Нарративный анализ: понятие или метафора? (стр. 4 )

Немецкие военные социологи используют нарративы для «анализа военной тематики на уровне повседневности» [37, с. 248]: анализ свидетельств очевидцев и изучение «устной истории» помогли представить поражение вермахта в реальном свете, освободив этот факт от мифологизации. В целом для западной социологии характерно использование понятия нарратива для обозначения любых текстовых данных биографического плана (записок, документов, дневников, писем, разговоров, публикаций и т.д.), чтобы подчеркнуть «качественный», субъективный характер изучаемого материала.

Современные исследования бедности [38] рассматривают этот социальный феномен не столько как отсутствие дохода, сколько как стиль жизни: низшие слои населения в условиях постоянной нужды вырабатывают собственные установки, ценности и устойчивые модели поведения, которые социально наследуются и подчеркнуто отличаются от общепринятых. Выявление содержательных характеристик субкультуры бедности достигается посредством нарративного анализа, поскольку понятие «бедный» не является чисто структурным (с точки зрения теории социальной стратификации), а включает в себя субъективные ощущения и зависит от места этой категории в системе ценностей общества. Использование нарративов позволяет «услышать» «неуслышанные голоса» и «увидеть» скрытые области жизненного опыта бедности, связанные со способами организации повседневной жизни. Однако понятие нарратива здесь оказывается синонимом того или иного варианта неструктурированного интервью и его транскрипта, хотя это касается только российской социологии: в западной социологии понятие нарратива является общепринятым, безальтернативным и социологически «институционализированным» обозначением любых текстовых данных «качественного» характера.

-Смирнова [23] предлагает использовать нарративы в социокультурном анализе нетипичности, что позволит рассматривать ее как особую социальную реальность, в которой приходится жить людям с нетипичной внешностью и особым опытом переживания повседневности. Созданная посредством социокультурного анализа [39] социальная, а не патологическая модель инвалидности, показала, что, например, сами глухие относят себя не к дефектным, а к людям со специфическим способом коммуникации, свойственном их субкультуре. Ярская-Смирнова [13; 23; 39] использует «биографический метод и нарративный анализ», понимая под последним анализ записанных и расшифрованных рассказов респондентов с точки зрения контекстуальных оснований конструирования смысла. Причины обращения исследователя к понятиям нарратива и нарративного анализа не совсем понятны: если речь идет о распечатках материалов интервью, то в социологии принято обозначение транскрипта; если речь идет об определенной стратегии исследования, то для изучения нетипичных социальных практик, в частности ею же, используется биографический метод. Рассматривая биографию как «продукт социального мира, в котором исторические события влияют на «нормальный» ход индивидуальной жизни», Ярская-Смирнова вводит понятие нарратива для соединения микро- и макроуровня исследования биографий, но само понятие биографии уже подразумевает субъективное описание объективных социальных структур.

Введение понятия нарратива в социологическое исследование оправданно в том случае, если оно призвано объединить следующие подходы к изучению индивидуальных биографий [22], чтобы не конкретизировать параметры исследовательского поиска заранее: 1) если биография рассматривается как последовательность реальных жизненных событий, то задача социолога – сопоставить факты биографии c общим историческим и социальным контекстом и реконструировать микроисторию социальных групп или поколений; 2) если биография определяется как последовательность институционализированных статусных переходов, то социолог стремится установить причинно-следственные связи объективных событий и субъективной мотивации действий; 3) если биография – это социальный конструкт истории жизни, позволяющий реконструировать коллективную биографию как типичную в определенной среде, то исследователя интересует не правдивость описанных событий, а те смыслы и значения, которые придает им рассказчик в процессе организации собственного разрозненного опыта в единую биографию.

Можно было бы не акцентировать внимание на введении в социологическое исследование понятия нарратива, синонимичного уже существующим, но качественные методы настолько часто подвергаются критике за излишний субъективизм и размытость теоретических и методических оснований, что нет смысла усугублять ситуацию, если это не дает ничего нового в содержательном плане. Рассмотрим вкратце пример, предлагаемый Р. Францози [1] в качестве доказательства, что структурный нарративный анализ есть проявление взаимодействия лингвистики и социологии на уровне текста: учитывая как структуру, так и тончайшие лингвистические нюансы повествования, он позволяет увидеть собственно социологическое содержание набора фраз.

Пример

«Невилл: Когда жена выгнала меня из дома, несколько недель я жил в своей машине. Будучи бездомным, она не позволяла мне видеться с сыном… Я очень скучал по Рики. Друг посоветовал мне прийти в Приют. Я сомневался … боялся идти, но все оказалось просто прекрасно. Это немного напоминает отель, здесь очень чисто и персонал отличный. Моя жена поступила очень хорошо - пришла проверить, где я живу, и теперь позволяет сыну навещать меня. Приют позволил меня восстановить связь с семьей…».

