«Может быть, что-то нужно. Потребность в этом очевидна, чувствуется всеми. Но в какой форме, я сейчас не берусь просто фантазировать, это надо думать. Как это лучше сделать, чтобы это не превратилось в еще одну бюрократическую структуру? А то у нас все обычно выливается в создании очередных комиссий».

Кто-то считает, что такая координация должна строиться в виде некоей комиссии или госкорпорации.

Эксперт:

«Нужна комиссия, которая бы координировала усилия всех отраслей. Я думаю, что надо идти по пути создания таких структур, которые не были бы как бы ни федеральными, ни министерскими, они были бы типа ВЭБа, типа, может быть, госкорпораций. Хотя госкорпорации, в общем, конечно, не очень удачный инструмент. Или это должны быть фонды нормальные совершенно, которые у нас четко прописаны, понятны, прозрачны и так далее».

Основная часть опрошенных, понимая необходимость изменений с системе управления технологическим блоком, пока еще не определилась в том, какие организационные формы должна принять деятельность по руководству технологической сферой.

Политик:

«Какая-то координирующая функция, центр, возможно, действительно, была бы необходима. Но нужно продумать, в какой нише должны быть полномочия, потому что координация – вещь благая, но деньги и ресурсы все равно будут у ведомств, а забрать их полностью тоже достаточно сложно. Поэтому не очень понятно, как в этих условиях такого рода структура могла бы работать».

«Меня волнует система управления инновациями и наукой. Необходимо формулирование понятной, выверенной рабочей команды, которая отвечает за это направление. Очень часто формальная структура министерств и формальная методология, которая применяется в рамках административной машины, не совсем соответствует тем задачам, которые надо решать по каждому направлению. Но как это делать – непонятно».

Эксперты:

«Форма этого решения - это вопрос второстепенный. Важный вопрос – это наличие достаточно сильной политической воли. Если такая воля будет проявлена, то создать можно и в форме Министерства, и в форме Агентства, и в форме Госкомитета. Что-то дополнительно создавать при президенте, я считаю, не надо. Но задача сконцентрировать там реально все ресурсы государства или значительную их часть, предназначенную для финансирования науки и технологического развития, предать этому органу такие полномочия, которые в этой сфере обеспечивали его приоритет над всеми остальными органами, это сделать принципиально нужно».

«Прежде чем создавать новое ведомство, надо посмотреть: а почему, собственно, мы его хотим создавать? А почему работа, которую мы хотим выполнить, если мы ясно понимаем, что мы хотим выполнить, не получается? Может быть, достаточно создать департамент в существующем Министерстве? А, может быть, поменять человека в департаменте? Кроме того, слишком много зависит от людей. Вы можете создать совершенно бессмысленное ведомство, от которого не будет никакого толка. А можете создать какое-то подразделение, где будет сидеть активный человек. И если он будет пользоваться поддержкой или хотя бы ему не будут мешать, но он будет целеустремлен, знающ и умел, он добьется своего. У нас не бывает универсальных рецептов. И слишком много в России зависело, зависит и будет зависеть от людей».

Выделяется значительная группа опрошенных, которая резко негативно настроена против создания такого органа в форме отдельного министерства или ведомства, считая, что административных органов у нас и так создано достаточно, необходимо лишь наладить их взаимодействие.

Политики:

«Надо ли создавать министерство инноваций? Нет, не надо. Ответ очень простой: не надо. Это будет гетто. Во-первых, надо лицам, которые сидят в Правительстве, договориться между собой. Мы же всё-таки части одного правительства. У нас же, по идее, не может быть антагонизмов. У правительства с коммунистами меньше противоречий, чем между Минфином и Минэконом, Минпромом и Минсельхозом и т. д. Когда мы друг с другом договоримся, правильные совместные решения будут. Потому что инновации и научно-техническое развитие – это то, что невозможно в одном Минсредмаше в современных условиях сделать. Если о чём-то договариваться в части научно-технической, то надо уметь выходить за долгосрочное планирование, на двадцатилетку, а для этого каждый должен чем-то поступиться».

