- идентификация людей на основе их отношения к «жертве»;

- создание образа врага, который либо непосредственно повинен в посягательстве на жертву, либо имеет к этому посягательству косвенное отношение. Например, реальный враг отождествляется с прошлым врагом, с тем, который непосредственно повинен в появлении жертвы;

- консолидация людей на борьбу с идентифицированным противником;

- воспитание «новых героев», готовых пожертвовать собой ради достижения неких стратегических или тактических целей и ценностей в реальном и потенциальном конфликте;

- детерминация поведения людей в критической ситуации. Например, в один из самых критических периодов в Великой Отечественной войне, летом 1942 года в СССР были учреждены ордена Суворова, Кутузова и Александра Невского, как пример доблести, героизма и готовности к самопожертвованию ради защиты достоинства и независимости своей Родины;

- образ «жертвы» становится элементом культуры, вокруг которого формируются свои ритуалы, обычаи, традиции.

Социальная и инструментальная значимость «жертвы» и её образа в социальных и политических отношениях и в конфликте зависит от следующих факторов:

1. Масштаба события, в котором появилась жертва, величины понесенной утраты, масштаба задач, которые решала жертва в своей жизнедеятельности, или задач, которые стремится решить конструируемая образ жертвы сторона конфликта. Например, Прометей решал задачи всего человечества; Че Гевара – пытался решить проблемы всех угнетенных народов; Иван Сусанин совершил подвиг ради своей страны, своего народа; «подвиг» Павлика Морозова решал задачи классовой борьбы. Гибель более 27 миллионов советских людей во время второй мировой войны характеризует цену одержанной победы, готовность российского народа к самопожертвованию (пассионарность) ради независимости Родины.

2. Числа адептов (приверженцев) данного героя-жертвы. Например, Иисус Христос, принося себя в жертву, говорил о спасении всего человечества. Его адептами являются более двух миллиардов людей. Че Гевара является кумиром, в основном, для молодых людей, так как сам он погиб сравнительно молодым, а в его поступках было больше эмоционального порыва, чем здравого смысла, что так же, в большей мере, свойственно молодым. Жертвы холокоста признали почти все страны мира.

3.Актуальность проблемы, которую решает жертва для конкретного социума в определенный момент времени. Например, проблема защиты отечества и необходимость повышения уровня патриотизма людей возникает в периоды внешней угрозы для страны; обострение идеологической борьбы актуализирует соответствующие «жертвы».

4. Актуализация значения жертвы в различных средствах информации и пропаганды, например, в СМИ.

В ходе анализа роли и значения формируемого образа «жертвы», необходимо также учитывать аксиологический аспект данной проблемы. По мнению , «включенность аксиологии в анализ конфликтных процессов позволяет не только расширить понятийный аппарат конфликтологии посредством разработки «вторичных» признаков и сопутствующих факторов конфликта, но и, выявив сущность моральных ценностей в динамической модели конфликта, понять экзистенциональную роль ценностей в нерациональных личностных предпочтениях в конфликтно-экстремальной ситуации».[1] Соглашаясь с приведенным высказыванием, добавим, что аксиологический аспект анализа конфликта позволяет выявлять не только сущность моральных ценностей и предпочтений непосредственно в конфликтной ситуации, но и является одним из существенных факторов формирования отношений в послеконфликтный период. Кроме того, если появление «жертвы» предшествует возникновению конфликтной ситуации, то аксиологический аспект позволяет учитывать в анализе складывающейся ситуации эмоциональный аспект проблемы.

Само понятие «жертва» предполагает оценку её количественных и качественных (в том числе и ценностных) характеристик причиненного ущерба и физических, психических, нравственных и иных страданий потерпевших. При этом наряду с целерациональными оценками «жертвы», аксиологический анализ акцентирует внимание на ценностно-рациональной составляющей оценки, например, на степени ущемленности фундаментальных ценностей «жертвы» и ее собственного достоинства, на желании в последующем восстановить «поруганную честь», как потенциале для нового конфликта.

