Итак, история доказывает, что процесс изменения идентичности вполне естественное явление. Но процесс намеренного манипулирования идентичностями, о чем свидетельствует опыт стран третьего миг, трудно осуществим, особенно если народы пережили геноцид со стороны гегемонией группы. Поэтому вместо того, чтобы задаваться вопросом, можно ли изменить идентичность после этнического насилия, нужно задаваться вопросом, при каких условиях это изменение возможно. Каковы же механизмы изменения идентичности? Теоретически, политика изменения идентичности может осуществляться четырьмя способами

1) усиление и гарантия чувства безопасности у людей;

2) помощь людям в достижении более высокого социального статуса;

3) препятствование деятельности групп, использующих насилие;

4) ограничение амбиций гегемонией группы.

Политика изменения идентичности способна уменьшить опасение людей за свою безопасность. Самой общей причиной этнонационального конфликта выступает дилемма безопасности. При успешной ассимиляции взаимные страхи по поводу безопасности исчезают. Эта политика может уменьшить озабоченность людей своим социальным положением. Конфликты часто возникают потому, что группы хотят добиться большего признания своей культуры. Политика ассимиляции предлагает индивидам и группам основания для перестройки, смены или изменения своей собственной групповой идентичности в пользу другой. Если ассимиляция происходит успешно, то с ее помощью люди могут достичь цели повышения своего социального статуса, получить больший доступ к жиз-ненным ресурсам и образованию, а также занять руководящие должности в социальной и политической сферах. Ассимилирующиеся индивиды понимают, что их будущее зависит от изменения их политической идентичности (они должны принять сторону доминирующей группы, а не бороться с ней). Если претензии относительно социального статуса высказывает не индивид, а группа как единое целое, то эти требования часто не признают.

В случае, когда процесс изменения идентичности протекает успешно, блокируются попытки этнической организации, что затрудняет мобилизацию группы с целью конфликта. Когда люди принимают в качестве своего какой-либо национальный миф, общий язык или религию, то дальнейшее следование традиции становится затруднительным. В этих условиях также трудно сохранить образ конкурирующей группы как вражеской. Ассимилируемые члены групп становятся менее враждебными друг к другу, даже не ассимилируемые могут испытывать друг к другу большую симпатию в процессе изменения идентичности, так как их этнические соперники начинают занимать вместе с ними равный социальный статус. Таким образом, эффект от манипуляции идентичностью сходен с эффектом стратегии силового контроля.

Манипуляция идентичностью может умерить амбиции гегемонией группы. Гегемонные группы часто применяют насилие, чтобы заставить другие группы признать их верховенство, а также жить так, как этого хочет данная группа. Когда государство старается защитить или усилить влияние гегемонной идентичности, гегемонная группа оказывается этим удовлетворена.

Манипуляции идентичностью могут установить этнический мир через взаимодействие с организацией группы, повышение статуса ее членов, снижение чувства страха за свою безопасность и умиротворение гегемонной группы. Организация группы является важнейшим фактором применения ею насилия. отмечает, что когда бахтияры в Иране потеряли способность действовать как одно целое, то даже после кризиса власти в 1979 г. они более не смогли поднять вооруженный мятеж. Многие бахтияры были ассимилированы, поэтому сплоченность группы снизилась.23 Сходная ситуация наблюдалась в Марокко. Когда вследствие манипуляций с идентичностью со стороны правящего режима марокканские берберы потеряли способность к организации в единую группу, то даже высокий уровень угнетения не изменил их восприятия себя в качестве марокканцев, а не исключительно берберов.24

Успешная манипуляция идентичностью в состоянии справиться и со страхом за свою безопасность. Поскольку группам вообще трудно организоваться в монолитную группу, то страхи представителей конкурирующих групп в отношении угрозы со стороны противника будут малообоснованными. Такая ситуация может запустить «спираль мира»: восприятие своей собственной слабости наравне со слабостью противника ведет к снижению потребности в самозащите, что, в свою очередь, вызывает еще большее ощущение бессилия. В Марокко и Иране становление более сильной национальной идентичности создало условия для появления диффузной идентичности у бывших противников. Если бы бахтияры вздумали сегодня начать борьбу за отделение, то среди защитников единого Ирана оказалось бы немало этнических бахтияр. Многие марокканцы видят представителей различных этнических групп в качестве единого народа, поэтому они сомневаются в том, что прежние конфликты будут возможны сегодня.

