В международном публичном праве существует принцип устаревания (или неупотребительности), на который редко ссылаются. Согласно этому принципу международное соглашение может «прекратить существование» в силу своего устаревания. Обе концепции рассматриваются как основания прекращения международных договоров, несмотря на то, что ни в Венскую конвенцию 1969 г. «О праве международных договоров», ни в проект статей о праве международных договоров, подготовленный Международной правовой комиссией, не включены подобные положения. Фактически две концепции в какой-то степени повторяют друг друга, а также и другие основания прекращения международных договоров, например существенное изменение обстоятельств. По мнению Международной правовой комиссии, неупотребительность и устаревание являются не отдельными основаниями для прекращения международного договора, а аспектом «согласия сторон выйти из международного договора, что становится очевидно из их поведения по отношению к данному международному договору».

«…Приспосабливаясь к новым обстоятельствам в арбитражной практике

В странах, где Московская конвенция 1972 г. остается в силе, арбитражное сообщество само провело все необходимые реформы, чтобы адаптироваться к изменившимся обстоятельствам, возникшим в процессе перехода к рыночной экономике.

Во-первых, из сферы действия Конвенции были исключены частные предприниматели и компании, находящиеся в частной собственности. Были высказаны законные сомнения относительно определения «хозяйственных организаций», используемого в тексте Московской конвенции 1972 г., который сам по себе определения этого термина не содержит. Отмечалось, что «применение Московской конвенции к частным предприятиям в то время не предусматривалось, и поэтому сомнительно, может ли Московская конвенция применяться к арбитражным спорам между частными коммерческими компаниями». Та же точка зрения высказывалась авторитетным польским ученым, который задавался вопросом, должна ли свободная международная торговля между частными коммерческими компаниями, совместными предприятиями с иностранным участием, частными коммерсантами классифицироваться как ведомая «хозяйственными организациями» в значении Московской конвенции и «в ходе экономического и научно-технического сотрудничества» сторон Московской конвенции. По его мнению, ответ был отрицательным. Даже если в широком значении этого понятия любая международная торговая операция будет классифицироваться как «экономическое сотрудничество» между соответствующими государствами, такое широкое понимание «сотрудничества» не имеет ничего общего с экономическим и научно-техническим сотрудничеством государств, как оно понималось и было реализовано в рамках СЭВ (когда международная торговля оставалась в руках государства и почти все хозяйственные организации, упомянутые в Московской конвенции, фактически находились под контролем государства, выполняя государственные планы и директивы).

В Российской Федерации Международный коммерческий арбитражный суд прибегал к Московской конвенции 1972 г. в деле польского истца и российского ответчика и использовал в деле законодательство, которое было в силе, когда Польша все еще являлась стороной Московской конвенции».

«…В 1998 г. российская организация подала иск в Международный коммерческий арбитражный суд против болгарского ответчика на основании договора, заключенного между сторонами 12 ноября 1996 г. Согласно Московской конвенции 1972 г. иск должен был быть подан в Софии в арбитражный суд при болгарской торгово-промышленной палате. Международный коммерческий арбитражный суд принял дело к рассмотрению, отметив, что Болгария и Российская Федерация являлись сторонами Московской конвенции. При подаче иска с целью избежать применения Московской конвенции 1972 г. российский истец утверждал, что должно применяться положение о неизменности обстоятельств, содержащееся в Венской конвенции 1969 г. «О праве международных договоров». Ответчик не высказал мнения по этому вопросу».

«…В данной ситуации МКАС обратился к практике болгарского арбитражного суда и установил, что в Болгарии Московская конвенция на практике применялась только к спорам между государственными организациями и не применялась к спорам, в которых принимали участие частные компании, не существовавшие во время заключения Московской конвенции 1972 г. В сложившихся обстоятельствах МКАС посчитал, что болгарский арбитражный суд не будет применять законодательство на основе Московской конвенции 1972 г. Поэтому МКАС принял дело к рассмотрению, и при вынесении решения, основываясь на ст. 2 Нью-Йоркской конвенции 1958 г. и ст. 1(2) и 4(1) Европейской конвенции 1961 г. «О внешнеторговом арбитраже», сторонами которых являются как Россия, так и Болгария, принимая во внимание ст. 6 Московской конвенции 1972 г., «а также учитывая фундаментальный принцип недопустимости отказа от правосудия», МКАС решил применить арбитражное соглашение в договоре между сторонами».

«…Заключительные положения

Принимая во внимание вышесказанное, судьба Московской конвенции 1972 г. в значительной степени ясна. Несмотря на преждевременное объявление ее устаревшей, потерявшей силу и неприменимой, она фактически остается в силе как закон, и на практике, что признается оставшимися странами-участницами, Конвенция никогда не считалась противоречащей Нью-Йоркской конвенции 1958 г. государствами, которые либо ратифицировали, либо присоединились к первой, а впоследствии и ко второй; в случае с Монголией – наоборот. Третьи страны – участницы Нью-Йоркской конвенции 1958 г. никогда не считали, что Московская конвенция 1972 г. ей противоречит.

С другой стороны, в арбитражной практике пяти государств-участников признается, что Московская конвенция была предназначена для предприятий, находящихся в государственной собственности, и не предусматривала возникновение смешанных рыночных экономик. Соответственно частные компании и фирмы на практике получили полную свободу выбора в заключении своих арбитражных соглашений, хотя даже широкая интерпретация ст. 1 Московской конвенции 1972 г. включала их в сферу действия Конвенции.

