А. Д.РУБАН

Заместитель директора Института Проблем Комплексного Освоения Недр (ИПКОН РАН).

Прежде всего, я хотел бы поблагодарить журнал, который на протяжении очень короткого срока, а именно последнего года, по крайней мере, дважды рассматривает проблемы угольной промышленности, которые у нас являются несколько забытыми практически во всех аспектах.

После того, как, скажем так, реструктуризация угольной промышленности прошла свою первую стадию, в значительной степени социальные, технологические и другие проблемы угольной промышленности, острота их снижена, и об угольной промышленности как о факторе отечественной и мировой энергетики как-то подзабыли, и подзабыли очень серьезно.

Я хотел бы не согласиться с авторами доклада в следующем. Первое. В оценке сырьевой базы угольной промышленности. При очень больших запасах, которыми мы обладаем, разведанными, доказанными запасами, можно считать по нашим оценкам, это порядка 200 млрд. тонн на самом деле запасы высокоценных углей, в том числе проектных углей, которые достаточно широко используются в нашей энергетике, очень ограничены. Это, прежде всего, угли марки Т и СС, которые сейчас уже являются дефицитными.

Запасы, которые у нас можно считать практически не ограниченными, это угли марки Д, угли марки Г, за счет которых в основном наращивается экспорт энергетических углей России в Европу и на рынки Азиатско-Тихоокеанского региона. И угли бурые, применение которых в значительной степени ограничено.

В этой связи первое, что представляется необходимым сделать в области учета ресурсного фактора в угольной промышленности – это обеспечить учет дефицитности отдельных марок углей при неминуемом в будущем переходе на использование стандартизованных углей в нашей отечественной энергетике, потому что мы сейчас являемся практически, наверное, единственной страной из крупных мировых энергетических держав, которая не перешла на использование стандартизованных углей.

Что касается ситуации сейчас в угольной промышленности России
. Можно считать, что она полностью работает в рыночных условиях. Те ориентиры и те показатели, которые были намечены в Энергетической стратегии России, достигнуты. Но за счет чего они достигнуты? Если обращаться к цифрам, то сокращение потребления энергетических углей, допустим, по сравнению с 2000 годом в нашей стране в энергетике сократилось на 15 миллионов, было 103, стало 88. И весь прирост, который намечался Энергетической стратегией, пошел на экспорт.

Это создает очень значительные риски как для угольной промышленности страны, так и в целом для ТЭКа, потому что мы являемся как на рынках Европы, так и на рынках Азиатско-Тихоокеанского региона в целом маржинальным производителем, серьезно уступающим основным экспортерам. И в том случае, если цены пойдут вниз, а такие периоды бывают достаточно часто, именно Россия будет вытеснена с этих рынков. И это вызовет очень серьезные проблемы и в работе угольной промышленности как части ТЭКа, и может возникнуть достаточно сложная социальная ситуация.

Поэтому необходимо отдать должное Правительству, которое сейчас, мне кажется, с большей ответственностью стало подходить к вопросам угольной промышленности. В этой части стоит упомянуть совещание, которое состоялось в Кемерово под руководством Премьера, там был намечен целый ряд вопросов, которые позволят изменить положение угольной промышленности в системе ТЭКа. И часть решений, которые там намечены, уже выполнены, в части, допустим, освобождения от ввозных пошлин и от налогообложения технологического оборудования, которое не производится у нас в России.

Что касается других факторов. Угольная промышленность без особого шума вышла на среднемировые показатели по производительности труда и нагрузкам на забой.

В целом та себестоимость добычи, которая сейчас по целому ряду предприятий достигнута, находится даже ниже среднемировых показателей для аналогичного способа добычи.

И основная проблема, связанная с угольной промышленностью, с повышением ее конкурентоспособности как поставщика энергоресурсов – это транспортная инфраструктура, это железные дороги, это портовые мощности. Нет ни одной угольной промышленности в мире, которая бы работала при транспортном плече при погрузке на экспорт в 4 тысячи километров. При себестоимости добычи, допустим, в Кузбассе от 9 до 14 долларов за тонну транспортный тариф составляет в Мурманск или порт Восточный 23–25 долларов за тонну и плюс перевалка в порту, можете посчитать – 7–12 долларов за тонну.

Поэтому я еще раз говорю, угольная промышленность является маржинальным производителем. И в результате мы всегда балансируем на грани, скажем так, не совсем эффективной работы.

