«Шефтсбери не профессиональный философ, а образованный джентльмен, воодушевленный интересами морали и политики. Истинная религия сводится к морали, а «Позитивная» религия вызывает у него подозрения не только тем, что порождает нетерпимость, но и разные формы мистицизма» (С. Ванни-Ровиги). В «Письме об энтузиазме» Шефтсбери атакует мистиков и фанатиков, высмеивая их. Шефтсбери воспринимал сатиру, насмешку и иронию как мощное оружие на службе разума и, следовательно, цивилизации: «Свободно иронизировать и выражать сомнения по поводу всего вкупе с безупречного стиля анализом и опровержением любого аргумента, без оскорбления противника, — пишет он в «Общем чувстве», — эти методы необходимо использовать, чтобы сделать приятными философские беседы». И в «Письме об энтузиазме» Шефтсбери пишет, что «без свободной иронии дух никогда не освободится».
718 Развитие просветительского разума
720 Развитие просветительского разума
естественная религия. Значительный интерес представляет способ, каким он формулирует свое предложение, поскольку к религии, как и к морали, можно прийти не столько с помощью выработанных рациональных принципов, сколько через непосредственное видение того, что является порядком универсума. «Ничто, — пишет Шефтсбери, — не отпечатывается в нашем разуме и не проникает в душу лучше, чем идея или чувство порядка и пропорции». В работе «Моралисты» Шефтсбери дает свое видение универсума — в целом как структурированного, правильного и управляемого платоновским началом. «Человек, как любое другое существо, хотя и является сам по себе автономной системой, не может считаться в равной мере автономным по отношению ко всему остальному; он связан разными отношениями с системами своего типа, будучи частью более обширного космоса, который есть универсум». А если рассмотреть правила существования системы универсума, тогда мы вынуждены «признать всеобщий разум, который ни один здравый человек не подумает поставить под сомнение, не нарушая порядка вселенной». Страсти, нарушающие порядок вселенной, становятся пороками. Есть: 1) естественные наклонности, ведущие к общественному благу; 2) эгоистические наклонности, ведущие только к личному благу; 3) наклонности, не принадлежащие к двум вышеупомянутым, т. е. не ведущие ни к какому благу, ни общественному, ни личному; они могут быть справедливо названы неестественными наклонностями. С учетом этих наклонностей нарушение порядка и, следовательно, порок, возникает в следующих трех случаях: «1) когда общественные наклонности слабы или недостаточны; 2) когда эгоистические наклонности слишком сильны; 3) когда развиваются иные наклонности, никоим образом не ведущие к благу ни общественный организм, ни индивида». Иметь сильные и щедрые естественные наклонности к общественному благу, заключает Шефтсбери, «означает иметь главное средство и силу для чувства удовлетворения; их отсутствие означает несчастье и беды»; наконец, иметь наклонности, идущие вразрез как с личными, так и с общественными интересами, «означает быть неизлечимо несчастным».
Фрэнсис Хатчесон: наилучшее действие обеспечивает наибольшее счастье наибольшему числу людей
Если для сочинений Шефтсбери характерна тонкость психологического анализа, то систематичность стала типичным признаком работ
Фрэнсис Хатчесон 72 I
ирландца Фрэнсиса Хатчесона (1694—1747), развившего основные идеи и мотивы философии Шефтсбери и Батлера. Хатчесон — автор следующих сочинений: «Исследование о происхождении наших идей красоты и добродетели» (1725), «Исследование о моральном добре и зле» (1726), «Опыт о природе и проявлении аффектов» (1728), «Система моральной философии» (посмертно, 1754). С 1729 г. он — профессор моральной философии в университете Глазго.
Вслед за Гроцием и Локком, он уделяет особое внимание проблемам естественного права. «У нас, — пишет Хатчесон, — достаточно свидетельств существования и провидения Бога, Творца всех наших естественных возможностей и наклонностей, нашего разума, наших моральных склонностей и чувств; поэтому при правильном размышлении мы можем ясно различить, какой тип действий морально превосходит как представляющий интерес. Следовательно, мы должны видеть намерения Бога. <...> Если мы достигнем этого убеждения, то практический вывод получит новое подкрепление как со стороны моральных возможностей, так и со стороны нашего интереса».
