Принципиально важно, что снижение степени иерархизации управляющей системы автоматически означает снижение роли старых, внешних для личности, административных рычагов и рамок управления и потребность в появлении новых рычагов и рамок, выполняющих те же функции. В рамках сетевой структуры субъект действия ограничивается и направляется не приказами, а собственными представлениями, мотивацией и "духом комьюнити". Поэтому новая система управления, адекватная новой, складывающейся реальности, должна управлять в первую очередь мотивациями и общими, в идеале универсальными правилами.

Главной функцией системы управления в новом мире оказывается формирование массовых стандартов поведения, базовых принципов ("что такое хорошо и что такое плохо") и основных смыслов, определяющих состав и приоритеты повестки дня, на основании которой действует и индивидуум, и разветвленная организация.

НКО - "ФАБРИКИ МЫСЛИ" НОВОЙ ЭПОХИ

Сегодня формированием и продвижением разного рода стандартов (от технологических до поведенческих) занимаются прежде всего некоммерческие организации (НКО), в значительной степени аналитические, создаваемые и оплачиваемые через разного рода благотворительные инструменты.

Вполне очевидных примеров подобной деятельности много. Наиболее потенциально влиятельными и потому интересными представляются структуры, объединяющие мощные некоммерческие организации и заинтересованные глобальные монополии. Формирование стандартов первыми в интересах последних может в прямом смысле слова ломать мир, создавая качественно новую реальность.

Весьма интересно в этом отношении, например, колоссальное хранилище семян на Шпицбергене. В его строительстве участвовали Фонд Билла и Мелинды Гейтс; гигант американского агробизнеса DuPont/Pioneer Hi-Bred, один из крупнейших мировых владельцев патентованных генетически модифицированных семян и связанных с их выращиванием химикатов; Syngenta, швейцарская компания, один из основных производителей генетически измененных семян и химикатов; фонд Рокфеллера - глобальная частная группа.

Каким может быть совмещение интересов некоммерческих организаций и производителей генетически модифицированных семян, можно только гадать, вспоминая, например, что высокоурожайные гибридные семена можно сеять только раз: собранный урожай годится в пищу, но не является качественным посевным материалом. Соответственно, распространение гибридных семян создает глобальную зависимость сельхозпроизводителей, а через них и всего человечества перед несколькими держателями дикого генетического материала, необходимого для создания высокоэффективных гибридов.

Такая зависимость сделает ненужной войны: достаточно просто прекратить продажу нежелательному режиму посевного материала, и его сельское хозяйство полностью развалится за два-три года, а возникшие из-за этого социально-экономические проблемы если и не сметут его, то во всяком случае обеспечат его покорность. Понятно, что формирование такой реальности будет означать качественно новые стандарты всех международных отношений - без громких деклараций и, более того, вообще без публичных действий.

Можно строить и иные предположения, вспоминая, например, о возможностях закладывания в генетически модифицируемые продукты "дополнительных" функций, до бесплодия включительно, и участия некоторых неправительственных структур в исследованиях и даже практических действиях, направленных на сокращение численности "низших" рас.

Бесспорно одно: сам факт теснейшего сотрудничества благотворительных и сугубо коммерческих структур свидетельствует о качественно новой реальности, в которой мы живем.

Реальности, в которой благотворительность уже сегодня, совершенно незаметно для погруженных в ослепляющую суету финансовых рынков аналитиков, стала важнейшей формой стратегического инвестирования.

ЗВЕЗДА ПО ИМЕНИ ЧУЛПАН

Востребованная актриса театра и кино, соучредитель благотворительного фонда «Подари жизнь», с упорством, спокойно и без суеты занимается делом, ставшим частью ее жизни

Жанна Филатова,

«Трибуна» (Москва), № 19, 19.05.2011, c. 15

Чулпан Хаматова не любит громких слов. Востребованная актриса театра и кино, настоящая прима "Современника", соучредитель благотворительного фонда "Подари жизнь", занимающегося помощью детям с гематологическими и онкологическими заболеваниями, с упорством, спокойно и без суеты занимается делом, ставшим частью ее жизни.

- Чулпан, какие события считаете "поворотными" в своей актерской и человеческой судьбе?

- "Время танцора", приглашение в театр "Современник", рождение детей, спектакли Театра Наций, участие в создании фонда "Подари жизнь".

