Хотя проблемы выживания и обновления квакерства были и оста­ются грандиозными, известно, что случай с Нейлором рассматривался Фоксом и руководителями общины как излишество, которое может найти понимание, но не вызывает одобрения. «Рантеры» были отвер­гнуты; им не позволили серьезно посягать на здоровое ядро Общества; и приглашение милленариев — людей Пятой Монархии — тоже было отклонено Фоксом, который сказал им, что «Христос уже пришел и пребывает в сердцах своего народа». Тяготы периода Реставрации в Англии XVII века со всеми его яростными гонениями столкнулись с духом, запечатленным в книге Уильяма Пенна «Без креста нет вен­ца» , и с массовым отказом квакеров поступиться своим правом совер­шать молитву так, как, по их мнению, они были призваны это делать. Эти тяготы встретили нежелание квакеров умерить свои свидетельст­ва, а также их упорное сопротивление требованию оставить либо мир, либо свое призвание. Относительно квакеров что-то ускользнуло из анализа Нокса и не подтвердило его прогнозов. Секрет выживаемости квакеров, если только он существует, может быть полностью раскрыт лишь при более пристальном рассмотрении различных сторон их прак­тики.

Важно отметить, что движение квакеров как третьей силы* никог­да не стремилось заменить непогрешимый авторитет Церкви непогре­шимым авторитетом Библии, как это было сделано в классическом протестантизме. Тем не менее Библия играла и всегда должна играть значительную роль, способствующую сохранению квакеров в рамках христианства и воздействию на их внутренний опыт его испытующей силы и свидетельства. В 197-м Послании (1660 г.) Фокс писал: «И познавайте друг в друге силу и жизнь Бога, то, что произвело на свет Писание, и то, что было до Писания». И еще: «Служите все Господу, чтобы вам утвердиться и пребывать в Нем и возрастать в Свете, кото­рый вдохновил Писание, и чтобы не усомниться в словах, которые идут от Света. Ибо никто из сотворенных не может с пользой читать Писание, если он не пришел к Свету и Духу, от которого Писание исходит» (Посл. 65, 1654).

Здесь Фокс подчеркивает то, чему Друзья придавали особое значе­ние. Регулярное чтение Библии, индивидуально или в кругу семьи, было общепринятым у ранних квакеров, и многие пытаются возро­дить эту традицию в наше время. Они хорошо понимали, что имел в виду тот африканец, который свидетельствовал: «Не я читаю Библию, это она читает меня!» И хотя на общих собраниях квакеров не приня­то читать Библию, откровения, которые обретали словесную форму, почти всегда вызывались и сосредоточивались на особо волнующих библейских отрывках, которые цитировались по памяти. Фокс очень хорошо знал Новый Завет, и тексты о Логосе из Евангелия от Иоанна, где говорится, что Христос просвещает каждого человека, приходяще­го в мир, определяют и утверждают саму цель квакерской миссии распознать Бога в каждом человеке или, пользуясь квакерским выра­жением, «откликнуться на то, что от Бога в каждом».

В кругу ранних Друзей Библия, вероятно, ощущалась как реаль­ность, поскольку они ежедневно пребывали на том уровне товарищес­тва, который столь правдиво описан в Библии. Во времена первых гонений Друзья заботились о семьях друг друга и буквально носили друг друга на руках. Они часто предлагали поменяться местами с Друзьями, которые находились в тюрьме. Гостеприимство, которое они оказывали друг другу, а также бережное отношение, которое они проявляли к ближнему и его внутреннему росту, не знали границ. Ранние квакеры не предпринимали попыток совместной жизни, но они обладали глубоким чувством заботы друг о друге, которую Чарлз Уильямс называет «соприсущностью». Это участие к попавшим в беду, стремление разделить ее, внимание к нуждам ближних в постоянно расширяющемся кругу Друзей с самого начала были частью квакерской духовной жизни и остаются формой духовного попечения и сегодня.

Другой стороной этого попечения явился своеобразный квакерский общественный аналог того, что наши друзья католики называют исследованием сознания и что квакеры метко обозначили словом «во­просы». Эти вопросы были различными в разные исторические перио­ды и часто пересматривались. Изучая их варианты на протяжении трех столетий, можно было бы с успехом написать курс социальной истории Друзей. На собраниях было принято зачитывать «Вопросы» и призывать участников к исследованию своего сознания в отношении таких вещей, как клятвы, запрещенные в Новом Завете; свидетельст­ва против уплаты десятины; участие в насильственных действиях, например в войне; вопросы торговли в XVII веке, связанные с уста­новлением цен на товары; обращение с американскими индейцами и содержание рабов; негуманное обращение с душевнобольными; отно­шение Друзей к системе наказаний и обращение с представителями других рас.

