Э. Тоффлер Метаморфозы власти (выдержки)

Э. Тоффлер Метаморфозы власти (выдержки)

5. БОГАТСТВО: МОРГАН, МИЛКИН.. И ТО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОТОМ

сс. 66-76

Шел 1912 г. Свидетель в черном костюме, высоком во­ротничке, с золотой цепочкой часов через изрядное брюшко вла­дел тремя или четырьмя крупнейшими банками, тремя трастовы­ми компаниями, таким же количеством страховых компаний, десятью железнодорожными системами плюс к этому, среди про­чего, U. S. Steel, Jeneral Electric, AT&T, Western Union и International Harvester.

Джон Пирпонт Морган был символом дельца мира капитала индустриальной эры, символом власти денег, века выпуска гото­вой продукции.

Прилежный, как женщины, посетитель церковного прихода и моралист, он жил в режущем глаза изобилии, проводя деловые встречи среди изделий дамасских мастеров и гобеленов из европейских дворцов, рядом с запасниками с тетрадями Леонардо да Винчи и шекспировскими фолиантами. Морган высокомерно от­носился к евреям и прочим меньшинствам, ненавидел профсою­зы, чихал на «новые деньги» и бился насмерть с «разбойными ба­ронами» своего времени.

Родившись сказочно богатым в эпоху дефицита капитала, он был сторонником империи и вел беспощадную конкуренцию, иног­да опираясь на методы, которые сегодня, вероятно, привели бы его за решетку.

Морган собирал громадные суммы и вкладывал их в великие отрасли промышленности «фабричных труб» его времени — в печи Бессемера, автомобили Пульмана, генераторы Эдисона и в осяза­емые ресурсы, такие как нефть, нитраты, медь и уголь.

Но он просто брал то, что представлялось возможным взять. Он стратегически планировал и придавал форму эре «фабричных труб» в Соединенных Штатах, ускоряя переход политической и экономической власти от сельскохозяйственных к индустриальным интересам и от производства к финансам.

Более того, говорили, что он «морганизировал» промышлен­ность Соединенных Штатов, создав иерархически управляемую, движимую финансами систему и, как заявляют его критики, «де­нежный траст», который, по существу, управлял основными пото­ками капитала в стране.

Когда Морган вежливо отрицал, что он обладает какой-либо властью, настал день карикатуристов: один изобразил его верхом на горе монет с надписью «Контроль над более чем 25 миллиарда­ми долларов»; другой — суровым императором в короне и мантии с жезлом в одной руке и кошельком в другой.

Если для Папы Пия X он был «великим и хорошим челове­ком», то для «Boston Commercial Bulletin» — «финансовым зади­рой, опьяненным богатством и властью, который орет свои прика­зы фондовым рынкам, директорам, судам, правительствам и странам».

Морган концентрировал капитал. Он объединял маленькие компании в большие и далее в монополистические корпорации. Он занимался централизацией. Он считал команды сверху вниз священными, а вертикальную интеграцию — эффективной. Он понимал, что массовое производство не за горами, и хотел, чтобы его капиталовложения были защищены «твердыми» активами — заводами, оборудованием, сырьем.

Во всем этом он был практически совершенным отражением века «фабричных труб», который он же и помог создать. Чувство­вал ли себя Морган «могущественным» или нет, но управление огромными суммами денег в период нехватки капитала давало ему широчайшие возможности поощрения и наказания других в гло­бальном масштабе1.

СТОЛ В ФОРМЕ БУКВЫ «X»

Когда его имя впервые замелькало в передовицах газет, Майкл Милкин2 представлял собой никогда не работавшего в государ­ственном секторе мужчину сорока с небольшим лет от роду, номи­нально — старшего вице-президента Drexel Burnham Lambert, фир­мы, занимавшейся инвестиционной банковской деятельностью, соучредителем которой, кстати, в 1871 г. выступил Морган3. Не­смотря на этот громкий титул, Милкин был не простым рядовым вице-президентом. Он был архитектором нового порядка в амери­канских финансах. Он был, как вскоре признали многие, Морга­ном нашего времени.

В 80-е годы «Дрекслер» стала одной из самых «горячих» фирм, занимавшихся инвестиционной банковской деятельностью на Уолл­стрит. Поскольку ее захватывающий дух взлет произошел во мно­гом благодаря усилиям Милкина, ему было разрешено открыть свое собственное, практически независимое дело в 3000 милях от штаб-квартиры компании на Востоке. Его офис находился прямо напротив отеля «Беверли Вэлшир» в Беверли-Хиллз, Калифорния.