«Давайте, мы берем Министерство по инновациям. Что должно делать это министерство? У нас есть Минпромторговли. Оно занимается переходом от технологии к реальной экономике, к продукту, выходящему на рынок. У нас есть Минобрнауки, которое отвечает за проблемы переплавки интеллектуального потенциала в некую более материальную субстанцию. Есть МЭР, который координирует все это с точки зрения инструмента экономического развития. Какими функциями должно министерство инноваций обладать, если оно не возьмет на себя все функции всех этих трех министерств? Возьмет все это в себя и будет огромное министерство инноваций? Или Вы думаете, что если посадят еще одно министерство, поселят где-то сбоку, назначат еще одного министра (какого-нибудь симпатичного человека), то он, не имея никаких рычагов что-то сделает?

«Очень сложно говорить о централизованном органе. Просто мы видим нашу структуру органов власти и управления и понятно, что, создавая новое министерство высоких технологий, мы приходим к тому, что это будет еще одно министерство, еще один некий бюрократический аппарат. Но опять же, он не решит проблем почему – потому что мы видим на площадке четырех министров, которые, собственно говоря, не могут договориться между собой о некой единой системе действий. Мы увидим пятого министра или руководителя агентства, который будет под каким-то министром, что будет еще хуже».

Эксперты:

«Нужно ли нам какое-то единое руководство инновационной деятельностью? – Я просто вам, ребята, поражаюсь. Какой-то опять орган. Еще над Путиным или над Медведевым надо еще, может, какой-то орган посадить?»

«Если надо вам развивать какое-то направление, не надо городить новое министерство – выберите существующее ведомство, укомплектуйте его соответствующе, дайте соответствующие полномочия, обеспечив соответствующую систему «кнута и пряника». И если министерство напишет, что оно участвует в разработке стратегии, а также участвует в оценке мониторинга – ну и спрашивайте тогда с этого министерства».

«Не нужно. Это задача каждого министерства и ведомства. Каждого. Все более-менее уважаемые в мире специалисты по национальным инновационным системам, по инновационной политике, по инновационной деятельности, они, конечно, в один голос вам дружно скажут, что ни в коем случае никакого министерства инновационной политики не должно быть. Никакого такого министерства национальной инновационной системы не должно быть, никакого большого проекта под названием «Инновационная деятельность страны» вообще-то не должно быть. Хотя здесь мы не одиноки – в США тоже все, от Клинтона до Обамы, только об этом и говорят».

Вне зависимости от выбора той или иной организационной формы, респондентами предлагаются и методы проведения государственной политики в сфере инноваций и технологического развития. Так один из Экспертов предлагает обратить внимание на опыт США по формированию нормативной базы в области технологий.

Эксперт:

«Если бы вы посмотрели закон «Геномика и персонализированная медицина», который Обама пытался продвинуть, когда еще был сенатором, то увидели бы, что это точное постановление ЦК и Совета министров. Как мы писали такие постановления, так точно там расписано по всем исполнительным органам, даны им задания, поставлен контроль, известно, кто контролирует, когда отчитываться, кто персонально отвечает, какие межведомственные группы должны быть. Единственное, чего у них есть, а у нас раньше этого не было, что внизу написана еще сумма – 150 миллионов долларов. Там это используется Конгресс. Наш парламент, он так не работает, у него нет такой пока возможности, такой детализации. Дума у нас такого рода детального проектирования не делает. Законы, как вы знаете, у нас не прорабатываются столь детально, как у американцев. У нас мы можем использовать ту ведомственную систему, которая у нас всегда была традиционно».

Другой Эксперт предлагает использовать формирующуюся в стране партийную систему для координации усилий по активизации инновационной деятельности. Прежде всего, речь идет о структурах «Единой России».

