Сторонники перцептивной модели следуют методологии конструктивизма. Они акцентируют роль этнической интолерантности и манипулирования информацией в возникновении дилеммы безопасности. По мнению С. ван Эвера, в структурных условиях, способствующих вооруженной самопомощи, защитный конфликт не произойдет, если стороны сохраняют способность к добрососедству и культурная элита не разжигает национальную рознь24

С позиций системного подхода не следует жестко противопоставлять объяснительные модели. В процессе взаимодействия этногруппы и общества различия между структурными условиями и их восприятием оказываются подвижными. Увеличение угрозы конкурентной этногруппы (перцептивная проблема) может привести к актуальному насилию, в ходе которого обнаружится предубежденность или слабость полицейских сил, уязвимость внешней группы или структурные проблемы, ведущие к конфликтной спирали.

По данным , в Ливане в периоды между гражданскими войнами суннитские группы не опасались присутствия в стране палестинских вооруженных организаций, поскольку верили в их поддержку в случае своего столкновения с маронитами, друзами и другими Конкурирующими группами.25 Первичным фактором возникновения дилеммы безопасности, приводящей к защитному этническому конфликту, является взаимный страх этногруппы или, по крайней мере, неопределенность относительно намерений внешней группы.

Источником страха может быть историческая память о прошлых разногласиях и насилии. Память о разногласиях способна вызвать беспокойно за свое будущее даже у миролюбивых членов этногруппы. Если прошлая история напоминает о распространенности межэтнического насилия, группы скорее предпочтут самопомощь в ситуации дилеммы безопасности, и наоборот. Другой источник страха - возможность статусной
депривации этногруппы. Члены группы могут опасаться преобладания внешней этногруппы и предельных ограничений своего выживания. Третий источник страха - межнациональное положение этногруппы, члены, которые проживают и пограничных государствах. Группа может опасаться, что внешнее правительство будет поддерживать другую группу по причине близких этнических связей. В этом случае события примут цикличный
характер с обратной связью: этническое напряжение в государстве будет поводом для вмешательства внешних сил под националистическим предлогом. Угроза внешнего вмешательства приведет к этническому расколу общества. Наконец, конкурирующие за власть и влияние элиты способны манипулировать этническим сознанием и внушать ложную внешнюю угрозу.

При наличии структурных факторов страх этногруппы за свое физическое выживание становится мотивом выбора вооруженной самопомощи. Активность уголовников и демагогов служит поводом реализации конфликтного потенциала инициирования деструктивного цикла межэтнической борьбы.

К условию защитного конфликта относится слабое или предубежденное центральное правительство. Если правительство не может или не желает поддерживать нормативный порядок на своей территории, вероятность насильственной самопомощи этногрупп возрастает. Сильное и этнически беспристрастное правительство, способное поддерживать порядок карающим контролем преступности, снижает угрозу безопасности членов этногрупп. Если правительство оказывается слабым или активно поддерживает одну из этногрупп, тогда остальные этногруппы вынуждены полагаться на себя и заниматься самообеспечением безопасности. В защитном конфликте функцию карающего контроля выполняет группа: наказание девиантного поведения членов внешней группы оправдывается возмездием или сдерживанием преступления. Д. Блек, утверждает: чем меньше правительственного контроля в этнически разделенном обществе, тем больше карающей самопомощи этногрупп, и наоборот.26 Данное утверждение находит эмпирические подтверждения.27

Фактором, содействующим возникновению дилеммы безопасности и защитного конфликта, является неполнота информации о групповых намерениях. Р. Фигуредо и Б. Вейнгест отмечают рациональный компонент этнического страха за безопасность: в условиях анархии группа, находящаяся в состоянии неопределенности относительно намерении других групп, склонна предполагать недобрые замыслы.28 Постоянная межгрупповая коммуникация способна редуцировать взаимные опасения и предотвратить насильственный конфликт. Информация никогда не бывает исчерпывающей. Неполнота информации остается постоянной величиной, что побуждает этногруппу к расчетливости в ситуации дилеммы безопасности.

