(в скобках добавим, что, кроме того, Барак Обама неоднократно заявлял и о необходимости “восстановления и усиления статуса должности советника президента США по науке и технологии, который будет одновременно выполнять обязанности директора Управления по научно-технической политике в Белом Доме” и о назначении на ряд ключевых постов в своей администрации и правительстве “людей, обладающих сильным научно-технологическим бэкграундом”, – новый министр энергетики США является наглядным примером начала реализации этих намерений).

Впрочем, справедливости ради, следует уточнить, что Обама и его советники будущего “всеамериканского CTO” все-таки главным образом представляют в роли универсального координатора различных программ и проектов в сфере информационных технологий. Так, в недавнем специальном докладе ведущего эксперта по технологической политике Исследовательской службы Конгресса Джона Сарджента (официальная дата его публикации – 21 января 2009 г.), целиком посвященном анализу предполагаемых направлений деятельности нового “топ-чиновника”, отмечается, что “в различных предвыборных документах и речах Обамы список приоритетных задач CTO формулируется следующим образом: обеспечение государственной компьютерной и сетевой безопасности, определение лучших проектов в области IT-технологий и их последующая реализация силами федеральных агентств, а также контроль за прозрачностью деятельности различных госучреждений. Помимо этого рядом СМИ тиражировались разнообразные спекуляции на тему того, что назначенному CTO может быть предоставлен и более широкий спектр полномочий, в частности, координация технологических и инвестиционных программ, ориентированных на обеспечение экономического роста, создание новых рабочих мест и интересы национальной обороны, но до сих пор конкретные цели и задачи для госчиновника, который займет этот новый пост в администрации Обамы еще не определены.”

В то же время, даже если оставить вплоть до окончательного прояснения картины “туманную” историю с новой должностью CTO, нельзя не признать, что новая администрация Барака Обамы достаточно хорошо осознает важность и значение S&T для будущего национальной экономики.

Так, еще в ходе своей предвыборной программы в сентябре 2008 г. Обама опубликовал специальный 11-тистраничный план “Investing in Аmerica’s future", целиком посвященный научно-инновационной тематике. В этом плане-программе, помимо всего прочего, вкратце перечислены “главные вызовы, с которыми придется столкнуться США в XXI веке: разработка чистых и экономически доступных новых источников энергии, снижающих риски резких климатических изменений, создание высокооплачиваемых, высококвалифицированных рабочих мест, улучшение качества и увеличение продолжительности жизни американцев, и надежная защита страны от новых угроз национальной безопасности”. Важнейшей составляющей этого плана является амбициозная идея инвестировать в ближайшие 10 лет порядка 150 млрд. долл. в разработку и развитие т. н. “чистых технологий”, значительная часть которых будет направлена в R&D в сфере энергетики (создание новых средств транспорта с низким потреблением топлива, прорывные исследования в области хранения и транспортировки топлива и прочих энергоресурсов, создание оборудования и технологий для значительного уменьшения использования энергии в жилых и коммерческих зданиях, разработка “портфолио” технологий эффективных возобновляемых источников энергии, нового поколения ядерных электростанций и т. д.). Отдельная главка плана Обамы также посвящена биогенетической и медицинской тематике: новый президент США, в частности, заявляет о своей поддержке развития исследований в области стволовых клеток и различных проектов в геномике, которые должны стать основой для формирования новой “персонализированной медицины”. Среди прочих проектов Барака Обамы упомянем еще его идею о создании специального Фонда передовых промышленных технологий (Advanced Manufacturing Fund), слова о необходимости крупных инвестиций в создание “национальной транспортной системы XXI века” и в научные исследования в агропромышленном секторе.

В проекте Федерального бюджета США на 2010 г. и “дополнительном” Плане оздоровления и реинвестирования в американскую экономику” (American Recovery and Reinvestment Act) предусмотрены весьма значительные инвестиции по различным научно-технологическим направлениям, в т. ч. почти 50-типроцентный рост по сравнению с бюджетом 2008 г. совокупных инвестиций в “ключевые научные программы” (до уровня в 5 млрд. долл.), 16-типроцентный рост финансирования Национального научного фонда (NSF) и почти аналогичная прибавка Коммерческому департаменту Национального Института стандартов и технологий (NIST) и научному подразделению (Office of Science) Министерства энергетики (DOE). Кроме того, 400 млн. долл. планируется предоставить на создание нового подразделения DOE – Агентства по передовым исследовательским проектам в области энергетики (Advanced Research Projects Agency-Energy (ARPA-E)), основной задачей которого должна стать финансовая поддержка высокорисковых проектов по альтернативным источникам энергии.

