Однако в селах Карабаха влияние города "сказывалось в книгах, в стенных часах, в фотографических карточках и т. п., влияние города чувствовалось также в одежде, разговорах и новых потребностях. Летом в деревне можно встретить много людей с высшим образованием, много студентов, приезжающих к себе в деревню отдохнуть" [15, с. 36]. Но разрушения традиционного сознания не происходит. "Культурное влияние, которое оказывает город на деревню, не идет дальше отмеченного" [15, с. 37]. Это в то самое время, когда в России отток крестьян в крупные промышленные центры вызывал, по единогласному свидетельству современников, катастрофические для деревни последствия, разрушая основы общественной морали.
Не избежала армянская деревня и революционной пропаганды. Она, казалось бы, была направлена против основных ценностей армянского крестьянства. Армянский большевик С. Спандарян, утверждавший, что "настоящий момент повелительно требует направить деревню к революции" [17, с. 49], учил, что социал-демократ должен объяснять "буржуазную сущность идей "трудового крестьянства", "армян-христиан" и других чисто националистических лозунгов" [17, с. 53]. И, хотя армяне составляли значительный процент большевиков в Закавказье и не пренебрегали работой в армянской деревне, армянское население почти не революционизировалось. После выступления 1903 года, когда Российское правительство вмешалось именно во внутренние дела крестьянского "мира", в Восточной Армении больше не было крестьянских выступлений, и все формы выражения крестьянского недовольства ограничивались подачей "жалоб и протестов на имя мирских посредников, представителей губернской и уездной администрации, наместника Кавказского" [6, с. 13]. В самых крайних случаях крестьяне отказывались от уплаты денежных податей.
Распад общинных структур был форсирован только в Советский период. Причем остатки азговых отношений существовали и в первые годы Советской власти. Бригады в деревнях зачастую "составляли из людей, принадлежащих к одному и тому же азгу" [2, с. 42]. А как отмечают современные исследователи, "в сельской среде у армян до сих пор придерживаются родственных связей, характерных для большой семейной общины" [13, с. 82]. И мы сами в 1989 году имели возможность зафиксировать в крестьянской среде такой архаичный обычай как избегание (с. Лернакерт Артикского р-на).
Прямое и целенаправленное воздействие на общину в Советский период, естественно, приводило к ее деструкции. Однако в ряде районов, например в Нагорном Карабахе, крестьянский "мир" пережил даже период коллективизации (когда размеры каждого колхоза совпадали с размерами одной деревенской общины) и распад общинных структур начался лишь в пятидесятые годы, в период укрупнения хозяйств. Однако определенные черты общинного духа проявляют себя и поныне, особенно в горных районах Армении. Дальнейшую судьбу общины покажет время. Один момент заслуживает здесь особого внимания. Армянский крестьянский "мир", если он возродится, будет существовать в рамках армянского государства. Возникнет ли оппозиция община - государство? Как в рамках Армянской республики, маленькой страны, находящейся в регионе повышенной геополитической активности различных мировых сил, будет проявлять себя армянский народный этатизм?
Список цитируемой литературы
1. Крестьянское землевладение в Закавказье. Тифлис: т-фия , 1912.
2. Сельская община в Восточной Армении во второй половине ХIХ - начале ХХ веков. Ереван: изд-во АН Арм. ССР, 1988.
3. Сельская община и патронимия в странах Ближнего и Среднего Востока. М.: Наука, 1979.
4. Формы коллективного труда в земледелии в Восточной Грузии. Тбилиси: Мецниереба, 1987.
5. Родственная группа "азг" у армян. Ереван: изд-во АН Арм. ССР, 1966.
6. Крестьянские движения в Армении. Ристуни. Ереван: изд-во АН Арм. ССР, 1948.
7. Очерки Закавказской жизни. СПб.: тип-фия , 1902.
8. Н. М. Грузино-армянские претензии и Закавказская рево-люция. Киев: т-фия , 1906.
9. фон. Закавказский край. СПб.: тип-фия тов-ва "Общественная польза", 1857.
10. Исследование по истории учреждений в Закавказье. Сельская община. Ч. 1. Казань: губернск. тип-фия, 1889.
11. Исторический памятник состояния Армянской области в эпоху присоединения ее к Российской империи. СПб.: тип-фия Академии Наук, 1852.
