СКОРИК А. П.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ДОНСКОГО

КАЗАЧЕСТВА КАК ЭТНОСА.

ИЗНАЧАЛЬНЫЕ КУЛЬТУРНЫЕ ТРАДИЦИИ

Учебное пособие для студентов

по базовому учебному курсу

«История России»

Новочеркасск 1992

ББК 63.3 (2Р37)

С 44

Работа одобрена на заседании кафедры истории Новочеркасского политехнического института и рекомендована к тиражированию (протокол от 3 апреля 1992 г.).

Научный редактор – канд. философ. наук

Рецензенты:

кандидат исторических наук, доцент

кандидат исторических наук, старший преподаватель

ББК 63.3 (2Р37)

© , 1992.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Вашему вниманию предлагается текст лекций по истории донского казачества. Автор для его написания собрал и обобщил немало интересных материалов. При этом что-то было написано практически заново, а где-то сделана лишь литературная обработка. В подготовке настоящего пособия деятельное участие приняли: старший преподаватель кафедры социологии и политологии Новочеркасского политехнического института, кандидат философских наук ЛУКИЧЁВ П. Н., работники краеведческого отдела городской библиотеки им. БУНИНА Н. И. и ИВАНЕНКО В. М.

Автор выражает искреннюю признательность всем, кто напутствовал словом и делом в его многотрудной работе.

КОГО СЕГОДНЯ МОЖНО СЧИТАТЬ КАЗАКОМ

(дискуссионные авторские дефиниции)

Казаки – это та часть населения донского края, которая может подтвердить свое кровнородственное отношение к донскому казачеству устными или письменными свидетельствами (преимущественно по отцовской линии).

Казаки – это и та часть населения донского края, которая достаточно долго проживает на исторически заселенных казаками землях, причисляет себя к местному населению и поддерживает (приветствует) возрождение донского казачества. Причем срок проживания (так называемая черта оседлости) – 8-10 лет.

Казаки – это часть донских жителей, которые по социально-психо­логическому складу характера считают себя казаками. В их социально-психологическом генотипе заложены: склонность к военизированному образу жизни, чувство свободы и справедливости, мужское братство, стремление к освоению казачьих традиций и т. п.

Казаки – это члены общественно-политической организации «Союз казаков Области Войска Донского».

По мнению автора, все перечисленные понятия не могут рассматриваться отдельно. Они являются характеристиками одного и того же явления. Тем не менее, данные определения весьма спорны и потому выносятся для отдельного обсуждения.

===============================================

ВВЕДЕНИЕ

(краткая аннотация пособия)

В России вновь появляются люди в казачьей форме, но казаки ли они? Они ли потомки того степного народа, который сформировался несколько столетий назад? Пока всюду возрождаются казачьи войска, а не народ, из которого вышли поколения воинов-степняков, рыцарей православия... Почему? Где истоки казачества? Каковы истинные казачьи традиции и в каком качестве следует их возрождать? Все эти и другие вопросы затрагивает пособие, а его автор стремится дать свои нетрадиционные ответы на них. При этом используются разнообразные источники: от древних манускриптов до самых современных социологических данных.

1. Новые историко-культурные подходы в объяснении происхождения казачества

Понятия «исторического центра» и «транспериферии». Зачем казакам вновь нужны шашки? Был ли Дон окраиной? Новочеркасск как символ возрождения казачества. Кто же погубил донское казачество? А казаки вновь поют «Любо, братцы, любо...» Почему? Казачья свобода как мужское братство. Казак и женщина в исторической ретроспективе. Храм в жизни казака. Нужна ли политика казачьим массам? Поиск направлений в возрождении казачества.

2. Кто же такие казаки?

Можно ли казаков называть народом? Почему так долго говорили о казачьем сословии и для чего? Казаки как этнос, как этнокультурное образование. Закон России «О реабилитации репрессированных народов» и донское казачество сегодня.

3. О значении слова «казак» и идее казачества

Старая орфография слова – «козак»: не от «козы» ли? Казаки – древние разбойники? «Казак» означает «вольный, живущий на границе и всегда готовый служить за деньги». Так ли это? А если с персидского, то и вовсе получается «головорез». Стоит ли в переводах искать значение слова «казак»?

