История европейской социальной демократии, смягчённая капитализмом, принимается как важное обстоятельство. Соответственно, подобное положение транснациональной демократии неотделимо от аргумента за глобальное социальное правосудие. Действительно, ценность транснациональной демократии, считают самые яростные защитники, заключается в её способности обеспечивать законные механизмы и основания для обуздания власти глобального капитала, содействуя, таким образом, распространению и потенциальной реализации условий большего глобального социального правосудия[155]. Существующие учреждения глобального управления терпят неудачу в этом вопросе, что неудивительно, поскольку они – пленники доминирующих экономических интересов[156]. Однако для сторонников транснациональной демократии, в противоположность оппонентам, защищающимся больше энергично, этот тезис не является поводом, чтобы «покинуть» свой проект.

Итак, достижимо ли демократическое глобальное государство?

Если идея транснациональной демократии не может быть так легко отклонена, тогда необходимо обратиться к перспективам её реализации. Это подразумевает рассмотрение двух проблем: степень, с которой возможно идентифицировать постоянные тенденции в глобальной политике, обеспечивающей условия для её потенциальной реализации, и степень, с которой любая из теорий транснациональной демократии обеспечивает вероятное или достоверное основание её возможности. Эти проблемы с необходимостью порождают радикально расходящиеся выводы, поскольку они привлекают преимущественно спекулятивные суждения и неотделимы от первичных этических убеждений[157].

Несмотря на убедительный мандат скептического обстоятельства, есть хорошие основания согласиться с мнением защитников транснациональной демократии в том, что осторожный оптимизм в этом вопросе оправдан. Глобализация и регионализация стимулируют мощные политические реакции, которые в их более прогрессивных проявлениях породили беспрецедентные общественные дискуссии о демократических мандатах управления вне государства[158].

Вашингтонское соглашение, защищающее освобождённый глобальный капитализм, больше не кажется настолько безопасным или главенствующим[159]. Регулирование глобализации стало основной политической проблемой, и это, в свою очередь, повлекло много обсуждений о структуре принципов и точной форме, которую должно принять такое регулирование. Реформа основных учреждений глобального управления, как было обозначено на саммите тысячелетия ООН, теперь стоит в мировой политической повестке дня. Прозрачность, ответственность, участие и законность быстро становятся ценностями, связанными с доминирующими дискуссиями об этой реформе. Прогрессивные элементы транснационального гражданского общества организуются и мобилизуются для утверждения политического давления на правительства и учреждения с целью выполнения этой реформы. Понятые в более широком контексте демократизации международного общества (обсужденной выше) эти политические события приобретают намного большее политическое значение. Общепризнанность потенциала окончательного отказа или «косметического» преобразования существующей конъюнктуры, отмена гегемонии неолиберализма, живучесть транснационального гражданского общества, срочные требования эффективного и законного регионального и глобального управления и распространяющихся демократических ценностей и стремлений подтверждаются оптимистическим заключением Дж. Драйзика: перспективы транснационального демократического проекта являются «…по разным причинам более уверенными, чем когда-либо прежде»[160].

Данное утверждение не обесценивает и не упрощает ни встречные тенденции и силы, ни пределы демократической реформы, а просто признаёт, что современные события составляют благожелательные условия для развития к более ответственным и демократическим формам глобального управления. Конечно, остаётся открытым более интересный вопрос о вероятной траектории демократической реформы.

Было бы неуместным ожидать, что любая из рассмотренных выше основных теорий транснациональной демократии, могла бы предложить убедительную или вероятную оценку возможной траектории демократической реформы. Как и в нормативных теориях, каждая из них прежде всего устанавливает и принципы транснациональной демократии, и необходимые условия для её существования. По сути, эти течения отражают различные концепции демократии, которые локализованы в пределах весьма различных, но иногда пересекающихся традиций демократической мысли. Впоследствии, вместо того чтобы спросить, какой проект транснациональной демократии лучше обеспечивается, корректнее задуматься о том, почему этот вопрос именно так актуализируется.