Что представляется необходимым сделать по изменению того клейма, которое еще с советских времен приклеилось к углю, как к энергоносителю. Было такое определение – замыкающий вид топлива.

Та ситуация, которая сложилась у нас в ТЭКе по отношению к углю, и те данные, которые демонстрировал академик Макаров, свидетельствуют о том, что во многом наш ТЭК развивается в тенденциях, противоречащих общемировым.

Если общемировые тенденции направлены на развитие угольных технологий и повышение эффективности, прежде всего, угольной энергетики, то у нас действует совершенно противоположная тенденция, связанная с нерыночным характером функционирования газового и энергетического секторов промышленности.

Я в докладе встретил очень интересную диаграмму. Это суммы дотаций за счет тех цен, которые установлены на газ у нас внутри страны, получает население и остальные сектора народного хозяйства. Вся сумма этих дотаций составляет всего лишь 3,5 млрд. долларов. Из них население получает 1 млрд. долларов. Если мы поделим эту цифру на 150 миллионов, то каждый из населяющих нашу страну людей получает за счет этого всего лишь 7 долларов. Не слишком ли велика цена тогда нерыночного функционирования газового сектора ТЭКа, если мы получаем вот такой вот, скажем так, не очень серьезный эффект.

На что еще хотелось бы обратить внимание. Очень много вопросов, которые требуют нормализации положения угольного сектора в системе ТЭК. Безусловно, исходя из того, что я сказал, необходимо обеспечить либерализацию газового рынка с тем, чтобы энергоносители, может быть, это прозвучит несколько, скажем так, вызывающе, но, тем не менее, это позволит нормализовать ситуацию и позволит сформировать нормальную конкурентную ситуацию на рынке энергоносителей внутри страны. И тогда так же, как и во всем мире, уголь как энергоноситель станет конкурентоспособным по отношению к другим энергоносителям. И выгоды от нормализации этой ситуации будут существенно выше, чем 7 долларов на одного проживающего в нашей стране.

Что касается роли частного государственного партнерства. К сожалению, сложилось так, что развитие транспортной инфраструктуры, которая является жизненно необходимой для обеспечения жизнеспособности угольной промышленности как части ТЭКа России, прежде всего, решается фактически за счет средств компании, давно уже решается. После того, как крупномасштабные дотации угольной промышленности были прекращены, строительство портов, развитие железнодорожных станций примыкания, развития обогатительной подотрасли осуществляется фактически за счет тех инвесторов, которые пришли в угольную промышленность.

И поэтому при освоении новых угольных месторождений, которые сейчас находятся на слуху, это Эльгинское месторождение, это Элегестское месторождение, еще ряд месторождений, безусловно, необходимо задействовать механизмы государственного и частного партнерства, прежде всего, в развитии транспортной инфраструктуры, потому что за этими месторождениями наравне с Кузбассом, который сейчас является нашей основной угольной базой, имеющей ресурс развития, и Канско-Ачинский бассейн, - о нем отдельный разговор, может быть, не в рамках этой дискуссии, потому что это слишком большой и длинный разговор. Задействование механизма частно-государственного партнерства – это единственный путь надежного топливообепечения страны по фактору угля.

Теперь что касается чистых угольных технологий. Наверное, вопрос уже набил оскомину. Во всем мире это уже вопрос для всех решенный. И в связи с тем, что сформировались основные технологические направления, оценены экономические эффективности и показатели возврата на капитал и другие показатели, от которых зависит развитие того или иного направления чистых угольных технологий. Но здесь, к сожалению, мы на протяжении уже достаточно длительного времени не видим позиции ни Минэнергетики раньше, ни Минпромэнерго в настоящее время.

Фактически поддержку в части развития технологического задела чистых угольных технологий осуществляет только Роснаука в рамках достаточно небольших средств, которые они могут мобилизовать на это.

Естественно, эти проекты являются достаточно длительными, и угольные компании при том, что они в значительной степени сейчас возмещают отложенные технологические ожидания, возмещают социальные ожидания, то есть повышение заработной платы, достройка тех предприятий, которые были не достроены, техническая реконструкция, которая 15 лет не осуществлялась, они не могут привлечь ресурсы на развитие вот таких достаточно долговременных проектов, которые реализуются в мире и демонстрационные образцы которых мы можем видеть и в США, и в Западной Европе. Но это вопрос, прежде всего, конкурентоспособности страны и обеспечения ее технологического развития, не противоречащего мировым тенденциям, потому что если мы не будем учитывать эти технологические тенденции, мы в очередной раз останемся где-то далеко и наверстывать придется очень интенсивными методами и, может быть, даже не рыночными.