Выделим также крупные инвестиции на исследования по онкологической тематике (более 6 млрд. долл.), предоставленные сети Национальных институтов здравоохранения (NIH) и 19.7 млрд. долл., выделяемых NASA, что почти на 2.5 млрд. долл. превышает уровень бюджетных ассигнований 2008 г.

Наконец, отдельного упоминания безусловно заслуживает образовательный блок в American Recovery and Reinvestment Act, предусматривающий многомиллиардные вливания в модернизацию, ремонт и обновление IT-инфраструктуры (в частности, путем создания специального Фонда технологических инвестиций в образование) различных образовательных учреждений (школ, колледжей и университетов), а также широкую финансовую поддержку процесса обучения на всех уровнях.

В отличие от Соединенных Штатов, политическая элита которых, фактически, лишь с приходом к власти Барака Обамы наконец всерьез задумалась о необходимости широкомасштабного реформирования системы национального образования (а по большому счету, и о необходимости коренной перестройки всей научно-технологической и инновационной политики), повышенное внимание к данной тематике, и, прежде всего, к развитию различных госпрограмм по выращиванию молодых специалистов, обладающих знаниями и навыками в сфере науки, технологии, инженерного дела и математики (крайне популярная в англоязычных странах аббревиатура STEM, – science, technology, engineering and mathematical skills) с их последующим активным вовлечением в различные научно-исследовательские проекты и в работу в частных промышленных компаниях – многолетний краеугольный камень научно-технической стратегии Великобритании. Разнообразные госпрограммы по стимулированию более качественного и “продвинутого” образования молодежи, их устойчивого притока в национальную науку, меры по обеспечению значительного роста материального благосостояния и социального статуса молодых ученых и преподавателей университетов, – вот далеко не полный перечень базовых механизмов этой политики, осуществляемой на протяжении долгого времени британским правительством.

О ее успешности свидетельствуют, в частности, статистические данные по росту количества британских выпускников университетов за период с 2002 по 2007 гг., обучавшихся по естественнонаучным специальностям (STEM): на 11% выросло число бакалавров и на 35% – обладателей магистерских степеней.

Вообще говоря, многими современными исследователями особенностей национальных инновационных систем (НИС) и научно-технологической политики сегодня отмечается, что новейший британский опыт быстрого и эффективного выстраивания НИС и возрождения исторического авторитета и веса научных учреждений Соединенного Королевства можно считать одним из эталонных примеров для подражания всем другим странам.

И важнейшая заслуга в этом инновационном подъеме безусловно принадлежит глубоко продуманной и активной государственной политике в сфере поддержки S&T нескольких “поколений” лейбористских правительств, стоящих у власти в Великобритании на протяжении последних 11 с лишним лет.

Впрочем, нельзя не признать, что и их предшественники консерваторы также “приложили руку” к этому процессу, приняв еще в начале и середине 90-х гг. прошлого века целый ряд действенных шагов по созданию нового фундамента государственной инновационной и научно-технической политики. В частности, в 1993 г. британским правительством была выпущена специальная Белая Книга с броским названием “Осознавая наш потенциал” (“Realizing Our potential"), в которой, пожалуй, впервые были четко определены основные приоритеты и направления дальнейшей политики государства по “созданию национального богатства и улучшению качества жизни населения путем всемерного использования сильных сторон Великобритании в сфере науки, техники и технологии и сохранения высокого качества ее научно-исследовательской базы”. Руководствуясь идеями и рекомендациями, предложенными в этой Белой Книге, в 90-е гг. британским руководством был предпринят целый ряд важных шагов по реорганизации всей системы господдержки S&T, в т. ч. создан новый Совет по науке и технологии, инициирована специальная Программа технологического форсайта для содействия улучшению взаимодействия и взаимопонимания между академической наукой, промышленностью и государственными структурами, сделан принципиальный вывод о необходимости постепенного переключения от политики “распыленной” господдержки крупномасштабных R&D программ в пользу целенаправленных точечных схем финансирования “более скромных” проектов, обладающих высоким прикладным потенциалом.

