«Аналитики предупреждают, что эта мода (на дешёвое, запредельно коммерчески эффективное жильё: наше пояснение при цитировании — авт.) может дорого обойтись: в результате образуются целые районы некачественного жилья, которые со временем станут очередными «гарлемами». Но у застройщиков есть мощный заказчик — государство. Ему такие «конурки» выгодны: если их давать /продавать очередникам и льготникам, то можно и социальную норму в 18 кв. м на человека соблюсти, и отрапортовать о решении жилищных проблем. Довольны и получатели квартир: попробуйте объяснить офицеру, десяток лет проскитавшемуся по общежитиям, что его новенькая 60-метровая «трёшка» никуда не годится.

Стремление к дешевизне вызывает и другую тенденцию, с которой борются в развитых странах, — субурбанизацию, или расползание города по пригородам, что чревато ростом инфраструктурных проблем. Этому есть примеры в подмосковных новостройках, а ещё больше — в новостройках под Питером, когда дело даже не в том, что бурно растущему пригороду не хватает детсадов, школ, больниц и пожарных депо, а в том, что он оказывается «в чистом поле» ещё и в социокультурном смысле. В результате маргинализация жителей идёт ускоренными темпами — и вот вчера ещё чистенький пригород становится местом, где не рекомендуется выходить вечером на улицу».

Выход из этого биосферно-социального тупика возможен только на основе концепции ландшафтно-усадебной урбанизации. Но переход к ней подразумевает отказ от господствующего ныне античеловеческого принципа «население — экономический ресурс» — собственность «элиты» и космополитичной «суперэлиты» — к иному принципу «экономика — для блага каждого человека», выражающего этико-ноосферную обусловленность жизни глобальной цивилизации, и соответственно требует перестройки всей социально-экономической политики государства (включая финансовую), законодательства, системы стандартов.

При этом в масштабах страны демографическая политика, учитывающая описанные выше биологические и социо-культурные аспекты, должна обеспечить:

·  отрицательный биологический прирост населения в городах с населением более 100 000 человек;

·  депопуляцию городов-миллионников и создание путей проникновения на их современную территорию природных биоценозов соответствующих регионов, чтобы на территории городов могли быть образованы зоны отдыха горожан и уменьшено техногенное воздействие на население;

·  биологический прирост населения в сельской местности, избыточный по отношению к востребованности трудовых ресурсов на месте;

·  переток молодёжи из сельской местности в города как системный фактор воспроизводства и оздоровления населения городов в преемственности поколений.

По отношении к этой демографической политике ландшафтно-усадебная урбанизация должна обеспечить в сельской местности:

·  качество быта семьи и возможности получения образования, медицинских услуг, разнообразие досуга на уровне, доступном ныне в городах, и поднять его выше, чтобы гарантировать однокачественность личностного развития людей (прежде всего в аспекте получения образования) вне зависимости от места рождения и проживания;

·  сохранить физиологическое и психологическое воздействие Природы на человека с целью обеспечения воспроизводства биологически здоровых поколений, характерное ныне для жизни в сельской местности.

По отношению к городам ландшафтно-усадебная урбанизация должна изменить облик большинства городов так, чтобы на смену городу типа «каменные джунгли» пришёл «город сад» и город перестал быть средой, подавляющей и угнетающей физиологию и психику человека, калечащей его генетику.

Определившись в этих целях, можно сформулировать принципы ландшафтно-усадебной урбанизации регионального и общегосударственного масштаба. Для того, чтобы сказанное выше стало осуществимо, необходимо решение следующих задач:

·  согласование водоохранных и заповедных зон с географией разработки месторождений полезных ископаемых;

·  подчинение инфраструктур транспорта, энергетики и связи страны и регионов стратегии и режиму водоохранных и заповедных зон;

·  привязка к транспортной инфраструктуре новых населённых пунктов, строительство которых должно быть осуществлено в соответствии с концепцией ландшафтно-усадебной урбанизации;

