«Нам остаётся только имя...»
(Имя как символ и бренд библиотеки)
СЛАВА МАТЛИНА
...Нам остаётся только имя,
чудесный звук на долгий срок…
О Мандельштам
В последние годы повышенное внимание к имени библиотеки, выявлению его связи с содержательной стороной деятельности — из узкой сферы исследовательского интереса перешло в область серьёзного осмысления практиками.
ОБ ЭТОМ свидетельствуют публикации в профессиональных изданиях1, выступления на конференциях и семинарах, в том числе на прошедших в этом году. Имеются в виду семинар московских библиотек, организованный столичной библиотекой им. нева «Имя как символ и бренд библиотеки», а также межрегиональный семинар сотрудников мемориальных библиотек. Его зачинщиком выступила ЦГБ г. Кирова. Данный номер — ещё одно подтверждение потребности в таком осмыслении.
Одним из побудительных мотивов возникшего интереса стало развитие инновационных моделей библиотек — в первую очередь, библиотек мемориального типа и библиотек-музеев. (См. журнала «Библиотечное Дело» №18(66) за 2007 г.) Исходным основанием преобразования в инновационную модель зачастую становилась необходимость поставить в центр внимания всей работы личность видного писателя, философа, учёного, имя которого является одним из символов национальной или региональной, местной культуры. Его имя становилось зримой основой для демонстрации верности библиотеки просветительским традициям и/или позиционирования себя как полистилистического института, сочетающего роли библиотеки, музея, исследовательского комплекса.
Другой побудительный мотив для изучения феномена имени — возрождение библиотечного краеведения, ставшее следствием изменения социально-политической ситуации в стране. В ходе поисковой работы библиотекари выясняли неизвестные дотоле факты о роли того или иного человека, знаменитого и не очень, в истории края. Стало возможным объективно изучать или по-новому взглянуть на судьбу этого человека, собирать архивные документы, принадлежащий ему вещно-предметный ряд, книжные коллекции... Появились условия для того, чтобы узнавать исконные названия поселений и улиц, вычеркнутые из культурной памяти нескольких поколений. Не случайно на конец 80-х—начало 90-х гг. прошлого века приходится расцвет ономастики — науки об именах собственных всех типов, закономерностях их развития и функционирования. Эту область знания нередко называют искусством давать имена. Появляются ставшие классикой работы Ю. Караулова, , и др., труды по антропонимике (об именах людей), топонимике (географических названиях), астронимике (названиях небесных тел) и т. п. Доходит очередь и до библионимики.
Авторитетное имя библиотеки становится тем культурным ресурсом, который работает на её репутацию, повышает имидж в глазах населения. Наконец, выделяет её среди прочих библиотек. Последнее обстоятельство, как показано ниже, становится одним из ведущих, если не самым главным фактором, который обусловливает повышенное внимание к вопросу наименования и переименования библиотек.
Существуя под безликим номером...
На встречах с коллегами мне не раз приходилось размышлять вслух о причинах повсеместного появления в советское время библиотек под безликими номерами. Убеждена, дело здесь отнюдь не только в бурном послереволюционном развитии сети массовых библиотек, каждой из которых трудно было найти достойное имя. Дошедшее до наших дней «номерное» поименование, скорей всего, являлось одним из неосознаваемых вызовов новой власти старой культуре с её почтительным отношением к Слову (Имени). Императорская Публичная, Румянцевская, Карамзинская общественная, а также десятки и сотни менее известных общедоступных и частных губернских/уездных, городских библиотек — их просто невозможно представить под номерными обозначениями.
Но самый реальный довод — 70-летние традиции существования страны в мобилизационном режиме, предусматривавшем выдвижение на первое место задач обороны от реальных и мнимых, внешних и внутренних врагов. Поименование библиотек осуществлялось в рамках привычного дискурса «зоны», лагеря, «закрытого объекта» с условными, закодированными номерными обозначениями. По тем же лекалам проходили переименования. Старым известным библиотекам присваивали имена теоретиков марксизма или просто хороших писателей, делая это произвольно, без учёта традиций библиотеки, её истории, культурного ландшафта региона, города, в котором она находилась.
