«ПЕРЕСТРОЙКА»: ПОСЛЕДНИЙ ШАНС СИСТЕМЫ

ИЛИ ДОРОГА К ЦИВИЛИЗАЦИИ? (1985–1991 гг.)

Глубокий кризис общественной системы и ее перспективы

Итак, в 80-е годы советское государство и общество вступили в период глубокого кризиса. И хотя внешне страна и система выглядели могучими, внутренние язвы подтачивали их. Все более очевидно становилось, что социализм проиграл экономическое соревнование капитализму, стал его сырьевым придатком. Когда упали мировые цены на нефть, прозвучал набат. Снижалась выручка валюты, а без нее вообще никакой рост производства был невозможен, нельзя было обойтись без импортной техники и продовольствия. Немыслимо было и продолжать военное соревнование с США. Между тем весь партийный, государственный, хозяйственный, военный и иной аппарат разбух до невозможности и стал не способен решать серьезные проблемы. Ничего не менять можно было лишь или отказавшись от роли сверхдержавы, или заставив население затянуть пояса.

Заметим, что по своему типу наша государственная и общественная система больше напоминала не современное государство, а восточные монархии прошлых веков. Такие образования могут быть весьма устойчивыми, если производство не меняется десятилетия и столетия, население изолировано от других стран, подчинено идеологически. У нас же единомыслие, государственная пропаганда (вместе со всеобщей ложью), роль чиновничества, контроль за контактами с иностранцами сочетались с лихорадочными усилиями СССР не отстать технически от передовых держав. Таким образом, в период НТР производство и жизнь менялись буквально на глазах, а общественные отношения оставались прежними. Внутренняя целостность системы нарушалась, возникали неразрешимые противоречия.

Отказ от гонки вооружений мог привести к отпадению от СССР его неустойчивых союзников и к политическому кризису. Урезать благосостояние народа можно было только методом Сталина, но такой вариант мог привести к польскому «сценарию»: появлению народных революционных организаций и попыткам свергнуть власть. Оставалось уповать на силу. Обе перспективы были печальны, но для нового руководителя в первое время подходящи: ничего не трогать в надежде, что «все образуется», и катиться по привычной дорожке.

Но имелся еще один вариант: попытаться «перестроить» систему, что могло «заявить о себе только как инициатива, направленная на совершенствование социализма – на основе... неискаженного прочтения марксизма-ленинизма, установления «истинной» социалистической и коммунистической идеи»[1]. Модернизация системы с неизбежными попытками вернуться к разрядке, умерить аппетиты ВПК, перетряхиванием аппарата, критикой сталинизма и прочего – был трудный и опасный путь. Судьба «реформатора» Хрущева, которого сместили, и консерватора Брежнева, благополучно процарствовавшего до смерти, были слишком памятны.

Раскрепощающий апрель. Рок катастроф

В марте 1985 г. умер Черненко. Генсеком был избран молодой (чуть больше 50) политик , с именем которого связана совершенно особая глава нашей истории. Этот человек рискнул своим положением, чтобы вывести страну из тупика.

Перед реформаторами , , позже присоединившимся к ним , В. Медведевым и др. стояла задача: в новых условиях вернуться к истокам критики сталинизма и хозяйственной реформы.

В апреле 1985 г. состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором и были приняты решения о необходимости перестройки общества на основе ускорения роста экономики и развития гласности.

Разумеется, лишь обещанием обновить экономику, при сохранении власти партии, он мог вдохновить номенклатуру. Поддерживал веру и китайский успех в модернизации производства. И без того задача была исключительно сложной. Поэтому представления о том, что нужно было как раз не ускорять производство, а, напротив, сократить ненужное, уменьшить импорт, выглядели бы просто фантастическими. Да и, по-видимому, они не приходили в голову новому руководству.