12. Культура жизнеобеспечения и этнос. Ереван: изд-во АН Арм. ССР, 1983.
13. Тер- Современная семья у армян. М.: Наука, 1972.
14. Зов пахаря. Ереван: Советакан грох, 1986.
15. Нагорный Карабах. Баку: общ-во обследования и изучения Азербайджана, 1925.
16. Революционное движение в Армении 1годов. Ереван: изд-во АН Арм. ССР, 1973.
17. Наша работа в деревне. В кн.: Революционное движение в Армении в 1годах. Сборник документов и материалов. Ереван: изд-во АН Арм. ССР, 1955.
Ереван: воплощение героического мифа
1. Феномен Еревана
Феномен Еревана начинается уже с того, что своеобразное существование этого города не привлекало до сих пор внимания ни с чьей стороны. Впрочем, это и неудивительно. Уникальность Еревана вряд ли может быть передана с помощью стандартных показателей, которыми пользуются специалисты по урбанистике, устанавливая типологическое сходство и различие разных городов.
Один из крупных промышленных центров, выросших в последние десятилетия, одна из столиц бывшего Союза... Разве что бросается в глаза моноэтничность миллионного города, моноэтничность разбивающая все построения социологов, безусловно связывающих урбанизацию и полиэтничность крупных городов как ее обязательное сопровождение. Но чем дальше развивался, расширял свои границы Ереван, тем однородней оказывалась его среда. В этом городе живут почти одни только армяне.
Армяне Еревана кажутся потомственными горожанами, народом урбанистским, давно привыкшим к городской цивилизации. А Ереван кажется городом очень цельным, органичным, со своим стилем отношений, своей очень плотной средой, традиционной и консервативной. Это как бы старый город, в котором еще не разрушены традиции: словно бы в других городах процесс распада традиционных отношений шел быстрее а в Ереване медленно, но скоро очередь дойдет и до него.
Но нет. Ереван - город совсем новый, совсем молодой, несмотря на головокружительный возраст Еревана истории, Еревана легенды. Тому Еревану, который мы знаем, всего лет тридцать. Последние столетия на его месте был типичный провинциальный восточный город - административный центр сначала Эриванского ханства, управляемого персами, затем Эриванской губернии, подчиненной русской администрации. "Ереван был отсталым, обыкновенным азиатским городом с узкими улицами, по сторонам стояли построенные из кирпича и мелких круглых камней, зачастую глинобитные дома. <...> Город раскинулся на огромной территории, но был малолюдным" [1, с. 123]. Даже к началу XX века население города так и не достигло 30 тысяч человек.
Такова исходная точка.
Нынешний Ереван не имел аналогов в истории армян. В разные века существовало несколько великих армянских городов, таких как Двин, Ани, Карс... Но они функционально были совсем иными. Они были столицами земель, порой довольно обширных. Были их украшением, их славой, их гордостью. Но они были именно центрами земель, населенных армянами, а вовсе не главным средоточием жизни армян. Никакие центростремительные силы не собирали в них армян всего мира. Потом армяне потеряли свои земли, и те, кто остался жить в городах - жили в чужих городах, в чужих столицах, во многих столицах мира. Демонстрируя свою феноменальную живучесть, почти не смешиваясь с местным населением, они вполне органично вписывались в жизнь чужого города, осваивались там, приспосабливая, если была возможность, чужой город к себе. Они привыкли к чужим столицам, давно уже не имея своей. "Признанными ведущими центрами армянских творческих сил являлись Константинополь и Тифлис, где был сосредоточен армянский торгово-промышленный капитал. Здесь же находилась большая часть интеллегенции... Выделялась армянская колония Калькутты... Крупным центром западных армян являлась Смирна (Измир). Таким центром для кавказких армян становится с конца XIX века - Баку" [2, с. 11]. Крупные армянские колонии находились в Москве, Астрахани, Петербурге, Крыму, Париже, Женеве, Вене, Каире...