И еще один очень короткий вопрос. Я уже говорил в начале своего выступления о том, что наметилась тенденция сокращения, отчетливая тенденция сокращения потребления угля в энергетике. Эта тенденция продолжает действовать.

Очевидно, что за этим стоит конкретный экономический интерес конкретных корпораций. Также очевидно, что этот интерес должен регулироваться, прежде всего, с точки зрения государства. И только средствами законодательных инструментов, только средствами государственного регулирования можно исправить и ценовую ситуацию, соотношение цен на газ и нефть, в части развития инфраструктуры.

И, безусловно, напрашиваются изменения в законодательстве, аналогичные – тут я согласен с первым выступающим – тем законодательным требованиям, которые существуют в законодательстве тех стран, которые наиболее интенсивно развивают угольную энергетику, связанные с обеспечением использования прежде всего, качественных, стандартизованных углей, применение которых не наносит ущерба экологии, которые соответствуют рыночным требованиям. И, безусловно, без внесения, такого рода изменений в законодательство, изменить ситуацию вообще в политике углепользования не будет представляться возможным.

Наиболее животрепещущий пример – это завоз более чем 20 миллионов углей из Казахстана, о которых все, наверное, слышали, о которых мы говорим уже лет 15. Эти угли завозятся в нашу страну с зольностью более 45 процентов. Соответственно, все эти 45 процентов золы остается в отвалах на угольных электростанциях Урала и Западной Сибири. И мы продолжаем их завозить притом, что есть и технологические заделы замещения этих углей, есть и возможности по сырьевой базе замещения этих углей. И, очевидно, если бы был принят закон, аналогичный, допустим, закону США, о чистом воздухе, который бы регламентировал применение таких углей, их завоз стал бы просто невозможен. И эти 20 миллионов были бы замещены отечественными углями, с существенно более высокими экологическими и технико-экономическими характеристиками.

Спасибо за внимание. Еще раз я хотел бы поблагодарить журнал за внимание проблем угольной промышленности.

В. А.ФАДЕЕВ

Спасибо. Но все-таки это мероприятие Общественной палаты.

Коллеги, я вынужден буду прерывать, потому что мы должны соблюдать регламент. Мы не успеем, у нас очень много выступающих. И все выступающие – очень серьезные, уважаемые и авторитетные люди.

Я хочу предоставить слово Анатолию Ивановичу Дмитриевскому, Директору Института проблем нефти и газа Российской Академии Наук.

А. И.ДМИТРИЕВСКИЙ

Директор Института проблем нефти и газа РАН

Прежде всего, хотел бы сказать, что это очень полезное мероприятие. И собраны не только специалисты, которые друг с другом видятся на всех конференциях, но и имеются представители и общественности, и журналисты, пишущие не всегда то, что отражает истинное положение в энергетической сфере.

Прежде всего, нужно ли России быть энергетической сверхдержавой? Наверное, надо, по крайней мере, на ближайший период времени, поскольку других возможностей у нас, наверное, нет.

Ученые Российской Академии Наук провели исследования под руководством Александра Дмитриевича Некипелова – вице-президента Академии Наук по тому, какой путь России выбрать. И в качестве ориентира взяли задачу удвоения ВВП.

Так вот, если мы оставим вот такое инерционное развитие: максимальный экспорт всего того, что добываем и за счет этого большой стабилизационный фонд, то есть то, что можно назвать инерционным развитием, в том числе и в энергетической сфере, то удвоение будет через 35 лет. Если мы с вами выберем высокие технологии – то направление, которое выбрали многие западные страны, в том числе в электронике, в том числе в оборонке, высокие технологии, которые позволяют также увеличивать экспортные компоненты, то, как ни странно, через 25 лет.

А если мы выберем инновации плюс то, что нам дала природа, то есть инновационное ресурсное развитие, новые технологии, базирующиеся на минерально-сырьевой базе, то удвоение ВВП – через 13 лет.

Вы видите, что цифры совершенно разные. И движение, наверное, следует признать в этом смысле справедливым.