«Исследование о происхождении наших идей о красоте и добродетели» состоит из двух трактатов. В первом утверждается, что есть непосредственное чувство красоты и это чувство специфично и самостоятельно. Оно не может быть сведено к внешним чувствам, поскольку люди, владеющие прекрасным зрением и совершенным слухом, могут быть слепы к красоте живописного образа или глухи к музыкальному. Чувство красоты не может быть спутано с оценкой полезности предмета. Врожденный инстинкт красоты заставляет нас любоваться упорядоченностью и единством. И если Шефтсбери объединял эстетическое и этическое чувства, то Хатчесон различает их. Для него способность к эстетической оценке столь же первозданна и самостоятельна, как и к оценке этической. «Творец даровал нам возможность иметь с помощью внешних чувств приятные или неприятные представления о вещах, в зависимости от того, полезны они или вредны для наших тел, и получать удовольствие от красоты и гармонии, подобным же образом он наделил нас моральным чувством, дабы управлять нашими действиями и позволить нам познать еще более возвышенные радости; в результате желая добра другим, мы приносим добро себе».
Итак, есть чувство прекрасного, и есть чувство добра. И именно это чувство добра позволяет нам конкретизировать конечные цели, о которых молчит разум: разум «судит о вспомогательных средствах
722 Развитие просветительского разума
и целях», применительно же к конечным целям не существует никакого умозаключения. Мы стремимся к этим целям по некоему непосредственному расположению души, которое, в предвидении действия, всегда «предшествует любому рассуждению, поскольку никакое суждение не может подтолкнуть к действию, если этому не предшествует желание определенной цели». Чувство добра и справедливости является врожденным, непосредственным, независимым: «Большинство и даже каждый индивид могут быть испорчены несправедливостью, — пишет Хатчесон в «Системе моральной философии», — однако общество редко дает жизнь несправедливым законам. Во всех живет чувство праведного и неправедного, сопровождаемое естественным негодованием против несправедливости». И если, в отличие от Шефтсбери, Хатчесон разделяет эстетическое и этическое чувство, видя целую гамму различных «тончайших восприятий», то это направлено также против тех, кто утверждает, что «нет иного повода к возникновению политической организации общества, помимо человеческой низости». Хатчесон не принимает пессимизма Гоббса относительно природы человека, унаследованного от Бернарда Мандевиля. Политическая организация общества, пишет Хатчесон, «может быть вызвана несовершенством людей, которые по сути своей справедливы и добры». Более того, «в основе человеческой природы лежит, в конечном счете, бескорыстное желание счастья другим, и наше моральное чувство заставляет нас считать добродетельными только те действия, которые вытекают, хотя бы частично, из этого желания». И наилучшее из возможных действий — то, которое совершается для «наибольшего счастья наибольшего числа людей». Это выражение Хатчесона станет классическим, и мы его встретим у Бентама и Беккариа.
Дэвид Гартли: «физика разума» и этика на психологической основе
Дэвид Гартли, основатель английской ассоциативной психологии, родился в Йоркшире в 1705 г. и умер в 1757 г. Две его наиболее выдающиеся работы — «Некоторые предположения о движении ощущения и возникновении идеи» (Coniecturae quaedam de sensus motu et idearum generatione) (1746) и «Размышления о человеке, его строении, его долге и упованиях» (1749). Гартли учился в Кембридже, но вскоре оставил занятия теологией, увлекся физикой и стал врачом. Сочинения Ньютона и Локка подтолкнули его к заня-
Дэвид Гартли 723
тиям философией. Именно основываясь на принципах Ньютона и Локка, Гартли объясняет происхождение и развитие психической жизни. «Моя главная цель, — пишет Гартли в своих «Размышлениях», — объяснить, установить и применить учение о вибрациях и об ассоциации. Первое из этих учений выведено из размышлений о формировании ощущений и движения Ньютона (конец «Начал» и приложение к «Оптике»). Второе вытекает из того, что Локк и другие талантливые авторы после него писали о влиянии ассоциаций на наши мнения и чувства».
Противник врожденных идей, убежденный в материальности и реальности внешнего мира, Гартли пытается соединить теологическое видение мира с механистическим.