В эпоху бурного развития промышленности армяне, которые по всему миру были известны как ловкие и талантливые дельцы, свои деньги тоже вкладывали в чужие столицы, в чужие города; в Российской империи это были: Баку, Тифлис (где армянский капитал был преобладающим), в Санкт-Петербург, Москву и города Средней Азии... Города Восточной Армении практически не получали ничего. "Армянские промышленники Закавказья и Москвы при посредничестве армянских купцов-оптовиков поставляли в Среднюю Азию ткани, нефтяные продукты, сахар, галантерею, посуду и другие предметы широкого потребления. <...> В Закавказье купцы почти ничего не ввозили. <...> В 1903 году в Закаспийской области было 14 хлопкоочистительных заводов, из которых 6 принадлежали армянам" [4, с. 7]. Армяне, по большой части выходцы из Карабаха и Зангезура, строят в Средней Азии промышленные объекты, мосты, железнодорожные депо и т. п. Деньги же в развитие Эривани вкладывали русские или вообще кто угодно - фирма "Морозов и Ко", Товарищество ярославских мануфактур, Алексеев из Москвы, Позднянский из Лодзи [3, с. 47], - но только очень редко сами армяне.
И крестьяне, обеднев, нуждаясь в новых источниках дохода, шли в Тифлис и особенно в Баку. Там крестьяне "находят себе работу в нефтяной промышленности, составляют артели каменотесов, плотников, столяров" [5, с. 36]. И Баку со временем начинает принимать черты почти армянского города.
Даже бурный процесс национального возрождения, начавшийся у армян со второй половины ХIХ века, как-то почти не связывается с территорией Восточной Армении, по крайней мере, не приводит к сколько-нибудь заметной репатриации. Одним из центров национального возрождения армян оказывается Тифлис. Если в середине века большинство проживающих в Тифлисе армян не говорили на своем родном языке, то к концу века они все почти без исключения стали говорить по-армянски, читать армянские газеты, следить за политикой. Здесь открывались армянские учебные заведения, создавались национальные клубы, издавались армянские газеты [6, с. ].
А Эривань, а Александрополь, а Горис, а Нор-Баязет, а Шуша?
Восточная Армения оставалась слаборазвитой в промышленном отношении, аграрной. Самый крупный армянский город Шуша, "прекрасный, благоустроенный город, населенный главным образом богатыми армянами", был городом "для отдыха и развлечений" [5, с. 27]. Энергичные промышленники и коммерсанты даже и не позаботились о прокладке сюда железной дороги. Шуша, эта древняя столица Арцаха (Нагорного Карабаха), пустела. Зато почти все армяне Закаспийской области и Туркестана, не говоря уже о Баку, - выходцы из Нагорного Карабаха.
Ереван как огромный миллионный город начал формироваться уже на наших глазах... Основной прирост его населения приходится на 50-70-е годы. Это годы, когда столь же быстро растут и другие города СССР, вбирая в себя бывших крестьян, жителей малых городов, самых разнообразных мигрантов. Это время как бы великого переселения народов, великого смешения народов, создания огромных интернациональных центров по всей территории страны...
В Ереван тоже едут со всего Союза, но едут армяне, почти только армяне. Часть населения Еревана - выходцы из армянской деревни, другая (большая по численности) - мигранты из крупных городов и столиц других союзных республик, прежде всего Грузии и Азербайджана. Кроме того тысячи армян из зарубежных стран. Столь разные потоки: крестьяне из глухих горных селений, тифлисцы, парижане. Плюс "старые ереванцы". На наших глазах спонтанно создается нечто совершенно новое, беспрецедентное - громадный национальный центр, незапланированного и практически нерегулируемого собирания этноса в общность органичную и естественную. Если принять во внимание крошечные размеры территории современной Армении, практически вырос национальный город-государство.
А если так, то неизбежно встают вопросы: почему армяне всего мира ехали в Ереван? Почему в него ехали только армяне? Что представляет собой Ереван как психологическая общность?
2. Живущие в чужих империях...
А был ли армянам до поры до времени вообще нужен собственный национальный центр? Кажется, ничто в их поведении на это не указывало.
Что касается тенденции расселения армян в ХVIII-ХIХ веках, то она была скорее центробежная, чем центростремительная. Армяне селились там, где слабее религиозный и национальный гнет (этим была обусловлена постоянная миграция из турецкой Aрмении в русскую), и там, где имели большие возможности для приложения своей энергии.
