Одна из первых публикаций, вышедших в постперестроечное время, —- это работа «"Революция сверху" в России». В ней автор попытался показать значительную зависимость эволюции государственных политических и иных институтов от деятельности реформаторов, которые приобретали некий ореол провидцев, опережающих время в своих замыслах и действиях. Самим реформам придавался статус универсального средства в разрешении назревших противоречий и предотвращении кризисов. С таким подходом не согласился в монографии «Переворот 1861 г. в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива», он утверждает невозможность отождествления реформы с «революцией сверху», так как реформы приспосабливают общество к новым условиям, а революции кардинально меняют сам строй.

в своей монографии «Социальная история России периода империи» поставил под сомнение традиционное представление о кризисе крепостнического хозяйства накануне 1861 г., тем самым подорвав социально-экономический аргумент в пользу ее неизбежности. Он доказывает временный и ограниченный характер кризиса, приводит доводы в пользу устойчивого повышения уровня жизни крестьянства: хозяйственная деятельность помещичьих крестьян была более результативной, чем казенных крестьян; крепостнические отношения были ликвидированы сверху, а не в силу своего внутреннего разложения — в экономическом смысле они не достигли своего предела.


7. Оценка реформ 1862—1874 гг. в исторической науке

В исторической литературе реформы получили неоднозначную оценку.

В дворянской историографии (С. Татищев, А. Шумахер) личность самого Александра II и в целом вся его реформаторская деятельность идеализировались, оценивались исключительно с положительной стороны.

Историки-либералы, современники событий , , и другие приветствовали как отмену крепостного права, так и последующие реформы. Поражение в Крымской войне, считали они, выявило техническое отставание России от Запада и вынудило правительство провести реформы. Но они отмечали и противоречивый характер преобразовательной деятельности Александра II.

(1870—1929) свои наблюдения о магистральных линиях развития XVII—XIX вв. изложил в первом томе исторического сборника «Три века. Россия от Смуты до нашего времени», который был опубликован в 1912—1913 гг. к 300-летнему юбилею Дома Романовых. Преобразования 1860-х годов, по мнению Преснякова, только пошатнули основы русского государственного права и социально-политического строя, выработанного в царствование царя Алексея Михайловича, но они положили начало новому, «переходному», «критическому» периоду, который затянулся на полстолетия. Этот период (1861—1905—1907) историк определил как «жгучую современность», итоги борьбы в котором нового и старого — не очевидны.

Народники (М. Бакунин, Н. Михайловский и др.) отмену крепостного права приветствовали, но направленность реформ на развитие предпринимательства полагали ошибочным. Они считали возможным в России некапиталистический путь развития через крестьянскую общину.

Советская историография базируется на концепции В. Ленина о реформах как о первом шаге на пути превращения абсолютной монархии в монархию конституционную. Если народники считали, что освобождение крестьян двинуло Россию по некапиталистическому пути развития, то Ленин подчеркивал его влияние на формирование в стране буржуазного уклада. Ленинские определения и оценки утвердились в советской историографии в 30-е годы. Это, в первую очередь, ограниченность крестьянской реформы и ее феодальнокрепостнические черты; определение борьбы вокруг подготовки реформы как борьбы внутри дворянства за «меру и форму уступок»; представление о кризисе феодальной формации как главной причине реформ и о значении крестьянского движения, вынудившего «верхи» начать преобразования. Историки-материалисты (, Л. Бескровный и др.) определяют период отмены крепостного права и реформ как резкий переход от феодальной общественно-экономической формации к капиталистической. Для большинства советских историков реформы — это водораздел, отделяющий период феодализма от периода капитализма. В советской историографии преобладало объяснение отмены крепостного права и реформ ростом крестьянских волнений. изображает Россию конца 50-х — начала 60-х годов XIX века как некий кипящий котел: «Правительство уже не управляет, а стреляет... Уж лучше пойти на реформы, открыть клапан». Советские историки полагали, что отмена крепостного права в России запоздала, а реформы, следовавшие за ней, проводились медленно и неполно. Половинчатость в проведении реформ вызвала возмущение передовой части общества — интеллигенции, вылившееся затем в террор против царя. Марксисты-революционеры считали, что страну «повели» по неверному пути развития — «медленного отсекания гниющих частей», а надо было «вести» по пути радикального решения проблем — проведения конфискации и национализации помещичьих земель, уничтожения самодержавия и др.

В современной историографии имеется немало защитников традиционных воззрений на правление Александра. По словам , «как личность Александр II был, конечно, привлекательнее отца, умнее, образованнее, мягче и сдержаннее характером, однако и он тоже сочетал в себе — не столь кричаще, как Николай, — пороки самодура и ретрограда, да и чрезмерно полагался на бывших служак Николая...». Более того, Троицкий характеризует Александра II как «самого кровавого самодержца» за всю историю России. Он пишет, что его деятельность нельзя рассматривать односторонне и замалчивать «бесспорный факт: к концу 70-х гг. царь, в свое время освободивший от крепостной неволи крестьян, снискал себе уже новое титло: Вешатель». По словам Троицкого, реформы 1861—1874 гг. преобразовали экономический, социальный и политический уклад Российского государства так, что началось его превращение из феодальной в буржуазную монархию. Крестьянская реформа 1861 г. изменила экономический базис страны (Россия твердо стала на путь капиталистического развития), а реформы 60—70-х гг. XIX в. привели в соответствие с новым базисом старую политическую надстройку. В то же время автор считает, что ни одна из реформ 1861—1874 гг. не стала в полной мере последовательной. Каждая из них «сохранила в себе остатки феодальной старины, что ограничивало ее прогрессивность». Объясняя причины этого явления, Троицкий замечает, «что все реформы 60—70-х гг. были навязаны снизу «верхам», вырваны у них, но осуществлялись, хотя и против их воли, их же собственными руками. Царь и его окружение уступали объективной необходимости и давлению оппозиции, но, уступая новому, хотели все же сохранить как можно больше из старого и многое сохранили.