С самого начала эти «Вопросы» были обращены также к внутрен­ней жизни Друзей и касались порядка проведения их собраний, про­стоты и скромности жизни, изыскания времени для духовного чтения и для личного служения Богу, что способствовало их внутренней от­крытости, необходимой во время совместного служения. Они вопро­шали себя, насколько свободна их жизнь от излишней привязанности к приобретениям и есть ли в ней время для забот о ближних и для того, чтобы открывать себя Свету; воспитывают ли они такую откры­тость в детях и дают ли им возможность получить образование, спо­собное усилить это качество жизни.

Эти «Вопросы» лишь помогали ставить проблемы, которые неосоз­нанно затрагивались еще в тесном кругу первых квакерских общин, собиравшихся на молитву не только в Первый день (воскресенье), но и среди недели. Фермеры были готовы идти на собрания и служить Гос­поду вместе со своими собратьями, даже если из-за этого приходилось оставлять сено на полях. Наряду с этим проводились ежемесячные, ежеквартальные и ежегодные собрания, состоящие из молитвы и рас­ширенного устного служения. На этих собраниях обсуждалась деловая жизнь общины, совместно осуществлялись внутренние искания и со­вершались духовные открытия. Непрерывное проведение такого внут­реннего исследования безусловно способствовало углублению и расши­рению личного опыта Друзей.

С самого начала это сообщество мирян держалось вместе, его ду­ховные чаяния возрастали, а его опыт расширялся и подвергался ос­мыслению под влиянием целого потока странствующих квакеров, ко­торые путешествовали «по зову заботы». Эти мужчины и женщины странствовали только в том случае, если испытывали определенную «озабоченность» и имели одобрение своих собраний в виде протокола, в котором содержалась рекомендация направляемых общиной Друзей тем, кого они намеревались посетить, и который свидетельствовал об их духовной пользе для своих собраний. Друзья оплачивали свое путешествие сами, если они были в состоянии это сделать. Если же они не имели достаточных средств для путешествия или для поддержания семьи на время своего отсутствия, то собрание, которое выразило одоб­рение их путешествию, брало эти расходы на себя.

Квакерский брак с самого начала предполагал возможность возни­кновения такой «заботы» и включал свободу отклика на ее потребнос­ти. Пример трогательных отношений между супругами-квакерами, сле­довавшими своему призванию,— отношения между Гилельмой и Уиль­ямом Пеннами летом 1682 года, когда Пенн почувствовал зов поки­нуть Англию и отправиться в Пенсильванию, чтобы осуществить там свой «Святой эксперимент». Его любимая супруга Гилельма чувство­вала себя не совсем здоровой и ждала в то время ребенка, поэтому ей лучше было оставаться в Англии. Но она чувствовала, что ее супруг должен последовать своему предназначению. Ее слова, обращенные к нему, с трогательной простотой выражают двойное обязательство пе­ред зовом Бога и друг перед другом: «Мой милый, не препятствуй никакому благу ради меня. Я хочу, чтобы ты поехал. Я возлагаю на Господа заботу о себе. Я еще увижу тебя». Готовность к таким поступ­кам придавала квакерскому браку особую тональность, повлиявшую как на его характер, так и на семейную жизнь в целом. Она также свидетельствовала о неограниченных возможностях духовной жизни мирян, не связанных обетом безбрачия.

Странствия квакеров, охваченных «заботой», часто вели их за оке­ан, но даже путешествия у себя дома в XVII и XVIII столетиях были сопряжены с риском для жизни. Уильям Эдмундсон описывает путе­шествие двух английских женщин-квакеров в Ирландии в XVII веке: «Всегда пешком, в зимнее время, переходя вброд реки и грязные топ­кие дороги, Энн Гоулд, будучи хрупкой женщиной, достигла сильного истощения и осталась в Клу». Джон Вулмэн и Джоб Скотт были дале­ко не единственными, умершими на чужбине во время своих духов­ных странствий. Ранние дневники квакеров довольно часто содержат описание примеров святого послушания, и это подтверждает тот факт, что оно не является исключительной прерогативой целибатного мона­шества. Святое послушание может со всей силой проявляться в единой христианской семье, живущей в открытости водительству Святого Духа. В своих духовных странствиях Друзья никогда не спешили и жили в очередной квакерской общине столько, сколько было необходимо, что­бы пообщаться с каждой квакерской семьей и иметь возможность побыть с каждым членом семьи, чтобы войти в их духовное состояние и посоветоваться со всеми, от мала до велика, о том, что может быть еще от них угодно Богу.