Вадим Абдрашитов, переполненный любовью к артистам, открыл для меня большое кино. Работая с ним, я поняла, что кино - это совершенно особый мир.

Приглашение в "Современник" было для меня настоящим событием, определившим всю мою дальнейшую актерскую жизнь. В этом театре я сыграла замечательные роли в произведениях, о которых можно только мечтать. Спектакли в Театре Наций - это возможность экспериментировать, погружаться в работу с новыми партнерами. Что касается радости от общения с детьми и возможности помочь им - это, я думаю, не требует никаких объяснений.

- В апреле легендарный театр "Современник", в котором вы служите вот уже тринадцать лет, где сыграли свои лучшие роли: Патрицию в "Трех товарищах", Катерину в "Грозе", Ирину и Машу в двух версиях чеховских "Трех сестер", отметил свой юбилей. И совсем недавно в новой премьере театра "Враги: история любви" вы блистательно сыграли одну из главных женских ролей, Машу. Какое место занимает в вашей жизни этот театр?

- Мне трудно найти определение для этого пространства под названием "Современник". Я не люблю громких слов, не люблю, когда театр называют домом или семьей. Этот театр - моя жизнь, которая постоянно развивается, находится в каком-то движении. "Современник" - это мои клетки, моя кровь, все мое существо.

- Что не мешает вам работать и в Театре Наций, где играете Лизу в "Бедной Лизе" и участвуете в спектакле "Рассказы Шукшина". Почему временами вы "изменяете" своему "пространству"?

- Когда я занята в других проектах, у меня нет внутреннего ощущения предательства ни по отношению к театру "Современник", ни по отношению к Галине Борисовне Волчек, потому что моя преданность им безусловна. Ведь "Современник", как я уже сказала, это моя жизнь. И какие бы бенгальские огни меня ни соблазняли, я человек верный. Но работа в других спектаклях - это тоже моя жизнь. И я не могу отказать себе в удовольствии поработать с Женей Мироновым, не могу отказаться от работы с замечательным режиссером Алвисом Херманисом. Но где бы я ни работала, я все равно остаюсь актрисой театра "Современник", иногда пускающейся в иные театральные путешествия.

- Провокационный вопрос: вы могли бы оставить актерскую профессию?

- Думаю, да. Это может произойти в том случае, если она перестанет меня радовать, если у меня не будет объемных ролей, если меня не будут устраивать режиссеры, с которыми надо работать, потому что режиссер - главный человек в театре. Он подобен богу. Его надо как минимум уважать, а максимум - любить. Тогда есть смысл в любой театральной работе, даже если случается неудача.

- Чем вы могли бы заниматься кроме театра?

- Я уже много лет занимаюсь делом, не имеющим к актерской профессии никакого отношения. Это работа в фонде "Подари жизнь". У меня уже есть большой опыт, и думаю, если я перестану выходить на сцену, то постараюсь быть полезной в этом деле.

- Чулпан, вы актриса, женщина, мама, у вас масса своих забот. Но много лет назад вы взвалили на себя эту ношу - помощь больным детям, стали одним из учредителей фонда "Подари жизнь". Что заставило вас тогда совершить этот поступок и почему до сих пор вы не отказываетесь от этого сложнейшего дела?

- Это произошло совершенно случайно. Просто много лет назад меня и Сергея Гармаша попросили вести благотворительный концерт, который устраивался для того, чтобы собрать деньги на покупку дорогого оборудования для лечения детей с гематологическими заболеваниями. Народу было мало, сумма, которую удалось собрать, была мизерной. Тогда-то я и познакомилась с врачами, узнала о том, что это за аппарат, для чего он нужен. Вечером мы встречались с моей подругой актрисой Диной Корзун. Я ей все рассказала, и тогда она произнесла: "С этим надо что-то делать, надо как-то изменить ситуацию". Помню, я отнеслась к ее словам довольно скептически. Я не верила, что мы можем сломать ситуацию. Но все-таки мы попробовали, и у нас получилось. Так возник наш дуэт. Сегодня у меня уже есть достаточный опыт, фонд оказывает реальную помощь. И меня это радует...

- Как вы познакомились с Диной Корзун?