Итак, перед нами нарратив: текст описывает «темпоральный характер человеческого опыта», указывает на изменение ситуации с «плохой» (бездомность и крушение семейной жизни) на «хорошую» (нахождение жилья и восстановление отношений с семьей) и содержит нарративные и ненарративные (дескриптивные) фразы, расположенные в хронологическом порядке. Последовательность фраз соответствует ходу описываемых событий, фабула и сюжет совпадают с минимальным доминированием сюжета, что говорит о достаточной нарративной компетентности автора. С точки зрения трех аспектов нарративного времени – порядка, длительности и частоты, можно сказать следующее: во-первых, нам неизвестно, когда именно происходили описываемые события - деиктический элемент «теперь» связывает историю скорее с моментом наррации, чем с предшествующим ему, однако наррация могла происходить в любой момент прошлого до публикации; во-вторых, мы знаем, что Невилл несколько недель жил в машине, но нам неизвестно, как долго он жил в Приюте или сколько длятся визиты его сына; в-третьих, нам неизвестно, как часто Рики навещает отца в Приюте, хотя глагол «не позволяла» указывает на повторяемость действия, на длительное время существования запрета на визиты к отцу.

Невилл отводит одинаковую «текстовую длительность» (одно предложение) для событий с различной реальной темпоральной протяженностью («Несколько недель я жил в своей машине» и «Моя жена пришла проверить»). Выбор «фактов» и несоответствие нарративной и реальной длительности событий в истории Невилла указывают на идеологический подтекст повествования: драматическое вступление «Когда жена выгнала меня из дома», являющееся «фоном» для следующего высказывания «Несколько недель я жил в своей машине», затемняет изгнание из дома и выводит на первый план состояние бездомности. Будучи первым предложением нарратива, высказывание очень значимо, но ни в нем, ни в последующих фразах Невилл не сообщает читателю, почему жена выгнала его. Нарратив Невилла не приводит причин действия, имевшего для него трагические последствия, - он акцентирует внимание на самих трагических последствиях. В ситуации отсутствия очевидных оценочных высказываний именно аккуратное описание «фона» и «авансцены», умалчивание причин и акцентирование последствий позволяют Невиллу настойчиво предлагать читателю свою точку зрения, «мужское» определение ситуации, характеризующее поступки жены Невилла как немотивированные и подлые.

Понимание скрытой каузальной аргументации нарратива Невилла позволяет интерпретировать его как политический манифест против женщин - Невилл обвиняет их во всех бедах мужчин. Драматическое начало истории звучит как обвинение в адрес жены, особенно в свете продолжения нарратива, как бы показывающего, что Невилл не заслужил подобного обращения: грубое поведение жены, которое выглядит бессмысленным в силу своей нарративной беспричинности, показывает Невилла скорее как жертву, чем как негодяя. Дальнейшие «подсказки» также формируют позитивный образ Невилла – он очень скучает по сыну, стремится наладить семейную жизнь, ценит уют, умеет дружить. Нарратив представляет нам не наглого и бесстыжего негодяя, а бездомного, безобидного и глубоко оскорбленного в своих отцовских чувствах мужчину, который заслуживает нашего сочувствия.

Поведение жены Невилла характеризует ее как сильного, уверенного в себе человека, соответственно, намеренно или нет, Невилл представляет себя слабохарактерным человеком: он пассивно подчиняется авторитету и власти жены – в его истории нет и намека на противодействие тем ее решениям, которые имели для него трагические последствия. Может быть, Невилл считает, что его заслуженно выгнали из дома? Может быть, он думает, что заслуживает такого обращения из-за своего аморального поведения, или, наоборот, «он гордится и получает удовольствие от боли»? Мы не знаем ответа на эти вопросы. Однако мы видим, что в тексте происходит перестановка стереотипных гендерных ролей мужской агрессивности и женской пассивности, что вполне объяснимо, если предположить, что Невилл – выходец из низшего социального класса: отсутствие ресурсов ограничивает его выбор вариантов поведения - он беден и не может отстаивать свои права на ребенка в суде.

Мы не знаем, оценивает ли Невилл действия своей жены как справедливые или несправедливые, но, по крайней мере, мы можем спросить: «Какими ресурсами располагает Невилл? Что мы знаем о нем? Кто он такой?». Мы знаем, что Невилл, скорее всего, молод, так как его сын Рики еще маленький мальчик, которому нужно разрешение матери, чтобы встретиться с отцом. Вероятно, он белый: большинство бездомных в Англии являются белыми мужчинами в возрастной группе от 25 до 44 лет. Мы понимаем, что Невилл беден, иначе он мог бы переехать в отель или в свой дом после того, как его «выгнали». В нарративе нет упоминаний о финансовой помощи Невилла своей семье, но, скорее всего, он не поддерживает семью материально, как это часто случается после развода. Мы не знаем, является ли Невилл безработным, но, вероятно, так оно и есть, если же он работает, то это одна из тех низкооплачиваемых и низкостатусных позиций, на которые может претендовать бездомный.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5