Теперь, какие задачи стоят перед нами, чтобы быть энергетической сверхдержавой. Ну, задачи простые: больше открывать, полнее извлекать и лучше использовать.

«Больше открывать». Мы этого не делаем уже лет 15, потому что мы сделали все, чтобы остановить поисково-разведочный процесс, и извлекаем больше, чем вкладываем в эту копилку. Естественно, надо усиливать бюджетное вливание на нефтегазопоисковые работы с тем, чтобы увеличить ресурсный потенциал России, полнее извлекать.

Как минимум треть нефти остается в недрах. Есть новые технологии нефтеизвлечения. Мы сейчас все отлично знаем, что нефтяные компании снимают сливки, как справедливо написано в сборнике, который нам раздали. Мы знаем, что активно используются активные запасы, то есть легкая нефть, потому что у нас прекрасно отработана технология поддержания пластового давления, которая позволяет добывать хорошую легкую нефть из хороших резервуаров.

Вот мы сейчас наращиваем темпы добычи за счет того, что истощаем самое лучшее, что у нас есть. А месторождения с тяжелой, вязкой нефтью, залегающей на больших глубинах, в условиях аномальных давлений и температур, оставляем на потом. А потом-то нет. Потом уже вот сегодня приходит, и с 2007–2008 года начнется падение добычи, потому что добыча легкой нефти стремительно истощается.

Теперь «эффективно использовать». Эффективно использовать, не буду останавливаться на энергоресурсосбережении. Эффективно использовать, наверное, сейчас подразумевается не просто сырье продавать, а продавать продукты. Мы знаем, что вот так называемые переделы, когда из первичного сырья делается все более высокотехнологичный продукт, только первый передел увеличивает стоимость газа и нефти в десятки раз, а есть переделы, которые в 350–400 раз. Вот это делаем не мы, а делают западные страны, которые за наш счет становятся сверхдержавами в той или иной сфере, где они производят полиэтилен, полипропилен высокого давления. А мы занимаем последнее место по этим продуктам, которые сегодня определяют уровень жизни основного населения.

И, наверное, здесь подразумевается выгодно продавать. И, вообще-то говоря, у России уникальное географическое положение, уникальные ресурсы нефти и газа, гигантский опыт строительства нефте - и газопроводов, что позволяет России играть одинаково активную роль и продавать нефть и газ как традиционным потребителям Западной Европы, так и новым покупателям в странах Азиатско-Тихоокеанского региона.

Давайте посмотрим, как нам поступать. Алексей Александрович Макаров сказал, что там 12–15 процентов, а вообще-то Бритиш-Петролеум считает, что у нас 5 процентов, в основном это происходит из-за того, что у нас разные подходы к классификации запасов. Поэтому не нужно уделять особое внимание вот этим низким цифрам. Но нефти у нас где-то десятая часть мировых запасов, доказанных запасов. А газа у нас треть. А если взять прогнозные ресурсы, то больше 42 процентов. Если миру нефти хватит на 40 лет, газа – на 60 лет, то России газа – на 420–440 лет по прогнозным ресурсам.

Что касается нашего экспорта, то вы посмотрите, если взять по нефтяному эквиваленту, мы продаем нефти в полтора раза больше, чем надо. То есть мы вот в эту копилочку почти ничего не вкладываем ни по нефти, ни по газу. Но здесь у нас десятая часть, здесь треть, так из десятой части мы выбираем больше.

Я бы предложил в стратегическом плане ограничить экспорт нефти, особенно в связи с истощением легких запасов, и, наоборот, активно экспортировать газ. Мне скажут: а не истощатся ли… Здесь не конференция по фундаментальным исследованиям, я вам могу сказать, и вы, наверное, с этим согласитесь. Для газа нет такого резервуара, такой покрышки, которая его бы удерживала, он все время истощается, он все время уходит.

Так вот, за счет дегазации земли происходит пополнение газовых месторождений. И газовые ресурсы еще не доразведаны, и нас еще ожидают крупные открытия. Плюс нетрадиционные ресурсы. Это газ с больших глубин, это газ, растворенный в пластовых водах, это метан угольных месторождений, это газ плотных коллекторов, это газогидратные месторождения. Каждый из этих нетрадиционных запасов превышает традиционные на порядок.

