Опираясь на сообщения Фрёлиха, можно утверждать, что, уехав осенью 1559 года из Виттенберга, Димитрий снова направился в Валахию с целью распространения там «чистого евангелического учения», убеждённым сторонником которого он стал под влиянием Меланхтона. (Гипотезу Кармириса о том, что распространение идей Реформации в Валахии и, позднее, в Молдавии, было поручено , мы отвергаем как не подтверждённую источниками и не соответствующую взглядам Меланхтона, выраженным в его письме патриарху.) Но т. к. в Валахии господствовали, по словам Димитрия, «греческие суеверия и злоупотребления», то он был заподозрен в лютеранской ереси. В результате ему снова пришлось покинуть свою страну, иначе он был бы сожжён. Видимо, даже Амброзу Фрёлиху, который в начале знакомства был о сербе самого высокого мнения, эти рассказы показались сомнительными, поэтому он осмотрительно добавил, что так рассказывает сам Димитрий, в сердце же ему заглянуть невозможно.[93]

Димитрий сообщил Фрёлиху о своих ближайших планах. По его словам, он хочет ехать в Московию, чтобы основать там школу и истинную церковь и насадить истинную веру. Димитрий уверял, что эта деятельность будет связана для него с трудностями и опасностями, т. к. «он в тех странах хорошо известен и имеет громкое имя».[94] Фрёлих отнесся к этому сообщению с полным доверием, хотя, скорее всего, этот московский план был придуман Димитрием только для того, чтобы набить себе цену при переговорах о работе в типографии. Известность и «громкое имя» на Руси тоже, по-видимому, плод фантазии Димитрия, хотя Бенц и предполагает, что в Москву могли дойти через Константинополь слухи о реформаторской деятельности Димитрия в Валахии.[95] В конце концов Димитрий заявил Фрёлиху, что готов отказаться от своих московских планов ради работы по переводу в Вюртемберге, но должен быть уверен в вознаграждении и достаточном содержании в этой чужой для него стране. Фрёлих привлёк к переговорам и других венских евангеликов, перед которыми кандидат в переводчики изложил свою программу по распространению протестантских идей среди православных славянских народов. Димитрий не советовал печатать новые переводы Священного Писания, т. к. имеется достаточно книг с традиционным славянским переводом. По его мнению, предпочтительнее распространять катехизисы и проповеди. Фрёлих предварительно договорился с Димитрием о сотрудничестве на следующих условиях: за переводческую деятельность Димитрий будет получать 100 талеров в год и полное содержание. Фрёлих доказывает барону Унгнаду, что эти условия являются выгодными для него, ибо такой образованный человек мог бы получать больше в другом месте, например, преподавать в высшей школе в Тюбингене греческий язык.[96]

Важная информация касается пребывания Димитрия при венском дворе. Фрёлих пишет, что год назад («vor einem jar»), то есть в 1560 году, Димитрий уже был при дворе, причём ему было назначено денежное содержание. И во второй свой приезд, в 1561 году, он снова получал содержание от короля.[97] Эрнст Бенц высказал следующее предположение о причинах, приведших Димитрия в Вену: возможно, Димитрий ходатайствовал при дворе о поддержке молдавской авантюры Якоба Гераклида. Действительно, Гераклид и Димитрий некогда учились у Листарха и могли быть близко знакомы. Гераклид состоял в переписке с Меланхтоном и посещал его в Виттенберге (последний раз – в 1556 году). Перед тем, как захватить власть в Молдавии, Гераклид заручился поддержкой европейских монархов, как протестантских, так и католических, причём для протестантов акция была представлена как распространение Реформации на область «греческого суеверия», а для католиков – как отвоевание христианской страны у магометан. Димитрия с Гераклидом связывала также дружба обоих с Сигизмундом Тордаи, который активно участвовал в подготовке молдавского предприятия и впоследствии подробно сообщал в письмах из Пресбурга в Вену о его ходе и исходе. Ещё будучи в Вене, Димитрий рассказал Фрёлиху о своих отношениях с Гералидом, но о его планах в случае победы Гераклида в Молдавии тогда никто не знал.[98]