Следовательно, этногруппы общества, испытавшие насильственный этнонациональный конфликт в прошлом, чаще находятся в ситуации дилеммы безопасности в настоящем времени. Главной мотивационной причиной защитного конфликта являются взаимный страх этногрупп за свою безопасность в условиях слабого или пристрастного правительства. Они побуждают этногруппы обращаться к насильственной самопомощи, чтобы карающим контролем внешнего противника уменьшить угрозу своей безопасности.

Защитный конфликт имеет особенности в аспекте поведения его участников. Конкуренция этногрупп за ограниченные ресурсы и внешняя преступность обостряют дилемму безопасности и стимулируют милитаризацию этногрупп. По данным , в Ливане в периоды между гражданскими войнами , 1985 и 1989 гг. этнические общины маронитов, друзов, суннитов, шиитов и других групп использовали вооруженную

самопомощь в обеспечении своей безопасности29. Защитные конфликты распространены в нынешних Либерии,30 Афганистане и других странах, где наблюдаются затяжные войны. В 1990-х гг. в Чечне широко практиковалась торговля оружием. отмечает, что после хасавьюртовских соглашений 1996 г. гражданине население Чечни не желало разоружаться по мотивам самообеспечения безопасности.31

В защитном конфликте более организованные группы нападают первыми, поскольку опасаются ответной мобилизации соперничающей группы и стремятся ее предотвратить. Другие группы больше заботятся о Гюроне. Насилие, причиненное внешней группе, вызывает ответную реакцию и ведет к распространению насилия и беззакония. В конфликте происходят частые убийства противников. Жертвами становится преимущественно невооруженная часть населения, включая женщин, детей пожилых людей. Нормой межгрупповых отношений становится этническая месть. Этногруппы следуют принципу эквивалентного возмездия «око за око, зуб за зуб». Небольшая вооруженная автоматическим оружием группа боевиков имеет подавляющее преимущество перед мирным населением. Ряды боевиков пополняются по родственным каналам, за счет этнических беженцев и наемников с уголовным прошлым.

Возможность малыми силами отомстить этническому противнику, вызвав в его рядах панику, и сдержать ответное насилие приводит к распространению тактики первого удара. Она рассчитана на опережение действий противника. Тактика первого удара заставляет этногруппы быть внимательными к взаимному вооружению и мобилизации. Группы, не стремящиеся причинять ущерб соседям, вынуждены готовиться к нанесению первого удара. В отсутствие общей государственной власти безопасность всех этногрупп становится уязвимой. В условиях преобладания тактики первого удара мирные переговоры маловероятны и компромиссы труднодостижимы. Малейшие уступки сторон могут привести к нарушению вооруженного равновесия. Фактор неразличимости оборонительного и наступательного оружия уменьшает способность группы сигнализировать о своих защитных намерениях. То же самое относится к мобилизации членов этногруппы и военному обучению новобранцев. Мобилизационные усилия воспринимаются как сигнал наступательные намерений. Вооруженная самопомощь ради физического выживания этногруппы подразумевает угрозу наступления противника.

В защитном конфликте происходит криминализация этногрупп. Они стремятся к сотрудничеству с организованной преступностью для получения финансовой, материально-технической помощи, участия в криминальном бизнесе. В 1990-х гг. на Юге России наблюдалась высокая активность банд формирований, занимавшихся грабежом, разбоями, похищением людей в целях вымогательства денег, торговлей оружием, наркотиками и работорговлей.32 Банд формирования превращают этническую самоорганизацию в инструмент преступного бизнеса.