Армяне относительно легко смирялись со своим положением народа, живущего в чужих империях. Более того, они активно участвовали в государственной жизни тех империй, в которых жили, добивались высших государственных должностей, как, скажем, Лорис-Меликов (министр внутренних дел) в России. Свою фактическую независимость они отстаивали экономическими средствами как народ, обладающий явными способностями к предпринимательской деятельности, и мирно уживались со своими соседями. Даже в Османской империи до поры до времени армяне имели репутацию спокойного, лояльного народа, не высказывающего, в отличие от греков и славян, особых сепаратистских требований. Так было до тех пор, пока в силу политических и экономических причин они не стали подвергаться особым притеснениям и гонениям, как, начиная со второй половины XIX века в Oсманской империи или в начале XX века в Российской империи (период насильственной русификации во время управления Кавказом князя Голицина).
Армяне, которые в свое время не просто добровольно вошли в состав Российской империи, но и активно добивались этого в течение более чем 150 лет, а затем с оружием в руках помогали России овладеть Закавказьем, очень охотно шли на русскую государственную службу. Они составляли "главную часть служащих на Кавказе чиновников, начальников железнодорожных станций, конторщиков, писцов, вообще мелких интеллигентов; к ним принадлежат значительное число кавказских адвокатов и докторов. Армяне находятся в кавказской администрации и войсках и имеют большое влияние на дела. Иногда они появляются в должностях губернаторов, управляющих государственным имуществом. Офицеры, полковники и генералы из армян не редкость. Они участвовали во всех русских войнах на Кавказе и отличались храбростью" [8, с. 7]. Впрочем, и в Османской империи, как только христианам было разрешено становиться государственными чиновниками, армяне пользовались этой возможностью.
К крушению надежд на автономию в составе Российской империи, к проектам которой при российском дворе одно время проявляли благосклонность, они отнеслись почти абсолютно равнодушно и с легкостью (в отличие от грузин) приняли сложившееся положение.
Они весьма легко сносили социальную несправедливость, но чего они действительно не переносили, это когда их притесняли как армян. В любых условиях, в любых империях они ухитрялись сохранить полную культурную автономию.
Под этой луной куда бы не пошел ты, Даже если мать свою позабудешь, Свой родной язык не забывай!
писала уже в наши дни поэтесса Сильва Капутикян.
У армян почти полностью отсутствовала всякая социальная иерархия. Не существовало дворянства, за исключением областей Карабаха и Лори. "Торговая буржуазия имела очень малое отношение к крестьянской массе, связанной с помещиками, владеющими землей. В армянских областях (за исключением некоторых районов) земля, населенная и обрабатываемая армянами, принадлежала тюркским помещикам." [9, с. 40].
Главной силой, объединяющей всех армян, была церковь, которая пользовалась некоторой политической самостоятельностью. В литературе мы встречаем даже мнение, что вся политическая жизнь армян "получает общее руководство со стороны армянской теократии" [10, с. 8]. Церковь составляла одну из важнейших основ самоиденификации армян. На протяжении долгих столетий она сохраняла свою полную обособленность от других восточно-христианских церквей и в значительной мере препятствовала и культурному взаимодействию армян с соседними народами, и ассимиляции. Возможно, эта церковная самоизоляция и привела к тому, что в те времена, когда для других народов этническая самоидентификация была мало значимой по сравнению с культурной, государственной, религиозной, армяне выделяли себя именно как народ. Религиозная самоидентификация совпала в данном случае с этнической и обусловила ее. Постоянное и очень отчетливое противопоставление армяне - не армяне стало фактом их обыденной жизни.
Культурную автономию (и самоизоляцию) армян, может быть, ничто так не обнаруживает, как постоянные и почти навязчивые мечтания их о былом и утерянном рае. Стихотворение "Крунк" ("Журавль") Наапета Кучака, поэта, жившего в ХVI веке, по сей день часто исполняется в качестве популярной народной песни:
Праздников мне нет, будни день за днем, Вертелом пронзен, я сожжен огнем. Но не пламень жжет, память о былом.
"Память о былом" - одна из важнейших составляющих сознания армян. Память о прошлом величии, о древней армянской государственности, о золотом веке армян имела явно эсхатологическую, почти религиозную окраску. Идеи, связанные с этой мечтой не включали в себя установку на осуществление их "здесь" и "теперь", а только надежду на "когда-нибудь".