М. Казаку попытался найти новые доказательства связи Димитрия с Гераклидом в биографии последнего. Он отождествил Димитрия Мизоса с неким Димитрием, которого Гераклид усыновил в 1558 году и поместил в своей генеалогии под именем Heraclide Demetrius.[99] Казаку предположил, что Гераклид хотел посадить Димитрия на валашский трон.[100] Но про этого Димитрия говорится, что он в том же 1558 году пытался предать Гераклида и вторгнуться со своим войском в Трансильванию.[101] Очевидно, что речь идёт о другом человеке, т. к. невозможно представить, чтобы скромный Константинопольский диакон командовал войсками. Во всех бесспорных источниках о Димитрии Мизосе сообщается как о человеке учёном, книжном, знатоке языков, но не имеющем никакого отношения к военному делу. Казаку также предложил привлечь в качестве источника к биографии Димитрия Мизоса письмо М. Герштманна Ульриху Фуггеру. В этом письме сообщается, что Димитрий в марте 1561 года был в Венеции и намеревался после Пасхи отплыть в Константинополь.[102] Это мог быть Димитрий Мизос, но тогда придётся предположить, что он не выполнил своё намерение отправиться в Византию, иначе он никак не мог бы в июне того же года оказаться в Вене.

Передвижения Димитрия с июня до осени 1561 года хорошо известны благодаря переписке сотрудников барона Унгнада. Договорившись с Фрёлихом о работе, Димитрий сообщил, что ему необходимо сначала поехать в Эпериес к Сигизмунду Тордаи, а затем в Трансильванию, чтобы забрать оттуда свои книги, без которых ему трудно будет заниматься переводами. При этом он клятвенно заверил Фрёлиха, что вернётся не позже, чем через два месяца, т. е. до сентября.[103] Перед отъездом Димитрий перевёл фрагмент катехизиса Якоба Андреэ, чтобы специалисты могли оценить качество его работы. Перевод был послан в Лайбах одному из сотрудников . Пока Димитрий был в отъезде, шла переписка между участниками дела о целесообразности сотрудничества с Димитрием. Примус Трубер высказался против. В письме к барону Унгнаду от 17 июля он выразил опасение, что из этого дела всё равно ничего не выйдет, т. к., судя по описанию Фрёлиха, этот серб – просто бродяга.[104] В том же ключе Трубер написал Фрёлиху и предложил пока не заключать договора с Димитрием, потому что он, скорее всего, не вернётся. (Дальнейшее показало правоту Трубера.) Кроме того, у Стефана Консула возникли замечания к переводу, сделанному Димитрием. Он написал Труберу, что перевод неверный и не годится, т. к. в алфавите, который использует Димитрий, не хватает некоторых букв, и в переводе встречаются не хорватские слова.[105] Переписка между Унгнадом, Трубером и Консулом по поводу целесообразности сотрудничества с Димитрием продолжалась в августе и сентябре. Трубер, хотя и подозревал серба в ненадёжности, хвалил его перевод, поскольку два боснийских иеромонаха сказали ему, что перевод – чистое золото и что если удастся заполучить такого переводчика, то больше для работы на кириллице никто не будет нужен.[106] В середине сентября было решено всё же призвать Димитрия для работы, но связаться с ним уже не удалось. Фрёлих пытался разыскать его через Тордаи, но пока шла переписка, произошла смена власти в Молдавии, господарем стал Якоб Гераклид, который и призвал своего бывшего соученика Димитрия для помощи в проведении Реформации в этой православной стране. В эти месяцы Гераклид стоял со своими войсками в Кезмарке, готовясь напасть на Молдавию. Димитрий из Вены поехал в Кезмарк и оттуда написал письмо Тордаи на греческом языке, а тот его перевёл и переслал Фрёлиху, о чём последний сообщил Унгнаду в письме от 23 сентября.[107] Видимо, Гераклид уже тогда пытался уговорить Димитрия принять участи в насаждении протестантизма в Молдавии. Тому это показалось более привлекательным, чем спокойная книжная работа в Вюртемберге. После успешного завоевания Гераклидом Молдавии Димитрий, не колеблясь, принял предложение Деспота. После того, как он ранее, после возвращения из Виттенберга, столкнулся с сильным противодействием своим планам Реформации со стороны православных верующих в Валахии и должен был покинуть страну, ему, наверное, казалось особенно заманчивым проводить это предприятие под защитой и при содействии государственной власти . Фрёлих в январе 1562 года узнал от Тордаи, что Димитрий связал свою судьбу с Якобом Гераклидом Деспотом и «решил посвятить себя делу народного образования».[108]

Итак, планируемое сотрудничество Димитрия Мизоса с лютеранами в деле распространения протестантских взглядов среди православных славян не состоялось, несмотря на то, что Димитрий обладал всеми необходимыми для этого знаниями и способностями и, кроме того, имел горячее желание способствовать делу Реформации. Препятствием послужили свойства его характера: ненадёжность, нечестность, склонность к авантюрам, бродяжничеству и экстремизму.