«Белое костномозговое вещество, спинной мозг и отходящие от него нервы являются непосредственным инструментом ощущений и движения. <...> И все изменения в них соответствуют изменениям в наших идеях, и наоборот». Случается, что «ощущения остаются в душе на какое-то время после отдаления ощущаемых объектов». Механизм возникновения ощущений следующий: «Впечатление от внешних объектов вызывает в нервах, на которые они воздействуют, — и, следовательно, на головной мозг — вибрации в малых и даже мельчайших элементарных частицах». Эти вибрации распространяются и отчасти сохраняются в эфире «в виде гибкого и очень тонкого потока благодаря гибкости и активности костномозгового вещества и нервов». Частое повторение ощущений оставляет «определенные следы, типы или образы, которые можно назвать простыми идеями ощущений». «Простые идеи, — продолжает Гартли, — путем ассоциаций превращаются в сложные. Усовершенствовав учение об ассоциации, однажды можно будет проанализировать все огромное разнообразие сложных идей по частям, из которых они состоят «. Первые и элементарные ассоциации — это чувства удовольствия и боли. Механизм ассоциации, усложняясь, производит воображение, амбиции, эгоизм, симпатии, любовь к Богу и моральное чувство. Такова, по Гартли, психологическая основа этики.
724
Бернард Мандевиль и «Басня о пчелах, или пороки частных лиц — блага для общества»
Когда частный порок становится общественной добродетелью
родился в Голландии в 1670 г. Получив специальность врача, он поселился в Лондоне. Здесь в 1705 г. он анонимно опубликовал нравоучительную басню, где рассказывается, как общество аморальных пчел, несмотря на пороки, процветало и как это самое общество чуть было не погибло после того, как пчелы стали моральными и добродетельными. В 1714 г. вышло второе издание сочинения, также анонимное, на этот раз в полном варианте, под заголовком «Басня о пчелах, или Пороки частных лиц — блага для общества». Второе издание было дополнено двадцатью примечаниями, в которых Мандевиль развивает философский смысл наиболее важных мест басни. «Басня о пчелах» претерпела при жизни Мандевили много изданий и имела множество приложений. Последнее издание датируется 1732 г. Мандевиль умер год спустя, в 1733 г. Это был один из наиболее читаемых и спорных авторов своего века.
Обратимся к содержанию «Басни о пчелах». Большой рой пчел жил в просторном улье в счастливом изобилии. Миллионы пчел были заняты тем, что удовлетворяли тщеславные и амбициозные запросы других пчел, занятых только потреблением продуктов труда первых и несмотря на это постоянно остававшихся недовольными. Различия этим не ограничивались. Одни с большими капиталами и малыми заботами имели значительные доходы. Другие зарабатывали себе на жизнь тяжким трудом. Кое-кто занимался таинственными делами, не требующими ни обучения, ни инструментов, ни тяжкого труда: это были мошенники, сводни, игроки, грабители, фальшивомонетчики, маги, священники и вообще все, кто паразитировал на труде близких, тех, кто не в состоянии обмануть кого-либо, оказывались слишком доверчивыми. Все дельцы были так или иначе мошенниками. Так, адвокаты были пристрастны, разоряли своих клиентов; защищая проходимца, они изучали законы с той же тщательностью, с какой грабители обследовали дворцы и магазины. Врачи думали о репутации и богатстве, а не о здоровье своих больных. Большая часть из них вместо изучения основ науки стремилась к фиктивной прак-
Бернорд Мандевиль 725
тике. Важный вид и задумчивый взгляд — этим исчерпывались средства для обретения репутации ученых мужей. Не заботясь о здоровье пациентов, они трудились только над тем, чтобы об
728 Развитие просветительского разума
ста». Вслед за Гоббсом он утверждает, что общество основано на эгоизме, а не на морали или чувстве доброжелательности, о которых говорит Шефтсбери и которые Мандевиль высмеивает.