·  по мере возможностей сельское хозяйство должно переводиться на технологии и организацию «пермакультуры»[95]. Исходный принцип «пермакультуры» состоит в целенаправленном формировании искусственных биоценозов, компонентами которых являются растения, грибы, животные, птица, рыба, которые могут быть использованы людьми в пищу и быть источниками сырья для некоторых отраслей обрабатывающей промышленности. Как сообщает один из основоположников пермакультуры — австрийский крестьянин Зепп Хольцер[96], — её производственная отдача в расчёте на единицу площади и одного занятого выше, чем производственная отдача традиционного сельского хозяйства, основанного на производстве монокультур, локализованном в одном месте. При этом в пермакультуре, вследствие взаимного влияния друг на друга компонент искусственных биоценозов, может быть сведена к нулю потребность в химикатах сельскохозяйственного назначения, что ставит продукцию пермакультуры вне конкуренции с продукцией традиционного сельского хозяйства по показателям экологичности производства и полезности для здоровья людей. Это позволит исключить и производство продовольствия на основе генномодифицированных организмов. Соответственно в рационе подавляющего большинства населения страны в этом случае могут доминировать вкусные и полезные для здоровья продукты питания, производимые в регионах его проживания, а не фальсификаты пищи, оптимизированные для сохранения товарного вида после длительной транспортировки и хранения и в большей или меньшей мере опасные для здоровья.

Кроме того переход к пермакультуре позволит восстановить природные биоценозы на территориях, где ныне осуществляется традиционная сельскохозяйственная деятельность, и тем самым улучшить состояние природной среды страны в целом.

Проектирование населённых пунктов с застройкой преимущественно ландшафтно-усадебного характера должно исходить из следующих принципов[97]:

1.  На первом этапе к ландшафту и инфраструктурам федерального и регионального уровня значимости привязываются зоны хозяйственной деятельности, зоны отдыха, жилые зоны.

2.  В населённом пункте всё большей частью должно быть в пределах пешеходной доступности в течение не более получаса — часа; основной внутрипоселковый транспорт — велосипеды и самокаты, веломобили, в периоды заснеженности — лыжи (средства борьбы с гиподинамией должны быть интегрированы в образ жизни населения);

3.  Участки, выделяемые под усадьбы, не должны примыкать друг к другу: их должны разделять полосы нетронутой природы или искусственных насаждений шириной порядка 10 — 20 метров; расстояние между домами менее 100 метров недопустимо психологически.

4.  Периметр участков должен быть криволинейным (природа не знает прямых углов и линий, и криволинейный периметр участка более органичен и психологически не создаёт барьера между человеком Природой).

5.  Архитектура домов и характер размещения строений на участке должны обеспечивать:

Ø  либо изначально комфортную жизнь семьи нескольких поколений под одной крышей так, чтобы каждый мог уединиться и быть в то же время в пределах общения с другими;

Ø  либо возможность модернизации и расширения дома в расчёте на перспективу роста семьи (с одной стороны — забота о стариках обязанность детей, с другой стороны — дети должны расти, видя перед собой все возрастные периоды предстоящей жизни).

Т. е. эти принципы направлены на реализацию всего, о чём было сказано в разделах 6 и 7.

Вопросы занятости населения в масштабах страны при реализации концепции ландшафтно-усадебной урбанизации должны решаться на принципах, отличных от исторически-стихийно сложившихся к настоящему времени.

Занятость в сельском хозяйстве обусловлена главным образом двумя факторами: 1) относительно медленно изменяющейся ёмкостью рынка продовольствия и технических культур и 2) сезонными потребностям в трудовых ресурсах, которые колеблются в течение года.

Соответственно для использования трудовых ресурсов, высвобождающихся вследствие сезонных колебаний потребностей сельского хозяйства, промышленные производства разного рода могут располагаться в населённых пунктах сельской местности.