- Мы познакомились на съемках фильма Валерия Тодоровского "Страна глухих". Познакомились еще на пробах, потом подружились и вот уже много лет общаемся. Сегодня мы еще и единомышленники.

- Кто из артистов театра "Современник" участвует в работе фонда?

- Лия Ахеджакова, Алена Бабенко, Артур Смольянинов, Игорь Кваша, Марина Неелова, Елена Яковлева, Сергей Гармаш и много-много молодых актеров.

- Что самое сложное в благотворительности?

- У нас в стране нет ни традиций, ни понимания того, что такое благотворительность, и, конечно же, мешает отсутствие доверия. И это понятно, когда мы видим, что по вагону метро женщина несет ребенка, обколотого димедролом, и просит денег, все опускают глаза. Мы не уверены в том, что ребенок болен, что ему нужна помощь, ведь тут и там этим пользуются для того, чтобы обманом выманить у людей деньги. За последнее время было такое количество "липовых" благотворительных фондов, что напрочь дискредитировали это дело, поэтому достучаться до людей очень сложно. Но я точно знаю: если бы люди были уверены, что ребенок действительно болен и ему нужна помощь, что бабушка, стоящая в переходе, действительно вышла туда потому, что ей нечего есть, то даже самые циничные и недоверчивые, не задумываясь, помогли бы. Я не думаю, что люди стали менее добрыми, просто за последнее время они потеряли веру.

- Вас часто можно увидеть на телеэкране, в Интернете или в журналах, где вы запечатлены с первыми лицами государства. У вас есть возможность обратиться к ним за помощью, что называется, напрямую?

- Нет, такой возможности у меня никогда не было. Я не могу просить их ни о чем. А фото и сюжеты, это в основном протокольные мероприятия, которые необходимы.

- Некоторое время назад вы были членом Общественной палаты. Ваши впечатления?

- Я осталась разочарованной. Мы пытались "пробить" закон о том, чтобы родители больных детей если не освобождались от налогов, то хотя бы облагались какой-то щадящей формой, потому что мамы и папы тратят на лечение детишек колоссальные деньги. Но ничего не получилось... Было много слов, но никакого дела... К тому же сама проблема оказалась очень сложной для решения. С одной стороны, есть благие намерения, а с другой - эти намерения открывают лазейку для всевозможного мошенничества. Получается замкнутый круг...

- Вы родились в СССР, когда понятие "национальность" заменялось одним понятием "советский народ". Татарский язык, татарская культура близки вам?

- Конечно. Я выросла в Казани, там живут мои родители, школьные друзья, многочисленные родственники. Каждое лето мы с детьми ездим туда отдыхать. К сожалению, я не очень наполнена татарской культурой, но все-таки считаю себя татаркой. К тому же у меня есть типично татарская черта - уважение к семейственности, к пониманию семейственности как большого, дружного, крепкого клана.

- Что помогает вам преодолевать жизненные трудности?

- Во-первых, как я уже сказала, семья, дети, друзья. Силы дает и общение с родителями детей, которые выздоровели, с врачами, которые делают возможное и невозможное. Мы все живем в одном мире, в одной данности, состоящей из того, что дети болеют, что стихийное бедствие может разрушить жизнь миллионов людей, как это случилось в Японии. И надо стараться жить так, чтобы не терять совести, не сворачивать с выбранного пути и, по возможности, помогать друг другу.

- В одном из интервью вы сказали, что боитесь старости. Это правда?

- Глупости. Я старости не боюсь, я боюсь болезней в старости. Не хочу причинять своим близким неудобства, не хочу испытывать боль. И если буду здорова, но в морщинах, и у меня будет свободное время, то займусь еще чем-нибудь, кроме актерской профессии. Так что старость - не менее замечательная пора в жизни человека, чем юность или зрелость.

КОМИССИЯ ЗА БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ

Некоторое время назад я перевел через Сбербанк благотворительный взнос

в пользу Российского детского фонда и очень удивился, когда за этот перевод

с меня была взята комиссия

В. Клееберг,

«Литературная газета» (Москва), № 20, 18.05.2011

ПОЧТА «ЛГ»

Некоторое время назад я перевёл через Сбербанк благотворительный взнос в пользу Российского детского фонда и очень удивился, когда за этот перевод с меня была взята комиссия. Мне казалось, что ни один уважающий себя и своих клиентов банк не пытается наживаться на благотворительности, а напротив, всячески ей способствует, осуществляя массу соответствующих программ.