Идеи Мандевили, конечно, могут быть подвергнуты критике: есть не только амбиции, желание первенствовать, стремление к роскоши и т. д. И производство может развиваться с общественными целями, а не личными. Но, в любом случае, никто не может подвергнуть сомнению тонкий анализ Мандевили благотворности неожиданных и незапланированных действий как результата амбиций и других «порочных» желаний. Внимательный наблюдатель современного ему общества, тонкий аналитик событий прошлого, Мандевиль своей «Басней» идет дальше пословицы «Не все золото, что блестит»; его основная идея — только из зла и порока происходит общественное благо. Критика не испугала Мандевиля, который отвечал своим оппонентам, большим моралистам: «Хотите изгнать обман и роскошь, предупредить безбожие и бездуховность? Хотите сделать людей милосердными, добрыми и добродетельными? Разрушьте и уничтожьте все типографии, расплавьте типографские литеры, сожгите все книги, которые наводнили нашу землю, не забудьте и о тех, которые находятся в университетах, и не позволяйте людям читать ничего, кроме Библии. Запретите торговлю с другими странами, не позволяйте никому иметь отношения с представителями других народов; не вывозите наших товаров в другие страны; верните клиру, королю и баронам их старые привилегии, права и функции; постройте новые церкви; обратите в священные сосуды и церковную утварь все имеющееся в наличии серебро; создайте монастыри и дома призрения во всех епархиях; издайте запретительные законы на роскошь, обяжите молодежь трудиться, внедрите идеалы чести, дружбы и героизма; введите в общество разнообразные воображаемые вознаграждения... В результате всех этих благочестивых намерений и здравых приказов... Иерусалим, который первоначально процветал, разрушится, обезлюдеет, хотя не было ни неурожая, ни войны, ни чумы, и вообще не было никакого насилия».
Бернард Мандевиль (тексты)
Частные пороки и общественные добродетели
Прострный улей, заполненный до отказа пчелами, Жившими в роскоши и довольстве, Славившийся своими законами и силой
Бернард Мандевиль (тексты) 729
оружия, Как и обильными ранними роями, Считался великим рассадником наук и промышленности. Ни у кого не было лучше правительства, И никто не проявлял большею непостоянства И неудовлетворенности, чем эти пчелы. Они не были рабами тирании, Но и управлялись не буйной демократией, А королями, которые не были им в тягость, Ибо власть их была ограничена законами.
Эти насекомые во всем подобны были людям И все наши действия копировали в миниатюре: Делали все, что производится в городах И что необходимо как в дни мира, так и во время войны, Хотя искусные плоды проворного и ловкого труда Их крохотных членов нельзя увидеть глазом человека.
Нет таких машин, работников, кораблей, Крепостей, оружия и ремесленников, Нет искусства, науки, мастерской или инструмента, Которым не было бы у них эквивалента. Поскольку язык их нам неизвестен, Мы назовем их так, как называются у нас. Правда, допустим, что они кое-что не знали, Например, игральных костей, зато имели королей, Охрану, из чего мы вправе заключить, что Знали они много игр, помимо разве полка, Где солдатам уж не до игр.
Плодовитый улей населяет множество пчел, Это и было залогом процветания: Миллионы стремились польстить тщеславию других, Чтобы удовлетворить неуемные свои желания. Миллионы других работали, не покладая рук, Наблюдая, как пожираются плоды их рук. Обеспечивали полмира, а жили, как самые бедные батраки. Владевшие несметными богатствами и не утруждавшие себя ничем Занимались извлечением колоссальных прибылей. Другие, орудуя косой или заступом, В тяжких трудах проливали пот, надрываясь, истощали силы, Чтобы прокормиться и заработать на семью. Иные занимались в то же время делишками, Для которых не надо ничего, кроме бесстыдства, И начинают которые, не перекрестясь. Плуты, тунеядцы, сутенеры, шулера, Карманники, фальшивомонетчики, шарлатаны, гадалки — Вот те, кто обманом и хитростью пользуются честным трудом Добродушного и беспечного соседа. Среди таких мошенников, если говорить без обиняков, Есть уважаемые люди, ни одна из должностей не без обмана. И не было ни одного занятия, где бы ни плутовали.
730 Развитие просветительского разума
732 Развитие просветительского разума
ровал, но на деле воровали все, Теперь обеспечивал один, так освободились тысячи рук.
Никто не живет более в долг, роскошные наряды валяются в лавках, Экипажи отданы за бесценок, От ненужных трат бегут, как от обмана, Войск за границах не держат...
Пышность исчезла, улей быстро захирел, Ибо ушли не только те, кто много тратил, Но и множество тех, кто на них работал. Цена на землю и дома упали... Да и богам легче в пламени пропасть, чем Видеть столь печальную картину...