Между теми, кто искал духовных советов, и теми, кто был способен их дать, существовала непрерывная духовная переписка. Особен­но примечательны в этом отношении «Послания» Айзека Пеннигтона и Джорджа Фокса, хотя это всего лишь два примера из множества подобных посланий. У Друзей с самых первых дней их существова­ния было принято записывать свои духовные откровения в дневники, и эти дневники широко читались в квакерских семьях и служили стимулом для духовной жизни. В них часто подробно описываются лишения, сопутствовавшие духовным откровениям, как, например, в дневниках Джона Вулмэна и Джоба Скотта. Такие описания не могли не побуждать читателей к исследованию своих сердец, чтобы узнать, чего от них ждет и требует Бог.

На семейных молитвах к тому же постоянно читались отрывки из Писания или квакерских дневников, за чем следовало неторопливое, безмолвное ожидание, а иногда — произнесенная вслух молитва. В личных целях квакеры пользовались произведениями духовной лите­ратуры разного рода, связанными с различными традициями, и этим они продемонстрировали свою широкую открытость экуменизму. «Пись­ма» Фенелона, сочинения мадам Гюйон, книги Августина Бейкера «Святая Премудрость», о которой тепло отозвался и которую ценил Роберт Баркли, и «О Подражании Христу», а также многочисленные переводы Якоба Бёме, имевшие хождение в Англии в конце XVII — начале XVIII века,— все эти произведения были известны Друзьям того времени.

Очевидно, что семейная молитва и атмосфера квакерских школ не могли не оказывать своего влияния на детей. Отличающаяся близостью человеческих взаимоотношений общинная жизнь собраний, на кото­рые приводили детей, и продолжительные периоды молчания, в кото­рые они погружались, могут шокировать современных религиозных воспитателей. По словам профессора Уайтхеда, тот факт, что религия уцелела после целого столетия интенсивного религиозного воспита­ния, свидетельствует о ее постоянном упорстве. Записи показывают, что основным методом воспитания детей было влияние явного чувства озабоченности их родителей. Поразительно, как много квакерских де­тей с самого раннего возраста охотно включались в безмолвие молит­венных собраний и откликались на призыв Бога, а также то, как часто молодые люди начинали жить активной внутренней жизнью. Одним из болезненных порогов, который молодые Друзья должны были преодолеть, была трудность произнести вслух перед собранием то, что пришло к ним в тишине. Было нелегко встать на собрании и при всех сказать несколько слов. Неловкость и нерешительность при совершении этого шага, и все же их преодоление и сопутствующее этому чувство освобождения часто описываются в дневниках кваке­ров. Имеются записи, свидетельствующие о готовности Друзей старшего поколения поддержать признаки внутреннего совершенствования, которые они замечали в своих молодых собратьях. И эта поддержка, безусловно, являлась решающим фактором квакерского воспитания. Личный пример имел самое большое значение. Готовность старших жертвовать своей собственностью, своей личной свободой, а также готовность действовать в соответствии с требованием «заботы» и во имя верности внутреннему призыву были, без сомнения, главной си­лой, заразительной для детей, вызывающей у них ожидание водитель­ства Святым Духом и понимание необходимости следовать Ему. Все это является принципиально важным в духовной жизни квакеров.

Квакерам приходилось не раз сталкиваться с тем, что молодежь откликается тогда, когда в ней действительно нуждаются, и активно включается в исполнение того, чего требует «забота». Дети квакеров первого поколения участвовали в молитвенных собраниях вместе с родителями, а затем продолжали собираться без них, когда их родите­лей хватали и заключали в темницу. Американские квакеры 50—70-х годов нашего века избирали своих руководителей в основном из муж­чин, которые провели долгие годы испытаний Второй мировой войны в лагерях квакеров, основанных сознательными противниками во­йны, или из мужчин и женщин, которые в послевоенные годы учас­твовали в оказании помощи там, где имелась большая человеческая нужда, а также работали в многочисленных трудовых лагерях, осно­ванных квакерами, в различных частях мира.