В отличие от множества пропагандистских кампаний, память о которых осталась лишь в анекдотах, перестройка от пленума к пленуму, от года к году захватывала все новые сферы жизни, требовала реформу за реформой, все глубже проникала в общественное сознание. Началось размежевание общества, радикализация масс по вопросу о поддержке перестройки, глубины необходимых реформ. Таким образом, апрельский пленум стал действительно раскрепощающим, освобождающим страну от пут диктатуры и лжи. Первый шаг был сделан знаменитым указом о борьбе с алкоголизмом в мае 1985 г. Важным этапом в борьбе со злоупотреблениями власти, шагом к международной разрядке стал XXVII съезд КПСС в начале 1986 г.

Нередко говорят, и во многом правильно, об издержках борьбы с пьянством, огромных потерях бюджета, гримасах бюрократизма, превратившего эту борьбу в очередную кампанию запретов и мучений. Но нередко забывают, что этот указ разбудил общество от пьяного угара, дал толчок здоровой общественности к активности, так как тысячи людей увидели в этом свое кровное дело, в котором они могут быть едиными с властью. Дальнейшим толчком стало экологическое движение, особенно усилившееся после чернобыльской аварии. Прошедшие процессы над высокопоставленными номенклатурщиками дали надежду на то, что власть может быть справедливой.

Немало сил у реформаторов отняло избавление от брежневских кадров сверху донизу. И хотя многим удалось перебраться на иные теплые местечки, масштабы чисток были очень велики. Было ясно: старое поколение номенклатурщиков станет саботировать реформы.

За годы перестройки ЦК партии обновился на 85 %, больше, чем в период сталинских чисток! Поменялись кадры в республиках, в министерствах и ведомствах сократили около 1 млн служащих. С 1985 по 1988 г. из Политбюро были выведены (или умерли) Романов, Гришин, Кунаев, Алиев, Громыко, Соломенцев, Долгих и др. Одновременно Политбюро пополнялось руководителями, придерживающимися схожих (до известной степени) с Горбачевым взглядов и принадлежавшими к его поколению: Шеварднадзе, Рыжковым, Зайковым, Слюньковым, Яковлевым, Никоновым, Медведевым. В свою очередь эти руководители были в 1990–1991 гг. разметаны ветром истории и заменены новым поколением политиков, значительно более молодых (35–40 лет) и не имеющих никакого отношения к партийному «сералю»2.

Однако уже в 1987–1988 гг. у руководителей перестройки все чаще возникала мысль, что «общество, построенное на насилии и страхе, реформировать нельзя, что мы стоим перед сложной исторической задачей демонтажа системы со всеми ее идеологическими и политическими корнями». Таким образом, от попыток модернизации системы курс стал браться на смену модели общественного развития вообще. А значит, необходим был отважный и бесповоротный шаг, когда возврата к старому уже нет. И он был сделан.

Интересно отметить, что с самого начала реформ страну преследовал буквально какой-то рок катастроф. Самой страшной была, конечно, авария на Чернобыльской АЭС – результат ведомственного развития экономики в ущерб всему, в том числе и безопасности. Экономический вред был колоссальным. Ущерб здоровью миллионов людей, природе чудовищен. Расплачиваться славянским народам придется еще десятилетия. Осень этого же (1986) года ознаменовалась столкновением двух судов и гибелью сотен людей. И началось: взрывы, аварии на транспорте, на химических предприятиях и т. п. Наиболее разрушительным оказалось землетрясение в Армении, унесшее жизни десятков тысяч людей. Восстановление разрушенных городов потребовало громадных затрат. Вообще катастрофы отвлекли непомерные средства и силы.

Демократический «рубикон»

Как известно, выражение «перейти Рубикон» означает решение сделать бесповоротный шаг. В известном смысле и Горбачеву необходимо было «перейти Рубикон» в отношении к демократии. Развернувшаяся (особенно с 1987 г.) гласность дала возможность стране о многом узнать правду или хотя бы полуправду, показала необходимость коренных реформ. То, что гласность раскрывала глаза людям, давала частичную свободу слова и критики властей, вызывало бешеную злобу номенклатуры. Однако в условиях сохранения цензуры и государственного характера СМИ гласность можно было более-менее быстро свергнуть. (Заслоном против этого стал Закон о печати 1990 г.) Крайне важным было освобождение инакомыслящих из тюрем и ссылок, установление связей с зарубежьем, облегчение выезда из страны, свобода верующим. Устанавливался политический плюрализм.