Как уже говорилось, само наличие жертвы в конфликте, ее количественные, качественные и другие характеристики могут оказывать значительное влияние на возникновение и развитие конфликта. Поэтому каждая сторона конфликта старается использовать те или иные характеристики жертвы для получения односторонней выгоды в конфликте. Так, в результате уже упоминавшейся бомбардировки Дрездена, по мнению германской стороны, погибли не менее 250 тысяч человек (более точный подсчет затруднен, т. к. город был переполнен не учтенными беженцами. Поэтому жертвами могли стать до 400 тысяч человек), а американские и английские эксперты говорят о ста – ста пятидесяти тысячах; армянская сторона и мировая общественность считают, что в 1915 г. турками были уничтожены примерно полтора миллиона армян, а турецкая сторона называет цифру, которая примерно в десять раз меньше общепризнанной. Прибалтийские страны и определенные силы в Украине также манипулируют фактами для получения своей выгоды.

Но особенно «преуспел» в манипуляции жертвами сталинский режим в СССР. Так, все сведения о количестве репрессированных (арестованных, расстрелянных, сосланных) и погибших в результате искусственно созданного голода людей, тщательно скрывались и от своих граждан, и от мировой общественности. Кроме того, чтобы оправдать свою жестокость, режим «присваивал» своим жертвам статус «враг народа».

Сразу после окончания второй мировой войны, с подачи Сталина, советская сторона заявила, что ее потери за время войны составили семь миллионов человек. Эта цифра была примерно на три миллиона меньше официально заявленных потерь германской стороны. Таким образом, Сталин, во-первых, хотел показать преимущество социалистической военной организации в конфликте с капиталистической системой, во-вторых, «показать» (выделить) свой полководческий талант, в-третьих, хоть как-то реабилитироваться в глазах своего народа за огромное количество жертв. Разоблачая культ личности Сталина, своим волевым решением «определил» общее количество наших жертв в войне в 20 миллионов человек. И только в условиях гласности исследователями была определена более-менее объективная цифра потерь – 27 миллионов.

В реальном конфликте по количественным, качественным и др. показателям (оценкам) «жертвы» определяется «цена» самого конфликта, морально-нравственная мотивация конфликтных действий, понесенные каждой стороной потери, мера наказания (контрибуция) за причиненный ущерб, отношения между бывшими противниками. Кроме того, существенное значение имеет интерпретация событий, связанных с появлением «жертвы» и конструируемый «образ» жертвы, как один из способов позиционирования (идентификации) субъектов в социальном и политическом пространстве.

Глава 7. Этапы и механизмы конструирования «жертвы»

Необходимо сразу отметить, что реальная жертва конфликта (если она имела место), и её образ, могут в значительной степени расходиться по своим качественным и количественным характеристикам. В философском понимании образ – это идеальное отражение предметов и явлений материального мира в сознании человека. В психологии образ – это субъективная картина мира или его фрагментов. В социологии образ – это обобщенное, социально сконструированное отражение реальных характеристик предметов и явлений. Целенаправленно сконструированный образ называется имиджем (или брэндом).[1] В нашем исследовании под словом «образ» мы будем понимать как спонтанно, так и целенаправленно сконструированное отражение реальных и мнимых характеристик предметов и явлений.

Конструируемая «жертва», должна, прежде всего, отвечать стратегическим и тактическим целям и задачам той или иной противоборствующей (противостоящей) стороны в определенный период времени и в определенной ситуации. Кроме того, она должна приобрести социальную значимость как для непосредственных и косвенных участников конфликта, так и для окружающей социальной среды.

В зависимости от преследуемых целей, сторона может конструировать следующие типы жертвы: «жертва-герой», «жертва--утрата», «жертва по принадлежности», «жертва-трагедия», «жертва-враг», «жертва-страна», образ «жертва-народ»,з «абстрактная жертва», и другие. Некоторые типы «жертв» могут «выполнять» различные функции, т. е. использоваться и как «жертва-герой», и как «жертва-утрата», и как «жертва-потеря» и др. Такой тип «жертвы» условно можно назвать «многофункциональным» или «универсальным».

Рассмотрим, как может конструироваться «жертва» на примере целенаправленного конструирования образа «жертвы-героя».