Эксперт:

«У нас же «Единая Россия» — большая партия, она во всех регионах. Это как лоббирующая структура, чтобы это дело продвигать в каждом месте. Мне предложили с ними поработать и я согласилась. Съезжу послушаю, что там они говорят, что они реально делают. Политсовет «Единой России» решил, что они создают национальную инновационную систему, у них план. Там, конечно, много какой-то ерунды, но я подумала: «А что, в этом что-то есть». Ведь это такая политическая, влиятельная структура, которая представляет какой-то другой политический уровень, чем президент. Они же вроде на уровне, как американцы говорят, «корней травы». Может быть, это то, что нам нужно - с учётом нашего менталитета. Я себе плохо представляю, как это может работать, у меня большой скептицизм, но мне показалось, что в самой идее, может быть, что-то есть. Они это будут толкать, будут продвигать, будут этому помогать, и может быть, они не просто будут создавать какие-то искусственные модели, типа конкурсов, а в целом заставлять регион этим заниматься и поддерживать те силы, которые этим уже занимаются».

Выводы

По мнению опрошенных нами политиков и экспертов, сегодня высшее руководство страны . Однако, на более низких уровнях государственного управления: в ведомствах, госкорпорациях, региональных администрациях – степень осознания масштаба угроз в этой области значительно ниже. В результате приходящие сверху «сигналы» и даже прямые распоряжения тормозятся или блокируются. Какой-то шанс на то, что проект будет реализован возникает только в случае прямого контроля его выполнения со стороны высшего руководства, как это происходит, например, с нанотехнологической инициативой Президента;

Причину такой недооценки нашей элитой рисков возникающих в сфере технологического развития наши респонденты видят в том, что за последние 15 лет внимание значительной ее части было сосредоточено скорее на вопросах распределения и перераспределения собственности и денежных средств, чем на вопросах промышленной политики, технического перевооружения, научно-технического развития и т. п. В результате сформировался целый слой управленцев (причем не только в госаппарате, но и в бизнесе), считающих, что знаний в области экономики, финансов, управления кадрами и пиара, не говоря уже об умении выстраивать «социальные связи», вполне достаточно для успешного руководства. На это накладываются и такие дефекты кадровой политики, как клановость и приоритет лояльности перед профессионализмом. Критичность этой ситуации, похоже, признает и верховная власть – так в июле 2008 г Дмитрий Медведев заявлял «Часто решения о назначении на ведущие должности принимаются по знакомству, по принципу личной преданности, к сожалению»;

Возможный выход из сложившейся ситуации многие наши респонденты видят в изменении кадровой политики государства в направлении более широкого привлечения к управлению «технократов» - людей, разбирающихся в содержательных процессах, идущих тех или иных отраслях. Прежде всего, речь идет о призыве во власть специалистах с инженерно-техническим или естественно-научным образованием и опытом работы в качестве инженеров, конструкторов, производственных руководителей.

Перечисляя достижения в сфере технологического развития за последние годы и ограничители этого развития, респонденты отмечают, что наиболее успешно нашему государству удалось продвинуться в вопросе проведения анализа (форсайта) имеющегося потенциала и формулирования концептуального видения стратегий развития страны и отдельных отраслей промышленности, а также в деле формирования системы институтов развития, призванных реализовывать данные стратегические установки (прежде всего речь идет о создании Роснано, РВК и Ростехнологий).

С точки зрения содержательного наполнения и перспектив развития наибольший интерес у наших респондентов вызывает проект, связанный с реализацией нанотехнологической инициативы. Несмотря на известный скепсис в отношении выбора самого направления работ, ряд респондентов надеется, что в ходе его реализации могут возникнуть новые модели коммуникации между участвующими в его реализации субъектами, которые в последующем можно будет применять и для реализации других технологических проектов.

Респонденты довольно осторожно оценивают результативность мероприятий, направленных на активизацию в стране инновационной активности и создание инновационных инфраструктур. Несмотря на большую пропагандистскую активность на этом направлении, пока реальных сдвигов в деле развития инноваций добиться не удалось. Более того, эта пиар-шумиха и ожидание скорого эффекта основательно девальвировали важную и долгосрочную задачу развития инновационной деятельности в стране.

