Глобализация и государство: анализ социальной онтологии (стр. 4 )

Демократическая система возникла как дополнение к гражданскому обществу, обеспечившему людям свободу. Она служила и должна служить поддержанию основ этого. Если по тем или иным причинам демократические принципы оказываются несовместимыми с принципами либерального конституционализма, если власть народа оборачивается властью толпы, то «демократизация» заслуживает того, чтобы признать её вредной и резко ограничить дальнейшую её экспансию[85].

Предполагалось, что завершение «холодной войны» ознаменует собой окончательную победу демократии. Однако ныне соответствующее понятие и демократические практики повсеместно оказались в кризисе. Даже в Соединённых Штатах, этом самопровозглашенном маяке демократии, серьёзные вопросы вызывают такие основополагающие институты, как избирательная система, а во многих районах мира бледная копия демократических систем правления вообще едва заметна, причём постоянное глобальное состояние войны подрывает те жалкие демократические формы, которые имеются в наличии.

На протяжении большей части XX столетия понятие демократии одновременно истощалось и подкреплялось идеологией «холодной войны». По одну сторону раскола, связанного с «холодной войной», демократический концепт обыкновенно определялся в жестких терминах антикоммунизма, превращаясь в синоним «свободного мира». В этом смысле у слова «демократия» было мало общего с характером правления: всякое государство, не входившее в орбиту подразумеваемого коммунистического тоталитаризма, могло получить демократический «ярлык» независимо от того, насколько демократичным оно было на самом деле[86]. По другую сторону этого раскола социалистические страны тоже претендовали на звание «демократических республик»[87]. Но и у этой претензии было мало общего с характером правления. Вместо этого речь шла главным образом о противостоянии власти капитала: всякое государство, выступавшее против подразумеваемого капиталистического господства, могло претендовать на звание демократической республики. После окончания «холодной войны» концепт демократии избавился от идеологической нагрузки и продолжил своё развитие. Возможно, по этой причине возникает некоторая надежда, что он сумеет вернуть себе прежнюю значимость.

Современный кризис демократии связан не только с коррупцией и неэффективностью демократических институтов и практики, но и с самим её содержанием[88]. Отчасти это вызвано тем, что по-прежнему неясно, что же вообще означает демократия в мире, подвергнутом глобализации. Нет сомнения, что глобальная демократия будет предполагать нечто отличное от её смысла в национальных условиях на протяжении эпохи модерна. Мы можем почерпнуть первые признаки такого демократического кризиса из современных многотомных учёных писаний о природе глобализации и глобальной войны в связи с демократией.

В академической среде приверженность демократии остаётся исходной посылкой, но между учёными нет согласия в вопросе о том, умножает или сокращает нынешняя форма глобализации силы и возможности демократии в мире. Кроме того, после 11 сентября возросшее военное давление привело к поляризации прежних позиций, а в некоторых умах подчинило потребность в демократии заботам о безопасности и стабильности. Ради прояснения ситуации полезно рассортировать эти позиции согласно представлениям о воздействии глобализации на демократию и их общей политической направленности. Это даст нам четыре логических категории и отделит тех, кто думает, что глобализация укрепляет демократию, от тех, кто усматривает в ней препятствие, причём как в правой, так и в левой части политического спектра. Конечно, нужно учесть, что в разнообразных обсуждениях того, что подразумевает глобализация, в дополнение к тому, что значит демократия, немало скользких мест. Обозначения «правое» и «левое» весьма условны, но всё же полезны, если есть желание разобраться в разных точках зрения.