В защитном конфликте противники стремятся предотвратить ответную мобилизацию за счет расширения этнической гомогенной территории. Поселение этнических пришельцев на территории традиционного
проживания этногруппы воспринимается как потенциальная угроза своему существованию. С точки зрения насильственной борьбы, этнические чистки рассматриваются в качестве целесообразного средства безопасности. Вооруженные банд формирования изгоняют, убивают мирных жителей иной национальности, создают этнически гомогенные районы. У. Альтерматт отмечает, что в бывшей Югославии, испытавшей этнонациональные конфликты, во всех регионах соперничающие бандгруппы проводили этнические чистки, убивали или изгоняли молодых людей иной национальности, способных пользоваться оружием.33

Итак, защитный этнонациональный конфликт мотивирован страхом за физическое выживание членов этногруппы в условиях отсутствия сильного правительства и сохранения оппозиционного этноцентризма
в межгрупповых отношениях. Ситуацией защитного конфликта является дилемма безопасности, выбор между вероятной помощью слабого правительства и самопомощью посредством вооружения. Второй выбор приводит к усилению межэтнического напряжения и нарастающему насилию, милитаризации и криминализации населения региона, этническим чисткам. Ситуация дилеммы безопасности может предшествовать другим типам этнонационального конфликта и быть его следствием. В первом случае она вызвана быстрыми социальными изменениями и нарушением равновесных отношений государства и этнических групп. Во втором случае дилемма безопасности возникает вследствии недоверия к правительству и неурегулированности этнонационального конфликта.

2.3 Статусный конфликт

Страх за физическое выживание - не единственная мотивационная причина, побуждающая этногруппы участвовать в конфликте. Распространенной причиной этнического соперничества, приводящего к насилию является борьба этногрупп за статус в обществе.

Статус этногруппы - это положение в обществе, определяемое правами распоряжения своими материальными, политическими и духовными ресурсами. Статус этногруппы становится причиной конфликта, когда ее активность, направленная на изменение своего общественного положения, блокируется другой этногруппой. В статусном конфликте этногруппа - инициатор конфликта - требует социального признания своего
права определять организацию своей материальной, культурной и политической жизни. Общество и государство не всегда согласны в полной мере придавать право этногруппы на самоопределение. Поэтому члены этногруппы

могут избрать конфликт средством изменения своего положения в обществе.

Статусные требования этногруппы могут распространяться на различные сферы общества. В экономической сфере статусные требования отмечены борьбой против дискриминации, ограничений хозяйственной и профессиональной деятельности членов этногруппы. По мнению Д. Горовица, эта борьба отличается от более широкого демократического движения за равенство прав граждан независимо от их этнической принадлежности.34 Экономическая дискриминация способна вызвать статусный конфликт. Он более вероятен, если по времени совпадает с демократическим движением. В культурной сфере, по мнению , статусные требования выдвигают этнодвижения за культурную автономию.35 В демократическом обществе они вызваны миграционными процессами и свидетельствуют о конфликте интересов в сфере контроля символических ресурсов местных групп и этнических пришельцев.

В политической сфере статусные притязания не ограничиваются требованиями представительства этногрупп в государственных структурах. О сепаратистских устремлениях свидетельствуют требования политического признания этногруппы в формах политической автономии или независимости. По данным У. Альтерматта,36 3. Азара и Дж. Бартона,37 эти требования чаще выдвигают организации этнонациональных меньшинств. отмечает, что когда граница внутри федерации разделяет представителей одной этногруппы, статусные притязания дополняются политическими требованиями ирредентизма, присоединения пограничных земель, частично заселенных людьми одной национальности.38

Статусные конфликты, вызванные политическими требованиями этногруппы, относятся к основным типам этнонационального конфликта. В дальнейшем мы будем использовать термин «статусный конфликт» в
значении этнонационального конфликта. Статусный конфликт означает межэтническую затяжную борьбу, инициированную требованием этногруппы изменить ее политический статус.

Статусный конфликт отличается от защитного конфликта, в котором борьба мотивирована угрозой физическому выживанию этногруппы. Статусная заинтересованность этногруппы вызвана воспринимаемой угро-зой культурного поглощения и политической субординации этногруппы. Границы между статусным и защитным конфликтом относительны. В статусном конфликте групповой страх культурного поглощения и субординации усиливается страхом угрозы физическому выживанию группы, порождаемым актуальным насилием.