Мораль
Итак, оставьте жалобы, ведь только глупцы хотят Сделать большой улей честным. Наслаждаться мирскими благами, Прославиться в бою и пребывать в покое Без больших пороков — возможно лишь в мечтах. Обман, роскошь и тщеславие нужны, ибо выгодны. Голод, нет сомнения, ужасен, Но кто без голода переварит пищу в рост? Разве не высохшей и кривой лозе мы обязаны вином? Пока ее побегами пренебрегали, Она мешала другим растениям и шла для растопки. Только мы ее подвязали и подрезали, наградила нас своими плодами. Так и порок, когда он укрощен и связан правосудием, Становится всем выгоден. Народу, чтобы быть великим, порок нужен, как голод, Чтобы заставить людей питаться. Одна добродетель не дает народу процветания. Кто хочет возродить золотой век, Должен быть готов к желудям, как и быть честным.
(Мандевиль, Рассерженный улей, или мошенники, ставшие честными)
«Шотландская школа» «здравого смысла»
Томас Рид: человек как культурное животное
Преемником Хатчесона по кафедре в Глазго был Адам Смит (о вкладе которого в экономическую теорию мы поговорим позже). Когда в 1763 г. Адам Смит оставил кафедру, его преемником стал Томас Рид, основатель Шотландской школы. Он выступил против философии Юма и Беркли. Рид родился в Стречене, близ Абердина, в 1710 г. В Абердине он учился и преподавал в университете до
Томас Рид 733
1763 г., затем переехал в Глазго. В 1748 г. появилось его первое сочинение «Очерк о количестве». Но гораздо более значительной работой Рида стало «Исследование о человеческом духе в соответствии с принципами здравого смысла» (1764). Во время пребывания в Глазго Рид написал только одну работу — «Анализ логики Аристотеля» (1773). Оставив в 1780 г. университет, он продолжал издавать свои труды: в 1785 г. «Опыты об интеллектуальных способностях человека» и в 1788 г. — «Опыты о деятельных способностях человеческого духа». Рид умер в 1796 г.
Вот что пишет Рид в «Исследовании о человеческом духе» о философском методе: «Мудрые люди соглашаются, или должны согласиться, что есть только один путь к познанию творений природы: путь наблюдения и эксперимента. Мы от природы обладаем способностью сводить факты и частные наблюдения к общим правилам и применять эти правила для того, чтобы понять другие явления или уметь их производить. Подобная работа ума свойственна любому человеку во всех жизненных обстоятельствах и является единственной, с помощью которой возможно реальное открытие в философии». Речь идет о ньютоновской индукции, ставшей парадигмой для эмпириков и просветителей. Рид пишет: «Человек, заметивший, что при холоде вода замерзает, а при высокой температуре обращается в пар, действовал на основании тех же общих принципов и тем же методом, которым Ньютон открыл закон гравитации. Эти regulae philosophandi (правила философствования) — максимы здравого смысла и используются ежедневно в обычной жизни; тот, кто мыслит по другим правилам, не достигнет своей цели». Наши мысли и теории, утверждает Рид, всегда отличны от творений Бога, ведь «если мы хотим познать творения Бога, мы должны наблюдать с вниманием и смирением, не стремясь добавить ничего своего. Все, что мы добавляем к природе, лишено авторитетности», все «наши странные теории» об образовании Земли, возникновении животных, о происхождении природного и морального зла, когда они «превышают пределы правильной индукции — тщеславие и безумство, как «вихри» Декарта и arche Парацельса».
Эпоха «создала систему скептицизма, торжествующего над любой наукой и даже над голосом здравого смысла», поэтому нужно вновь обратиться к анализу нашего разума. Среди различных возможностей, которыми мы обладаем, есть общие для нас и для животных, «необходимые для сохранения индивида и продолжения вида». Но «есть и другие силы, природа только заронила их семена
734 Развитие просветительского разума
736 Развитие просветительского разума
который до этого был тонко логичным, вдруг стал богатым, разнообразным и прочным». Так Мур, выступив против Брэдли и современных ему неоидеалистов, повторил в другом контексте, но также именем здравого смысла («в настоящий момент существует живое человеческое тело, мое тело»; «существует внешний мир»; «существуют другие Я» и т. д.) реакцию Рида против Юма, Беркли и Локка. Карл Поппер в очерке, написанном в защиту реализма (согласно которому наши научные теории, хотя и с погрешностью, позволяют нам познать действительность), отмечает: «Рид, чье тяготение к реализму и здравому смыслу я вполне разделяю, думал, что мы имеем прямое и непосредственное восприятие внешней, объективной действительности». Но «в нашем опыте нет ничего прямого и непосредственного», — возражает Поппер.