Поскольку в целях оздоровления населения в преемственности поколений необходимо изменение пропорций городского и сельского населения страны в сторону увеличения доли населения, проживающего в сельской местности, то размещение промышленных предприятий на селе должно пониматься не только как средство обеспечения занятости сельского населения в периоды межсезонья сельскохозяйственных работ, но и как стратегия развития науки и промышленности в целом.

Дело в том, что в подавляющем большинстве случаев собственно промышленное производство не требует для своего кадрового обеспечения городов с населением от 100 000 человек и более. Их возникновение — результат стихийно-экономического развития промышленности в условиях не управляемого обществом рынка в прошлом, и при этико-носферно (биосферно) обусловленной демографической политике их население должно сократиться, а природные биоценозы должны войти на их современную территорию и изменить качество жизни людей в них.

Если ориентироваться на переход к экотехнологической цивилизации, построенной на этико-ноосферных принципах, то промышленные предприятия (целиком или их технологически специализированные подразделения) могут быть привязаны к той же транспортной инфраструктуре, что и населённые пункты, развиваемые на принципах ландшафтно-усадебной организации, и в этом случае население окрестных населённых пунктов может на них работать. Энерговооружённость и развитие транспортных инфраструктур позволяют при таком подходе обеспечить технологическую целостность и управляемость процессов производства большинства видов продукции. Средства доставки персонала к месту работы и домой после работы — личный автотранспорт и автобусы служебной развозки по расписанию.

Такая политика с течением времени увеличит долю негородского населения и восстановит достаточный для поддержания здоровья городского населения переток населения из сельской местности при общем повышении качества жизни общества. Такая система организации труда и быта может быть тем более работоспособна, чем выше общекультурный и образовательный уровень населения (вследствие чего смена места работы и профессии для большинства людей — не стресс и не проблема, а владение несколькими профессиями и готовность осваивать новые — социальная норма).

Однако всё это может быть осуществлено только при условии, если государство признаёт и выражает в политике следующие принципы нравственно-этического характера:

·  смысл жизни человека не в добывании денег;

·  основная масса населения — не «экономический ресурс», не средство удовлетворения потребительской и иной похоти так называемой «элиты», а действительно — носители достоинства и прав человека в ноосфере Земли;

·  экономическая деятельность людей — только средство обеспечения реализации смысла жизни каждым из них: иными словами человек должен жить и работать во имя некой идеи, получая при этом достойную зарплату, позволяющую ему обеспечить развитие своей семьи, воспитание детей, досуговое общение с другими людьми и т. п., а в случае утраты трудоспособности или достижения пенсионного возраста — быть обеспеченным и доходами, и заботой со стороны его родных и близких.

Но всё описанное выше нереализуемо на экономических принципах буржуазного либерализма в условиях рынка, не управляемого в интересах обеспечения безопасного общественного развития. Поэтому потребность в переходе от самоубийственной для человечества технократической цивилизации, порождённой буржуазным либерализмом на принципах коммерционализации всех видов деятельности без исключения, к цивилизации экотехнологической требует опоры политики государства и общественного самоуправления на альтернативную социолого-экономическую теорию, на основе которой было бы возможно управление хозяйственной системой страны в процессе осуществления концепции ландшафтно-усадебной урбанизации как организационно-экономической основы для жизни общества и развития культуры.

9. Этико-ноосферная экономика — государство-суперконцерн:
принципы организации рыночной саморегуляции в русле плана социально-экономического развития

9.1. «Свободная» рыночная саморегуляция:
её возможности и потребности общества в регулировании рынка

Начнём с того, что «свободный» рынок — это культ иллюзии, политическое назначение которого — убрать «посторонних» из сферы управления макроэкономикой, дабы эксплуатировать производительные силы общества в своих интересах и в ущерб интересам общества в целом и его членов персонально. Вопреки этому мифу, в действительности рынок давно регулируется, но это регулирование осуществляется не в интересах общества, а в интересах разного рода частно-корпоративного сиюиминутного (мелочного в масштабах всемирной истории) своекорыстия[98]. Соответственно, под «свободным» рынком далее понимается, рыночная система в пределах государства, не подчинённая регулированию со стороны этого государства, которое должно быть демократическим государством гражданского общества.