Милкин прибывал в офис не позже 4.30-5.00 утра, чтобы ус­петь провести несколько встреч перед открытием Нью-йоркской фондовой биржи, удаленной на три часовых пояса. Главные ис­полнительные директора крупных корпораций, приехавшие из Нью-Йорка или Чикаго, тащились, не выспавшись, на эти конферен­ции с протянутой рукой в поисках финансов для своих компаний. Один хотел денег на строительство нового завода; другой грезил о расширении рынков сбыта; третий желал что-то приобрести. Они были там, потому что знали: Милкин может найти для них деньги. Изо дня в день Милкин сидел в центре огромного делового стола в форме буквы «X», шепча, крутясь, распределяя, крича, в окруже­нии обезумевших служащих у телефонов и компьютеров. Именно из-за этого стола Милкин и его команда придали новую форму американской индустрии, как это сделал и Морган в свое время. Сравнение того, что каждый из них сделал, проясняет воп­рос, как управление капиталом — а следовательно, и власть де­нег в обществе — трансформируется сегодня. А начинается это с личного.

МИЛКИН ПРОТИВ МОРГАНА

Морган с его брюшком и угрожающим видом производил силь­ное впечатление, а Милкин — высок, худощав, чисто выбрит, у него кудрявые черные волосы и взгляд испуганной лани. Морган родился «с серебряной ложкой во рту», а Милкин — сын сертифи­цированного бухгалтера*, и ему приходилось собирать грязные ложки со столов кофейни, когда он работал мальчиком на побе­гушках.

Морган обретался между Уолл-стрит, центром Манхэттена, сво­ими владениями на Гудзоне и дворцами, служившими ему евро­пейскими резиденциями. Милкин все еще живет в совсем не по­хожем на дворец доме из дерева и кирпича в Энчино, не самом модном районе Лос-Анджелеса Сан-Фернандо Вэлли. Редко уда­ляясь от Тихого океана, он обращает свои взоры к Японии, Мек­сике и развивающимся странам на юге.

Морган окружал себя уступчивыми молодыми леди, оставляя жену с семьей чахнуть в свое отсутствие; Милкин, судя по всему, — при­мерный семьянин. Морган не любил евреев; Милкин — сам еврей.

Морган презирал профсоюзы; Милкин работал финансовым консультантом в железнодорожных, авиа - и морских профсоюзах4.

* Сертифицированный бухгалтер — дипломированный специалист в области бухучета (имеющий сертификат). — Примеч. пер.

Мысль, что служащие могут владеть фирмами, где работают, каза­лась Моргану отъявленным проявлением коммунизма. Милкин приветствует эту форму собственности и верит, что за ней будущее американской промышленности.

Оба аккумулировали огромную личную власть, стали известны в прессе, попали под правительственное расследование по поводу действительных и/или надуманных правонарушений. Но, что зна­чительно важнее, они сместили структуру власти в Соединенных Штатах в диаметрально противоположных направлениях.

ОТКРЫТИЕ ВОРОТ

К моменту рождения Милкина, 4 июля 1946 г., в экономике Соединенных Штатов правили бал огромные компании, создан­ные по большей части в моргановскую эру, — JM и Jodyear Tires, Berlington Mills и Bethlehem Steels. Эти фирмы, опиравшиеся на «фабричные трубы», так называемые «голубые фишки»*, вместе с их лобби, политиками, оплаченными фондами и торговыми ассо­циациями плюс организациями типа Национального союза произ­водителей обладали огромным политическим и экономическим ве­сом. Совместно они порой действовали так, будто страна принадлежала им.

Корпоративная власть увеличивалась их влиянием на средства массовой информации через контроль необъятных рекламных бюд­жетов и их способностью, по крайней мере теоретически, остано­вить работу завода в районе непокорного конгрессмена и переме­стить капиталовложения и рабочие места в другое место, с более благоприятным политическим климатом. Часто им удавалось склонить профсоюзы, представлявшие промышленных рабочих, трудившихся на них, присоединиться к ним в вопросах лобби­рования.

Эта власть «фабричных труб» была защищена финансовой ин­дустрией, поэтому конкурентам было трудно пошатнуть господ-

* «Голубые фишки» — корпорации, выплачивающие хорошие ста­бильные дивиденды, обладающие сильным руководством и имеющие хорошие перспективы роста. — Примеч. пер.

ство «голубых фишек». В результате этого базовая структура про­мышленной власти в Соединенных Штатах оставалась, по боль­шому счету, в середине столетия неизменной.

Потом что-то произошло.

Милкин еще учился в начальной школе (это был 1956 г.), ког­да впервые доля служащих и «белых воротничков» превысила в Соединенных Штатах долю «синих воротничков»5. И к тому вре­мени, когда он начинал свою карьеру в качестве молодого банкира в сфере инвестиций, экономика уже начала свой переход к новой системе создания материальных ценностей.