Так как это утверждение в значительной степени совместимо с существующим либеральным мировым порядком, ценностями доминирующих западных государств и политических элит демократических государств, может появиться самый вероятный путь к транснациональной демократии. Современные обсуждения реформы глобального управления, свидетельствующие о приоритете предоставления ответственности и прозрачности, доминируют в дискурсе теории демократической межгосударственности. Однако это очень ограниченная процедурная концепция демократии, которая является статистической и универсальной в своих предположениях. Для многих прогрессивных социальных сил это именно та превалирующая ортодоксия, которую политические дебаты, окружающие реформу глобального управления, стремятся превзойти. Другими словами, это стремление относится, прежде всего, к демократии государств – международной демократии, а не к демократии наций – транснациональной демократии. В отличие от этого более поддающиеся трансформации стремления радикально-плюралистической демократии, поддержанной трансверсальной политикой новых социальных движений, запятнаны отказом установиться теоретически или исторически, так как, в отсутствие любой верховной власти или правовых норм, транснациональная демократия может быть понята или институциализирована. В чрезвычайно децентрализованном мировом порядке, в котором преобладали самоуправляющиеся сообщества, условия для развития подлинной транснациональной общественной сферы или демократизации глобального управления, по-видимому, были бы устранены. Почему такой порядок с необходимостью порождал бы транснациональную демократию, в противоположность тирании сообщества, далеко не ясно. В этих отношениях теории радикально-плюралистической демократии не хватает убедительности в изложении условий собственной реализации.

И наоборот, теории космополитической и совещательной демократии предоставляют более систематическое и убедительное описание своих возможных условий выполнимости и реализации, но являются при этом нормативно амбициозными и радикальными теориями, поскольку каждая из них стремится к преобразованию мирового порядка в направлении демократического сообщества из государств и народов, однако каждая из них тем не менее глубоко осознает мощь структурных и экономических сил, препятствующих перспективам транснациональной демократии. Оба эти направления проводят строгий учет необходимых предварительных условий и процессов, являющихся причиной демократизации мирового порядка. В этих отношениях они могут рассматриваться как дополняющие друг друга описания транснациональной демократии. При этом учитывается, что первичные проблемы совещательной демократии являются наряду с непоследовательными источниками мирового порядка и значительной коммуникативной властью гражданского общества в демократизировании глобального управления первичным интересом космополитической демократии со спецификацией соответствующих конституционных и институциональных порядков культивирования и укрепления демократии вне государства. Кроме того, защитники теорий космополитической и совещательной демократии рассматривают транснациональную демократию «…не [просто] как альтернативу национальной демократии, но также как её частичное спасение»[161]. Несмотря на врождённый идеализм, космополитическая и совещательная теории транснациональной демократии представляют собой самые сложные, но в то же время весьма убедительные аргументы за демократию вне границ. Вместе они представляют оригинальные и всесторонние попытки переосмысления демократии, согласуясь с миром, в котором организация и осуществление власти приобрели существенные транснациональные, региональные и даже глобальные измерения.

История теории демократии – это история последовательного переосмысления проекта демократии в соответствии с новыми историческими обстоятельствами. В ответ на современные паттерны глобализации и регионализации теоретики начали размышлять над потребностью, желательностью и вероятностью транснациональной демократии, для того чтобы призвать к ответу глобальные и транснациональные силы, которые теперь избегают существующих учреждений территориальной демократии. Объединились серьёзные академические и политические дискуссии, вследствие чего появились отличительные теории, по-разному понимающие демократию и в различной степени находящие своё выражение в обсуждении реформы глобального и регионального управления – от Европейского Союза до Международного валютного фонда. В этой работе были критически пересмотрены нормативные и эмпирические утверждения теорий транснациональной демократии, а именно: демократической межгосударственности, радикального демократического республиканизма, космополитической и совещательной демократий. Однако представленная аргументация была направлена на защиту идеи транснациональной демократии в основном против заявлений самых скептически настроенных критиков. Более определённо это было доказано в случае описания космополитической и дискурсивной демократий как взаимодополняемых и взаимообусловливаемых проектов. Вместе они обеспечивают политически убедительный и амбициозный ответ на вызов глобализации и требования более демократической структуры глобального и регионального управления. Конечно, предложенные аргументы могут быть не в состоянии убедить те особо скептические мнения, что сама идея транснациональной демократии не является просто утопической. Однако подобный скептицизм должен сглаживаться предостережением известного британского историка Эдварда Карра о том, что «здравую политическую мысль и здравую политическую жизнь можно обнаружить только там, где (в утопии или в реальности) их место»[162].