Конструирование «жертвы-героя». Процесс конструирования «жертвы-героя» и других «жертв» предполагает проведение целого ряда социальных действий (мероприятий, этапов), которые так или иначе дополняют друг друга или являются составной частью одно другого. В нашем исследовании мы рассмотрим следующие виды мероприятий по созданию и реализации «жертвы»: актуализация, «приватизация», героизация, гуманизация, институционализация, историзация (мифологизация), объективация, легитимизация, сакрализация, реализация «жертвы» в социальных и политических практиках. Предложенная последовательность проведения мероприятий по конструированию «жертвы» в значительной мере совпадает с последовательностью конструирования социальной реальностью, описанной П. Бергером и Т. Лукманом.[1]

Актуализация «жертвы» конфликта. Выше уже говорилось, что в социально-политическом конфликте (социально-политических отношениях) конструируемая «жертва», призвана выполнять определенные функции для достижения целей той или иной стороны. Поэтому момент начала конструирования «жертвы», или актуализация ранее сформированного типа «жертвы», выбирается осознанно, т. е. в нужный момент времени, когда влияние создаваемого или актуализируемого типа на развитие конфликта и позиции сторон будет максимальным. Например, «жертва-герой» весьма актуална в условиях войны как фактор, способствующий мобилизации людей; «жертва-страна» можно использовать как предлог или причину для «акта возмездия», для привлечения помощи извне; «жертва-потеря» актуальна при предъявлении претензий обвиняемой стороне.

«Приватизация» жертвы конфликта призвана показать, а если возникает необходимость, то и доказать, что «невосполнимую» утрату в лице жертвы, понесла конкретная сторона конфликта. Например, стараниями Советской пропаганды Павлик Морозов был, как бы изъят из своей семьи, своей деревенской среды и им противопоставлен. В результате, дорогие и близкие убитому подростку люди были превращены во врагов, а предполагаемые убийцы жертвы стали яростными его защитниками. Другой пример «приватизации» жертвы – попытка определенных кругов в руководстве Украины представить голодомор как целенаправленную акцию по уничтожению украинского народа. При этом пострадавшие всех национальностей, проживавшие в то время на Украине считаются украинцами, а их палачи причисляются к некой внешней силе.

Героизация жертвы конфликта. Неотъемлемой частью процесса формирования «жертвы-героя» и других «жертв» является героизация реальной или виртуальной жертвы. Какими бы качествами не обладала жертва в реальности, в процессе героизации она, как правило, наделяется качествами положительного героя, который и в обычной жизни проявлял незаурядные способности, демонстрировал смелость, принципиальность, честность и др., и в экстремальных условиях вел себя достойно. Наиболее характерным в этом отношении, на наш взгляд, является образ «жертвы-героя» Зои Космодемьянской, которая и в реальной жизни во многом соответствовала формируемому образу.

Конструируемая «жертва-герой» может также наделяться качествами пассионарной личности, которая осознанно приносит себя в жертву ради достижения общественно значимой цели и общего блага.

Гуманизация жертвы конфликта. Одновременно с героизацией жертвы, как правило, происходит и ее «гуманизация» - придание реальной или мнимой жертве определенных свойств и качеств, которые подчеркивали бы ее жизнелюбие и добрые отношения к окружающим: «он так любил жизнь», «у него были большие планы на будущее», «он всем желал добра». Гуманизация, во-первых, способствует увеличению в массовом сознании значимости понесенной утраты, во-вторых, подчеркивает антигуманный характер посягателей на жертву. Последнее обстоятельство, благодаря пропаганде, и манипуляции фактами, может превратить палача и тирана в «самого человечного человека», а его жертвы в безжалостных «врагов народа».

Контраст между гуманизмом, героизмом и трагизмом жертвы, с одной стороны, и антигуманной, варварской сущностью её врагов, с другой стороны, является наиболее значимым, если жертвой становятся относительно не защищенные в реальной жизни существа: дети, женщины, старики. Например, легендарная героиня французского народа Жанна Д-Арк (1412 – 1431 гг.), в наибольшей степени, на наш взгляд, сочетала в себе большинство из перечисленных качеств. Поэтому этот образ героической жертвы, по мнению французов, оказал решающее влияние на исход столетней войны (1337 – 1453 гг.), а сама она в 1920 году была канонизирована католической церковью.