Лейбористское правительство Великобритании вскоре после прихода к власти в стране в 1997 г. инициировало проведение целой серии новых исследований текущего положения дел и перспектив национальной науки и техники, в т. ч. Белых Книг образца 1998 г. “Наше конкурентное будущее: выстраивая экономику знаний” и 2000 г. “Преимущества и возможности: наука и инновационная политика для XXI века”. В 2002 г. появилась Белая Книга “Инвестируя в инновации – стратегия для науки, техники и технологии”, в которой было предложено существенно увеличить госфинансирование научных исследований и ввести ряд налоговых льгот для частных компаний, активно инвестирующих в R&D.

В 2004 г. Госказначейством Великобритании была опубликована Рамочная программа развития науки и инноваций на десятилетний период (до 2014 г.), предусматривавшая новый финансовый ориентир: рост доли расходов на R&D в национальном ВВП от начального уровня в 1.9% до 2.5% к 2014 г. Отметим здесь же, что только за последнее десятилетие совокупный объем госрасходов на науку (в реальном исчислении) вырос в Великобритании более чем вдвое.

Последняя по времени Белая Книга по S&T тематике (с простым и коротким названием “"Innovation Nation") была выпущена в 2008 г. Безусловно, обилие Белых Книг, Рамочных Программ (Frameworks) и Отчетов (Reviews) по инновационной и научно-технологической тематике, чуть ли не ежегодно выпускаемых различными госведомствами Великобритании, имеет определенный бюрократический привкус, но вместе с тем можно утверждать, что большинство этих документов имеют под собой вполне солидную рациональную основу и достаточно регулярно результируют в принятие эффективных политических решений.

Впрочем, нельзя не отметить также, что этот “бумажно-документарный вал” на протяжении последних нескольких лет сопровождается еще и порядочной административной чехардой и все большим усложнением иерархических звеньев и узлов в управлении S&T Великобритании. В настоящее время, после множества организационных реформ в структуре британского правительства, ведущую роль в осуществлении научной, инженерно-технической и технологической политики играет недавно созданное министерство по инновациям, делам университетов и техническим навыкам (Department for Innovation, Universities and Skills (DIUS)). Это новое министерство напрямую финансирует семь Исследовательских Советов (Research Councils, каждое из этих семи учреждений “опекает” соответствующие научные направления, например, биотехнологию и науки о биологии, инженерное дело и физику, медицинские исследования, исследования окружающей среды и т. д.), которые, в свою очередь, являются главными инвесторами фундаментальных научных исследований в стране. Помимо DIUS активной выработкой научно-технологической политики и принятием решений в инновационной сфере занимаются специальный Министр науки и инноваций в правительстве Великобритании и Правительственный Офис по науке (Government Office for Science), возглавляемый Главным научным советником правительства, в список непосредственных обязанностей которого в т. ч. входит координация Программы технологического форсайта и “Центра сканирования научных горизонтов” (Horizon Scanning Centre), еще одного “относительно свежего” спецучреждения, появившегося в 2004 г., основной задачей которого является выработка стратегических S&T рекомендаций правительству и отслеживание междисциплинарных научно-технологических вызовов.

В декабре 2006 г. аналитики Horizon Scanning Centre составили список “восьми приоритетных областей науки и техники, которые несут в себе значительный трансформационный потенциал (как позитивный, так и, возможно, деструктивный) для общества и могут оказать серьезное воздействие на глобальную и национальную экономику к гг”. В этот список вошли:

·  создание материалов с улучшенными свойствами (advanced materials) и робототехника

·  науки о функционировании человеческого тела и мозга (“body and mind sciences")