Однако эти реформы не могли изменить основу общества. А сопротивление старых сил было очень велико. Поэтому в 1988 г. Горбачев и его команда решились на исключительно смелый шаг – демократические выборы. Решение об этом было принято на партконференции летом 1988 г. Требовалось изменить Конституцию. Чтобы уменьшить неожиданности, выборы делались ступенчатыми: главным органом становился Съезд народных депутатов, который избирал Верховный Совет. Хотя третья часть депутатов избиралась от общественных организаций, настрой общества был такой, что риск все равно оставался очень большим.

Горбачев, разумеется, понимал, что он играет с огнем молодой стихийной демократии, которая может на волне реформ «выплеснуть» демагогов и авантюристов, стремящихся к власти. А «нетерпеливые, словно щенки, радикалы» (выражение одного журналиста) могут отодвинуть его в сторону, как «недемократа», поставив реформы под угрозу. Горбачев лично сильно рисковал, но надеялся удержать ситуацию. Ему крайне нужен был орган, который бы обуздал партократию, принял необходимые законы, укротил военщину и хозяйственников.

Следует сказать (с позиции сегодняшнего дня), что с точки зрения реальности выполнения тех задач, что были поставлены, этот шаг, возможно, был неверным. Лучше было бы, объявив о выборах, отложить их года на два-три, до реформ в экономике. Сложность, однако, заключалась в том, что экономику никак не удавалось переделать без изменения политической системы, а нарушение ее выбивало постепенно власть из рук партии и самих реформаторов. Такой был заколдованный круг.

Оценивая же с точки зрения интересов общества, скажем, что этот шаг перечеркнул возможность возврата к старому, освобождал огромные социальные силы людей. Выборы были, конечно, относительно свободными, но даже они «прокатили» многих партийных боссов. Те пытались оказать давление на Горбачева, но он заявил, что партийный руководитель, который не пользуется популярностью в народе, должен уйти. Однако выборы выявили и слабые стороны демократии: демагогию и безответственность кандидатов, наивность избирателей, их веру в «чудесные изменения» в скором времени и т. п.

Летом 1989 г. состоялся Первый съезд народных депутатов: действительно, первая свободная трибуна, транслирующаяся по телевидению. Задуманный просто как этап выборов, очень громоздкий, съезд, однако, перерос в важный политический орган, поэтому стал собираться гораздо чаще, чем мыслилось. Был избран Верховный Совет СССР, настоящий допрос с пристрастием был устроен министрам при обсуждении их кандидатур. Число министерств резко сокращалось. Однако на съездах вырисовывались и те процессы, силы, которые стали в оппозицию Горбачеву слева, выявлялись национальные противоречия. Но, главное, его созыв был сигналом для выборов съездов республик, оказавшихся для социалистической перестройки роковыми.

Экономика: поиски нового. Пик дефицита

В первый период реформ власть больше надеялась на административные рычаги: усиление дисциплины, смену кадров, введение госприемки, попытки лучше использовать новейшее оборудование, борьба с пьянством. Начались и эксперименты по переводу предприятий на хозрасчет и самофинансирование. Пытались не пересматривать планы и не отбирать прибыль у предприятий. 1986–1987 гг. дали некоторое увеличение темпов прироста производства, что породило определенные надежды наверху. Однако это была уже лебединая песнь плановой экономики. Утопичными оказались и попытки быстро решить социальные проблемы, в частности строительство жилья.