Авторская интерпретация слова «казак» на основе переводов донского наречия и татарского языка.

Идея казачества. «Положить душу свою за други своя». Средневековые российские рыцари?! Позднейшие наслоения.

4. Прежние исторические теории происхождения казачества

Когда впервые появились казаки. Славянские корни. Влияние кочевых и горских народов. Попадали ли казаки в зависимость от государств соседних народов? Торговые и иные попытки объяснения феномена казачества.

5. Обустройство и система организации жизни

донских казаков

Жилища. Разделение казаков на верховых и низовых. Раздоры. Юрты. Правление. Круг и атаман. Военное устройство.

6. Старинные обычаи и традиции донских казаков

Жизнь в городках. Черкасск. Отправление в походы. Военное искусство. Отношения с Азовом. Поговорка: «Зипуны-то на нас серые, да умы бархатные». Морские походы. Казаки-охотники. Исторические легенды о них. Казачьи суда и вооружение. Празднование побед и характеристика военных трофеев. Как проходил казачий круг. Брачные отношения донских казаков. Православная вера. Одежда и нравы.

7. Донские казаки сегодня

Исторические и этнографические данные. Социологическое описание всего населения и казаков Области Войска Донского, а также ее столицы.

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ

ПОДХОДЫ К ОСМЫСЛЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ

Чтобы осмыслить процесс возникновения казачества и его нового возрождения в современных условиях, мы пытались найти какой-то общий подход или подходы. Поиск осложнялся тем, что необходимо было выработать нечто единое как для исторического прошлого, так и для современного бытия казачества, ибо это довольно взаимосвязанные вещи для исторического повествования в наши дни. Здесь нам удалось выйти на понятия категориального плана. Ключевыми стали дефиниции «транспериферия» и «исторический центр».

Когда в начале 90-х годов нашего столетия наметилась тенденция социокультурного возрождения ряда провинциальных городов, которые в историческом прошлом были центрами экономической и социальной жизни неотъемлемых частей государства Российского, процесс этот стал протекать неодинаково, неровно и неоднозначно. Одни, как например, города «Золотого кольца», имели возможность сохранить в основных чертах свое историческое лицо, благодаря капитальным вложениям на реконструкцию исторических памятников, в первую очередь, архитектуры, а также благодаря туризму. Другие – спасали национальное достояние, пользуясь возможностями своего положения региональных, областных центров. Третьи, и в их ряду – Новочеркасск, превратились из столиц транспериферии в провинциальные промышленные города и не получили статуса исторического памятника, что было связано с временщическим отношением советского общественного сознания к культуре недалекого прошлого, своеобразной культуре XIX века.

Трансформация бывшего исторического центра в заурядную провинцию имеет свое социокультурное объяснение. В этом плане важен методологический культурологический анализ понятий «центр» и «провинция», их взаимосвязей и взаимоотношений.

Исходным положением, определяющим направление наших рассуждений, является понимание культуры как совокупности знаковых систем, воспроизводимых в общении между людьми, и верований в значение знаков. Такой подход дает возможность интерпретации культуры, во-первых, как многоуровневого образования (соответственно, вербальных, визуальных, тактильных и т. д. знаковых систем и их комбинаций), во-вторых, как объединения или же, в зависимости от аспекта рассмотрения, как пересечения знаковых множеств. Каждая культурная общность обладает спецификой знакового множества, отличающей ее от других культурных образований, но в то же время семейство множеств и семейство семейств знаковых множеств объединены хотя бы одной, общей для всех, системой знаков, что позволяет рассматривать их как единое культурное образование.