Обратимся к условиям, содействующим статусному конфликту. Чтобы статус этногруппы превратился в источник этнонационального конфликта, группы должны обладать способностью сравнивать свое положение в обществе. Если этногруппы ведут замкнутый образ жизни, их значимость определяется различными стандартами, партикулярными в каждом отдельном случае. Объективное неравенство этногрупп в различных сферах общества не является достаточной причиной статусного конфликта, поскольку отсутствует внутреннее сравнение людьми своего этнического положения. Индивиды сравнивают свой этнический статус в обществе в условиях конкурентной борьбы за контроль ограниченных ресурсов. Существует множество поводов статусных сравнений, имеющих специфику для каждой страны и региона. Мы ограничимся определением общезначимых факторов, действующих на протяжении длительных исторических периодов и на различных континентах. Сравнению этнических статусов способствует миграция, модернизация, деколонизация, образование и распад общественных систем.
Развитие и распространение образования приводит к росту интеллигенции, часть которой становится на путь национализма и участвует в статусном конфликте. Этническая политизация под влиянием националистической интеллигенции впервые произошла в Европе во второй половине XIX - начале XX в. Вследствие упадка традиционной религии и духовенства, развития рационализма и науки появился новый слой интеллигенции, который занял место, покинутое духовенством. Аналогичные процессы, распространившиеся в мире, не имели завершения. Сегодня остаются страны, в частности исламские государства, где духовенство сохраняет преобладающее влияние. Оно способно инициировать реакцию против профессиональной интеллигенции, ее рационализма и использовать те же самые чувства идентичности и достоинства, которые интеллигенция формирует в своей среде. В свою очередь, интеллигенция в своем стремлении к престижу и власти в профессионально-административной сфере способна к руководству затяжной борьбой за изменение статуса этногруппы. Для части интеллигенции остаются привлекательными исторические мечтания интеллектуалов о предназначении отдельных наций, поскольку эти мечтания дают профессионально образованным людям надежду достойного применения своих талантов.39

Следовательно, распространение образования приводит к росту интеллигенции, часть которой под влиянием конкурентной борьбы за духовное влияние в обществе становится на путь национализма и участвует в этнической политизации масс.

После «холодной войны» большинство насильственных статусных конфликтов наблюдалось в государствах - правопреемниках прежних федераций с коммунистическими режимами, СССР и Югославии. Конфликты были вызваны реакцией - на распад существовавших общественных систем. До «холодной войны» коллапс британской, французской, португальской и других колониальных империй вызвал этнонациональные конфликты в Африке, Азии, на Ближнем Востоке, большая часть которых продолжается до сегодняшнего дня. Многие новые

правительства государств-правопреемников имели низкую легитимность. Территориальные и этнические границы новых государств не совпадали. Оба фактора определяли прямую конкуренцию этногрупп.

Бывшие СССР и Югославия были асимметричными федерациями с неравным политическим статусом этногрупп и административно установленными границами, что не препятствовало развитию добрососедских отношений, кооперации и взаимопомощи. Режимы эффективно подавляли попытки национальной вражды, хотя своими действиями могли способствовать конфликтогенному потенциалу (например, сталинские депортации народов). В период демократизации, именовавшейся в СССР «перестройкой», коммунистическое руководство центра и союзных республик имело малую легитимность вследствие глубокого экономического кризиса и падения уровня жизни населения. Недостаток легитимности вызвал острую борьбу за власть лидеров и заинтересованных групп. Националистические организации имели мобилизационное преимущество по сравнению с классово-ориентированными партиями, что предопределило распад систем.

В условиях низкой легитимности новых правительств элиты и заинтересованные группы вовлекают в кровопролитную войну неэлитные слои меньшинств внушением страха за свой статус в новых государствах.
0б этом свидетельствует армяно-азербайджанский конфликт по поводу статуса Нагорного Карабаха, абхазско-грузинский, осетино-грузинский и чеченский конфликты, сепаратистские движения в бывшей Югославии. Во всех этих государствах меньшинства поддерживали требование сецессии, поскольку опасались непризнания своего желаемого статуса в государствах-правопреемниках. Проблема статуса меньшинств усложняемся наследованием государством-правопреемником искусственных границ, не соответствующих географическим границам или локальной демографии и не урегулированных соглашениями с соседними государствами. Эти границы разделяют национальные группы и создают анклавы. Проблема решается федерализацией государства. Попытки совместить этнические и территориальные границы по западному образцу национального государства приводят к затяжному конфликту.