С 1987 г. начались и принципиально новые изменения: были разрешены негосударственные предприятия, а частным лицам позволялось заниматься индивидуально-трудовой деятельностью. Закон о кооперации породил волну открытия кооперативов, бурный рост объема их производства. Разумеется, как и везде, злоупотреблений и лихоимства здесь хватало. Позже вышли законы о малых предприятиях, о банках и пр. Следовательно, именно перестройка заложила фактические и правовые основы рыночной экономики, без чего немыслимы были бы последующие реформы. Вышел Закон о государственном предприятии, расширяющий права трудовых коллективов, дающий им право выбирать руководителей. При определенной пользе, однако, этот закон создал опасный крен в экономике в сторону ослабления контроля со стороны государства. Новые права госпредприятий привели к резкому росту зарплаты без увеличения производства. Вместе с ее взлетом в негосударственном секторе это привело к взрывному увеличению денежных доходов. Цены между тем оставались прежними, низкими. Отсюда увеличение дефицита. Перед пустыми полками магазинов, даже в столицах, смешными становились утверждения о том, что цель реформ – улучшение жизни людей.

Главной ошибкой реформаторов, по моему мнению, в экономической области была затяжка с повышением цен, что привело бы к равновесию спроса и предложения, появлению товаров. Но очень трудно было решиться на такую непопулярную меру, к тому же бьющую по самой номенклатуре, жителям столиц.

И были развернуты дискуссии: надо или нет повышать цены. Это можно было сделать в 1987–1988 гг., когда еще власть была в руках правительства, в крайнем случае в 1989 г. Вместо этого стали регулировать зарплату, что заведомо было обречено на неудачу. В 1990 г., когда дефицит достиг невиданных размеров – исчезли мыло, сигареты, позже спички и соль, – было уже поздно. Да и оппозиция воспользовалась случаем. Когда весной 1990 г. Рыжков выступил с объявлением, что летом повысятся цены на хлеб, ажиотажный спрос смел с прилавков крупы, макароны и пр. Демократическая оппозиция подняла истерику: это предопределило падение Рыжкова. Когда весной 1991 г. новый премьер Павлов решился на всеобщее повышение цен, это уже не могло изменить ситуацию, вызвало только озлобление.

Повсеместно стали вводить талоны, карточки, списки и пр. На дефиците жирели миллионы. Осенью 1990 г. был обещан «рекордный урожай» хлеба. Но как бы в насмешку из продажи исчезли все крупы, жиры и др. Прогнозы, один мрачнее другого, нервировали население. Перед пустыми прилавками, изматывающими очередями тускнели все призывы. Теперь националистические партии могли легко уверить сограждан, что Москва ограбила их и нужно скорее отделиться, чтобы не «кормить центр» и всю ораву.

Таким образом, социализм зашел в экономике в тупик. Вскоре его ждал и политический тупик. Дефицит стал его гробовщиком, катализатором национализма.

Трещины национализма. Ссср – россия, горбачев – ельцин

Национальный вопрос, можно считать, «угробил» перестройку в рамках ССС признается: реформаторы «поверили собственной же пропаганде, что национальные республики хотят жить вместе, что Союз нерушим, что интернационализм господствует в сознании. Но случилось так, что националистический угар взял верх, угар, который блокировал эволюционную трансформацию Союза в добровольную федерацию или конфедерацию, взорвал страну».

Уже в декабре 1986 г. произошли национальные волнения в Казахстане, в 1987 г. – азербайджанский Карабах, населенный в основном армянами, стал предметом острого конфликта между Арменией и Азербайджаном. Одна за другой вспыхивали национальные трагедии. Поскольку «страх перед властью быстро исчезал», национализм становился все сильнее. Набирал мощь Рух на Украине. После кровавого разгона демонстрации в Тбилиси (апрель 1989 г.) и там окрепли силы, стоявшие за отделение. Жесткие националы в Молдавии законами о языке и другим породили раскол (на Приднестровье, Гагаузию и собственно Молдову). Союз трещал по всем швам. Особенно заметно это стало в начале 1990 г., когда победившее на выборах в Литве движение Саюдис заявило о выходе республики из Союза.