Поэтому я бы сделал такое предложение по структуре экспорта. И, конечно, нам надо выбирать стратегию развития опять же нефти и газа. Вы посмотрите на нефть. Кто, кому продает? Вы стратегически не влияете на партнера, выставили на рынок, кто-то купил. А в связи с тем, что рынок спотовый, то идут перепродажи, и вообще конечный потребитель не ясен.

А газ – это геополитический инструмент. И труба позволяет концентрированно поставлять газ определенным странам, и, в общем-то, эра давления через пушки ушла, а энергетикой можно отстаивать свои интересы, как мы понимаем. Да, грядет эра сжиженного газа. Но пока сжиженный газ дороже, а ЖТЛ еще более дорогой. Но все равно новые виды транспорта позволят России сохранить привязанность, по крайней мере, европейского рынка и ближайших наших соседей – Китай и Корею – на многие десятилетия вперед. И, конечно, нам нужно правильно выбрать стратегию развития.

Или мы ориентируемся на туркменский газ, или развиваем собственные месторождения. Мы знаем, что Туркменистан заключил договоры помимо России, Украины, поставляет газ в Иран, (позавчера была публикация), одобрен проект поставок газа в Пакистан и в Индию – 30 млрд. кубометров. С Китаем есть договоренность, подписан протокол, что Китай будет брать туркменский газ на границе Узбекистана, а дальше сам транспортировать еще 30–40 млрд. кубометров. Да нет там этого газа. Во все прежние годы не больше чем на 70 миллиардов не рассчитывали. А новых месторождений не открыто. Да еще говорят о том, что мы через Турцию будем поставлять газ в Европу.

Надо России посмотреть. Или мы подписываем сегодня договор на 80 миллиардов, или мы ориентируемся и ждем этот газ, или нас оставят с носом. Надо развивать собственную ресурсную базу. У нас она мала. 10 триллионов кубометров открыто. 50 триллионов – перспективные ресурсы. В Соединенных Штатах сегодня меньше 5 триллионов. Представляете один Ямал и все Соединенные Штаты.

Одним словом, Россия – энергетическая сверхдержава. И нам это надо особенно четко представлять. У нас больше другого пока ничего нет. По крайней мере, на ближайшие 15–20 лет за счет этого мы можем себя чувствовать гордо. Но чтобы выгодно использовать вот тот отрезок, который нам предоставлен жизнью и природой, надо умело его использовать. Спасибо.

В. А.ФАДЕЕВ

Большое спасибо, Анатолий Николаевич. Это наиболее оптимистичное выступление, что в весьма отдаленной перспективе, кажется, у нас все будет хорошо. Но если следующая зима опять будет холодной, будут ли отключения электричества, например, в Москве? Это вопрос. И мне кажется, он не очень связан с теми объемами газа, которые есть у нас на Ямале, в том числе перспективные…

Пожалуйста, Виктор Германович Семенов, Генеральный директор ВНИПИэнергопром. Тема "Проблемы Когенерации". Мы в Общественной палате не понимаем, что это такое.

В. Г.СЕМЕНОВ

Генеральный директор Всероссийского научно-исследовательского проектного института энергетической промышленности ().

Когенерация – совместная выработка тепловой и электрической энергии.

Дефицит у нас все-таки есть: у нас не хватает электроэнергии, у нас не хватает газа. Все остальное вроде есть. Раз есть дефицит, значит, есть очередь, есть вообще понятие очереди, и есть трудности по электроэнергии в нескольких регионах, особенно Питер, Москва, Урал и Тюмень. И практически повсеместно есть трудности с подключением централизованной системы газа. Правил очереди не существует. Соответственно, правила все равно какие-то появляются, так скажем, "серые", "темные" и все остальные.

Какая все-таки основная проблема, если смотреть по газу, на что он у нас тратится. Вообще, половина углеводородного сырья в стране тратится на то, чтобы самих себя согревать. Просто статистика такая дурная. Часть процентов считается на ЖКХ, часть на энергетику. Вот если все собрать, получим 40 процентов углеводородного сырья. Если считать, что сжигается в печках, электроэнергию, которая идет на электроразогрев, электроэнергию, которая идет на перекачку тепла в централизованных системах, мы получаем практически половину, совершенно снижающую эффективность. И, соответственно, программу, о которой все энергетики мечтали в части снижения затрат на тепло, можно было бы поставить в противовес развитию месторождений. К сожалению, такой нет. Государственная задача, к сожалению, не решается.