3.2. Молдавское предприятие Гераклида Деспота

Европейский авантюрист греческого происхождения Якоб Гераклид родился около 1515 года. Он называл себя сыном владетеля островов Самос и Парос и утверждал, что единственный из всей семьи чудом спасся от смерти при захвате этих островов турками. Среди историков нет единого мнения по вопросу о достоверности этих рассказов. Эрнст Бенц, с симпатией относящийся к Гераклиду как убеждённому протестанту, склонен доверять всему, что тот сообщает о себе.[109] Стивен Рансимэн, напротив, утверждает, что фамилия Гераклид была присвоена Якобом незаконно, и его рассказы о знатном происхождении являются вымыслом.[110] Тем не менее, в историю он вошёл под именем Гераклид Деспот. Вероятно, Гераклид, как и Димитрий Мизос, учился у Эрмодора Лестарха. Покинув Грецию, Якоб Гераклид отправился в Европу и поступил на военную службу к императору Карлу V. Благодаря своей воинской доблести Гераклид снискал благоволение императора. Ему был пожалован титул графа, а его притязания на знатное происхождение и права на острова Самос и Парос были официально подтверждены в 1555 году императорской канцелярией в Брюсселе. Но протестантские взгляды Гераклида делали для него затруднительным пребывание в католических областях, поэтому он отправился в Германию. Он появился в Виттенберге как греческий аристократ, высокородный и образованный, и обратился к Меланхтону за рекомендательными письмами к протестантским монархам. Меланхтон написал о нём в Данию личному врачу короля, а также в отдельном письме рекомендовал самому королю Кристиану III. В этих письмах содержатся следующие сведения, которые Гераклид сообщил о себе Меланхтону: он учился у известного в Европе Эрмодора на Крите, а теперь пытается через Константинопольского патриарха вернуть свои владения на островах.[111] Меланхтон удостоверяет, что беседовал с Гераклидом об «истинной вере» и указывает причину, по которой пребывание в католических областях для того не желательно: Гераклид составил и опубликовал астрологический прогноз, неблагоприятный для Римского папы.[112]

В течение трех лет, с 1556 по 59 гг., Якоб Гераклид путешествовал от одного протестантского двора к другому, причём посетил Данию, Пруссию и Литву. Во время своего пребывания в Вильне он установил связи с кальвинистами и антитринитариями, а через них с лидерами Реформации в Польше, и даже пытался основать евангелическую польскую национальную церковь. Но главным его стремлением, как показало дальнейшее, была жажда власти. Потеряв надежду на овладение греческими островами, Гераклид начал искать в Европе какую-нибудь страну, которую можно было бы захватить. Его выбор пал на православную Молдавию, которая в то время находилась в вассальной зависимости от Турции. был непопулярен в народе, кроме того, его жена происходила из семьи Гераклидов, так что Якоб Гераклид мог претендовать на родство с ней. Бенц предполагает, что на Молдавию мог указать Гераклиду его школьный товарищ Димитрий Мизос, который долго жил в соседней Валахии и хорошо знал обстановку в этих областях.[113]

Захват Молдавии был тщательно подготовлен. Гераклид заручился поддержкой будущего императора Максимилиана, короля Богемии и Венгрии. Завоевание Молдавии пропагандировалось как крестовый поход против турок с целью освобождения страны от вассальной зависимости. Перед протестантскими монархами Гераклид выступал как последователь «чистого учения», борец с «восточным варварством и идолопоклонством». Своей штаб-квартирой Гераклид избрал город Кезмарк (Käsmark, ныне Kezmarok в Словакии), где правителем был его сторонник, поляк Альберт Ласки. Туда под знамёна Гераклида стекались бургундские, немецкие, польские, итальянские и венгерские военные. Осенью 1561 года войска вторглись в Молдавию. Александр Лапушняну бежал в Турцию, и Гераклид Деспот стал молдавским господарем. Его успех был воспринят в Европе как победа христианства над исламом и просвещения над восточным варварством. Новый господарь получил письма с выражением одобрения и поддержки от короля Максимилиана и от самого императора Фердинанда.[114]