Заключение

Существует много серьёзных оснований для того, чтобы сомневаться в теоретической и эмпирической обоснованности утверждений о том, что в условиях современной глобализации национальные государства как бы уходят в тень. В данной работе была предпринята попытка подчеркнуть, что, хотя региональные и глобальные структуры взаимосвязей укрепляются, они влекут за собой сложные и разнообразные последствия для разных сфер общественных отношений. Но при этом не ставилась задача доказать, что суверенитет государства сегодня совершенно разрушен, даже если бы речь шла о таких сферах, где властные структуры пересекаются и властные полномочия оказываются разделёнными, такое высказывание совершенно исказило бы данную позицию. Была предпринята попытка доказать, что существуют обширные области и регионы, для которых характерно проявление взаимной лояльности, наличие противоречащих друг другу представлений о правах и обязанностях человека, взаимосвязях правовых и властных структур, и другие, в которых (особенно это относится к развитым странам), как принято считать, суверенитет есть абсолютная, не делимая и единственно возможная форма проявления государственной власти.

Политические сообщества и цивилизации больше не могут быть охарактеризованы как «обособленные друг от друга миры» или как «локальные». Несомненно, их структурирование обусловлено существующими между ними неравенством и иерархией. Но даже самые сильные из них, включая самые мощные национальные государства, больше не могут оставаться не затронутыми меняющимися моделями региональных и глобальных потоков и структур активности. Но при этом характер отдельных трансформаций и их влияний на отдельные формы политического сообщества весьма разнообразны.

Можно привести два весьма характерных примера подобных изменений: один из области законодательства по правам человека, другой – из сферы политики, проводимой в отношении процентных ставок.

В процессе развития в условиях глобализации международное законодательство по правам человека, индивиды, правительства и неправительственные организации оказались в новых системах правового регулирования. Теперь международное право, признавая силу и принуждение, права и обязанности, во многих существенных отношениях ограничивает принцип государственного суверенитета: суверенитет уже не является автоматической гарантией международной легитимности. Наиболее важны в этой связи, несомненно, законодательство по правам человека и режимы прав человека. Хотя в международном праве наметилась тенденция постепенного отхода от принципа, согласно которому государственный суверенитет необходимо отстаивать независимо от того, какие последствия будет это иметь для индивидов, групп и сообществ, но при этом уважение, проявляемое к автономии субъекта и к широкому спектру прав человека, в разных регионах мира различно.

Изменения в международном праве и режимах прав человека посягают сегодня на традиционное понимание суверенитета государства. Конечно, юридически легитимность власти может до известной степени измениться, но фактически по причине слабости механизмов применения права независимость государства глубоко ущемлена быть не может. Обратным примером могут служить финансовая глобализация и её воздействие на макроэкономическую политику. Так как речь идёт о радикальном влиянии глобализации не на суверенитет, а на независимость государства.

Финансовая глобализация, напротив, как считают, de jure вообще не ставит под сомнение легитимность той или иной формы правления, но de facto ограничивает независимость государств в том, что касается выбора ими предпочтений и следования их собственным политическим интересам. Например, финансовая глобализация предполагает, что национальные процентные ставки в значительной степени обусловлены общемировой ситуацией в данной сфере. В условиях системы фиксированных валютных курсов национальные государства должны признать процентную ставку необходимой для поддержания паритета между валютами. При «плавающих» процентных ставках правительства стран свободны (в пределах рынка) в выборе своих процентных ставок при условии, что они соглашаются с их возможными последствиями, а именно: с международными валютными курсами.

Поэтому трудно согласиться с мнением, что финансовая глобализация просто ограничила независимость национальных государств в каком-то одном направлении; она не привела к простому расширению или сокращению полной независимости государств или выбора ими того или иного политического курса. Но затраты и выгоды, связанные с этим выбором, безусловно, изменились. Так, финансовая либерализация заставила правительства стран больше полагаться на процентные ставки как главный инструмент своей валютной политики, поскольку манипулирование капиталом, выделение резервных денежных средств, кредитные ограничения и другие рычаги управления становятся менее эффективными и более дорогостоящими инструментами макроэкономической политики. В то же время контроль над всем, кроме краткосрочных процентных ставок, ослабел, и при политике фиксированного или регулируемого валютного курса контроль даже над краткосрочными процентными ставками был в значительной степени продиктован существованием фиксированной валюты и требуемой рынками надбавкой за риск. Что естественным образом привело к известным последствиям. Поэтому отказ от использования рычагов манипулирования капиталом и масштабы финансовой глобализации должны предопределить строгое следование национальной валютной политике и антиинфляционным мерам.

