Президент, я хотел бы вернуться к тому, что было сказано госпожой Олбрайт в отношении времени Вашего Послания 5 ноября. Это тот день, когда значительная часть мира праздновала избрание Барака Обамы, и именно тогда Вы выступили с этим посланием. Это просто совпадение?

Д. МЕДВЕДЕВ: А Вы думаете, что это blackmail [шантаж. – англ.]? Это не просто совпадение, я могу Вам приоткрыть кухню. Я два раза переносил срок произнесения Послания, потому что я не был доволен теми материалами, которые были мне подготовлены. Потом в какой-то момент вынужден был просто взять это в свои руки и сидеть править. И день, который я выбрал, был 5 ноября. Я, при всём моём глубочайшем почтении к Соединённым Штатам Америки, абсолютно не помнил о том политическом событии, которое должно было состояться в этот день.

Поэтому здесь нет ничего личного. Наоборот, в этом послании я прямо сказал, что рассчитываю, что те сложности, которые возникли в последнее время в наших коммуникациях с действующей администрацией Соединённых Штатов Америки, будут преодолены в ходе нашего общения с новой администрацией. Я специально сказал, что в России нет антиамериканизма. Но есть накопившиеся проблемы и есть все шансы их решить. Во всяком случае, я испытываю умеренный оптимизм, и наша сегодняшняя встреча меня укрепляет в этом оптимизме.

М. ОЛБРАЙТ: Господин Президент, я хочу поблагодарить Вас за это очень важное обсуждение. И позвольте мне сказать следующее: вскоре пройдёт инаугурация 44-го Президента США, и вновь это произойдёт мирно. И мы очень гордимся тем, что у нас именно так всё и происходит, что мы самая старая демократия в мире. И я хочу также сказать, что существуют огромные возможности, я не считаю, что у России и США когда-то были такие молодые впечатляющие президенты, которые способны общаться по-новому. И я хотела бы пожелать вам удачи.

НОВЫЕ СТАРЫЕ ПРАВЫЕ, НЕВИНОВАТЫЕ

РИА Новости, http://www. *****/, 17.11.2008

Татьяна Кособокова, специально для РИА Новости.

Нужны ли правые в России? С тех пор как демократы не сумели попасть в Госдуму и практически перестали себя проявлять на региональных выборах, таким вопросом политэлиты задаются довольно часто. В минувшие выходные в Москве три партии объявили о самоликвидации и создании совершенно новой структуры – «Правое дело». Иного пути у российских демократов не было – все три партии, скорее всего, объявили бы себя к концу года банкротами. Но будет ли успешна новая попытка создать демократическую партию в России, - самый каверзный вопрос.

Коридоров Охотного ряда демократические ноги не топчут с 2003 года, когда правые (впервые с 1993 года) проиграли выборы в Госдуму. И СПС, и «Яблоко» набрали по провальных 4%. Аналитики говорят, что старейшие демократические партии не смогли вовремя начать внутренние реформы и оттого оказались просто не востребованы своим избирателем. Последующие попытки создать новые или вытащить из нафталина старые брэнды оказались еще провальнее. На последних выборах в Госдуму 2007 года 1,1% получила «Гражданская сила» и 0,1% - ДПР. СПС набрал ровно… 1,%.

В минувшие выходные все трое сдались. В субботу ДПР, «Гражданская сила» и СПС объявили о самоликвидации. Формально к концу этого года из-за долгов все трое, скорее всего, самоликвидировались бы. Напомним: не преодолев на выборах в Думу 3-процентный барьер, партии оказались должны государственному бюджету каждая около 7 млн долларов (170 млн рублей), которые были выделены на организацию предвыборной кампании. Как признался накануне экс-лидер СПС Никита Белых, «у партии нет денег», никаких «мифических «денег Чубайса» не существует в природе». Примерно такая же ситуация у остальных организаций. Так что у всех троих был выбор: либо самораспуститься, либо выплачивать долг. Все трое предпочли не платить.

Шансов продолжить существование отдельно у партий не было еще и в силу особенностей российского законодательства о партиях, серьезно откорректированного в последние годы. В законе «О политических партиях» значится, что в партии должно состоять не менее 50 тысяч членов, при этом региональные отделения у партии должны быть более чем в половине субъектов РФ численностью не менее 500 человек. Кроме того, в течение 5 лет партия должна участвовать хотя бы в одних федеральных выборах, либо в одной пятой региональных (в выборах представительных органов власти не менее чем в 17 регионах), либо в муниципальных выборах в более чем половине субъектов Федерации. Выдержать такие жесткие требования способна только крупная партия с мощным ресурсом.

Как поделился с РИА Новости один из создателей новой партии, он не смог найти регионального отделения «Гражданской силы» в Московской области. В кулуарах один из лидеров новой партии Борис Титов тоже жаловался на неудачность проектов «Гражданская сила» и ДПР, которые выступали на выборах откровенно плохо.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22