·  энергетические технологии

·  управление информацией и знаниями

·  нанотехнологии

·  компьютерные сетевые технологии

·  исследования в сфере обеспечения национальной безопасности

·  разработка технологий и средств раннего обнаружения и мониторинга

Параллельно с выявлением важнейших технологических вызовов эксперты различных правительственных ведомств (прежде всего, ведущие специалисты Исследовательских Советов и аналитики центров форсайта) проводят в последнее время активную работу по определению тех направлений научно-технических исследований, в которых Великобритания занимает лидирующие позиции в мире или претендует на лидерство в обозримом будущем, а также “слабых мест” британской S&T, требующих к себе повышенного внимания и дополнительного финансирования со стороны государства. Пока эта работа еще не привела к появлению в свет очередного детального доклада или Белой Книги,

однако, как отмечается в одной из последних “официальных презентаций” Британского Совета (Guide to the Organisation of Science, Engineering and Technology in the UK, 2008), к таковым направлениям можно в частности отнести технологии по улучшению экосистемы Земли, комлекс биологических наук, технологии устойчивого энергообеспечения, когнитивные технологии, технологии кибербезопасности и предотвращения киберпреступности, технологии идентификации личности и пр. (т. е., по сути, этот неполный список Британского Совета в значительной степени пересекается со списком, предложенным несколько ранее аналитиками Horizon Scanning Centre).

В недавнем докладе, сделанном 4 февраля 2009 г. в Королевском научном обществе Великобритании, новый министр науки и инноваций Лорд Дрейсон инициировал начало широкой дискуссии по выработке “адекватной национальной научной и инновационной стратегии в условиях глобального экономического кризиса”. Лорд Дрейсон в частности призвал к скорейшему достижению консенсуса между научным и инженерным сообществом, деловыми кругами и правительственными чиновниками в вопросе о том, “как и куда мы должны двигаться дальше для того, чтобы Соединенное Королевство смогло сфокусировать свои усилия на тех областях, в которых в ближайшие 20 лет намечаются значительные возможности для роста, т. е. прежде всего четко определить важнейшие научно-технические направления, на которых Великобритания имеет реалистичные шансы стать мировым лидером и те области, в которых мы уже сегодня имеем явные конкурентные преимущества”.

Лорд Дрейсон, который в данном выступлении специально подчеркнул, что пока не хочет навязывать научному сообществу свое представление об этих “топ-приоритетах”, тем не менее привел один конкретный пример подобного “явного научно-технологического лидерства Великобритании”, – науки о жизни (life sciences) и исследования в сфере прикладной медицины. Причем, по мнению министра, его стране особенно следует гордиться двумя научными направлениями этого биомедицинского комплекса, – геномными и онкологическими исследованиями.

РАЗДЕЛ 2

ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ УГРОЗЫ И ТОЧКИ РОСТА В ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ И ТЕХНОКРАТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ РОССИИ.

Глобальные вызовы

По мнению опрошенных нами экспертов, особое опасения вызывают глобальные вызовы, так или иначе связанные с изменением климата. За последние 100 лет увеличение числа аномальных природных явлений увеличилось почти в 2 раза. При этом усугубляется глубина аномалий, численные показатели которых всё чаще стали получать исторические значения. В Якутии, к примеру, результатом резкого отклонения температуры от нормы в течение 60 суток в сторону минуса в 2001 году стало резкое увеличение толщины льда и последующего катастрофического наводнения в бассейне реки Лена.

Через 15 – 20 лет, предсказывает один из опрошенных ученых, могут произойти мощные землетрясения с: цунами, сопоставимыми с тем, которые относительно недавно, около 300 тысяч лет назад, стёрли все с лица земли. По закону больших чисел увеличивается число угроз от сочетания природных и техногенных факторов. Это заставляет пристальнее смотреть на значимые объекты, например АЭС или гидроэлектростанции с миллионными объёмами подпрудной воды.

По мнению одного из наших респондентов, рост числа природных катастроф связан с глобальным потеплением, таянием льдом, увеличением температуры океана, возможностью изменения течений. Но в то же время растет число землетрясений и цунами. Из наблюдений следует, между тем, что эти две схемы как-то связаны. Существуют различные гипотезы, но предсказание землетрясений – это научная проблема, которая не решена до сих пор, и дать надёжный, стопроцентный прогноз по землетрясению для крупного города, например, Лос-Анджелеса, когда нужно эвакуировать пятнадцать миллионов человек, не может никто. Цена ошибки прогноза в таких случаях может быть очень дорогой. Безусловно, научная сторона дела напрямую связана с созданием соответствующего приборного оснащения.