Вторая проблем – это по электроэнергии. Опять же чего не хватает? Вот сейчас тепло, электроэнергии залейся. Не хватает мощностей. Опять же если посмотреть, на что эта мощность у нас идет, то получается, что при похолодании на 1 градус мощность потребления увеличивается на 0,6 процента. В сумме по самым таким скромным прикидкам у нас на электродогрев идет 20 процентов мощности.

Соответственно, когда у нас не хватает электроэнергии? У нас не хватает в холода. Получается, что кондиционные станции в основном составляют структуру электрической генерации, то есть мы не используем сбросное тепло. Это электричество используется опять же на то, чтобы обогревать самих себя.

Есть куча всяких способов, они не такие глобальные, как продажа газа куда-нибудь в Китай и так далее. К сожалению, в централизованной системе, которая была в Советском Союзе, они применялись более активно. Это разная стоимость электроэнергии на электрооборгрев и для промышленного, бытового потребления. Это разуплотнение графика, то есть сдвижка начала рабочего дня хотя бы в холодное время и так далее. Сейчас это ушло. И, соответственно, мы имеем основную проблему, которую все бросились активно решать, что строить. Вообще, у нас страна строителей, строить мы любим.

Но проблема что строить. Я буду говорить в основном по электроэнергии.

В Европейском сообществе несколько директив уже принято по развитию генерации. Я разъясню, что это такое. Считается, что для выполнения Киотского протокола, по дальним стратегическим задачам общества надо потреблять как можно меньше топлива. И один из основных способов – это совместное производство тепла и электроэнергии, потому что тепло просто само образуется в процессе выработки электроэнергии.

Примеров всякой дурастики, которая вокруг этого существует, в том числе здесь, в Москве, где мы находимся, не счесть. У нас есть ТЭЦ, рядом с которыми градирни. Градирни выбрасывают в пар, это и есть то тепло, которое образуется при выработке электроэнергии. Есть примеры, когда в 150 метрах от этой ТЭЦ стоит большая котельная, которая сжижает газ для того, чтобы получать то же самое тепло и подавать его в город.

Так вот основная проблема в европейских странах по развитию когенерации заключается в том, что отсутствуют тепловые сети: это выделение земли, строительство тепловых сетей и так далее. У нас этих централизованных сетей теплоснабжения девать некуда. И в принципе мы много-много лет могли бы развивать систему энергетики за счет увеличения мощности ТЭЦ. Есть несколько преимуществ. Это близость потребителя, не надо развивать магистральные сети, это меньшие потери и, самое главное, опять же – гораздо более полное использование тепла.

Что происходит по планам на сегодняшний день? У нас нет, по-моему, ни одной энергосистемы, которая не запланировала бы какой-нибудь парогазовый блок на своей станции, во всяком случае, все хотят.

В основном на станциях – это ГРЭС, где нет выработки теплоты, точнее, полезного использования теплоты - все определяется, конечно, ведомственной принадлежностью. Появились СТДК(?), у которых ТЭЦ, появились ОГК, у которых основные деньги, у которых ГРЭС. Что они развивают? Естественно, кондиционные станции, ГРЭС и совершенно не задумываются обо всех остальных проблемах.

Вообще, электростанции и ГРЭС должны строиться ближе к углю, как в Китае. ТЭЦ должны развиваться нормально в городах и, соответственно, обеспечивать теплоснабжение и электроснабжение близко расположенных потребителей.

У нас все идет с точностью до наоборот. Полно всяких глупостей. Возвращаясь тоже к Москве, у нас в Строгино сейчас строится 250 мегаватт станция в станционном режиме, то есть без полезного использования тепла. И находится она на территории котельной. То есть котельная будет работать на теплоснабжения, ГРЭС будет работать на градирню, вырабатывая электроэнергию.

В итоге мы, к сожалению, идем по пути абсолютно неэнергоэффективному.

Нужно говорить, что разбираться надо с тем, что есть. Нужно говорить о том, куда мы движемся. А движемся абсолютно в противоположном векторе.

Если говорить о возможностях ТЭЦ, то они на самом деле просто колоссальные. Это и замещение котельных, которые не имеют совершенно никакой перспективы по сравнению с локальными подомовыми источниками, это и модернизация ТЭЦ, которые гораздо дешевле, чем строительство новых энергоблоков. И вообще существует огромное количество способов. Но не хватает только одного – не хватает того, чтобы появилась конкуренция инвесторов.

