В целом, надо подчеркнуть, что казаки в ранний период своего существования представляли собой особый маргинальный слой общества. Поэтому их трудно идентифицировать с каким-то одним названием, словом, понятием.

В этой связи мы хотели бы предположить, вероятно, парадоксальную авторскую трактовку. Известно, что в донском говоре фигурировало слово «капшак» (в переводе с татарского – «мешок»). Оно порою использовалось на бытовом уровне в качестве обозначения того или иного казака, поскольку казаки часто носили одежду из грубой ткани, напоминающей мешковину. Далее, в донских станицах до недавних пор звучало слово «капшук», то есть «мешок с деньгами». Отсюда следует, что «казак» – это вольный воин, носивший грубые одежды, имевший деньги для своей разгульной жизни.

Однако, поиск в объяснении понятия, слова «казак» всегда увязывается авторами с другими проблемами. Очевидно, практически смешиваются три вопроса: 1) этимология слова «казак», 2) идея казачества, 3) теория происхождения казачества. Чтобы легче было разобраться, мы вначале попытались выяснить происхождение слова «казак», а теперь проанализируем содержание идеи казачества.

Долгое время идея казачества преподносилась как тезис «борьбы за веру, царя и Отечество». Это, кстати и послужило одним из поводов для расправы с казачеством в годы советской власти. Однако, при внимательном историческом рассмотрении проблемы, выявляется, что только «вера» была в идее казачества изначальным элементом. Все остальное было привнесено политическим режимом на Дон с целью укрепления своего влияния в среде казачества.

В основе действий казаков лежала высокая идея любви к ближнему, ибо казак был готов «положить душу свою за други своя». Донцы жили малыми общинами, и казаку было глубоко наплевать на дальнего московского царя. Именно ближний, товарищ, атаман – вот кто составлял его бытие, его заботу, вот перед кем он любил похваляться, вот на кого он мог понадеяться. Старинные донские пословицы: «День мой – век мой», или «Хоть жизнь собачья, так слава казачья», или «Терпи, казак – атаманом будешь» и многие другие являются яркой иллюстрацией былой казачьей жизни.

Основой могла быть и вольница – идеал казачьей жизни. Какой же тут может быть царь, который никак не способствует вольнице. Получить что-то – да, но продать свою волю – ни за что. Любопытен завет праотцов-казаков о принципе Дона: «Мы живем – милостью Божнею, Государевым счастьем и казацким молодечеством».

Как видим, здесь уже произошло смещение акцентов. Нет той однозначности, что была в первой формулировке. Понятие «царь» заменяется государевым счастьем. Появляется словосочетание «казацкое молодечество». Уже речь идет о союзе людей для самоотвержения, самопожертвования за идею веры и отечественного блага.

Идея казачества при ее исторической реконструкции будет выглядеть примерно так: «За веру, вольницу и товарищей, за Тихий Дон» или «Свобода, вера и справедливость», Именно в эти рамки укладывается обычай, получивший название «С Дона выдачи нет!».

ТЕОРИИ ПРОИСХОЖДЕНИЯ КАЗАЧЕСТВА

Современные авторы во многом повторяют тезисы ученых XVIII и XIX вв., объясняя происхождение казачества. Попробуем выяснить, каков же был уровень научного знания по этой проблеме к началу XX века.

В XVIII в. продвигаясь внешним филологическим путем, основываясь на созвучии в названиях, ученые начинают видеть в казаках остатки или потомков различных народов. Грабянка, а за ним Ригельман производили казаков от хазар. Ян Потоцкий видел в казаках потомков тех косогов, которых великий князь Мстислав Владимирович поселил в XI в. на Черниговщине. По мнению Татищева, в Египте был город Черказ (от него и казаки впоследствии у русских людей назывались черкесами), жители которого переселились на Кавказ и стали называться косогами. Из Кавказа выводил казаков и Петр Симоновский, сближая римское название Гиркании (область на Кавказе) с латинским словом «hirkus» – козел. Польский историк Духинский и поэт Падура создали в своей фантазии целый народ с именем казаков. Перечень трактовок можно продолжать, но они не исчерпывают проблемы.