Институционализация «жертвы». Институционализация, по мнению П. Бергера и Т. Лукмана, имеет место тогда, когда «осуществляется взаимная типизация опривыченных действий».[1] Когда многократно повторяемые социальные действия типологизируются, рационализируются и приобретают устойчивый комплекс формальных и неформальных правил, норм, установок, регулирующих определенную сферу человеческой деятельности. Целенаправленное конструирование «жертвы» предполагает проведение периодически повторяющихся мероприятий: почтения памяти жертвы, возложение цветов к памятным местам, закрепление её образа в официальных символах, атрибутах, памятных знаках, нормативных документах, общественном сознании. Для актуализации конструируемой «жертвы» создаются памятники, музеи, научные организации. Имя жертвы-героя присваивается улицам, городам, поселкам, кораблям и самолетам.

На наш взгляд, необходимо учитывать различия, существующие между естественным процессом институционализации и целенаправленной «принудительной» институционализацией. Первая является результатом «типизации опривыченных действий», на основании которых естественным образом формируются правила и нормы. Вторая, как правило, начинается с создания официальных правовых актов, регламентирующих поведение людей. Примером такой принудительной институционализации является коллективизация крестьянских хозяйств в СССР. Суть целенаправленной институционализации формируемого образа заключается в том, чтобы на официальном уровне закрепить создаваемый образ жертвы, придать ему общенародную и государственную значимость, обеспечить образу государственную и общественную поддержку и защиту. Одной из основных задач институционализации конструируемой «жертвы» является «закрепление» вновь создаваемой социальной реальности и установление контроля над поведением людей.

Историзация (мифологизация) «жертвы». В ходе институционализации создается так же история «жертвы», т. к. любой институт должен иметь свою историю. По мнению П. Бергера и Т. Лукмана, «невозмодно адекватно понять институт, не понимая исторического процесса, в ходе которого он был создан».[1] История может создаваться как на основании реальных событий и фактов, так и на основании вымыслов (мифов). И чем длиннее история, тем большим количеством мифов она обрастает. Миф (греч myhos) – слово, сказание, предание. Мифологический – сказочный, легендарный, вымышленный. Миф – это повествовательная форма описания событий. Он придает дополнительное изменение историчности.[1] Следовательно, мифологизация «жертвы» предполагает придание жертве (её истории) каких-то вымышленных свойств и качеств, которыми она не обладала в действительности или обладала не в полной мере.

Миф (мифологизация) представляет собой повествовательную форму описания событий, восходящую к первобытному абстрактному мышлению. Мифологизация – это процесс, в котором каждое новое поколение (новый рассказчик) может интерпретировать то или иное событие по-своему. Поэтому, с одной стороны, мифологизацию можно рассматривать как естественный процесс историзации социальных явлений. Но, с другой стороны, необходимо учитывать, что субъекты, интерпретирующие определенное событие, преследуя свои субъективные интересы, могут целенаправленно вносить изменения в описание события.

Необходимость мифологизации истории конструируемой «жертвы» возникает в том случае, если история реальной жертвы не соответствует преследуемым стороной конфликта целям и задачам, или такой жертвы не было вообще. При этом если реальные факты из жизнедеятельности жертвы, или свидетельства очевидцев противоречат создаваемому типу «жертвы», то такие факты либо замалчиваются, либо интерпретируются необходимым образом. А свидетелей вынуждают либо молчать, либо говорить то, что необходимо для формирования нужного типа «жертвы». Известно, что первоначально созданный Александром Фадеевым образ героев-молодогвардейцев не понравился Сталину, и писателю пришлось вносить в уже созданный образ значительные коррективы. Следовательно, создавая или разрушая те или иные мифы (образы) можно переписывать историю.

Чем меньше реальных исторических фактов и свидетелей произошедшего события, тем проще исказить реальность. И при этом необязательно говорить неправду. Можно просто умолчать о тех или иных фактах или «перетолковать» их в соответствии с новыми реалиями и интересами.[1] Процесс мифологизации начинается с того момента, когда каждый последующий интерпретатор события вносит в предыдущее повествование нечто свое (рассуждения, предположения, доводы, вымысел).