Разумеется, Прибалтика вошла в СССР недобровольно, жестоко пострадала от репрессий. Удержать ее уже ничего не смогло бы. Однако позиция литовского руководства во главе с В. Ландсбергисом была явно провокационна, направлена на разжигание прямого конфликта с центром, чтобы внушить населению «образ врага» и увеличить свое влияние. В то же время для союзного руководства такой конфликт был что нож в спину. Позиция Литвы связала Горбачева по рукам и ногам, сделала бессильным на время перед оппозицией справа, со стороны номенклатуры и военных. Роль центра ослаблялась и той нравственной позицией, которой они должны были придерживаться. «Мы никогда не видели в насилии средство удержания власти, это был вопрос чести», – говорит А. Яковлев. Известные случаи насилия, как зимой 1991 г. в Прибалтике, когда коммунистические силы попытались свергнуть законные правительства, скорее всего, происходили помимо воли или влияния Горбачева, которого сторонники жесткого курса просто ставили перед фактом. Неудача в Прибалтике несколько остудила правых. Горбачев же пытался спасти, что еще можно.

Весной 1991 г. Горбачев начал переговоры с девятью республиками, которые еще выражали готовность сохранить Союз. Нельзя было и отбросить результаты референдума (первого в нашей истории), где большинство высказалось за сохранение СССР. В этом вопросе главной была позиция России, составлявшей основу территории, населения и мощи Союза. Когда же в результате выборов на Съезде народных депутатов России в 1990 г. во главе руководства стал , между центром и Россией возникла трещина. Она стала очень большой после избрания народным голосованием Ельцина Президентом России (Горбачева избрал Президентом только съезд). После же августовского переворота позиция российского руководства стала непримиримой. Союз был обречен.

Десятки лет высшая партийно-номенклатурная каста обирала Россию, чтобы подкармливать непокорные окраины, поддерживать всевозможные партии и движения за рубежом, ковать военную мощь страны, обустраивать «коммунистические образцовые города» Москву и Ленинград, содержать закрытые зоны и т. п. Русская глубинка, в том числе и та, что снабжала полмира нефтью и газом, жила позорно бедно, часто просто убого, не имея в деревнях в свободной продаже даже хлеба. России отказали и в той призрачной государственности (ЦК компартии, собственная столица и т. п.), что была у других республик. Не приходится удивляться, что идея большей самостоятельности от центра России имела на выборах 1990 г. успех. Им пользовались многие, в том числе и так называемая Межрегиональная депутатская группа (МДГ – Собчак, Афанасьев, Попов, Старовойтова и др.). Особое значение этот лозунг получил в лице Ельцина, которого активно поддерживали демократы из МДГ.

, по карьере типичный партаппаратчик, попал в Москву из Свердловска. Затем стал первым секретарем Московского ГК КПСС. В 1987 г. в Политбюро (он был кандидатом в члены Политбюро) на него начались гонения, которые сделали его очень популярным в народе. По словам А. Яковлева, (второй по значению тогда руководитель после Горбачева) пытался прибрать к своим рукам московскую парторганизацию, которую возглавлял Ельцин. Он «пытался сделать из ударную силу в борьбе с демократами, с их собраниями и выступлениями». В то же время многочисленные жалобы вызывала крутая политика Ельцина в отношении к партноменклатуре Москвы. В мае 1987 г. его подвергли жесткой критике наверху, обвинив в неспособности положить конец «дестабилизирующим» действиям «так называемых демократов». А в октябре этого же года уже сам Ельцин выступил на Пленуме ЦК с речью, где обвинил высшее руководство в попытках противодействовать реформам, остановить их. Его доклад широко распространялся в обществе. Ельцина хотели исключить из партии, но Горбачев упорно возражал против этого. Однако полностью избежать наказания Ельцину не удалось. Ореол «пострадавшего за правду» сделал Ельцина весьма популярным. Вера многих людей в него (ничем, собственно, не подкрепленная, кроме слепой симпатии) достигла огромных размеров и способствовала падению престижа Горбачева, которому стали противопоставлять Ельцина как истинного демократа и борца с номенклатурой. В 1989 г. Ельцин с триумфом победил на выборах на съезде депутатов СССР в Москве, в 1990 г. он был избран (в упорной борьбе с другим депутатом, Бабуриным) Председателем Верховного Совета России. Очень скоро РСФСР стала принимать декларации о суверенитете, подписывать с другими республиками договоры, самостоятельно осуществлять внешнюю политику.