Кроме филологических, были и другие попытки объяснения происхождения казаков. Польский историк Кромер и русский князь Щербатов видели в казаках остатки половцев. Вольтер в «Histoire de Charles XII» – остатки татар. Карамзин, Соловьев, Миллер, Самчевский, Броневский – потомков тюркского племени, жившего на Юге России и известного под названием черных клобуков. Доказать реальную связь между казаками и этими народами невозможно. Сведения о черных клобуках и половцах прекращаются с XIII в. Известия же о казаках в основном начинаются с XV в. Хотя можно найти сведения и в более ранних периодах, что вносит больше неопределенности в данный вопрос.

Правильнее же будет объяснять происхождение казачества условиями жизни тех людей, того народа, из которого вышли казаки. Уже в XVI в. польский летописец Мартын Бельский, дядя которого был первым старшиной в казацком войске в начале XVI в., пишет, что казачество выделилось из народа, благодаря умственному складу и характеру некоторых лиц. Взгляд Бельского разделяли французский инженер Боплан, около 20 лет пробывший на Украине и смотревший на казачество как на класс рыцарей, а также украинский летописец Самуил Величко. Костомаров принимал казаков за мещан, которые ходили сначала на юг, на промыслы. Но условия путешествий заставили их вести военный образ жизни. Карпов и Тумасов связывали казачество с княжеской дружиной. Профессор выводил казаков из Болоховской земли. Профессор и указывал на происхождение казаков от «бродников», которые еще в княжеские времена занимали степные места.

В 1863 г. в «Архиве Юго-Западной России» профессор высказал мысль (от которой впоследствии, после резкой критики , решительно отказался) о связи казачества с древнерусскими вечевыми общинами. Мнение Максимовича (соч., т. 1), к которому в конце XIX в. примкнул и которое наиболее полно обосновал в своей статье «Киев, его судьба и значение в XIV – XVI вв.», сводится к следующему. В литовском государстве вся земля считалась собственностью правительства и была поделена на службы, по 200 десятин (218 га) приблизительно в каждой. Службы эти раздавались всякому желающему, при условии выставлять с каждой службы по одному вооруженному воину. Не исполнялось это условие – служба отбиралась. Одно лицо могло владеть несколькими службами. Вся территория Литовского княжества подразделялась на земли и поветы. В каждом повете был замок, в котором сидел поветовый староста, соединявший в своих руках роль главного администратора, судьи и войскового начальника. На обязанности старост пограничных поветов лежала защита от нападений неприятелей. В конце XV в. крымский хан Менгли-Гирей разорил Южную Украину. Остатки жителей, не перебитых или не захваченных в плен, убежали на север, в Волынь и Полесье. Обширное пространство земли в поветах Киевском, Переяславском, Каневском, Черкасском, Брацлавском и Винницком оставалось пустыней. Не находилось людей, которые бы пожелали брать там службы. Пограничные старосты стали для защиты границ раздавать службы или сельским общинам, или отдельным лицам нешляхетского происхождения с обязанностью нести военную службу. Вот отсюда и возникло казачество.

На наш взгляд, подобную же систему суждений можно отнести и к более раннему периоду, периоду соприкосновения нарождающейся Киевской Руси и Хазарского каганата в VIII – IX вв. Тогда для защиты от хазар в долинах Сейма Псла, Ворсклы славяне воздвигнули укрепленные деревни, располагавшиеся гнездами вокруг небольшого городка, обыч­но упоминаемого в летописи как Ромен, Лтава, Курск и др. В дальнейшем, именно на этой территории жили «сведомые кмети» – куряне, с детства воспитанные в военном духе. «Кмет» – крестьянин, несущий военную службу. Вероятно, сведомые кмети и были предками донских казаков. Впрочем, это лишь одна из исторических версий.

Первое широко известное упоминание о казаках встречается в конце XV в. в хронике Бельского, который пишет, что в 1481 г. Во время похода поляков против татар проводниками поляков были казаки. В 1491 г. на галицком Подолье произошло восстание селян против шляхты. Кромер и Бельский свидетельствуют, что во главе восставших был казацкий атаман Муха. В документах казаки впервые упоминаются в 1499 г., когда в «привеле» данном великим князем Александром г. Киеву, было определено, какое мыто (государственная пошлина с торговли) мещане должны брать с казаков за рыбацкий промысел.