Объективация «жертвы». Объективность социального явления означает его независимое восприятие от тех индивидов, которые принимали непосредственное участие в «производстве» этого события. Придание институционализированной «жертве» исторических свойств, способствует тому, что конструируемая «жертва» приобретает качества объективности. Объективация – это «процесс, посредством которого экстернализированные продукты человеческой деятельности приобретают характер объективности».[1] Это процесс, в результате которого «субъективно» конструируемый образ или произошедшее событие приобретают свою собственную реальность, устойчивость и повторяемость в сознании и поведении людей. Отныне он (образ) воспринимается как изначальная данность социального мира.

Легитимация «жертвы». Одним из важнейших этапов и условий конструирования и реализации «жертвы» является его легитимизация. «Институционализированному миру (по Бергеру и Лукману), требуется легитимация, то есть способы его «объяснения» и оправдания». Чтобы мир стал более убедительным для нового поколения.[1] Однако легитимизация предполагает не только «объяснение» и «оправдание» институционализированного мира, но и признание его целесообразности и правомерности.[1] Понятие легитимности было введено М. Вебером для обозначения такого социального порядка, который признается людьми правомерным и рациональным, и которому люди подчиняются без массового принуждения.[1] На уровне общества речь идет об общественном признании институционализированного образа «жертвы» и правомерности отдания ей соответствующих почестей. На международном уровне речь идет о международном признании наличия «жертвы» и ее значимости.

Так, например, в 1991 году Верховный Совет РСФСР объявит 30 октября Днем памяти жертв политических репрессий, который советские диссиденты отмечали с 1974 года. Но на официальном уровне органы власти России до октября 2007 года ни разу не отдавали дань этой памятной дате. Поэтому посещение президентом РФ Владимиром Путиным Бутовского полигона (на котором в 1937 – 1938 гг. были расстреляны десятки тысяч человек), и возложение цветов к Большому поклонному кресту, освященному в память обо всех пострадавших в годы государственного террора, было знаковым прецедентом в новейшей истории страны. «Фактически это была первая официальная оценка, которую новая российская власть – впервые за многие годы – дала политическим репрессиям советского периода».[1] Посещение Бутовского полигона В. Путиным является важным этапом в процессе легитимизации жертв сталинских репрессий.

Официальные и дружественные визиты иностранных делегаций (в том числе и первых лиц государства), как правило, включают в свою программу возложение венков к памятным местам, символизирующим институционализированную «жертву», как акт её признания и скорби по утрате. Непризнание национального образа жертвы-героя (или просто жертвы) другими государствами, расценивается как враждебный акт. Например, в настоящее время факт геноцида армянского народа (1915 г.) признала 21 страна. Турция, не желающая признавать факт уничтожения ею более полутора миллионов армян находится в сложным международных отношениях с теми странами, которые этот факт признали. В октябре 2007 года палата Конгресса США также приняла постановление о признании факта геноцида армянского народа, что привело к дипломатическому конфликту между США и Турцией.

Международные образы жертв имеют определенные механизмы защиты от их осквернения (непризнание). Например, непризнание каким-лидо государством жертв холокоста расценивается международным сообществом как осквернение памяти всех погибших во время Второй мировой войны. В некоторых странах отрицание холокоста преследуется в уголовном порядке.

Институционализация и легитимизация «жертвы» является одним из факторов, способствующих урегулированию конфликта «по справедливости». Непризнание одной из сторон конфликта самого факта наличия «жертвы», может осложнить процесс его урегулирования, либо сделать невозможным его завершение в принципе. Примером такого незавершенного конфликта являются отношения между Арменией и Турцией.

Сакрализация «жертвы». Под сакрализацией «жертвы» в нашем исследовании понимается процесс придания некоему пострадавшему в ходе реального или мнимого конфликта объекту (человеку, животному, строению и др.) символического, священного смысла. Если в создании образа жертвы принимает участие церковь, то жертва дополнительно наделяется статусом святомученика. Сакральная «жертва» или какой-то её символ становятся основным элементом определенных обрядов, ритуалов, культовых действий. Например, принятие присяги молодых воинов у памятника жертвам прошлой войны; посвящение в пионеры в доме-музее героя.