В этом смысле интересно наблюдение философа о феномене «самозванничества» — «самоназванничества» в русской, советской истории. Самозванничество особенно ярко вспыхивает в смутные времена, что показал в «Бесах» . «Революцию творили, её силы возглавляли — личины, псевдонимы, так в личинном своём облике и вошедшие в народное сознание, — Ленин, Сталин, Троцкий, Каменев, Молотов, Горький, Бедный, Киров. Этими псевдонимами — даже не другими именами, псевдонимами называли старые города, отнимая с именем историческую жизнь».3
В одном смысловом ряду со сменой исторических имен городов и улиц стоит произвол в выборе имен библиотек и их «номерное» поименование. К сожалению, такого рода практика и по сегодняшний день является доминирующей: большинство небольших библиотек России подобно пенитенциарным учреждениям существуют под безликими номерами. Точно так же, как много лет назад, новые наименования местные власти подчас спускают «сверху», не озаботившись тем, чтобы изучить особенности работы библиотеки или просто посоветоваться с её сотрудниками.
На одном из семинаров коллега из глубинки с горечью констатировала: «Под безликим номером или "чужим" спущенным сверху именем библиотека может существовать, но расти не может».
«Имя — не подобие бытия, но само бытие...» ()
Развивая номиналистскую парадигму, которая в самом широком смысле постулирует доминирование конкретной единичности над абстракцией общего, современные лингвисты, как уже указывалось выше, видят главную роль имён собственных в том, что они выделяют предмет из круга ему подобных.
На это же положение применительно к библиотековедению почти дословно указывает . Он сумел показать, что на индивидуальном уровне библиотеку в наибольшей степени идентифицируют не обобщающие характеристики, а наоборот, выделяющие из совокупности подобных (выделено мной. — СМ.). Главной такой характеристикой, по мнению учёного, служит уникальное имя. Именно оно даже на первоначальном уровне знакомства с библиотекой становится основой интереса к ней, позволяет идентифицировать её со спектром определённых услуг и возможностей. Идентификация усиливается по мере освоения её культурно-информационных ресурсов, позволяя считать её «своей», частью пространства жизни конкретного человека.
Ни одно современное исследование в области ономастики не может обойтись без изучения работ , и — создателей религиозного течения имяславия. Они делали акцент на сочетании двух сторон имени (Слова): его индивидуальной и одновременно социальной природе. Для публичной библиотеки с её перманентно развивающейся коммуникационной функцией данное обстоятельство особенно важно.
Имя как фактор коммуникации рассматривается философами в нескольких аспектах. В первую очередь, в контексте общения: по Лосеву, «имя — стихия разумного общения живых существ...». В самом деле, трудно себе представить, чтобы читатели регулярно посещали «просто библиотеку»: они приходят за книгами и информацией, на занятия литературного объединения, выставку фотографий и т. п. в конкретную библиотеку, встречаются там с друзьями в определённом месте.
Кроме того, имя человека, как и библиотеки, выступает своеобразным хранителем культурной памяти. Присваивая библиотеке имя деятеля культуры, мы закрепляем память о нём в сознании ныне живущих людей и будущих поколений. Наконец, имя выступает инструментом сохранения традиций. Например, библиотека, носящая имя классика литературы, деятеля местной культуры, позиционирует себя как продолжателя его дела, воспроизводит систему его ценностей. По , «в слове, и в особенности имени, — всё наше культурное богатство, накапливаемое в течение веков... В слове и имени — встреча всех возможных и мыслимых пластов бытия...».5
Психографическая теория имени, обосновавшая связь имени с судьбой человека, была наиболее полно разработана . Он предвосхитил многие открытия сделанные в середине—конце XX века, которые связаны с эмоциональной и звуковой природой имени, в частности с такой областью знания, как фоносемантика. Последняя оперирует качественными характеристиками каждого звукосочетания русского языка, изучает их влияние на психическое состояние человека.