В этом плане культура России (в широком смысле этого слова) представляет собой не объединение целого конгломерата культур, создающих целостность национальной культуры русского народа, а пересечение их, обладающее наибольшей знаковой мощностью. Оно образует культурный центр, в котором происходит генерирование как общей культурной целостности, так и своеобразной культуры центра. По отношению к центру, окружающие его культурные образования выступают в роли провинции, культурной периферии. Провинция, на наш взгляд, это культурное образование, характеризующееся определенными особенностями развития знаковых систем, пересечение которых образует центр. И, наконец, есть области (не всегда окраинные), куда влияние центра доходит лишь опосредованно, и в этом смысле их следует рассматривать как транспериферию общего культурного образования. В силу данного обстоятельства транспериферия создает собственную культурную целостность, отличную и от центра, и от провинций. Здесь пересечение различных знаковых систем образует самостоятельный центр, генерирующий культурную целостность транспериферии, оказывающую многостороннее влияние в целом на жизнь нации. Таким транспериферийным культурным образованием, по нашему мнению, безусловно, является Область Войска Донского, столицей которой более века был Новочеркасск.

Транспериферия представляет собой не только самостоятельную культурную целостность, но и исторически сложившуюся часть государственного образования, обладающую значительной долей автономии в осуществлении властных функций. К этому приводят ряд исторически действующих условий. Для России – это неимоверная обширность государственной территории, управление которой, несмотря на всю мощь государственной системы, не может быть исполнено. В российских трансперифериях формируется этнокультурная целостность. Эти процессы подстегивают геополитические факторы. По отношению к Дону, очевидно влияние близости Турецкой империи и многонационального, постоянно противоборствующего Кавказа.

Усиление же государственной машины центра, ее властной мощности приводит к сужению самоуправления и превращению транспериферии в культурную провинцию. Однако, авторитарный монархический режим не мог довести названную тенденцию до логического конца, до полного подчинения Дона центру, ибо для этого потребовалось бы ликвидировать его культурное своеобразие, основанное на совмещении трудовых и воинских функций населения и необходимое для существования самого режима.

Усиление имперских принципов управления в советский период завершило начатый Петром I процесс, превратив Дон в заурядную провинцию России, чему способствовало перенесение административного центра из Новочеркасска в Ростов-на-Дону и насильственная ликвидация культурной полифонии Дона. Насаждение единой социалистической культуры закрепляло имперскую форму властных отношений. Культура же, ориентированная на власть, а не на гражданское общество становится по сути антикультурой, оборачивается против человека, нивелирует не только этническое и региональное культурное своеобразие, но и личность, нацеливая ее на воспроизводство знаковых систем государственной иерархии. На таком социокультурном фоне происходит возрождение исторического центра Области Войска Донского – города Новочеркасска. В этом многоликом процессе наметилось ряд тенденций, которые нуждаются в осмыслении.

Возникшее в конце 80-х годов движение за возрождение казачества (казачье движение), ставит, говоря откровенно, недостижимые цели, действуя испытанным большевистским методом «проб и ошибок». Ему не достает глубины в осознании процесса возрождения. Современные казачьи атаманы и рядовые казаки должны понять, что возрождение донского казачества сегодня невозможно осуществить, вернув его к тому же виду, какой оно имело в досоветский период. А если учесть, что за несколько веков своего существования казачество претерпело существенные социокультурные изменения, то ныне нужно четко установить, какие традиции, какое культурное наследие будут привнесены в современную жизнь населения бывшей Области Войска Донского. Главная трудность процесса возрождения связана с утратой той совокупности различных знаковых систем, которая обуславливала наличие транспериферийного культурного центра и самостоятельных образований внутри транспериферии (например, урюпинское, хоперское, вешенское и т. д. казачество). Сохранившееся различие культур казачьих транспериферий Юга России неизбежно приводит не к возрождению исключительно донского казачества, а к объединению возрожденческих инициатив целого региона – Дон, Кубань, Терек. Но если для Дона Новочеркасск по-прежнему в общественном мнении остается культурно-исторической столицей казачества, то этого нельзя сказать о Тереке и Кубани, где существует проблема исторического центра в силу тех или иных причин.