Так возник новый центр власти в стране. Усилению Ельцина способствовала его популярность. Разумеется, скоро жизнь показала наивность многого из того, на что надеялись россияне. Она также показала наивность демократов, надеявшихся, что новый российский лидер будет послушным орудием в их руках. Нет, он играл в свою игру. Попытки номенклатуры дискредитировать Ельцина в глазах народа лишь добавили ему популярности.

Когда началась в 1990 г. прямая конфронтация между центром и Россией по вопросам законов, бюджета, принятия различных программ, трудность поиска компромисса усложнялась личной неприязнью между Горбачевым и Ельциным, обидой последнего и его непримиримым характером.

Внешняя политика: «свой среди чужих, чужой среди своих»

О решительных переменах в нашей внешней политике говорит тот факт, что после перемещения с поста министра иностранных дел было заменено десять из двенадцати его заместителей. С одной стороны, внешняя политика была успешной, так как способствовала разрядке напряженности, разоружению, росту авторитета СССР в мире у демократических стран. С другой – проводимые внутри страны реформы дали совершенно непредсказуемый результат в виде быстрого краха мировой системы социализма и Варшавского договора. Это значительно ослабило позиции Горбачева в государстве, ухудшило наше экономическое положение из-за разрыва налаженных торговых и иных связей с соцстранами.

Крайне важным было прекращение ряда военных конфликтов, особенно вывод в 1989 г. советских войск из Афганистана. Удалось решить вопрос о сокращении ракет средней дальности, других наступательных вооружений. Были нормализованы отношения с Китаем, Южной Кореей и другими странами.

Позиция СССР способствовала прекращению войн в Анголе, Мозамбике, Никарагуа и других местах. СССР прекратил поддержку агрессивных режимов в Ираке, Ливии и др. Все это существенно «охладило» любовь и дружбу к нему со стороны тех его союзников, которые прежде получали от нас оружие и помощь. Произошло отдаление Вьетнама, Кубы, Северной Кореи и др. Зато Запад был кровно заинтересован в успехе перестройки и старался поддерживать Горбачева (хотя и недостаточно). Росла взаимная торговля. Очень много давалось кредитов, что в условиях падения цен на нефть позволяло поддерживать импорт. Но, разумеется, кредиты быстро «проели», а долг повис камнем на шее. Горбачева даже пригласили на встречу глав семи ведущих государств мира (так называемая «семерка»).

Хуже дело обстояло с союзниками. Коммунистические лидеры плохо поддерживали перестройку. Однако она сильно повлияла на внутреннее состояние таких стран, как Чехословакия, ГДР и др. В 1989–1990 гг. – где в результате выборов, где мирных революций (и только в Румынии кроваво) – социализм там был свергнут. Военный союз исчез. Горбачев дал согласие на объединение Германии.

В целом для мира и человечества это были очень важные и положительные процессы. Однако быстрая смена стратегического положения, сокращение торговли плохо отразились на судьбе перестройки в СССР. Лично же Горбачеву вменялось в вину, что он «развалил мировой социализм».