Сакральная «жертва-герой» в нашем исследовании – это пострадавший (принесший себя в жертву) за благополучие других людей реальный или мифический герой. Например, мифической жертвой и героем для многих народов Мира является Прометей, пострадавший за то, что дал людям возможность пользоваться огнем. Для миллионов людей во многих странах героем, павшим в борьбе за свободу и счастья простых людей, является герой Кубинской революции Че Гевара. Для российского народа уже несколько веков героем, отдавшим свою жизнь за независимость Родины, является Иван Сусанин. Своего рода классовым «героем-жертвой» в Советском Союзе был Павлик Морозов. Выше уже говорилось, что легендарная героиня французского народа Жанна Д-Арк была канонизирована католической церковью. Так же к лику святых Русской Православной церковью был причислен Иван Сусанин.

Сакрализация «жертвы» как бы завершает процесс вхождения конструируемого образа в институциональную систему и в культуру социума. Сакральный образ жертвы воспринимается не только как легитимный социальный институт, как объективная реальность, но и как элемент культуры, имеющий сакральную ценность. Сакрализация «жертвы» как бы возвращает историческую память социума к тому изначальному священному смыслу жертвоприношения, который основан не столько на разуме, сколько на вере в сакральную силу принесенной жертвы. Сакрализация в значительной мере увеличивает влияние «жертвы» на социализацию и поведение людей.

Существенное значение на формирование «жертвы-героя», и её сакрализацию имеет количество пострадавших в конфликте людей. Анализ различных примеров конструирования «жертвы» позволяет сделать вывод о том, что чем большее количество жертв в конфликте, тем сложнее сформировать некий целостный образ «жертвы», а её сакрализация в такой ситуации практически не возможна даже по чисто техническим причинам. Например, имена многочисленных жертв, сложно перечислить, тем более – запомнить, а образ жертвы-одиночки воспринимается и запоминается значительно проще и целостнее. Поэтому когда жертвенный подвиг совершается группой лиц, то в процессе конструирования «жертвы-героя», и её сакрализации, выделяют некий обобщающий коллективный образ. Например, «герои Панфиловцы», «защитники Брестской крепости», «блокадники», «Могила неизвестного солдата», которая символизирует собой всех погибших во второй мировой войне советских солдат. Другой вариант, когда из коллективной жертвы выделяют наиболее значимую личность. Например, экипаж самолета, которым командовал капитан Гастелло, состоял из пяти человек. Но образа жертвы-героя формировался на основе одной личности.

Реализация «жертвы» в социальных и политических практиках. По мнению Бергера и Лукмана процесс производства социального продукта (экстернализация) и его объективация, реализовываются в процесс интернализации, посредством которой, в ходе социализации, объективированный социальный мир переводится в сознание и поведение людей ( Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995. С. 102). Целенаправленно конструируемая «жертва», как «социальный продукт», предполагает двойное назначение. Во-первых, как элемент социальной реальности и как социальный институт, сформированный и объективированный образ «жертвы» оказывает влияние на социализацию и ресоциализацию людей в обществе (социальной общности), которое считает жертву «своей». Так на образах таких героев как Павка Корчагин, Павлик Морозов, Зоя Космодемьянская и др. были воспитаны десятки миллионов советских людей. Кроме того, образ «жертвы» как элемент культуры также способствует идентификации и мобилизации людей на основе общих ценностей. Во-вторых, «жертва», как эквивалент социального обмена, с древнейших времен позиционирует людей на тех, кто принес жертву, и на тех, кто «повинен» в появлении жертвы. Если «в обмен» на понесенную жертву сторона не получила соответствующую компенсацию («ответный дар»), то она вправе предъявлять претензии к посягателю. Кроме того, считающая себя обиженной сторона, может целенаправленно конструировать образ врага, повинного в появлении жертвы и не возместившего потерю.