В относящемся к XI веку сказании "О добрых временах" говорится об идеальном армянском государстве: "Не станет в стране несчастий, /Не будет горя и врагов, /Воров и разбойников,/ Придет любовь и веселье, /Радость и ликование, /Ложь исчезнет, /И умножится правда, / И вся страна наполнится добротой. /Где ад кромешный? Он сгинул. /Где враги? Разгромлены. /Где поработители? Изгнаны. /Они уничтожены, их нигде нет. /И никто в мире не вспоминает о них. /И тогда соберется в свою страну / Рассеяный по всему свету армянский народ, /и армяне придут отовсюду, /Куда они были изгнаны / нечестивыми, погаными ордами мучителей" (Цит. по: [11, с.]).
Тем более очевидно, что говорится в этих стихах о земном рае, что они по форме копируют новозаветный текст о рае небесном. Об этом же "Элегия" Нерсеса Шнорали (ХII век): "Сыны мои ушедшие, / Что теперь находятся вдали от меня, /Вернутся в колесницах,/ Запряженных конями, /Вернутся те, которые были рассеяны/ По всему свету" (Цит. по: [11, с. 55]). Это пока только мечта о каком-то неясном будущем. Превратиться в руководство к действию ей предстояло только в ХХ веке.
Итак, к политической автономии армяне проявляли почти полное равнодушие зато независимость культурная была для них делом почти священным.
Во время массовой резни армян в Османской империи им обычно предлагался выход: принять ислам. Тех, кто отрекался от христианства, "погромщики не убивали, хотя все же грабили их имущество" [12, с. 27]. Но этот выход использовали лишь немногие. Турецкие армяне проявили "столько нравственной выдержки, столько взаимной любви и твердости в вере, которые сделали бы честь любому европейскому народу" [13, с. 11].
Не менее ожесточенным было и сопротивление армян попытке их насильственной русификации, предпринятой кавказской администрацией в самом начале ХХ века, и которая выразилась, в качестве первоочередных мер, в конфискации имущества армянских церквей и закрытии армянских школ. Ответ армян напоминал политику "гражданского неповиновения".
"Отобранное церковное имущество, разумеется, кроме наличных денег, превратилось немедленно в мертвый капитал. Если это был дом, его не нанимали, если это были земли - их не арендовали. Армян, пытающихся воспользоваться тем или другим предостерегали, и это действовало. Духовенство с католикосом во главе отказывалось получать проценты с управляемых сумм, предпочитало голодать и жить на крохи, собираемые в его пользу прихожанами, чем прикоснуться к деньгам, предлагаемым русскими чиновниками. Этого мало. Бойкотировали правительственные учреждения. Сельские и уездные суды перестали функционировать в тех местах, где жили армяне. Общество пользовалось своими судами, организованными комитетом Дашнакцутюн. В короткое время эти общественные суды приобрели такой авторитет, что к ним стали обращаться также и мусульмане, живущие по соседству" [14, с.].
Другим предметом бойкота сделались русские школы. Армяне не посылали в них своих детей. А взамен закрытых правительственных армянских школ устраивались "новые, о существовании которых начальство ничего не знало. Программа преподавания была ярко национальная. Школ было много - в одной только Карской области их насчитывалось около шестидесяти" [14, с. 31].
Разумеется, Российское правительство расценило подобные действия как попытку сепаратизма, которая подлежала суровой каре. Действительно, был назначен грандиозный процесс, который должен был дать урок всем прочим народам империи. Но закончился он ничем. Сепаратизма обнаружено не было. Как докладывал тогдашний наместник Кавказа граф -Дашков, "вякая попытка обвинить в сепаратизме армянскую народность разбивается о реальные факты, доказывающие, наоборот, преданность армян России. Поэтому намеченный в недостаточно осведомленном Санкт-Петербурге, вопреки моим представлениям, грандиозный процесс партии Дашнакцутюн, долженствовавший доказать революционность целого народа, и начатый эффектным, одновременным на всем Кавказе, без осведомления меня, арестом почти тысячи армян, с видными капиталистами и общественными деятелями во главе, окончился пуфом - в виде приговора группы около 30 армян к разным срокам наказания" [15, с. 7].
Как только прекратилось активное наступление на культурную автономию армян, так исчезло и все противостояние. Армяне вновь стали очень лояльными гражданами империи. По свидетельству того же Воронцова-Дашкова "вспышка националистического движения среди русских армян, сопровождавшаяся террористическими актами против представителей властей, была вызвана отобранием у армянской церкви ее имуществ в казенное заведование, но это движение сразу упало и, можно сказать, бесповоротно, как только Вашему Величеству благоугодно было проявить Монаршее милосердие возвращением церкви ее имущества" [15, с. 7].