Правда, быстро выяснилось, что Деспот не собирается предпринимать никаких действий по освобождению страны от турок. Обещанием платить повышенную дань он сумел купить у турецкого султана подтверждение на занятие молдавского престола.[115] Более того, когда в декабре 1562 года к нему приехал представитель барона Унгнада Шрайбер с предложением вступить в династический брак с немецкой княжной и перейти под власть кайзера, то Деспот из лояльности к султану немедленно заключил Шрайбера под стражу и отослал его в Константинополь, где тот просидел в тюрьме до 1565 года.[116]

Поначалу Гераклид не торопился и с религиозными реформами. Он даже принимал участие в православном богослужении, к большому неудовольствию своих евангелических соратников, которые требовали срочно начать в стране Реформацию. Под давлением протестантского окружения Гераклид начал борьбу с Православием. Для этого он призвал в страну множество протестантов из Польши, а также из Германии и Трансильвании.

Примечательно, что Гераклид пригласил также своего бывшего учителя Эрмодора Листарха и послал за ним делегацию. Тот отправился в путь, но успел добрался только до границы Молдавии, когда власть Гераклида заколебалась и он уже был осаждён противниками в своей столице Сучаве.[117] Напрашивается предположение, что религиозные взгляды Листарха соответствовали реформаторским планам Деспота. В таком случае, именно от своего учителя Гераклид и его соученик Димитрий могли получить первое представление о протестантских идеях.

Епископом Молдавии Гераклид назначил, без какой бы то ни было санкции Константинополя, польского протестанта Яна Люсинского и поручил ему проведение религиозной реформы. В первую очередь реформа была направлена против культа святых и почитания икон. Все это было объявлено «суеверием», «делом рук человеческих». Дворянство сам господарь пытался обратить с помощью диспутов. Он, насмехаясь, упрекал князей в легковерии, недостойном мужчин, и в приверженности к «бабьим басням».[118] Истинное богопочитание, поучал их Гераклид, подменено у них идолопоклонством, а он впервые принёс им истинную религию. Вместо православной литургии Деспот ввел у себя евангелический порядок богослужения, причем эти собрания должны были посещать не только его пришлые друзья, но и местная знать, под угрозой опалы.

Особенно ненавистно Деспоту было местное монашество. Один вид монаха господарь воспринимал как оскорбление. Для того, чтобы платить жалованье своим сторонникам, он изымал из монастырей золотые и серебряные реликвии («Серебряные сосуды и златые от всех монастырей к себе собрал»[119]). Из одного монастыря было изъято несколько тяжелых серебряных крестов, которые очень почитались как из-за их древности, так и ради заключенных в них частиц мощей. Из этого серебра Деспот велел отчеканить монеты со своим изображением.

Димитрий Мизос был одним из близких соратников Гераклида. Амброз Фрёлих сообщил Унгнаду, что Димитрий «в большом почёте у Деспота и будет ему очень полезен».[120] Как можно установить на основе изучения источников, Димитрий служил у Гераклида секретарём. Им было написано письмо, которое Гераклид отправил в 1562 году в ́. Это письмо, опубликованное в Туркогреции, содержит такую же форму датировки, как и два других дошедших до нас письма, написанных Димитрием, и как письмо Меланхтона патриарху: «год 1562 по Воплощении Господа нашего Иисуса Христа».[121] Кроме того, Мартин Крузиус прямо указывает, что Димитрий был секретарём Деспота и что письмо к Иоанну Зигомала́ написано им.[122] В само́м письме есть примечательная по своей лживости фраза, которую Гераклид просит передать патриарху: «Я не сделаю ни шагу и не произнесу ни слова без патриаршего благословения».[123]

Больше никаких подробностей о деятельности Димитрия Мизоса в Молдавии источники не сообщают. Но сам факт его сотрудничества с таким одиозным правителем, как Гераклид Деспот, подтверждает отступничество Димитрия от Православия и его воинствующую протестантскую позицию. Кармирис предположил даже (без ссылок на источники), что ко времени своей деятельности в Молдавии Димитрий был уже извергнут из сана и отлучён.[124]

Власть Гераклида Деспота держалась недолго, и причиной его падения, по мнению большинства историков (кроме советских[125]), была именно проводимая им религиозная политика. На попытку введения Реформации страна ответила сначала недовольством и пассивным сопротивлением, затем открытой ненавистью, и наконец, бунтом. Народ считал Деспота даже не еретиком, а просто атеистом, поскольку в его ближайшем окружении большинство составляли антитринитарии. Простые верующие, не искушенные в тонкостях теологии, поняли в этом учении, по крайней мере, то, что в нем вместе с троичностью Бога отрицается божество Христа и отвергается литургическое поклонение Христу. Поэтому, на взгляд народа, каждый антитринитарий был атеистом.[126] Бракосочетание Гераклида Деспота с дочерью Мартина Зборовского, вождя польских антитринитариев, стало поводом к началу восстания, которое возглавил Стефан Томша.[127]