Распространение ядерного оружия и специалисты, и политики называют еще одной угрозой для всего человечества. «На сегодняшний день существуют страны (в частности, Пакистан), которые владеют ядерным оружием, с неустоявшимися светскими режимами, поведение которых трудно предсказать». Это ставит задачу перед правительствами развитых стран принятия мер не только политического, но и технологического характера – в частности создание средств радиологического контроля нового поколения, космической разведки и т. п.

Сфера здравоохранения и биотехнологии. Глобальной называют эксперты проблему создания биотехнологий для оперативной идентификации различного рода микробиологических угроз на ранней стадии диагностирования. Такие технологии необходимы для быстрой, опережающей мутирование вирусов, подготовки вакцин современными технологическими методами. В последнее время появились заболевания, которые пока не научились лечить. В результате возникает угроза эпидемий, перед лицом которых могут оказаться без защиты как развитые, так и неразвитые страны. Хотя многие проблемы, в том числе лечение СПИДа, которая пятнадцать лет казалась неразрешимой, сейчас уже в значительной степени решена, в этом направлении технологического прорыва пока не видно.

У специалистов вызывает серьёзные опасения то, что человечество научилось вмешиваться в транскрипцию генетического кода уже на стадии трёхнедельной беременности и исправлять в генной структуре, как говорят ученые со своей точки зрения, «ошибки природы». Успехи в медико-биологической технологии в этой области наталкивают на мысль, что мы сейчас находимся на некоем рубеже, за которым проглядывается вообще другое общество с другими ценностями, а это уже вопрос цивилизационный. С другой стороны сейчас уже невозможно планировать решение проблемы обеспечения многомиллиардного населения Земли без учета развития технологий геномодифицирования животных и растений. Наши респонденты считают, что из глобальных научных проектов надо присматриваться к информационным, когнитивным, био - и нанотехнологиям. «Связка этих научно-технических направлений уже в ближайшие 20-25 лет произведет колоссальную революцию в области биологии, человеческого организма и медицины. Эта даст на порядок больше, чем любая другая технологическая революция, потому что фактически может увеличить работоспособный возраст человека до 80-85 лет. Речь не идет о генетически модифицированных организмах, речь идет о комплексных мерах воздействия на здоровье и продолжительность жизни».

Обеспечение ресурсами. По мнению одного из политиков, «неумными действиями, в первую очередь, американцев, в Китае и Индии была запущена экономическая модель расширенного производства и потребления, и по сути включена машина истребления ресурсов половиной населения Земного шара». Причем произошло это прежде всего за счет перевода в эти страны старых ресурсозатратных технологий. Удешевление процесса производства сказалось на том, что НТП-развитие в последние десятилетия шло линейно, без взрывных открытий.

В связи с обозначающимся дефицитом ресурсов самым существенным вызовом становится, конечно, энергетика. Как считают опрошенные эксперты, при существующих ценах на нефть альтернативная энергетика как существенная составляющая энергобаланса, все же глобальной перспективы не имеет. Хотя благодаря сравнительно длительному периоду высоких цен на нефть в последние годы неплохо шли дела в ветроэнергетике, она, тем не менее, остается «планово-убыточным мероприятием». Но энергетика, альтернативная, как научно-технологическая проблема – безусловно, интересна. Остро, в том числе и в связи с необходимостью подсоединения нестабильных источников электроэнергии таких как объекты нетрадиционной энергетики, стоит вопрос совершенствования сетевого хозяйства. Новые сетевые технологии потянут за собой материаловедение (сверхпроводящие кабели, материалы для ЛЭП с высокой пропускной способностью), например, с использованием сверхпроводниковых кабелей, силовую и интеллектуальную электронику.