Имя (наименование) может выступать эмоциональным и звуковым раздражителем. Одни имена звучат мягко, ласково, радостно, светло и вызывают своим звучанием приятные ассоциации. Другие, наоборот, воспринимаются как «слабые», «ускользающие», связаны с неприятными эмоциями, внутренним напряжением. Это так называемая «музыка имён». От того, какова она, будет во многом зависеть изначальное отношение окружающих к носителю имени. Например, можно заранее предсказать, что имя детской библиотеки, включающее шипящие звуки, будет вызывать у ребёнка отторжение. Зато названия «Фламинго», «Солнышко», «Весёлая семейка», где доминирует мягкий звук «эль» в сочетании с гласными и легко произносимыми согласными, хорошо воспринимается, воспроизводится и запоминается ребёнком и взрослыми. Вспомним, например, замечательную фразу А. Блока: «Наша память хранит с малолетства весёлое имя: Пушкин» (выделено мной. — С. М.).
Как предупреждал ский, имя обладает определёнными магическими свойствами: «В отношении к своему носителю имя представляется двояко. Во-первых, оно представляет своего носителя, указывая, кто есть некто и затем, что он есть. Во-вторых, оно противопоставляется своему носителю, влияя на него, то как предзнаменование грядущего, то как орудие выговора, то, наконец, как орудие призывания».6 О влиянии имени на будущее его носителя пишет и : «...В тайне именования, которая есть и тайна языка, содержится творческое да будет...» (выделено автором).7 Сегодня эти положения не представляются мистикой, фатализмом, жёстким детерминизмом — синергетическая теория, ориентированная на творческое саморазвитие личности и институций, включает учёт множества порой разнонаправленных факторов, в том числе тех, на которые указывали почти столетие назад русские философы.
«Каким мне именем тебя наречь?»
Можно выделить несколько типизированных вариантов образования имени библиотеки. Чаще всего в основе его лежит так называемое прецедентное имя (понятие введено Ю. Карауловым). В самом общем виде под ним понимают широко известное имя собственное. Это имена выдающихся деятелей культуры, чаще всего отечественной. Используются они как культурный знак, воплощение исторической памяти, символы, значимость которых в сознании людей до некоторой степени переносится на деятельность библиотеки. Это имена , , и др.
В этом же ряду находятся имена деятелей местной, национальной культуры. Они выступают средством этнической (региональной, местной) самоидентификации. Данное обстоятельство играет важную роль в восприятии библиотеки как носителя ценностей «своей» культуры, более того, её центрального звена. При таких библиотеках обычно создают музеи писателя (учёного-этнографа, историка), и библиотека становится исследовательским центром по сбору и изучению его творчества.
Другой вариант получения имени связан с содержательно-смысловым обозначением. Оно отражает приоритетное направление деятельности (библиотека-фонд «Русское зарубежье», семейная библиотека, библиотека духовной литературы и др.) Такое имя сразу же указывает публике на приоритеты библиотеки, служит своеобразной «приманкой» для конкретных категорий читателей, которые готовы приезжать в «свою» библиотеку, невзирая на территориальную удалённость. Как правило, в этих случаях речь идёт о городских библиотеках крупного или крупнейшего города или даже о специализированных библиотеках, несмотря на их официальный статус муниципальных или городских учреждений культуры (библиотека-фонд «Русское зарубежье», столичная библиотека искусств им. А. П. Боголюбова, белгородская библиотека-музей им. и др.).