У нас вступил в силу с 1 января этого года 210-ый закон. Нет, конечно, времени оставаться на механизмах. Он дает принципиально другие подходы, принципиально другие возможности. Абсолютно ни в одном регионе на сегодняшний день нет целенаправленной работы по введению в действие этого закона в части разработки региональных схем энергоснабжения, в части, как прописано в законе, разработки планов развития инженерной инфраструктуры.

То есть по большому счету вот эти программы, которые должны разрабатываться согласно 210-му закону для каждого муниципального образования. Это бизнес-программы развития, в том числе и энергетики этого конкретного региона, этого конкретного города. Абсолютно никакого движения нет. Конечно, понятно, что эту работу должно организовать государство. Вопрос кто конкретно, в каком министерстве? На сегодняшний день просто никто и никак.

Я, в основном, занимаюсь теплоснабжения. И уже похоронил мечту о том, что появится какой-то орган в государстве, который обратит внимание на отрасль, в которой сжигается половина углеводородного сырья. То есть у нас и на сегодняшний день нет ни одного отдела ни в одном министерстве, который бы занимался теплоснабжением и комбинированной выработкой теплоты совместно с электричеством. Есть маленькие какие-то вливания в Минобрнауки. Деньги уходят абсолютно непонятно на что. Ни одна серьезная проблема не решается.

Поэтому я как бы рассчитываю, что Общественная палата должна кому-то давать советы, вот надо бы дать, надо обратить внимание, надо разработать нормальную, внятную программу, надо ее нормально, публично провести, публично обсудить, публично покритиковать и вернуться в самое начало и определиться: а куда двигаться-то будем. А иначе пока так и будем развивать, развивать, увеличивать, увеличивать. Пока особой нужды нет, внутри резервов очень много. Спасибо.

В. А.ФАДЕЕВ

Спасибо большое. Мы не можем разрабатывать программу. Но если будет внятная, серьезная программа, то мы готовы как-то посодействовать ее продвижению.

Совсем недавно с нашими удостоверениями стали пускать во многие министерства. Значит, статус Общественной палаты растет. Есть целый перечень министерств, куда нас теперь пускают. Это очень хороший знак, между прочим. Я не шучу, я серьезно говорю.

Петр Георгиевич Щедровицкий, генеральный директор ЦНИИатоминформ.

Подготовиться Константину Владимировичу Ремчукову.

П. Г.ЩЕДРОВИЦКИЙ

Генеральный директор »

Статус настоящего обсуждения не позволяет подробно останавливаться на производственной программе и экономических выкладках развития атомной энергетики. Поэтому я позволю себе в основном затронуть рамочные вопросы.

Прежде всего, хотелось бы подчеркнуть, что, несмотря на то, что экономика России не носит такой явно экспортно-ориентированный характер, как экономика Китая, ориентация развития в значительной степени на внутренний рынок не означает, что нам можно рассматривать это развитие в логике изоляции.

Россия не остров Робинзона. Основные параметры нашей экономики определяются сегодня развитием базовых сырьевых отраслей и отраслей первого передела: нефть, газ, металлы.

Необходимо также трезвое понимание того, что это развитие в прошлый период восстановительного роста было востребовано внешним рынком. И бурный рост базовых отраслей промышленности в свою очередь был конвертирован в непромышленный рост внутреннего рынка.

В этой связи важно не путать: что первично, и что вторично. Когда РАО "ЕЭС" сегодня признала свою ошибку в оценке темпов роста электропотребления, в качестве основной причины называется непромышленное потребление.

Вот здесь, на этом слайде, в верхней его части показаны элементы той презентации по оценке предыдущего периода и темпов роста по регионам, которые сегодня обозначены.

В то же время фактор непромышленного потребления, который, безусловно, есть, и сопоставление структуры спроса на электроэнергию в Российской Федерации и других странах, в частности, в Европе и США наглядно показывает тот задел, который предстоит реализовать непромышленному потреблению, если наша страна продолжит экономический рост.

Однако старту непромышленного потребления предшествовал старт промышленного производства. Он же лидирует и, с нашей точки зрения, будет продолжать лидировать и дальше.