Компьютеры, спутники, многообразнейшее обслуживание, гло­бализация создавали в бизнесе совершенно новую, постоянно ме­няющуюся среду. Но финансовая индустрия, ограниченная и за­щищенная законодательством, создавала серьезные препятствия для изменений.

До 70-х годов долгосрочные кредиты с готовностью предостав­лялись корпорациям-динозаврам, «голубым фишкам», а фирмы поменьше, вводившие инновации, получали их с трудом.

Уолл-стрит была финансовым Ватиканом мира, и в Соединен­ных Штатах две «рейтинговые службы», Moody's и Standart and Poor's, охраняли ворота в мир капитала. Эти частные фирмы про­водили оценку риска* для облигаций, и лишь 5% американских компаний они относили к обладающим «инвестиционным каче­ством»**. Это перекрывало доступ на рынок долгосрочных креди­тов тысячам компаний и отправляло их к банкам и страховым ком­паниям, а не к инвесторам на рынок облигаций.

Будучи студентом сперва Калифорнийского университета в Бер­кли, затем Уортоновской школы в Пенсильвании, Милкин изучал инвестиционный риск. Он обнаружил, что многие небольшие фир­мы, не вхожие на Уолл-стрит, имеют хорошие данные для выплаты своих долгов. Они редко не выполняли обязательств и были готовы платить больше обычного, если бы кто-то купил их облигации.

* Оценка риска — систематический анализ ипотечного риска, кото­рый выражается в оценке точных относительных условий, обоснованно­сти отдельных сделок. — Примеч. пер.

** Инвестиционное качество — инвестиционная ситуация, когда фир­ма—объект инвестирования имеет прочный баланс, хорошую капитали­зацию, постоянно выплачивает дивиденды и считается лидером в своей области. — Примеч. пер.

Из этого неинтуитивного предвидения появилась на свет так называемая высокодоходная, или «мусорная», облигация*, и Мил­кин, тогда мелкий чиновник «Дрекслера», принялся продавать их инвесторам с миссионерским рвением.

Детали этой истории для нас значения не имеют. Суть в том, что успех Милкина превзошел самые смелые ожидания. Результа­том же стало то, что он практически в одиночку прорвал финансо­вую изоляцию, в которой до тех пор пребывали второстепенные** фирмы. Это было сродни прорыву плотины. Поток капитала уст­ремился в эти компании, проходя по пути через «Дрекслер». К 1983 г. рынок «мусорных» облигаций достиг астрономической сум­мы — 180 млрд. долл.6

Чем же все это лучше «денежного траста» Моргана? Милкин внес настоящую конкуренцию в мир финансов и лишил их моно­полии, открыл, так сказать, ворота и вывел тысячи фирм из зави­симости от банков и страховых компаний. Эти фирмы обскакали высокомерные компании с Уолл-стрит, которые существовали, чтобы служить «голубым фишкам». Облигации Милкина позволи­ли администраторам идти прямо к правительству или институцио­нальным кредиторам***, таким как пенсионные фонды, за госу­дарственными деньгами на строительство новых заводов, расширение рынков, исследования и развитие — или для погло­щения других фирм.

Около 75% «мусорных» облигаций были использованы для инвестиций в новые технологии, новые рынки и прочие «обречен­ные на успех» начинания. Компания «Дрекслер» в своей рекламе придавала большое значение тому факту, что в то время, когда

* «Мусорная» (или «бросовая») облигация — облигация, процентная ставка по которой обычно на 3-4 процентных пункта превышает ставки по казначейским бумагам. Высокие процентные ставки по этим облига­циям служат компенсацией повышенного риска неуплаты по ним.

** «Второстепенные» — сленговое выражение, обозначающее неболь­шие компании, которые являются объектом внимания инвесторов. Они обычно связаны со значительным риском, но предоставляют и возмож­ность получения больших доходов. — Примеч. пер.

Институциональный кредитор — финансовый институт, который инвестирует средства, непосредственно предоставляя ипотечные креди­ты либо покупая закладные и обеспеченные ипотекой ценные бумаги на вторичном рынке ипотек. — Примеч. пер.

трудовая занятость в «голубых фишках», старых гигантах не успе­вала за расширением экономики, рабочие места в меньших по раз­меру фирмах, которые она финансировала, увеличивались стреми­тельнее, чем в экономике в целом. Некоторая часть денег, предоставленных Милкином, пошла на заранее подготовленные поглощения одних фирм другими.