Ещё один вариант выбора имени связан с условно-символическим обозначением библиотеки. Его нередко предназначают детской библиотеке, и он в разной степени нацелен на возвышенно-чувственное или игровое восприятие. Задача такого имени — создать привлекательный образ библиотеки за счёт позитивных эмоциональных ассоциаций («Золотой ключик», «Фламинго», «Мир женщины» — городские библиотеки Омска и Томска и др.) или историко-культурных ассоциаций (Земская библиотека в Белгородской области, историческая библиотека Дома Романовых в Костроме). В этих случаях в качестве имени часто выбирают метафору с её ёмкими выразительными средствами и глубокими контекстами.
Часто встречающийся вариант наречения имени — топографический признак (Набережный филиал, Верхнезаводская библиотека и др.). Такого рода имя носят сельские библиотеки. Его смысл — в тесной связи имени библиотеки и социальной жизни конкретного поселения, или микрорайона города. При этом библиотеки позиционируют себя как главные его информационно-культурные площадки, центры краеведения.
Особое место на библиотечной карте страны занимают имена мемориальных библиотек, в наименование которых входит слово «Дом». Образ библиотеки-Дома имеет символическое значение в русской культуре и воплощает множество смыслов, начиная от пространства защищённости, покоя, уюта и заканчивая «привязкой» к образу замечательной Личности, чьё имя носит библиотека. (Подробно см. статью довой на с. 7—9). Назовём, например, столичные центральную городскую библиотеку - мемориальный центр «Дом Гоголя» или библиотеку истории русской философии и культуры «Дом ». Несколько иные контексты в названии костромской исторической библиотеки Дома Романовых, но и в этом случае понятие Дом глубоко символично. (См. статью в данном номере, с. 36—38).
Итак, имя библиотеки представляет собой содержательную характеристику. Оно носит далеко не случайный характер, наполнено глубокими символическими смыслами и оказывает непосредственное влияние на её работу. Достаточно вспомнить организацию пространства «именных» библиотек. Иногда оно представляет собой сценографически оформленную композицию (образ пушкинского Петербурга в вестибюле ЦГБ им. Пушкина г. Кирова) или насыщено визуально-ассоциативным изобразительным, а также музейно-экспозиционным рядом. Но самое главное — имя во многом предопределяет просветительские традиции библиотеки, характер диалога с публикой, неповторимую атмосферу культа Книги, Знания, Читателя.
Имя как бренд библиотеки
Помимо символических значений имя библиотеки играет роль её бренда. В самом общем виде под брендом понимают совокупность стойких позитивных ассоциаций у публики, которые вызывают используемые библиотекой знаки и символы. Подходы к формированию бренда покоятся на тех же психологических законах, что и поиск описанных содержательных символических значений имени. Иное дело, что, продумывая имя с точки зрения брендинга, библиотека до некоторой степени переосмысляет знак, исходя из своих коммуникационных задач. Имеются в виду: привлечение публики, установление прочного социального партнёрства с различными организациями, учреждениями и общественными движениями, укрепление контактов с отдельными пользователями, реклама своих ресурсов и возможностей.
Вот почему столь важно, чтобы имя библиотеки воплощало ряд требований, без которых оно не может стать брендом. Помимо содержательно-смысловой наполненности, о которой речь шла выше, следует учитывать такие характеристики, как лаконичность (длинные наименования плохо воспринимаются на слух и неудобны при написании, а также использовании фирменного стиля), благозвучие (учёт мелодики, сочетания звуков, строя, характерных для русского языка), запоминаемость, непохожесть на аналоги.8
Имеется и ещё одно обстоятельство, которое не всегда учитывают наши культуртрегеры. Речь идёт о соотнесении имени (поименования) со звучанием и написанием аббревиатур. Нередко сокращённые прецедентные имена в уменьшительно-ласкательном варианте звучат как удачные бренды, и официально используются библиотеками в качестве таковых. Назовём, например, «Белинку», «Тургеневку», «Некрасовку» с их тёплыми, по-домашнему звучащими наименованиями. Хотя следует признать, что в силу особенностей словообразования в русском языке не все сокращения такого рода могут быть благозвучными, не говоря уже об официальных «опциях». И тогда аббревиатуры, обычно уточняющие наименование библиотеки и являющиеся частью её официального имени, выглядят просто несуразно и даже оскорбляют слух. Достаточно вспомнить придуманные чиновниками-«образованцами»(цын) наши многочисленные ГУКи и МУКи, которые с точки зрения грамматики являются «словами-инвалидами: безрукими, безногими, бесполыми» (Е. Водолазкин).