Сначала рассмотрим социал-демократические аргументы, согласно которым глобализация угнетает демократию или угрожает ей. При этом глобализация обычно жёстко определяется в экономических терминах. Из этих доводов следует, что в интересах демократии национальным государствам нужно выйти из-под действия сил глобализации. В ту же категорию укладываются и утверждения, будто глобализация экономики – это на самом деле миф, но миф влиятельный и с антидемократическими последствиями. Многие разделяют такую позицию[89]. Они считают, что сегодняшняя интернационализированная экономика не так уж и нова (экономика уже давно интернационализирована); что в подлинном смысле транснациональные корпорации (тнк) (в противоположность многонациональным) встречаются по-прежнему редко; и что преобладающая часть торговли ныне, в сущности, вовсе не глобальна, а сосредоточена между Северной Америкой, Европой и Японией. По их словам, несмотря на то, что глобализация – миф, её идеология парализует демократию как национальную политическую стратегию. Мифическая глобализация, якобы неизбежная, просто используется в противовес национальным усилиям по контролю над экономикой. Она содействует неолиберальным программам приватизации, разрушению государства благосостояния и тому подобным мерам. Социал-демократы утверждают, что национальные государства, напротив, могут и должны отстоять свой суверенитет и взять больше власти над экономикой на национальном и наднациональном уровнях. Такое поведение восстановило бы демократические функции государства, подвергшиеся эрозии, и в особенности – его представительные функции и структуры государства благосостояния. Именно такая социал-демократическая позиция особенно сильно пострадала от событий, разворачивавшихся в период после атак 11 сентября и до войны в Ираке. Фактически, после наступления состояния войны большая часть социал-демократических авторов совершила дрейф в направлении одной из двух позиций в пользу глобализации, обозначенных ниже.

В оппозиции социал-демократической критике глобализации, но тем не менее при сохранении левых политических взглядов, формулируются либерально-космополитические аргументы. Их авторы полагают, что глобализация, напротив, укрепляет демократию[90]. Однако не следуют утверждать, что такие авторы вовсе не критикуют нынешние формы глобализации. На деле они этим занимаются, в частности обращая внимание на менее всего подлежащие регулированию сферы деятельности всемирного капитала. Но в данном случае речь идёт не об аргументах против капиталистической глобализации как таковой, а о доводах в пользу более совершенного институционального и политического управления хозяйством. В целом эти авторы подчёркивают, что глобализация приносит позитивные экономические и политические результаты, а также средства, позволяющие справиться со многими глобальными проблемами. В дополнение к экономическому развитию, глобализация, по их прогнозам, создаст большой потенциал демократии, прежде всего из-за новой относительной свободы от власти национальных государств – и в этом отношении ясно, что они противостоят социал-демократической позиции. Это особенно заметно, к примеру, в спорах вокруг вопроса о правах человека, который во многих отношениях стал занимать больше места, вопреки сохранению полномочий национальных государств или вне зависимости от них. Реализация идей новой космополитической демократии или глобального управления тоже зависит от перспективы относительного упадка суверенитета национальных государств. Глобальные проблемы превратили либеральный космополитизм в одну из основных политических позиций, и, как представляется, он составляет единственно жизнеспособную альтернативу глобальному контролю со стороны США. Ввиду реальности односторонних американских действий многосторонность – это главный способ космополитической политики, а Соединённые Штаты – её самый мощный инструмент[91]. В пределы данной категории укладываются и те, кто просто говорит, что США не способны «пройти такой путь в одиночку» и должны разделить полномочия глобальной власти, как и ответственность, с другими крупными державами – в соответствии с некой многосторонней договорённостью, дабы сохранить мировой порядок[92].

Многие доводы представителей правого крыла, сосредоточенные на преимуществах и необходимости всемирной гегемонии США, не противоречат идее либеральных космополитов в том, что глобализация способствует демократии[93]. Однако причины на то у них совершенно другие. Такие взгляды сегодня повсеместно представлены в средствах массовой информации, отражающих господствующую тенденцию. Из них в целом следует, что глобализация усиливает демократию потому, что сама по себе американская гегемония и распространение власти капитала обязательно требуют экспансии демократии. Некоторые заявляют, будто власть капитала демократична по своей сути, то есть глобализация капитала равнозначна глобализации демократии. Другие полагают, что политическая система США и «американский образ жизни» синонимичны демократии, таким образом, расширение американской гегемонии обеспечивает распространение демократии[94]. Впрочем, обычно эти нюансы оказываются сторонами одной и той же медали.