Уже во второй половине 1980-х гг. часть авторов выступила с критикой советской историографии, которая причины реформаторской деятельности Александра II выводила напрямую из статистики народных бунтов. По замечанию , крестьяне, хотя и ожидали реформ, в ту пору волновались не больше, чем прежде. Ожидания, царившие в народе, как считает историк, были понятны многим из окружения нового императора, и они сумели убедить Александра II, что угроза слева была в тот момент опаснее, чем ворчание справа. говорит, что Александр начал свою «революцию сверху» не только когда стало нужно, но когда стало возможно довести ее до конца.

в монографии «Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива» оспорил правомерность отождествления реформы с «революцией сверху». говорит, что Александр II при желании мог бы сыграть роль «революционера на троне», радикализовать свои реформы и увенчать их дарованием стране хотя бы самой умеренной конституции, т. с. превратить цикл реформ в «революцию сверху», но «голос крови» его отца оказался в нем сильнее: победило «николаевское наследие».

В современной историографии большая литература посвящена жизни и деятельности Александра II. Современных авторов , , и других в эпохе Александра II интересует прежде всего реформаторская сущность его правления. Если советские историки главное внимание уделяли крестьянской реформе, то основное внимание современных исследователей привлечено к тем из реформ, которые модернизировали политическую структуру Российского государства.

("8") Современные либеральные историки относят Александра II к плеяде крупнейших российских реформаторов. Большинство современных исследователей утверждают, что либеральные идеи стали практикой в деятельности Александра II, проводившего модернизацию «сверху» — путем правительственных реформ. Некоторые авторы полагают, что именно Александр II начал российскую модернизацию. А. Левандовский считает, что все, что сделал Александр II, «позволяет говорить о жизненном подвиге этого человека. Одно только освобождение крестьян, не говоря уже о последующих реформах, заслуживает подобного определения. Ведь речь шла о том, чтобы в корне изменить русскую жизнь, как, наверное, не менял ее еще никто...».

По словам , «Александр II считал необходимым проведение либеральных преобразований, использовал программу «либеральных бюрократов» с целью изменения существующей государственной системы, несостоятельность которой обнаружилась во время Крымской 86 войны». рассматривает реформы 60—70-х гг. как шаг от регулярного полицейского к правовому государству. При этом она подчеркивает, что реформы носили незавершенный характер, а приобщение «основной массы населения, миллионов крестьянства к гражданской жизни» происходило в условиях усиления контроля государственной власти над экономикой и обществом. Причины же незавершенности реформ объясняются ею тем, что «по своему мировоззрению, характеру, темпераменту Александр II не был реформатором. Он стал им в силу обстоятельств, не обладая способностями и достоинствами крупного государственного деятеля... Он вынужденно, оказавшись перед фактом жестокого поражения в войне и всеобщего недовольства в стране, взял за основу либеральную программу, либеральную концепцию крупномасштабного реформирования страны, ее общей перестройки, но, не будучи сам либералом по убеждениям, в конечном счете подчинил проведенные преобразования интересам сохранения самодержавия». По мнению Захаровой, Великие реформы, тем не менее, открывали путь к созданию гражданского общества, были нацелены на развитие национального самосознания народа, воспитание в нем чувства достоинства, преодоление рабства.

Вопросы реформ и реформаторства в России, как наиболее приемлемого варианта развития общества рассмотрены также в работе «Революция и реформы: исторический контекст и современное понимание» (1999). А в вышедшей в 1996 г. коллективной монографии «Власть и реформы. От самодержавной к советской России» реформы оцениваются как структурные преобразования, ломка внутренней инфраструктуры с целью выдержать конкуренцию на национальную и военно-экономическую самостоятельность в мировом масштабе.


8. Оценка народнического движения в исторической науке

Начало изучению народнического движения в России и его теоретической базы было положено либо самими народниками, либо его противниками еще в 70—90-е годы XIX века. трактовал народничество как чисто интеллигентское движение, миросозерцание «кающихся дворян» и разночинцев, озабоченных жаждой решения вопросов социальной правды.

Он наметил три этапа в истории народничества. Первый — генезис из славянофильства и западничества в 1840—1850-е гг. Второй период — 1860-е гг., когда народничество стало заметным общественным движением, оформилось в доктрину. И наконец, в 1870-е гг. сложилось целостное миросозерцание, центральной идеей которого стала мысль о противоположности интересов народа интересам нации. «Богатство нации есть нищета народа», — писал он.