Часто отмечается, что совместные молитвенные собрания, основан­ные на тишине и послушании, занимают центральное место в духов­ной жизни квакеров, но о самой природе этой практики говорится немного. Александр Паркер, близкий соратник Джорджа Фокса, оста­вил классическое руководство, которое одновременно является наибо­лее точным описанием приобщения к такому богослужению.

«Первый входящий в комнату для собраний, не будь небрежным, оставь легкомыслие, телесную и духовную суету, невинно сядь на место, обратись своими мыслями к Свету и ожидай Бога в простоте сердца, как если бы никого, кроме Господа не было рядом, и в этом твоя сила. Пусть и вновь пришедшие сядут рядом в чистоте сердца и обратятся к тому же самому Свету и ожидают под покровом Духа, и так все пребудут в страхе Господнем, и сядут в полной тишине и молчании всей плоти, и ждут в Свете. Несколько человек, собранные рукой Господней в единстве Духа,— это радостное и драгоценное со­брание, в котором все встречаются с Господом... Собравшиеся ради чистого, тихого служения Богу оказываются ближе к Богу, чем могут приблизить слова, хотя ни одно слово не нарушает тишину. В таком собрании, где ощущается присутствие и сила Бога, возникает желание быть со всеми вместе и готовность сказать себе: хорошо быть здесь, и здесь конец всех проповедей и писаний, цель которых привести лю­дей к вечно живому слову».

Двоих просят возглавить собрание с тем, чтобы они взяли на себя ответственность за его окончание. Ранняя архитектура молитвенных домов предполагала два или три ряда скамей, обращенных к собра­нию, и в старинном молитвенном доме, который посещаю я, на этих скамьях и сидят те, кто закрывает собрание. Более современные ква­керские собрания в основном не имеют обращенных друг к другу скамей, а собравшиеся часто сидят здесь по периметру комнаты, ос­тавляя середину пустой. Молитвенные собрания традиционно длятся около часа, хотя продолжительность собрания может слегка меняться. Оно закрывается, когда назначенные люди, почувствовав, что собра­ние окончено, обмениваются рукопожатием, и остальные пожимают руки тем, кто сидит рядом.

Способы погружения в молчание могут быть самыми разными, и каждый должен найти свой собственный путь к нему. Обычно требует­ся некоторое время для того, чтобы собравшиеся внутренне объедини­лись, и те особые моменты, когда чувствуется вся сила собрания «под покровом Духа», так же редки, как и прекрасны. На собрание прихо­дят люди с широким спектром житейских требований и конфликтов. Было бы удивительным, если бы все это можно было оставить за порогом. Некоторые вспоминают обетование Христа: «Где двое или трое соберутся во имя Мое, там и Я посреди них». Почти 100 лет назад художник Дж. Дойл Пенроуз сделал набросок Христа, стоящего во главе собрания, охваченного любовью к Богу и к присутствующим. Копии этой картины часто встречаются в квакерских домах и шко­лах. Те, кто освоили технику медитации для успокоения души и тела, используют ее для того, чтобы сосредоточиться и подготовиться к ощу­щению Присутствия. Одних подхватывает волна признательности и благодарности за то, что Бог любит и ценит их, и они знают, что, как сказал однажды Уильям Пенн, «как бы глубоко мы ни пали, на любой глубине падения нас не оставит десница Божия».

Другие изливают свою признательность в духе французского поэта Поля Клоделя, назвавшего все молитвы просто «благодарностью за то, что Бог есть». Такие люди проводят несколько минут в размышлении о том, каким было бы их настоящее и будущее, если бы Бог не сущес­твовал. Третьи исполняются в своем сердце благодарностью за собрав­шихся вместе Друзей, которых они знают и с каждым из которых ощущают единство в Присутствии, точно так же, как и с теми, кто отсутствует и находится в беде. Иные просто погружаются в тишину, отрешаясь от себя и своих хлопот, как если бы, гуляя с любимым другом, мы нашли бы взаимную беседу излишней и просто бы ощутили радость от того, что друг рядом. Другим мешают разного рода заботы, отвлекающие их от молчания. Отвлекать могут и физические помехи: различные шумы этого беспокойного мира, в котором мы живем, плоть, которую мы не можем успокоить, или приход на собра­ние опоздавших. Такие помехи можно преодолеть, если подключить их к внутренней молитве: «Боже мой, позволь мне войти в Твое При­сутствие со всей стремительностью самолета, который, я слышу, летит над моей головой», или «Боже мой, я благодарю тебя за то, что наш опоздавший друг все-таки пришел, и пусть ему будет особое благосло­вение».