Казачье движение, начавшееся как стремление к культурному возрождению Области Войска Донского, естественно, принимает вид движения за восстановление транспериферийности, без чего невозможна ее культурная целостность. Но эта тенденция в процессе возрождения, как показывает практика, несет с собой опасность замыкания позитивной социокультурной инициативы на политических целях. В последнее время казачье движение порою приобретает лишь форму борьбы за власть. Появляется реальная опасность того, что оно станет чисто политическим движением. Тревожную тенденцию отхода нового казачества от идеи культурного возрождения подтверждает сосредоточение внимания на восстановлении атрибутивной знаковой системы, имеющей военно-политическое содержание – форма, шашки, нагайки, знаки различия и т. д. Если эта тенденция сохранится, и в казачьем движении не будут развиваться собственно культурные начинания, то к Новочеркасску не вернется роль культурной столицы, ибо в этом случае Ростов-на-Дону, как административный центр, неизбежно останется сосредоточием политической жизни Дона.

С другой стороны, устремление к военно-политической атрибутике выступает как современная форма (что, правда, звучит весьма парадоксально) мужской эмансипации. Не случайно поэтому гимном возрождающегося казачества становится песня «Любо, братцы, любо...», которую можно назвать и символом самого этого процесса. Природа мужской психологии ориентирует деятельность мужчины на воспроизводство целостности общественного образования, в отличие от психологии женщины, ориентированной на воспроизводство кровно-родственных отношений. Советская эмансипация женщины привела к перверсии психологической направленности и вызвала духовный кризис личности, столкновение ее социальной и природно обусловленной аксиологии. Искажение женской аксиологии обусловило и перверсию положения мужчины в обществе и в семье. Реакция на данное отношение выражается в своеобразном понимании «свободы» как мужского братства, чему идеально соответствует возрождение казачьих традиций. В результате происходит смыкание двух процессов. Этот культурно-психологический феномен в основе своей несет положительный заряд общественного созидания, творчества личности и в целом восстановления экологического баланса человека.

В продолжение наших суждений приведем данные социологического исследования (г. Новочеркасск, октябрь 1991 г.), которые весьма показательно иллюстрируют процесс возрождения казачества. Поддерживают этот процесс 55,9 % мужчин (не поддерживают 25,8 %, но это объясняется противодействием этнократическим тенденциям казачества). В то же время голоса женщин разделились почти поровну. 41,2 % поддерживают идею возрождения, что объясняется, по всей видимости, их личными экспектациями этнокультурных традиций казачества и сохранением феминистической сущности женщины – ориентации на семью и главенствующую роль мужчины в общественных делах, на традицию относительной свободы женщины-казачки в семье. 37,5 % женщин не поддерживают идею возрождения казачества. Такое отношение продиктовано культурно-психологи­ческими мотивами, сложившимися в советское время, нацеливающими женщину на активное участие в общественной жизни. Вследствие этого внутренний конфликт женской природы и усвоенной ею советской аксиологии выражается ныне в столкновении двух сущностей – сформированной и возрождающейся. Одновременно движение казачества вызывает естественную женскую осторожность к непривычному и посему порождающему опасения.

Исследование процесса возрождения казачества с личностной стороны позволяет раскрыть характерное явление поглощения личности иерархически организованной корпорацией. Это, в общем-то, не вступает в противоречие с культурно-исторической традицией казачества, во-первых, как самостоятельной корпорации, во-вторых, как разделенной внутри себя на более мелкие корпорации, своеобразные общины. Но для возрождения этой традиции сегодня отсутствует ее материальная основа – общинный уклад жизни. Это порождает опасность превращения возникающих казачьих корпораций в закононепослушные, живущие по своему правовому умозрению ганги (группировки), что противоречит не только принципам правового государства, но и развитию личности в современном российском обществе, развитию демократии, раскрытию творческого потенциала человека. Не случайно в казачьем движении принимает участие незначительное количество здравомыслящей интеллигенции, которая в целом не приемлет корпоративной знаковой системы (например, обязательного ношения формы, поголовного коллективного моления в храме) и корпоративной замкнутости, полностью подчиняющей личность своим групповым интересам.

Превращение казачьего движения в процессе социокультурного возрождения в самостоятельную политическую силу, уход его от проблем, собственно культуры, привело в последнее время к разделению казачества на «белых и «красных». Размежевание началось по политическому принципу отношения к власти. Над возрождающимся казачеством, с одной стороны, довлеют сложившиеся стереотипы в понимании властных полномочий, уклад советской жизни, с характерным для его мифологии постоянным «образом врага», а так как свято место пусто не бывает – он наполняется новым содержанием, начинается поиск врага внутри и вне казачьей среды. С другой стороны, стремление к отрицанию советского опыта развития с приблизительным пониманием того, что должно быть. Казачьему движению явно не хватает культуры компромисса, необходимой для демократической политической деятельности.