Оценка народничества и его доктрины имелась и в лагере царских чиновников. Министр юстиции граф написал в 1875 г. обширную записку «Успехи революционной пропаганды в России», а генерал-лейтенант Шебеко (псевдоним В. К.), работавший в Министерстве внутренних дел, опубликовал на французском языке своеобразный документ «Хроника социалистического движения в России. 1878—1887», который был переведен и издан в Москве в 1906 г. В 1887 г. в недрах III отделения Министерства внутренних дел его штатный историк написал книгу «История социально-революционного движения в России (1861—1881 гг.)». Вполне естественно, что все оценки русского народничества в этих публикациях и документах были резко отрицательными. Представитель дворянской историографии граф в книге «Судебно-полицейская хроника» также крайне негативно оценил народников. 88

Либеральная концепция народничества представлена публикациями «Освободительное движение в царствование Александра II: Исторические очерки» (М., 1911); «Революционный период русской истории (1861-—1881 гг.): Исторические очерки» (СПб., 1913); «Общественное движение при Александре II (1855—1881): Исторические очерки» и др. Написанные в сочувственных тонах, они часто носят апологетический характер. Эти работы подчеркивали, что чрезмерная жестокость царизма превратила «безобидных мечтателей» в закоренелых революционеров.

(1833—1904) поместил в «Вестнике Европы» статью «Теории народничества» (1892). Соглашаясь с этической, социальной устремленностью народничества и его практической деятельностью на благо народа, Пыпин, однако, не принял критики интеллигенции, данной народниками, настойчиво подчеркивал преемственность во взглядах славянофилов и народников.

Историк освободительного движения, либеральный народник -Богучарский (1861—1915) систематизировал данные по истории леворадикального народничества, собранные им из разных источников, включая подпольные и эмигрантские издания. Богучарский разделял мнение Пыпина об идейной неоднородности народнического движения, а также о преемственности во взглядах славянофилов и народников. Однако при этом Богучарский добавлял, что связующим звеном между ними был сначала , а затем .

Русские историки-марксисты подвергли критике как анархистское течение русских народников, так и идеологов либерального народничества. в работах «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», «Социализм и политическая борьба», «Наши разногласия», «Анархизм и социализм» резко критиковал народников за несостоятельность их идеи о самобытности пути России. С таких же критических позиций, как и Плеханов, оценивали народников и . неоднократно обращался к критике народничества («Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов», «К характеристике экономического романтизма», «От какого наследства мы отказываемся»). В работе «Развитие капитализма в России» доказывал очевидность столбовой дороги капитализма, называл народников идеологами крестьянской демократии и выделил несколько этапов в развитии народничества.

С 1917 года до середины 30-х гг. XX в. всем течениям народничества было посвящено немало разнообразных публикаций: публицистических, мемуарных, научных. Такое обилие объясняется политической злободневностью изучаемых проблем революционного прошлого, к тому же большинство авторов сами были деятелями революционного движения. Интерес к народничеству проявился в обширных публикациях трудов идеологов народничества как отдельными изданиями, так и в собраниях сочинений. В этот же период прошли научные дискуссии о народничестве. Дискуссия о Чернышевском была одной из наиболее крупных во второй половине 20-х годов: характеризовал Чернышевского «как предтечу К. Маркса и Ф. Энгельса, «революционного коммунизма», провозвестника социалистической революции в России». Оппоненты Стек-лова определяли Чернышевского как крестьянского революционера и революционного демократа. К данной дискуссии непосредственно примыкала другая — о личности и деятельности . подтягивал Бакунина к родоначальникам российского коммунизма. Против него выступила группа ученых (, B. П. Полонский и др.). Тогда же прошла и дискуссия о C. Г. Нечаеве. Ее участники отвергли взгляд на него как на предшественника большевиков, а также осудили попытки оправдать революционную практику Нечаева.

В 1929—1930 гг. состоялась дискуссия в Обществе историков-марксистов о «Народной воле». Открыла дискуссию статья «Историческое значение партии «Народная воля» в журнале «Каторга и ссылка». Автор определял народников как «прямых предшественников большевизма, а «Народную волю» — как организацию крестьянства для единой мировой социалистической революции». В 1930 г. дискуссия продолжалась. Главное внимание ее участники сосредоточили на ленинских оценках идеологии «Народной воли» как теории народного социализма. В конце концов и эта дискуссия, подобно предшествовавшим, привела к постановке проблемы идейных истоков большевизма. Итогом дискуссии стали тезисы о «Народной воле», подготовленные отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП(б). В них народовольство однозначно характеризовалось как революционно-демократическое течение. Все другие мнения причислялись к «правому уклону».

Вплоть до конца 50-х годов тема русского народничества во всех ее аспектах за исключением критических была полузакрытой. Причиной была его оценка, данная в «Кратком курсе истории ВКП(б)», как идеологии, утратившей свой революционный характер по сравнению с демократами-шестидесятниками и враждебной марксизму.