«девятый вал» оппозиций. Между молотом и наковальней

События разворачивались все стремительнее. Уже и сам Горбачев нередко терял четкую линию, потому что неожиданно результаты того, что он делал, стали обращаться против него. Со всех сторон он подвергался критике. Постепенно лишался своих сторонников в руководстве: одни уходили сами, другими приходилось жертвовать ради успокоения противников. Кроме национальных партий, лидеры которых стремились к отделению, было и еще множество оппозиций. Слева ее представляли демократы, прежде всего объединенные в Межрегиональную Депутатскую Группу съезда СССР (МДГ), которая позже выросла в «Демократическую Россию» («Дем. Россия»). Ее лидеры Г. X. Попов, и другие стали в непримиримую оппозицию, используя в своих целях фигуру уже смертельно больного А. Сахарова. Эта непримиримость на деле означала, во-первых, непонимание того, что быстрота изменений не всегда полезна, во-вторых (и в главных), стремление быстрее прийти к власти. Положение усугублялось и тем, что эти демократы постепенно заняли сильные позиции в СМИ. Очень большое недовольство высказывалось по поводу введения должности президента СССР. Для Горбачева же этот пост означал возможность устранить опасность переворота в ЦК КПСС и уход от рутины заседаний. Председателем Верховного Совета стал А. Лукьянов.

А. Яковлев саркастически пишет: «Демократическая оппозиция все­мерно ратовала за радикальные шаги, жестко критиковала М. Горбачева за его осторожность и непоследовательность, как бы предлагая: „Что там пестовать всходы, не лучше ли сразу посадить взрослые деревья и тогда зацветет, как по волшебству, сад свободы“. К созидательным же задачам демократическая оппозиция только приглядывалась, считая, что придет время – летать научимся. А пока можно было, хотя бы теоретически, „учить других искусству полета“».

В самой партии царили разброд и шатания. Создана была компартия России во главе с И. Полозковым. В республиках коммунисты начинали заигрывать с националами, либо входили с ними в жестокий конфликт (как в Прибалтике). В КПСС образовывались демократические направления, вроде «Демплатформы», партии Руцкого и др. Но основная масса руководителей не одобряла перемен. Надежды Горбачева на то, что КПСС сможет переродиться в цивилизованную организацию, не оправдались. Не сумел этого сделать и последний, XXVIII съезд партии, хотя на нем и были приняты новая программа и устав. Рядовые члены партии сотнями тысяч и миллионами покидали ее.

Один за другим появлялись президенты союзных и автономных республик. Самый мощный «суверенитет» Ельцин во весь голос призывал автономии «брать суверенитета» столько, сколько смогут. С 1989 г. вспыхивали забастовки (экономические, а позже и политические) шахтеров и др.

А справа накатывал другой вал оппозиций, недовольных «бесчинствами демократов и прессы», развалом Варшавского договора и СССР, попытками урезать военные расходы. (Горбачев вел очень упорную борьбу за так называемую конверсию. Это вызывало сопротивление ВПК, но в конце концов именно эти усилия позволили впоследствии привести военные расходы в соответствие с возможностями страны.) Кроме естественной растерянности, подпитывала это недовольство боязнь за свое будущее: номенклатура явственно чувствовала, как трещат под ней руководящие кресла.

Горбачеву приходилось постоянно лавировать, искать компромиссы и комбинации. Однако проблемы нарастали значительно быстрее, чем их удавалось решать. В 1990 г. общественность активно обсуждала экономическую программу реформ (Шаталина, Явлинского и др.), так называемые «500 дней». Если экономически она еще имела какие-то обоснования, то политически (и Горбачев это понимал) у нее не было шансов. Между тем оппозиция представила ее как единственно возможную. Принятый в конце концов план реформ, соединивший программу «500 дней» и правительства Рыжкова, уже никого не удовлетворил. Под воздействием различных причин осенью 1990 г. Горбачев делает шаг вправо. Он производит ряд кадровых перестановок: председателем правительства назначает В. Павлова, министром внутренних дел Пуго (вместо либерала В. Бакатина), вице-президентом Г. Янаева. Разумеется, это были деятели прошлой эпохи и ничего разумного предложить не могли. Оказавшись между молотом и наковальней, воспользовавшись провалом правых в Прибалтике в январе 1991 г., президент вновь делает очень искусный маневр и начинает переговоры о реформе Союза. Новый договор был близок к успеху. Однако противники справа, подогретые еще и указом Ельцина о департизации, не сдаются. Они пытаются силой возвратить старый порядок. После провала переворота «девятый вал» оппози­ций накрыл президента, а вместе с ним и СССР.