Следовательно, статусные конфликты являются реакцией на распад федераций с коммунистическим режимом. Низкая легитимность правительств и несоответствие территориальных и этнических границ новых
государств создает конкурентное положение между национальным большинством и меньшинством населения. Обострение борьбы элит за бедность и рост внушаемого страха меньшинств за желаемый статус в государствах-правопреемниках приводят к затяжным конфликтам.

Итак, этнический статусный конфликт отличается от других типов этнонационального конфликта. Это конфликт между национальным меньшинством и большинством полизтнического общества. Инициатором конфликта является национальное меньшинство. Статусный конфликт более вероятен в транзитивных условиях под влиянием событий, создающих межэтническую конкуренцию, например миграции и модернизации. Неопределенность, присущая трансформации общественных систем, усиливает тревогу этнического меньшинства возможностью культурной ассимиляции и политической субординации. Статусный конфликт протекает по поводу инструментальных и символических ценностей. К инструментальным ценностям относится желаемый политический статус этногруппы, в котором заинтересована в первую очередь элита. Символические ценности официального языка, образования, религии удовлетворяют потребность неэлитных слоев в социальном признании этнической отличительности и в престиже.

Этнический статусный конфликт имеет доктринальный характер. В нем ключевую роль играет националистическая часть интеллигенции, создающая и пропагандирующая идеологию национализма. Если целью националистического движения становится сецессия, национализм поддерживает нетерпимость к мирному решению споров, что вызывает затяжной конфликт. Статусный конфликт развивается по спирали: борьба за статус этноменьшинства вызывает аналогичное движение национального большинства, опасающегося потери статуса.

2.4 Гегемонистский конфликт и вигилантизм

Гегемонистский конфликт является межэтнической насильственной борьбой, которая инициирована амбициями первенствующего положения одной из этногрупп в обществе. О гегемонистских амбициях организован-ной этногруппы и ее лидеров свидетельствует активность, направленная на преобладание в обществе своего языка (должен быть официальным), своей религии (должна быть всеобщей) и своих институтов (главенство этнической партии в государстве). По мнению , гегемонистский конфликт возникает по поводу стремления части общества утвердить в нем этническое доминирование.40 Гегемонистские амбиции - затемненный зеркальный образ страха потери статуса этногруппой. Она стремится гарантировать свой статус за счет субординантов другой этнической принадлежности.

В истории этнонационализма крайним проявлением этнического гегемонизма был фашизм - форма открытой террористической диктатуры, опирающаяся на идеи и силы расизма и мирового господства. Казалось бы, этническому гегемонизму пришел конец после краха фашизма во второй мировой войне. Однако этого не случилось. Он возродился в виде коммунального гегемонизма, стремления националистических организаций к местному политическому и духовному преобладанию. В сегодняшнем мире этногегемонистские амбиции являются главным источником затяжных конфликтов во многих странах, в том числе и в России.

Среди мотивационных причин гегемонистского конфликта на первом месте находится гегемонистская мораль, которая порождает повышенное беспокойство у субординированных групп. По мнению Р. Брубакера и Д. Лейтина, эта мораль содержит принцип этнополитического превосходства. Он означает, что полагаемое этническое превосходство принимается за основание политического доминирования. По наблюдениям исследователей, в конфликтах в Руанде и Турции местные гегемонисты, соответственно, хуту и турецких общин

заявляли о своем этническом превосходстве над группами тутси и курдов.41 отмечает гегемонистскую мораль грузинских националистов, возглавляемых 3. Гамсахурдиа, в грузино-абхазском и грузино-осетинском конфликтах.42 По данным , гегемонистская мораль была распространена в 1990-х гг. среди чеченских сепаратистов и экстремистов.43 Коммунальные гегемонисты стремятся к признанию себя высшей социальной группой общества и игнорируют запросы иноэтнических групп.