Других могут отвлекать гораздо более серьезные вещи: внутренняя рассеянность как следствие того, что мы в уме хватаемся за неразре­шенные вопросы, трудные проблемы, за всякие неуместные мысли, которые беспорядочно приходят в голову. Со временем они учатся справляться с этими мыслями, признав их составной частью своей собственной сумбурной жизни. Эти мысли естественно всплывают на поверхность сознания в такой момент свободы и требуют к себе вни­мания. У иудеев есть полезный совет, как преодолеть отвлекающие ум мысли. Их следует рассматривать как часть нас самих, которая чув­ствует приближение благословения и проявляется, дабы наверняка ос-вятиться. Как в том, так и в другом случае Друзья не стараются подавить то, что их отвлекает, а пытаются признать присутствие ум­ственных помех, полностью позволяют себе открыться внутреннему Христу, Наставнику, Обновителю, даже если что-то все время продол­жает их отвлекать.

Дональд Корт, весьма любимый квакерами доктор и профессор ме­дицины, говоря о своей напряженной и беспокойной жизни, призна­ется, что не мог бы прожить ее без ежедневных моментов тишины и еженедельных совместных молитвенных собраний:

«В эти минуты я достигаю такой глубины, где я отчетливо вижу себя и свою работу, где та сила, которую мы называем любовью, про­бивается сквозь все мое беспокойство и учит меня, как справляться с происходящим, а не реагировать на него... как открывать путь духу, путь, загроможденный занятостью, самоуверенностью, потаканием себе и жалостью к себе, депрессией и отчаянием... Я не смог бы справиться с жизнью или, возможно, даже прожить последние 35 лет без молит­венных собраний».

Интересно, что как православные, так и квакеры рассматривают опыт совместной молитвы в общине верующих как наиболее действен­ный способ воздействия Святого Духа. Айзек Пеннингтон так описы­вает первые квакерские группы: «Они похожи на груду свежих, жи­вых углей, согревающих друг друга, благодаря той огромной силе, новизне и жизненной энергии, которая струится в них. В совместном богослужении кажется, что внутренний Христос собирает всех моля­щихся и вновь и вновь ведет каждого от изолированности и одино­чества к единению со всеми живущими».

Индивидуализм, гордыня и чувство собственности, которые часто вкрадываются в личную молитву, исчезают, когда мы объединяемся в общей молитве. Внутренний Христос заставляет каждого молящегося заново почувствовать, что он(она) — лишь одна из овец в обширной пастве Божьей, и часто Христос очищает сердца переполняющим ощу­щением принадлежности Его творению. Но это еще не все. Проникая далее в человеческое сердце, это ощущение ведет к освобождению от греха «поглощенности собой», к стремлению достигнуть более высоко­го уровня жизни. Оно вновь и вновь подводит каждого к открытию того, что дар Христа в большинстве случаев соединен с задачей, кото­рая может быть возложена на верующего и которая требует своего скорейшего исполнения.

Когда выше говорилось о молитвенном собрании, которое прохо­дит в молчании и послушании, то слово «послушание» добавлялось отнюдь не ради красного словца. Фокс считал, что Дух, так ретиво действующий в его сердце, не ограничивается тем, что дарует ему живительное ощущение того, что он, Фокс, не одинок. Дух следует дальше и возлагает на него задачи, которые необходимо осуществить. В очередной раз непревзойденные слова, сказанные Айзеком Пенингтоном, выражают это же с предельной ясностью: «Рядом с вами то, что поведет вас вперед; ожидайте и несомненно держитесь этого». В этой фразе соединяются внимание и послушание. В этих словах не только растворение и слияние воедино, сосредоточение и исцеление личности, но при этом почти всегда Водитель ставит перед нами меня­ющиеся первоочередные задачи, то, что должно быть сделано, и сдела­но немедленно.