Народничество как исследовательская проблема вернулось в историю русской общественной мысли во второй половине 50-х гг. XX в. в виде нескольких сменяющих друг друга дискуссий, главная суть которых в том, как оценивать идеологию русского народничества и когда оно началось как движение. Конец 1950-х гг. — новая дискуссия о движении народников. Одна из спорящих сторон считала, что народничество возникло на рубеже 60—70-х годов как протест против буржуазных тенденций пореформенного развития России. Другая говорит о народничестве как о синониме разночинского этапа революционно-демократического движения в России, осуществляющего антифеодальную идеологию. Усиление интереса к народничеству вызвало появление значительного числа работ: 111. М. Левин «Общественные движения в 60—70-е годы XIX века» (1958); «Революционное народничество» (1965); «Революционное подполье в России (1965); «Движение революционного народничества. Народнические кружки и «хождение в народ» в 70-х гг. XIX в.» (1965); «Народная воля 1879—1982 гг.» (1966); «Социалистическая мысль в России на рубеже 1870—1880 гт.» (1969) и другие.

Так, говорит о том, что для народовольцев рабочие были только удобной для агитации частью народа. Самостоятельного значения пролетариату они не придавали. Этот факт историк считал ошибкой народников. «Народную волю» оценивал как прообраз политической партии, борющейся в подполье, но имеющей свою печать, пользующуюся поддержкой и сочувствием передовой интеллигенции. Переход «Народной воли» к открытой борьбе с самодержавием вызвал постановку новых вопросов теории и тактики борьбы. В решении этих вопросов, по мнению автора, выявился утопизм народнических теорий.

Советской историографией 60-х гг. XX в. рассматривается не только террористическая деятельность народнических организаций, но и «хождение в народ» (работы , и др.). В эти годы советские историки пытаются уравнять значение термина «хождение в народ» и деятельность народнических организаций «Земля и воля» и «Народная воля». считает «хождение в народ» следствием крестьянской реформы 1861 года, после которой наблюдалось усиление неравенства, обнищания различных слоев трудового сельского люда. Движению в народ предшествовала разнообразная деятельность по изучению социальной и духовной жизни народа, истории борьбы трудящихся за свое освобождение. говорит о том, что «хождение в народ» было хорошо продумано и организовано.

В истории «хождения в народ» выделяет определенные этапы:—1863 гг. — деятельность революционеров в крестьянской среде была вызвана стремлением поднять крестьян на восстание;—1873 гг. — предпринимались единичные попытки сближения интеллигенции с народом, активная революционная агитация сменилась стремлением глубоко познать социально-экономическое положение трудящихся;—1875 гг. — массовая деятельность в народе. Значение «хождения в народ» и признают в установлении связи передовых образованных людей с широкими народными массами. Неудачи движения в народе 1874—1875 годов проходили в условиях децентрализации и способствовали созданию централизованной конспиративной организации. Таким образом, по мнению Итенберга и Гинева, период «хождения в народ» является важным этапом, предшествовавшим деятельности народнических партий и во многом изменившим революционно-демократическую идеологию.

В 70-е годы XX века относительно революционной деятельности народников выходит ряд работ . В них автор подробно рассматривает террористическую деятельность народников, анализирует политические процессы над народниками, а также характеризует карательные меры правительства. Революционное народничество рассматривается им как результат двух революционных ситуаций 60-х и 70-х годов XIX века, обозначивший «кризис верхов». А с 1866 года, по мнению , царизм открыто перешел от «либерализма» в «полицейском футляре» к драконовской реакции. Поводом послужил выстрел Д. Каракозова, но реакция обрушилась не только на каракозовцев. По мнению , «каратели», как он называет III Отделение и полицейских, не только не смогли остановить революционное движение, а даже способствовали его развитию и переходу от мирной пропаганды к террору как средству отпора и самозащиты. Однако, как считает Троицкий, постепенно из средства самозащиты террор превращается в средство борьбы с правительством. По мере того как террор приобретал все более осознанный политический характер, он толкал террористов к цареубийству.

Но узость тех общественных слоев, которые поддержали «Народную волю», оказалась для партии роковой. Отсутствие твердой опоры в массах обрекло ее на поражение. Но все же, как отмечает , «Народная воля» способствовала революционному воспитанию масс внутри страны. Признавая значение «Народной воли» в российском и международном революционном движении, оправдывает методы ее борьбы, говоря о том, что «красный террор» был лишь ответом на «белый террор» со стороны царизма.

("9") В современной исторической науке продолжились споры о классическом народничестве. В некоторых работах народничество отождествляется с заложенной и идеологией крестьянской демократии. Для других авторов народничество — это общественное течение, начавшееся только с 70-х гг. XIX в., когда активную роль в революционном процессе взяла на себя разночинская интеллигенция. Спорным является и вопрос о конце народничества. Часто можно встретить мнение о том, что классическое народничество исчерпало себя 1 марта 1881 г., а либеральное народничество 80—90-х гг. рассматривается как его деградация.