Это была полная драматизма открытая финансовая борьба. О ней сообщали выпуски новостей, она ошеломила фондовый ры­нок и всю страну. Цены на акции взлетали вверх и стремительно падали в зависимости от слухов, касающихся очередных поглоще­ний и рейдов* на некоторые из самых известных компаний стра­ны. Заключались сделки, которые уже не были обеспечены разум­ным балансом риска и вознаграждения для инвестора. Во время этой оргии спекуляций долги выстраивались в пирамиды**, в ос­новании которых лежали необоснованные займы. Таксисты и офи­циантки со знанием дела обсуждали последние новости и звонили своим биржевым брокерам, надеясь заработать на ожидаемых стать необычайно выгодными сделках, по мере того как «налетчики» повышали цены предложения*** на акции корпораций, которые могли быть поглощены. Поскольку и другие фирмы с Уолл-стрит вышли на рынок «бросовых» облигаций, денежная машина, со­зданная Милкином и «Дрекслер» и уже не находившаяся только в их руках, превратилась в вышедшую из-под контроля всесокруша­ющую силу.

Такие насильственные перемены, часто включавшие в себя борьбу на личном уровне, вели к истреблению невинных. Ком­пании «сокращались в размерах», рабочие безжалостно уволь­нялись, ряды администрации редели. Неудивительно, что мас­сированная контратака была направлена в первую очередь против Милкина.

* Рейд («налет») — решительная попытка профессионалов, торгов­цев и прочих людей понизить рыночную цену акций. — Примеч. пер.

** Строительство пирамид — использование спекулятивной прибыли для дальнейших финансовых операций. — Примеч. пер.

*** Повышение цены предложения покупателя — последовательное повышение покупателем цены предложения за ценные бумаги в связи с опасением, что его приказ о покупке не будет выполнен до начала подъ­ема цен. — Примеч. пер.

КОНТРАТАКА

Заставив открыться шлюзы ворот капитала, Милкин взволно­вал всю структуру власти фабричных труб в Америке. Обогащая «Дрекслер Бернхэм» (и зарабатывая свое собственное состояние, оцениваемое в 550 млн. долл. уже в 1987 г.), он нажил себе врагов . Одна состояла из фирм старого образца с Уолл-стрит, которые прежде мертвой хват­кой держали движение денег к американским корпорациям; дру­гая — из менеджеров высшего звена крупнейших фирм. У обеих групп были все основания уничтожить его, если бы они смогли. И у них имелись могущественные союзники в правительстве и сред­ствах массовой информации.

Сначала Милкина растоптала пресса, изобразившая его воп­лощением капиталистической неумеренности, затем против него было выдвинуто федеральное обвинение, насчитывавшее 98 пун­ктов, в том числе мошенничество с ценными бумагами, рыночные спекуляции и «парковка»* (о незаконном хранении акционерного капитала, принадлежавшего Ивану Боуски, арбитражеру**, зак­люченному в тюрьму за инсайдеровскую торговлю***)7. Побояв­шись использовать силы закона, предназначенные для борьбы с мафией, а не с нарушениями на фондовом рынке, федеральное правительство вынудило «Дрекслер» порвать отношения с Мил­кином и выплатить сокрушительный штраф «Дяде Сэму»**** в размере 650 млн. долл.

В то же самое время кое-что из выкупленного им, то, что было наименее надежно, стало распадаться на части, инвесторы запани­ковали и упала стоимость большинства «мусорных» облигаций, как

* «Парковка» (временное помещение средств) — помещение активов в безопасные инвестиции на то время, пока рассматриваются прочие инвестиционные альтернативы. — Примеч. пер.

** Арбитражер — лицо, занимающееся арбитражными операциями. — Примеч. пер.

*** Торговля инсайдера — практика совершения сделок на основе об­ладания закрытой информацией, полученной в силу служебного положе­ния лица. В тех случаях, когда подобные операции оказывают влияние на цены и обеспечивают торговцу нечестное преимущество, практика при­знается незаконной. — Примеч. пер. **** США. - Примеч. пер.

безопасных, так и нет. Вскоре «Дрекслер», борясь за собственную стабилизацию после штрафа в 650 млн. и имея 1 млрд. в «мусор­ных» облигациях, обнаружил, что бьется головой о стену. «Дрекс­лер» с треском обанкротился. Милкин, уже обсужденный и обви­ненный в прессе, в конечном счете признал себя виновным в 6 правонарушениях в обмен на то, чтобы остальные криминальные обвинения были сняты.

Однако, как и в случае с Морганом, вопрос, нарушил он закон или нет, значительно менее важен для страны, чем его практичес­кое воздействие на американский бизнес. В то время как финансы реструктурировали другие отрасли индустрии, он реструктуриро­вал сами финансы.

Конфликт между теми, кто, как Морган, хочет ограничить до­ступ к капиталу и сам его контролировать, и такими, как Милкин, которые ведут борьбу за расширение доступа к нему, имеет длин­ную историю в любом обществе.

