Знаменитые, отважные подвиги награждались обычно у казаков песней. Богатырские песни сложены о подвигах Ермака, Краснощекова и многих других. Десятки лет пелись эти песни казаками напевом старинным и заунывным, с особым умилением и неописуемым восторгом. Такая почесть, воздаваемая общественным мнением, справедливо почиталась превыше всяких наград, отвечала самому алчному славолюбию и поддерживала рыцарский дух в народе. Каждый казак, независимо от звания, мог заслужить ее только личной храбростью и удальством.

Из числа славных охотников манычские казаки Мингал, Козин, Хопряшкины и Богаевцы стали последними, отличившимися отвагою и удальством. Из них наиболее известен Мингал, который воспет в песнях. Когорта знаменитых наездников, прославившихся во времена войскового атамана Алексея Ивановича Иловайского (около 1776 г.), прерывается и оканчивается делами двух братьев: Инжира и Федора Голомоновых, из которых последний был жив еще в 1824 г.

Морские походы, хотя и более опасные, предпочитались казаками, поскольку считались наиболее прибыльными. Удивительно, но самые отважные поиски совершались на утлых суденышках. Согласно жалованных грамот русских правителей, Донскому войску отпускались на постройку лодок трубы. Так назывались ветловые (ивовые) и липовые деревья, из которых выколачивалась сердцевина. Каждая такая труба распиливалась пополам и составляла основу для двух лодок. К основанию или к дну, посредине лодки прикреплялись ребра, а с концов приделывались выгнутые кокоры (носовая часть лодки), которые снаружи до надлежащей высоты обивались досками.

По описанию вице-адмирала Крюйса (служил Петру I), суда донских казаков строились без палуб, корма и нос у них были острые. Длина лодок составляла от 50 до 70 и более футов (примерно от 15 до 21 метра и более). Ширина достигала 18 – 20 футов (от 5,5 до 6,1 метра). Лодки в своей надводной части снаружи покрывались снопами камыша, которые служили защитой на уровне груди казака от ружейной пальбы, а также придавали этим судам большую устойчивость при шторме. В хорошую погоду на лодках ставилась небольшая мачта с поднимаемым на рее парусом. Пользовались парусом только при попутном ветре, а при встречном или боковом ветре употреблялись весла. На каждой лодке было от 16 до 40 весел. В лодку садилось от 60 до 100 человек. Донские лодки имели на корме и на носу по рулю или загребному веслу.

Такая конструкция делала лодки казаков достаточно легкими и более быстроходными, чем татарские или турецкие суда. Долгое время лодки не имели пушек, но при Петре I их стали вооружать одним или двумя фалконетами (орудия калибром 45 – 100 мм, из которых стреляли преимущественно ядрами). Известная шаткость и слабое скрепление судов не позволяли вооружать их более тяжелыми пушками. Нельзя было установить и большее количество пушек, поскольку конструкция такого плавсредства не выдерживала сильной пальбы.

В морском походе запас казаков составлял несколько бочонков пресной воды, проса, смеси из сухого хлеба и сухой рыбы, сушеного мяса, соленой рыбы и толокна. Водки в поход не брали, поскольку трезвость считалась залогом успеха в отважном деле. Одевались казаки в ветхую одежду. На их оружии не было никаких украшений. Свои полированные ружья они специально смачивали рассолом, чтобы поверхность немного поржавела. Эта деталь объяснялась так: «На ясном железе играет глаз вражеский».

Таким образом, шли казаки «добывать зипун», имея очень бедную наружность, чтобы тем самым лишить неприятеля даже малой надежды поживиться за их счет.

Отплытие на поиски всегда сопровождалось умеренным торжественным обрядом, а возвращение праздновалось с шумом, гамом и прочими подобными радостями. В первом случае весь народ стекался к часовне (до середины XVII столетия у донских казаков не было церквей). Все вместе: и походное войско, и оставшиеся казаки слушали обедню и молебен Николаю Чудотворцу. Этого особо почитаемого в православии святого молили о покровительстве над собравшимися идти на поле брани. Затем выходили на площадь и пили прощальный ковш меда и вина. Потом все провожали походное войско до приготовленных судов. На берегу еще раз на прощание выпивали по ковшу и оставались на месте до тех пор, пока веселые ратники, напевая дружным хором: «Ты прости, ты прощай, наш тихий Дон Иванович», не терялись из вида. Только после этого, оставшиеся, чтобы, как они говорили, сгладить путь-дорожку, доканчивали недопитое, желая отплывшим победы и добычи.