Процесс историко-культурного возрождения казачества на территории нашей бывшей транспериферии идет параллельно с процессом возрождения православия. Реакция нового казачества на параллельное явление неоднозначна. Для одних – это официальная знаковая система, для других – форма, позволяющая упорядочить жизнь, человеческие отношения посредством их христианизации, третьи видят в православии собственно духовное начало, веру, придающую смысл существованию.

Естественным центром возрождающегося казачества становится Новочеркасск. Почему? Во-первых, он является исторической столицей бывшей транспериферии. Он возник на переломе процесса перехода от специфической демократии – казачьей вольницы – через авторитарную монархическую власть к тоталитарному советскому государству. Функционально город способен выполнить и прямо противоположную роль перехода от тоталитарного режима к либеральному обществу с демократическим политическим устройством, в отличие от Ростова-на-Дону, который в годы Советской власти превратился в сосредоточие административных функций тоталитаризма. Во-вторых, здесь сохранились социокультурные реликвии донского казачества. Именно в Новочеркасске существует единственный в стране музей истории донского казачества. Также есть построенный в XIX веке атаманский дворец, где новый атаман Области Войска Донского имеет свой кабинет. В-третьих, в Новочеркасске находится Вознесенский кафедральный собор митрополита Ростовского и Новочеркасского – не последнего духовного лица в русской православной церкви.

Таким образом, возрождение казачества, и в особенности – донского, объективно совпадает с идеей социокультурного возрождения исторического центра Области Войска Донского – города Новочеркасска и отвечает потребностям развития современного российского общества, для которого существование транспериферии является исторически неизбежной реальностью и мощным стимулом для процесса культурного процветания государства Российского, для баланса, геополитических сил в современном мире и в самой Российской Федерации.

ПРОБЛЕМА ЭТНИЧЕСКОГО ОПРЕДЕЛЕНИЯ

КАЗАКОВ

В современных публикациях о казачестве все чаще ставится вопрос о том, что пора разобраться, кто же такие казаки – нация, сословие (общественный слой, имеющий определенные привилегии) или народ. Ответ на этот вопрос требует своего освещения для уточнения позиции автора.

Как известно, народность является определенной формой исторически сложившейся совокупности людей, характеризующейся общностью территории, территориальных экономических связей, единым языком (проявляющимся также в его диалектах), культурой, общими обычаями, традициями. На основе этого общность сознания своей этнической принадлежности или национального самосознания можно считать одним из признаков национальности. В данном случае учеными справедливо высказывается мнение, что элементом национального самосознания становится стремление к национальной независимости, к образованию своей национальной государственности.

По своему характеру общности людей различают от самых эфемерных, весьма кратковременных (случайные попутчики, толпа) до самых устойчивых (классы, этнические общности). По мере развития общества кровнородственный признак единения людей уступает первенство территориально-экономическим связям. Народность как исторически сложившаяся общность людей включает уже не столько этнически неоднородные элементы, сколько, прежде всего, социально стратифицированные группы.

Таким образом, народность (народ) представляет собой уже новую этносоциальную целостность, как правило, оформившую свою государственность.

Попадает ли донское казачество под указанные признаки? Давайте рассмотрим.

Очевидно, не может вызвать сомнение тот факт, что донские казаки – это уникальная историческая общность людей, сформировавшаяся на протяжении многих веков, обладающая своим особым («донским говором»), общей исторической территорией (Область Всевеликого Войска Донского с ее десятью округами), своей национальной культурой, обычаями и традициями.

Последний из перечисленных атрибутов особенно проявляется в развитии народного творчества, самодеятельной казачьей культуры, в песенном и танцевальном фольклоре, своеобразном колорите донских казаков. Нельзя отрицать и традиционное казачье «братство по крови», которое является еще одним весомым аргументом в пользу тезиса о том, что донское казачество – это социально-этническая общность, которую по названным признакам, вероятно, можно характеризовать как народность (народ).