«Это была долгая битва, — пишет профессор Нью-йоркского (Стоуни Брук) государственного университета Глен Яго, — за ин­новацию рынка капитала Соединенных Штатов, целью которой было сделать его более доступным. Фермеры сражались за креди­ты в XIX в., и в результате увеличилась производительность сель­ского хозяйства... В 30-е годы мелкие бизнесмены были допущены к банковским кредитам. После Второй мировой войны рабочие и потребители искали ссуды под покупку жилья и обучение в кол­ледже. Несмотря на сопротивление тех, кто ограничивал доступ общественности к кредитованию, финансовые рынки отвечали тре­бованиям времени и страна процветала»8.

Избыток кредитов может развязать инфляцию, но существует разница между излишком и доступностью. Расширением досту­па фирма Милкина смогла, как отмечает один из его самых су­ровых критиков, Кони Брак, разрешить ситуацию в свою пользу... так, что это способствовало «демократизации капитала»9, и имен­но поэтому некоторые профсоюзные деятели и афроамерикан­цы выступили в его защиту, когда для него настал тяжелый мо­мент.

Морган и Милкин, если быть лаконичным, меняли американ­ские финансы противоположным образом.

В ГОЛОВАХ ЛЮДЕЙ

По мере того как возрастает роль сферы услуг и информации в экономике, а сфера производства компьютеризуется, природа бо­гатства неизбежно изменяется. Инвесторы капитала в традиционные отрасли промышленности пока еще по-прежнему требуют «обес­печения имуществом» в виде завода, промышленного оборудова­ния. Инвесторы же в наиболее динамичные отрасли, связанные с высокими технологиями, полагаются на совершенно иные факторы обеспечения своих капиталовложений.

При покупке акций таких компаний, как Apple Computer или IBM, привлекательным фактором является не физическое имуще­ство этих компаний — здания, оборудование, — а способность этих компаний продавать свою продукцию, качество осуществляемого ими маркетинга, эффективность менеджмента, научно-техничес­кие разработки их сотрудников. Это относится ко всем компаниям Третьей волны отраслей экономики — таким, как «Fujitsu» или NEC в Японии, «Siemens» в Западной Германии, французская «Groupe Bull», американские «Digital Equipment», Genentech и Federal Express. Символьная доля в товаре означает, как это ни удивительно, ничего более, чем другие символы.

Сдвиг к этой новой форме капитала подрывает основы как марксистской идеологии, так и классической экономической теории, опирающихся на финитный характер капитала.

В противоположность земле или машинам, которые могут ис­пользоваться лишь одним человеком или фирмой в один фикси­рованный момент времени, знание доступно многим пользователям одновременно, и если оно используется с умом, то может порождать даже новое знание. Ему (знанию) присущи свойства неистощимости и неисключительного характера использования.

Но это только начало революционных изменений сущности капитала. Если реален сдвиг к тому, что знание — это капитал, то сущность капитала становится «нереальной»: он начинает состо­ять из символов, таких же, как другие символы в головах людей и в памяти компьютеров.

Капитал, таким образом, переходит из материальной, осязае­мой формы в бумажную форму, которая символизирует материальное обеспечение, в бумагу, символизирующую символы в сознании непрерывно меняющихся работников. И, наконец, в электронные импульсы, символизирующие бумагу.

При этом капитал теряет остатки своей «материальности» (хотя этот безжалостный процесс маскируется устаревшими правилами бухгалтерского учета и налогового регулирования). Объекты торгов на финансовых рынках также удаляются от материальности.

На биржах в Чикаго, Лондоне, Сиднее, Сингапуре и Осаке происходят торги на многие миллионы в так называемой производной форме, основанной не на цене акций отдельных ком­паний, а на различных индексах рынка. Следующим шагом явля­ются торги на основе этих индексов, еще дальше уводящие от «ос­новных принципов». И помимо этого, как нечто потустороннее, появляются так называемые синтетики, которые через серию ком­плексных сделок дают инвестору капитала результат, который лишь отражает реально существующие облигации, акции, индексы и сдел­ки.

Мы стремительно идем к все более и более утонченным инве­стициям, основанным на индексах индексов других индексов, производных от производных, «синтетиков», отражающих другие «синтетики».

Капитал стремительно становится «суперсимволическим».

Сила современной науки состоит в построении все более длин­ных логических цепочек обоснований; математики осуществляют все более сложные умозрительные построения, нагромождая одну теорему на другую с целью создания знания, которое дает новые, еще более абстрактные теоремы. Искусственный разум и «инжене­ры знаний» возводят головокружительное здание логического вывода. Подобно этому и капитал становится все более производным, можно сказать, становится бесчисленным отражением в бесконеч­ном числе зеркал.