Манипуляции с идентичностью также позволяют положить конец конфликту через повышение социально-экономического статуса членов общества. Берберы в Марокко и бахтияры в Иране смогли найти хорошие рабочие места и занять руководящие должности вследствие знания основного языка и принятия идентичности государства, в котором они живут. Поскольку и правительство, и другие социальные группы приняли их в качестве «своих», имеющих равные права и обязанности, изменение идентичности позволило членам бывших бунтарских групп улучшить свое социальное положение.

Наконец, изменение идентичности может удовлетворить и амбиции гегемонией группы. Единственное условие заключается в том, что удовлетворение интересов гегемонной группы не должно сопровождаться
уничтожением культуры меньшинства, как это происходило в Ираке. Силовое запрещение другой культуры и дискриминация ее представителей не вызывают желания изменить идентичность. Напротив, такие действия

заставляют подавляемую группу мобилизоваться на борьбу с гегемонным режимом и усилить собственную идентичность.

Внешние силы могут сыграть ключевую роль в недопущении изменений в идентичности. Так, поддержка иракских курдов со стороны Ирана и курдской диаспоры в мире усилила их сопротивление процессу ассимиляции и спровоцировала вооруженный мятеж. Эта поддержка заключалась в распространении среди иракских курдов сепаратистской литературы, оппозиционных исторических знаний, в культивировании отличий своего языка. Кроме того, активно подчеркивались различия между курдами и арабами, однако это оказалось возможным только потому, что сами арабы считали меньшинства своего рода «пятой колонной» в своей среде.

Внешние силы могут действовать не только как защитники меньшинства, но и как помощники не доминирующей в обществе групповой идентичности. Они могут помогать сохранить идентичность и более осмотрительно, поддерживая только культуру и стиль жизни.

Наиболее важный фактор успеха или неуспеха процесса изменения идентичности - насколько правительство сильнее этнической группы, чью идентичность оно собирается изменить. Когда центральное правительство имеет достаточное влияние на людей, политика манипулирования идентичностью со временем даст свои плоды. Когда группы разделены территориально или внутренне, влияние правительства становится более сильным. Принуждение в короткие сроки сделает процесс манипулирования идентичностью успешным.

Принуждение - это не единственный источник этнического мира. Для мира также нужна кооптация верхушки группы, поскольку кооптация снижает желание бороться с помощью оружия против режима.

Установки доминирующей группы (а также ее лидеров) тоже серьезно влияют на успешность манипуляции идентичностью. Так, иракские курды отвергают арабскую идентичность, потому что она не дает им того статуса, который они хотят иметь в обществе.

Чтобы быть успешным, процесс изменения идентичности должен охватить несколько поколений. Освоение нового языка, принятие других символов и истории может длиться годами, прежде чем группа воспримет культуру другой группы. Поначалу, конечно, сопротивление изменению привычного уклада жизни неизбежно. Однако с течением времени идентичность, которая приносит малую экономическую выгоду, не дает высокого статуса и имеет ограниченное политическое влияние, затухает.

Как следует из вышеуказанной работы Ч. Кауфманна, политику изменения идентичности сложнее всего осуществлять, когда группа пострадала в результате массового насилия, сопровождавшегося кровопролитием и эмиграцией.

Также важное значение имеет позиция интеллигенции, потому что она сохраняет память о конфликте и пользуется ею как орудием мобилизации группы, не давая переписать заново культурную и социальную
историю таким образом, чтобы они соответствовали той идентичности, которую собирается установить правительство.