Заключительная сцена правления Гераклида подтверждает религиозную мотивацию повстанцев. Деспот, покинутый и преданный всеми своими сторонниками, выехал навстречу Стефану Томше и попросил поступить с ним по-королевски и позволить ему провести остаток жизни в монастыре. Но при упоминании о религии ненависть восставших вспыхнула с новой силой, так что со всех сторон послышались крики и возмущенные вопросы: как хочет Деспот стать монахом, не будучи христианином, и в какой монастырь желает он уйти, не в один ли из ограбленных им? Томша назвал его собакой и заколол. Это произошло в 5 или 6 ноября 1563 г., так что владычество Гераклида в Молдавии длилось около двух лет.[128]

Оценка правления Гераклида Деспота историками зависит от конфессиональной принадлежности последних. Лютеранские историки: Э. Бенц, Д. Вендебург, сожалеют о его неудаче в Молдавии, причем Бенц возлагает вину за падение Гераклида на «духовно одичавший» народ Молдавии, не вынесший столь быстрого и решительного приобщения к западной культуре. При этом Бенц считает инициатором молдавского предприятия самого Меланхтона. Д. Вендебург порицает Гераклида за авантюризм и поспешность в проведении реформ и ограниченность в учении (т. е. приверженность к «левому крылу» Реформации), в связи с которым он не смог, по мнению Вендебург, дать православным ясного представления о евангелическом движении.

В действительности, народ Молдавии проявил не «дикость», а стойкость в истинной вере и, как признаёт сам Бенц, смог разобраться в сущности учения антитринитариев. Гипотеза о том, что идея распространения Реформации в Молдавском княжестве была подсказана Гераклиду Меланхтоном, не подтверждается источниками.

3.3. после гибели Гераклида

Существует единственный источник, предположительно, относящийся к периоду жизни Димитрия после падения Деспота, – это письмо Димитрия Мизоса Константинопольскому патриарху Иоасафу ΙΙ. Мартин Крузиус получил это письмо от Феодосия Зигомала́ и опубликовал в Туркогреции.[129]

Святейшему Вселенскому патриарху Иоасафу, архиепископу Константинополя – всех благ!

Если бы моя судьба после смерти моего князя в Молдавии осталась неизвестной Твоему Святейшеству и мои враги не воспользовались бы возможностью плохо говорить обо мне, то я бы не опасался точно сообщить об этом. Но так как я давно этого боялся, то не упускал случая, и не единожды, но всякий раз, когда имел возможность послать письмо, подробно сообщать об этом Твоему Святейшеству, чтобы никто не мог обвинить меня в том, что некоторые совершили в своём безрассудстве.

Хотя сам я считаю себя невиновным, но, как я знаю, в твоих глазах я выгляжу виновным по причине злобы моих современников. Этой дурной репутации не заслуживает ни моя личность, ни образ жизни, которую я вёл у вас. Скорее, её заслуживают те, кто любит отыскивать и распространять подобную клевету. Ибо что же я должен был делать, преследуемый теми варварами и брошенный в беде всеми? Я мог только бежать к тому, кто был в состоянии выступить судьёй несправедливости, к Великой Церкви.

Поскольку защита в этом деле не проста, и одного письма недостаточно, то я предоставляю решение будущему. Если всё же по милости Божией я благополучно прибуду к вам, то смогу рассказать Твоему Святейшеству и другие вещи, касающиеся Великой Церкви Божией. Кроме того, я привезу Тебе письма некоторых мудрых мужей, о которых я уже сообщил досточтимому митрополиту Феоне, мудрому мужу, любящему правду.

Если что-то из рассказанных здесь вещей представляется Тебе небесперспективным, то дай мне определённое и надёжное уведомление. Потому что если я буду там, то не покажу Твоему Святейшеству притворного расположения, не произнесу ни одного лживого слова, но как я пишу Тебе эти строки с честными мыслями, так же я, если возможно, докажу Тебе всё это делами. Тогда я опишу Тебе и трагедию или, лучше сказать, мою борьбу не на жизнь, а на смерть среди приключавшихся со мной событий.

Прощай и поминай меня в молитвах Твоего Святейшества.