Итак, традиционные представления о государственном суверенитете и независимости государства пересматриваются и переосмысляются в рамках изменяющихся процессов и структур регионального и глобального порядка. Более того, государства заключены в различные сложным образом пересекающиеся друг с другом политические сферы. Таким образом, национальный суверенитет и независимость государств должны пониматься как включённые в более широкую систему правления, в рамках которой они составляют всего лишь один ряд принципов, которые наряду с прочими лежат в основе политической власти. «Вестфальская система» государственного суверенитета и независимости подвергается значительной трансформации, по мере того как она меняется в наиболее важных её аспектах. Но отсюда вовсе не следует, что эта трансформация носит характер явный или неизменный

Мы должны так переработать наши политические представления, чтобы не остаться политически пассивными перед этими региональными и глобальными метаморфозами. Есть все основания полагать, что новые политические меры не только необходимы, но и вполне возможны в свете уже происходящего изменения структуры региональных и глобальных процессов, возникновения центров по принятию политических решений (таких как Европейский Союз), роста политических потребностей в новых формах политической дискуссии, разрешения конфликта и требования прозрачности в сфере принятия решений на международном уровне. В этом возникающем новом мире все города, национальные парламенты, региональные ассамблеи и глобальные власти могли бы получить различный, но взаимосвязанный набор ролей в рамках структуры, обеспечивающей подотчётность и публичное принятия решений.

Несомненно, вопрос о том, для того ли существуют культурные традиции и ресурсы, чтобы обеспечивать развитие демократизации не только национальных государств, но и более широкого регионального и глобального порядка, остается открытым. Хотя процессы глобализации и могут охватить фактически весь мир, они необязательно порождают то ощущение глобального сообщества, от которого зависела бы легитимность мирового демократического правления. Действительно, многие утверждают, что ускоряющаяся глобализация лишь порождает и усугубляет конфликты (в первую очередь конфликты из-за экономической диспропорции), поскольку страны мира стремятся защитить свои интересы в рамках «мирового соседства». Это дробление мира на нации, регионы, культуры и сообщества может сократить возможности транскультурного основания глобальной демократической политики. Так, в Азиатско-Тихоокеанском регионе процветает «азиатская» форма демократии, а в Африке рождаются местные, самобытные демократические традиции и представления о правах человека. Растущий национализм и глобальные различия усиливают культурные различия и раздробленность мира. Культурный релятивизм, всё больше становясь заложником авторитарной политики, фактически подрывает основы консенсуса относительно демократии как мирового этического феномена.

Легко впасть в пессимизм относительно будущего политических сообществ демократии, перспектив достижения эффективной подотчётности в контексте меняющегося регионального и глобального порядка. Есть масса доводов в пользу таких настроений, в том числе и тот факт, что основные политические единицы мира по-прежнему состоят из национальных государств, хотя некоторые наиболее мощные в мире социально-политические силы вырываются за рамки этих единиц. Одно из последствий этого состоит в том, что наряду с новыми формами трайбализма появляются и новые формы фундаментализма, и все они декларируют априорное преимущество особой религиозной, культурной или политической идентичности над всеми остальными, все они ставят свои цели и интересы превыше всего.

Действуют, однако, и другие силы, дающие основания для более оптимистического взгляда на перспективы политического сообщества и демократической политики. Выше обосновывалось существование сил и процессов, порождающих изменение политических культур, институтов и структур. Несомненно, у Организации Объединённых Наций много недостатков, но она образовалась сравнительно недавно и, будучи структурой, восприимчивой к инновациям, может быть перестроена. Структура ООН с несметным числом входящих в неё организаций служит с учетом всех её слабых мест хорошим примером того, как нации могли бы лучше взаимодействовать при решении (и успешном решении) общих проблем. Иногда они так и действуют, хотя всё ещё редко. Развитие такого мощного регионального сообщества, как Европейский Союз, также представляет собой поразительный факт. Еще шестьдесят лет назад Европа была на грани самоликвидации. С тех пор она разработала новые механизмы сотрудничества, соблюдения прав человека и новые политические институты не только для того, чтобы заставить государства-члены отчитываться по широкому кругу вопросов, но и для того, чтобы собрать воедино элементы их суверенитета. Кроме того, существует много региональных и транснациональных акторов, оспаривающих условия глобализации. Это не только международные корпорации, но и такие новые социальные движения, как движения в защиту окружающей среды и женское движение.