Роль интеллигенции и внешних сил (например, диаспоры) дает основание предположить, что процесс манипулирования идентичностью в будущем станет еще более трудным. С распространением грамотности
будут распространяться и исторические сведения о конфликте между группами. Соответственно, наличие диаспоры и возможность ее общения с соплеменниками на территории государства, проводящего политику изменения идентичности, будут способствовать сохранению прежней идентичности в пику усилиям правительства.

Политика манипулирования идентичностью страдает рядом существенных недостатков, снижающих ее привлекательность для политиков и правозащитников. Государство, строящееся по гражданско-национальному признаку, часто разжигает опасения групп за свою безопасность и социальный статус. Немногие группы по своей воле желают ассимилироваться в другую культуру, поскольку этот процесс предполагает отказ от предпочтения своей культуры. И когда государство принуждает делать это, дилемма безопасности может усилиться.

Политика изменения идентичности вызывает гнев со стороны элиты группы, что толкает ее на организацию беспорядков. Статус, власть и благополучие элиты зависят именно от сохранения культурных особенностей группы, которой она руководит. При всяком удобном случае элита будет стараться саботировать попытки манипулирования идентичностью со стороны центральной власти. При слишком сильной (по сравнению с государственной властью) элите, могущей наказывать членов группы за измену своей идентичности, усилия государства могут оказаться тщетными. Когда элиты слабы или когда государство имеет силы принудительным образом заставить людей менять свою идентичность, манипуляции идентичностью происходят с легкостью.

Манипулирование идентичностью также унифицирует культурные различия между группами. Хотя мы обычно акцентируем внимание на вопросах жизни и смерти членов групп, культурные аспекты успешного урегулирования конфликта не менее важны, поскольку именно они с течением времени могут запустить процесс дезинтеграции государства заново. Нивелирование различий объединит людей, однако это единение произойдет ценой уменьшения культурного многообразия мира.

В х гг. XX в. в западной и отечественной социологии получила распространение либеральная теория мультикультурализма, объясняющая перспективы урегулирования конфликтов в полиэтнических обществах

в эпоху глобализации.25 Мультикультурализм был реакцией либеральных интеллектуалов развитых стран на рост этнокультурного разнообразия общества и усиление местного этнического напряжения, вызванные, главным образом, массовостью иммиграционных потоков. Западные страны не могли справиться с этим давлением методами привычной политики ассимиляции. В основу мультикультурализма были положены принципы терпимости к этническим различиям и культурная автономия этнических пришельцев.

Принцип терпимости к этническим различиям обосновывает Д. Ролз в своей теории «моральной нейтральности» государства. Ролз признает факт этнических различий, дающих повод к враждебности.
Справедливость либерального государства состоит в том, что оно признает эти различия и нормативно гарантирует условия, позволяющие индивиду и этногруппам «преследовать свои интересы и жить в соответствии со своими обязанностями».26 В основу терпимости государства к различиям образа жизни этногрупп положены принципы человеческих прав и индивидуальной автономии.27 Мы можем, утверждает Ролз, на личностном уровне сожалеть об этих принципах. В политическом процессе мы терпим эти принципы потому, что верим в значение того образа жизни, который они считают для себя лучшим. Следовательно, конфликты местного населения и этнических иммигрантов оказываются непродолжительными и решаются правовым или переговорным способом, поскольку их участники привержены ценностям конституции либерального государства и проявляют терпимость во взаимных отношениях.