В целом респонденты довольно скептично настроены, сравнивая масштаб стоящих перед страной проблем и перечень принимаемых мер и достигнутых успехов. Во всяком случае, количество упоминаний о правильных шагах не идет ни в какое сравнение с тем, сколько было высказано критических замечаний в отношении проводимой технологической политики и соображений об изменениях в этой области. Причину неэффективности действий государства в сфере технологий респонденты видят в недостатках созданной системы управления. По их мнению, в стране отсутствует авторитетный центр управления и надлежащая координация действий различных ведомств в этой области. Минобрнауки с задачей координации этой деятельности не справляется, а на уровне аппаратов Президента и Правительства соответствующие структуры отсутствуют.

Перечисляя меры по активизации технологического развития и стимулированию инноваций опрошенные указывают на необходимость выстраивать не столько государственное руководство процессами технологического развития, сколько на важность формирования частно-государственного партнерства, когда государство выступает коммуникатором и координатором инициатив, рождающихся в корпоративном секторе и научных коллективах. Кроме того, через такие инструменты как госзаказ, институты развития, систему нормативных актов и стандартов государство формирует спрос на новые технологические разработки;

Еще одна важнейшая функция государства сегодня – это обеспечить соблюдение прав собственности, в том числе интеллектуальной. Если такую задачу пока не удается полностью обеспечить по всей стране, то сделать это хотя бы по отношению к инновационно-активным предприятиям, работающим в приоритетных для общества технологических направлениях. В данном случае не потребуется даже больших финансовых вложений – достаточно политической воли и неуклонно проводимой линии.

В связи с этим следует определиться с приоритетными для страны направлениями технологического развития с тем, чтобы сосредоточить на этих направлениях ресурс поддержки, которым на сегодня располагает государство. Желательно определять эти приоритеты, основываясь не только на опросах экспертов и изучении глобальных тенденций, но и отталкиваясь от наличия на том или ином направлении сильных научных коллективов и эффективных частных компаний. Необходимо оценить опыт развития выросших за последние 15 лет рыночно-ориентированных компаний и поддерживать их, а не абстрактно определяемые приоритеты и отрасли в целом;

Респонденты особо отмечают, что Россия не должна замыкаться только на собственных технологических разработках. Все наши планы и достижения надо сравнивать не с имевшимся уровнем, а с мировым. Для этого надо как можно активнее входить в технологические партнерства с лидерами технологического развития в развитых странах, создавать технологические альянсы, участвовать в международной кооперации. Надо не добываться того, чтобы отечественные компании покупали не только готовое оборудование, но и технологии, а также входить в капитал компаний, имеющих перспективные разработки.

По мнению большинства опрошенных в России имеется явный управленческий вакуум в том месте, где должен располагаться центр управления технологическим развитием страны. Настоятельно необходимо как минимум наладить координацию действий федеральных ведомств и госкомпаний в этом вопросе. Учитывая ведомственную разобщенность, присущую действующей системе управления, скорее всего, для этой цели целесообразно создать надведомственный орган, находящийся в прямом подчинении Премьер-министра или Президента. Такой статус даст возможность для прямого выхода руководителя этого органа на первых лиц государства, что крайне важно, учитывая высокую значимость технологической тематики. В задачи этого органа должен входить сбор и анализ информации о происходящих изменениях в науке и технике, выбор приоритетов технологического развития, подготовка предложений по развитию этих приоритетных направлений, координация действий федеральных органов власти, госкомпаний и региональных администраций в сфере технологического развития.

Раздел 4.

ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ.

В данном разделе представлен материал, содержащий ответы наших респондентов на вопросы о том, какими источниками информации они пользуются для подготовки / принятия решения по технологическим вызовам, каковы основные формы работы с источниками. Мы попросили также оценить используемые источники по линии качества, достоверности и своевременности предоставляемой информации, возможности проверки поступающих сведений.

Условно источники информации можно разделить на две группы: специализированные (профессиональная экспертиза) и неспециализированные (информационный обмен происходит в рамках иной деятельности).

В числе специализированных источников информации большинство опрошенных в называют различные отраслевые институты, институты РАН, наиболее известные технические ВУЗы, отдельные аналитические центры и исследовательские организации. К этому списку можно добавить также внутренние источники, например, различного рода и уровня экспертные советы при министерствах и ведомствах, куда, как правило, помимо собственных работников входят представители РАН, иных министерств и ведомств, свободные эксперты.