Короче говоря, имеются тенденции к появлению новых форм общественной жизни и новых путей обсуждения региональных и глобальных проблем. Все они находятся на начальных стадиях своего развития, и нет никаких гарантий, что соотношение политических сил будет таково, что они смогут развиваться и дальше. Также, как выяснилось, нет никаких гарантий в том, что развитые капиталистические страны могут быть защищены и вскормлены в своей нынешней форме. Напротив, процессы трансформации предполагают, что эти страны по крайней мере реконтекстуализируются, репозиционируются и в какой-то степени видоизменяются под влиянием региональных и глобальных процессов.

Если мы хотим в условиях глобализирующегося мира сохранить наши самые заветные демократические политические понятия, такие как ограниченная политическая сфера, отличная от правителя и подданных, принцип господства права, политическая подотчётность, социальная справедливость и независимость индивидов (это лишь некоторые из них), релевантными и эффективными и в новом тысячелетии, то необходимо изменить не только национальные, но и глобальные политические институты.

Литература

1.  Глобализация: катастрофа или путь к развитию? Современные тенденции мирового развития и политические амбиции. – М.: Новый век, 2002.

2.  Антиглобалистские движения – начало великой смуты XXI века?: Материалы «круглого стола» // Мировая экономика и международные отношения. – 2001. – № 12.

3.  Эссе о свободах. – М.: Праксис, 2005.

4.  Философия истории . – М., 1997.

5.  Общая теория глобализации и устойчивого развития. – М., 2003.

6.  Глобализация. Последствия для человека и общества. – М.: Весь Мир, 2004.

7.  Политическая динамика в глобальном обществе риска // Мировая экономика и международные отношения. – 2002. – № 5. – С. 10–19.

8.  Что такое глобализация? – М.: Прогресс-Традиция, 2001.

9.  Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. – М.: Медиум, 1995.

10.  Выбор. Глобальное господство или глобальное лидерство. – М.: Международные отношения, 2004.

11.  , , Феномен финансовой глобализации. Универсальные процессы и реакции латиноамериканских стран. – М.: Ин-т Латин. Америки, 2000.

12.  и др. Информационные и глобальные вызовы современности. – М.: Новый Логос, 2001.

13.  , Глобальный капитал. – М.: Едиториал УРСС, 2004.

14.  В защиту глобализации. – М.: Ладомир, 2005.

15.  Между глобализмом и регионализмом: проблемы и тенденции регионализации постсоветского пространства // Полития. – 2002. – № 1(24). – С. 65–83.

16.  Политическая глобалистика. – М.: Логос, 2000.

17.  Научная мысль как планетарное явление. – М.: Наука, 1991.

18.  Идейно-политические процесс внутри антиглобалистских движений // Мировая экономика и международные отношения. – 2003. – № 2. – С. 9–14.

19.  Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. – М.: Весь Мир, 2004.

20.  Социальная философия. – М., 2003.

21.  Глобализация и локальные цивилизации // Власть. – 2000. – № 1. – С. 28–33.

22.  Россия и Европа. – М.: Книга, 1991.

23.  Глобализация – взгляд историка // Свободная мысль – XX. – 2001. – № 5(1507). – С. 26–33.

24.  Мировой кризис: Общая теория глобализации. – М.: ИНФРА-М, 2003.

25.  Глобализация, мир и космополитизм // Космополис. – 2004. – № 2 (8). – С. 125–140.

26.  Информационное общество: социогуманитарные аспекты. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2004.

27.  Тупики глобализации: торжество прогресса или игры сатанистов? – М.: Вече, 2004.

28.  Глобализация и столкновение цивилизаций. – М.: КноРус, 2004.

29.  , Глобальные проблемы современности: научный и социальный аспекты. – М., 1981.

30.  Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами. – М.: Ладомир, 2004.

31.  Постамериканский мир. – М.: Европа, 2009.

32.  Демократия в Европе. – М.: Логос, 2004.