Ю. Хабермас определяет роль мультикультурализма в урегулировании этнических конфликтов по эволюционистской схеме. В XVIII - первой половине XX в. западные государства решали проблему трансформации революционной классовой борьбы в демократическую борьбу посредством институционализации экономических, демократических и социальных свобод. В этот период политика этнической аккультурации (ассимиляции) использовалась в урегулировании этнических конфликтов. Мультикультурализм является политикой, адекватной периоду глобализации. Хабермас считает аккультурацию легитимной только в рамках политической культуры и неприемлемой в других сферах жизни этногрупп: «В демократическом правовом государстве должен быть такой уровень политической культуры, который охватывает всех граждан и не зависит от субкультур. Государство должно требовать от иммигрантов только политической аккультурации».28 Предоставление иммигрантам гражданства и демократических прав не предусматривает право этногруппы на сецессию, что «предохраняет общество от сегментации и дезинтеграции».29

По мнению Т. Эриксена, мультиэтническое общество в целях своей стабилизации отказывается от принципа национальности, т. е. совпадения этнической и гражданской принадлежности людей. В этом случае происходит децентрализация государства в сфере регулирования межэтнических отношений. Вопросы сохранения культурной автономии становятся делом местного самоуправления и индивидуального выбора.30

В теории мультикультурализма этнический конфликт имеет позитивные последствия для стабильности общественных систем. Сторонник мультикультурализма Л. Кризберг в работе «Конструктивные конфликты: от
эскалации к разрешению» утверждает, что этноконфликты конструктивны, поскольку «создают основу для продолжения отношений».31 Для участников борьбы и социального окружения вознаграждающие, адаптивные и упорядочивающие последствия конфликта преобладают над негативными. Распространение Крисбергом общей теории функций конфликта32 на область этнических отношений вполне объяснимо. В полагаемом этнически неразделенном обществе конфликты институционализированы, кратковременны и утрачивают политический
характер.

Следовательно, в основу либеральной теории мультикультурализма, объясняющей регулирование конфликтов в полиэтническом обществе, вызванных глобализацией экономики и миграцией населения, положены принципы терпимости общества к этническим различиям и культурная автономия этногрупп. Поскольку государство отказывается от политики этнической ассимиляции, оно перестает политическими средствами регулировать межэтнические отношения. Культурная автономия этногрупп становится делом местного самоуправления и личного выбора. Поскольку местные этнические конфликты институционализированы,
они становятся кратковременными, менее политизированными и имеют скорее конструктивные, нежели деструктивные последствия для участников борьбы и социального окружения.

Теория мультикультурализма имеет свои преимущества и ограничения. Она применима в объяснении регулирования конфликтов в интегрированном полиэтническом обществе, в котором приверженность граждан основам демократической конституции поддерживается чувством этнокультурной самобытности людей. В интегрированном обществе процессы этнической аккомодации и кооперации преобладают над процессами этнических расколов и конфликтов, имеющих кратковременный характер и не выходящих за пределы местного уровня. В случае конфликта правительство интегрированного общества обладает способностью контролировать

конституционный порядок демонстрацией или применением силы. Теория мультикультурализма не может объяснить конфликты и способы их регулирования в кризисном полиэтническом обществе, для которого характерны затяжные конфликты.

Таким образом, к стратегиям контроля насилия в этнонациональном конфликте относятся манипуляция этническими идентичностями и мультикультурализм. Стратегии обусловлены межэтнической проблемой принудительной ассимиляции. В социологии продолжается дискуссия о возможностях манипуляции этническими идентичностями. В отличие от сторонников примордиализма, отрицающих эту возможность, инструменталисты (Б. Андерсон, Э. Гэллнер), конструктивисты (3. Хобсбаум, Д. Шнайдер) и теоретики теории модернизации (У. Алер-
матт) допускают возможность изменения этнической идентичности посредством социализации и рационализации этнического присоединения индивидов. Применяемая авторитарными режимами политика принудительной аккультурации оказывается неэффективной и становится мотивом конфликта при ослаблении правительственной власти. Стратегия включенной аккультурации связывает добровольную идентификацию представителей этноменьшинств с титульным этносом, с расширением возможностей социальных карьер. В аспекте презентации этнического насилия она направлена на усиление чувства безопасности, повышение людьми социального статуса и удовлетворение культурных амбиций национального большинства общества. К условиям изменения этнической идентичности относятся сильное правительство, кооптация этнической элиты и экономический рост общества
Стратегия включенной аккультурации имеет свои недостатки. Она длительно охватывает несколько поколений, унифицирует культурные различия людей. Нивелирование различий объединяет людей ценой уменьшения культурного многообразия мира.