В конце XIX в. теорию, высказанную , снова выдвинул в своем труде «К вопросу о казачестве до Богдана Хмельницкого» (Киев, 1894). Казачество, по его мнению, – «исконно землевладельческое и земледельческое туземное южно-русское население, сознающее свою национальную особность и преданное своей вере, которое, признав сначала добровольно власть татар, а потом перейдя под владычество Литвы, при вторжении в его жизнь чуждых шляхетско-католических начал стало стремиться к обособлению, к выработке собственных форм, но вследствие отсутствия сильной центральной власти, соединенного польско-турецкого давления извне, постоянных смут внутри, оно вынуждено было развиваться лишь в многосторонней, обессиливающей его борьбе, которая и составляет отличительную черту казацкой истории». Мнение подверг критике в статье «Начальная история малорусского казачества» («Журнал Министерства народного просвещения», 1895, VII). По мнению , «история малорусского казачества не представляет процесса, отличного от того, какой представляет история великорусского казачества. Как в Великороссии, так и в Малороссии казак является сначала отхожим промышленником, ищущим заработков на стороне, чаще всего на степном приволье. Это степное приволье притягивает к себе выходцев из разных местностей Руси, чаще всего из окраинных. Выходцы в видах самозащиты группируются в вооруженные товарищества, вокруг отдельных вожаков – атаманов. С течением времени степи начинают колонизироваться этими выходцами, которые устраиваются в них на постоянное житье, сохраняя свою военную и общинную организацию. В степях появляются казацкие хутора, казацкие слободы, являются домовитые казаки, начинается земледелие. Так было и в бассейне Днепра, так и в бассейне Дона. Казаки – не остатки каких-то древнеславянских вольных общин на пограничье русской оседлости, а вооруженные артели промышленников, вытянутых из пределов этой оседлости пустотой степей. С пограничья шло в степь больше всего народа, но и внутренние области государства давали в казачество известный процент... Как казацкое землевладение не было исконным фактом, а развилось с течением времени, так и казацкая автономия, казацкая политическая свобода не была исконным фактом, а развивалась с течением времени».

Таким образом, поиск теоретических конструкций, объясняющих происхождение казачества, привел нас к мысли о том, что процесс складывания казачества – явление достаточно общее для мировой истории. У многих народов, во многих странах тоже существовало нечто подобное. Национальная особенность России как раз и состоит в появлении на авансцене исторического прогресса именно казачества.

Маргинальный характер этнического происхождения и социального бытия казачества затрудняет использование устоявшихся дефиниций при описании его как исторического феномена.

Появление казачества может быть объяснено совокупностью факторов: геостратегическим положением казачества (район переплетения интересов и ослабления влияния государственных систем), внешнеполитическими обстоятельствами (казаки были нужны для защиты от иностранной экспансии), развитием торгово-экономических связей (обеспечение экономических контактов в политически нестабильном регионе), особенностями культурной эволюции (существование казачьей транспериферии), социально-психологическим складом характера определенной части людей (стремление казаков к вольнице, военным походам, кочевой жизни), географическим расположением территории проживания (водный бассейн большой реки, широкие степные просторы способство­вали быстрому перемещению; природные богатства позволяли достаточно легко иметь физически необходимый прожиточный минимум), этнографическим компонентом (отбор отчаянных людей шел из различных народов; стимулировался диалог культур, обеспечивавший усвоение опыта, достижений целого ряда этносов) и др.

ОБУСТРОЙСТВО И СИСТЕМА ОРГАНИЗАЦИИ

ЖИЗНИ ДОНСКИХ КАЗАКОВ

Жилища. В конце XV в. по берегам Дона, от устья реки Хопра вниз до реки Аксая, на протяжении более 850 километров были рассеяны на различном расстоянии казачьи городки и зимовища. Несколько подобных селений находились еще и по реке Северский Донец. Остальное пространство между этими двумя реками оставалось незаселенным.

Городки и зимовища отличались между собой. Первые являлись постоянными жилищами, а вторые составляли временный и преимущественно зимний приют, где бездомовые казаки проводили зиму в шалашах и землянках, а с наступлением весны уходили на военные поиски. Городки были обнесены по кругу стеной из двойного плетня или двойного палисадника, внутри набитого землей. Такие укрепления сооружались для защиты от неприятельских набегов. В городках жили общества казаков в избах или в землянках. Численность городков и зимовищ, равно как и число самих казаков определить не представляется возможным. Ориентировочные данные на конец XVI века приведены в приложении № 1 настоящего пособия.