33.  Глобальный человейник. – М.: Центрополиграф, 2000.

34.  Национальное государство под натиском глобализации // Pro et contra. – 1999. – № 4. – С. 203–211.

35.  Глобализация политики и эволюция политических систем: глобальные социальные и политические перемены в мире. – М., 1997.

36.  Вестернизация как глобализация и «глобализация» как американизация // Вопросы философии. – 2004. – № 4. – С. 58–69.

37.  Пределы глобализации: мнимые и реальные // Свободная мысль-XXI. – 2000. – № 11. – С. 122–124.

38.  Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы. – М.: Логос, 2000.

39.  Упорядочивая беспорядочный мир // Свободная Мысль –XXI. – 2003. – № 9. – С. 126–132.

40.  Глобализация и новые социальные движения // Дилеммы глобализации. Социумы и цивилизации: иллюзии и риски. – М.: ИСП РАН, 2002.

41.  Глобализация и символическая власть // Вопросы философии. – 2005. – № 5. – С. 47–56.

42.  О рае и власти: Америка и Европа в новом мировом порядке. – М.: РОССПЕН, 2004.

43.  Глобализация и мультикультурализм. – М.: Изд-во РУДН, 2005.

44.  Экополитология и глобалистика. – М.: Аспект Пресс, 2005.

45.  Глобализация и судьба нации – государства. – М.: Полис, 1999.

46.  , Геоэкономическая политика и глобальная политическая история. – М.: Олита, 2004.

47.  Глобализация мира: миф или реальность? // Вестник Московского университета. – Сер. 18. – Социология и политология. – 2001. – № 1. – С. 15–28.

48.  Публичная философия. – М.: Идея-Пресс, 2004.

49.  Глобализация и конкурентоспособность: стратегии успеха. – М., 2003.

50.  Лукач Дж. Конец двадцатого века и конец эпохи модерна. – СПб.: Наука, 2003.

51.  Глобализация, государство, право, XXI век. – М., 2000.

52.  , Гражданское общество и политическая стабильность в условиях глобализации // Credo. – 2005. – № 2(24).

53.  Невежество против несправедливости. Политическая культура российских «демократов» (1985–1991). – М.: Научная книга, 2005.

54.  Глобализация как социальная трансформация. – М.: РУДН, 2002.

55.  Автономная власть государства: истоки, механизмы, результаты. Социология политики: классические и современные теории. – М., 2004.

56.  Нации-государства в Европе и на других континентах: разнообразие форм, развитие, неугасание // Нации и национализм. – М.: Праксис, 2002.

57.  Человек и государство. – М.: Идея-Пресс, 2000.

58.  , Западня глобализации. Атака на процветание и демократию. – М.: Альпина, 2001.

59.  Сравнительное конституционное право и политические институты. – М.: ГУ ВШЭ, 2002.

60.  Цивилизация и великие исторические реки. – М.: Прогресс, 1995.

61.  Глобальная альтернатива? Поиски новых форм демократии для Запада и России. – М., 2000.

62.  , Глобализация и ВТО. – М.: РАГС, 2005.

63.  Универсум. Информация. Общество. – М.: Устойчивый мир, 2001.

64.  Несколько слов о глобализации // Личность. Культура. Общество. – 2003. – Вып. 3–4 (17–18). – С. 51–62.

65.  Московский юридический форум «Глобализация, государство, право, XXI век»: По материалам выступлений. – М.: Городец, 2004.

66.  , Глобализация и устойчивое развитие. – М.: СТУПЕНИ, 2003.

67.  Этика глобализирующегося общества. – М.: Директмедиа Паблишинг, 2002.

68.  Множество: война и демократия в эпоху империи. – М.: Культурная революция, 2006.

69.  , и др. Социально-экономическая эффективность: опыт США. Ориентир на глобализацию. – М.: Наука, 2002.

70.  Международное право. Мир. – М.: Иностр. лит., 1948.

71.  Искушение глобализмом. – М.: Эксмо, 2003.

72.  Циклы и волны глобальной истории. Глобализация в историческом измерении. – М., 2003.

73.  Глобализация и проблема будущего индустриальной цивилизации. – М.: Изд-во КМК, 2000.

74.  США – лидер глобализации // Филосовские науки. – 2001. – № 2. – С. 32–46.