Националистически оправдываемые гегемонистские амбиции получают мотивационное закрепление в трех видах конфликтных установок. К первой установке относится патернализм, вера в исключительное право на правление. Даже если гегемонистская этноорганизация не планирует этнических чисток и принудительной ассимиляции, она требует, чтобы в обществе принятие политических решений находилось в ее компетенции. Этнический патернализм вызывает негодование субординированных групп и ведет к конфликту. Второй установкой является присвоение права на политику ассимиляции и навязывания образа жизни иноэтническому окружению. Центральной частью ассимиляционных усилий будут моноязычие, единообразие национальных символов и восприятия истории. Третья гегемонистская установка - присвоение права на социальное исключение других этногрупп в форме политики резервации, апартеида и этнических чисток. Гегемонисты не чувствуют угрызений совести, инициируя погромы и резню. Д. Бойман отмечает, что «политика социального исключения отражает презрение к внешнему окружению, а не страх перед ним».44

Независимо от источников этнического гегемонизма - будь то вера в исключительное право на правление, цивилизационную миссию или «неполноценность» народов - гегемонная группа стремится субординировать иноэтническое окружение. Эта цель появляется в акциях против конкурентных групп. Она отличает гегемонистский конфликт от конфронтации, вызванной дилеммой безопасности или статусной заинтересованностью. Даже если имеются гарантии безопасности гегемонной группы и ее члены исповедуют свою религию и говорят на родном языке, гегемонная группа инициирует конфликт, если в обществе не признается ее превосходство. Чаще гегемонистские заявления исходят от численно превосходящей группы общества, воспринимающей себя более социально развитой. Меньшинства относительно реже заявляют о своем превосходстве. Например, большая часть истории еврейского народа - это история диаспоры. Еврейские общины, начиная с Вавилонского изгнания, признавали свой статус меньшинства, несмотря на внутреннее восприятие своего этнорелигиозного превосходства. Гегемонистский конфликт более вероятен, когда доминировавшая группа смещается бывшими субординантами, что, например, произошло в арабо-израильском конфликте.

У этнического меньшинства, находящегося в отношениях с группой, исповедующей гегемонизм, имеется несколько дилемм. Во-первых, стандартная дилемма безопасности. Меньшинство может признать свой суб-
ординированный статус, страдая от дискриминации. Субординация не гарантирует выживания. Если в обществе обостряется конкуренция элит, как, например, в Руанде, погромы могут произойти вопреки пассивности меньшинств. Агрессивная часть элиты подстрекает к погромам для дискредитации сторонников политический толерантности. Этническое меньшинство может мобилизоваться для самозащиты. Оба выбора способа поведения приводят к этническому насилию.

Во-вторых, существует нестандартная дилемма безопасности, если контроль правительственной политики осуществляет гегемонистское большинство. В этих условиях группы меньшинств не могут рассчитывать на помощь правительства в сдерживании внешнего насилия и должны защищать себя, рискуя поражением и резней. В отличие от стандартной дилеммы безопасности, вызванной отсутствием сильной государственной власти, в данном случае угроза безопасности возникает вследствие подконтрольности правительства силам этнического гегемонизма. В этой ситуации выбор действий сводится к двум возможностям: либо мобилизоваться, нагнетая страх и гнев господствующего большинства, либо оставаться объектом депривации и ограниченного насилия.

В-третьих, вследствие политики принудительной ассимиляции возникает дилемма сохранения культурной самобытности этноменьшинства оказывается между двумя неблагоприятными выборами: ассимилироваться, но утратить свою культуру, или противодействовать культурному поглощению и подвергаться насилию.