Разделение казаков на верховых и низовых. Донские казаки с момента их поселения на Дону разделялись на верховых и низовых. Верховые жили в верхней части Дона, а низовые расселялись, начиная от Цимлянского городка. Низовые считались более старшими и более отважными. В нижних юртах также располагались управление и столица донского казачества.

Исторически известен случай, когда в грамоте царя Федора Иоановича (21 марта 1592 г.) были названы сначала верховые, а затем низовые казаки. За это низовые обиделись. Они высказали свою обиду посланнику царя Нащекину.

В образе жизни низовые и верховые казаки практически не различались.

Раздоры. Это был самый нижний городок на Дону в XVI в., и находился он близ известной нашим современникам станицы Раздорской. Городок располагался на острове, образуемом рукавом Дона и рекою Дон. Он являлся главным местом, столицей казачьих владений. (Позже столицей объявлялись Монастырский, Азов и Черкасск. Последний ныне превратился в станицу Старочеркасскую). В нем пребывал войсковой атаман.

Казачьи городки всегда отличались малолюдьем, потому что казаки любили военные тревоги, скучали жить дома и беспрерывно уходили искать опасностей и добычи в неприятельской земле. Верховые большей частью бродили по Волге и в ногайских улусах. Низовые собирались всегда в Раздоры, а оттуда отправлялись в походы на Азов, в плавания по Азовскому и Черному морям. При этом Раздоры оставались главным сборным местом всех казаков и отличались многолюдностью.

Юрты. Это слово встречается в актах XVI в. в значении поселений. Под ним буквально понимались также сами жилища казаков, то есть избы, землянки, шалаши. В литературе встречаются наименования юрты нижние, юрты черкасские и т. д.

Правление. Казаки соединялись в цельное общество из разноплеменной вольницы. Они решали свои общественные дела только общим советом. Предметом разговора на общих советах в основном были одни и те же вопросы; идти на войну или на поиск, разделить добычу или наказать изменника. Простые жизненные проблемы просто и решались, получая одобрение или отвержение. Эта система народного правления называлась войсковым кругом. Данному главному народному собранию принадлежала вся власть по управлению казачьим войском. Оно выступало верховной и единственной судебной инстанцией. Название, вероятно, было дано согласно внешнему виду главного народного собрания. Общественные сборы обыкновенно происходили на открытой площади, где казаки составляли из себя круг, стоя на ногах и без шапок в знак почтения места собрания и случая общего схода. Любой казак имел здесь свободный голос.

Исполнительная власть принадлежала войсковому атаману и двум войсковым есаулам. Письменные дела оформлял войсковой дьяк.

Дела на суд народа обычно предлагал войсковой атаман, который для этого вместе с есаулами выходил на середину круга. Также поступал любой казак, который желал обратиться к войсковому кругу. Решение принималось большинством голосов.

Обычные вопросы рассматривались и разрешались казаками, которые на данный момент находились в раздорских юртах. В самых важных случаях дожидались товарищей из походов и созывали казаков из всех городков.

На войсковом круге все были равны. Даже голос атамана или есаула приравнивался к голосу любого казака. Войсковые атаманы и есаулы избирались ежегодно. Круг мог наказать атамана или есаула так же, как и рядового казака, в том числе приговорить их к смертной казни. После переизбрания бывшие войсковые начальники становились в общий строй.

В конце XVI в. в городках стало формироваться собственное правление, подобное войсковому. Появился слой станичных атаманов. Станицей тогда называлось любое сообщество казаков, проживавшее в городке или зимовище, а также образованное для какого-либо дела. Станичные атаманы избирались из числа храбрейших и благоразумнейших казаков. Они выступали в роли предводителей и советников, но особой властью при этом не располагали. В каждом городке была общая, так называемая становая изба. В нее сходились казаки на досуге вести рассказы о делах бранных, совещаться об исполнении решений войскового круга и разбирать частные дела своей станицы.