Если исходить из принципа «практика — критерий истины», то «свободный» рынок, способен единственно к одному — из поколения в поколение воспроизводить массовую нищету и бескультурье, социальные и биосферно-экологические проблемы, на фоне которых наиболее богатые слои обществ нравственно-этически разлагаются и деградируют, сетуя при этом на лень, дикость, подлость и озлобленность простонародья, не желающего восхищаться «элитой», преклоняться перед нею и самоотверженно работать на эту систему.

«Сто с небольшим лет назад, Америка представляла собой страну совсем не «американской мечты». В 1880 году средняя стоимость жизни составляла 720 долларов в год, а годовая средняя зарплата рабочих в промышленности была около 300 долларов в год. При этом средний рабочий день составлял 11-12 часов, а нередко и все 15. Каждый шестой ребёнок работал в промышленности, получая половину зарплаты взрослого за одинаковую работу. Что такое охрана труда, никто не знал. Все эти данные взяты из заключения Бюро трудовой статистики, представленного Конгрессу США. В конце этого заключения делается вывод: “Люди должны умирать для того, чтобы процветала индустрия”»[99].

Весь социальный прогресс — гуманизация экономических отношений и общий культурный рост населения в так называемых «развитых странах» в ХХ веке — результат реакции их правящих «элит» на события в России после 1917 г. и выработки навыков государственного регулирования рынка, которые однако в силу ряда политических причин не находят должного освещения в социолого-экономических теориях.

В частности, именно «свободный» рынок привёл США к великой депрессии, начавшейся в 1929 г. Если говорить о том уроне, который понесло общество США в ходе «великой депрессии», то некоторые аналитики, изучая демографическую статистику США первой половины ХХ века, делают вывод о том, что их человеческие потери за годы депрессии того же порядка, что и потери СССР в результате коллективизации, если не больше[100]. «Великая депрессия» поставила вновь избранного президента США перед дилеммой: либо марксистская революция с перспективой гражданской войны, жестокость какого варианта развития событий показала Россия после 1917 г.; либо реформы с целью гуманизации экономических отношений.

избрал второе, и сутью реформ стало государственное регулирование рынка в соответствии с целями социально-экономического развития, избранными политическим руководством страны[101]. Однако наработки команды в этой области не были осмыслены должным образом и не получили должного управленчески состоятельного выражения в социолого-экономических теориях.

Причина воспроизводства «свободным» рынком социальной неблагоустроенности и биосферно-экологических бедствий состоит в том, что в алгоритмике ценообразования не регулируемого рынка выражается неравная приоритетность потребностей людей в продукции различных групп, преломляющаяся через принцип реализации сиюминутного своекорыстия участников рынка (об этом далее в разделе 9.7), которое может реализовываться в том числе и в ущерб интересам окружающих, потомков, биосферы.

В глобальных масштабах эта алгоритмика, преломившись через производственную специализацию регионов планеты, выражается в неискоренимом в условиях «свободы» международной торговли разделении государств на относительно небольшое количество так называемых «развитых стран», в которых проживает меньшинство населения планеты, и на безнадёжно нищие, отсталые в научно-техническом и образовательном отношении государства, в которых проживает бо́льшая часть человечества.

Наряду с этим рыночный механизм не обладает способностями: 1) к выявлению проблем, с которыми сталкиваются региональные общества и человечество в целом, 2) к целеполаганию в отношении их разрешения (целеполагание макроуровня, включая глобальное), 3) к самонастройке на режим осуществления продуктообмена в соответствии с осознанными интересами (целями) социально-экономического развития регионов планеты и человечества в целом.

Устранить эти пороки рыночной саморегуляции ни частные предприниматели сами по себе, ни покупатели конечной продукции сами по себе — не в силах в условиях конкурентной среды, формируемой «свободным» рынком как в пределах регионов, так и в глобальных масштабах, поскольку никто из них не обладает «правами системного администратора», задающего параметры функционирования рынка как системы, элементами которой являются все его участники. Поэтому наиболее дальновидные представители экономической науки настаивают на сочетании государственного планового начала и рыночной саморегуляции в одной социально-экономической системе.