На утлых челнах, грубо построенных, худо снабженных и еще хуже управляемых, без карты и компаса, по солнцу и звездам, зная четыре стороны света, казаки переплывали бурное Черное море. А за морем громили прибрежные селения, брали приступом крепости. Так, в 1616 г. взяли город Синоп в Анатолии (Турция), в 1620 г. разорили монастырь близ Константинополя (Стамбул), в 1630 г. в Крыму взяли город Карасов, а в 1637 г. под их натиском пал Азов. И все это только за два десятка лет.

Казакам удавалось брать на абордаж крупные, хорошо вооруженные корабли с одним ружьем и саблей в руках. Такая воинская доблесть обеспечивала им богатую добычу: драгоценные паволоки (ткань с отливом, слегка туманным отблеском), камку (старинная шелковая узорчатая ткань), ковры, шелковые материи, золотые и серебряные монеты. Все это богатство они привозили в свои низкие землянки.

Сейчас порою трудно поверить в подобные подвиги на море. Но есть достоверные исторические сведения. В 1696 г. сам Петр I на Азовском море донскими лодками взял на абордаж два линейных турецких корабля.

Невероятно, но казаки на слабых своих челнах умели проходить мимо Азовской крепости, у стен которой всегда стояли галеры и другие военные суда. Они преодолевали бом, сооруженный на всю ширину реки, укрепленный тремя железными цепями и с обеих сторон защищаемый перекрестным картечным огнем. Объяснение этого факта можно найти только в дерзновенной отваге и мужестве. Обычно, в самую темную ночь, при сильном попутном ветре, в тумане и под проливным дождем пробирались они мимо укреплений, перетаскивали лодки через бом меж его связками. Также пользовались мелководными гирлами (рукав в дельте реки или приток, соединяющий лиман с морем), где военные суда не могли преследовать лодки, поскольку могли сесть на мель. В результате такой тактики казаки выходили в открытое море часто без малейших потерь. Иногда они применяли своеобразный прием: пускали по воде бревна, которые ударяли в бом, и держали в постоянной тревоге турецкий гарнизон, чем доводили его до того, что турки не обращали внимания на плавни. Тогда-то донцы без единого выстрела проскакивали мимо крепости. Впоследствии казакам надоело тратить усилия на обманные маневры, тем более, что они не всегда удавались. С казачьим упорством и смекалкою они решили проблему. Взяли и прорыли в 1672 г. между Калачей и Мертвым Донцом свой Казачий ерик (канал), через который они уже свободно выходили в море. А иногда, поднявшись вверх по Дону, казаки перевозили свои струги сухим путем на Миус и по этой реке выплывали в море.

Азовский паша, как только узнавал о появлении на море донской флотилии, тут же во все стороны и по берегам моря посылал гонцов с предостережением для жителей различных селений. Получив известие, они заблаговременно с имуществом уходили в степь, оставляя опасный берег моря. Однако, казаки, пользуясь попутным ветром, порою упреждали гонцов, выходили на берег в скрытых местах, старались нападать врасплох, и смелым, быстрым натиском брали приморские крепости и селения. Подобно партизанам, донцы уклонялись от превосходящих сил противника и появлялись там, где их меньше всего ждали. Они быстро хватали, что им попадалось под руку, грузили добычу на суда и поспешно скрывались или отплывали дальше на новые поиски. Походные атаманы проявляли осторожность и совершали нападения там, где была возможность приобрести богатую военную добычу с наименьшими потерями. При отсутствии надежды на успех они возвращались на Дон в свои юрты (поселения). Если же приходилось вступать в бой с многочисленными отрядами врагов, казаки отступали к морскому берегу, входили в устье рек, и там затопляли свои суда в камышах и рассыпались врозь. А затем, когда опасность миновала, донцы вновь собирались к судам, выливали из них воду, приправляли весла и как ни в чем, ни бывало, пускались в дальнейшее плавание по морю.