Со своим недоумением я обратился к председателю правления  Грефу.

Ответ получил от одного из клерков (не называю должность, поскольку её наименование состоит из… 13 слов). Оказалось, что Сбербанк не взимает комиссию лишь с переводов в адрес организаций, включённых в некий перечень, куда Российский детский фонд почему-то не попал.

На днях собираюсь внести взнос на памятник и непременно это сделаю, но теперь уже с помощью другого банка…

НЕДЕТСКИЕ ВОПРОСЫ О ДЕТЯХ

«ДП» вновь поднимает проблему лечения онкологических больных. На этот раз речь пойдет о детях. О ситуации говорят врачи, чиновники, благотворители

Анжелика Тихонова, Наталья Матюкова,

«Деловой Петербург» (Санкт-Петербург), № 80, 18.05.2011

"ДП" вновь поднимает проблему лечения онкологических больных. На этот раз речь пойдет о детях. О ситуации говорят врачи, чиновники, благотворители.

На первый взгляд, очень острых проблем в детской онкологии в Петербурге нет. По словам врача-онколога детского отделения НИИ онкологии им. , главного детского онколога , смертность среди детей от злокачественных новообразований занимает только седьмое место по Петербургу (лидируют в этом черном списке травмы, сердечно-сосудистые патологии, несчастные случаи).

Число детей, заболевших в первый раз, по городу и области составляет ежегодно не более 160 случаев. Вылечиваются около 70% больных. И, хотя простых людей и эти цифры приводят в ужас, врачи говорят, что для нынешнего уровня страны и здравоохранения это неплохие показатели, свидетельствующие об изменении ситуации к лучшему по сравнению с ситуацией 20-летней давности.

Сегодня в городе работают два центра детской онкологии федерального значения: Институт детской гематологии и трансплантологии им. P. M. Горбачевой и НИИ онкологии им. с детским отделением, куда приезжают больные дети со всей страны.

По словам начальника отдела материнства и детства комитета по здравоохранению правительства , за все время в лечении не было отказано ни одному нуждающемуся ребенку (на лечение онкологического больного городской бюджет выделяет 876 тыс. рублей в год).

Выделяемых квот достаточно, соглашаются участники круглого стола. Однако при ближайшем рассмотрении все-таки выясняется, что проблемы существуют.

Цена вопроса

Елена Семенова, онколог-гематолог, заведующая поликлиническим отделением дневного стационара для детей Института детской гематологии и трансплантологии им. :

К нам поступают дети со всей страны. Отказов по квотам действительно нет. Но сама стоимость трансплантации несколько выше, чем стоимость по квоте. Почему?

Потому что, во-первых, сюда не входит поиск донора, а это достаточно большая сумма, в среднем 15 тыс. евро. Во-вторых, трансплантация - это не только операции, но и длительный период выхаживания пациента. И многое зависит от количества осложнений, которые развились у пациента. Соответственно, все эти осложнения лечатся дорогостоящими медикаментами. А в квоте они не предусмотрены.

Кроме того, мы как государственное федеральное учреждение можем закупать лекарства только раз в году через тендеры. Но невозможно точно рассчитать, сколько появится новых детей и какие осложнения у них будут. Поэтому нужны оперативные закупки, и здесь помогают благотворительные фонды.

Елена Грачева, координатор программ благотворительного фонда "АДВИТА":

Проблема не столько в числе квот, сколько в суммах, выделяемых по ним. Себестоимость трансплантации в разы выше, чем те средства, что может выделить государство. К примеру, в протокол химиотерапии перед трансплантацией костного мозга по международному протоколу лечения онкобольных, которого обязаны придерживаться врачи, как правило, входит препарат "Атгам". Один флакон стоит около 10 тыс. рублей, и это самая низкая цена, которой нам удалось добиться у поставщиков. А лекарства рассчитывают по весу, и для взрослого человека стоимость курса доходит до 600 тыс. рублей. Квота же - 800 тыс. рублей, и сюда входят все лекарства, обследования, расходные материалы и т. д. Одним словом, стоимость лечения такова, что бюджетных средств не хватает.