роковой август 1991 г. Крушение ссср

На 19 августа 1991 г. было намечено подписание нового союзного договора между девятью республиками. Желая сорвать это соглашение, которое могло не оставить им места, в ночь с 18 на 19 августа высшие руководители страны (Председатель КГБ Крючков, министры обороны Язов, внутренних дел Пуго и другие лично или через представителей) потребовали от Горбачева подписать указ о введении чрезвычайного положения в стране, фактически запретить демократию. Дело происходило на даче президента в Крыму (в Форосе). Когда Горбачев отказался это сделать, его блокировали на даче. Заговорщики объявили Горбачева заболевшим, в результате чего полномочия президента переходили к вице-президенту Янаеву. Он и подписал указ о чрезвычайном положении в стране и создании Государственного комитета по Чрезвычайному положению (ГКЧП), к которому переходило руководство страной. В столицу вошли танки и войска. Однако это не помешало противникам диктатуры сплотиться вокруг Ельцина, Хасбулатова и Руцкого. Переворот был сорван, заговорщики арестованы.

Геннадий Янаев говорил в одном интервью, что у них не было другого выхода. Это неправда. У них был выход – поддержать своего президента, попытаться сохранить Союз хотя бы в том виде, в каком это было возможно. Именно неудачный военный переворот ускорил гибель СССР. Ведь Ельцина, Кравчука и других в огромной степени удерживала от отделения именно боязнь вооруженного выступления. А раз военный колосс оказался на глиняных ногах, страх перед центром исчез, создавать новый союз они уже не видели смысла. Попытки доказать невиновность участников ГКЧП в историческом смысле беспочвенны, какие бы приговоры суда и амнистии ни выносились. Следствие по делу ГКЧП тянулось очень долго. В конце концов все обвиняемые были амнистированы в начале 1994 г. А настоявший на суде генерал Варенников оправдан.

После разгона ГКЧП, возвращения в Москву Горбачева политическая ситуация резко изменилась. С лишенным силы центром считались все меньше. Президент России издал указ о фактическом роспуске КПСС и разделе ее имущества. Все попытки Горбачева хоть в каком-нибудь виде сохранить Союз не удались. За это выступали в основном только Казахстан и Средняя Азия. Славянские же республики, которым, казалось бы, сама судьба велела быть вместе, напротив, желали самостоятельности. Вернее, в основном этого желало их руководство. Забыты оказались и обещания типа «Россия никогда не выступит инициатором развала Союза»3 (Ельцин, октябрь 1991 г.). 1 декабря на Украине прошел референдум, результаты которого были истолкованы как желание украинского народа жить самостоятельно. 8 декабря Ельцин, президент Кравчук и Председатель ВС Шушкевич втайне подписали в Беловежской пуще соглашение об утрате силы союзного договора 1922 г. и о создании Содружества Независимых Государств (СНГ). Позже к СНГ присоединились и другие республики. Впечатление было такое, что Договор об СНГ прежде всего предполагал политическую ликвидацию Горбачева. По образному выражению генерала А. Лебедя, когда хотели убрать Горбачева, из-под него выдернули страну.

Итак, Союз рухнул. Исторически его распад был неизбежным, однако по разным причинам этот процесс оказался искусственно ускоренным. За торопливость в обретении самостоятельности народам СССР пришлось заплатить высокую цену. Перед Россией долго будет стоять проблема зарубежных ее соплеменников, которых насчитывается десятки миллионов. Многие из них уже стали беженцами и переселенцами, другие захотят позже приехать на родину.

В конце декабря 1991 г. Горбачев подал в отставку. Впервые за многие десятилетия высший руководитель ушел цивилизованно.

[1] В этой и следующей главах я использовал книгу «Горь­кая чаша. Большевизм и реформация России». Ярославль: Верхне-Волжское книж­ное издательство, 1994.