Что в этом акте "гражданского неповиновения" было действительно потрясающим, так это та скорость, с которой армяне смогли организоваться, а затем быстрота распадения структур, созданных в критический момент, коль скоро они сослужили уже свою службу. Армянский публицист А. Дживелегов писал: "Чтобы понять, каким образом мирный народ так быстро сорганизовался, надо иметь в виду деятельность армянского комитета Дрошакистов [Дашнакцутюн. - С. Л.]" [14, с. 35]. Однако деятельность дашнакцаканов в Закавказье началась уже после того, как российская администрация приступила к закрытию школ и отбиранию церковного имущества, и была реакцией на эти меры. "В 1903 году Дашнакцутюн былa вынужденa переключить своe внимание с Турции на Россию", - пишет историк партии Дашнакцутюн [16, с. 17]. Ячейки дашнакцаканов как грибы после дождя выросли в каждом армянском селе. Армянские капиталисты жертвовали партии огромные суммы. В городах армянские рабочие дружно покинули ряды социал-демократии и "теперь уже ушли почти все в члены комитета дрошакистов" [14, с. 15]. "Вряд ли был армянин, не считавший себя членом Дашнакцутюн" [17, с. 32]. С окончанием же кавказских событий годов, с назначением нового наместника Кавказа, поведшего политику, лояльную к армянам, Дашнакцутюн резко потеряла свою популярность и превратилась во вполне рядовую партию с программой, близкой к социал-демократической.
Особо подозрительные личности из числа администрации и публицистов потом долго еще искали следы тайного армянского заговора - абсолютно напрасно. Народ жил своей мирной жизнью, растил хлеб и виноград, пас овец, ткал ковры, занимался коммерцией, служил в государственных учреждениях, в большинстве своем терпеть не мог политики, а минувшие годы, казалось, забыл как страшный сон. Это было проявление действия психологических защитных механизмов традиционного сознания армян, способности к мгновенной самоорганизации системы в ответ на давление извне. Мы не случайно сейчас так подробно остановились на одном из эпизодов, далеко не самом значительном, в истории армян. Когда мы коснемся непосредственно темы формирования Еревана, мы встретим там тот же механизм самоорганизации.
Что касается требования армянской государственности, то оно как требование политическое в тот момент еще не стояло. В Турции армяне требовали определенной автономии армянских вилайетов и назначения в них губернаторов-христиан, в России - определенной автономии всего Закавказья, пестрого в этническом отношении, при общей его зависимости от Российской империи [18]. Идея независимости Армении периодически появлялась в речах деятелей армянских политических партий, но вовсе еще не была популярной в народе. И проникла она в сознание народа скорее не как политическая, а как культурная идея, источником ее была не столько политическая борьба за самоопределение, сколько культурно-просветительская работа. Скажем, как только в турецкой Армении появилась возможность для распространения образования, множество молодых людей всецело отдали свои силы именно преподаванию в национальных школах.
Более того, когда в результате русской революции Закавказье оказалось де-факто отделенным от России, Армения вовсе не торопилась объявлять свою самостоятельность, ее представители вошли в Закавказский сейм, и когда он распался, Армения последней приняла декларацию о независимости после того, как это сделали Грузия и Азербайджан. Собственно говоря, Армении больше ничего и не оставалось делать.
3. Миф о Ереване
В конце ХIХ - начале ХХ веков в истории армянского народа происходит ряд глобальных событий: во-первых, начиная с девяностых годов в армянской среде (в том числе и прежде всего - в крестьянской) действует ряд политических партий, имеющих национальную программу, и появляется движение федаи (гайдуков); во-вторых, с конца ХIХ века следует ряд беспрецедентных армянских погромов, которые завершаются в 1915 году почти тотальным истреблением западных армян; в-третьих, появляется надежда на объединение Восточной и Западной Армении под более мягким русским протекторатом, - возможно, даже при определенной степени автономии. Русская армия, в рядах которой сражается 7 армянских полков, захватывает восточные вилайеты Турции. Затем события следуют с головокружительной быстротой: революция в России - отход русской армии из Закавказья - созыв Закавказского сейма - его распад - нежданно-негаданно свалившаяся на голову независимость - провозглашение Армянской республики - боевые действия между республиками Закавказья - Севрский мирный договор, по которому граница Армении, уже независимой Армении, очерчивается так, что действительность, кажется, начинает превосходить самые смелые мечты армян,- надежда на помощь держав - разочарование в ней - война с Турцией - оккупация Турцией не только Западной, но и части Восточной Армении - отказ Лиги Наций в помощи Армении - унизительный Александропольский мир - нападение Красной Армии - передача дашнакцаканами власти большевикам - провозглашение Советской власти - договор между Россией и Турцией, предполагающей признание суверенитета последней над рядом районов, входивших до этого в Российскую империю и населенных армянами - Лозанская мирная конференция, где мировое сообщество признает законность Российско-Турецкого договора и где словосочетание "армянский вопрос" уже ни разу не произносится... И все. Следующие семьдесят лет армянская история, кажется, стоит на месте, вроде бы больше уже не происходит ничего... А между тем именно в эти годы и возникает Ереван... И возникает как бы сам собой.