В «Опытах о деятельных способностях человеческого духа» Рид отмечает, что, как здравый смысл недвусмысленно свидетельствует нам о реальности внешнего мира и об истине теории, которая его поддерживает, так все тот же здравый смысл свидетельствует и о значимости следующих моральных принципов: «1. В человеческом поведении есть вещи, заслуживающие одобрения и награды, а есть такие, что заслуживают осуждения. 2. То, что не является добровольным, не может заслуживать ни морального одобрения, ни морального осуждения. 3. То, что выполнено по неизбежной необходимости, может быть приятным или неприятным, полезным или вредным, но не может быть объектом морального осуждения или одобрения. 4. Люди в высшей степени виновны, если они не делают того, что должны делать, или делают то, чего делать не должны. 5. Мы должны использовать все имеющиеся у нас средства, чтобы быть хорошо информированными о наших обязанностях. 6. Нашей главной обязанностью должно быть выполнение долга, как мы его понимаем, и укрепление наших умов против любого искушения отклониться от него». В заключение Рид заявляет: «Я называю их principi primi — первейшими принципами, потому что мне кажется, что они содержат в себе самих интуитивно неопровержимую очевидность».
Дугальд Стюарт и условия философской аргументации
Среди представителей Шотландской школы следует упомянуть Джеймса Освальда (умер в 1793 г.), который в работе «Здравый смысл на службе религии» (1766—1772) разработал теологический
Дугальд Стюарт 737
аспект идей Рида. Интересна в этическом плане деятельность Адама Фергюсона (1723—1816), автора «Опыта истории гражданского общества» и «Начал моральной и политической науки» в двух томах, вышедших в 1792 г. Фергюсон преподавал в университете Эдинбурга натурфилософию, а затем моральную философию. Назначенный в 1778 г. секретарем комиссии по колониям, он отправился в Америку, а его место на кафедре занял Дугальд Стюарт, который, как и Томас Браун, стал наиболее авторитетным представителем Шотландской школы.
Дугальд Стюарт, сын профессора математики в университете Эдинбурга, родился в этом городе в 1753 г. Ученик Рида в Глазго, он изучал математику, философию, политэкономию. Вначале профессор математики в Эдинбурге, позже он унаследовал от Фергюсона кафедру моральной философии, которую возглавлял вплоть до 1810 г. Стюарт умер в 1826 г. Он был весьма плодовитым автором. Среди его произведений наибольший интерес представляют «Основы философии человеческого духа» (1792, 1814, 1827), «Основы моральной философии» (1793), «Философские опыты» (1810), «Обзор развития метафизической, этической и политической философии начиная с возрождения литературы». Последнее сочинение представляет собой любопытную историю современной философской мысли, оно было опубликовано в приложениях к «Британской энциклопедии» (IV и V издания в 1815 и 1821 гг.).