Дано 14 января, в году 1560 по Воплощении Господа нашего

Иисуса Христа. Во всём Твой слуга Димитрий.

В примечаниях к письму утверждает, что его датировка, а именно, год не соответствует действительности.[130] Комментатор исходит из предположения, что князь Молдавии, о смерти которого сообщается в письме, – это Гераклид Деспот, убитый Стефаном Томшей в ноябре 1563 года. В таком случае, письмо не могло быть написано ранее этого срока, а если предположить, что месяц написания, январь, указан верно, то письмо могло быть написано в январе 1564 года. В таком случае, письмо является единственным достоверным источником к биографии Димитрия после смерти Гераклида. Из туманных выражений письма можно сделать вывод, что автор подвергся преследованиям за своё сотрудничество с князем-реформатором и едва спасся.

Но указанная интерпретация текста письма не является единственно возможной. Если не согласиться с замечанием Крузиуса и предположить, что датировка соответствует действительности, то не названный по имени князь может быть отождествлён с валашским князем Петраску, на службе у которого Димитрий состоял в 1554-57 гг. Тогда преследования и опасности, на которые он жалуется патриарху, связаны с его попытками реформаторской деятельности в Валахии после возвращения из Виттенберга, о которых сообщал Фрёлих. Правда, в письме говорится о князе Молдавии, но, как утверждает Э. Бенц, в 16 веке топонимы Валахия и Молдавия могли употребляться как взаимозаменяемые. В таком случае, никаких достоверных источников о жизни Димитрия после ноября 1563 года не существует и можно предположить, что он погиб в Молдавии вместе с Гераклидом. (Такой взгляд высказал И. Кармирис в [55].)

М. Казаку попытался отождествить Димитрия Мизоса с одним из сподвижников Гераклида Деспота, также носившим имя Димитрий, которого Деспот планировал посадить на престол соседней Валахии. О судьбе этого Димитрия сообщается в жизнеописании Якоба Гераклида, опубликованном Леграном. После смерти Гераклида Димитрий, претендент на валашский престол, был выдан молдавскими повстанцами князю (1559 – 1568). Мать князя, вдовствующая княгиня Кьяжна (Chiajna) приказала обезглавить Димитрия во время пира и собственноручно бросила на стол его окровавленную голову. Это событие произошло в Валахии в январе 1564 года.[131] По версии Казаку, письмо патриарху было написано Димитрием незадолго до казни, в валашском плену. Очевидно, что содержание письма опровергает данное предположение. Автор письма находится на свободе и обещает приехать в Константинополь. Он сообщает о пережитых им преследованиях и опасностях в прошлом, но в настоящем его жизни ничто не угрожает. Кроме того, если бы Димитрий Мизос находился в плену, то он вряд ли имел бы возможность вести переписку. Выше уже указывалось (см. раздел 3.1.1), что отождествление Константинопольского диакона Димитрия с высокородным военачальником, претендентом на княжеский престол, не выдерживает критики.

Вопрос о том, какая участь постигла Димитрия после смерти Гераклида, связан с вопросом о судьбе доверенных ему документов: письма Меланхтона и греческого текста Аугсбургского исповедания. В своём письме патриарху Димитрий упоминает об имеющихся у него «письмах некоторых мудрых мужей», которые он намеревается доставить в Константинополь и о которых он уже осведомил Феону, митрополита Паронаксии и патриаршего экзарха. Этот митрополит был другом протестантов и состоял в переписке с Меланхтоном и другими лидерами немецкой Реформации. Сохранилось адресованное митрополиту Феоне письмо, написанное по поручению Меланхтона его учеником Камерариусом и переданное адресату тем же Димитрием.[132] Ответ митрополита, написанный в Венеции в 1560 году, выдержан в самом сердечном тоне дружбы и уважения. Он адресован «высокочтимым мудрым мужам Филиппу Меланхтону и Иоакиму Камерариусу и всем, которые им благоволят, а для нас являются вожделенными друзьями, хотя они и далеко». В конце письма выражено желание объединения, «чтобы было одно стадо и один Пастырь».[133] Следовательно, Димитрий не позднее 1560 года встретился с митрополитом Феоной (предположительно, в Венеции), передал ему письмо Камерариуса и обсудил с ним письмо Меланхтона патриарху и греческий текст Аугсбургского исповедания. Таким образом, можно сделать вывод, что в момент написания Димитрием письма Константинопольскому патриарху (будь то в 1560, 1563 или 1564 году) документы, вручённые ему Меланхтоном для передачи патриарху, всё ещё не были доставлены адресату. Тем самым, опровергается утверждение И. Кармириса, высказанное им в работе 1937 года, о том, что Димитрий без задержки доставил патриарху документы, но тот, выслушав рассказы диакона о вероучении и богослужебной практике немецких протестантов, решил на письмо не отвечать.[134] После выхода в 1949 году книги Э. Бенца «Wittenberg und Byzanz» большинство исследователей согласились с утверждением автора, что Димитрий так и не попал больше в Константинополь и документы не достигли адресата.[135] Кармирис также, под влиянием работы Бенца, несколько изменил свою версию событий. В статье 1966 года он согласился с Бенцем в том, что Димитрий не был в Константинополе до написания им письма патриарху, то есть, по крайней мере, до 1560 года. Но всё же, по мнению Кармириса, в конце концов Димитрий доставил патриарху Иоасафу письмо Меланхтона и перевод Аугсбургского исповедания. В подтверждение своей версии Кармирис привёл следующие аргументы. Во-первых, Димитрий чрезвычайно любил и уважал Меланхтона, и, следовательно, не мог не выполнить поручение своего «дорогого учителя и отца». Во-вторых, в своём письме патриарху Димитрий выражает намерение приехать в Константинополь, и, по мнению Кармириса, нет никаких оснований считать, что это намерение осталось неосуществлённым. Оба эти аргумента вполне могут быть оспорены.