ЭПИТАФИЯ БУМАГЕ

Все вышесказанное уже революционно. Но процесс идет даль­ше, параллельно с изменением капитала приводя к изменению сущности денег1.

Думая о долларах, франках, иенах, рублях или дойчмарках, боль­шинство из нас слышит шелест бумаги. Но это показалось бы крайне необычным для наших прапрадедушек и прапрабабушек, перенесись они в наше время. Никто из них не взял бы «бесполез­ных» бумажек за отрез ткани или бушель зерна.

Во времена сельскохозяйственной эпохи цивилизации Первой волны деньги являлись материальной субстанцией, имеющей соб­ственную ценность. Например, золото или серебро. Но также соль, табак, коралл, одежда, медь и ракушки каури. Бесконечен список других полезных вещей, служивших время от времени в качестве денег. (Бумага, по иронии судьбы, имела лишь ограниченную цен­ность до наступления всеобщей грамотности и поэтому крайне редко, если вообще когда-либо, использовалась в качестве денег.)

Однако на заре индустриальной эры появились новые странные идеи относительно денег. Например, в 1650 г. Вильям Поттер опуб­ликовал в Англии трактат-предвидение с предложением ранее не­мыслимого: «символическое богатство неизбежно придет на смену реальному богатству»2.

Эта идея выкристаллизовалась спустя сорок лет, когда люди типа Томаса Сэвери начали думать о первых паровых машинах.

Первыми, по крайней мере в западном мире, начали печатать бумажные деньги американские колонисты, которым британское правительство запретило чеканить золотые и серебряные монеты3.

Этот шаг — от самоценного товара типа золота, табака или пушнины к практически не имеющей ценности бумаге — потребовал огромного скачка доверия со стороны пользователей. До тех пор, пока человек не уверен, что другие люди согласятся отдать товар за бумажку, бумажные деньги вообще не имеют ценности.

Бумажные деньги основаны исключительно на доверии. Именно бумажные деньги доминируют в индустриальном обществе циви­лизации Второй волны.

В рамках экономики Третьей волны цивилизации бумажные деньги оказались устаревшими. Сейчас уже ясно, что бумажные деньги, подобно сборочным линиям и фабричным трубам, — продукт умирающей индустриальной эры. Бумажным деньгам уго­тована та же судьба, что и деньгам в виде коралловых ракушек и медных браслетов. Они сохранятся лишь для вспомогательных це­лей и в экономически отсталых странах.

СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫЕ ВАЛЮТЫ И ПАРАДЕНЬГИ

На сегодняшний день в мире насчитывается 187 млн. облада­телей кредитных карточек Visa4, которые пользуются ими в 6,5 млн. магазинов, автозаправок, ресторанов и других мест, ежедневно оплачивая с их помощью счета на 570 млн. долл. все 365 дней в году. При этом Visa — всего лишь одна из фирм кредитных карточек.

В простейшем случае операции с кредитными карточками за­ключаются в следующем. В тот момент, когда владелец ресторана переводит номер вашей кредитной карточки в Visa или в American Express, компьютер компании кредитных карточек переводит деньги на счет ресторана из своих фондов и увеличивает сумму вашего долга по кредиту. Это, однако, самая примитивная операция с кар­точкой.

С помощью так называемых кредитных карточек «smart-card» перевод денег осуществляется непосредственно с вашего счета в момент считывания номера карточки через кассовый аппарат5. И вам уже не надо оплачивать предоставленный кредит в конце ме­сяца. Такая оплата непосредственно с вашего банковского счета подобна чеку с мгновенной оплатой. Этот тип карточки был запа­тентован французским изобретателем Роландом Морено, и вскоре «smart-cards» были выпущены французскими банками совместно с почтовыми и телекоммуникационными службами6. Такая карточка, изготовленная фирмой Булль Групп, содержит в себе микрочип и считается хорошо защищенной от подделок. Около 61 млн. чело­век в Европе и Японии уже пользуются этими карточками7.

Поскольку электронная форма хранения денег и проведения банковских операций становится практически всеобъемлющей, в конечном счете кассовый аппарат, без печатания чеков, будет свя­зываться с банком, мгновенно переводя деньги со счета покупате­ля на счет продавца, сводя тем самым банковскую задержку к нулю.

При этом и регулярно выставляемые счета, например раз в месяц, за арендную плату, коммунальные услуги и другие могут также оплачиваться в электронной форме переводом денег с ва­шего счета в банке на соответствующий счет мелкими порциями, хоть ежеминутно. Совершенствование технологий позволяет на­деяться, что финансовые операции будут осуществляться не дискретно, а непрерывно, в перспективе — в реальном времени или мгновенно.