Когда-то в двадцатые годы архитектор Александр Таманян нарисовал план города, а дальше как будто бы все пошло само по себе... Сами собой съезжались в Ереван армяне и отстаивали свою моноэтническую целостность, сами собой создавались традиции, система отношений, среда - очень плотная среда Еревана.
Казалось, Ереван должен был стать одним из прочих десятков городов-химер, порожденных советской гигантоманией. А вместо этого он оказался точкой собирания армян, разбросанных по всему миру. И произошло это тоже как-то само собой.
Была возможность вернуться на родину, и люди возвращались. "Мой последний адрес Ереван", "Я больше не изгнанник",- называли поэты-репатрианты свои сборники стихов. "Этот день стал днем чуда, и я проснулся в Ереване".
Армяне со всего мира ехали в Ереван. "Увидев, что их соотечественники собираются строить свой дом, съехались и стали работать, чтобы создать город, страну, государство. Они привезли сюда и свои святыни. Строили дома, сажали деревья, создавали памятники" [19, с. 135].
Однако мы не можем не видеть, что сами эти факты, именно их самопроизвольность и естественность, говорят о том, что они всего лишь внешнее проявление глубоких метаморфоз в сознании армян. Что же произошло? Как оказалось, что то, что было мечтой (армянское государство), стало руководством к действию?
Нет, наверно, ни одного народа в мире, который не имел бы своего героического эпоса. В какие-то отдельные моменты он может вдохновлять каких-то отдельных личностей на подвиги - но и это случается нечасто. Главным образом, эпос хранится в сознании народа как красивые легенды, которые приятно вспоминать и перечитывать... Такой героический эпос есть, безусловно, и у армян: в частности, сказания о Давиде Сасунском. Тот эпос, который зовет к действиям, совсем иного свойства. Это тоже рассказ о славной истории народа, но адресованный уже непосредственно современнику, ему лично указующий на пропасть, лежащую между славными делами предков и его, современника, жалким прозябанием.
Первоначальная заслуга в создании современного армянского эпоса принадлежала деятелям национальных групп и партий, и, главным образом, писателям и публицистам конца ХIХ века, таким как Григор Арцруни, Раффи, Лео, Мкртич Хримян, которые активно занимались пропагандой армянской истории, делая акцент на героической ее стороне. Века подневольного существования, привычка терпеливо сносить все превратности судьбы, казалось, напрочь вытравили из сознания армян культ героя. Собственно, армян, действительно знавших свою историю, было довольно мало. Все знали, что история была, было некое славное прошлое. Лео, автор многотомной истории армянского народа, и Раффи, писавший героические романы, остросюжетные, с обилием захватывающих приключений, битв и подвигов во имя родины, дали истории как символу конкретное наполнение, впрочем, достаточно мифологическое, поскольку, если судить по творениям этих писателей, история армян предстает как сплошная героика, нечто похожее на цикл рыцарских легенд, очень красивых. Эти книги моментально стали любимейшим чтением крестьян и появились, без преувеличения, в каждой деревне.