Основная форма работы со специализированным источником — получение экспертного заключения по тому или иному проекту, решению и т. д. Работа в данном случае может вестись как по формальным каналам (задействование соответствующих регулярных процедур), так и неформально (личное обращение).

К неспециализированным источникам относятся различного рода практики и мероприятия, которые сами по себе напрямую не связаны с экспертным консультированием, но так или иначе способствуют генерированию и передаче информации. Среди таких источников — консалтинговые отчеты ведущих фирм, отраслевая периодика, неподведомственные общественные организации.

Информацию о технологических вызовах наши респонденты черпают не только непосредственно от экспертов. Важным источником информации являются руководители и менеджеры предприятий, общение с которыми происходит в рамках отраслевых конференций, профессиональных выставок, семинаров и т. д. Это очень хорошая площадка для диалога, и не только и зачастую не столько в зеле, сколько в кулуарах. По мнению одного из чиновников, «конференция — это место, где я весь директорский и менеджерский корпус увижу. Получу информации о том, чем они живут. И они должны от меня получить информацию – куда мы идем, что нас ожидает».

Распространенной формой получения информации из неспециализированных источников является личное ознакомление с общедоступными информационными ресурсами. По словам одного из руководителей крупной компании, 99% информации он получает из интернета, преимущественно специализированные англоязычные сайты — сначала СМИ, на втором месте сайты компаний, которые занимаются конкретными проблемами. Из этой же практики — личное (не должностное) общение с коллегами, специалистами, руководителями, учеными, экспертами.

Наконец, практика собственного развития и самообразования (например, чтение периодической и художественной литературы).

В качестве источника информации могут выступать собственные исследовательские проекты министерств и ведомств в виде отчетов и заключений по НИР. К подобного рода источникам можно отнести аналитические справки и доклады профильных министерств и ведомств.

Важным источником информации один из политиков назвал информационно-аналитические службы ряда зарубежных высокотехнологичных корпораций. Особенно это касается высокотехнологичных отраслей. В этом же ключе высказался один из экспертов: «В России очень тяжелая ситуация с тем, чтобы получать информацию по каким-то новым технологическим трендам и направлениям. В основном приходится пользоваться западными источниками. Я пользуюсь в основном инвестиционными отчетами, обзорами крупных инвестбанков. Или технологическими обзорами по определенным секторам. Это полузакрытые отчеты. Которые присылают знакомые».

Одной из форм получения информации о новейших технологических трендах одним из экспертов — руководителем крупного предприятия — была названа кооперация в международные структуры. В электронике, например, это Глобальный Полупроводниковый Альянс (GSA), международная организация, которая объединяет все крупнейшие мировые компании электронной отрасли и регулярно готовит и публикует отчеты о тенденциях технологического развития отрасли.

Высокопоставленный политик назвал в качестве одного из источников информации об инновационных проектах и разработках обращения граждан: «Вы даже не представляете, какое количество писем. Они приходят повсюду, масса писем в министерствах, у нас, Президенту. Громадное количество разных предложений, и просто оценить, насколько они реализуемы, реалистичны, вообще научно обоснованны, очень сложно».

Несмотря на то, что многие респонденты отмечают проблему дефицита экспертных знаний, значительная часть из них удовлетворена практикой работы с имеющимися источниками.

Вместе с тем вопрос оценки источников информации большинством респондентов рассматривался как вопрос оценки эффективности в целом действующей практики экспертного обслуживания институтов власти и крупного бизнеса, что включает в себя, в том числе, анализ сильных и слабых сторон экспертизы и варианты ее совершенствования. Соответственно, в отчете нет специальных оценок отдельных источников информации, но есть палитра мнений о состоянии экспертизы и системы научно-технического информирования власти и бизнеса.