Под опытом Фокс подразумевал больше, чем только эмоции. Он сознавал, что истинный опыт предполагает волевое усилие, и вовсе не умалял значения тех стадий, тех плато и того постоянного преобразования, которые требуются для воспитания человеческой воли. Великий французский писатель аббат Бремон совершенно четко и однозначно выражает ту же самую мысль, когда описывает роль благочестивой христианской литературы как «ни в коем случае не платонической, а обращенной к воображению и интеллекту исключительно с целью воз­действия на волю». Одна женщина, врач и мистик, жившая в наше время в Базеле и писавшая под именем Адриенны фон Шпейр, гово­рит: «Вряд ли возможно с самого начала уяснить все, что должен означать Бог для человека... Уже открывшись Свету, он может про­сить Бога глубже и основательнее призвать его, но лишь при том условии, что не откажется сделать первый, пусть маленький шаг, ко­торого требует от него Бог». Этот «первый маленький поступок» мо­жет быть посещением друга, или письмом, или подарком, или это может быть первой попыткой освободить свое расписание от житейс­ких дел, с тем чтобы включить в него поручения, которые еще не поступили. Непостижимая сторона всего этого состоит в том, что для Бога нет ничего незначительного. Все имеет значение, и все взаимосвя­зано.

В нашем собрании в Рэдноре была очень пожилая женщина, кото­рая тотчас же уходила, как только собрание заканчивалось, и делала это безо всяких объяснений своим друзьям-квакерам. Она чувствова­ла, что ее долг — немедленно сделать что-нибудь в направлении тех первых незначительных дел, необходимость которых стала очевидна ей на собрании. Франциск Сальский сразу понял бы необычную при­вычку этой женщины как проявление преданности, так как под сло­вом преданность он понимает быстроту, рвение, привязанность, рас­торопность, которые мы выказываем в своем служении Богу.

Когда-то я был знаком с одной женщиной, квакером из Вирджи­нии Анной Мэй Стокли, которая рассказывала мне о своей матери, тоже квакере, овдовевшей, когда Анна, ее братья и сестры были еще совсем юными. Мать в одиночку вырастила детей и дала им возмож­ность учиться в школе и в колледже за счет доходов от арахисовой фермы, все заботы о которой, вплоть до найма работников, лежали на ее плечах. Анна Стокли рассказывала, что у ее матери был обычай, казавшийся детям странным: в 11 часов утра каждый день она уходи­ла в гостиную, которая мало использовалась в их доме, для получасо­вого молчания, а детям, если те были дома, говорилось, чтобы они не беспокоили ее без особой надобности. Дети, как это им свойственно, очень хотели узнать, что же она там делает. Они думали, что, может быть, их мать общается с умершим отцом. Позже они узнали, что мать практикует каждый день то, чем они занимаются на собрании Перво­го дня, открывает себя и свои заботы Наставнику, пытаясь следовать указаниям, которые она часто получала в своем уединении. В опыте квакеров тишина и послушание всегда существуют вместе.

Проповедь, произносимая вслух на молитвенном собрании, осно­вой которого является молчание, заранее не готовится и не планирует­ся. Предполагается, что все присутствующие могут быть добровольны­ми носителями вести. Если кто-то чувствует внутренний призыв вы­сказаться, то никто не мешает ему встать и поделиться своим свиде­тельством с собранием, используя «столь мало слов, насколько это возможно, и столь много слов, насколько это необходимо». Айзек Пеннингтон с одинаковой любовью относится к молитвенным собра­ниям, которые проходят в молчании, и к собраниям, на которых звучат слова свидетельств: «Воистину, служение Духа и жизнь ощущают­ся ближе и непосредственнее, когда осуществляются без слов». Но уже на следующей странице появляется пророческое замечание, в котором он смягчает высказанную мысль и делает ее более приемлемой для квакеров. «Нам неизвестно о собраниях, которые проходят в абсолют­ном безмолвии, где принято решение молчать; но мы ждем, что Гос­подь даст нам почувствовать Его в словах либо в молчании духа без слов,— как будет Ему угодно. И то, к чему мы стремимся и к чему ведет нас дух Господен на безмолвных собраниях,— это чтобы всякая плоть пребывала в молчании, дабы не создавалось ничего вне Духа и силы Господней».

Поскольку квакеры всерьез воспринимают новозаветное учение о том, что все верующие являются священниками, то есть должны быть посредниками друг для друга в спасаемой общине, они исповедуют принцип: «Не следует никому полагать, что изустное служение — вовсе не наше дело». Но Друзья также считают, что в равной степени нежелательно, если кто-нибудь приходит на собрание, заранее уверен­ный, что они будут свидетельствовать вслух. Лучше просто приходить на собрание с готовностью выслушать наставления Бога.