Современные историки много спорят о программных установках партии «Народная воля» и применяемых ею методах борьбы. , ссылаясь на программу партии, подводит к тому, что в деятельности «Народной воли» террор никогда не занимал главного места. Говоря о причинах развязывания террора, продолжает считать, как и раньше, что «красный» террор «Народной воли» был исторически обусловлен, навязан революционерам как ответ на «белый» террор царизма против «хождения в народ». По словам , «вся эта цепь покушений накалила обстановку в стране и, как на это рассчитывали народовольцы, внесла дезорганизацию в лагерь «верхов». Н. Троицкий утверждает, что высшей целью народников было тогда освобождение русского на-1>4 рода, которому они поклонялись и сострадали. Автор считает, что политика царского правительства по отношению к «ходебщикам в народ» была нецелесообразна. Потому что «хождение в народ» было мирным, пропагандистско-просветительным движением, и цивилизованное правительство оценило бы просветительский энтузиазм народников и наказало бы лишь необузданных бунтарей. Вместо этого царское правительство, по мнению Н. Троицкого, несправедливо обрушилось на народников жесточайшими репрессиями. Н. Троицкий рисует образ русского народовольца, который соединяет в себе два высочайших типа человеческого величия: мученика и героя. В публикации Н. Троицкого народники представлены прежде всего как «тираноборцы и народолюбцы».

С этой точкой зрения категорически не согласен , в работах которого народники выступают прежде всего как «бомбисты». Опровергая термин «тираноборцы», говорит о том, что между П. Заичневским, нечаевщиной, «хождением в народ», «Народной волей» каких-то глухих границ не существует, так как во всех этих явлениях действующим лицом является разночинец, причем воинствующий. По версии , революционная пропаганда в деревне, сориентированная на общинно-социалистические настроения крестьянства, изначально была обречена на неудачу, так как община того времени была не зародышем будущего, а пережитком прошлого, который уже начал распадаться. Но при всех своих ошибках и иллюзиях, отмечает , народничество было движением потенциально здоровым и содержало в себе самом возможность выбраться из рокового подполья. Автор говорит о том, что на движение революционных народников, которое, в сущности, носило утопический характер, власть ответила репрессиями, которые ударили по всему обществу. Репрессивная политика правительства вызвала соответствующую реакцию тех, против кого она была направлена. Но оправдывает действия императора, при этом он подчеркивает ошибочность принятых мер. По мнению , целиком отдавшись террору, народовольцы утратили чувство реальности. Их борьба с властью постепенно приобретала иррациональный характер: она все больше велась под диктовку ненависти, а не разума.

считает, что наиболее достойные из революционеров изначально не стремились к борьбе за власть, за свержение существующего строя, к террору, а мечтали заниматься непосредственной созидательной деятельностью. Согласно концепции Эйдельмана, достойные люди из совестливой российской интеллигенции шли в революционеры тогда, когда ощущали невозможность осуществления реформ официальным, государственным путем, когда теряли контакт с «реформаторами сверху» и веру в их искренность.

полагает, что зарождение террора в России было вызвано прежде всего невозможностью эволюционного, мирного развития общества и власти. Конфликт власти, не желавшей поступиться ни граном своих привилегий и предпочитавшей диалогу с формирующимся обществом, которое не видело для себя никаких жизненных перспектив без элементарного набора политических свобод, жестокое подавление всякого инакомыслия, был неизбежен. Будницкий пишет, что «террор оказался наиболее эффективным средством борьбы при ограниченных силах революционеров», и «на конституционный путь правительство заставили вступить именно террористы». По словам , «насилие было, увы, взаимным, и кровавую спираль раскручивали обе стороны. Это было, в известном смысле, самоистребление».

По мнению А. Баранова, «в России на рубеже XIX и XX веков... сложились две основные системы представления террористической группы обществу и, соответственно, две основные модели политического терроризма». Первую автор называет «войной на уничтожение», когда террорист 96 вступает в смертельную схватку с окружающим его миром, не предъявляя никаких условий ни обществу, ни властям (Зайчневский, Каракозов, Нечаев, Ткачев). Вторую модель политического терроризма А. Баранов называет «диалог с обществом» и полагает, что «основой данной модели является образ «террориста защищающегося», террориста, вынужденного подняться на борьбу, чтобы ответить на террор куда более страшного и жестокого врага» (В. Засулич).

Часть современных исследователей полагает, что тактика индивидуального террора была обречена на провал. Многие из них привлекают внимание именно к моральной, нравственной стороне террористической тактики народовольцев. Для них народовольцы стали фанатиками и «бесами». С. Бурин, например, считает, что «истоки наших кошмаров» —- декабристы и народовольцы. По его словам, народовольцы являлись циниками и «головорезами», подверженными «бредовым идеям», для которых бесконечный процесс разрушения был предпочтительней «нормального» эволюционного развития. Однако подобные оценки слишком упрощают проблему политического террора.

9. Оценка правления Александра III в исторической науке

Дореволюционные историки , , — представители официальной дворянской историографии — оценивали правление Александра III с субъективно-идеалистических, апологетических позиций.

Характерной особенностью историографической ситуации начала XX в. являлось то, что для контрреформ 80-х еще не наступила, по выражению Ключевского, «историческая давность», в силу чего этот сюжет оказался в высокой степени политизированным. Он привлекал внимание не только историков, но в первую очередь публицистов всех направлений, и в оценке сущности реформ, их ближайших и отдаленных результатов особенно рельефно проступило противостояние либеральных, консервативных и леворадикальных сил в обществе. Серьезным фактором в последующем развитии историографии реформ явилось то, что наиболее глубоко и профессионально в дореволюционной науке были изучены 1860—1870-е годы, в то время как политика 1880—1890-х годов составляла предмет главным образом политического и публицистического анализа.