Концентрация роста непромышленного потребления в городских агломерациях также отражает тот простой факт, что центры прибыли и центры затрат могут быть территориально и функционально разнесены. По мере того, как экономика вступает на более высокий уровень управленческого развития, характер связи между центрами затраты и центрами прибыли становится все более сложным и опосредованным. Вы видите уже сегодня среди лидеров Дагестан" href="/text/category/dagestan/" rel="bookmark">Дагестан. Опять же наша оценка заключается в том, что жилищное строительство, в том числе в сельской местности, безусловно, точно так же даст рост непромышленного потребления в этих точках, которые сегодня слабо обсчитываются.

Упомянутая функциональная и территориальная разнесенность длинных цепочек добавленной стоимости создала фон для распространения одной из наиболее эффективных мистификаций ХХ века, тезиса о постиндустриальном развитии.

Масштабное вынесение промышленных производств за пределы развитых экономик Запада, обеспечение сырьевой базы их развития за счет импорта создало благоприятную базу для искусства бухгалтерии. Рассуждения о финансовых и сервисных рынках, как о единственных двигателях экономического развития, на наш взгляд, безусловно, подмена понятий. Нельзя игнорировать наличие биржевого рынка сырой нефти и нефтепродуктов, но в бак автомашины нефтяной фьючерс не засунешь. Можно долго спекулировать контрактами на киловатт-час, но рано или поздно необходимо поставить энергию в физическом объеме.

Деньги и финансы во многом продолжают и являются эквивалентами товарной массы и должны быть сбалансированы относительно ее.

В связи с этим материально-финансовый баланс редко носит справедливый характер. Развитие требует динамики и диспропорций, которые могут быть достигнуты за счет того, что один из факторов в данной исторический период как бы обнуляется и за его счет фактически обеспечивается поступательное движение.

Первая фаза индустриального развития стала возможной за счет несправедливо дешевых энергоресурсов. Сначала эра угля, затем эра нефти сформировали экономическую базу развитых стран и первый этап индустриального развития.

Вынесение части промышленной базы в Азию, сопровождавшееся использованием дешевого труда, привели к тезису постиндустриального развития, который идеологически корректно описал разнесение центра прибыли и центра затрат при сохранении относительно неизменного круга потребителей конечных благ.

Однако вот на этой схеме мы видим, что если Китай и Индия хотя бы повторят динамику роста Южной Кореи, которая вступила на путь индустриального развития в 90-х годах, то баланс кардинально изменится.

Сегодня растущий спрос на потребление благ индустриального общества предъявляет практически 3 миллиарда населения земли. Речь идет о широко дискутируемом факторе: Китай, Индия, Бразилия и так далее. Развитие этих стран высокомерно характеризуется как догоняющее, подразумевается, что они должны пройти индустриальную фазу, которую развитые страны уже прошли.

В реальности речь идет о расширении круга потребителей определенного пакета материальных благ, которые дает индустриальная эпоха. Проблема заключается в том, что существенная часть мировых запасов энергетических ресурсов пошла на первую базу индустриального развития с относительно небольшим кругом конечных потребителей, и сегодня ни по своей сырьевой базе, ни по инфраструктуре не готова удовлетворить резко возрастающий спрос. Именно этим объясняется постоянный рост цен на энергетическое сырье. Будет ли этот рост циклическим, либо мир перейдет к эпохе дорогой энергии, будет зависеть от того, состоится или не состоится вторая фаза индустриального развития.

Иными словами: будет ли у населения Китая и Индии возможность жить соответственно стандартам индустриального общества. Если посмотреть на многие прогнозы, то они фактически отказывают развивающимся странам в такой возможности. Это, с одной стороны, позволяет сохранять идеологическую парадигму лидерства развитых стран, с другой, уйти от неудобного ответа на вопрос: в какой степени ресурсная база основных энергоресурсов достаточна для устойчивого экономического развития.

Следующий слайд. После того, как нефть сменила уголь как базовый элемент энергетики, устойчивость экономической конструкции в целом зависит сегодня от ситуации на нефтяном рынке. Сможет ли нефтяной рынок преодолеть то неустойчивое напряженное состояние, в котором он находится в последние годы, будет зависеть будущий облик мировой экономики и перспективы реализации второй фазы индустриального развития. Развитие событий подтверждает самые пессимистичные ожидания. Возможные нефтяные провинции, неплохо изученные и сильно разбуренные, за исключением ограниченного ареала труднодоступных регионов. Последние два десятилетия наглядно показали, что финансы и технологии могут форсировать изъятие ресурсов из земли, но не могут повлиять на максимальный конечный объем извлечения, который задан природой и идеологической структурой.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8