Военное устройство. Казаки совершали сухопутные и водные походы. Всякий отряд, сухопутный или судовой имел своего атамана, которому присваивался титул походного атамана. Он избирался на общем круге казаков, отправлявшихся на то или иное мероприятие. Большие рати обыкновенно делились на сотни и полусотни, которыми командовали есаулы, сотники и пятидесятники. Все эти чины избирались, но после возвращения из похода слагали свои звания и полномочия. Оружие казаков состояло из малых пушек, рушниц (ручница – ручное огнестрельное оружие. Имела гладкостенный кованный железный ствол, прикрепленный к деревянному ложе. Заряжалась с дула пулями из железа или свинца. Калибр 12,5 – 25 мм, масса до 8 кг, прицельная дальность стрельбы около 150 метров) или пищалей (это общее название ранних русских образцов огнестрельного ручного оружия. Появились в конце XIV в. Первоначальные ручные пищали (ручница, самопал, недомерок и др.) мало отличались от пищалей-орудий (крепостных или «затинных», стрелявших из-за укрытий). Существенное отличие в конструкции ручных и артиллерийских пищалей возникло в XV в. с появлением фитильного замка. Фитильные, затем кремневые ручные пищали применялись до XVIII в. Пищали-орудия делились на крепостные, осадные, полевые, полковые и состояли на вооружении до XVII в.), а также копий и сабель. Оружие приобреталось путем покупки пли добычи у неприятеля. Со временем порох и свинец стали получать в качестве жалования от российского двора.

Безусловно, вышеприведенные сведения не исчерпывают вопроса об обустройстве и системе организации жизни донских казаков. Мы изложили лишь самые принципиальные моменты, характеризующие положение вещей в ранний период существования донского казачества, в XV – XVI вв.

СТАРИННЫЕ ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ

ДОНСКИХ КАЗАКОВ

В раннем периоде исторического существования донского казачества до начала XVII в. донцы вели рыцарскую, почти полудикую, кочевую жизнь. Вольное и бесстрашное казачество практически не знало земледелия и не занималось домашним хозяйством. Питались в основном рыбой и дичью. Наслаждением жизни были войны, набеги и грабежи. Партизанская стратегия войны, исповедуемая казаками, заставляла их жить преимущественно под открытым небом на биваках.

По правому берегу Дона, от устья Аксая и до верхнего течения самого Дона, в глуши лесов, между болот располагались небольшие казачьи городки. Эти городки в основном состояли из шалашей и землянок, которые строились на скорую руку. Такие поселения обносили плетнем, а вдоль него насаживали кусты терновника и насыпали земляной вал. Подобные укрепления были достаточны для отражения нападений небольших конных отрядов. Казаки не заботились о красоте, архитектурной строгости, изяществе и жизненном удобстве своих жилищ, дабы, как говорили их прадеды, не играл на них глаз вражеский. Бесшабашное отношение к своему пристанищу диктовалась естественной необходимостью стиля жизни казачества. При нашествии сильного врага казаки без сожаления оставляли свои жилища. Пускай бусурманы, говорили они, жгут наши городки, мы в неделю выстроим новые. Скорее они устанут жечь, чем мы возобновлять их.

С началом весны, некоторая часть казаков, из всех городков собиралась в Раздорах, а потом в Черкасске. Все лето до глубокой осени они располагались близ этих городков своим станом и составляли тем самым главное войско. Отсюда, по общему решению, отправлялись во все стороны небольшие казачьи отряды для поисков. В воинском стане вокруг главного городка соблюдалась строгая воинская организация. Выставлялась двойная цепь пикетов и выдвигались дальние конные разъезды. Это позволяло нести надежную охрану войска, которое всегда было готово как для наступательных военных действий, так и для обороны, для отражения неожиданного нападения противника.

Месторасположение Черкасска, затапливаемого вешними водами и впоследствии обнесенного земляным валом, с расставленными вдоль него пушками, представляло неодолимую крепость, оплот казаков от возможных покушений неприятельской конницы, не имевшей артиллерии.

В главном войске жизнь всегда била ключом, а казаки в любой момент могли подняться по военной тревоге при первой же вести о вторжении неприятеля в пределы донской земли.

Войсковой или походный атаман с несколькими сотнями отважных наездников при получении такой вести немедленно устремлялся в тыл врага, и там сторожил его на перевозах, при бродах, или скрываясь в засадах, внезапным натиском отбивал у врагов добычу и пленников.

Когда же в поход выступало все главное войско, то несколько отрядов численностью от 50 до 200 человек несокрушимым вихрем неслись в Тавриду, к ногаям, или под Азов. Украдкой, через целинные степные пространства, выдерживая направление своего движения по звездам и солнцу, двигаясь преимущественно ночью или во время бури и другого сурового ненастья, эти небольшие казачьи отряды нападали врасплох на противника. Пользуясь смятением своих врагов, казаки быстро продвигались по улусам кочевников (улусы – районы расселения определенной части кочевых племен). С особой удалью донцы громили, жгли, грабили все, что попадалось под руку. Они поступали как все завоеватели того времени и, конечно, стремились быстро уйти от возможной мести, прежде чем их враги опомнятся и соберутся для отражения внезапного нападения. Совершив удачный набег, удалые молодцы возвращались в главное войско с табунами коней и прелестными пленницами.