Либеральная традиция, представленная в первую очередь , , признавала огромную важность великих реформ, и в особенности крестьянской, которая явилась «поворотным пунктом» в русской истории. Либеральные историки единодушно констатировали, что в результате реформ 1860-х годов страна шагнула далеко вперед, общественные отношения в ней значительно усложнились, возникали новые слои и классы, обострялось социальное неравенство. В этих условиях «самодержавная бюрократическая монархия» оказалась непригодной к решению все новых и новых жизненных задач. Когда на первый план выдвинулся вопрос о реформе политической, правительство перешло к затяжному курсу реакции. Согласно либеральной концепции, именно это послужило причиной роста оппозиционного освободительного и революционного движения и привело страну к глубокому политическому кризису начала XX в.

, анализируя «Положение о губернских и уездных земских учреждениях» 1890 г., пришел к выводу о том, что составители его превратили вопрос о преобразовании земского самоуправления в вопрос об его уничтожении. Основной вывод, сделанный ученым, состоял в том, что в деле построения системы самоуправления должны учитываться интересы и государства, и общества.

Этот период пытается осветить и в своем курсе «История России в XIX в.». Автор подразделяет царствование Александра III на три этапа: вступительный 98

(с 1 марта по 29 апреля 1881 г.); переходный (до конца мая 1882 г.); реакционный (до смерти императора в октябре 1894 г.). С переходом власти в руки в мае 1882 г., считает , начинается окончательный поворот к реакции.

Избегая термина «контрреформы», либеральные историки говорили о последующих «искажениях» и «пересмотре» реформ 60-х годов в духе реакционном. Они указывали, что наступление реакции в 1866 г. не прервало реформаторского процесса, но придало ему «болезненный ход и ненормальные формы», а в 1880-е годы, несмотря на реакционный курс в делах внутренней администрации и просвещения, правительству пришлось идти по пути прогрессивной финансовой и экономической политики.

главную цель политики Александра III видел в укреплении авторитета верховной власти и государственного порядка, усилении надзора и влияния правительства, в связи с чем «пересматривались и улучшались» законы и учреждения, созданные в эпоху Великих реформ. Введенные ограничения в сфере суда и общественного самоуправления сообщили политике Александра III «строго охранительный и реакционный характер», однако эта отрицательная сторона правительственного курса уравновешивается у серьезными мерами по улучшению положения сословий — дворянства, крестьянства и рабочих, а также хорошими результатами в области упорядочения финансов и развития государственного хозяйства. ,. ,-

Дореволюционная леворадикальная историография — марксистская и народническая, представленная работами , , и др., крайне критически оценивала политику самодержавия второй половины XIX в.

Признавая решающую роль классовой борьбы в истории, именно с этих позиций рассматривал правительственную политику реформ и реакции, не употребляя, однако, термин «контррсформы». По его мнению, реформаторский процесс в России второй половины XIX в. представлял собой «частичную ликвидацию феодального порядка», проводимую «в том направлении и в тех размерах, в каких это было выгодно дворянству». Покровский не склонен противопоставлять политику 60-х и 80-х годов XIX в., подчеркивая преемственность реакционного по своей природе «дворянского» политического курса.

Оценка эпохе Александра III была дана также в статье «Царствование Александра III». Данный период характеризовался автором как время дворянской реакции. Кроме того, Плеханов доказывал наличие непосредственного влияния буржуазии на правительственную политику самодержавия, якобы буржуазия диктовала министру финансов свои пожелания.

Особое значение для формирования советской историографии имели работы , например работа «Гонители земства и Аннибалы либерализма». Ленин определил, причины, вызвавшие возможность утверждения реакционного правительственного курса, дал характеристику отдельных этапов внутренней политики самодержавия. Важную роль в формировании исторических представлений об эпохе 1880-х годов сыграла ленинская характеристика правительственной политики Александра III как «разнузданной, невероятно бессмысленной и оголтелой реакции».

("10") Советской исторической наукой был усвоен термин «контрреформы», который включал в себя в начале представление о реакционных мерах царского правительства на рубеже 1880—1890-х годов, принимавшихся в интересах отжившего класса — поместного дворянства. В этой интерпретации контрреформы — введение института земских начальников (1889), земская (1890), городская (1892) и отчасти судебная — ликвидировали и без того скромные достижения 1860-х годов путем восстановления сословной государственности и усиления административного контроля. В советской исторической литературе к началу 1960-х 100 годов содержание термина значительно расширилось. В понятие «контрреформы», означавшее реакционные преобразования в России, проведенные в царствование Александра III, были включены также «Временные правила» о печати 1882 г., восстановление сословных принципов в начальной и средней школе, Университетский устав 1884 г.