Избавиться от них самостоятельно библиотеки не имеют права. Хорошо бы, по крайней мере, свести к минимуму их упоминание в различных формах публичной деятельности: на вывесках, рекламных постерах, листовках, приглашениях и т. п., оставив лишь для официальной документации. Ведь в лучшем случае такие «бренды» вызывают насмешки подобно пресловутым ФАКК (ныне упразднённое Федеральное агентство по культуре и массовым коммуникациям) или МУДО из романа А. Иванова (муниципальное учреждение дополнительного образования). В худшем — отторжение у публики, которой остаётся ждать, когда же закончится «хождение библиотек по МУКам».
Этические аспекты наименования библиотеки
Безусловно, приведённые примеры свидетельствуют скорее о недостатке вкуса, нежели о злонамеренности официальных лиц, «сочиняющих» бренды-монстры. Это скорее этическая сторона вопроса, которая оказывает негативное влияние на социальное самочувствие библиотеки. История библиотечного дела последних лет знает немало примеров, когда местные власти оказывали содействие библиотеки, добиваясь вместе с ней присвоения имени человека, оказавшего влияние на её судьбу. Именно так произошло, например, с присвоением имени Коношской районной библиотеке Архангельской области, которую посещал во время ссылки будущий нобелевский лауреат.
Ещё один, уже недавний пример: присвоение имени М. Волошина столичной библиотеке, известной своими традициями продвижения культур разных народов, хорошими фондами литературы о философских учениях, включая теософию, обслуживанием читателей с ограниченными возможностям. (См. статьи в журнале «Библиотечное Дело» №3 (51) за 2007 г. и №8 (74) за 2008 г.)
Но случается и так, что библиотека, много лет изучающая и продвигающая творчество писателя или историческое событие, и даже имеющая музей, посвященный этой теме, получает или продолжает носить прежнее имя, никак не связанное с приоритетным направлением работы. Мне уже приходилось приводить пример Центральной городской библиотеки г. Кировска Мурманской области, где создан замечательный, известный всей стране музей Венедикта Ерофеева. Она находится в городе, где жил в детстве будущий писатель, но на её вывеске стоит имя М. Горького, опосредованно и, прямо скажем, неоднозначно, связанное с городом, построенном руками бывших узников ГУЛАГа.
Или другой пример, озвученный коллегами на семинаре в Тургеневской библиотеке. Несколько лет назад библиотека, расположенная на Красной Пресне, долгие годы известная как детская библиотека «Памяти 1905 года» и имеющая соответствующую прекрасную музейную экспозицию получила имя братьев Гримм(?). Понятное дело, московские библиотекари ничего не имеют против замечательных сказочников, а имя М. Горького занимает достойное место в истории отечественной литературы. Речь в данном случае о другом: об этически неосмысленном факторе именования библиотеки, феномене неназванного, не-проявленного, непроизнесённого имени, когда оно, по , «противопоставляется своему носителю». Великий философ был убеждён, что такая ситуация противопоставления негативно влияет на судьбу человека или в нашем случае — организации, определяет «несказанность», «невыразительность» её существования.
Определённые этические аспекты наречения проявляют себя и в ином контексте. Например, когда библиотеке присваивают имя живущего среди нас человека. В стране имеются две областные детские библиотеки, носящие имя А. Лиханова. Писатель, родившийся в Кирове и связанный с Белгородом, много хорошего сделал для обеих библиотек, Кировской и Белгородской. Но такое увековечение не соотносится с традициями отечественной культуры, когда организации/учреждению присваивают имя - знак памяти о живом человеке.