В проворстве, ловкостях, в воинских хитростях, применяемых в набегах, казаки зачастую превосходили столь же дерзких, храбрых и неутомимых своих соперников из вольных степей. В поисках и походах, казаки, использовали малейшие возможности для скрытного продвижения: высокий ковыль, кустарник, овраг, балку, забор, то есть все, что способствовало всаднику-невидимке. Этим воинским хитростям обучались не только сами воины, но и их верные спутники – лошади.

Казаки всегда стремились перенять чужой военный опыт и тут же его использовать для своих ратных дел. Так, они переняли способ переправы через широкие реки от кочевников. Для этого клали седло и вьюк на несколько пуков камыша, плотно связанных между собой (это называлось салой). Сложенный таким образом камыш привязывали к шее или к хвосту лошади. Сами же воины, держась за узду, пускались вплавь вместе со своими лошадьми.

Уровень специальной военной подготовки был настолько высок, что опытные казаки-вожаки, следуя впереди остальных, могли отличить на траве след неприятельской конницы. По сакме (по-татарски «навоз» – слово часто употреблялось казаками) вожаки узнавали, во сколько лошадей прошел неприятель, в какую сторону и когда именно прошел, в этот же день, или накануне, или несколько дней назад.

По сигналу внезапной общей тревоги казаки собирались из пяти-шести городков в один, в котором укреплялись и отсиживались. О появлении неприятеля посыльные сообщали во все близлежащие окрестности, поэтому, где бы не появился противник, всюду ему оказывалось сопротивление.

Получив тревожную весть, станичные есаулы хватали знамя и во весь дух неслись по улицам, созывая молодцов на бой. Знак тревоги подавали также с помощью вестовой пушки или колокола. Услышав или увидев знак тревоги, старики и женщины немедленно перегоняли стада и табуны животных на острова или скрывали их посреди болот, в камышах. Лодки приковывали к берегу цепями или затопляли. Все прочее имущество закапывали в ямы или погреба, устраиваемые по займищам (заливным лугам).

Таким образом, ведя удалую жизнь, казаки считали неприятелем любого, у кого можно было отнять зипун (кафтан из грубого, толстого сукна, обычно без ворота). Поэтому их называли также «зипунниками».

Самыми заклятыми врагами казаков были азовцы. Азов и казачьи станы разделяло открытое пространство примерно в 50 километров по прямой. Такое небольшое расстояние приводило к тому, что казаки и азовцы часто противостояли друг другу. По несколько раз в год они заключали между собой мир и тут же разрывали его. Впрочем, казаки не могли долго жить в мире, ибо в войне заключался основной источник доходов казачества. Война приносила богатую добычу в казачьи поселения.

Иногда, довольно редко, по настоянию русских князей, казаки терпели, воздерживались от войны с азовцами в течение месяца или более. При этом мир считался важным пожертвованием, за которое они не стеснялись укорять русских правителей. Так, в одном из писем подчеркивалось, «что для него терпят мир с азовцами, что он взял за себя всю волю их на воде и на суше; а у них-то и лучший зипун был, чтобы повся дни под Азов и на море ходить; и что содержа долговременный мир, они останутся босы и голодны».

В отношениях с азовцами ни казаки, ни их противники не дорожили дружбой, не уважали достигнутых договоренностей, заключенных договоров. Нередко случалось так, что перемирие прерывалось в тот же день, когда было заключено. Происходило это оттого, что казакам в любой обстановке приходилось соблюдать военные предосторожности, поэтому их не волновала внезапная военная угроза. Только под давлением тяжелой обстановки казаки вынужденно заключали мир. Однако, они считали бесчестьем просить мира, и говорили по этому поводу: «Мы даем мир, а просить его нам непригоже».

