Моя работа над Даодэцзином не закончена. Гипотеза была выдвинута, реконструкция структуры частично осуществлена, а вот обоснование правомерности моих манипуляций с текстом еще далеко не завершено, и это связано с возникшей фундаментальной историко-лингвистической проблемой – что представляло собой письмо, которым в период Чуньцю-Чжаньго были записаны древнекитайские классические каноны. Я представляла свою работу по Даодэцзину в Пекинском университете на кафедре истории древнекитайской философии и на философском факультете Аньхуэйского университета. Пекинскому университету я подарила свою реконструкцию. Надо сказать, что от такого подарка были они не в восторге. Приняли его небрежно и выразили мне, что я произвела в тексте замену многих иероглифов другими, а это неуважение к традиции. Замен у меня было действительно много, но я заменяла одни иероглифы другими, если они звучали одинаково, но писались по-разному. Такие замены всегда делали древние комментаторы, считая, что древние иероглифы употреблены в тексте не в своем исконном значении, а как «заимствованные знаки», то есть, для обозначения звучания слов. Более того, все сделанные мной самостоятельно замены, как потом оказалось, фигурировали в комментариях китайских ученых. В Аньхуэйском университете, наоборот, приняли мою работу с большим интересом. Однако развитию наших отношений помешали слишком редкие мои поездки в Китай.
Как уже упоминалось, этой работой занималась я восемь лет и считаю эти занятия чрезвычайно плодотворными. Мечтаю вернуться к «Даодэцзину», причем в новом теоретическом вооружении, надеюсь, что времени моей жизни на это хватит. Работу над Лао-цзы я оставила на восьмом году, чтобы закончить перевод Конфуция в своей новой трактовке. Я опубликовала этот перевод в 1992 году в дальневосточном альманахе «Рубеж», претендовавшем на преемственность с альманахом такого же названия, многие годы выходившем в Харбине. Это был первый в советские времена полный перевод «Лунь юй» на русский язык. Тогда я еще не понимала, что после «Уже-Конец» следует «Еще-не - Конец». А получилось именно так. В отношении с "Лунь юй" у меня «Еще-не-Конец».
ВГ: Ваша китаеведческая карьера длится уже 35 лет. На протяжении этих лет Вы занимались и журналом «Дунфан цзачжи», и «культурной революцией», и новейшей историей Китая, а также Конфуцием и Лао-цзы. Какую из этих тем Вы все же считаете для себя главной?
ЛГ: Главной для себя я считаю тему Конфуция.
ВГ: Почему Вы так считаете?
ЛГ: Вообще, я считаю, что Конфуций до сих пор – по-настоящему еще не прочитанный автор.
ВГ: Но, ведь, существует так много переводов! Многие века потрачены сотнями переводчиков на то, чтобы перевести Конфуция на десятки языков мира. Поэтому Ваши слова звучат, как минимум, парадоксально!
ЛГ: Да, я это вполне понимаю. Однако в науке такое бывает. Кажется, все уже изучено, исследовано, освящено многовековым авторитетом традиционной науки, правда, некоторые неясности имеются, но их стараются не замечать. А потом – раз! Приходит чужак, обязательно чужак для традиционной науки, потому что у него взгляд свежий, все переворачивает, вывертывает наизнанку, проблемы становятся явными, и потом для них находится решение. Обычно это связано с какими-то фундаментальными открытиями. И как это ни парадоксально звучит, такое открытие довелось сделать мне, и помог мне его сделать Конфуций. Фундаментальные открытия требуют фундаментального обоснования, а интервью – не научная монография. Но я постараюсь, все-таки, объяснить, в чем мое открытие состоит, и почему я называю его фундаментальным.
Кто задумывался о том, каким письмом был написан оригинал "Лунь юй"? Ясно, что «старым», поскольку в стене дома наследников Конфуция в эпоху Хань были найдены списки "Лунь юй" и других текстов, исполненные «старым» письмом. Но существовали еще и другие списки "Лунь юй", вместе со «старым» легшие в основу нынешнего текста. Они были записаны с голоса «новым» письмом. А что такое «старое» письмо»? О нем известно только, что его никто не мог понять, когда «списки из стены» обнаружились. А потом для одного из «старых» текстов из стены (но не для "Лунь юй") появился параллельный список, записанный с голоса «новым» письмом, и «старое» письмо было расшифровано. Не напоминает ли эта ситуация какую-нибудь другую? По-моему, напоминает – она напоминает расшифровку Розеттского камня Шампольоном. Там ведь были непонятные египетские иероглифы и параллельный текст на греческом. И как же Шампольон расшифровал древнее письмо? Он понял, что за иероглифами на камне стоит фонетический текст, что иероглифы передают звучание слов, а не их значение. А в нашем случае – как обнаружилось, что один непонятный иероглифический текст параллелен другому? Как обнаружилось, что так называемое «головастиковое письмо» списков из стены передает те же слова, что и «новое»? Видимо, было что-то общее во внешнем виде. Знаменитый ученый ХХ века Ма Сюй-лунь исследовал образцы «головастикового письма» по древнему словарю «Шо вэнь цзе цзы». Вывод был неожиданный: «головастиковое письмо» отличалось от других видов письма в этом словаре только толщиной черт. Начала черт были толстые, а концы тонкие, потому, видно, оно и было названо головастиковым. Ма Сюй-лунь объяснил эту особенность тем, что в древности писали не тушью и кистью, а твердым стилом и лаком. Лак в стиле истощался, и концы иероглифов получались тоньше. Но почему же тогда «головастиковое письмо» было непонятно? Вот здесь открытие и происходит. Оно было непонятно не потому, что письмо было неизвестно, а потому, что это было письмо «заимствованными знаками». Нужно было принимать во внимание