Какие аргументы приводят противники этого? Во-первых, что язык казаков – это русский язык, имеющий некоторую специфику, классифицируемую как «донской говор». Но ведь суть дела, в конечном счете, не в том, на каком языке говорит та или иная нация (народность), а в том, что они не могут существовать без общности языка. Например, на английском, или испанском говорят несколько наций, что не мешает им сохранять свою этническую специфику, национальность.

Во-вторых, приводится тезис о том, что казаки – это особая социальная категория, сословие. В него можно было попасть как путем приема на казачьем круге, так и быть лишенным казачьего звания указом окружного атамана. (Впрочем, и сегодня открыт широкий путь в ряды казаков, особенно лицам славянского происхождения). Но ведь одно другому не мешает. Социальное и этническое, как считают некоторые ученые, достаточно тесно взаимосвязаны в национальном. Нация (народность) не делится на две сущности: социальную и противостоящую ей в целом этническую. Она не составляет и одну социальную сущность, а имеет в категориальном смысле две стороны: социально-экономическую и этническую. При этом народность – первая социально-этническая общность с классово-группо­вой структурой. Да и чем объяснить историческую территорию расселения донских казаков, если считать их социальной прослойкой? Социальные общности, как известно, экстерриториальны.

Кроме того, порядок приема в казаки соответствует ныне активно разрабатываемой в науке проблеме нормативного регулирования национального самоопределения личности, праве изменения человеком своей метрической национальности на соответствующую его внутреннему самосознанию. Этот принцип лежит в основе последних всесоюзных переписей населения. Однако, в государственно-правовой практике он пока широко не применяется. Этот весьма серьезный аргумент в пользу специфики донского казачества, названный национальным самосознанием, ярко проявился в ноябре 1990 г. на съезде донских казаков, проживающих как на исторически донской земле, так и за ее пределами. Все они единодушно высказались за воссоединение в исторических границах Области Войска Донского. Это и есть тот недостающий признак донского казачества как народности, который неоднократно ранее оформлялся как высочайшими указами русских императоров, начиная с Ивана IV (Грозного), так и нормативными актами советской власти в форме Донской республики.

Движение за возрождение и воссоединение донских казаков не только исторически неизбежно, но и социально справедливо. Оно опирается на прочную правовую базу – Закон Российской Федерации «О реабилитации репрессированных народов». Пострадав от ничем неоправданных репрессий, донское казачество имеет законное право на свободное этнокультурное и социальное развитие. Время существования этнических общностей исторически пока не прошло.

Однако, процесс возрождения казачества сегодня направлен не в этнокультурное русло. Для этнического самоопределения необходимо по крупицам собрать культурное наследие предков. До тех пор, пока этого не произойдет, казачество будет находиться в маргинальном состоянии, вызывающем социальные неустойчивость и конфликты.

Иначе говоря, в исторически сложившихся условиях XX века казачество деградировало из положения субэтноса до корпоративно-маргиналь­ной военизированной структуры, имеющей исключительно общественно-политическую направленность. Попытки вывести казачье движение на широкую дорогу этнокультурного возрождения, попытки поиска нового содержания в существовании казачества приводят к расколу казачьего движения, делают его источником социальной напряженности.

В этническом отношении сегодня можно говорить об этнокультурных группах казачества, распыленных в силу сложившихся исторических условий на значительной территории. Их этническая консолидация пока не произошла.

О ЗНАЧЕНИИ СЛОВА «КАЗАК» И ИДЕЕ КАЗАЧЕСТВА

Вопрос о возникновении казачества далеко не выяснен в исторической литературе. Сам термин «казак» появился в глубокой древности. Первые его упоминания мы находим в древнеиндийских источниках I тысячелетия до нашей эры. Так, в тексте «Самютта-никае» есть название наемных сельскохозяйственных работников, – «kassaka-purisa», а в «Артхашастре» тот же разряд земледельцев обозначается как «sudrakavsaka».