В открытом море применялась другая тактика. Если с попутным ветром показывалось несколько военных кораблей, то донские охотники немедленно опускали парус и мачту, а также изо всех сил гребли против ветра, стараясь заблаговременно удалиться от них. В случае близости прибрежной полосы или мели они немедленно уходили в ту сторону, не опасаясь в таких местах нападения. При встрече же с кораблем или галерою, слабо вооруженными пушками, казаки с учетом направления ветра обходили судно таким образом, чтобы к вечеру солнце было позади их лодок и светило прямо в глаза неприятелю. Примерно за час до захода солнца они приближались к кораблю на расстояние трех-четырех верст, а с наступлением ночи подходили ближе, окружали его и неожиданно пришвартовывались к галере сбоку, а к кораблю с кормы или с носа. С помощью таких приемов донцы очень часто брали неприятеля врасплох или же своим превосходством в численности воинов. Беспечность турок и здравый расчет казаков обеспечивали военные успехи донцам.

Отважные охотники не боялись во время полного безветрия открыто нападать на корабли, которые неподвижной армадой стояли посреди моря. В таких схватках им удавалось одерживать победу. При умеренном ветре, когда не поднималась большая волна, казаки брали прямо на абордаж безоружные купеческие суда, не предпринимая никаких предосторожностей. Они забирали деньги, негромоздкие товары, оружие, небольшие пушки и все то, что можно было легко разместить в их лодках. Ограбленный, корабль со всем экипажем пускали на дно, прорубая его подводную часть. Так делали они потому, что управлять большим кораблем на море донцы не умели, да и провести его к Черкасску мимо Азова было трудно. Мешали не только крепость, но и мелководья.

В морских боях казаки теряли много людей, поскольку пока приставали к кораблю и взбирались на него, неприятель отвечал губительной картечью и меткой ружейной стрельбой. А если по несчастью их замечали с кораблей ясным днем, при свежем ветре и на открытом морском пространстве, вдали от берегов и мелей, да с попутным ветром для врагов, то настигала отважных мореходов в большинстве своем неминуемая гибель. Военный корабль на всех парусах давил лодки своим носом, осыпал ядрами, картечью и пускал на дно, не щадя даже сдававшихся. При такой злосчастной встрече, часто случающейся на море, казачьи лодки, как стая робких птиц, рассеивались и старались куда-нибудь удалиться от корабля. В этих столкновениях число лодок и превосходящая численность людей не давали никакого преимущества. И чем теснее плыли казачьи челны, тем более верная гибель их ждала. Только малой доле счастливчиков удавалось выбраться живыми из такой переделки.

Много лодок погибало и от морских бурь, и от недоста­точного опыта кормчего. Однако, все равно находились удальцы, которые предавались опасностям с постоянным мужеством и отвагой. И кому-то из них действительно везло. Им удавалось избежать столкновения о скалы, уберечься при недостатке воды и запасов от преследований врагов, которые при первой же возможности высылали военные корабли для нападения на казаков. Преодолев все эти трудности, морские охотники редко возвращались из похода, не потеряв менее половины своих сподвижников. Но даже такие потери не отучили донцов от морских поисков. В поход звала богатая военная добыча.

Когда же на обратном пути казаки, миновав все опасности, попадали на родной Дон, то на некотором расстоянии от Черкасска они останавливались и поровну делили меж собой добычу. Эта традиция получила оригинальное название – дуван дуванить (буквально: распределять награбленное). Одного ясыря (пленных) в результате походов казаков собиралось на Дону порой до трех тысяч и более. Донцы вели торговлю пленными. Так, цена выкупа за пашу доходила до тридцати тысяч золотых монет. Рядовых воинов и простолюдинов выменивали на русских пленников. Много сотен пленников попадало из Украины в Азов. Для торговли, обмена и выкупа пленников было отведено специальное место. Близ нижних юртов существовал окупной яр (разменное место). На эти своеобразные торги выставлялись в качестве товара женщины. Жен знатных мурз отдавали за выкуп. Других женщин часто оставляли и стремились приветливым обхождением закрепить на постоянное место жительства на Дону. После крещения на бывших пленницах женились, а в более раннее время содержали их в качестве любовниц. Когда же обряд бракосочетания вошел в постоянное русло традиции, то жены зажиточных казаков иногда брали к себе пленниц в дом для помощи в ведении домашнего хозяйства или в качестве собеседниц.

