Интервью: (ЗЛ), доктор исторических наук, профессор

Interview with Doc. Zina G. Lapina, Professor

Проект: «Китаеведение – устная история»

Sinology – Oral History

Место работы: заведующий лабораторией «Экология культуры Востока», ИСАА МГУ

Current position: Head of the Laboratory of the Ecology of the Orient Culture, The Institute of Asian and African Studies, Lomonosov Moscow State University

Место интервью:  Москва, ИВ РАН Дата: 22 марта 2009 г.

Moscow, May 22, 2009

Вел интервью: (ВГ)

Hosted by: Golovachev Valentin, sinologist, PHD history

Время (Time): 8 часов (hours); 88000 знаков с пробелами, 49 страниц по 1800 знаков

ВГ: Здравствуйте, уважаемая Зинаида Григорьевна! Если Вы готовы, мы можем начать наше с Вами интервью.

ЗЛ: Здравствуйте! Давайте начнем, чтобы был какой-то почин. Ваша задача – запечатлеть все воспоминания (китаеведов) – кажется мне очень интересной и важной. Это очень творческая, но и очень непростая работа, которая требует и времени, и сил, и повышенного внимания.  Как интересно в жизни получается, мы с Вами знакомы уже больше 20 лет. Вы — выпускник Дальневосточного университета. В 1987 пришли к нам на кафедру история Китая ИСАА и стали писать свою кандидатскую диссертацию под моим  научным руководством. Так что Вы, беря у меня интервью, и сами обо мне многое знаете. Что касается меня, то мне было интересно работать с Вами. И, вот, теперь мы общаемся в новом качестве. Интервью для меня и большая честь, и большая ответственность. Это серьезный повод поразмыслить о пройденном пути в китаеведении и наметить перспективы на будущее, не взирая на мой возраст. 

ВГ: Спасибо, будем стараться! Позвольте начать с просьбы представить себя.

ЗЛ: Зинаида Григорьевна Лапина. По образованию – историк, китаевед. Доктор исторических наук. Почетный профессор МГУ. Заведую лабораторией «Экология культуры Востока», которая представляет собой одно из научно-исследовательских подразделений Института стран Азии и Африки (ИСАА) при Московском государственном университете.

ВГ: Надеюсь, Вы еще расскажете нам про Вашу Лабораторию. Но для начала, позвольте спросить, где и когда Вы получали китаеведческое образование?

ЗЛ: Училась я на историческом факультете МГУ. А в 1956 году, когда образовался Институт восточных языков, меня, как и всех других студентов, перевели в этот Институт. После его окончания в 1957 году, уже имея диплом об окончании МГУ, я уехала в Китай, где снова оказалась в качестве студентки и проучилась три года. Окончила исторический факультет Пекинского университета. Потом я работала в Институте Восточных языков, а с 1964 года работаю в ИСАА, на кафедре истории Китая. После 1981 года, уже будучи заведующим кафедрой, я перешла от истории на другую, на мой взгляд, более широкую стезю – культурологию. И сейчас я считаю себя культурологом. Но, как китаисту по базисному образованию, прикосновение к Китаю  мне странным образом очень помогает. Помогает понимать характер других культур. Потому что в Китае многие проблемы четко классифицированы. Существует ясная логичность изложения – то, что, может быть, не очень ярко выражено в других культурах. Например, в последнее время, имея за плечами базу изучения средневекового Китая, я, вдруг, поняла в чем (заключается) смысл культуры Индии, многие стороны которой становятся понятными для меня с точки зрения Китая… Опыт изучения традиционного Китая в этом смысле, можно сказать, драгоценен.

ВГ: Как произошло Ваше приобщение к Китаю и китаеведению?

ЗЛ: Начнем с того, что я никогда не собиралась связывать свою жизнь с Китаем. Окончила с золотой медалью среднюю школу, где мне приходилось постоянно участвовать в олимпиадах по химии, и думала, что пойду в точные науки. Намеревалась поступить на химический факультет МГУ. Но, преуспевая в точных науках, я однажды со страхом подумала, что мимо меня могут пройти гуманитарные науки. Поэтому в 1952 году, когда я пришла в приемную комиссию университета (тогда она работала в Императорском зале Московского университета) и узнала, что на историческом факультете есть восточное отделение, где готовят китаистов, я подала туда свои документы. И почему-то выбрала Китай. Экзамены не сдавала, было только собеседование. В приемной комиссии был Алексей Петрович Рогачёв… Это неожиданное решение повергло в изумление моих родителей, никак не ожидавших такого поворота. Но участь моя была уже решена. Пройдя собеседование, я поступила на первый курс истфака, на кафедру истории Дальнего Востока. Заведовала кафедрой Лариса Васильевна Симоновская – известный китаевед, знаток традиционного Китая.

ВГ: И это было Ваше первое соприкосновение с Китаем?

ЗЛ: И да, и нет! Как учит культура Китая, все, что происходит, имеет глубинные корни, которые мы не всегда осознаем!.. Забавно, что еще в глубоком детстве я с большим подъемом пела популярную тогда песню «Любимый город», который «в дымке тает». Но я почему-то в этой фразе слышала не ее настоящие слова, а совсем другое, как бы своеобразный намек на мое будущее – «Синий дым… Китая». Но что такое «Китай» – я в то время не знала. А потом узнала, что по восточному гороскопу Китай, как и я  – козерог. Так что, видимо, правильно говорится в китайской традиции: «Подобное тянется к подобному» (тун лэй сян чжао).

ВГ: Выходит, Ваш почти интуитивный приход в китаеведение тоже не был случайным?