Но претензий к государству нет. Средства, запланированные бюджетом, перечисляются больницам в полном объеме. Просто их изначально не хватает.

К тому же каждому пациенту, которому показана трансплантация, нужно найти донора костного мозга в Международном регистре, и это тоже государство не оплачивает, как не оплачивает оно и операцию "Гамма-нож", потому что у государства нет своих установок, они только в частных руках пока.

Галина Радулеску, детский онколог отделения детской онкологии Городской больницы N 31:

Нам не хватает этих средств по ряду причин. Во-первых, появляются новые технологии в диагностике и лечении злокачественных опухолей. К примеру, в нашей стране пока не проводится протонное облучение, но оно необходимо некоторым больным, и мы отправляем какую-то группу детей за границу за счет благотворителей. Во-вторых, бывают ситуации, когда происходит отзыв какого-то лекарственного препарата, так было с "Метотрексатом", а в это время в нашем отделении несколько пациентов получали этот препарат и нужна была большая закупка этого лекарства. Срочная закупка в условиях больницы невозможна, так как на прохождение тендера требуется время. Невозможность введения данного препарата или его замена может отрицательно сказаться на результатах лечения.

Сегодня многим пациентам требуется ПЭТ-исследование, которое делается только платно. В настоящее время мы можем говорить приблизительно о 70% пациентов, которые излечиваются. И это прекрасно, но есть 30% пациентов с плохим прогнозом, и сегодня среди этих 30% мы можем вылечить еще 15%, если найдем новые препараты, найдем новые методы лечения.

Доноры костного мозга

Елена Семенова:

Вопрос о необходимости создания национального регистра доноров костного мозга поднимался неоднократно. Ни для кого не секрет, что российские семьи достаточно малочисленны, поэтому родственного донора в семье мы можем найти не больше чем у 15% нуждающихся в трансплантации. Приходится обращаться в Международный регистр. А это достаточно дорогая процедура (оплачиваются услуги Международного регистра, донор же отдает свой костный мозг бесплатно).

Кроме того, не для всех детей нашей страны (с учетом гетерогенности популяции в России) мы можем найти донора в Международном регистре - и это при том, что там уже около 14 млн потенциальных доноров. Несомненно, государственных денег на все это не хватит и опять же придется задействовать благотворительные средства, потому что создание регистра - это дорогостоящее предприятие. Высокоразрешающее типирование - это оборудование, реагенты, специалисты, оплата специалистов, их обучение. Несколько лет уйдет на создание этого регистра. Но это нужно сделать.

Анатолий Симаходский, начальник отдела материнства и детства комитета по здравоохранению правительства Петербурга:

Отсутствие национального регистра доноров костного мозга - действительно большая проблема. И спасибо фондам, которые помогают найти неродственного донора за границей. Речь идет о 15-18 тыс. евро.

Мы направляли предложения в Минздрав: всех наших доноров типировать и сделать банк типирования хотя бы клеток костного мозга. Но это большие финансовые затраты. Минздрав нам ответил, что пока этот вопрос не рассматривается. У нас есть официальный ответ ведомства.

Елена Грачева:

У нас есть три маленькие базы доноров по 5-10 тыс. человек, а для того, чтобы существовал национальный регистр, должны быть базы на миллионы потенциальных доноров. Национальный регистр - это сеть организаций. Для русских пациентов в мировом регистре зачастую сложно найти доноров, потому что очень сложный этнический состав у наших граждан. У нас были дети из Башкирии, Чувашии, которым в принципе не могли найти доноров по данным Карельского регистра. На территории России в 4 раза чаще встречаются редкие сочетания аллелей (вариантов гена), чем в Европе.

Сейчас мы начинаем типировать потенциальных доноров там, где есть лаборатории для этого, то есть в Москве и Петербурге, а нужно создавать сеть лабораторий прежде всего в местах компактного проживания тех народностей, которым мы не можем найти доноров в мировых регистрах. Другая проблема при создании национального регистра - колоссальное непонимание людьми того, что такое сдача клеток костного мозга. Недавно на одном из петербургских интернет-форумов был проведен опрос: "Хотите ли вы стать донором костного мозга?" Выяснилось, что многие люди не различают спинной мозг и костный, они убеждены, что такое донорство - это изуверская процедура по выпиливанию позвоночника, и многие даже не догадываются, что стволовые клетки сдают почти так же, как тромбоциты для переливания - на специальном сепараторе, и восстанавливается их количество в организме очень быстро.