Стюарт изложил и популяризировал мысль Рида; внес в английскую философскую культурную тематику французских «идеологов» («Разрыв — по политическим мотивам — всякой связи между Англией и континентом на столь длинный период времени, — пишет Стюарт в «Обзоре развития метафизической, этической и политической философии», — оставил нас почти в полном неведении относительно того немногого, что делалось в это время для развития философии в остальных частях Европы»). Его эстетическая теория основана на гипотезе здравого смысла красоты, хотя в ней и нет четкого критерия выделения «первопринципов», которые здравый смысл был бы в состоянии засвидетельствовать и утвердить. В работе «Основы философии человеческого духа» Стюарт устанавливает, что вера в существование «Я», реальность материального внешнего мира, единообразие законов природы, свидетельства памяти, персональное тождество фундаментальна. В «Опытах моральной философии» он уточняет законы философской аргументации: «Все философские исследования и практические знания, ре-
738 Развитие просветительского разума
Томас Браун: философия духа и искусство сомнения
Томас Браун, шотландец, родился в Киркмабреке в 1778 г. Ученик Стюарта, он преподавал в университете Эдинбурга вплоть до своей смерти в 1820 г. Его первая работа — «Зоономии д-ра Эразма Дарвина» (1798). В 1804 г. появились «Размышления о происхождении и развитии учения г. Юма об отношении причины и действия». Позже Браун продолжил работу над этим сочинением, сделав его
Томас Браун 739
составной частью своей работы «Исследование отношения причины и действия», опубликованное в 1818 г. В 1820 г. появились «Лекции по философии человеческого духа». Для Томаса Брауна философия — анализ разума (разум понимается как субстанция, способная к различным модификациям или состояниям, которые, следуя одно за другим, представляют собой явления мысли и чувства). Во-вторых, это доктрина общей этики о том, как приумножить счастье любого живого существа. В-третьих, политическая доктрина о том, как достичь всеобщего счастья, желание и достижение которого — долг каждого индивида. В-четвертых, естественная теология, теория атрибутов самого главного Существа, под чьим моральным руководством (основы нашей веры) мы живем, учит, что смерть — лишь перемена, завершение земной жизни, но, применительно к душе, это лишь одно из событий ее вечной жизни. Там же читаем: «Философия материи и философия разума в совершенстве согласуются: в обеих в равной степени познание граничит с явлениями, которые она представляет». Поэтому, в сущности, мы не знаем и не можем знать ни материи, ни разума: «Если познание материи относительно, то и знание разума так же относительно».
Кроме того, отталкиваясь в своих рассуждениях от определенных принципов, мы видим, что есть истины здравого смысла, которые не могут быть поставлены под сомнение. «Из этих первичных истин субъект составляет одну из наиболее очевидных. Вера в нашу идентичность не есть результат серии предложений, она возникает непосредственно, при определенных обстоятельствах, из мыслительного принципа, существенного для природы разума, так же как его способность к восприятию или памяти, или как сама способность к мышлению, сущностная значимость которого и, следовательно, интуитивная вера в первичную истину должны, в конце концов, воспрепятствовать любому возражению против этих эффективных истин». Другая истина, в которой невозможно усомниться, касается реальности внешнего мира. Конечно, «ум, одаренный способностью к восприятию и суждению, наблюдает, сравнивает и соединяет; но сами явления принадлежат миру, который, хотя и связан с умом многочисленными удивительными отношениями, однако существует независимо от него».
С другой стороны, Браун — противник умножения принципов интуитивной веры, поскольку вера останавливает общее развитие наших философских исследований, ведя нас к привычке слишком быстро успокаиваеться, лишая необходимости следовать далее, как
740 Развитие просветительского разума
741
Глава 21. НЕМЕЦКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ
Немецкое Просвещение: характеристики, предшественники, социокультурная среда
Характеристики
Немецкое Просвещение отличается от английского и французского не столько новыми темами или проблемами, сколько их логическими формами. Метод рационального анализа, одновременно осторожного и решительного, призван доказывать законность каждого шага, т. е. внутреннюю возможность используемых в качестве основы понятий. Этот метод формирования основ останется характерным для последующих этапов немецкой философии, достигнув своего апогея в трудах Канта. Основатель метода — Вольф, представитель немецкого просвещения.
Метод Вольфа фиксирует, по Канту, «надежный путь науки путем регулярного определения принципов, педантичного уточнения понятий, утонченной строгости доказательств, отказа от дерзких шагов в выводах».
Источники
Перечислим направления мысли, которые, разнообразно переплетаясь, подготовили немецкое Просвещение: 1) философия Лейбница; 2) научные теории Ньютона, механика которого и слитый с нею образ мира окажут решающее влияние на Канта; 3) философия Спинозы; 4) идеи английских и особенно французских просветителей: особую роль сыграли немецкие переводы сочинений Гельвеция, Кондильяка и Гольбаха, материализм которых был соединен со спинозизмом.