В основу стратегии мультикультурализма положены принципы терпимости к этническим различиям (Д. Ролз, Ю. Хабермас) и культурная автономия этногрупп (0. Бауэр). Стратегия мультикультурализма применима в интегрированном полиэтническом обществе со свободной миграцией, в котором гражданская приверженность конституции поддерживается чувством этнической самобытности людей. Данная стратегия неэффективна в этнически разделенном обществе с затяжными конфликтами.

3.4 Системы политического участия в принятии решений

Этнические группы в западных демократических государствах редко прибегают к насилию, несмотря на остроту политических дебатов в этих странах. Поэтому большинство ученых оптимистично оценивает потенциал демократии для сохранения мира среди различных этнических групп. Так, С. Смуха и Т. Хафт полагают, что «либеральная демократия устанавливает нормы толерантных отношений, общую систему ценностей и общую гражданскую идентичность ценой принижения этнической идентичности. Это приводит к тому, что понятие национальности и гражданства оказываются синонимичными в гражданском обществе. Все граждане, независимо от их этнической принадлежности, рассматриваются как равные участники политического процесса».33

Ученые не одиноки в своем энтузиазме. Установление демократии - это основной ответ, который дают политики, международные организации и гуманитарии, когда их спрашивают, как снизить напряженность в
социальных отношениях. Демократия более проблематична в глубоко разделенных обществах, особенно тогда, когда в них доминируют страхи по поводу собственной безопасности.

Трудности формирования системы политического участия могут быть вызваны недостатком доверия этнических групп в отношении друг друга, их стремлением занять максималистскую позицию, а также слабостью
Политических институтов. Свободные выборы ведут к тирании большинства или к другим недемократическим результатам, и местные лидеры часто используют демократические свободы для пропаганды интолерантности. Кроме того, присутствие многих меньшинств с различными стилями жизни и верованиями может привести общество с системой политического участия к гражданской войне или установлению авторитарного режима. Поэтому, несмотря на то, что система политического участия кажется эффективной в сдерживании насилия и для поддержания этнического мира, демократия редко устанавливается в разделенных обществах.

Разрешение этой проблемы возможно посредством выявления, во-первых, потенциала долевого участия во власти, смягчающего причины этнонационального конфликта; во-вторых, трудностей перехода к демократии, поскольку он, скорее, усиливает, чем смягчает различные причины конфликта; в-третьих, различий систем политического участия.

Если демократическая система успешно функционирует, то она предоставляет членам этнической группы возможность выбора политических лидеров, достижения экономического успеха и социального положения без политических ограничений, основанных на этнической принадлежности. Индивидуумы и группы могут использовать избирательную систему, чтобы получить официальную поддержку и уважение к их местным учреждениям, голосуя за сочувствующих кандидатов и отказывая в поддержке шовинистам.

Демократия может быть особенно эффективна в удовлетворении желаний формирующейся политической элиты, поскольку потенциальные лидеры в этом случае заинтересованы не в военной, а в мирной мобилизации членов этнических групп. Кроме того, система политического участия предоставляет местной элите работу и социальный статус.

Если избирательная система должным образом организована, она снижает напряженность в этнических отношениях, не позволяя зтническим радикалам прийти к власти. Работа с избранными представителями может помочь группе создать избирательную коалицию, изменить спорное законодательство или защищать прерогативы группы. Успешное сотрудничество, в свою очередь, помогает будущим отношениям, демонстрируя возможность групп работать совместно и наличие у них общих интересов.

В редких случаях система политического участия может удовлетворить амбиции гегемонистских групп. Когда одна группа управляет государством (или может взять контроль над государством вследствии угрозы своему привилегированному положению), то основные амбиции гегемонной группы находятся в безопасности. Таким образом, когда демократическая система гарантирует одной группе контроль над процессом принятия решений, это уменьшает конфликт, основанный на удовлетворении амбиций гегемонной группы. В этих условиях чем меньше демократии, тем больше эффективность усилий по поддержанию мира, поскольку более справедливо устроенная демократическая система позволяет любой группе иметь беспрепятственный доступ политической власти.