Все очень боятся. Нужна просветительская работа. Периодически мы получаем квоты на социальную рекламу, но по донорству крови. А нужна просветительская поддержка и города, и государства и в отношении донорства клеток костного мозга.

Анатолий Симаходский:

Комитет по печати курирует вице-губернатор Алла Манилова. Зайдите к ней и обсудите этот вопрос. Максимум, что комитет по здравоохранению может сделать в этой ситуации, - это дать свое заключение по этим предложениям, когда комитет по печати пришлет их нам на рецензирование.

Лечение за границей

Светлана Сафонова, врач-онколог детского отделения НИИ онкологии им. , главный детский онколог Ленобласти:

Фонды отправляют детей за границу. Я считаю, не всегда это нужно делать. Если ребенок не может получить специализированное лечение здесь, достаточно получить заключение главных специалистов - и Минздрав выделяет на это деньги. Не надо на это тратить деньги благотворительных фондов. Иногда эти поездки вообще не имеют никакого смысла. У нас есть мальчик, которому один из фондов год назад оплатил поездку за 35 тыс. евро. Четыре человека вместе с сотрудником фонда съездили в Германию просто проконсультировать рентгенограмму. Надо было это делать? Наверное, при развитии современных возможностей этого можно было бы и не делать.

Алексей Зиновьев, президент и основатель благотворительного фонда "Алеша":

Мы с удовольствием хотим лечить российских детей здесь, но они сами выбирают лечение там. Потом обращаются к нам за помощью, и мы не можем им отказать. У них уже сделаны операции, идет процесс лечения, и мы не вправе вмешиваться в этот процесс. Мы не врачи.

Николай Соколов, вице-президент фонда помощи детям с онкозаболеваниями "Свет":

Я беседовал с родителями и спрашивал, почему они едут туда, но не получил какого-то определенного ответа, что, мол, врачи за рубежом лучше наших. Нет, они этого не говорят, но все равно делают свой выбор в пользу заграницы. И мы не можем отказать им в помощи.

Да, мы беседуем с врачами, говорим с координатором больного ребенка. Но если семья уже уехала лечиться за границу, их оттуда уже не выпускают, так как у них долг за операцию, курсы химиотерапии, которую действительно можно сделать и в России.

Даже если по показаниям можно перевести ребенка на лечение в Россию, часто мама морально не готова это сделать. И переступить через это невозможно, ведь это наши люди, надо помогать им.

Елена Грачева:

У нас политика фонда иная: родители могут хотеть все, чего угодно, но, если российские врачи могут оказать качественную помощь здесь, мы не оплачиваем лечение за границей.

Родители могут быть в плену мифов о том, что здесь не лечат, о том, что лечат только там. Но мы помогаем маме или ребенку? Вот это очень важно. И у нас, увы, были такие случаи, когда из-за предубеждений мамы было хуже ребенку.

Анатолий Симаходский:

Я считаю, что методы лечения в Петербурге достигли мирового уровня, и ничего нового придумать и сказать сейчас в лечении самих онкологических заболеваний не сможет ни одно государство. Специалисты центра Раисы Горбачевой прекрасно делают нейротрансплантологию. Мы работаем по международным протоколам лечения, и лекарства те же самые, что и за границей. А то, что вокруг этого (просветительская работа, регистр доноров и прочее), то действительно, мы могли бы еще расширить возможности помощи детям, и необходимо использовать свои, российские, ресурсы. Вот об этом надо говорить. Это проблемы, которые нужно поднимать и, может быть, начать с круглых столов в субъектах Федерации, а потом вообще выйти на общероссийский уровень.

О благотворителях

Николай Соколов:

Когда мы начали работать, 2,5 года назад, то обнаружили, что наряду с финансовыми проблемами есть масса социальных нюансов. Это положение родителей, которые находятся при детях где-то полгода, а то и больше.

Если посмотреть по расходу средств нашего фонда, мы практически треть тратим на то, чтобы оказывать простую социальную помощь: питание, проживание. Приезжает мама с дочкой, живет здесь практически 8 месяцев, квартиры нет. Их надо как-то обустроить, им нужна квартира, им нужно питание, папе надо устроиться на работу. Это социальные проблемы.