Особенности конструирования различных типов «жертвы». Уже говорилось, что в зависимости от преследуемых целей, сторона может формировать различные типы жертв. При этом, несмотря на наличие общих закономерностей, конструирование каждого из названных нами в классификации типов может иметь свои особенности. Рассмотрим эти особенности.

Конструирование «жертвы-утраты». В процессе формирования «жертвы-утраты» могут быть использованы те или иные качественные характеристики, которые являются обязательными в формировании образа «жертвы-героя». Но в данном случае большинство из этих характеристик не являются обязательными. Само понятие коллективная или массовая жертва выдвигает на первый план количественные характеристики «жертвы», которые призваны показать, как много утратила (потеряла) та или иная сторона конфликта. Или как много непосредственно не причастных к конфликту людей пострадали в результате действия (бездействия) той или иной стороны. Преследуя свои интересы в конфликте, противоборствующие стороны могут умышленно завышать или занижать количество пострадавших, ссылаться на данные, достоверность которых сложно проверить.

Если же количество пострадавших несложно проверить, то создатели образа «жертвы-утраты» используют психологические методы, например, взывают к чувствам справедливости, жалости к пострадавшим и их близким, пытаются внушить людям, что они являются пострадавшими, то есть жертвами. В качестве примера приводим выдержку из предвыборной программы партии ЛДПР, которая в преддверии парламентских выборов (2007 г.), стремиться заручиться поддержкой протестного электората и сам его формирует: «Вам каждый день показывают сцены разврата и насилия, вас превратили в скот, и трамбуют всякой гадостью ваши истрепанные души. … Вы не в состоянии вынести все тяготы этой свинцово-мерзопакостной жизни».[1]

Для углубления ощущения трагизма «жертвы-утраты» используются такие показатели как непричастность жертвы к конфликту, гуманный характер её поведения, жестокость посягателей, невосполнимость утраты.

Конструирование «жертвы-трагедии». Выше уже говорилось, что данная категория жертвы характеризует тяжесть понесенной утраты. Поэтому трагизм произошедшего не нуждается в особом «стимулировании». Суть «жертвы-трагедии», в нашем понимании, заключается в том, чтобы представить произошедшую трагедию как предопределенный (неизбежный) удар судьбы. Внушаемая фатальность произошедшего, позволяет прямым и косвенным виновникам случившегося избежать ответственности за случившееся. Демонстративной заботой о пострадавших людях и декларативными заявлениями о том, что «всё взято под контроль» какого-то высшего должностного лица, виновники трагедии стремятся избежать наказания и сохранить (укрепить) свои статусные позиции.

Конструирование жертвы-агрессора», «жертвы-врага». С позиции формальной логики понятия «жертва» и «агрессор» («враг») являются антиподами. Поэтому враг не может быть жертвой. Но политическая практика вносит свои коррективы в формальную логику. Необходимость создания образа «жертвы-врага» возникает тогда, когда одна из сторон не может опровергнуть имевшие место факты героических и жертвенных поступков представителей другой стороны. Например, невозможно опровергнуть факт героической гибели миллионов советских (в том числе и российских) граждан (солдат, партизан, угнанных в рабство людей) во время освобождения Европы от фашизма. Но в некоторых из освобожденных стран к власти пришли (стремятся прийти) антироссийски настроенные политические силы, которым мешают образы россиян-освободителей. Для дискредитации образа «жертвы-героя», и формирования образа «жертвы-врага», в приведенном примере, используются следующие методы.

2. Превращение освободителей в оккупантов. Исторический факт освобождения страны (народа) замалчивается, либо его значимость умаляется. На первый план выдвигается проблема «захвата» советскими войсками территории страны. Освобождение интерпритируется как оккупация. Актуализируются «ужасы» советской оккупации. Таким образом, жертвам-освободителям приписывается ответственность и вина за события, в которых они не участвовали. Подменяя факты и понятия, «перемещая» события во времени, создатели образа «жертвы-врага» пытаются переписать историю в своих интересах. Таким образом они конструируют новую социальную и политическую реальность.

3. Дискредитация подвига жертвы-героя. Совершенный героем (героями) подвиг подвергается сомнению, либо дискредитируется. Например, говорится о том, что в действительности никакого подвига и не было, либо о том, что ничего героического в поведении героя нет и т. п.