Некоторые формы демократии с успехом могут обеспечивать долевое участие во власти в этнически разделенных обществах. Либеральная демократия основывается на принципе изменчивого большинства, чтобы избежать тирании большинства. Это означает, что индивиды могут временно образовывать различные коалиции, базируясь на экономических, социальных интересах, объединяясь по региональному признаку или по другим основаниям, что гарантирует учет многообразия мнений. Мажоритарная система результативна тогда, когда большинство меняется от выборов к выборам, как это происходит в США и других западных демократических государствах. В разделенных обществах блоки избирателей неизменны, следовательно, большинство остается неизменным, т. е. этническая группа, составляющая численное большинство, в этих условиях никогда не может потерять власть, поскольку члены этнической группы голосуют блоком. Либеральная демократия при такой организации приводит к нелиберальным результатам.

Таким образом, необходимо принимать меры, уравновешивающие силу большинства. Система пропорционального представительства, а также системы с высокой степенью федерализма обеспечивают мест-ным этническим группам большее влияние, чем мажоритарная система. Теоретически, эти механизмы могут уравновесить влияние большинства и снизить конфликтогенность отношений с меньшинствами, предоставив этим группам и их лидерам больше власти наряду с уважением права организации жизни групп в соответствии с их культурными особенностями. Представительство меньшинств в законодательных органах помогает установить баланс власти большинства и интересов меньшинств через механизм вето по спорным вопросам.34

Между тем попытки уравновесить власть большинства часто противоречат желаниям гегемонной группы, что препятствует эффективному функционированию представительной системы. Гегемонная группа начинает жаловаться на притеснение прав на организацию своей жизни в соответствии со своими культурными принципами. Теоретически, гегемонная группа может монополизировать большинство ресурсов общества, которые предназначаются и для других групп. Соответственно, достичь баланса становится непросто, поскольку все время возобновляется ситуация демагогических споров о так называемых особых привилегиях (реальных или мнимых) для того, чтобы бороться с политическим статус-кво. Таким образом, в этнически разделенном обществе любая система будет функционировать таким образом, что найдется как минимум одна группа, которую обвинят в несправедливости.

Хотя демократизация общества может способствовать долгосрочному социальному миру, переход к демократии нередко сопровождается волнениями, беспорядками и гражданской войной. Демократические
институты часто оказываются неспособными обеспечить равное распределение власти и привилегий между враждующими этногруппами. Таким образом, маргинальные группы оказываются неудовлетворенными
демократией и ощущают свое положение как худшее по сравнению с прошлым авторитарным режимом. Демократические свободы слова, печати, собраний начинают использоваться этническими экстремистами,
что непосредственно ведет к развязыванию войны. Соответственно, демократизация провоцирует обострение конфликтов, которые были латентными при авторитарных режимах.

Не удивительно, что социологи обнаруживают значимую корреляцию между переходом к демократии и неустойчивостью. Недавние конфликты и вспышки насилия в Азербайджане, Армении, Чечне, Грузии,
Таджикистане, а также Индии, Пакистане и Южной Африке являются результатами попыток демократизации этнически разделенных обществ.

Меньшинства часто сопротивляются демократизации, потому что они боятся того, что власть большинства станет постоянной в результате системы выборов, отстраняющей меньшинство от процесса принятия решений. В Грузии демократизация спровоцировала войну вследствие того, что меньшинство испугалось тирании большинства. Абхазское меньшинство боялось того, что особенности их культуры будут размыты монополизировавшим власть грузинским большинством.35 И как только грузинские националисты победили на выборах, абхазы развязали вооруженное сопротивление.

