Что я еще могу сказать о пребывании в Китае? В первый год я ощущала, что постоянно нахожусь в состоянии счастья! Я приехала в страну изучения, которую я пыталась уже как-то понять. И я не разочаровалась. Постепенно мы освоились и вполне вжились в колоритную упорядоченную жизнь университетского городка. Первый год, несмотря на большую учебную загруженность, прошел как праздник. Впечатления от страны древней культуры, особенно гостеприимной тогда к «старшему брату», были ярки и незабываемы.

Прежде всего, меня приятно поразило, что весь комплекс зданий Университета утопал в живописном парке. Здесь словно было реализовано представление древних о том, что творчество  есть сотворчество с природой, и потому плодотворнее учиться  и работать на лоне естественных пейзажей. Вероятно, именно по этой причине  студенты и преподаватели, как правило, не только работают, но и живут в Университете постоянно. Нас же поселили (вместе со студентами из разных стран мира, прежде всего Азии и Африки) в живописно обвитом плющом юане с покатыми крышами и колоритным внутренним двориком с огромным реликтовым деревом гинкго, где ранней весной к тому же зацветали белым облаком сливы и груши. Может быть, впервые  в жизни я, городской житель, физически и наглядно ощущала, какой прилив сил приносила эта красота, если живешь (а не отдыхаешь, как бывало на каникулах, а потом в отпуске) постоянно на природе! В весеннюю пору весь университетский парк благоухал ароматом внезапно распустившихся кустов и деревьев. Еще не выпустив листья, они стояли как нереальные фиолетовые, желтые, розовые видения и даровали людям радость и гармонию.

Но как выяснилось потом, этот чудесный парк оказался рукотворным. Следуя правилам традиционного учения «о воде и ветре» (фэншуй), он был сотворен по подобию естественной природы и ориентирован по частям света. Все здесь было эстетизировано  и «списано» с лучших природных и культурных образов.

Живописный пруд, манящий своей прохладой в жаркую пору, специально выкопанный по подобию водоема в знаменитом Ихэюань, имел такое же название – «Вэйминху» (Озеро без названия). Летом здесь можно было кататься на лодке. А зимой, когда в белоснежном Пекине дули пыльные ветры, и редкий китаец не носил закрывающую рот и нос от песка повязку (коу чжао), здесь можно было наслаждаться катаньем на коньках по чистой глади пруда. Посреди него находился рукотворный островок с легкими прозрачными беседками. Летом к глади пруда склоняли свои ветви плакучие ивы, а в небольших заводях поднимал свои прекрасные цветы лотос. 

Оказавшись у университете, мы должны были освоить свое новое жилье, чтобы там было уютно жить. Друзья-китайцы приходили потом, чтобы смотреть наши комнаты, потому что мы сразу повесили занавески, и в комнате стало очень уютно. Как известно, стиль жизни китайцев и русских в то время сильно отличался по эстетическим показателям…

ВГ: Но было, ведь, и много непривычного?

ЗЛ: Когда мы приехали, погода была замечательная. Синее яркое небо, много фруктов, цветов, цветущие хризантемы! Осень – самое прекрасное время на Дальнем Востоке. Все стоило достаточно дешево, по нашим стипендиям. Все необходимое было нам доступно. С другой стороны, постепенно стали возникать и проблемы. Весной появились ветры и пыльные бури. У нас в общежитии был холодновато,  а в китайских общежитиях вообще не было никакого отопления! Я постоянно простужалась, и поэтому первой моей покупкой оказалась традиционная меховая куртка – оказалось, что она очень дорогая. Очень украшало нашу жизнь, что мы жили в чудесном парке. И меня потрясло, например, что на деревьях сначала зацветали  обливные красные или желтые цветы, и только потом появлялись листья. Все это заряжало нас энергией и радостью.

Запомнилось, что помещения (где мы жили) были внешне китайскими, а интерьеры, «начинка» была западная. И там были чаны с китайской горячей и холодной водой. И  работали в доме по хозяйству работники-мужчины, которые убирали шваброй холодный цементный пол. Ну и, конечно, меня поразил парк! Я не сразу поняла, что все это – рукотворное, и что озеро Вэйминху было искусственным подобием озера в парке Ихэюань. Дорожки парка были специально выложены как бы необработанным, естественным камнем, поросшим травой. Рядом росли полевые цветы. Традиционный пейзаж парка оживляло живописное строение, напоминающее буддийскую пагоду, оказавшиеся на деле всего-навсего водонапорной башней. И не случайно эта многоярусная «буддийская вертикаль», доминирующая над парком (изображенная на фоне голубого неба и возвышающаяся над желтыми крышами строений) стала символом Бэйда (Пекинского университета) на памятном значке, воплощая идею необходимости постоянного совершенствования и восхождения духа человека.

Потом я собрала целую коллекцию значков Пекинского университета. Показательно также, что почти на всех присутствует лист древнего дерева гинкго (пращур сосны и ели. – ВГ), символизирующий крепость духа и, в то же время, экологичность китайской культуры. Без сомнения, этот знак – не только дань уникальности древнего вида, но и отражение культа дерева, как символа культа живой природы в целом. Эта символика тем более уместна для учебного заседания, что высокое слово «учитель» буквально означает «прежде рождённый» (сяньшэн). Под «прежде рождённым» в китайской культуре понимается, прежде всего, природа – как наставник и как образец для подражания и сотворения человеческой культуры.