Глобальные проблемы придали этой позиции небывало масштабную политическую платформу. То, что получило известность под названием неоконсервативной идеологии, составлявшей прочный фундамент для администрации Дж. Буша, подталкивало Соединённые Штаты к активной перекройке политической карты мира путём выкорчёвывания «сорняковых» режимов, составляющих потенциальную угрозу, и насаждения «хороших» режимов[95]. Правительство США подчёркивает, что его вмешательство по всему миру исходит не просто из национальных интересов, но также из всемирных, универсальных стремлений к свободе и благоденствию. Америка должна действовать в одностороннем порядке на пользу всей планете, не ограничивая себя многосторонними соглашениями или международным правом[96]. Среди подобных консерваторов, выступающих за глобализацию, есть несколько авторов, преимущественно британских, которые видят в нынешней всемирной гегемонии США законное наследие благотворных проектов европейского империализма[97]. Но есть и другие писатели, как нетрудно догадаться – американские, которые спорят с первыми, усматривая в утверждении мировой власти США принципиально новую и исключительную историческую ситуацию. Так, известный американский политолог Майкл Хирш убеждён, будто исключительность США сулит небывалые выгоды всей планете: «При всей нашей неловкости, та роль, которую играют Соединённые Штаты, составляет величайший дар всему миру за многие, многие века, возможно, за всю известную нам историю»[98].

Наконец, консерваторы, стоящие на страже традиционных ценностей, оспаривают господствующую правую точку зрения, согласно которой нерегулируемый капитализм и американская гегемония непременно несут с собой демократию. Вместо этого они соглашаются с социал-демократами в том, что глобализация служит для демократии препятствием, выдвигая для этого собственные резоны: главным образом то, что глобализация угрожает традиционным, консервативным ценностям. Такая позиция принимает различные формы внутри Соединённых Штатов и за их пределами. Консервативные авторы вне США, усматривая в глобализации радикальное распространение американской гегемонии, доказывают, в согласии с социал-демократами, что экономическим рынкам требуется государственное регулирование, поскольку их стабильности грозит анархия сил всемирного хозяйства. Впрочем, главный упор в соответствующих доказательствах сделан на культурной, а вовсе не на хозяйственной сфере. Так, консервативные критики вне Соединённых Штатов утверждают, что американское общество столь сильно разложилось – ввиду слабой сплочённости, упадка структур семьи, высоких показателей преступности, количества заключённых в тюрьмах и тому подобных явлений, – что у него недостаёт политической силы или нравственного духа. Между тем такие качества необходимы, чтобы властвовать над другими странами[99].

Приверженцы консерватизма, отстаивающие традиционные ценности внутри Соединённых Штатов, в свою очередь, считают, что растущее вовлечение страны в мировые дела и нарастание нерегулируемой власти капитала подрывают моральные основы и традиционные ценности Америки[100]. Во всех этих случаях традиционные ценности или институты общества (или то, что некоторые называют цивилизацией) нуждаются в защите, а национальный интерес – в обеспечении его неприкосновенности перед лицом вызова глобализации. Глобальное проблемы и то давление, которое они оказывают, принуждая признать глобализацию как реальный факт, несколько усмирило, но не прекратило отстаивание такой позиции. Теперь консерваторы, радеющие о традиционных ценностях, обычно выражают скептицизм по поводу глобализации и пессимизм по поводу тех выгод, которые, как утверждается, гегемония США несёт американскому народу и всему миру.