После удачных поисков возвращавшееся войско встречали с особыми торжественными почестями. Чтобы такая встреча была подготовлена заранее, посылалось известие. Пока возвращавшиеся из похода делили добычу, походный атаман извещал войскового атамана о своем приезде. Все ратники, находившиеся в Черкасске и составлявшие главное войско, по приглашению есаулов собирались у пристани, где поджидали возвращающихся из похода. Победители, одетые в лучшие из добытых одежд, с распущенными знаменами и песнями, подъезжая, приветствовали стоящих на берегу ружейными выстрелами. В ответ на это им отвечали из крепости пальбой из пушек. Суда останавливались напротив часов-пи. После того как отпевался благодарственный молебен, прибывшие воины смешивались с ожидавшими их родными и товарищами. Иначе говоря, казаки верили, что всякий успех связан с божьей волей. По завершению молебна начинались взаимные поздравления. Возвратившиеся из похода показывали своим друзьям добычу, преподносили подарки. А затем тут же у пристани или на городской площади, усевшись в кружки, пили вино и крепкий мед. Под шум пира, за дружеским ковшом хвалились победители своими подвигами. И, конечно же, для красного словца порой рассказы получались сильно преувеличивающими их достижения. На то она и мужская компания.

Вообще надо отметить, что все вопросы казаки решали демократически-анархическим путем. Собирались они или по заранее полученному извещению, или сполоху (по срочному призыву) на площади возле войсковой избы. Когда собиралось много народа, войсковой атаман, окруженный начальниками и бывалыми людьми, выходил на круг. Перед ним шли войсковые есаулы и выносились войсковые регалии. Сам атаман нес булаву в руках (знак его власти). Он выходил из избы и останавливался посредине общего скопления народа. Есаулы, положив свои жезлы и шапки на землю, читали молитву и кланялись вначале атаману, а потом на все четыре стороны казакам. После этого они брали свои жезлы и шапки, подходили к атаману и, получив от него приказание, провозглашали: «Помолчите, атаманы-молодцы и все Великое Войско Донское!» Затем есаулы объясняли суть дела, по которому собрался круг. В конце своей речи они вопрошали: «Любо ли Вам, атаманы-молодцы?». В ответ со всех сторон казаки кричали: «Любо» или «Не любо». В последнем случае атаман сам еще раз объяснял дело, толковал его пользу, склонял к своему мнению. Однако, его разъяснения не всегда убеждали казаков. Воля войскового круга становилась окончательным решением. Иных законов донцы не знали, а письменных законоустановлений у них не существовало. Все дела решались по большинству голосов.

Судебные приговоры круга исполнял войсковой есаул. Он приходил к осужденному и объявлял ему, что войско требует его головы, руки или ока. Казнь совершалась немедленно. Вообще два войсковых есаула заведовали войсковыми доходами, своеобразной донской полицией, казнями и охраной столичного городка.

При сборе в поход войсковые начальники старательно стремились скрыть намерения донских казаков. Для этого решения на кругу принимались в обобщенной форме: идти на море или идти в поход. При таком решении скрывалась не только военная тайна, но и истинные намерения руководителей войска.

Избрание войсковых атаманов и других предводителей протекало шумно и довольно редко обходились без драки. Здесь всякий хотел настоять на своем. Необходимо было большое искусство и гибкость характера, чтобы обуздать страсти, чтобы склонить большинство народа в свою пользу.

Сменяемый атаман, сняв шапку, кланялся казакам на все четыре стороны, а потом смиренно клал булаву на стол, поставленный посредине круга. Вновь избранный атаман, приняв булаву из рук есаула, также кланялся, благодарил за честь и клялся атаманам-казакам не щадить жизни для отечества и радеть об общем благе.

Провинившиеся казаки, осужденные или как-то наказанные в голосовании не участвовали. Им прощали вину с условием ее возмещения кровью в каком-нибудь отважном мероприятии. Эти преступники назывались пенными. Они по приговору круга как бы лишались права гражданства. Их любой мог бить и грабить, не опасаясь при этом никакого наказания в войске.

Из старинных войсковых регалий донских казаков известен ряд предметов. Во-первых, богатое украшенное знамя, называемое бунчук белый. Его носили впереди войскового атамана, когда он сам отправлялся в поход. (Хотя в переводе с тюркского, бунчук – это длинное древко с металлическим шаром или острием, прядями конских волос и кистями на верхнем конце). Во-вторых, булава и пернач. (Булава – ударное холодное оружие в виде каменной или металлической головки, насажденной на короткую деревянную рукоятку, длиною 0,5 – 0,6 метра. Пернач или пернат – древнерусское ударное холодное оружие, разновидность булавы. Состоит из короткого древка с насажденной на конце головкой из 10 и более металлических перьев. Отсюда и происходит его название). Это оружие служило знаками власти. Булава и пернач вручались войсковым атаманам сразу после их избрания. В-третьих, бобылев хвост. Это то же, что и турецкий санджак. Бобылем называли коня, чисто белого. Бобылев хвост состоит из древка, у которого вместо набалдашника золотой шар. (Сверху он украшался в более позднее время двуглавым орлом, который отражал признание власти российских монархов). Из шара как бы вырастал белый конский хвост. Этот знак в войсковом кругу означал волю.