Деятели армянских национальных партий ("Гнчак", Дашнакцутюн) занимались фактически "хождением в народ", позаимствовав форму от русских народников, с которыми они были в значительной мере связаны генетически. Они продолжали проповедь в духе Раффи и Лео, и сами в своем лице "дали нации много героев и борцов" [16, с. 67]. Собственно, они и положили начало широкому движению федаи - бойцов самообороны, гайдуков. С тех пор армянские погромы уже не проходили для турок безнаказанно. Федаи оказали, в свою очередь, огромное моральное влияние на весь народ. Существует масса легенд об Арно, Серобе Ахпюре, Геворге Чауше, Мураде, Андранике... В этих легендах именно федаи оказываются выразителями моральных ценностей народа. "Дашнакцутюн обеспечила одну из главнейших предпосылок рождения и развития национального самосознания и солидарности - культ национального героя" [16, с. 67].
Постепенно в сознании армян стала входить идея армянской государственности. Армянские национальные партии (Дашнакцутюн, "Гнчак"), провозгласившие в качестве своей цели (правда, дальней) создание "Независимой Армении", много сделали для того, чтобы эта идея вошла в сознание народа и уже не просто как воспоминание о золотом веке, а как политический лозунг.
Об этом периоде нельзя еще сказать, что идея государственности стала для армян руководством к действию, но она уже лишается эсхатологических, вневременных черт и все более сливается с героическим мифом. Этот героический миф об армянской государ-ственности окажется структурообразующим мифом. Независимая Армения годов, возглавляемая дашнакцаканами, была попыткой реализации этого героического мифа, но попыткой трагической.
Надо отметить, что параллельно в эти же годы формировалось и другое, сугубо прагматическое политическое направление, представленное партией крупных промышленников и банкиров Рамкавар-Азатакан, провозгласившей в своей программе полный отказ от любой вооруженной борьбы, которая приносит армянам лишь новые несчастья, полную покорность любой политической власти и концентрацию всех сил на культурно-просветительской работе. До поры до времени эта традиция была не слишком популярна.
Таким образом в армянском народе складываются как бы две противоположные альтернативы, которые можно было бы упрощенно назвать героической и прагматической.
Однако в двадцатые годы и дашнакцаканы и ремкавары уходят с непосредственной политической арены в изгнание и продолжают свою деятельность лишь в диаспоре, имея мало возможностей на прямую влиять на ход событий в Советской Армении, продолжали существовать обе эти альтернативы - и героическaя, и прагматическая. Ниже мы попытаемся описать ход их реализации, а сейчас заметим только, что реализовывались они совершенно неожиданным образом: неожиданным, во-первых потому, что на практике они оказались слитыми воедино, во-вторых, потому, что главная тяжесть их воплощения легла на... коммунистов, в-третьих, потому, что в конечном итоге оказалось результатом их реализации, в-четвертых, потому, сколь необычным путем эта реализация происходила, и в пятых, потому, что она не сопровождалась никаким эксплицитным идеологизированием.
4. Воплощение мифа
Геноцид армян 1915 года и ряд событий, последовавших за ним (череда послевоенных мирных конференций, где рассматривался или потом уже - не рассматривался - армянский вопрос), был и для армянского народа громадным потрясением. Притом еще неизвестно, что было большим потрясением: злодеяния турок, количество жертв, превысившее миллион человек, массовое беженство или вопиющая несправедливость последовавших за мировой войной мирных конференций, где зло не было осуждено, где армянам было отказано не только в их праве на собственную историческую территорию, не только в праве хотя бы на "национальный очаг" в пределах Турции, не только в материальной компенсации за утерянное имущество, но даже в моральной поддержке. От армян просто отмахнулись. К тому времени мир успел забыть о геноциде армян, а для них это было едва ли не тяжелее, чем сам геноцид. Они жили, разбросанные по разным странам, часто стараясь даже скрывать свое происхождение, хотя их больше нигде не преследовали, убежденные в тотальной несправедливости мира. Ряд террористических актов против турецких дипломатов дал весьма слабое утешение. Степень конфликтности армянского сознания продолжала расти. Можно было ожидать, как в случае кавказских событий начала века, что в армянской среде возникнет некая внутренняя структура, которая поможет армянам пережить сложившуюся ситуацию. Но она как будто не возникала. Более того, армянский историк предполагает, что "во всем мире найдется немного национальных общин, раздираемых столь острыми внутренними противоречиями или также полностью расколотых, как армянская община" [16, с. 4]. Это было результатом острой душевной травмы, и казалось, что наступает самая трагическая страница истории армян, когда они "сами своими руками сделают то, чего не смогли сделать с ними самый страшный гнет и преследования, - они обрекут себя на культурное и национальное самоуничтожение" [16, с. 5].
|
Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 |