Хочу сказать, что болезнь вносит изменения в жизнь семьи: все меняется. Кто эти проблемы решает? Ведь они нигде не предусмотрены. Ни одной квотой. Здесь и начинается работа благотворительных фондов. Простите меня, фонд - это не аккумулятор только денежных средств, чтобы потом их перераспределять. Фонд - это тот центр, который первым получает крик о помощи и должен донести этот крик до тех, кто может оказать помощь. Но отклик не очень хороший. Хочу сказать, что, по нашей статистике, если взять всю помощь, полученную за год, то 80% - это пожертвования простых людей, пенсионеров - по 100-200 рублей. Есть, конечно, и суммы покрупнее, но в основном они все-таки небольшие.

Елена Грачева:

Для фондов очень важно доверие, потому что вообще русский человек никому не доверяет, а постсоветский - тем более. Только мы оправились от 1990-х годов, только мы сформировали какое-то представление о том, что мы работающие организации, которые оказывают помощь, как грянула история с фондом "Федерация".

У нас очень много акций проводится на улице, мы стоим с ящиками для пожертвований в разных людных местах. Очень часто стоят мамы детей, которые либо уже вылечились, либо еще лечатся. И вот одна мама буквально со слезами на глазах после такой истории сказала: "Мне каждый второй говорил: идите возьмите деньги у Путина, а каждый первый, что "все вы одинаковые". Сейчас ситуация стала спокойнее. Но по горячим следам, когда все обсуждали письмо матери ребенка, было очень тяжело.

Светлана Сафонова:

Роль благотворителей на самом деле колоссальная. И мне очень жаль, что здесь нет представителей одного из крупнейших фондов, который работает с онкологическими организациями, из детского хосписа. По инициативе этого фонда город выстроил здание детского хосписа, которое предназначено для оказания помощи 18 детям. Эта организация, конечно, меньше заметна, но о них тоже надо говорить. Более того, директор этого фонда был назначен директором детского хосписа.

Кроме того, компании часто помогают не деньгами как таковыми, а работой. Из нашего опыта приведу пример строительных организаций, недавно сделавших в отделении ремонт более чем на 3 млн рублей. Они тоже сначала думали, что нам нужны деньги. Но мы попросили ремонт. И они сделали.

Галина Радулеску:

На одном из последних симпозиумов по онкологии были приведены такие данные: в годах каждый седьмой-восьмой житель на планете будет из детей, вылеченных от рака. От нас с вами сегодня зависит, какие это будут дети: абсолютно здоровые люди или инвалиды. Все зависит от того, какие методы лечения или лекарства мы будем использовать.

На одном из симпозиумов по химиотерапии один из докладов был посвящен известному испанскому оперному тенору Хосе Каррерасу. Докладчик говорил о том, что именно благодаря современным методам лечения, благодаря химиотерапии великий тенор жив и здоров. А ему была выполнена неродственная трансплантация костного мозга.

Таким образом, если мы будем лечить детей правильно, они не только будут выздоравливать от тяжелого заболевания, но и не будут иметь тяжелых отдаленных последствий проводимой терапии, которые мы имели 20 лет назад. И все это именно благодаря современным методам диагностики и лечения.

НОВАЯ ЖЖУРНАЛИСТИКА

Сейчас в Иркутске есть блогеры, которые с помощью ЖЖ проводят реальные благотворительные акции и делают реальные добрые дела

«Ogirk.ru» (Москва), 18.05.2011

//Сейчас в Иркутске есть блогеры, которые с помощью ЖЖ проводят реальные благотворительные акции и делают реальные добрые дела.

Читать далее - газета "Областная" []//

***

Новая ЖЖурналистика

Сегодня иметь онлайн-дневник, то есть блог, на популярном ресурсе (ЖЖ), или хотя бы микроблог на сайте , считается хорошим тоном. Даже у президента России есть свой Твиттер, а у режиссера Никиты Михалкова – блог в ЖЖ, подобных примеров можно назвать множество. Казалось бы, грех не использовать для самовыражения такую бесцензурную площадку. Иркутские жж-юзеры очень любят поговорить о действенности и перспективах развития блогов. Это, что и говорить, одна из самых интересных для исследования тем. Начать стоит с одного из самых спорных вопросов: уходит ли журналистика в блоги? Единого мнения, конечно, нет.