Опыты Шри-Ланки и Северной Ирландии преподают тот же самый урок. В Шри-Ланке сингальское большинство длительное время имело монополию на власть в ущерб тамильскому меньшинству, что спровоци-ровало кровавое восстание. В Северной Ирландии протестантское большинство монополизировало власть в ущерб католическому меньшинству на период с 1969 до 1992 г., спровоцировав всплеск насилия со стороны католиков-националистов.36 Во всех приведенных примерах правительственное большинство было избрано «демократическим образом», т. е. на выборах, но они были нелиберальными в отношении распределения власти между конкретными группами.

Элиты также могут легко манипулировать демократическими свободами, особенно если демократические институты слабы. Освободившись от авторитарных ограничений, шовинисты почти во всех странах начинают использовать средства массовой информации и право на свободу собрания для мобилизации своих сторонников. Чеченский опыт демонстрирует нам, как группы политических экстремистов могут использовать демократические свободы для реализации сепаратистских и агрессивных устремлений.37

Лидеры этногрупп часто сопротивляются институционализации демократической системы. Из-за того, что участие во власти может привести к принятию законодательной системы государства, этнические радикалы выступают против самой идеи выборов и кооперации с другими группами. В Северной Ирландии, Испании, Эфиопии и в других местах этнические радикалы выступают против попыток проведения выборов, аргументируя это тем, что участие в выборах эквивалентно подчинению.

Когда радикалы бойкотируют выборы, те, кто все-таки принимает в них участие, рискуют оказаться в роли предателей. Группы особенно опасаются за свою безопасность в период демократических изменений. Становящиеся демократические институты зависят от взаимных ожиданий сотрудничества и отсутствия агрессивности, но эти ожидания могут оправдаться только с течением времени в условиях сохранения мира.

Независимо от желания установить межэтнический мир и от материальной выгоды от установления мира, успешное решение этой задачи труднодостижимо, поскольку борющиеся стороны опасаются за свою безопасность. Ценности демократии (свобода слова, печати и собраний) способствуют этнической мобилизации и усиливают страх за свою безопасность. Таким образом, даже когда демократические институты устанавливаются для поддержания мира, они не в состоянии выполнять свою функцию именно из-за наличия страха безопасности.

В Анголе, например. Национальный союз за полное освобождение Анголы (УНИТА) отказался сложить оружие потому, что боялся мести со стороны Народного движения за освобождение Анголы (МПЛА). Точно так же, несмотря на существование демократического компромисса, позволявшего закончить гражданскую войну в Ливане, мир не мог наступить в этой стране до 1990-х гг., пока войска Сирии не вошли на его территорию с целью обеспечения порядка и установления собственного контроля на этой территории. До этого даже небольшая группа боевиков могла нарушить любое перемирие. Демократия успешно институционализируется посторонними силами, способными обеспечить безопасность. Этими силами могут быть ООН, региональные миротворческие структуры или заинтересованные соседние государства.

Из-за этих проблем процесс демократизации зачастую терпит неудачу во время переходного периода. Меньшинства не доверяют, доминирующая группа возмущается, а эксплуатация свобод элитами только усиливает межэтническое напряжение и приводит к возобновлению конфликта. Этнические конфликты наиболее вероятны при слабом правительстве, которое не в состоянии сдерживать этническое насилие. Слабое правительство - наиболее частый феномен переходного общества.

Каждая демократическая система имеет свои особенности. На Ближнем Востоке только две страны, Израиль и Ливан, имею систему политического участия, причем эти системы значительно отличаются от тех, которые сложились на Западе. В Израиле арабские граждане проживавшие в пределах государства Израиль до 1968 г., имеют право голоса на парламентских выборах. До недавнего времени у них не было никакой возможности оказывать политическое влияние по той причине, что ни одна из крупных израильских партий не создавала предвыборных коалиций с арабами. Хотя израильские арабы и имели определенное влияние в политике за счет права голоса, на практике в стране доминировали евреи. Этот вариант можно назвать «гегемонной демократией». В Ливане с 1943 по 1975 г. существовала система разделения власти между группами (так называемая консоциональная демократия), которая обеспечивала мирное сосуществование в недавнем прошлом враждующих групп. В 1989 г. эта система была восстановлена, но с существенными изменениями, что способствовало установлению мира в Ливане.38