Впрочем, ни одна из приведённых аргументаций – правых и левых, за и против глобализации – не выглядит достаточной для того, чтобы разрешить вопрос о связи между демократией и глобализацией. Скорее, из них становится ясно, что глобализация ставит демократию под сомнение. Конечно, за последние столетия уже неоднократно провозглашался «кризис» демократии. Чаще всего с соответствующими заявлениями выступали либеральные аристократы из опасения перед народной властью или технократы, обеспокоенные беспорядочностью парламентских систем. Но наше затруднение с демократией – иного рода. Прежде всего, сегодня демократия сталкивается с резким скачком в масштабе (от национального к планетарному), то есть она оторвалась от привычных значений и практик времен модерна. Как будет ещё показано, в новых рамках и в новом масштабе к демократии нужно относиться по-другому и практиковать её иначе. Это одна из причин, по которой все четыре категории аргументов, выделенные выше, неадекватны: они должным образом не учитывают размаха нынешнего кризиса демократии. Вторая, более комплексная и существенная причина, из-за которой подобные доводы не убеждают, состоит в том, что, даже рассуждая о демократии, их авторы преуменьшают её значение. Сегодня либерально-аристократическая позиция сводится к тому, чтобы настаивать на необходимости достижения сначала свободы, а уж затем, немного позже – демократии[101]. В тривиальном выражении мандат на свободу сегодня и демократию попозже нередко переводится в абсолютное господство частной собственности, что подрывает волю каждого. Достояние каждого сегодня становится единственно возможной основой для свободы и демократии, которые теперь нельзя разделить.

В громких протестах против политических и экономических особенностей глобальной системы следует видеть мощные признаки кризиса демократии. Разнообразные протесты показывают, что демократию невозможно устроить или насадить сверху. Протестующие отвергают исходящие сверху демократические идеи, проталкиваемые обеими сторонами противостояния в «холодной войне»: демократия – это не непосредственное политическое лицо капитализма и не власть бюрократических элит. К тому же её не могут принести ни военная интервенция и смена режима, ни различные ныне циркулирующие образцы «демократического транзита», которые обычно базируются на какой-то форме насаждения латиноамериканских каудильо. Последние лучше доказали свою пригодность для порождения новых олигархий, нежели для демократических систем. Все радикальные социальные движения после 1968 г. указывали на искажения в подобном отношении к демократии, которые переводят её в тип власти, навязываемой и контролируемой сверху[102]. Как они настаивают, демократия, напротив, может появиться только снизу. Вероятно, настоящий кризис понятия демократии, вызванный её новым всемирным размахом, может послужить поводом, чтобы вернуться к прежнему её значению как власти каждого в интересах всех, то есть к демократии без каких-либо оговорок.

3. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ, ГОСУДАРСТВО И ТРАНСНАЦИОНАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ: РЕАЛЬНОСТЬ ИЛИ УТОПИЯ

3.1. Глобализация и транснациональная демократия

Взаимосвязанные современные события, такие как интенсификация глобализации, третья волна глобальной демократизации и повышение активности межнациональных социальных движений, значение которых часто оспаривается, отразились, безусловно, на условиях и возможностях эффективной демократии. Экономическая глобализация, как утверждают многие, обострила напряжённость между демократией как территориально укорененной системой правления и действием глобальных рынков и транснациональных сетей корпоративной власти. В мире, в котором даже самые мощные правительства кажутся бессильными, когда противостоят циркуляционным силам глобальных рынков или действиям транснациональных корпораций, эффективность национальной демократии ставится под вопрос. Поскольку, как замечает яркий критик либерализма Майкл Сандел, правительства потеряли способность управлять транснациональными силами в соответствии с выраженным предпочтением их граждан, то сама сущность демократии, а именно самоуправления, решительно скомпрометирована[103].

Кроме того, в поисках продвижения или регулирования сил глобализации посредством механизмов глобального и регионального управления, государства создали новые слои политической власти, которые имеют слабые демократические мандаты и однозначное сопротивление по отношению к существующим системам национальной ответственности. При этих условиях неясно, как использовать классическую формулу профессора Йельского университета Роберта Даля «кто управляет?» Например, во время всеобщих выборов в Южной Корее в 1997 г., сразу после Восточноазиатского кризиса, Международный валютный фонд потребовал от обоих кандидатов на должность Президента подписать конфиденциальную декларацию по соблюдению условий предложенного им спасательного финансового соглашения, независимо от результатов выборов. Поэтому в эру, в которой публичная и частная власти проявляются и осуществляются в транснациональном или даже глобальном масштабе, серьёзная оценка перспектив демократии необходима.