Вместе мы — сила
Явлением последних лет стало создание содружеств, сообществ и ассоциаций «именных» библиотек: павленковских, пушкинских, чеховских, гайдаровских и др. Наибольший размах получило движение павленковских библиотек России.
Оно было создано в 1992 г. в память о замечательном русском издателе-просветителе, по завещанию которого в начале прошлого века были открыты бесплатные библиотеки во многих уголках России. Движение не только помогло разыскать эти библиотеки, но и стимулировало инновационное развитие их и многих других, недавно созданных, стремившихся получить почётное имя . В настоящее время издан замечательный справочник «Павленковские библиотеки России» (Екатеринбург, 2008), позволяющий увидеть размах движения, поимённо обозначить его лидеров, организаторов и рядовых участников, спонсоров и меценатов.
Набирают силу движения библиотек, объединяемых именами кина, , . (О них см. статьи в этом номере журнала). Мне уже приходилось оценивать в печати социальные смыслы и эффекты таких движений. Напомню, что они воплощают самоорганизацию библиотечного сообщества «снизу», формируют горизонтальные общественные связи (социальные сети) на основе ценностной общности; стимулируют неформальный обмен идеями, проектами, опытом; создают благоприятные условия для межличностного взаимодействия библиотекарей. В этих движениях можно увидеть зародыши гражданского общества в стране. Данное обстоятельство тем более значимо, что их организаторами выступают сотрудники библиотек, осенённых славными именами Созидателей, Деятелей великой российской культуры.
1 Матлина библиотека, или Что может реклама: практ. пособие. — Изд. 1; 2. - М., Либерея, 1997; 2000; Гильфанова и её имя: повод для размышления // Сборник методико-библиографических материалов. - Вып. 13. - Екатеринбург, 2000 - С. 59-61; Димитриева создания и особенности работы именных библиотек // Муниципальная библиотека на пороге нового века: Материалы межрегион, науч.-практ. конф. 15-16 мая 2000 г. — Киров, 2000. — С. 5-10; Мельничук стика библиотек России. (Постановка вопроса) // Библиотека в контексте истории: Материалы VI междунар. науч. конф. 4-5 окт. 2005 г. — М.: Пашков дом, 2005. — С. 300-312; Царегородцева имя — новые перспективы // Публичная библиотека. Инф. Бюллетень [Электронный ресурс]. — Электрон, журн. — 2006. - Вып. 7(33). — Режим доступа: http://www. /or/comitet/ 14/publ.html
1 Матлина . Имя как символ и бренд библиотеки (Постановка проблемы) // НТБ№4. - С. 5-14.
! Кантор классика или бытие России. - М.: Росспэн, 2005. - С. 703.
' Столяров классифицирования библиотек по логическим и системным основаниям // Столяров . Избранное. годы. — М.: Пашков дом, 2001. - С. 201.
5 Лосев имени // Из ранних произведений. — М.: Правда, 1990. — С. 25.
6 Имена. - [Б. м.], 1993. - С. 71.
7 Булгаков имени. - Париж, 1953. — С. 73. Цит. по статье: Слово и молчание в русской культуре // Звезда— №10.-С. 205.
8 Данное требование не относится к прецедентным именам. Библиотек, например, носящих имя Пушкина, в России около сотни. Но в данном городе, посёлке такая библиотека, как правило, единственная, и уже в силу этого обстоятельства уникальна. Правда, во внимание не берутся случаи, когда в одном мегаполисе — Москве, одном округе — Центральном административном, на расстоянии получаса ходьбы размещены 2(!!!) библиотеки, носящие имя . Это рудимент той самой политики, когда имя библиотеки «спускалось сверху» без учёта культурных реалий жизни города, интересов жителей и самой библиотеки.