Самый читаемый блогер Сибири langobard вспоминает, что когда появились первые он-лайн дневники, а особенно, когда они начали набирать влиятельность, возникли разговоры о том, что «социальные медиа» способны заменить собой классические СМИ: «Еще тогда это казалось сомнительным. Сейчас можно утверждать, что никаких добровольных дружин блогеров, которые целенаправленно занимались бы информационным обеспечением населения, оставляя без работы профессиональных журналистов, так и не возникло. Можно вспомнить, конечно, яркие информационные вспышки, порожденные блогерами. Однако, думаю, имеет смысл доверять информации, которой в прошлом году поделился на «Сибирском форуме блогеров» в , работник . Он по долгу службы мониторил ситуацию и потому уверенно утверждал, что 98% информации, как-либо обсуждаемой в блогосфере, берется блогерами из традиционных медиа, а не добывается самостоятельно. Эти цифры соответствуют моему субъективному ощущению от положения дел... Мне сдается, что блоги, конечно же, не заменят собой СМИ, но они бросают им серьезный вызов, вынуждая меняться. Думаю, что неизбежен отказ от строгой форматности, пересмотр отдельных канонов медийного профессионализма, перемены в текстовых стилях. Так сухой десубъективизированный академизм, которым гордятся отдельные СМИ, может просто потерять читателя, привыкшего к вольному и где-то даже наглому блогерскому стилю».

– Парадокс ситуации состоит в том, что по определению блоги ни в коем случае не являются новой формой журналистики, но с той же категоричностью можно утверждать, что они по определению являются средствами именно массовой информации. Блог – это свободное изложение предельно субъективного текста – то есть своей точки зрения на события, в подавляющем большинстве случаев ничем, кроме глубокой убежденности автора в своей правоте, не подкрепленной. Более того, это и возведено в принцип блоггинга, который можно сформулировать как «моя жэжэшечка, что хочу, то и ворочу», – говорит bert_kork.

Считается, что иркутские журналисты пока в полной мере не используют все возможности блогов, не всегда даже всерьез воспринимают их как источник информации. Между тем, как раз в ЖЖ и Твиттере можно почерпнуть горячие новости или эксклюзивные комментарии из первых рук.

Беда в том, что на блогах сейчас заработать практически невозможно, если только не писать «джинсу» про волшебные сноповязалки и кремы от веснушек, чего время от времени не чураются «топовые» столичные блогеры. В то же время составление блога именно как качественного «Живого Журнала» требует немало сил и времени. На блоге можно разве что сделать себе имя, и то, скорее всего, скандальное.

Известный блогер bez_beregov считает, что ЖЖ – что-то вроде самостийной журналистики: «Человек понимает, что он не может об этом написать в прессе, а тут пишет о чем угодно и сколько угодно, и никто не довлеет над тобой, ты сам себе главный редактор. Из блога может вырасти в том числе и СМИ. «Новая газета», если мне не изменяет память, так и появилась в свое время, когда ГКЧП все закрыли, журналисты писали листовки и клеили их на заборах, а потом из этого делали газету, которой уже 20 лет. Они могут быть действенны, поскольку сейчас политики это читают. «Великие» понимают, что за ними «следят». Поэтому уже бывали случаи, когда скандалы во власти начинались именно в блогах, потом об этом читали журналисты и начинали «мусолить тему». Вот, например, недавно в АиФе вышла большая статья о проблемах, связанных в Иркутске с отсутствием дипломов для выпускников-2011. Похвастаюсь, что журналисты подсмотрели тему у меня, провели целое журналистское расследование».

– Пока что аудитория блогов и традиционных СМИ практически не пересекается, во всяком случае я лично не встречал людей моложе 30 (за исключением журналистов), которые читали бы и то, и другое. Возможно ли прожить только на блогах – вопрос пустой, потому что блоги освещают пространство локальное, частное и лишь небольшой спектр общественного, найти в блогах что-либо, относящееся к вопросам государственного или регионального масштаба, трудно. Поэтому – да, отчасти блоги – это журналистика, но очень и очень ограниченной сферы действия, – поделился блогер irkutsk_zabvo.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13