Что квакерам кажется безусловным в этом опыте изустного служе­ния на безмолвном собрании, так это то, что постоянная любовь Бога, преломляемая сквозь пылающую призму внутреннего Христа, вечно свидетельствует нам, жаждет приблизиться к нам, обласкать нас и повести вперед. Предполагается также, что это непрерывное общение становится интенсивнее на молитвенном собрании и что Дух исполь­зует чье-либо изустное служение, чтобы отчетливо выразить эту прони­зывающую любовь, чтобы утвердить и укрепить то, что собравшиеся уже ощутили в душе.

Довольно часто случается, что по окончании собрания несколько человек подходят к тому квакеру, который свидетельствовал, и гово­рят, что они очень благодарны ему за то, что он освободил их от необходимости высказаться, так как почти та же самая весть пришла и к ним, и, хотя они сформулировали бы ее другими словами и снаб­дили бы другими примерами, они поняли, что весть была дана и в их словах больше нет нужды.

Квакеры как в прошлом, так и сегодня ценят даже самое краткое свидетельство, которое может заключаться всего в одном слове, ска­занном в порыве скорби или радости. В 1660 году Уильям Дьюсбери посылал слова ободрения Другу из своей тюремной камеры: «Знай, верное дитя, даже те несколько слов, которые ты произнесешь в благо­говении перед Господом, будут приняты».

Необходимо отметить, что свобода квакерского собрания, не следу­ющего определенной программе, может искушать некоторых произно­сить изустное служение слишком часто. Неблагоразумные люди иногда могут пользоваться этим для самовыражения. Также и те, кто ред­ко посещают собрание, могут не удержаться и откликнуться, как им кажется, на приглашение высказать то, что волнует лично их, при этом не учитывая внутреннее развитие собрания в данный момент. Примечательно, насколько творчески собрание может впитать это по­верхностное высказывание и включить его в молитвенное молчание. Часто случается, что молчание и последующее изустное служение пре­вращают такое высказывание в нечто весьма полезное. Похоже, Друзья знают, когда для пользы собрания необходима помощь старейшин, и в этих случаях спокойно и доброжелательно опытный Друг беседует с теми, чье изустное служение не приносит пользы.

Важным моментом, который часто отмечается в квакерских днев­никах, является то, что услышать весть Бога не есть то же самое, что услышать призыв произнести эту весть вслух. Два замечания Джона Черчмана указывают на то, что это две разные самостоятельные ста­дии: «Видеть что-либо не значит получить указание исполнить это; время исполнения и способность распознать подходящий момент для исполнения являются дарами Бога». «Я начал понимать, что есть раз­ница между знанием о том, что необходимо сделать, и призывом сде­лать это». Пока до вас не дойдет призыв произнести проповедь, лучше удержаться. Важные слова редко пропадают втуне.

Всегда было ясно, что наиболее проникновенное изустное служение на собрании исходит от тех, кто преуспел в познании себя через вдум­чивое чтение Библии и чья жизнь в течение недели, проведенная в молитве и заботах о близких, подготовила их и помогла им уловить внутреннее направление служения на молитвенном собрании. Ранние Друзья критиковали духовенство, получившее подготовку в Оксфорде и Кембридже, однако эта критика была направлена не столько против университетов, сколько против привычки клириков проповедовать, как правило, не свой личный опыт Святого Духа, полученный в пов­седневной жизни, а склеивать осколки опыта других людей. В своей «Апологии» Роберт Баркли с тоской мечтал о том времени, «когда... никто не будет вываливать всю чепуху, которую он собрал на своем жизненном пути, но каждый будет высказывать лишь то, что Господь вложил в его сердце».

В так называемом «спокойном» периоде Общества Друзей в XVIII веке концепция пустоты, то есть превращения себя в полую трубку, посредством которой мог бы вещать Дух, значительно повлияла на изустное служение на молитвенных собраниях. Всегда существовало опасение, что чей-то хорошо развитый рассудок и подготовленный интеллект могут исказить данное внутренним Наставником свидетель­ство, которое кто-то собирался высказать. К счастью, в самый разгар того периода нашлись мужчины и женщины, которые всю свою жизнь много читали и которые, как Джон Вулмэн, безо всякого университет­ского образования были способны, придерживаясь совета Наставника, сочетать свою смиренную открытость присутствию внутреннего Хрис­та с практической мудростью проницательного ума.