В частности об этом пишет Джон Кеннет Гэлбрейт (один из членов команды , а позднее — советник Дж. Ф. Кеннеди).

«По мере того как государство во всё большей мере начинает использоваться в интересах общества (т. е. становится демократическим по существу, а не формально-процедурно: наше пояснение при цитировании — авт.), становится возможным рассмотрение тех реформ, для осуществления которых требуется вмешательство со стороны государства. Эти реформы логически распадаются на три части. В первую очередь существует потребность радикально усилить влияние и возможность рыночной системы, положительно повысить уровень её развития по отношению к планирующей системе[102] и тем самым уменьшить со стороны рыночной постоянное неравенство в уровнях развития между двумя системами. Сюда входят меры по уменьшению неравенства в доходах между планирующей и рыночной системами, по улучшению конкурентных возможностей рыночной системы и уменьшению её эксплуатации со стороны планирующей системы. Мы называем это «новым социализмом». Необходимость уже вызвала к жизни новый социализм в гораздо большем масштабе, чем подозревает большинство людей.

Затем приходит очередь политики в отношении планирующей системы. Она состоит в упорядочении её целей с тем, чтобы они не определяли интересы общества, а служили им. Это означает ограничение использования ресурсов в чрезмерно развитых областях, переключение государства на обслуживание общества, а не планирующей системы, защиту окружающей среды, переключение технологии на службу общественным, а не технократическим интересам. Таковы: следующие шаги, которые нужно рассмотреть в стратегии реформ.

И наконец, экономикой нужно управлять. Проблема состоит в том, чтобы управлять не одной экономикой, а двумя: одна из них подчинена рынку, а другая планируется фирмами, из которых она состоит. Подобное управление представляет собой последний шаг при определении общей стратегии реформ»[103].

И далее, развивая тему, в главе XXVII он продолжает:

«Новый социализм[104] не допускает никаких приемлемых альтернатив; от него можно уклониться только ценой тяжёлых неудобств, большого социального расстройства, а иногда ценой смертельного вреда для здоровья и благополучия. Новый социализм не имеет идеологического характера, он навязывается обстоятельствами»[105].

Не менее определённо по этому вопросу высказался и один из авторов японского «экономического чуда» Сабуро Окито. Незадолго до своей смерти в интервью профессору А. Динкевичу он заявил:

«Часто можно слышать, что провозглашённый в них (бывшем СССР и странах Восточной Европы — А. Э.) переход к рыночным механизмам является убедительным доказательством превосходства рыночно ориентированной экономики над централизованно планируемой. Я полагаю, что это заблуждение… Проблема состоит в том, чтобы СОЕДИНИТЬ, СОГЛАСОВАТЬ, ОБЪЕДИНИТЬ В ЕДИНОМ МЕХАНИЗМЕ НАЧАЛА ЭТИХ ДВУХ СИСТЕМ (выделено мною — А. Э.), найти эффективный путь комбинирования рыночных механизмов и государственного планирования и регулирования».[106]

И как это ни удивит многих, ещё ранее — в 1952 г. — о необходимости решения этой задачи (правда, в терминологии марксизма) писал в «Экономических проблемах социализма в СССР». Один из вопросов, обсуждаемых в этой работе, — необходимость сочетания в одной системе планового начала и закона стоимости в аспекте достижения наивысшей рентабельности не тех или иных предприятий, рассматриваемых обособленно, а народного хозяйства в целом.

«Совершенно неправильно также утверждение, что при нашем нынешнем экономическом строе, на первой фазе развития коммунистического общества, закон стоимости регулирует будто бы «пропорции» распределения труда между различными отраслями производства.