ЗЛ: Выходит, что да! Я стала китаеведом, и не пожалела об этом. Наоборот! Вся прелесть изучения культуры и истории Китая состоит в том, что оно дает ответы на фундаментальные вопросы мировоззренческого характера. Соприкосновение с Китаем, с Востоком очень обогащает человека, но только если человек к этому готов. Правда, когда я училась, нам очень мало давалось знаний о культуре Китая. В то время образование было, мягко говоря, слишком политизировано.  Например, мы подробно изучали крестьянские войны и восстания. Как я уже потом поняла, повышенное внимание к ним было связано не только с марксизмом. А просто потому, что русские  люди по своему характеру очень отзывчивы. Поэтому и наш интерес не был только научным. Кстати говоря, наука – внеэмоциональна и вненравственна, как я теперь понимаю. Все наши учителя по Китаю и Востоку были интеллигенты высокой пробы, и своей личностью они окрашивали свой «предмет». Поэтому это была не «хладная», по выражению  , наука, а отношение любви и уважения к китайскому народу, к его культуре! В то время еще не было базовых учебников по истории стран Востока и по Китаю. Мы все сдавали экзамены и зачеты, читая только что отпечатанные на машинке и сброшюрованные страницы, которые несли в себе свежий  отпечаток творческой работы. По этим лекциям мы и изучали историю Китая.

ВГ: Раз уж мы заговорили про Ваших учителей, можно ли вспомнить о них более подробно?

ЗЛ: Свою специальность — историю китайского средневековья – я выбрала, как и все другие студенты, на третьем курсе. Я понимала, что это один из базовых периодов в истории Китая. В качестве научного руководителя я выбрала , потому что  она была учителем с большой буквы, и потому что у нее была какая-то особая аура и отношение к студентам. Она интересовалась нашей жизнью, могла дать совет  практически по всем вопросам. Она всячески помогала студентам. Кроме того, меня волновал вопрос о роли женщины в науке. Известно, что женщине приходится сочетать занятия наукой с традиционными женскими обязанностями! И я видела в Симоновской идеал для подражания. Правда ей же принадлежали и такие экстремальные выражения: «Если научная жизнь мешает личной жизни – то долой науку!» Конечно, это говорилось с юмором. Во всяком случае, меня она привлекала тем, что занималась наукой органично. Но, ведь, как известно, для того чтобы завоевать  признание в научном творчестве среди коллег, женщине приходится прилагать больше усилий, чем мужчинам.

       Не так давно мы решили (в ИСАА при МГУ) выпускать брошюры об учителях, потому что люди уходят, а потом уже мало кто о них вспомнит. Например, я стала готовить материал о Ларисе Васильевне. Собрала воспоминания почти всех ее учеников. Изучила ее биографию… Для меня память об учителе – священна. И от того, кого ты встретил в пору юности, зависит и весь твой творческий путь. Общаясь с Симоновской, я всегда ощущала «за кадром», что она была носителем русской культуры. И это составляло ее обаяние.

Когда мы уехали в Китай, писала нам письма, давала много ценных советов. Очень привлекала широта ее подходов в изучении Китая. Симоновская все время говорила, что нельзя замыкаться, изучая какой-то один период. Когда я со своей подругой, Ириной Сергеевной Заусцинской (Ермаченко), приехала на учебу в Китай, Лариса Васильевна писала нам, что если нам не удастся заниматься средневековьем, то не нужно расстраиваться. Надо знать изучаемую страну досконально. И, кстати говоря, Симоновская написала кандидатскую диссертацию по восстанию XVII века под руководством Ли Цзы-чэна. А докторскую диссертацию она хотела писать по новой истории. Правда, у нее это не вышло, по независящим от нее причинам. 

Симоновская также очень заботилась о том, чтобы у студентов была фундаментальная языковая подготовка. Судьба ее сложилась так, что она долгое время  работала в университете на Дальнем Востоке. И когда приехала оттуда в Москву, вместе с ней приехали два китайца – Чжоу Сун-юань и Кондратий Васильевич Лепешинский (я не помню его китайское имя).

Особый след в моем приобщении к китайской мудрости оставил незабвенный Чжоу Сун-юань, консультант по средневековым текстам, по теме моей дипломной работы. Учитель в высоком смысле этого слова, он покорял богатством своей личности. Он не только был высоким носителем китайской культуры, но и вобрал в себя все лучшее от русских. Пожалуй, впервые в жизни я слушала такую завораживающую русскую речь (из уст иностранца). А уважительная манера общения со студентами,  как с себе равными, выдавала в нем интеллигента высшей пробы. Помнится, что всегда после занятий с ним я летела как на крыльях. Росла уверенность, что я сумею одолеть языковой барьер и адекватно понять первоисточник. Это увлекало, и было сродни решению шахматной задачи. Именно Чжоу Сун-юань умело показывал, как «входить», вживаться в контекст средневекового текста. Там я, пожалуй, зримо и изнутри соприкоснулась с некой тайной притягательности китайской культуры, обладающей принципом голографии «все в одном и одно во всем». Конечно, тогда я еще очень мало знала вэньянь… Помня о китайском культе знаний и иероглифов, я поначалу воспринимала их профанно – все заключенное в иероглифах и с трудом добытое знание казалось мне ценным. Но Учитель убеждал, что не надо сразу судорожно и суетливо обращаться к словарю. Важнее попытаться выявить  внутренние связи контекста, и тогда внутри целостного источника непременно найдешь  ответы на все вопросы. Позднее, готовясь к написанию творческой биографии , я узнала, что, в годы жизни на Дальнем Востоке Чжоу Сун-юань и стали как бы носителями двух культур. В творческой атмосфере Владивостока происходил некий синтез русской и китайской культуры. Приведу лишь один пример. Тогда во Владивостоке существовал китайский квартал, где появляться было небезопасно…

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8