В действительности принцип, заложенный в Московской конвенции, состоит в том, что государства-участники, действуя как собственники орудий и средств производства в соответствующих странах, обязаны по Конвенции взаимно отказаться от свободы договора и избрать местом арбитража страну ответчика. Вне зависимости от достоинств такой позиции для таких государств при социализме в рыночной системе остается давнишний вопрос о выгодности принятия подхода, предлагаемого Московской конвенцией, к выбору места арбитража. Во многих случаях стороны идут на большие расходы, оспаривая место арбитража, поэтому некоторые ученые полагают, что должен существовать лучший способ разрешения этого вопроса.

Против этого подхода выражается мнение, что Российская Федерация должна выйти из Московской конвенции 1972 г. по причине ее несовместимости с принципами рыночной экономики и свободой выбора места арбитража. Положения Московской конвенции противоречат общепризнанным принципам международного коммерческого арбитража, на основе которых предусмотрен свободный отказ сторон спора обращаться в государственный суд и свободный выбор арбитражного суда. Международное соглашение, которое ограничивает стороны в их выборе арбитражного суда, «несомненно» противоречит этому принципу.

Даже во время подписания Московской конвенции 1972 г., отмечала Бардина, болгарский юрист предупреждал, что арбитражные суды принимают характер «специальных судов», так как принцип добровольности арбитража является отличительной чертой этого института. Это означало бы, что такие «специальные суды» потеряли бы свои арбитражные черты, характер арбитров.

Какое бы решение ни было принято, Московская конвенция 1972 г. с большинством своих участников, до сих пор считающих ее действующей, на самом деле является частью «юридического наследия» социалистической экономической интеграции и в настоящее время недействующего Совета Экономической Взаимопомощи. Будет интересно узнать, насколько российское правительство прислушается к доводам о том, что сохранение членства Российской Федерации в Московской конвенции нарушает интересы российских предпринимателей, лишая их возможности свободного выбора между государственным судом и международным коммерческим арбитражем.

Вне зависимости от окончательного решения нет сомнения в том, что Конвенция 1972 г. остается в силе для пяти стран-участниц. Комментаторы могут придерживаться мнения, что Конвенция больше не действует, но государственная практика показывает обратное».

Вопросы:

1. Разработка каких документов являлась частью реализации Комплексной программы дальнейшего углубления и совершенствования сотрудничества и развития социалистической экономической интеграции стран – членов СЭВ, принятой в июле 1971 г.

2. Что является основанием для обязательного арбитража?

2. Каков статус Московской конвенция 1972 г. в настоящее время?

3. Применима ли Московская конвенция 1972 г. к спорам между негосударственными компаниями?

Из статьи: Костин соглашение // Международный коммерческий арбитраж. – 2005. – № 2. – С. 4 – 17.

«Понятие и природа арбитражного соглашения

Арбитражное соглашение является основой арбитражного разбирательства по разнообразным спорам, возникающим в международном коммерческом обороте. Российский закон «О международном коммерческом арбитраже» предоставляет сторонам широкие возможности договориться об арбитражном разрешении споров как на территории России, так и за ее пределами, согласовывая при этом вид арбитража и процедуру разбирательства. Лишь в весьма редких в настоящее время случаях арбитражное разбирательство может быть инициировано в отсутствие арбитражного соглашения в силу продолжающих действовать для России международных соглашений (Московская конвенция о разрешении арбитражным путем гражданско-правовых споров, вытекающих из отношений экономического н научно-технического сотрудничества, 1972 года, Общие условия поставок товаров СССР – КНР, Общие условия поставок товаров СССР – КНДР).

Легальное определение арбитражного соглашения содержится в статье 7 Закона Российской Федерации «О международном коммерческом арбитраже» 1993 года (далее - Закон об арбитраже): «Арбитражное соглашение – это соглашение сторон о передаче в арбитраж всех или определенных споров, которые возникли или могут возникнуть между ними в связи с каким-либо конкретным правоотношением, независимо от того, носило оно договорный характер или нет». Приведенное весьма лаконичное определение, давая ясную картину в части назначения арбитражного соглашения, вряд ли может претендовать на раскрытие правовой природы такого соглашения, которая представлена в основном в доктринальных источниках. Среди теорий, обосновывающих природу арбитражного соглашения, чаще всего выделяют договорную (консенсуальную), процессуальную и, как представляется, доминирующую в настоящее время «гибридную» (sui generis). С принятием Закона об арбитраже 1993 года, содержащего достаточно подробное регулирование института арбитража в целом и арбитражного соглашения в частности, актуальность отмеченных теорий существенно уменьшилась. Представляется, что последняя из названных теорий в большей степени отражает специфику арбитража как комплексного феномена, соприкасающегося как с положениями гражданского материального права, прежде всего общими положениями о договорах, так и с гражданско-процессуальным правом, но имеющего свою собственную нормативную базу, что не предполагает непосредственного применения норм указанных отраслей к области международного коммерческого арбитража. Независимо от отнесения арбитражного соглашения к той или иной теории общепризнанно, что арбитражное соглашение, даже включенное в текст внешнеторгового контракта, не сливается с последним, обладая собственным предметом, который отличается от предмета самого контракта.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6