С укреплением влияния московских правителей у казаков появился обычай встречать будару (лодка типа баржи). На бударах сплавлялось по Дону от Воронежа царское жалование (деньги, мука, вино, порох, свинец). Будару называли и казной. Для получения жалования в Москву отправлялось специальное посольство (станица) во главе с атаманом зимовой станицы и с одним войсковым старшиной. Это посольство при возвращении на Дон торжественно встречалось и провожалось до Черкасска. В зимовую станицу отбирались лучшие казаки. Постоянное жалование в форме будары установилось с 1618 г. при Михаиле Федоровиче. С 1809 г. праздник будары прекратил существование, поскольку по представлению наказного атамана было введено денежное довольствие.

До 1680 г., как указывают исторические источники, большая часть казаков вела безбрачную жизнь. В ином городке было один – двое женатых. Казаки опасались проникновения в свое сердце прелестей любви. Юноша, одолеваемый нежной любовной страстью, в кругу своих товарищей подвергался колким насмешкам. Постепенно с увеличением населения и усилением личной безопасности появилась возможность обзаводиться семьей. Первоначально казаки выбирали себе жен из числа прелестных пленниц. Изменялось и их отношение к семье. Детей женатого казака нянчили всей станицей. Однако, не все донцы венчались в церкви по церковному уставу.

В ранний период своего существования большинство казаков ограничивалось при заключении брака одним объявлением перед народом об избранной ими жене. Для этого жених и невеста приходили вместе на собрание народа на площадь или к станичной избе. Помолясь Богу, кланялись они на все четыре стороны, и жених, назвав невесту по имени, говорил: «Ты будь мне жена». Невеста, поклонившись ему в ноги, отвечала так же, называя его по имени: «А ты, будь мне муж». После этих слов они целовали друг друга и принимали от всего собрания поздравления. Утвержденное таким образом бракосочетание (супружество) считалось законным. Этот обряд в старину был всеобщим у казаков. Даже после распространения церковного обряда бракосочетания донцы предварительно исполняли свой старинный обычай.

Насколько легко по обычаям казаков заключался брак, настолько же быстро брачный союз расторгался. Отправляясь в дальний поход или просто под предлогом, что жена ему не нравилась, лихой молодец обычно бросал свою землянку, а жену продавал. Для этого жену выводили на круг и говорили: «Не люба!» Если кому-то она нравилась, то продавали ее, слегка поторговавшись. Очень часто уступали жену за харчи, нужные в походе, при том в таком количестве, сколько можно навьючить на лошадь, не обременяя своего верного спутника. Купивший отказную жену, прикрывал ее полою кафтана и соблюдал вышеописанный обряд, то есть говорил перед народом: «Ты, будь мне жена» и т. д. Прикрытие полою казаки считали важным символом. Это означало снятие с отказной жены бесчестия развода. Бывало так, что за своеобразным разводом практически сразу следовал новый брак.

Эти простые брачные обряды, тем не менее, соблюдались очень строго. Сожительство без выполнения описанного обряда порою наказывалось лишением жизни, ибо считалось у донских казаков прелюбодеянием.

Власть мужа над женой была неограниченна. Это являлось одной из черт народного духа. Тем самым прелестный пол долгое время не имел сильного влияния на уклад жизни казаков, на смягчение их нравов. Женщины в своей жизни ограничивались кругом семьи и редкими знакомствами с соседками. Они не имели права участвовать в беседах и делах мужчин. Однако, нельзя сказать, что они были закабалены. Очень часто женщины, так же как и мужчины, вели праздный, разгульный образ жизни, мало думали о доме и хозяйстве. Прелестные существа, переходя из рук в руки, столь мало уважались, что какого бы происхождения они ни были, в их обязанность входило: уступать дорогу всякому казаку и кланяться всякому старику в пояс. Такова цена их относительной свободы.

Надо отметить, что бедные казаки не женились вовсе. Зажиточные могли доставить своей жене и ковры персидские, и шали турецкие, и ткани узорчатые. В дрянном домишке, возлегая на сравнительно роскошном ложе в пышной одежде, поджидала казачка своего мужа с майдана или станичной избы, и своими ласками она была обязана услаждать досуг мирного времени, которым всякий казак тяготился. Его тянуло на «сине море, на Черное, на Куму или Кубань за ясырями, на Волгу-матушку или под Астрахань, на Низовье за добычею...».