Во-первых, невозможно с доверием относиться к словам и обещаниям такого ненадёжного и склонного к авантюрам человека, каким был этот Константинопольский диакон. Кроме того, несмотря на все комплименты Меланхтону, расточаемые ему Димитрием, этот последний в своей практической деятельности вовсе не придерживался тех принципов отношения к Православию, на которых Меланхтон намеревался строить переговоры с Восточной Церковью, но предпочёл путь прозелитизма и насилия.

Во-вторых, Димитрий, как следует из его письма патриарху, собирался приехать в Константинополь только при условии получения «определённого и надёжного уведомления», иначе говоря, требовал для себя некоторых гарантий. Если, как можно предположить, он этих гарантий от патриарха не получил, то мог отказаться от поездки, явно грозившей ему неприятностями.

Можно добавить, следуя Д. Вендебург[136], что когда спустя несколько лет патриарх Иеремия II получил от тюбингенских богословов Аугсбургское исповедание, то этот текст рассматривался греками как новый, доселе им неизвестный. Если бы действительно существовал прецедент, когда главный вероучительный документ протестантов был признан еретическим, то непонятно, почему память об этом полностью изгладилась в Константинополе.

Рансимэн в книге «The Great Church in Captivity», первое издание которой вышло в 1960 году, вновь воспроизвёл версию Кармириса 1937 года, заострив её в публицистическом ключе, без всяких ссылок на источники, так что к рассказу Рансимэна как нельзя лучше подходит определение Бенца – «домысел в стиле романов».[137] Особенно сомнительным с точки зрения доказательности выглядит утверждение Рансимэна о том, что «патриарх и его советники спаслись излюбленным для восточной дипломатии способом: они вели себя так, как будто никогда не получали письма, которые они старательно запрятали».[138] Трудно себе представить, какими источниками можно было бы обосновать столь серьёзное обвинение, если, как утверждает автор, в Константинополе постарались скрыть всё, связанное с письмом. Кроме того, становится непонятным, почему немного лет спустя патриарх Иеремия II, получив аналогичное послание от тюбингенских богословов, обстоятельно и искренне ответил на него, не побоявшись «испортить отношения с потенциальными друзьями», как, якобы, испугался Иоасаф II.

Единственное косвенное свидетельство, которое можно привести в пользу версии Рансимэна, основано на свойствах характера патриарха Иоасафа. Известно, что Иван Грозный обращался в Константинополь с вопросом, имеет ли он право именоваться царём. Патриарх Иоасаф II в 1561 году послал в Москву ответное письмо и синодальный акт, дающий разрешение Ивану Грозному короноваться с титулом царя. В конце XIX века русский учёный В. Регель обнаружил, что подписи митрополитов на синодальном акте подложные, и сделал вывод, что документ был сфабрикован самим патриархом Иоасафом.[139] Если этот патриарх, действительно, подобным образом относился к церковным документам, то история с «запрятанным» письмом Меланхтона не кажется невероятной. Но она, всё же, не подтверждена никакими источниками.