75.  Страна-изгой. Односторонняя политика Америки и крах благих намерений. – СПб.: Амфора, 2005.

76.  Глобализация или глобализм? // Власть. – 2001. – № 6. – С. 53–58.

77.  Глобализация экономики – ключ к самосохранению. Деятельность эколого-экономических систем. – М.: Юнити-Дана, 2003.

78.  Деконструкция и деструкция. Беседы с философами. – М.: Логос, 2002.

79.  Политическое лицо антиглобалистов // Мировая экономика и международные отношения. – 2002. – № 6. – С. 31–38.

80.  Интеграция Африки в глобальную экономику (тенденции, проблемы, перспективы). – М.: Издат. Дом XXI век. Согласие, 1999.

81.  Глобальный дискурс. Анализ процессов глобализации в свете различных методологий. – М.: Университетская книга, 2003.

82.  Вызовы глобализации и проблемы полупериферийных стран // Мировая экономика и международные отношения. – 2002. – № 2. – С. 15–19.

83.  Международное право в эпоху глобализации. Эволюция концепции государственного суверенитета. – М.: Научная Книга, 2005.

84.  Сидорина Т. Ю., Полянников Т. Л., Филатов В. П. Феномен свободы в условиях глобализации. – М.: РГГУ, 2008.

85.  Глобализация мировой экономики: информационный аспект. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001.

86.  Интеграция, взаимозависимость и глобализация // Финансы и развитие. – 2001. – Вып.38. – № 2. – С. 34–37.

87.  Глобализация американской экономики и её последствия // США и Канада: экономика, политика, культура. – 2001. – № 5(377). – С. 16–28.

88.  Глобализация экономики: последствия для США // Бизнес Академия. – 2002. – № 4(14). – С. 45–49.

89.  После империи. Pax Americana – начало конца. – М.: Международные отношении, 2004.

90.  Антиглобализм и тоталлогия // Альтернативы. – 2001. – № 4. – С. 53–68.

91.  Глобализация: семиотические подходы. – М.: Рефл-бук, 2002.

92.  Глобализация: процесс и осмысление. – М.: Логос, 2001.

93.  Неклассические модернизации и альтернативы модернизационной теории // Вопросы философии. – 2002. – № 12. – С. 20–27.

94.  Процесс глобализации и его воздействие на развитые и развивающиеся страны. – М.: ИЦИСАА при МГУ, 1999.

95.  Конец истории и последний человек. – М.: Издательство АСТ, 2004.

96.  Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка. – М.: АСТ, 2003.

97.  Краткая история неолиберализма. Актуальное прочтение. – М.: Поколение, 2007.

98.  и др. Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура. – М.: Праксис, 2004.

99.  Утопический социализм. – М., 1982.

100.  Глобализация: сущность, нынешняя фаза, перспективы // Pro et Contra. – М., 1999. – Т. 4, № 4. – С. 122.

101.  Глобализация. Контуры целостного мира. – М.: Проспект, 2005.

102.  Метафизика глобализации. Культурно-цивилизационный аспект. – М.: Канон+, 2006.

103.  Глобальная демократизация и глобальный кризис // Космополис.– 1999. – С. 82–94.

104.  Интеграция как глобальная тенденция современности. – М.: Граница, 2000.

105.  Глобализация и взаимодействие цивилизаций. – М.: Экономика, 2003.

106.  Глобальные изменения и социальная безопасность. – М.: Academia, 1999.

107.  Albrow M. Globalization, Knowledge and Society. Readings from International Sociology. – London: Sage, 1990.

108.  Amin S. Capitalizm in the Age of Globalization. – London: Zed Press, 1997.

109.  Archibugi D. The Global Commonwealth of Citizens. Toward Cosmopolitan Democracy. – Princeton University Press, 2008.

110.  Benton L. From the World Systems Perspective to Institutional World History: Culture and Economy in Global Theory // Journal of World History. – 1996. – Vol. 7.

111.  Boli J., Loya T. National Participation in World-Polity Organization. Constructing World Cultures. – Stanford: Stanford University Press, 1999.

112.  Burbach R., Nunez O. Globalization and its Discontents. – London: Pluto Press, 1997.

113.  Callinicos A. Marxism and the New Imperialism. – London: Bookmarks, 1994.

114.  Carr E. The Twenty Years Crisis . – London: Papermac, 1981.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7