Семейные казаки жили в отдельных куренях (домовладениях). Холостые казаки объединялись в общества от десяти до двадцати человек. Дичь, рыба, получаемый от царя и покупаемый с базара хлеб, – все делилось в этих обществах поровну, как бы из общей сумы. Отсюда и происходит долго сохранявшееся среди донских казаков самоназвание односума, хотя можно его рассматривать и в смысле товарищ.

Отношение к брачной жизни как к уступке человеческой слабости не способствовало естественному приросту населения. Увеличение численности донских казаков происходило за счет новых, взрослых поселенцев. Они прибывали из России, Украины, Польши, Турции, Крыма, из степей Северного Кавказа и Нижней Волги. Попадались молодцы каторжные, драные и рваные, прошедшие огонь и воду. Донские фамилии — это живое свидетельство бурного раннего периода истории донского казачества: Черкасовы, Грековы, Туркины, Поляковы, Татаркины и т. д.

Особое молодечество не мешало казакам искренне верить в Бога, быть православными. Отправляясь даже на непозволительный промысел (зазорный по казачьим меркам), например, просто сидя под мостом грабить проезжающих по дороге, они усердно молились Николаю Угоднику и всех святых призывали в молитвах на помощь, обещая в случае удачи отдать часть из добычи.

Для богоугодных приношений казаки избрали два монастыря: 1) Никольский южнее Воронежа в Борщеве; 2) Рождественский Чернеев в Шацке. В божественном порыве донцы ничего не жалели для обогащения этих монастырей. Для отлития колоколов жертвовали отнятыми у неприятеля испорченными пушками; На украшение ризниц (помещений при церквях для хранения одежды священников и церковной утвари) и иконостасов (покрытая иконами стена, отделяющая алтарь – восточную часть христианского храма, от остальной части внутреннего объема церкви) казаки отдавали немало серебра, золота, жемчуга и драгоценных камней. В этих монастырях, утратившие силу воевать казаки, посвящались в монахи. Получившие увечья и раненые находили приют, покой и обеспеченную жизнь как в инвалидном доме. Здесь же хранились и частные достояния, особо дорогие вещи, которые нельзя было оставить в городках, где существовала опасность вражеского вторжения.

Первую церковь на Дону выстроили в 1660 году. Она получила название церкви Вознесения Христова. Священников тогда насчитывались единицы, поэтому церковные обряды поддерживались стариками, для которых неспокойная казачья доля оказывалась уже не под силу.

Своеобразная боевая жизнь казаков выработала у них свой кодекс нравственности. Воровство и обман между своими считались гнуснейшими преступлениями. Храбрость и целомудрие признавались величайшими добродетелями. В наказаниях казаки не знали особой градации. Мелочные проступки оставались без внимания. Но за серьезные, по понятиям казаков, преступления наказание по своей строгости оставляло за собой законы Ликурга (легендарный спартанский законодатель IX – VIII вв. до н. э.). За измену, трусость, убийство, воровство и прелюбодеяние существовала одна казнь, выражаемая словами «в куль, да в воду» (то есть, преступника сажали в мешок, завязывали мешок накрепко и бросали в реку). Однако, эти правила нравственности действовали только на донской земле, но не в стане врагов.

Типичными чертами характера казаков были доброта и честность. Они не двоерушничали, не носили маски, а действовали открыто. История не предоставляет нам примеров безумной жестокости казаков по отношению к их пленникам и пленницам.