Подобному пересмотру демократии также способствовало глобальное распространение либеральной демократия, как системы политического правления. По сравнению с началом XX столетия демократия – и либеральная представительная демократия в том числе – возникла как доминирующий признак системы национального правления по всему земного шару, по крайней мере в формальном смысле[104]. Демократия стала почти универсальным политическим стандартом. Конечно, для многих новых демократических государств политическое стремление и риторика далеко превосходят реализацию эффективной демократии. Общественное разочарование в избранных политических деятелях и в способности демократических правительств разбираться со многими из текущих проблем – от социально-экономического неравенства до экологического загрязнения – предполагает, что не всё так хорошо со старыми демократиями. Несмотря на подобные недостатки, и старые, и новые демократические государства стали всё более и более чувствительными к слабому демократическому мандату существующих структур глобального и регионального управления, непосредственно посягающих на интересы их граждан. Поскольку демократические государства составляли большинство в глобальных учреждениях давления, то необходимо было, чтобы в таких институтах увеличились прозрачность и ответственность[105]. По мнению профессора политических исследований Принстонского университета Роберта Коэна, вопрос о том, как эффективно объединить международные учреждения с демократическими методами, остается самым тяжёлым из всех современных международных политических проблем[106].

Единственный убедительный ответ на этот вопрос был представлен учреждениями гражданского общества. Глобальная общественная революция, выраженная в значительном расширении деятельности неправительственных организаций и транснациональных правозащитных групп, профсоюзных и религиозных ассоциаций и многих других, создала инфраструктуру транснационального гражданского общества[107]. Несмотря на то, что современный мир существенно нерепрезентативен, учреждения транснационального гражданского общества на международных форумах стали инструментом в артикуляции интересов граждан и общностей[108]. Но демократический мандат транснационального гражданского общества остаётся серьёзно неопределённым. Вопрос о том, является ли транснациональное гражданское общество существенной силой для демократизации мирового порядка или является просто другой ареной, через которую привилегированные и сильные поддерживают свою глобальную гегемонию, остаётся весьма спорным[109].

Поэтому научные размышления о нормативных принципах и потенциальных институциональных формах транснациональной демократии выражаются в делах и интересах многих разнообразных сил, заинтересованных в демократическом мандате существующих систем глобального управления. Прозрачность, ответственность и представительство – вот необходимые условия реформы глобальных учреждений: от Организации Объединенных Наций до Международного валютного фонда и Международного банка. Такая политическая и дипломатическая риторика похвальна, но тем не менее ощущается отсутствие большего количества специфики. В научной литературе по вопросам глобализации и демократии в последнее время наметилась тенденция к интеграции нормативных и институциональных оснований демократии вне государства. Как результат – начало теоретических обсуждений того, что представляет собой транснациональная демократия.

3.2. Регуляция и демократизация современной глобализации

Профессор международных отношений университета Саутгемптона Энтони Макгрю выделяет три основных течения, которые предлагают три взаимопересекающиеся программы (либеральный интернационализм, радикальный республиканизм, космополитическая демократия) по регулированию и демократизации современной глобализации[110] (табл. 1).

Предположение о том, что демократизирующую и цивилизационную функции глобализацию вынуждает выполнять политическая необходимость, свойственно либеральной интернационалистской традиции. Для того чтобы избежать глобального экологического кризиса и управлять распространяющейся социальной, экономической и политической дестабилизацией, вызванной процессами современной глобализации, «потребуется воспитать дух сотрудничества, основанного на принципах согласования, прозрачности и подотчётности… Иной альтернаты, кроме как трудиться вместе и применять коллективную власть с целью построить более совершенный демократичный мир – не существует»[111]. В ключевых вопросах либеральный интернационализм является нормативной теорией, которая стремится превратить слабую форму национальной либеральной демократии в модель демократического мирового порядка, или транснациональной демократии.

Учитывая преобладание (в рамках теории международных отношений) либерального институционализма, вопрос о транснациональной демократии принципиально сводится к рассмотрению её в процедурных терминах: создание более представительных, прозрачных и ответственных международных учреждений[112].