Если бы это было верно, то непонятно, почему у нас не развивают вовсю лёгкую промышленность, как наиболее рентабельную, преимущественно перед тяжёлой промышленностью, являющейся часто менее рентабельной, а иногда и вовсе нерентабельной?

Если бы это было верно, то непонятно, почему не закрывают у нас ряд пока ещё нерентабельных предприятий тяжёлой промышленности, где труд рабочих не даёт «должного эффекта», и не открывают новых предприятий безусловно рентабельной лёгкой промышленности, где труд рабочих мог бы дать «больший эффект»?

Если бы это было верно, то непонятно, почему не перебрасывают у нас рабочих из малорентабельных предприятий, хотя и очень нужных для народного хозяйства, в предприятия более рентабельные, согласно закона стоимости, якобы регулирующего «пропорции» распределения труда между отраслями производства?

Очевидно, что идя по стопам этих товарищей, нам пришлось бы отказаться от примата[107] производства средств производства в пользу производства средств потребления. А что значит отказаться от примата средств производства? Это значит уничтожить возможность непрерывного роста нашего народного хозяйства, ибо невозможно осуществлять непрерывный рост народного хозяйства, не осуществляя вместе с тем примата производства средств производства[108].

Эти товарищи забывают, что закон стоимости может быть регулятором производства лишь при капитализме, при наличии частной собственности на средства производства, при наличии конкуренции, анархии производства, кризисов перепроизводства. Они забывают, что сфера действия закона стоимости ограничена у нас наличием общественной собственности на средства производства, действием закона планомерного развития народного хозяйства, — следовательно, ограничена также нашими годовыми и пятилетними планами, являющимися приблизительным отражением требований этого закона.

Некоторые товарищи делают отсюда вывод, что закон планомерного развития народного хозяйства и планирование народного хозяйства уничтожают принцип рентабельности производства. Это совершенно неверно. Дело обстоит как раз наоборот. Если взять рентабельность не с точки зрения отдельных предприятий или отраслей производства и не в разрезе одного года, а с точки зрения всего народного хозяйства и в разрезе, скажем, 10-15 лет, что было бы единственно правильным подходом к вопросу, временная и непрочная рентабельность отдельных предприятий или отраслей производства не может идти ни в какое сравнение с той высшей формой прочной и постоянной рентабельности, которую дают нам действия закона планомерного развития народного хозяйства и планирование народного хозяйства, избавляя нас от периодических экономических кризисов, разрушающих народное хозяйство и наносящих обществу колоссальный материальный ущерб, и обеспечивая нам непрерывный рост народного хозяйства с его высокими темпами»[109].

Но кроме того мимоходом по сути упрекнул марксизм в метрологической несостоятельности его политэкономии, заявив: «... наше товарное производство коренным образом отличается от товарного производства при капитализме»[110].

Это действительно было так, поскольку налогово-дотационный механизм и эмиссионная политика СССР в тот период были ориентированы на снижение цен по мере роста производства и исчерпания дефицита в продукции по отношению к потребностям общества. И после приведённой фразы продолжил:

«Более того, я думаю, что необходимо откинуть и некоторые другие понятия, взятые из «Капитала» Маркса, ... искусственно приклеиваемые к нашим социалистическим отношениям. Я имею в виду, между прочим, такие понятия, как «необходимый» и «прибавочный» труд, «необходимый» и «прибавочный» продукт, «необходимое» и «прибавочное» время. (…)

Я думаю, что наши экономисты должны покончить с этим несоответствием между старыми понятиями и новым положением вещей в нашей социалистической стране, заменив старые понятия новыми, соответствующими новому положению.

Мы могли терпеть это несоответствие до известного времени, но теперь пришло время, когда мы должны, наконец, ликвидировать это несоответствие»[111].

Все перечисленные в приведённом фрагменте «Экономических проблем социализма в СССР» понятия — метрологически несостоятельны: т. е. за ними не стоит никаких явлений, параметры которых можно было бы измерить (выявить, разграничить) в реальных процессах хозяйственной деятельности; эти понятия — иллюзорно существующие фикции, а не абстракции, которые можно наполнить жизненным содержанием в решении практических задач[112]. Но если из политэкономии марксизма изъять упомянутые «понятия», то от неё ничего не останется со всеми вытекающими из этого факта последствиями для марксизма в целом.