В столице донского войска всегда было большое стечение народа. Сюда помимо казаков собирались торговые люди из украинских городов, которые добирались сухопутными и водным путями. Приезжали турецкие послы с большими свитами. Постоянно навещали посыльные из Астрахани, из украинских городов, чтобы узнать последние вести на Дону, Прибывали запорожцы для объединения усилий в морских поисках. Для совместного вольного промысла приходили волжские, терские и яицкие казаки. В этом постоянном водовороте людей казаки выделялись своим внешним видом. Их одежда, уборы и оружие принадлежали разным племенам и народам. Собственно своих одежд у них не водилось. Русские, турецкие, черкесские и татарские одежды составляли пестрый внешний вид, иногда по цветовой гамме и сочетанию вещей весьма и весьма странный. Кого-то можно было увидеть в лазоревом настрофильном (имевшем на уровне плечей двойной слой ткани, составляющей своеобразный капюшон) зипуне и с жемчужным ожерельем. Другой красовался в бархатном полукафтане и в лаптях. Третий щеголял в смуром русском кафтанчике, в сапогах шитых золотом, прихватив с собой булатную черкесскую шашку и богатый турецкий сайдак (лук). Иной же поверх одежды напяливал тафтяную рубашку (шилась из тонкой глянцевидной шелковой или хлопчатобумажной ткани полотняного переплетения), а в руках держал русскую рогатину и вместо плаща набрасывал на себя узорчатый ковер. Практически все казаки носили шелковые персидские кушаки (обычно матерчатый пояс) и имели турецкие богатые ружья и булатные ножи с черенками (ручками) из рыбьего зуба.

Будучи людьми не притязательными, казаки порой в одежде из бархата и атласа, желая блеснуть перед приезжими, преспокойно садились наземь посреди грязной улицы.

Старые донцы проводили время в беззаботной праздности и любили повеселиться в дружеских беседах. Вообще накормить и напоить приезжего считалось почетной обязанностью хозяина. В серебряных чашках подавали вино и крепкий мед. Других же напитков не признавали. Особенно уважали вино. И не было лучшей похвалы для угощения хозяина как слова: «Я у него был и вино пил».

Столь же весело проводили время не только в столице, но и в других городках. Обычно каждый день собирались казаки на площадь или к становой избе погутарить (поговорить). Сидя в мужском кружке, они вязали сети и тенёты (сети для ловли зверей). Во время работы слушали рассказ одного из пожилых своих собратьев о молодецких его походах (вот откуда знаменитый образ деда Щукаря) и восхищались подвигами товарищей. Также пели богатырские песни, начиная их припевом: «Да, вздунай на ду-на-на, вздунай, Дунай». Жили станичники истинно по-братски. Если кто-то придет с охоты с дичью или наловит рыбы, отведывали ее вместе. Хозяин же ничего не оставлял себе на прозапас.

На майдане (майдан – по-турецки «площадь». Этим словом порой также называли станичную или становую избу) старики играли в шашки или в зернь (мелкие золотые, серебряные или медные шарики). Молодые казаки играли на площади в кости и бабки (кость из надкопытного сустава животного. В игре броском сбивались бабки, установленные на расстоянии). Игра в бабки позволяла приобретать такую меткость, что, запуская руками каменья, удалые донцы убивали птиц и зайцев.

Такая привольная и братская жизнь сильно привязывала казаков к родине. Они славили свой тихий Дон, называя его «кормилец родимый». В плену ли, на смертном одре, казак, прощаясь со всем, что имел драгоценного в своей жизни, всегда обращался к Дону: «Ты прости, мой тихий Дои Иванович! Мне по тебе не ездити, дикого зверя не стреливать, вкусной рыбы не лавливать».

В целом же, казаки жили в ранний период своей истории достаточно бедно. Своей кровью они покупали временное довольство, мало заботясь о будущем, о накоплении богатств. Вот что писал войсковой атаман в 1682 году крымскому хану: «В ответ-же на твои угрозы, что если мы взятое твое за Перекопом и в иных местах не пришлем, то ты, хан Мурат, пришлешь на нас твоих зипунников один отряд за другим и всем нашим 32 городкам покоя не дашь ни весною, ни летом, ни зимою, а и сам ты, хан Мурат-Гирей, с великой ратью и большим собранием придешь к нам зимним путем по льду. Зачем тебе так далеко забиваться? Мы люди небогатые, стад конских и животных у нас мало, городки наши не корыстны, оплетены плетнями, обвешанными терном, и добывать их нужно твердыми головами, на посечение которых у нас есть сильные руки, острые сабли и меткие пищали». Есть что-то величественное в этом письме, в этом ответе свободных, вольных людей.

Жизнь свободных казаков и внешнее их изобилие соблазняли простолюдинов из всех областей земли Русской. Целыми ватагами переходили они на Дон. Часто и русские торговцы, продав или променяв свои товары на избытки казачьей добычи, ходили вместе с казаками в поход. А потом, полюбив и получив навыки казачьего ремесла, оставались жить на Дону. Дон принимал всех, кто любил его и чтил законы казаков.

ДОНСКИЕ КАЗАКИ СЕГОДНЯ

(по материалам социологических исследований

1991 – 1992 гг.)