Существует рассказ о том, как в XIX веке в штате Нью-Йорк один Друг в сильном волнении поднялся на собрании и осудил строительст­во канала Эри, указывая на то, что человек вторгается во владения Бога. Он закончил утверждением, что «если бы Бог имел необходи­мость в канале Эри, то он прорыл бы его сам». Через несколько минут присутствующая на собрании пожилая женщина-квакер поднялась и процитировала Писание: «И вырыл Иаков колодец». Затем она села на место. В те же самые годы один квакер, убежденный, что мы — немощные «полые трубки», упрекнул другого словами: «Богу не нуж­на твоя ученость»; в ответ на это тот высказал предположение, что, возможно, Бог еще меньше нуждается в невежественной критике.

В связи с растущим сознанием необходимости воспитания продук­тивного и духовно-ориентированного сознания в квакерских общинах в XVIII веке Друзья как в Англии, так и в Америке начали создавать средние школы, действующие и по сей день. В XIX веке в США был сделан еще один шаг в этом направлении: были основаны и получили поддержку такие колледжи, как Хаверфорд, Суортмор, Брин-Моур, Эрлэм, Уильяма Пенна, Уитьер, Гилфорд, Уилмингтон, Пасифик Кол­ледж (ныне колледж Джорджа Фокса) и университет Друзей в Уичите. Но среди бесстрашных умов, которые могли противостоять быстро из­меняющемуся миру и говорить в лицо ему правду, находились и от­ступники.

Одна известная квакерская история хорошо отражает спаситель­ную силу непоколебимой целостности. Один Друг, как и многие дру­гие в его время, как чумы боялся влияния Дарвиновской теории эво­люции, воззрений харвардского геолога Агассиса на происхождение Вселенной и чрезмерной критики Библии на веру квакерской молоде­жи. Этот немолодой Друг как-то поднялся на собрании и рассказал о двух юношах, один из которых остался твердым в своей вере, а вера другого была поколеблена новыми учениями. Однажды эти двое моло­дых людей поехали кататься на лодке. Поднялся ужасный шторм, лодка перевернулась, и молодой человек, который потерял веру, уто­нул. Сказав это, пожилой Друг быстро сел на место, считая свою мис­сию выполненной. Некоторое время спустя он весь пришел в волнение и, в конце концов, встав снова, сказал: «Друзья, в интересах истины я должен признаться, что второй юноша тоже утонул!».

Подобно гироскопу, направляющему лодку во время шторма, в каж­дом поколении были квакеры, которые, твердо придерживаясь мисти­ческой стороны молитвенных собраний как высшей ценности, вовсе не чувствовали угрозы со стороны интеллектуальных учений своего времени и не пугались их. В то же время они были готовы исследо­вать их и противостоять последствиям, которые могли бы возыметь эти течения в своем влиянии на человека, а также открыто заявить об ответственности, которую несут они и их поколение, пытаясь напра­вить эти последствия в нужное русло.

Айзек Пеннингтон, для которого руководство внутреннего Христа было абсолютно непререкаемым, как-то писал: «Рассудок — не есть грех, но отклонение от того, от чего исходит рассудок,— грех». В этом содержится то глубокое понимание связи между интуицией и рассуд­ком, которое всегда в той или иной мере присутствовало в каждом поколении квакеров.

Забота о высшем образовании, которая полтора века назад привела к основанию квакерских высших учебных заведений, безусловно, имела свои ограничения. Это было «охраняемое» образование, и поначалу оно совершенно не касалось музыкального, драматического и худо­жественного воспитания. Но как своеобразная компенсация этой ущербности образования в прошлом, что ныне в основном удалось преодолеть, у квакеров проявился живой интерес к природе, ботанике, биологии, астрономии и другим естественным наукам. Быть может, не случайно в XIX веке в Англии квакеров в составе Королевского Об­щества по численности было больше, чем представителей любых дру­гих религиозных общин.

В начале XX века , как , Руфус Джонс и Рэнделл Харрис, квакеры пришли к убеждению, что усиленная критика Библии не составляет сокруши­тельной угрозы. Они верили в то, что внутренняя духовная и социаль­ная ценность квакерства должна быть заново, по-современному истол­кована. Они также верили, что твердая приверженность Центру дает свободу на переферии и что нет никакого принципиального противо­речия между открытостью дарам внутреннего Присутствия и изустным служением, при котором откровение, рожденное внутренним Присут­ствием, может использовать любой жизненный опыт.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3