Все очевиднее, что дефицитным ресурсом становится вода. По данным нашего эксперта, примерно к 2025 году не вовлеченная в хозяйственную деятельность, но экономически доступная вода останется только в трех странах мира. Это Бразилия, Канада и Россия. Тем не менее, проблемы с водой непосредственным образом касаются и России, ведь в ее европейской части, гидропотенциал полностью исчерпан не только с точки зрения энергетики. Существуют серьезные проблемы с обеспечением населения чистой питьевой водой, ощущается дефицит с ее снабжением крупных городов. Таким образом, критическими востребованными становятся технологии очистки и систем рециркуляции воды.

Системные вызовы

Обеспеченность России водными, энергетическими, сырьевыми и другими природными ресурсами – сама по себе является системным вызовом для политической элиты. Это изобилие, по словам одного из опрошенных академиков, во многом определяет общий настрой власти, «который сегодня в известной мере наполнен благодушием. Из-за этого не видно властного беспокойства и не учитываются те главные отдельные направления, которые нужно во что бы то ни стало начать развивать и которые потянут за собой рост инновационной экономики. А ведь фактически дело и определяется общим настроем власти».

У представителей элиты есть мощный стимул отбросить благодушный настрой к статусу своей страны как поставщика, прежде всего энергоресурсов, и не только из-за возможного исчерпания их запасов. Намного быстрее может осуществиться другой сценарий, связанный с развитием новых технологий энергетики и энергосбережения в странах-импортерах наших энергоносителей. «С огромным удивлением узнал, говорит один из респондентов, – что в 2007 году сорок два процента вновь введенных энергетических мощностей в Америке, пришлось не на атомные или тепловые мощности, а на долю нетрадиционной энергетики. Сорок два процента годового ввода – это не игрушки. В Германии, Дании сегодня уже в балансе двадцать пять процентов нетрадиционной – солнечная, ветровая, прочая – энергии. Если им потребуется на треть только сократить потребность в газе, они могут, условно говоря, накинуть где-то пять процентов за счет возобновляемых источников в свой энергобаланс, что-то добавить за счет энергосбережения. Они в этих вопросах ведут жесткую политику, и процесс нарастания этих процентов идет постоянно, поэтому в любой момент они могут спокойно сказать: «Россия, твое место в мировом разделении труда уже не в поставке нам газа. Эту проблему мы решили. Мы не против, мы с удовольствием будем брать у тебя газ и дальше, а можем и не брать – не так уж и надо. Так что теперь, чтобы усилить свою роль в мировом разделении труда, тебе придется заняться чем-то другим». С точки зрения просматриваемой перспективы не стоит обольщать себя и надеждой на азиатские рынки, где делается ставка на ядерную энергетику и быстрыми темпами растет нетрадиционная энергетика. Поэтому нам надо с этой будущей своей ролью в мире, где роль газа станет намного менее определяющей, определяться заранее. Скажу банальные слова, для того чтобы играть какую-то роль в мире через какое-то время, нам нужно в первую очередь заняться самим материальным производством и инфраструктурном строительством, чтобы на этом уже наросло то, что выведет нас в мир после-газа».

Многие наши респонденты – и политики, и эксперты – говорят о необходимости переноса центра тяжести внимания политической элиты на реальное производство. В России слишком увлеклись созданием монетаристской системы, утверждает один из них: и действительно созданы независимая банковская и кредитная системы и т. п. Но она не опирается у нас, к сожалению, на развитую промышленность, на материальное производство. А это именно то, что напрямую уже ведет к инновациям. В этом, считает один из представителей науки, и есть, «суть сегодняшней проблемы и в этом – направление выхода из кризиса. Без соответствующей перестройки с большим акцентом на область материального производства, России далеко не сдвинутся в области инновационной экономики». Монетаристская составляющая – банки, деньги, финансовый оборот, все это необходимые инструменты, но они все-таки обслуживает основной сегмент – материальное производство.

Этот перекос в монетаристскую составляющую безусловно тянет за собой еще один вызов – неумение прогнозировать технологическое развитие страны. «Надо заниматься прогнозированием, построением сценариев возможного развития российской экономики на базе конкретного анализа возможных или целесообразных сдвигов в реальном секторе», – говорит еще один крупный ученый-технократ. А у нас все это перевелось в финансовый и макроэкономический план. И во всех наших официальных экономических прикидках этот содержательный, на самом деле, момент отсутствует. У нас экономика в таких документах выглядит как какая-то формальная модель. В содержательных процессах внутри нее никто при этом не старается даже разобраться.