В последние годы мы стали свидетелями расширения демократического пространства в политической системе российского общества. Предпосылкой этого процесса служит развитие начал демократии: организационно-деятельного, социально-коммуникационного, гуманитарно-граждан­ского, институционально-правового. В этих условиях партии не обеспечивают необходимого демократического пространства в отношениях власти и граждан. Партиям мешает их идеологический консерватизм. Поэтому все больший авторитет приобретает акционизм. В рамках этих подходов действует и возрождающееся казачество. Оно как новый субъект политики на Дону стремится создать в результате нетрадиционной для предшествующей советской эпохи деятельности новое демократическое пространство, или, по крайней мере, обновить «перестроечные» политические сооружения. Однако, парадокс состоит в том, что новому казачеству в большинстве своих акций практически не удается выйти за пределы советской мифологии.

К настоящему моменту казачье движение отказалось от недавней основной линии на социокультурное возрождение и превратилось в самостоятельную политическую силу. С этой политической силой уже вынуждены считаться не только политические партии, но и властные структуры, особенно в сельских районах.

Многие факты в политических акциях казачества объясняются его социальной демографией. По данным проведенного нами социологического исследования (г. Новочеркасск, октябрь 1991 года) среди активных сторонников возрождения казачества 29,17% служащих госучреждений, 27,78% студентов вузов и учащихся техникумов, 12,5 % работников промышленности, 8,33 % пенсионеров, 5,56 % работников малых предприятий. По возрасту: 18 – 24 года – 31,94 %, 25 – 34 года – 25 %, 35 – 44 года – 15,28 %, 45 – 59 лет – 16,67 %, 60 лет и старше – 11,11 %. Социальной опорой казачества в нашем городе по результатам названного социологического опроса можно считать студентов, работников малых предприятий, транспорта и связи, просвещения, сельского хозяйства и пенсионеров.

В возрождении традиций казачества заключен большой созидательный потенциал. Не случайно, этот процесс поддержала поданным названного исследования почти половина опрошенных (48,17 %). Но, несмотря на это, за восстановление казачьей системы управления высказывались только 6,8 % опрошенных новочеркасцев. Очевидно, что горожане настороженно относятся к последствиям введения казачьей системы самоуправления. Вероятно, это происходит потому, что люди не понимают сущности демократических и этнических традиций, которые исторически существовали в Области Войска Донского. Несомненно и то, что сегодня эти прекрасные традиции подменяются патриархальным варварством и системой властных отношений, привнесенных на Дон извне политическими режимами. Поэтому в общественном мнении, в сознании значительной части населения города Новочеркасска проявляется настороженное отношение к возможным последствиям введения казачьей системы управления. Кстати, среди активных сторонников казачьего движения только 40,28 % выдвигают введение казачьей системы управления в качестве приоритетной задачи в совершенствовании местного самоуправления.

Сравнение рейтинговых оценок, выстроенных по трем шкалам: а) по степени убывания положительных оценок, б) по степени возрастания отрицательных оценок, в) по степени возрастания неинформированности (или неоднозначности оценок), позволяет сделать вывод, что именно казачье движение находится в центре политической жизни города Новочеркасска. Однако, противоречивость всего спектра оценок свидетельствует о наличии источников конфликтных ситуаций как внутри самого движения, так и вокруг него. При этом в общественном мнении гармонизация деятельности политических сил признана неактуальной задачей. Эту идею поддержали всего лишь 7,48 % опрошенных. Такая же ситуация и среди представителей казачьего движения (9,7 %).

Влияние политического ландшафта на процесс возрождения казачества достаточно сильно. Из исторического прошлого ныне извлекаются идеи и традиции, весьма созвучные при непредвзятом взгляде недавнему прошлому. Так вполне как гипноз идеи равенства можно рассматривать стремление к господствующему положению казачьего круга. Любопытен и тот факт, что, оценивая принципы деятельности общественно-политичес­ких движений, представители казачества высказали свою приверженность демократическим реформам (40,28 %). Впрочем, сильно и непонимание этой задачи (26,39 % ответили отрицательно и 33,33 % затруднились с ответом).

В последнее время в казачье движение начался прилив здравомыслящей интеллигенции. Но он еще не на столько силен, чтобы удалось сдержать большевистский натиск в политических акциях, проводимых казачеством. Расчет на здравомыслящих лидеров связан с тем, что личные качества в оценке представителями казачьего движения политических руководителей играют решающую роль (59,72 % опрошенных).

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5