В целом ситуацию с источниками характеризует высказывание одного из руководителей крупной государственной структуры: «У нас есть единичные профессионалы, люди, которые достаточно много времени посвятили работе в отрасли. Но я вам не скажу, что у нас есть какие-то сильные организации, которые готовы выдавать очень высококачественные методологические советы или какие-то решения в области развития технологий». Это мнение распространено среди опрошенных нами представителей политической элиты: «Не существует структуры, для которой это [экспертиза] является основным видом бизнеса, не существует профессиональной высокотехнологической экспертизы, которая была бы общедоступна и еще, плюс ко всему, достаточно публична, чтобы к ней могли обращаться компании со всей страны».

Подобное мнение о состоянии экспертного сообщества разделяют также многие эксперты. По словам одного из них, «у нас, за исключением МГУ, Вышки, еще каких-то небольших институтов, где действительно скучковались по разным причинам какие-то экспертные силы, все остальное — это институты одного человека… У нас нет в этом смысле системы, нет сети экспертного сообщества… Ни о каком в этом смысле консенсусе, о каком-то даже квалифицированном большинстве экспертного сообщества, которое могло бы, действительно, авторитетно что-то сказать на эту тему, у нас нет. Более того, никто не знает, где его найти, этих самых экспертов, где можно было бы это большинство зафиксировать. А потребность крайне острая. Но пока ума хватает только на то, чтобы взять перечень экспертов из ВАК и сказать, что это и есть наше экспертное сообщество. Это тоже не плохо, но, мягко выражаясь, не адекватно». Данную претензию эксперт относит не только к правительству, но и к экспертам.

Эксперту вторит один из политиков: «Системного взаимодействия нет вообще, оно есть от случая к случаю. Случаев много, нельзя сказать, что их нет, и конечно, постоянный диалог есть, есть разные площадки, структуры и профильные министерства этим много занимаются. Но тут системной политики нет. Есть какие-то правильные направления работы, вопрос в том, насколько они достаточны или недостаточны. Условно говоря, все, что касается сейчас поддержки, выявления и поддержки лучших, это правильное направление. Есть гранты, это абсолютно правильно, это создает необходимый позитивный фон для всей этой сферы. Вопрос просто: достаточно это или нет, или уже вот таких от пилотов, от грантов нужно переходить к чему-то более системному? Нет пока ощущения, что есть системное взаимодействие».

Слабое место такой «несистемной» экспертизы — это то, что отдельные эксперты, как правило, привыкают работать строго в своем сегменте и зачастую не видят (не могут видеть, а может, и не нужно им это) проблему целиком, во-первых, и во-вторых, — вопрос производительности такого эксперта. Как выразился один из чиновников: «…он [эксперт] один — это не школа. С ним можно посидеть, поговорить. Вы попробуйте ему дать задание. Он скажет: знаете, для этого надо, чтобы было 4 лаборатории, которые просчитают сценарные условия, пересчитают, разработают модель, которая бы учитывала все переменные, и т. д.».

Для исправления ситуации одним из первых, достаточно простых шагов, по мнению одного из экспертов, могло бы стать восстановление системы научно-технической информации, которая рухнула в начале 90-х годов. Возможно, на основе Государственной целевой программы. По словам высокопоставленного политика, «у нас нет даже нормального спектра научных журналов, не говоря о библиотечных фондах, например, электронных… это просто на архаичном уровне находится. Есть какие-то отдельные элементы, которые по разным каналам были созданы, в том числе и с помощью всяких зарубежных фондов, как в свое время, но это так, кусочки». Более сложная задача, о которой говорит крупный чиновник — «воссоздание отраслевых ведущих институтов, головных организаций по направлениям, этаких островков компетенций, которые должны генерить элементы научно-технической политики… Необходимо создавать центр, систему научно-технического информирования тех, кто участвует в принятии решений, высших органов власти».

В ответах довольно часто звучало мнение, что политическая элита не должна очень подробно и конкретно погружаться в проблемы техники и технологий. Это мнение высказали как эксперты, так и представители политической элиты.