Совершенствовать разговорный язык мы имели возможность не только в учебном классе. Мы приехали в Пекин как раз накануне ноябрьского праздника. И  здесь все еще (начиная с сентября) стояла дивная пора сухой осени, радующей яркими красками синевы неба, разноцветной листвы и растущих в кадках хризантем, бесконечно разнообразных форм и цветовых оттенков.

Праздник Октября мы встречали в теплом дружеском общении с китайскими друзьями (именно это слово кажется здесь уместным для выражения тогдашнего настроения) на площади Тяньаньмэнь, где было много встреч, окрашенных интересом к нашей стране и неподдельной искренностью праздника, играла музыка (и по большей части  наши популярные советские песни). Мы, буквально плененные по случаю советского праздника китайцами, так и были запечатлены с ними на фотографии в газете «Гуанмин жибао». А уже поздним вечером, по завершении праздника, мы были просто очарованы уникальным салютом-фейерверком. Мы уже успели приехать из центра города в Бэйда, а цветные всполохи все еще озаряли Небо. Как я потом узнала, шло соревнование пяти провинций, а фейерверк был пятицветным, как и пристало китайской традиции.

ВГ: Наверно, наладить питание было тоже очень непросто?

ЗЛ: Получилось так, что мы с подругой жили отдельно в общежитии, где была своя студенческая столовая. К сожалению, мне тогда не подсказали, что не надо было питаться в этой столовой. Молодые люди (юноши) ходили большей частью питаться в окрестных лавочках в районе Хайдянь. Ну, а я, как положено, ходила в столовую и заболела, потому что там  были антисанитарные условия. Не было холодильника, и поэтому, например, «сяо чанцзы» (колбаски) нам давали не иначе как зажаренные до черноты. Яйца можно было есть только в виде жареной яичницы. Кроме того, я была очень спортивная и, прыгая с вышки в бассейне, наглоталась грязной воды. И, вот, так я заработала традиционную «болезнь иностранных китаистов» – воспаление желчных путей. Поэтому когда я вернулась летом из Китая в Москву, то сразу же  попала в больницу. Конечно, это несколько омрачило мою жизнь. Тем не менее, впечатления о пребывании в Китае остались самые радужные. Когда я училась на истфаке в Бэйда, у меня было много китайских друзей. Помню среди них археолога – представительницу рафинированной китайской интеллигенции Ли Дэ-цзинь. Но я потеряла с ней связь. До сих пор я переписываюсь со своей верной подругой Сюй Нин-ин. Даже когда я не писала, она писала мне постоянно. Она работала в Академии наук КНР в Гуанчжоу. Но уже давно ушла на пенсию…

Помню, когда мы приехали в КНР в 1957 году, СССР только что запустил в космос первый спутник, потом спутник с собакой лайкой. Китайские студенты все это изображали в своей самодеятельности на сцене. Приходили к нам в университет и поздравляли нас целыми группами. И я видела, что они это делают искренне, не по разнарядке! Друзей было достаточно много, и среди них иностранные студенты (лю сюэшэн) из очень многих стран – настоящий «интернационал». Однажды я даже танцевала в одном из посольств с тайским князем и играла в теннис с вьетнамцем. Общались мы все, естественно, на китайском языке. Я понимала, что, например, вьетнамцам легче изучать китайский язык, чем нам, потому что у них в своем языке восемь тонов. Они были более музыкальны, и культура у них более близка к китайской. В общем, остались самые приятные воспоминания, и я считаю, что мне очень повезло, что в молодые годы я поехала в Китай как студентка. Это изучение живого языка и культуры Китая, конечно, повысило мой общий уровень. И я уже чувствовала себя более уверенно, когда возвратилась на родину и приступила к работе.

ВГ: Как определялись Ваши научные интересы? Занимались ли Вы наукой в Китае?

ЗЛ:  Да, темой моей дипломной работы были реформы Ван Ань-ши и, находясь в Китае, я изучала в основном источники по этой теме. Продолжением этого, уже по возвращению на Родину, стала моя кандидатская диссертация –  «Политическая борьба в Китае в связи с реформами в XI веке».

ВГ: То есть, в СССР вы продолжили исследования, начатые в Китае?

ЗЛ: Когда мы вернулись на Родину, то узнали, что найти работу по специальности очень трудно. И мы с подругой устроились работать младшими техническими сотрудниками в Институте китаеведения АН СССР. Мы получали совершенно мизерную зарплату, какие-то семьдесят пять рублей, но считали, что нам еще очень повезло. Потом я поступила в заочную аспирантуру при Институте Восточных Языков, некоторое время была в очной аспирантуре. А после защиты диссертации в 1964 году я перешла работать на кафедру истории Китая в Московском университете, где работала Лариса Васильевна, и стала преподавать. Погрузилась в разнообразную преподавательскую работу. За все время работы я читала такие курсы, как история древнего и средневекового Китая, традиционная древняя и средневековая историография, историография нового времени Китая. Руководила курсовыми и дипломными работами студентов, а потом и кандидатскими работами. Потом были разные спецкурсы. Очень скоро подключилась к так называемому «колхозу», общему курсу по истории стран Азии в средние века, и стала читать лекции по истории Китая, и даже Японии. А потом также долгое время читала курс истории Китая и принимала экзамены на истфаке МГУ (на очном и заочном отделении). То есть, прошла большую школу преподавателя. Я любила эти общие курсы больше, чем курсы по отдельным темам. Потому что, когда читаешь общий курс и выделяешь основные проблемы, там есть больший простор для творчества. 

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8