В Советском Союзе финансовый аспект был чисто служебным. Цены играли несколько разных ролей, но согласно политической экономии социализма в ее классическом варианте, главная роль цен и ценового механизма была учетная. И это соответствовало действительности. На этом, собственно говоря, СССР и погорел, потому что таким образом выбивалась из-под ног та опора, основа, на которой можно строить анализ эффективности экономики. В свое время, когда, к примеру, проектировали Новолипецкий металлургический комбинат, в документации черным по белому прописали все с точностью до гвоздя, но обосновать, какова экономическая целесообразность этого проекта, никто и не брался. В результате, многое, что планировалось и делалось в стране, было совершенно неэффективно. В постсоветские годы страна шарахнулись в другую сторону, ее сильно качнуло в монетаристскую сторону, физическая сторона дела была практически забыта, хотя за границей этим делом занимаются очень даже внимательно». Сравнивая с США и Китаем, видно, насколько мало представлена в деятельности российского правительства содержательная предметность в этой сфере. Китай перенял все лучшее из советской системы планирования, ухитрившись соединить это с рыночной системой, не забыв никаких полезных уроков, которые ему были преподаны или которые он своим собственным разумом постиг без помощи советской стороны, а только наблюдая за тем, что у нас происходит. В той же Франции эта знаменитая система индикативного планирования «FF» (физика финансовая). Там и натуральные, и финансовые показатели на паритетных началах принимаются во внимание при построении этих индикативных планов. И в США весь стратегический анализ также в значительной степени основан на натуральных или на физических, как они говорят, показателях. «Мы же это из вида явно совершенно упустили. Подход же должен состоять в том, чтобы развивать высокие технологии не вообще, не ради того, чтобы их экспортировать сами по себе, а для того, чтобы обеспечивать технологическое перевооружение, основанное на планировании и прогнозировании «в натуре», важнейших для нас отраслей. Иначе никак».

Перекос в финансовую плоскость и пренебрежение материальным производством, отданным на откуп частным собственникам при отсутствии четкой промышленной политики, породили основную угрозу не только для формирования инновационной экономики, но и для самого существования государства. «Угроза – не в отсутствии каких-то видов самолетов или своего приличного автопрома, – считает один из экспертов, побывавший во власти, – основную угрозу представляют устаревшие основные фонды, причем включая все: от людских, кадровых ресурсов до газопроводов. Вот это настоящая угроза национальной безопасности. Масштаб изношенности основных фондов, к примеру, в энергетике не лезет ни в какие ворота, по разным оценкам, она составляет 70-80 процентов, а в станкостроении и вовсе 90%. Причем нужно иметь в виду, что основные фонды – это не просто железо в нефтянке и в газе, например, – а это в том числе и разведанные запасы, и само проведение разведки, и то, с применением каких технологий идет эта разведка и добыча. И очень мало эти фонды обновляются. Эта опасность просто вопиет о необходимости по сути нового инфраструктурного строительства в стране. Нельзя слабой инфраструктуре ставить сложные задачи, она сейчас не соответствует амбициозным задачам». Модернизация основных фондов во многом решит проблему повышения энергоэффективности российской экономики за счет снижения ее чудовищной энергоёмкости. «Снижение энерго-, ресурсопотребления во всех сегментах экономики – это даже не технологическая, научная задача, это задача стратегическая. Даже когда мы говорим о сырьевом секторе, мы должны констатировать, раз доходы у нас от сырья, то прежде всего необходимо решать вопросы, связанные с повышением эффективности добычи, сохранения, прокачки и переработки этого сырья». Только в результате реализации самых очевидных мер в области энергоэффективности, по спокойным подсчетам IFC (Всемирный банк), Россия может сэкономить 45% своего полного потребления первичной энергии.