, , негативно характеризовали как личность Александра III, так и его внутриполитический курс. Наиболее обстоятельно — с привлечением множества неизданных материалов — внутренняя политика Александра III исследована в книге «Российское самодержавие в конце XIX столетия». В эти годы вышли также работы «Земская контрреформа 1890 года», «Политика царизма по крестьянскому вопросу в период политической реакции 80-х — начала 90-х гг. XIX в.». в работе «Самодержавие и дворянство в конце XIX в.» досконально исследовал дворянский вопрос во внутренней политике царизма при Александре III, доказывая, что «за фасадом внешнего могущества скрывалась возрастающая слабость режима». пишет, что с воцарением Александра III «уходила надежда на преобразования, а вместе с ней — блестящая плеяда государственных деятелей, призванных к перестройке старой России на новый лад. Людей широко образованных, талантливых, мыслящих погосударственному сменили твердые сторонники самодержавной власти значительно меньших способностей и дарований, готовые не столько служить, сколько прислуживаться, озабоченные больше собственной карьерой, чем судьбами страны».

Обобщающий характер по проблеме реформ 1880-х — начала 1890-х гг. носит книга «Россия в XIX веке», а вопросу о судоустройстве России конца XIX в. посвящена отдельная книга этого автора — «Царизм под судом прогрессивной общественности (1866—1895)». В ней Троицкий пришел к выводу о том, что «разнузданность «белого террора» 80-х гг. свидетельствовала не столько о силе царского режима, сколько о его слабости, неуверенности в себе». полагает, что идеалом правителя Александр III считал «не отца своего, Александра II, а деда — Николая I. Как и Николай, Александр III полагался на палаческий способ правления и ознаменовал свое воцарение точно по примеру деда — пятью виселицами». По мнению исследователя, «с июня 1882 г. в России воцарилась реакция, которая заняла собою все время правления Александра III». Характеризуя суть контрреформ, замечает: «Царизм шел навстречу крепостникам в их стремлении пересмотреть законодательные акты 60—70-х гг.». По его словам, «все контрреформы 1889—1892 гг. носили ярко выражений, насколько это было возможно в условиях развития капитализма, дворянско-крепостнический характер и сопровождались гонениями на всякое инакомыслие с тех же дворянско-крепостнических позиций».

В постсоветский период с реорганизацией старых и формированием новых институтов власти возрос интерес к проблеме реформ конца XIX века. Журнал «Родина» в 1994 году провел круглый стол об эпохе Александра III. В 1996 году вышла книга «Власть и реформы. От самодержавной к советской России». Современные историки констатируют сочетание консервативных и позитивных тенденций в деятельности Александра III. Академик употребляет термин «контрреформы» только однажды, и то в историографическом плане. считает, что в окружении Александра III развернулась борьба между противниками и сторонниками реформ: «С одной стороны, шел процесс ограничения и консервативной корректировки реформ, который современники часто называли «попятным движением», а с другой — либеральные реформаторы из Министерства финансов в 1880-х гг. провели отмену подушной подати и подготовили ряд экономических реформ, реализованных уже в 1890-х гг. С. Витте». В связи с этим автор ставит вопрос: «...насколько приемлемо распространенное 102 в отечественной историографии понятие «эпоха контрреформ» и отражает ли оно реальное положение вещей. Когда началась и завершилась эта эпоха?». Он говорит не об «эпохе контрреформ», а о «периоде консервативной стабилизации», акцентируя свое внимание на том, что корректировка великих реформ сопровождалась целым рядом важных социально-экономических преобразований.

Это вызвало возражения на обсуждении монографии (круглый стол в журнале «Отечественная история» в 2000 году) и обнаружило некое скрытое противостояние историков по вопросу о самом существовании контрреформ в России и о содержании этого понятия. К сожалению, нынешнее противостояние имеет идеологический подтекст: в либеральном прочтении контрреформы интерпретируются как меры, которые помешали продвижению России по пути к превращению в правовое государство, в то время как консервативный взгляд концентрируется на неограниченной самодержавной форме правления и «самобытности», подчеркивая мудрость «стабилизирующих» правительственных мер. Промежуточная позиция, выраженная на обсуждении А. Медушевским, заключается в трезвом учете жизненных реалий, в том числе готовности общества к восприятию реформ. В историческом контексте пореформенной России консервативный взгляд на стратегию преобразований оказывается в конечном счете более логичным, считает ученый, хотя общую динамику реформ в России он склонен представить «скорее динамической спиралью», на каждом новом витке которой происходит продвижение страны к гражданскому обществу и правовому государству.

Роль Александра III в проведении преобразований получила отражение в работах , , А. Коськина, , и др. Многие историки считают, что к реформам, проводимым в эпоху Александра III, нужно подходить дифференцированно. Говоря о результатах преобразований Александра III, все современные исследователи подчеркивают их противоречивый характер. выделяет два этапа в деятельности Александра III. По его словам, в «первое время (при министре внутренних дел ) правительство продолжало курс Лорис-Меликова» и лишь «с назначением на пост министра внутренних дел (1882) началась эпоха контрреформ, составившая основное содержание внутренней политики Александра III». В то же время считает, что и реформы, проводимые Александром III, носили различную направленность. Им была принята серия законодательных актов, направленных на пересмотр основных положений либеральных реформ 1860—1870-х гг. Но, пишет историк, «следуя в целом охранительному курсу в социально-политической сфере, правительство в то же время приняло ряд актов, фактически являвшихся продолжением «великих реформ» 1860—70-х гг.». По мнению , «некоторые меры стимулировали развитие промышленности и железнодорожного строительства, что влекло за собой интенсивное распространение капиталистических отношений в экономике». В то же время автор заключает, что именно противоречивый курс проводимой Александром III политики стал «одним из факторов, обусловивших крайнюю остроту социальных, политических и национальных конфликтов в России начала XX века».