Один из экспертов вот так охарактеризовал ситуацию: «…Правительству это, на мой взгляд, и не нужно – разбираться, какие принципы черного литья, а какие цветного. Точно не их уровень. … Беда, когда они вот начинают разбираться. … К сожалению, проблемы технологического развития обсуждаются вплоть до самого верха. И это беда. Ответственность по любому делу должна быть делегирована на уровень, компетенция которого наиболее соответствует принятию решения по данной проблеме. И поэтому когда правительство пытается принять решение о выборе предприятия для производства и комплектации вертолетных двигателей, я почти уверен, что решение будет принято самым идиотским способом. Поэтому когда говорят, что нужно правительство проконсультировать, какие такие технологии нам нужно развивать… я просто не хочу в этом участвовать никак. Потому что дальше начинается просто такой тотальный бред. Учитывая, что объективная система экспертизы всего этого… можно сказать, не выстроена никак».

Многие респонденты согласны с тем, что задача политической элиты заключается, в общем виде, в определении приоритетов развития, в поддержке критических технологий. По мнению одного из политиков, «задача чиновников — осознать, согласовать, вовремя законтрактовать, получить и отследить результаты, получить ту заданную индикативность мероприятий, которую мы хотим получить. Вот все. Остальное – промышленность. Выявить приоритетные направления, предложить необходимые программные мероприятия, определить точки компетенций и меры по их развитию, и вывода их на определенный уровень, - все это должна делать элита промышленности (а не чиновники из министерства).

Следующим вопрос в оценке качества экспертного обслуживания касается взаимоотношение властной элиты и экспертного / научного сообщества. Характерный пример привел один из экспертов, рассказав о практике принятия важных решений в СССР по технологическим вопросам (на примере государственной экспертизы Госплана СССР): «Было главное управление экспертизы, экспертную комиссию составляли крупные ученые, главным образом, и хозяйственники. Каждый конкретный рассматриваемый комплект документации рассматривался подкомиссией, сформированной по конкретному вопросу. Эта экспертная подкомиссия обязательно оснащалась специалистами из науки. Обязательно! Во многих случаях они там просто доминировали. Экспертная подкомиссия после того, как она заканчивала свой анализ, выдавала заключение, которое должны были подписать, а в ряде случаев с особым мнением, в некоторых – относительно редких – случаях и с полным несогласием. …. И это было бурное обсуждение, были острые ситуации. И экспертная комиссия не всегда принимала решение, совпадающее с решением подкомиссии. При всех разговорах о полном единодушии всех решений, принимавшихся в Советском союзе, я должен сказать, что тогда это было гораздо менее однозначно, чем сейчас. Вот сейчас я вижу полное единодушие. Что касается массы конкретных вопросов, то тогда слышали лучше, хотя далеко не все. Но технологические вопросы, различные сопоставительные анализы — на это обращалось больше внимания. И неожиданные мнения имели гораздо более высокие шансы быть услышанными, чем сейчас. А сейчас все это как-то оказывается гораздо более детерминированным в значительной степени случайными мнениями случайно высказанными наверху. Сейчас некая «указивка» свыше дает основание для 100% по надежности прогноза, что так оно и будет».

В обеспечении качества экспертного обслуживания власти большую роль играет то, насколько и до каких пределов сама власть готова слушать и слышать экспертов. И насколько считает для себя нужным. От того, какие сигналы в этом вопросе власть подает экспертному сообществу, зависит и качество экспертизы.

Можно согласиться с мнением некоторых респондентов по поводу того, что нашему истеблишменту не нужно разбираться или учиться разбираться в технологиях. Но эти же респонденты согласны с тем, что политической элите точно нужно учиться слушать и слышать людей, которые в технологиях разбираются. По мнению одного из экспертов, «правительство должно не инициировать, оно должно поддерживать то, что есть, но должны быть некоторые каналы информации, по которым оно должно иметь некоторое представление о том, что есть». Выстраивание и пользование такими каналами предполагает корректное отношение к институту экспертизы. Власть должна быть сама не заинтересована в давлении на экспертизу, должна привыкать полагаться на мнение профессионалов. Это невозможно без института персональной ответственности. В этом плане показательны интенции многих респондентов в сторону советской практики на тему: «железная дисциплина», «Сталин доверял Капице» и т. д.