В будущем с помощью «smart-cards» при желании можно будет оплачивать покупки не только со своего банковского счета, а так­же за счет стоимости своего дома или даже, теоретически, за счет стоимости драгоценностей или коллекции японских рисунков, если они у вас есть.

Ожидается, что скоро появятся «super-smart» карточки, которые можно назвать «электронный банк в бумажнике». Экспериментальные пластиковые карточки, разработанные фирмами Toshiba и Visa, содержат микрочип, позволяющий пользователю проверить свой банковский счет, купить или продать акции, заказать авиабилеты и многое другое.

Таким образом, новые технологии позволяют осуществить ди­алектический возврат к условиям, существовавшим до промышленной революции, — к существованию многих валют в рамках одной экономики. Деньги, подобно тысячам других по­вседневных товаров, становятся все более разнообразными. Мо­жет быть, мы вступаем в эру «специализированных валют».

«Представьте себе, — пишет журнал «Экономист», — что в государстве разрешена эмиссия денег частными лицами... Потребители в некоторых странах уже имеют такие параллельные деньги — это магнитные карточки предоплаты, запас денег на которых уменьшается по мере их использования».

Подобные параденьги уже существуют в Японии. Потребители покупают ежемесячно 10 млн. карточек в телефонной компании NTT8. Платят за них при покупке, а потом пользуются ими для оплаты телефонных разговоров. Для NTT это выгодно, поскольку фирма получает предоплату за свои услуги, что позволяет получать прибыль, подобную банковской задержке, существовавшей до внедрения быстрого обслуживания счетов. В 1988 г. фирма NTT продала 330 млн. карточек на сумму 214 млрд. иен. Потребители могут купить карточки и на другие виды услуг, такие как проезд на поезде или пользование видеоиграми.

Можно вообразить множество типов специализированных пара-денег. Департамент сельского хозяйства США осуществляет программу, которая приведет к полной замене талонов на продовольствие для бедняков на «smart» карточки с идентифика­цией персонального номера и запрограмированные на получение пособия в течение месяца9. Получатели пособия будут пользовать­ся ими в терминалах супермаркетов для оплаты покупок, где будет сверяться идентификационный номер и определяться остаток сум­мы пособия. Такая система направлена на обеспечение лучшей отчетности и защищенности от мошенничества, подделок и борьбы с черным рынком. Это отстоит лишь на шаг от того, что можно назвать «базовая карточка» для всех получателей пособия по бед­ности. Эта карточка сможет быть использована только для покуп­ки продовольствия, оплаты арендной платы и общественного транспорта.

Другим примером параденег могут служить школьные буфеты. 35 школьных округов США готовятся ввести систему карточек школьных завтраков, разработанную компанией Prepaid Card Services, Inc. из Перл Ривер, штат Нью-Йорк. Детская карточка будет оплачиваться родителями еженедельно или ежемесячно и будет сопряжена со школьным компьютером, который станет вес­ти текущие счета покупок в школьном буфете.

(В принципе подобная программируемая карточка может по­зволить родителям контролировать диету своих детей. Карточка может быть недействительной при покупке прохладительных напитков. Если у ребенка аллергия, например, на молоко, то карточка будет недействительна при покупке всех изделий, содержащих молокопродукты, и т. д.)10

Можно представить себе специализированные детские карточки для использования в кинотеатрах и видеозалах, но только для разрешенных для детей фильмов. Возможны любые виды валюты для потребителей, включая и то, что можно назвать «программируемые деньги».

Короче говоря, появившись как символ среднего класса, карточки становятся вездесущими. Миллионы пожилых людей в Америке, ежемесячно получавших чек социального обеспечения (кусочек бумаги стоимостью в несколько бумажных долларов), прекратили получать его. Теперь правительство посылает элек­тронный импульс в банки, и на счета людей преклонного возраста переводятся выплаты социального обеспечения.

Федеральные агентства США также используют кредитные карточки для продажи ценных бумаг и выплат по ним. По словам Джозефа Райта, заместителя директора Управления Белого дома по менеджменту и бюджету, «Дядя Сэм» — «крупнейший в мире пользователь кредитных карточек»11.

При операциях с карточками нет ничего подобного традиционному переходу «денег» из рук в руки. Не переходят из рук в руки ни монеты, ни бумажные деньги. «Деньги» представляют собой ряд нолей и единиц, передаваемый по проводам, по радио или через спутник.

Все это стало настолько обыденным и принимается с таким доверием, что никто ни в чем не сомневается. Наоборот, когда мы видим, что крупные суммы наличных денег переходят из рук в руки, то начинаем подозревать, что что-то нечисто: или кто-то пытается уклониться от налогов, или дело связано с торговлей наркотиками.