попыталась распространить на эпоху Александра III современные оценки: «Выражаясь современным языком, реформирование России при Александре III шло по «китайскому варианту»: неприкосновенность политического самодержавного строя, но активное расширение рыночных отношений в экономике. Меры, осуществленные в его царствование, подготовили мощный промышленный подъем в 90-е гг. XIX в., они обусловили по завершении промышленного переворота переход к индустриализации, которая развернулась в 90-е гг.».

обращает внимание на попытку возврата к уваровской идее при Александре III. Седунов выделяет по-104 зитивные моменты консервативных методов: «революционное и либеральное движение затихло, российская промышленность переживала время подъема, крупных социальных конфликтов, исключая отдельные стычки, не было».

В современной науке есть и работы, апологетически оценивающие деятельность Александра III. Так, А. Н. Бо-ханов считает, что император не затевал «никакого курса контрреформ», само это понятие «изобрели» «хулители» царя и оно «просто лишено исторического смысла».


Примерные вопросы для экзамена

1. Структура общества в первой половине XIX в.: этническая, конфессиональная и сословная характеристики.

2. Экономическое развитие России в первой половине XIX в. Дискуссии историков о начале промышленной революции.

3. Внутриполитический курс правительства Александра 1 в 1801—1812 гг. Реформы .

4. Внешняя политика России в 1801—1812 гг.

5. Отечественная война 1812 г.: причины, расстановка сил, ход военных действий.

6. Историография Отечественной войны 1812 г.

7. Заграничные походы русской армии 1813—1814 гг. Венский конгресс и Священный союз.

8. Внутриполитический курс правительства Александра I в 1815—1825 гг.

9. Понятие «освободительного движения». Преддекабристские и декабристские организации (1814—1825 гг.).

10. Программные документы декабристов.

("11") 11. Восстание декабристов в Петербурге и на Украине.

12. Оценка движения декабристов в историографии.

13. Личность и правление Николая I в источниках и историографии.

14. Внутренняя политика в годы правления Николая I.

15. Попытки решения крестьянского вопроса в годы правления Николая I.

16. Консервативная идеология в России в первой половине XIX в. Теория «Официальной народности».

17. Формирование либерального направления общественной мысли во второй четверти XIX в. Западничество и славянофильство.

18. Радикально-демократическое движение во второй четверти XIX в.

19. Подавление Россией окраинных и зарубежных революционных и национальных движений в Европе во 2-й четверти XIX века.

20. Казахско-среднеазиатское направление внешней политики России в годы правления Николая I.

21. Кавказское направление внешней политики России в годы правления Николая I.

22. «Восточный вопрос» во внешней политике России в годы правления Николая 1. Крымская война.

23. Причины и подготовка отмены крепостною права.

24. Содержание законов 19 февраля 1861 года и их реализация.

25. Крестьянская реформа Александра II в государственной и удельной деревне. Особенности крестьянской реформы в национальных окраинах.

26. Последствия отмены крепостного нрава в России. Оценка крестьянской реформы Александра II в исторической науке.

27. Изменение системы местного управления: земская и городская реформы 60—70-х гг. XIX в.

28. Судебная реформа Александра II.

29. Военные реформы 1860—1870-х гг.

30. Историческое значение и оценка реформ 1860—1870-х годов в отечественной исторической науке.

("12") 31. Социально-экономическое развитие России во второй половине XIX в.

32. Народничество и основные течения в нем в 1860-х — начале 1880-х гг.

33. Оценка народнического движения в исторической науке.

34. Россия в системе международных отношений в 1856— 1871 гг. «Союз трех императоров» в 1870-х гг.

35. Балканский кризис середины 1870-х гг. и русско-турецкая война 1877—1878 гг.

36. Политика России на Дальнем Востоке в 1860—1890-х гг. Продажа Аляски.

37. Россия и европейские державы в 1880—1890-х гг. Образование франко-русского союза.

38. Присоединение Средней Азии к России во 2-й половине XIX века.

39. Массовое освободительное движение в 60—80-е годы XIX века, национальное, рабочее, крестьянское, студенческое.

40. Оценка политики Александра III в исторической науке.

41. Внутриполитический курс Александра III. Развитие цензуры, реформы в области местного управления и суда в 1880— 1890-х гг.

42. Нации и национальный вопрос в 1880—1890-х гг.

43. Исторические условия развития культуры в первой половине XIX в. Политика правительства в области культуры.

44. Образование и просвещение в России в 1-й половине XIX века.

45. Развитие науки в России в 1-й половине XIX века.

46. Развитие художественной культуры в 1-й половине XIX века.

47. Исторические условия развития культуры в пореформенный период. Политика правительства в области культуры.

48. Образование и просвещение во второй половине XIX в.

49. Развитие науки в России во 2-й половине XIX века.

50. Развитие художественной культуры в 1860— 1890-х гг.

preview_end()  

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3