не их значение, а их звучание. Отсюда понятно и как произошла идентификация параллельного текста – по тождественности звучания. Новое письмо передавало и звучание, и значение слов. Оно состояло из «фонетиков» и «ключей», а «старое» – только звучание. Ключей в нем не было, это были изобразительные знаки. Причем для обозначения одного и того же звучания (слова) могли использоваться самые разные «заимствованные знаки. А как же получилось, что такие сложные тексты, как "Лунь юй" и «Шан шу», то есть «Шу цзин», который и послужил ключом к расшифровке, были записаны заимствованными знаками? Ведь это очень сложные тексты? Китайские ученые грамматологи, а за ними и зарубежные синологи утверждают, что существование письменности, использующей заимствованные знаки, невозможно, потому что ее невозможно понять, ведь такие иероглифы означают совсем не то, что они должны означать. Правда, признается, что заимствованные знаки все-таки использовались. Например, надписи на бронзе периода Чуньцю-Чжаньго – это ведь оригинальное письмо того времени, а там заимствованных знаков очень много. По крайней мере, это утверждал «фантазер» Го Мо-жо. Ученые говорят, что заимствованные знаки использовались в каких-то надписях, а для философских и сложных текстов существовало идеофонографическое письмо. Оно существовало с эпохи Инь, но особое развитие получило в период Чуньцю-Чжаньго. Интересно, а кто же «развивал» такое письмо? Народ, – отвечают ученые грамматологи, – понимая, что фонетизация письма (а использование заимствованных знаков есть первая ступень фонетизации письма) мешает его единству в пределах будущей территории Китая, в то время еще поделенной на разные царства. Народ стихийно стремился к единению через создание идеофонографического письма. Звучит идеологически выдержанно, но не убедительно. А синологи, завороженные легендой об альтернативном пути развития китайского письма, этого не замечают. Мое открытие состоит в том, что в период Чуньцю-Чжаньго не существовало никакого идеофонографического письма. А было только изобразительное письмо, использовавшееся в качестве заимствованных знаков. Им и записывали Конфуций с учениками все классические произведения китайской древности (ранее передававшиеся устно) и свои философские тексты. Другого письма взять им было неоткуда, но «нарисовать» новые понятия было уже нельзя. Поэтому письмо фонетизировалось стремительно. А как же этот процесс был прерван? Когда китайское письмо возвратилось «на свой собственный путь, альтернативный мировому»? Это произошло после объединения территории Древнего Китая династией Цинь. Не стихийно, а целенаправленно. Не народ, а императорская власть ввела в употребление идеофонографическое письмо через реформу письма 213 г. до н. э., в качестве инструмента унификации управления империей. Ведь на территории новой империи говорили на десятках разных языков и диалектов, притом используя сходное изобразительное письмо, которое могло читаться и толковаться по местным правилам.
Вот такую концепцию я сейчас развиваю и, исходя из нее, утверждаю, что Конфуций – это еще не прочитанный автор. Фонетический текст можно прочитать иначе, чем это было сделано при династии Хань. Свою концепцию я представляю на разных конференциях в России и в Китае. Не могу сказать, что в Китае ее встречают с распростертыми объятиями, так же, как и на наших родных просторах. Но, все-таки, тот факт, что во времена Конфуция в Китае писали фонетическими знаками, постепенно начинает проникать в умы наших ученых. Думаю, что в свое время эта концепция все-таки получит признание! Не знаю, правда, когда наступит это время…
ВГ: Существуют ли какие-то сходные идеи в китайской науке и в западной синологии?
ЛГ: В китайской исторической науке? Надо сказать, что существует категория людей, которые придумают что-то новое в результате просветления, а потом оказывается, что это уже существует. У нас в России это называют «изобретением велосипеда». Вот я и есть такой «изобретатель велосипеда». В китайской истории, очень долгой истории, ученые много раз обнаруживали то, что древнее письмо было фонетическим. Причем это отмечено и в наших энциклопедиях. Просто масштабы фонетизации китайского письма, может быть, в прошлом еще не осознавались в полной мере. Что касается западной синологии, то тут, можно сказать, пионером исследования китайского фонетического письма – заимствованных знаков – выступил Карлгрен. Он очень подробно исследовал многие древнекитайские памятники (при этом считая, что они были написаны идеофонографическим письмом) – какие знаки комментаторы заменяли другими знаками и какими именно.. Он тоже выдвинул свою гипотезу перехода от использования «заимствованных знаков» к использованию идеофонографического письма, причем даже приписал идею идеофонографического письма «какому-то гению», то есть какой-то личности. Но все эти процессы Карлгрен относил к доклассической древности. Он не понял, что современное письмо, в котором большинство иероглифов относится к категории идеофонограмм, не образовалось в глубокой древности и не развивалось стихийно, а было создано по заказу императорской власти при династии Цинь, причем и имя «гения-изобретателя» идеофонографического письма известно. К счастью, труды Карлгрена избавили меня от огромной работы, которую было бы необходимо сделать, чтобы доказать западным синологам, что сами китайцы, комментируя древнюю литературу, легко заменяли один иероглиф другим, если они звучали одинаково. Карлгрен это сделал, и мне теперь этого делать уже не надо. Надо только на него ссылаться.
|
Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 |