В XVII в. он решался филологическим путем. Находя сходство в созвучии слова «козак» (именно такова была его орфография в то время) и «коза», польские исследователи Пясецкий и Коховский объясняли, что казаками назывались те люди, которые на своих лошадях были быстры и легки как козы.

Весьма вероятно также, что слово «казак» зародилось в тюркско-та­тарской среде, а оттуда перешло и в генуэзские колонии, и на Русь для обозначения добытчика, промышленника, человека, живущего отхожими промыслами. С течением времени оно стало прилагаться к тому разряду людей, которые в русских летописях и венгерских грамотах называются бродниками. Подобную идею высказал . (Бродниками называли население побережья Азовского моря и Нижнего Дона в XII – XIII вв., возможно славянское. Бродники участвовали в междоусобицах русских князей, русско-половецких и русско-татарских сражениях).

В сборнике «Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащих» (апрель 1760 г., Санкт-Петербург, Императорская Академия Наук) указывается:

«Некоторые писатели казацкое имя производили напрасно от козы или косы, или от турецкого слова «казак», чтобы якобы значит разбойник, или от слова «капшак».

Греческий император Константин Багрянородный в книге о правлении государства на странице 113 еще в IX веке от рождества Христова упомянул о земле Касахии между Черным и Каспийским морями по южную сторону Кавказских гор лежащей. По российским летописям князь Мстислав Тмутараканский, сын Великого Владимира, в 1021 году завоевал народ козаги. Сии козаги, как некоторым кажется, были тем самым народом, о коем упомянул император Константин. Но какого роду были, и каким языком говорили, о том неизвестно, равно как и о самом положении города и княжества Тмутараканского. И потому трудно определить с уверенностью, что бы то ни стало.

Иные по сходству имени заключили, что козаги, Константином Багрянородным упоминаемые, были праотцами наших российских казаков. Но как можно такое мнение в истории считать довольно обоснованным на одном токмо сходстве имен? Ибо имя от одного народа на другой перенесено быть не могло.

Казаки, при горах Кавказских обитавшие, уповательно были татарской природы. Они, может быть, по обычаям своим казаками прозваны, равно как киргис-казаки, или просто так называемая Казачья орда, народ татарский, за рекою Яиком обитаемый, потому что обыкновенно воюют наездами, сим именем прозваны. Ибо «казак» значит на татарском языке легко вооруженный воин, который более наездом, нежели регулярным нападением, неприятелю вред делает; значит и такого, кто у другого на войну нанимается, или кто голову у себя бреет. Все сии знаменования татарским казакам приличны, а российским токмо некоторым. Мало ли находится в российском языке слов татарских?».

По замечанию В. Быкадорова, некоторые авторы производят казаков даже от древних амазонок (воинственных женщин) (С. 7). По его мнению, казаками назывались вольные люди в XIII – XIV вв. (С. 12).

Сенковский в статье «Казаки» в 1834 г. слово «казак» связывал со словами «каз», «гас» – дословно «гусь», «гусак». Такой подход вполне объясним с точки зрения обыча­ев казаков. Они любили собираться на высоком месте, чтобы взору открывалась даль степная. Любили в таких местах погулять, отметить свое какое-нибудь торжество. Вот и выражение «на горе гуси гогочут» наверняка применимо к казакам.

Фишер в своей «Сибирской истории», изданной Академией наук в 1774 г., слово «казак» относит к татарскому языку. Оно означает, по его мнению, такого человека, у которого нет семьи, или который не имеет постоянного жилища. Название это первоначально приписывалось собственно казачьей орде, то есть ордынским казакам, жившим в начале XVI в. по Нижней Волге (в начале XX в. киргиз-кайсаки), которые славились своими набегами и наездами перед другими народами. Название «казак», по мнению Фишера, от татар перешло к русским и полякам.

По мнению Сталенберга, слово «казак» означает «вольный, живущий на границе и всегда готовый служить за деньги».