ПОРАЖЕНИЕ СИЛЫ

Такие глубокие изменения в системе денежного обращения не могли не создать угрозы влиятельным учреждениям.

Внедрение электронных денег вместо бумажных является прямой угрозой, например, самому факту существования банков в том виде, в каком мы их знаем. Согласно Ди Хоку, экс-председателю фирмы Visa International, «банковское дело не сохранит своей по­зиции как первичного оператора системы платежей»12. Банки име­ли защищенную государством монополию в системе погашения чеков. Электронные деньги угрожают вытеснить эту систему.

В целях самосохранения некоторые банки включились в эмис­сию кредитных карточек. Наиболее существенно то, что они распространили свое влияние на автоматические кассовые маши­ны (АКМ). Если банки выпустят дебитные карточки и разместят АКМы в миллионах пунктов, они смогут отразить атаку компаний кредитных карточек. Ведь дебитные карточки позволяют владель­цам магазинов получать платежи мгновенно, а перевод денег по кредитным карточкам Dinner's Club, American Express или Visa происходит с задержкой. Владельцы магазинов могут отказаться продолжать платить им процент с каждой продажи.

В Японии министерство финансов сомневается в правильности того, что частные компании типа NTT имеют право выпуска несу­щих ценность «знаков» — разновидности валюты — и оперировать ими вне банковской системы и контроля со стороны государства. Если компания берет деньги за карточки предоплаты, то они дол­жны считаться «депозитом», так же как и при вкладе денег в банк. Когда потребитель использует такую карточку, то совершается эк­вивалент банковской операции «изъятие вклада». А когда компа­ния карточек платит продавцам, то она работает в качестве «пла­тежной системы». Все эти операции разрешено производить только банкам13.

Кроме того, если компании карточек предоставляют кредит пользователям по взаимному согласию, без ограничений, нала­гаемых на банки, то центральные банки рискуют утратить свою абсолютную власть в области денежной политики. Так, в Южной Корее пластиковые деньги распространяются столь стремительно, что правительство опасается, что они являются источником ин­фляции14.

Короче говоря, появление электронных денег в мировой эко­номике угрожает пошатнуть устоявшиеся институты власти. На гребне волны этой схватки сильных мира сего находятся знания, вложенные в технологию. В результате этой схватки произойдет переопределение самого понятия денег.

ДЕНЬГИ XXI ВЕКА

Деньги в виде монет или бумаги (или металлизированной бу­маги), конечно, не исчезнут окончательно. Но за исключением случая ядерной катастрофы или технологического катаклизма, электронные деньги имеют шанс вытеснить почти все альтернативные варианты. Прежде всего благодаря тому, что они обеспечивают платежи в реальном времени, устраняя наиболее дорогостоящие несовершенства традиционной системы денежно­го обращения.

На основе вышеизложенного открывается поразительная картина. Капитал — под которым мы подразумеваем богатство, вложенное в рост производства — изменяется вместе с изменени­ем денег: и капитал, и деньги принимают новую форму при суще­ственных изменениях в обществе.

При этом изменяется их интеллектуальное содержание. День­ги сельскохозяйственной эпохи в виде металла (или какого-либо другого товара) имели интеллектуальное содержание, близкое к нулю. Деньги Первой волны цивилизации были не только материальными, они были также дописьменными в том смысле, что их ценность зависела в первую очередь от их веса, а не от слов, отчеканенных на них.

Нынешние деньги Второй волны цивилизации представляют собой отпечатанную бумагу, имеющую или не имеющую обеспече­ния товаром. Это на них напечатано. Деньги стали символом, но по-прежнему остались материальными. Такая форма денег появи­лась одновременно с распространением грамотности.

Деньги Третьей волны цивилизации во все большей степени представляют собой электронные импульсы. Они мимолетны... мгновенно перечисляются... контролируются на экранах мониторов. Практически они являются видеофеноменом. Мерцая, сверкая, просвистывая по всей планете, деньги Третьей волны являются информацией — основой знания.

Капитал и деньги, во все большей степени обосабливаясь от материального воплощения, изменяются на протяжении всей истории человечества, переходя от стадии полностью материальных к символическим и доходя сегодня до «суперсимволической» формы.

Эта обширная цепь изменений сопровождается глубоким, по­чти религиозным сдвигом в вере — от доверия по отношению к долговечным, постоянным, осязаемым вещам типа золота или бу­маги к вере в то, что наименее осязаемые, эфемерные электронные сигналы могут обмениваться на товары и услуги.

Наше богатство — это богатство символов. И, как это ни уди­вительно, власть тоже базируется на символах.