Т. е. — первый политик и учёный-социолог, который обвинил марксизм в лженаучности публично и неопровержимо, хотя сделал он это в терминологии самого марксизма и не в прямой формулировке, а в форме намёка: если в любой теории выявляется метрологическая несостоятельность — она лженаучна. Т. е. вынес смертный приговор марксизму, хотя это мало кто понял.

Однако после смерти его руководящее указание о необходимости создания адекватной социолого-экономической теории было предано забвению послесталинским руководством СССР вместе со всем его научным наследием в области социологии. Вследствие этого экономическая наука СССР на протяжении нескольких десятилетий была занята какими-то иными делами, уклонившись от решения этой задачи, а учёных, которые бы поняли эту работу и решили бы поставленную им задачу в инициативном порядке, в стране не нашлось. Поэтому и так называемые «косыгинские реформы» тоже проводились без должной теоретической проработки, что и стало одной из причин проблематичности их осуществления и последующего свёртывания[113]. Это всё в совокупности и привело к горестному признанию академика 1987 года, приведённому в разделе 4.

Однако, как следует из признаний авторитетных учёных-экономистов, приведённых в разделе 4, ни экономическая наука Запада, ни научно-методологическое наследие Госплана СССР в решении задачи сочетания в одной системе планового и рыночного начал — помочь не могут. Если вывести из рассмотрения политические (в том числе глобально-политические) причины, обуславливающие такое состояние экономической науки, и обратиться к её методологии, то корневая причина её управленческой несостоятельности в решении задачи обеспечения всеобщего благоденствия в преемственности поколений даже в странах-лидерах[114] — финансово-счётный, а не организационно-технлогический подход к анализу хозяйственной деятельности общества.

9.2. Нравственно-этическая обусловленность
социолого-экономических теорий

Социолого-экономические теории нравственно-этически обусловлены в том смысле, что каждая из них, будучи информационно-алгоритмической системой, ориентирована на достижение целей, субъективно избранных её творцами, а также спонсорами её культа в обществах. А выбор тех или иных целей и средств их достижения всегда носит нравственно обусловленный характер. Множество этих целей не велико, однако сами цели не только различны, но и взаимоисключающи. Социолого-экономические теории могут быть ориентированы на решение одной из следующих задач (т. е. достижения определённых целей определёнными средствами):

1.  Как индивиду обогатиться в короткие сроки и поддерживать свой социальный статус? — В большинстве своём такого рода теории посвящены проблемам «малого бизнеса», т. е. микроуровня макроэкономических систем. Среди них могут быть как адекватные жизни при определённых макроэкономических обстоятельствах, так и заведомо вздорные.

2.  Как обогащаться и удерживать свой социальный статус некоему корпоративному меньшинству так, чтобы остальное общество, работая на обеспечение экономического и иного социально статусного превосходства этого меньшинства, воспринимало бы происходящее как должное? — В большинстве своём такого рода теории посвящены вопросам организации менеджмента в корпорациях (как производственных, так и финансовых и действующих в «спекулятивном» секторе экономики) и в освещении этой проблематики они большей частью адекватны при определённых макроэкономических обстоятельствах, управление которыми лежит вне компетенции авторов и потребителей этих теорий. Что касается управления макроэкономическими обстоятельствами, то культовые теории, преподаваемые в вузах, носят заведомо дезинформирующий характер для того, чтобы своим правдоподобием маскировать реальное макроэкономическое управление, осуществляемое на принципах «ноу-хау» теми социальными транснациональными группировками, которые не стремятся к публичности своей деятельности и ответственности за неё перед остальным обществом, поскольку именно они осуществляют финансовое рабовладение.