Каждое мирное соглашение сопровождалось установленными обрядами. Мирный договор утверждался присягой лучших атаманов со стороны казаков, а со стороны азовцев – шертованием бея или князя («шерть» – во многих восточных языках означает «договор», «обещание») и старейшин города. В этот момент казачье войско разменивало заложников, угощало мировщиков и доверенных лиц (т. е. парламентеров и посредников). Люди, бравшие на себя функции умиротворения, почитались казаками особо. Для них выделялся специальный запас, вино и мед. Только после этого они отпускались. Из Азова обычно при заключении общего мира между Россией и Турцией, по велению султана, донскому войску отправляли известное число котлов, соли, сетей и тысячу золотых монет.

В мирное время и казаки, и азовцы соблюдали только внешние признаки дружбы, торговли. Обе стороны ездили друг к другу в гости. Однако, казаки пользовались малейшим поводом к ссоре. Бывало, часто, что самая заурядная драка пьяного казака с азовцем служила поводом для начала военных действий. Это, естественно, поскольку казаки кормились войной, и для них оскорбление товарища воспринималось как оскорбление для всего казачества. Или, например, азовцы поймали казака на промысле и остригли ему усы и бороду. Тут же начиналась война. При этом войсковой атаман возвращал размирную. Необходимо отметить, что размирные грамоты казаки подписывали только с азовцами, а с другими врагами этого не делалось. Размирные грамоты обычно оканчивались следующей фразой: «Ныне все великое Донское Войско приговорили с вами мир нарушить; вы бойтесь нас, а мы вас станем остерегаться. А се письмо и печать войсковая».

Несмотря на почти беспрерывную войну и неукротимую независимость, донцы умели находить доброжелателей в самом Азове, которые за ласковое угощение, подкрепляемое деньгами и подарками, сообщали им все вести о делах и замыслах турков и татар. Этих людей не называли унизительным словом шпион или переметчик. Их именовали добрыми приятелями, прикормленными людьми. В свою очередь, азовским туркам тоже удавалось узнавать, что делается и что замышляется в Черкасске. Они тоже использовали тех же прикормленных людей, немногих перебежчиков и охриян (отступников).

Для пущей осторожности казаки стремились скрывать настоящее положение и старались не дать возможности узнать топографию своих мест проживания. По этой причине, когда они провозили турецких и крымских послов по Дону в Москву и обратно в Азов, то не выпускали их из чердаков – специальных кают на стругах (старинное речное деревянное плоскодонное судно) для знаменитых особ. Своим умением хранить военные тайны казаки нередко похвалялись. Они говорили: «Зипуны-то на нас серые, да умы бархатные».

Для того, чтобы постоянно иметь большое количество лошадей для своего войска, казаки заготовляли на зиму много сена, которое всегда оставлялось в лугах, поскольку в городках было тесно и опасно сохранять его в случае пожара. Со всеми соседями существовала договоренность: ни при каких условиях сено не жечь. Городки разоряй, людей бей, делай любые варварства, но сена не трогай. Такое правило позволяло сохранить скот, а главное – лошадей.

Необходимость жить и кормиться военной добычей, практически не сдерживала казаков в их военных походах. Нападали они и на русские земли, где совершали такие же грабежи, как и в других местах. Даже во времена Петра I они осмеливались разбойничать на Волге и в смежных с нею областях Российской империи.

Любой казак, задумав погулять, или как на Дону говорили, поохотиться, ни у кого не спрашивал на это разрешения. Никто из казачьих начальников не мог этого запретить. Чтобы исполнить свой замысел, казак выходил в своей станице на сборное место к станичной избе и, кидая вверх шапку, громко выкрикивал: «Атаманы-молодцы, послушайте!.. На сине море, на Черное поохотиться; на Куму иль на Кубань-реку за ясырьми (пленными); на Волгу-матушку рыбки половить; иль под Астрахань, на Низовье за добычею; иль в Сибирь пушистых зверей пострелять». Желающие поддержать задумку лихого казака в знак согласия также бросали шапки вверх и клали в шапку глашатая деньги. После сбора необходимого числа охотников, глашатай, называемый теперь вожаком (атаманом), шел со своими новыми друзьями в кабак, или иное место кутежа. Впоследствии, когда на Дону были построены церкви, вся компания отправлялась в голубец (беседка, построенная на кладбище). Там, вдоволь напившись, выбирали казаки себе походного атамана, определяли день выступления в поход. После этого начиналась подготовка к походу. Люди богатые и чиновные, станичные атаманы, есаулы и простые зажиточные казаки за свой счет строили лодки, снабжали бедных лошадьми, оружием, запасом и одеждой, но с условием получить после возвращения из похода половину причитающейся каждому из них добычи. Во время самого похода соблюдалась строгая военная субординация. Походный атаман имел право наказывать и даже казнить любого из избравших его. Однако, после возвращения домой все становилось на свои места. Все казаки независимо от чинов расходились равными.