4. Обесценивание факта жертвенности. Попытка навязать мнение, что принесенная жертва была либо напрасной, либо не соразмерной достигнутым результатам. Например, говориться о том, что солдаты-освободители погибли по недоразумению, из-за некомпетентности своих командиров, или защищая не те идеалы.

5. Оспаривание числа погибших героев. Умышленное занижение числа погибших, либо замалчивание (забывание) самого факта гибели людей, места совершения подвига или места захоронения погибших.

Конструирование «абстрактной жертвы». Данный тип жертвы формируется на основе различных категорий реально или мнимо пострадавших людей. Например, «русскоязычное население Прибалтийских стран», «индейцы Северной Америки», «евреи», «выходцы из стран Ближнего Востока» (в европейских странах) и др. Абстрактность данной категории жертвы, с одной стороны, не позволяет конкретизировать предъявляемые претензии к реальному и мнимому посягателю, а с другой стороны, может использоваться как постоянный фактор давления на обвиняемую в посягательстве сторону. Например, во времена СССР Запад обвинял советское государственное руководство в нарушении прав человека. Распался Советский Союз, сменилась политическая система России, но образ «абстрактной жертвы», права которой нарушаются, продолжает выполнять свою роль в межгосударственных отношениях. Универсальность «абстрактной жертвы» позволяет предъявлять те или иные претензии почти любому оппоненту или противнику.

Конструирование «жертвы по принадлежности». Для того чтобы оправдать посягательство на жизнь и жизненно важные ценности людей, принадлежащих к «низшей» социальной группе, требуются определенные теоретические обоснования и реальные факты. Иными словами, необходимо потенциальную жертву представить в виде врага, который даже самим фактом своего существования представляет угрозу «высшей» социальной группе. В теоретическом плане для этих целей обычно используются различные националистические и расовые теории, а также теории классовой борьбы, которые пытаются доказать превосходство одних наций, рас, классов над другими. Кроме того, чтобы обосновать правомерность посягательства «высшей» социальной группы на «низшую», необходимо убедить себя и своих сообщников, а также, по возможности, и других, в том, что данная социальная группа представляет реальную или потенциальную угрозу для конкретной «высшей» группы и/или для других аналогичных групп. Например, фашистская пропаганда Германии времён второй мировой войны обвиняла евреев в том, что они захватили ключевые позиции в экономике и бизнесе и тем самым ограничили возможности развития германской нации; марксистская теория классовой борьбы обвиняет буржуазию в нещадной эксплуатации наемных рабочих и считает, что она должна быть уничтожена как класс.

Процесс конструирования жертвы по принадлежности происходит по принципу амбивалентности. «Низшая» социальная группа предстает как посягатель (враг) на жизненно важные ценности «высшей» группы, которая может позиционировать себя в качестве жертвы. Таким образом, происходит одновременное формирование и образа врага и «жертвы», которая готова уничтожать своего «врага»: «Весь мир насилья мы разрушим…». Примером такой двойственной (амбивалентной) позиции может служить положение Израиля на Ближнем Востоке. Некоторые арабские страны и организации считают Израиль агрессором (врагом), а себя жертвой. Мнение Израиля (определенных его кругов) прямо противоположное.

Конструирование «жертвы-страны» (этноса, нации). Когда какая-либо страна подвергается агрессии из вне, то её однозначно можно признать жертвой. Например, нападение фашисткой Германии на Советский Союз. Но существуют ситуации, в которых факт агрессии (насилия) по отношению к реально или мнимо пострадавшей стране (этносу, нации) является не столь очевидным. Например, в вооруженном конфликте между сербами и косовскими албанцами (вторая половина 90-х гг. прошлого века) однозначно определить агрессора и жертву весьма непросто. Каждая противоборствующая сторона, опираясь на поддержку своей «косвенной стороны» и на мнение общественности, стремилась доказать, что агрессором является её противник. В этом конфликте, благодаря стараниям США и НАТО косовские албанцы были признаны «жертвой» агрессии со стороны сербов. В результате «жертва» получила всестороннюю поддержку, а сербская часть Югославии подверглась жестокой бомбардировке.