Итак, при современном состоянии источниковой базы гипотезу о том, что письмо Меланхтона и греческий перевод Аугсбургского исповедания были привезены в , изучены патриархом и признаны еретическими, можно рассматривать не как невозможную, но как маловероятную.

3.4. Оценка взглядов и деятельности Димитрия Мизоса

На основе изучения деятельности Димитрия Мизоса после его возвращения из Виттенберга можно сделать однозначный вывод, что Димитрий полностью перешёл на позиции Реформации. Он намеревался сотрудничать с бароном Унгнадом в деле распространения протестантского учения среди православных славян, а также объявлял о своём намерении основать «истинную церковь» на Руси. Таким образом, в своих протестантских взглядах Димитрий пошёл гораздо дальше Меланхтона, который в письме патриарху обращался к Иоасафу как к предстоятелю истинной Церкви. Что касается участия Димитрия в молдавской авантюре Гераклида, то этот факт позволяет предполагать согласие Димитрия с учением антитринитариев, то есть крайних протестантов.

Усилия Димитрия по распространению протестантизма в Валахии в 1560 году, если такой факт действительно имел место (об этом известно только со слов самого Димитрия, а ему, как уже было показано, нельзя безоговорочно доверять), а также планы по «просвещению» Руси и славянских областей Южной Европы являются ничем иным, как прозелитической деятельностью, а его участие в предприятии Гераклида по искоренению Православия в Молдавии заслуживает названия религиозного экстремизма и насилия. Можно согласиться с Кармирисом, когда он называет Димитрия отступником, предателем и даже демонической личностью.[140]

Что касается результатов его деятельности, то ни одной из целей, которые ставил Димитрий, ему достичь не удалось: из Валахии пришлось бежать, работа по переводу протестантских изданий не состоялась, молдавская авантюра закончилась крахом. Что касается миссии, возложенной на него Меланхтоном, то и она окончилась неудачно, как с точки зрения Бенца, так и с точки зрения Кармириса. По версии Бенца, Димитрий так и не удосужился доставить патриарху порученные ему Меланхтоном документы. Кармирис же считает, что документы были доставлены, и возлагает на Димитрия всю вину за то, что патриарх не захотел вступать с Меланхтоном в переписку. В своём письме Меланхтон просил патриарха выслушать Димитрия как очевидца и поручителя за доброкачественность учения и церковной практики Реформации, но патриарх увидел в Димитрии тайного лютеранина и вероотступника. Кармирис сокрушается, что Меланхтон так неудачно выбрал посредника и этим заранее обрёк переговоры на провал.[141]

Итак, результатом деятельности Димитрия после 1559 года явились конфликты между православными и протестантами в Валахии и Молдавии и, как следствие, неприязнь к Реформации со стороны православных христиан в указанных княжествах, а возможно, и в Константинополе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В ходе данного исследования были получены следующие результаты.

Реконструирована биография диакона Димитрия Мизоса (с привлечением нового источника), изучены его связи и контакты с деятелями Реформации, прослежена эволюция его религиозных взглядов от Православия к протестантизму, скорректированы версии биографии, предложенные Э. Бенцем и М. Казаку.

Исследован вопрос о причинах и целях приезда Димитрия в Виттенберг к Меланхтону и показано, что это была личная инициатива Димитрия, вызванная его симпатией к протестантизму. Изучена деятельность Димитрия по насаждению протестантского вероучения среди православных христиан.

Указаны возможные причины того, что попытка Меланхтона завязать отношения с Константинопольским патриархом оказалась неудачной, так же как и остальные межконфессиональные проекты, в которых принимал участие Димитрий Мизос: эти причины коренятся, главным образом, в свойствах его личности, и основной причиной является его вероотступничество.

На основе проделанной работы можно сделать следующие выводы:

Димитрий Мизос, несмотря на свой сан православного диакона, был сторонником протестантского вероучения. Его взгляды в течение жизни эволюционировали от интереса и симпатии к Реформации до полного перехода на позиции протестантизма, возможно даже, в его крайнем, антитринитаристском выражении. Деятельность диакона Димитрия была направлена сначала на установление контакта с деятелями Реформации, а затем на активное сотрудничество с ними в их попытках распространить протестантизм на православные области Европы. Если в Виттенберге Димитрий общался с лютеранами как симпатизирующий протестантизму представитель Православной Церкви, то после 1559 года он участвовал в проектах по насаждению протестантизма среди православных народов исключительно на стороне Реформации.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4