Особым уважением среди казаков пользовались только старшины, составлявшие совет и управу Донского войска. Они считались знатными людьми, хотя и избирались. После времен Петра I, войсковые старшины составили первое звено донской аристократии. Все, удостоенные звания войскового старшины, стали переселяться в Черкасск со всем семейством.

Было и другое особое отличие. Это казаки, называемые охотниками (отвагами). Именно так отмечались наиболее удалые наездники. Под словом «охотиться» казаки подразумевали двоякий образ: «за неприятелями и зверьми». К числу знаменитых охотников первого рода принадлежит Ермак Тимофеевич. В этом звании он совершил поход на Волгу. Он своим покорением Сибири обессмертил свое имя, стал достойной личностью в истории России.

Имена охотников хранит донская земля. Казаки никогда не называли себя разбойниками или ворами. Так именовались только те, кто выступал против своих собратьев или те, кто осмеливался промышлять в русских землях, когда войсковой круг решил от этого воздержаться или запретил такую охоту.

Казаки охотились малыми отрядами, численностью от 5 до 50 человек. В отрядах были и пешие воины, и конники, часто попарно или в одиночку. Но даже в столь малом количестве они отбивали у кочевников табуны, скот и брали ясырей, жен, детей, все, что попадалось под руку.

Охота продолжалась до времен войскового атамана Степана Даниловича Ефремова (т. е. до 1755 г.). Затем она поуменьшилась, а первой половине XIX в. и вовсе прекратилась. В числе последних знаменитых охотников почитался Иван Матвеевич Краснощеков, наводивший страх и ужас на Кубани. Черкесы прозвали его Аксак (что значит «хромой»). От прострела ноги пулей Краснощеков хромал.

Существует легенда о поединке охотника Краснощекова и горского джигита Овчара, который тоже любил охотиться. Богатыри знали друг друга по молве, а потому желали встретиться и встретились. Краснощеков узнал противника по осанке молодецкой и начал осторожно подбираться к нему, чтобы не упустить ясного сокола. Близ берега реки, над обрывом, у опушки леса, облокотясь и положив буйную голову на левую руку, распростершись ниц, лежал Овчар перед огоньком. На вид казалось, что не слышит свиста бури и, греясь у костра, не чувствует холода и ненастья. Горский рыцарь был не новичок в своем ремесле, поэтому он почуял зверя издали, но с места не тронулся. Лежал и смотрел на огонек будто, а на самом деле вкось все видел и не торопился. Он выжидал, чтобы даром своей винтовки не марать. Краснощекову предстояло решить трудную задачу, опасную задачу. У него имелось только короткое ружье, а у врага било далеко. Ему податься назад было бы стыдно, да и удалому казаку это не по нраву. Он подумал, оглянулся и смекнул, как добиться своего. Пригнулся и пополз по густой траве, все тишком и молчком. Так он приблизился на расстояние своего выстрела. И тут приникнув к земле, едва успев выставить на посошке в стороне от себя свою шапочку-трухменку (видимо, имевшую складки, что позволяло изменять ее форму), как свистнула пуля и пронзила ее насквозь. Тогда Аксак встал, подошел к Овчару и в упор из ружья убил его наповал. Оружие джигита и резвый аргамак (порода этого жеребца долгие годы сохранялась в табунах знатоков под названием овчарской) достались Краснощекову.

Подобные подвиги назывались донцами забавою, любимым упражнением. Их разбои в российских пределах, особенно на Волге, отличались редкими по буйству проделками. Так, в 1660 г. разбойничий атаман Васька Прокофьев охотился на Волге. Прибыв со своею шайкой на один из астраханских учугов (перебойка через реку с ловушками для ловли рыбы), он обнаружил, что учуг пуст. Тогда Прокофьев написал владельцу: «Были мы, атаманы-молодцы, на твоем учуге, и не нашли в нем ничего. Приказываем: вышли туда 50 ведер вина, 10 пудов меда, 50 мешков пшеничной муки и опоки, что серебро льют. Если ослушаешься, атаманы-молодцы выжгут твои учуги, а буде сверх чаяния станешь жаловаться воеводе, то не пеняй на нас».

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5