Следует отметить, что страх за безопасность этнического большинства поддерживает гегемонистские амбиции, но не объясняет, почему этническое большинство, доминирующее в государственной юрисдикции, оращается к насилию. Этническое насилие, побуждаемое страхом его сторонников за будущее положение в обществе, является частью гегемонистического цикла. Институциональная дискриминация меньшинств, вызванная гегемонистскими амбициями или унифицирующим национальным строительством, порождает беспокойство ответного сопротивления. Оно усиливает страх и нетерпимость к иноэтническому окружению.
Этнический гегемонизм не всегда порождает ответное насилие. Часто группы меньшинств живут мирно с доминирующей группой, признающей их низший статус как цену коммунального мира. Представители
этноменьшинств могут иметь двойную идентичность, создающую возможность социальной карьеры. Гегемонистский конфликт более вероятен при трех условиях. Прошлые насильственные конфликты и сохранение культурной замкнутости этноменьшинства увеличивают вероятность воображенной борьбы. В дополнение к сохраняющимся обычаям и иной религиозной вере, пробуждение памяти о прошлых разногласиях усиливает враждебность к доминирующей группе и делает актуальными дилеммы безопасности и культурного выживания. Третьим условием является внешняя поддержка этноменьшинства, ставшего на путь вооруженного конфликта.

Гегемонистский конфликт на уровне столкновений местных жителей и этнических иммигрантов принимает форму вигилантизма (лат. Vigilant - бдительный). Вигилентный конфликт является конфронтацией местной
этнической общины с чужими этническими иммигрантами. Инициатором конфликта выступают местные жители, которые воспринимают поведение этнических пришельцев как девиантное. В этих конфликтах частные
группы используют методы полиции и их тактика варьируется от предъявления иска до расправы и погромов.

В социологии вигилентные конфликты преимущественно исследуются в аспекте свободной миграции. Внутренняя миграция приводит к росту концентрации этнических переселенцев в процветающем регионе,
но воспринимается как угроза социальному и культурному преобладанию местной этнической общины. Реакцией на угрозу являются акции бдительности и межэтнический конфликт.45 В политологии исследуется активность местных политиков для мобилизации сторонников вигилентных акций.46 Внешняя миграция, вызванная экономическим неравенством стран, создает в развитых странах среду вигилантизма. Для урегулирования вигилентных конфликтов предлагается применить политику мультикультурализма, которая содействует культурной автономии и муниципальному представительству этнических мигрантов.47 Стратегия мультикультурализма оказывается недостаточной в случаях вынужденной миграции. Вследствие затяжных вооруженных конфликтов возникают потоки беженцев и принимающий регион испытывает дефицит жизненных средств, что увеличивает вероятность вигилентных конфликтов.48

В связи с малой изученностью проблемы вигилентных конфликтов нас будет интересовать преимущественно вигилантизм в отношении вынужденных иммигрантов.

Иммиграция в трансформируемое этнически биполярное государство повышает вероятность вигилантизма. Данный тезис развивает Ч. Маккоммон в исследовании причин вигилантизма в Белизе 1980-х гг.49 Белиз - небольшое государство в Центральной Америке. Как объект научного анализа Белиз типичен в том отношении, что в 1980-е гг. он занимал четвертое место в мире по относительному числу беженцев и экономических иммигрантов, приведших к этническому расколу общества.

Прошлое англо-испанское колониальное соперничество в Центральной Америке и развитие экономики определили нынешнюю этническую структуру Белиза. В 1981 г., когда Белиз стал независимым государством в
составе Содружества, возглавляемого Великобританией, его население (200 тыс. человек) преимущественно состояло из двух различных этногрупп: англоязычных креолов-протестантов британского и африканского
происхождения (40%) и испано-индейских метисов-католиков, говорящих на испанском языке (33%). Креолы, сохранявшие незначительное этническое большинство, сформировали первое национальное правительство. Государственным языком был признан английский язык. Следовательно, по этническому составу населения Белиз является биполярным государством, в котором (с точки зрения политического статуса) одна из двух главных этнических групп - креолы - остается доминирующей нацией.50

Моноэкономика Белиза - результат колониализма. Она была ориентирована на экспорт строевого леса и зависела от импорта зерна и рабочей силы. Для развития экономики правительство Белиза проводило политику «открытых дверей» и привлекало на сезонные работы мигрантов из соседних государств. Резкий приток иммигрантов произошел в 1982 г. с прибытием 7 тыс. сальвадорцев. Вследствие гражданской войны в Сальвадоре они были эмигрантами-беженцами. Они не желали возвращаться на этническую родину и не имели выбора возвращения домой. Для оказания помощи сальвадорским иммигрантам правительство Белиза при финансовой поддержке со стороны Комиссара ООН по делам беженцев разработало программу «Долина
мира». Она включала предоставление сальвадорцам 15 тыс. акров земли с правом выкупа и 2 млн. долларов США на развитие инфраструктуры - жилья, школ и здравоохранения. Маккоммон отмечает, что необходимость программы обосновывалась гуманистическими соображениями: «Белиз - традиционное пристанище беженцев, спасающихся от преследований и несправедливости».51 Программа также имела инструментальную цель подъема фермерского производства цитрусовых, овощей и какао.