В ситуации, когда решение принимается до проведения экспертизы или вовсе вне экспертизы, эксперты или не нужны совсем, или нужны для формы. В результате снижается статус экспертной работы. На это накладываются сложности с самой экспертизой.

Одна из них — снижение количества экспертов, что приводит зачастую к физическому ограничению в выборе каналов экспертизы. Один из экспертов констатирует: «К сожалению, сейчас практически не найти альтернативной точки зрения. Специалистов становится мало, альтернативную точку зрения ты не находишь, и в результате ты должен верить тому, что тебе рассказывает специалистов той или иной области. А это очень опасно».

Другая сложность — оплата работы экспертов. На эту тему высказался один из экспертов: «Экспертиза проектов – очень важная тема… Когда я за рубежом выступаю в роли эксперта, мне даются очень большие полномочия. И на экспертизу проекта научного ли, технологического ли, обычно тратятся очень большие деньги. Несоизмеримые с тем, что тратим мы, до 20% стоимости».

Следующий вопрос — создание и обеспечение условий независимости экспертизы, соответственно, в целом ситуации, при которой всегда предпочтение будет отдаваться профессиональной экспертизе, а не «удобной». И эта проблема, судя по ответам респондентов, сложнее, чем даже материальное обеспечение и физическое наличие достаточного количества экспертов. Вот как охарактеризовал ситуацию один из экспертов: «… Подобрать экспертов легко, как ни странно. Потому что толковые люди, те, кто работает, они все известны. Их очень немного. Тот, кто сегодня работает каждый день активно в науке, в технике и так далее — они должны привлекаться. Этого не происходит. Часто назначают экспертов, которые знают «на троечку». Это не денежный вопрос. Это вопрос лоббирования Экспертов немного и на Западе. Экспертная система на Западе — это узкий круг людей, приглашаемых на обсуждение. А собрать экспертное сообщество можно легко, только оно должно быть немногочисленным и отбор такой должен вестись из тех людей, которые уже достойно себя проявили в чём-то — не по должности и даже не по званиям порой». Один из высокопоставленных чиновников просто охарактеризовал ситуацию: «Независимая экспертиза, по сути, отсутствует».

И вот когда вдруг власти требуется реальная экспертиза, получается, что ее некому делать. Вот оценка современной экспертизы одним из политиков: «Система экспертизы и оценки сразу погубит любое начинание. Когда ко мне кто-то приходит, я говорю: вы же понимаете, у нас есть научно-технический совет, и там 80% голосов будет против вас. Если вы действительно правы, то против вас будет большинство. По одной простой причине — ощущение, что они не правы, и надо быстро утопить в зародыше, пока не развился. Институт экспертных советов в этом смысле формально необходим для того, чтобы разделить безответственность. Задали тут задачку про прогноз развития страны до две тысячи какого-то года, очередную корректировку. Хорошо, посмотрел: интересно, ну есть же институты. У них сайты не обновлялись с 2005 года. Они по-прежнему консультируют Министерство топлива и энергетики России, которого уже в 4 версии нет. Максимум, что они делают, — они что-то переводят из бумаг, которые Международный валютный фонд рассылает… Уровень людей, которые сегодня сидят и предлагают, не настолько высок, чтобы можно было считать дефицит общения с ними причиной нашего научно-технологического отставания».

Возможную причину такого положения ярко охарактеризовал один из экспертов: «почему у нас длительное время не продвигались работы по исследованию национальной конкурентоспособности? На мой взгляд, потому, что мы в силу ряда обстоятельств были сильно зазомбированы заявлением, что коллективный субъект в экономической жизни — это заведомое зло. Или, точнее, может быть, неизбежное зло в условиях кризиса. Но не более того. Принимать это за норму и с этих позиций делать что-то — чуть ли не аморально. Потому что это одно из худших проявлений тоталитаризма. У нас по большому счету последние 20 лет мозги были, если говорить об экспертном сообществе как о коллективном субъекте, просто отключены. А после отключки они еще и атрофировались… Поэтому все заканчивается тем, что мы собираем кучку городских сумасшедших плюс уполномоченных академиков».

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6