742 Развитие просветительского разума
Э. В. фон Чирнхауз: ars inveniendi как вера в разум
Среди тех, кого можно считать предшественниками Просвещения в Германии, следует упомянуть Эренфрида Вальтера фон Чирнхауза, Самуэля Пуфендорфа и Христиана Томазия. Чирнхауз (1651—1708), выходец из знатной моравской семьи, изучал математику, физику и философию. С 1675 по 1678 г., много путешествуя, он побывал в Голландии, Англии, Франции и Италии; во время путешествий познакомился с Гюйгенсом, Ньютоном, Коллинзом, Спинозой и Лейбницем. Его самое значительное большое сочинение — «Исцеление ума, или Общие наставления в искусстве открытия» (Medicina mentis sive arlis inveniendi praecepta generalia, 1687), где автор предлагает на базе математической модели ars inveniendi, искусство истины. Это знание должно основываться на опыте, понимаемом, вслед за Декартом, как внутреннее озарение. Вот очевидные истины, на базе которых, по мнению Чирнхауза, формируется знание: 1) мы осознаем многие веши — что нам нравится и что не нравится (отсюда понятия добра и зла и основы этики);
2) некоторые вещи доступны нашему восприятию, другие — нет;
3) с помощью внутренних и внешних чувств мы создаем образ внешних объектов. Чирнхауз убежден, что эти факты внутреннего опыта, воспринятые как основные принципы дедукции и систематически развитые, могут привести к методу, полезному во всех науках. Веру в человеческий разум цементировал идеал всеобщего знания.
Самюэль Пуфендорф: естественное право и проблема разума
Самюэль Пуфендорф (1632—1694) преподавал в университете Гейдельберга, на кафедре «естественного и международного права». Затем он переехал в Лунд, где создал наиболее значительное произведение «О естественном и международном праве» (De jure naturae and gentium, 1672). Пуфендорф был лютеранином, с элементами волюнтаризма. Он начал с принципа, в соответствии с которым естественное право это разумное право, поэтому оно не может основываться на религиях, различных у разных народов: право — это «правило действий и отношений между людьми не в качестве христиан, но в качестве людей». Пуфендорф убежден, что на этой основе можно создать науку о праве, такую же точную, как физика. Доктрина естественного права Пуфендорфа, эклектичная по сути, объединила в себе элементы учений Гроция (идею рациональности
Христиан Томазий 743
и социальности человеческой природы) и Гоббса (идею пользы как двигателя всех действий), но не избежала недостатков, гнездящихся в ее философских основах, неточностей и даже противоречий.
Христиан Томазий: различие между правом и моралью
Для сторонников доктрины естественного права «естественное» означало «рациональное», или, лучше, «несверхъестественное». Человеческий разум, а не Откровение, стал критерием истины во всех видах человеческой деятельности и, следовательно, юридических норм. Это глубокое убеждение ясно просматривается в творчестве Христиана Томазия (1655—1728). Родом из Лейпцига, решительный борец с консерватизмом (он шокировал общественность Лейпцига тем, что читал лекции не на латыни, а на немецком языке), Христиан Томазий был вынужден покинуть Лейпциг и переехать в Берлин, откуда впоследствии перебрался в Галле. Здесь он написал «Установления Божественного законотворчества» (Instutiones jurisprudentiae divinae, 1688). В первые годы пребывания в Галле увлекся пиетизмом, но к началу XVIII столетия, под влиянием Локка и сенсуалистов, Томазий склонился к идеям Просветительства, о чем свидетельствуют его «Основы права естественного и международного» (Fundamenta juris naturae et gentium, 1709). Если в «Установлениях» Томазий определяет естественное право как «Божественный закон, записанный в сердцах людей, обязывающий их делать то, что по необходимости согласуется с природой разумного человека, и воздерживаться от того, что противно этому», то в «Основах» он заявит, что «рассуждения спокойного духа» устанавливают право и «все моральные наставления». Но наиболее важно в учении Томазия различение и определение самостоятельной категории юрисдикции. Томазий различает юридическое понятие — justum (справедливое), моральное — honestum (честное) и социальное (или общественно-условное) — decorum (приличное). Юридическое justum отличается от морального honestum интерсубъективностью в том смысле, что оно относится к действиям по меньшей мере двух людей. Интерсубъективность и внешняя природа — недостаточные характеристики, чтобы отграничить justum не только от honestum, но и от decorum, ибо и honestum и decorum обладают признаком интерсубъективности. Томазий выдвигает поэтому еще одну характеристику justum: «К decorum нельзя принудить, а если принужден, то нельзя говорить о decorum. Юридическое
744 Развитие просветительского разума
|
Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 |