Осуществление программы помощи беженцам привело к непредвиденным деструктивным последствиям. Владение землей было пределом мечтаний большинства сельских сальвадорцев и главной причиной огромного наплыва в Белиз сальвадорской бедноты. В 1984 г. число новой волны сальвадорских иммигрантов составило 25 тыс. переселенцев. Поскольку путь из Сальвадора в Белиз пролегал через Гватемалу и Гондурас, поток миграции в «Долину мира» из Центральноамериканских государств продолжал драматично увеличиваться. «Правительство Белиза, - пишет Маккоммон, - стало жертвой своего проекта».52 Обострилась экономическая конкуренция за

ограниченные ресурсы. Иммигранты оказались незащищенными трудовым правом и подвергались эксплуатации в маргинальных условиях. В их среде росли преступность, наркомания и заболеваемость. Присвоение сверхприбылей достигалось за счет снижения общего уровня заработной платы, что вело к обнищанию местного населения. Оно испытывало страх перед иммигрантами и стигматизировало этнических пришельцев как «насильников».53

Маккоммон отмечает, что наплыв иммигрантов из стран Центральной Америки привел к нарушению соотношения этнических групп Белиза и возродил проблему национальной идентичности государства. Для крео-
лов рост числа иммигрантов означал опасность «латинизации общества» и угрозу креольскому преобладанию. Произошел раскол местного населения в форме прерывности кооперации по этническим признакам.
Иммигранты в начале неумышленно способствовали креольскому вигилантизму. Постепенно под лозунгом легализации статуса они были втянуты в этнонациональную борьбу оппозиционной «Демократической партией Белиза». Оппозиция потребовала территориальной автономии для испано-индейских метисов и признания государственным языком испанского языка. В ответ креольская «Народная партия» перешла к вигилантизму и начала пропагандистскую кампанию против беженцев. Под ее влиянием в 1985 г. правительство приостановило программу «Долина мира», отказалось от политики «открытых дверей» и перешло к рестриктивной системе квот иммиграции.54

Значение исследований Ч. Маккоммон состоит в том, что автор устанавливает связь между конфликтной иммиграцией и вигилантизмом в трансформируемом этнически биполярном обществе. Если внешняя иммиграция не регулируется правительством, она способна вызвать раскол и этнонационализм в обществе, ставшем на путь создания новых институтов. В этом случае вигилантизм, направленный на ограничение потока иммигрантов, становится формой борьбы с сепаратизмом. Ограниченность вышеприведенного исследования состоит в том, что игнорирование этноклассового параметра вигилантизма приводит Маккоммон к расширительному выводу о спонтанной местнической реакции в отношении этнических иммигрантов.

Самопроизвольный вигилантизм местного населения против иммигрантов маловероятен, если в прошлой истории между этногруппами не было насильственных конфликтов. В этом случае отсутствуют пробуждающиеся предубеждения. Вигилантизм может быть спровоцирован правительственными авторитетами средствами внушения страха перед иммигрантами, не имеющего оснований в их поведении. Искусственно вызываемый вигилантизм отвлекает депривированные кризисом слои от просчетов государственной политики. Объектом мнимой угрозы вероятнее всего будет избран этнический анклав, который обосабливается и постоянно расширяется вследствие затяжного конфликта на этнической родине. Вигилантизм провоцируется институциональной дискриминации иммигрантов. Об этом свидетельствует, например, вигилантный конфликт ливанцев и палестинцев-иммигрантов второй половины XX в.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12