Таблица 1

Цивилизующая и демократизирующая глобализация новейшего времени: краткое содержание трёх политических проектов[113]

Р. Коэн, например, представляет демократию на международном уровне как форму «добровольного плюрализма при условии максимальной прозрачности»[114]. Более плюралистический мировой порядок, в соответствии с этим представлением, является также и более демократическим мировым порядком. Основа данной философии заключается в приверженности некоторым из центральных принципов классического плюрализма: акцент на политических и гражданских правах, представительство через организованное выражение интересов, распространение власти, ограничение публичной власти и господство согласия. В действительности, защищается реконструкция аспектов либерально-плюралистической демократии на международном уровне, лишённой требований электоральной политики. Вместо партий, борющихся за голоса избирателей, резонирующее транснациональное гражданское общество через свои каналы предъявляет требования к тем, кто, в свою очередь, принимает решение, также делая их ответственными за свои действия. Следовательно, «ответственность будет увеличена не только цепями официальной ответственности, но и требованием прозрачности. Официальные действия, о которых в международных организациях договариваются государственные представители, будут под наблюдением транснациональных сетей»[115]. Международные учреждения, таким образом, становятся аренами, в которых интересы и государств, и учреждений гражданского общества чётко сформулированы. Кроме того, они функционируют как ключ к политической структуре, в которой законными способами достигается согласие, и принимаются коллективные решения. Это представляет собой в значительной степени процедурное представление о демократии, в качестве механизма законного принятия общественных решений.

Хотя существуют и другие значимые артикуляции положений либерального институционализма, среди которых самое известное место занимает сообщение Комиссии по Глобальному управлению, разделяющее вышесказанную общую приверженность к более представительному, отзывчивому и ответственному международному управлению[116]. Такие идеи также преобладают и в современной мысли, касающейся реформы глобальных учреждений, от Международного валютного фонда до Всемирной торговой организации. Это не удивительно, так как демократическое межгосударственное общение отражает стремления и ценности западных государств и их элиты, которые доминируют в учреждениях глобального управления. Но, как аргументирует профессор международного права Принстонского университета Ричард Фальк, это философия, которая предлагает ограниченное и несколько технократичное представление о транснациональной демократии[117]. Как и в случае с либеральным плюрализмом, но в более широком смысле, она терпит неудачу относительно проблемы неравенства в распределении власти, делая тем самым демократию пленником имущественных интересов. Критики классического плюрализма осознавали, что корпоративная власть искажает демократический процесс[118]. Но понимание неоплюрализма незначительно выражено в литературе по проблемам либерального интернационализма, в которой упускаются структурные неравенства в распределении власти в глобальной системе и, в частности, дисбаланс власти между учреждениями транснационального гражданского общества и глобального капитала. Защита прозрачности и ответственности недостаточна сама по себе, чтобы бороться с существующими неравенствами в доступе и влиянии. В то время как принципы прозрачности и ответственности являются необходимыми для достижения транснациональной демократии, но без механизмов обеспечения более эффективного представительства всемирных народов в политическом процессе, они остаются недостаточными для её полной реализации. В этом отношении установленное институциональное мышление вряд ли способно решить дефицит демократии, сокрушающийся глобальным управлением. Несмотря на подтверждение значения транснационального гражданского общества, либеральный интернационализм остаётся преимущественно западным и государствоцентричным, так как транснациональная демократия была задумана как эффективное условие усиления прозрачности и ответственности международных учреждений перед национальными правительствами.

Если либеральный интернационализм подчёркивает реформистский характер преобразования существующих структур мирового правительства, то радикальная программа – это создание альтернативных механизмов мировой социальной, экономической и политической организации, основанной на определённых республиканских принципах. Например, профессор международных отношений Кимберли Хатчингс идентифицирует радикальный демократический республиканизм, как проект, отказывающийся от реформизма демократической межгосударственности в пользу прямых форм демократии и самоуправления, при условии создания альтернатив структурам управления от глобального до локального уровней[119]. К. Хатчингс решительно отвергает либерально-реформистскую позицию, потому что существующие структуры глобальных управлений включают структурную привилегированность интересов богатой и мощной космократии, одновременно исключая потребности и интересы большей части человечества.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7