Итак, демократия способна быть наилучшим средством предотвращения этнического насилия. Она снижает этническую напряженность и смягчает мотивационные причины конфликта. Демократия удовлетворяет амбиции элит, заинтересованных в гражданской, а не в военной мобилизации этногрупп. Демократия понижает статусную озабоченность этноменьшинств и устанавливает баланс власти большинства и интересов меньшинства через механизм вето по спорным вопросам. Демократия вовлекает людей в межэтническую кооперацию. Стечением времени в условиях сохранения мира демократия ослабляет групповой страх за безопасность. Самым серьезным недостатком демократии является ее хрупкость. Демократию трудно установить и поддерживать в транзитивных и разделенных обществах. В сдерживании этнического насилия демократическая стратегия должна сочетаться с другими правительственными стратегиями контроля.

3.5 Дилеммы и выборы стратегий

Знание стратегий контроля этнического насилия необходимо для установления устойчивых и длительных мирных отношений в мультиэтническом обществе. Затяжные этнонациональные конфликты - историческое явление, возникшее во второй половине XX в. Конфликты получили распространение в большинстве стран, ставших на путь трансформации общественных систем. В целях сдерживания этнического насилия правительство вынуждено решать проблему выбора контролирующих стратегий. Эффективность стратегий зависит от их соответствия типу этнонационального конфликта.

Имеются стратегии, непосредственно направленные на ослабление мотивационных причин конфликта. Силовой контроль государства снижает угрозу безопасности этногрупп. Консоциональная демократия
сдерживает насилие в статусном конфликте. Кооптация способна удовлетворить амбиции этнических элит. Свободная ассимиляция и мультикультурализм обесценивают гегемонистские амбиции националистов титульного этноса. Относительно других типов конфликта каждая из названных стратегий имеет амбивалентные последствия. Ни одна стратегия в отдельности не гарантирует долгосрочного прекращения этнического насилия. Оптимальное сочетание стратегий способно обеспечить межэтнический мир.

В защитных конфликтах, мотивированных дилеммой безопасности, необходим силовой контроль, направленный на разоружение боевиков, подавление экстремизма и восстановление конституционного порядка.
Силовой контроль эффективен при сочетании с аккомодационными стратегиями. Кооптация создает альянс между этнической элитой и центральным правительством. Консоциональная демократия и манипуляция
идентичностью повышают уровень доверия и сотрудничества этногрупп. Если силовой контроль и кооптация действуют быстро, то два последних средства требуют много времени, часто жизни поколений.

Сочетание силового и аккомодационного контроля необходимо в сдерживании этнического насилия, мотивированного гегемонистскими амбициями националистов титульного этноса. Недостаточно силовым контролем гарантировать титульному народу безопасность. Нужно ограничить националистические амбиции его элиты. Кооптация часто не дает желаемого результата, так как гегемонистская элита не склонна делиться властью. Гегемонистские амбиции мешают утверждению демократии. Пацификация гегемонистской группы возможна путем сочетания правового контроля с культурным строительством. Со временем они сформируют терпимость и восприимчивость к чужой культуре.

Конфликты, мотивированные статусной заинтересованностью этнических меньшинств, требуют иных мер. Наиболее адекватное сочетание - кооптация, свободная ассимиляция, мультикультурализм и консоциональная демократия. Кооптация убеждает меньшинства, что с ними считаются и их уважают. Стратегии культурной политики делают выгодной индивидуальную ассимиляцию и обеспечивают культурную самобытность народов. Система политического участия предлагает, возможно, наилучшую гарантию высокого положения меньшинств в обществе. Она предоставляет право голоса в политическом процессе и расширяет доступность жизненных ресурсов.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12