3.  Как организовать в обществе производство и распределение так, чтобы в обществе в преемственности поколений все добросовестно работающие были бы гарантировано сыты, одеты, имели жильё, достойное человека, чтобы дети получали добротное воспитание и адекватное образование, и чтобы общество жило в гармонии с Природой?

Большинство населения либо вообще не задумывается о действительной роли экономической науки в жизни общества, либо убеждено в том, что она занята поисками ответа именно на третий вопрос, и не подозревают, что в действительности исторически сложившаяся наука занята проблематикой двух ранее названных задач и потому ей нет дела до решения этой задачи.

Единственная социолого-экономическая теория, которая публично заявляла, что она занята решением этой задачи, — марксистская «политэкономия социализма», однако в действительности она имитировала свою занятость её решением, поскольку за всё время своего существования так и не пожелала разрешить проблему своей метрологической несостоятельности, на которую указал ещё в 1952 г.

Поскольку теории, принадлежащие к каждому из трёх классов, ориентированы на достижение далеко не во всём совпадающих, а подчас и взаимоисключающих целей, то те положения, которые с точки зрения теорий одного класса — неоспоримая научная истина, с точки зрения теорий, принадлежащих другим классам, могут расцениваться как заведомый вздор и целенаправленная ложь.

Всё последующее изложение ориентировано на решение третьей из названных выше задач, и потому с точки зрения теорий, ориентированных на решение первых двух, — в большей или меньшей степени вздорно, жизненно и научно несостоятельно.

Но с точки зрения необходимости решения третьей задачи нравственно-этически порочна приверженность целям двух первых задач, вне зависимости от того осознаётся эта приверженность индивидом либо же нет, и насколько работоспособны в решении этих задач те или иные теории.

9.3. Финансово-счётный и организационно-технологический подходы
к рассмотрению хозяйственной деятельности обществ

Нравственно-этическая обусловленность социолого-экономических теорий скрыта от непосредственного восприятия многоаспектной и многослойной политической деятельностью обществ и государств. Но если нравственно-этические и политико-идеологические факторы вывести из рассмотрения и ограничиться только научно-методологической составляющей, то выяснится, что социолого-экономические теории могут строиться на основе одного из двух подходов: финансово-счётного либо организационно-технологического.[115]

В относительно недавнем прошлом финансово-счётный подход выражался в направлении политэкономии, именовавшемся «меркантилизм»[116], а организационно-технологический — в воззрениях «физиократов»[117] (сами они называли себя «экономисты»). После того, как кабинетные «умы» к концу XIX века преодолели «ограниченность физиократов», финансово-счётный подход стал фактически единственным и безальтернативным для всех научных школ экономики как ориентированных на обслуживание капитализма, так и ориентированных на обслуживание марксистско-бюрократического псевдосоциализма. Наиболее экстремистское выражение он нашёл в «монетаризме» чикагской школы экономической науки, олицетворением которой в России стал кумир реформаторов 1990‑х, нобелевский лауреат 1976 г. М. Фридман[118] ().

отнёс монетаристскую «научную школу» к числу тоталитарных сект:

«Вопросы о том, что такое экономическая теория, как она соотносится с реальностью, границы и возможности её применения, способы верификации и т. д., и т. п. являлись важной частью философии с самых давних времён. Концепций на эту тему разработано множество, и все они направлены на то, чтобы дать возможность более или менее стороннему наблюдателю понять, насколько та или иная теория объективно отражает мир. К сожалению, как только речь заходит об общественных науках, все умные теории заканчиваются и начинается голая пропаганда. (…)

И сегодня мы видим, что либерально-монетаристская «мафия» навязывает, используя все свои возможности по контролю над СМИ, экспертным сообществом, международными финансовыми организациями и т. д., и т. п., свою теорию народам и правительствам. А те бы и рады что-то сделать, но находятся в ловушке, поскольку любое отклонение от «линии партии» приводит к жуткой критике в СМИ (что для современных политиков смерти подобно) в части «ориентации на маргиналов», «отсутствия команды и опыта» и прочее.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12