У киргизов есть особый род, который носит название «казак». Эти киргизы называют себя не «кайсак», как пишут многие авторы, а «кхазак». Это потомки, принявших мусульманство и смешанных с другими восточными народами, древних казаков. В языке киргиз-кхазаков встречается очень много характерных слов и выражений, свойственных говору донских казаков раннего периода их существования. Так, кублюк – кубилек (женский наряд из шелковой ткани ярких цветов), чекмень – кафтан, казан – котел, тумак – шапка с верхом, шальбары – шаровары, юрт, мерин, башка, таган, чугун, серьги, чулги – чулки, куп – выкуп, чекан – оружие, тала – тальник, камыс – камыш, чушка – свинья, карга, беркут, драфа, сазан, урань – ура, карбуз – арбуз, каун – дыня, тыква, бахча, канжар – кинжал, чумичка, малахай и другие.

Сталенберг и Рубруквис отличают киргизов татарского историка Абул-Газа от киргиз-кайсаков и называют последних кергезы или черкесы – казаки, вернее черкесские казаки.

Болтин в примечании к истории Леклерка, в 1788 г. писал, что в отдаленные времена на юге России жили татарские, сарматские и славянские племена. От них, по его мнению, отделились разные толпы и ушли в степи. Там они разбойничали и питались охотой. Татары называли их «казаками», то есть сбродом. Постепенно количество этих людей увеличивалось, и их стали называть «половцами». Они-то и просуществовали до монголо-татарского нашествия.

в «Историческом описании земли Войска Донского» пишет, что «слово «казак» известно было в России гораздо раньше этого времени (т. е. XVI в.): оно, по мнению некоторых, на языке монгольском означало пограничного стража и вообще военного человека; но, рассматри­вая наши летописи тогдашнего времени, видим, что казаками назывались и такие люди, кои не только вовсе не составляли стражи, но даже разоряли Украину. По смыслу слов, в летописях и современных актах встречающихся: «На поле ходят баловни-казаки... живут своим казачьим обычаем» и т. д., нельзя не согласиться, что имя «казак» применялось однозначительно разбойнику, но в отношении ремесла оно не было столь поносным и преступным, как разбойник, ибо этот род жизни и поведения были в духе тогдашнего времени. Таким образом думать надобно, что слово «казак» означало отважного наездника, живущего набегами и войной, не привязанного к земле и домовитости».

Барон Брамбеус (), знаток восточных языков, писал, что слова «казак» и «вольный» у монголов были как бы равнозначными. Слово «казак» понравилось беглецам из России и Литвы, поселившимся на Днепре и на Дону. Это слово ничего общего не имеет с именем касогов. Само понятие казачества возникло давно у славян, да и у северных народов. Оно возникло как обозначение обычая. В восточно-турецких языках слово «казак» означает бесприютный, скитающийся, никому не подвластный, вольный. Бабер часто употребляет в своем джигатайском наречии слова «казаклык», «казакламак» в этом же смысле. Как производное оно происходит от «каз» – гусь и значит «гусак» – «свободный, как дикий гусь». Так говорят турки.

Название черкесов, которые сами себя именуют «адыгами», происходит от персидского слова «серкеш» и тоже значит «неподвластный», «бунтующий», «вольный» (буквальный перевод – «головорез»). Как известно, казаков тоже называли черкесами или черкасами.

Есть и другая версия. Новгородцы тоже славились своей вольницей. Кстати, некоторые авторы считают, что казаки – потомки новгородцев, переселившихся на Дон.

Если же взять венгеро-славянское: «гуса», «гусар» – «свободный всадник, бродяга, разбойник», происшедшее от слова «гус» (гусь), с его производными – «гусарити», то есть разбойничать на море, «гусарица» – разбойничья лодка и т. д. В общем-то, выходит одна и та же идея вольницы, свободного человека. (Кстати, гусарами назывались новосербские казаки).

По мнению , казачество выступило на арену истории в X в. под именем торков и берендеев, а затем черкасов и просто казахов или казаков.

Таким образом, выяснение этимологии слова «казак» неизбежно нас выводит на проблему происхождения казачества. Здесь тоже много самых невероятных предположений, так например, перевод слова «казак» с тюркского как «гусь белый». Эта кличка существовала у славян Юго-Восточной Европы в VII в. Иначе говоря, славяне, выжившие после многих великих потрясений, происходивших в степях, и стали впоследствии казаками.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5