Серьезным вызовом для страны является проблема подготовки квалифицированных кадров в целом и угроза утраты интеллектуальной технологической преемственности. «Есть риск, что знания шестидесяти и семидесятилетних профессионалов передавать будет некому, так как поколение сорока и пятидесятилетних специалистов и в академической и отраслевой науке почти отсутствует, а молодежь же не готова еще в полной мере становиться во главе исследований, усвоить то, что передало им старшее поколение». Тем не менее, сохранились многие научные группы, научные технологические школы благодаря традициям, корням, научной преемственности. Пока же получается, что сегодня фундаментальная наука у нас бесхозная. «Но для их сохранения должно быть очень конкретное управление. Нет целеполагания, а целеполагание – это роль государства».

Одна из основных наших проблем в том, что мы не можем отладить систему технологической культуры в производстве – говорит один из опрошенных политиков. Это связано и с низким уровнем подготовки инженеров (а высшая школа – одно из узких мест подготовки кадров), и, и с низким уровнем подготовки квалифицированных исполнителей. Этот вызов один из главных, все остальные преодолеваются достаточно локальной концентрацией ресурсов, а этот требует перестройки всей системы профессионального образования, которое у нас в стране безнадежно отстало. Но есть и другая сторона проблемы: «нет платежеспособного спроса на высококлассных специалистов. Наши заводы не могут выпускнику платить заработную плату, и он туда не идет. Он получает престижное образование и идет в бизнес, не связанный с его образованием в чистом виде. Он идет в консалтинговые конторы и прочее. Промышленность не может обеспечить платежеспособный спрос за редким исключением, а государство не обеспечивает жильем как раньше».

Серьезным технологическим вызовом эксперты и политики называют сложившуюся зависимость России от импорта в критических с точки зрения безопасности страны технологиях. Это уже угроза, принявшая системный характер и затронувшая даже обороноспособность страны. Мы зависим от интеллектуальной микроэлектроники, мобильных систем связи, оптики. «За последние 15 лет мы стали по электронике очень сильно зависимы от импорта. Баланс использования электронной компонентной базы по ряду направлений таков: 90% импорта, 10% – российского. Причем многие компоненты используются в ракетной, авиационной, ядерной (в энергетике) и даже новой военной технике. Кроме того, есть вещи, которые действительно реально востребованы как в военной, так и в гражданской технике, но которые нам просто не продают. «Например, СВЧ-техника (локаторы, головки наведения, это базовые станции и вся сотовая связь). Эта компонента находится под серьезными КОКОМовскими ограничениями, этого рынка практически не существует. Вам с удовольствием продадут базовые станции, но не продадут технологию их изготовления, и не продадут элементы. Все эти вещи нужно обязательно создавать самим. Где-то зависимость не страшна – скажем, память нет смысла воспроизводить, ее можно просто покупать. А вот мозги – интеллектуальную электронику, микроэлектронику, которая определяет, по сути дела, технологические, технические возможности конечной системы (вычислители, интерфейсные микросхемы и различные интеллектуальные микросхемы) – необходимо делать самим. То же в оптике в средствах измерения и получения информации в специальных и военных системах слежения, разведки. В этих направлениях тоже зависимыми быть нельзя – не все нам продадут».

Другой аспект – фармакологическая безопасность. Как эмоционально выразился один из политиков: «Допустим, перестанут они в случае кризисной обстановки поставлять нам автомобили. Да проживем без импортных! Есть у нас свои – переживем. А вот прекратят нам поставлять кое-какие лекарства – этого мы можем уже не пережить». Импортная зависимость – это еще одно проявление слабости отечественной промышленной инфраструктуры, которая ослабляет позиции страны в обороноспособности. «Не случайно в правительственных кругах США говорят, что русские могут что угодно изображать по части своих намерений, мы-то все равно знаем, что у них вся обороноспособность развалена к чертовой матери. Или надо амбиции умерить до существующих возможностей, или постараться независимость защищать на уровне амбиций». Инфраструктурное развитие может и не приведет сейчас к завоеванию каких-то мировых позиций, но позволит получить именно достаточно полную независимость в мировом разделении труда. «Речи нет о полной независимости, да к этому никто в мире и не стремится, не выпускают же американцы телевизоры или чипы памяти. Но необходима независимость достаточно полная, чтобы страна не оказалась в какой-то момент, не дай Бог, в зависимом положении, чтобы не могли нас тыкать мордой в грязь».

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6