Российская благотворительность в зеркале СМИ (стр. 23 )

КРАСНОВА: Я никогда не вру на самом деле, ну, по крайней мере, вот в этой области. И всегда, когда врачи говорят, что, скорее всего, не спасут, я честно говорю людям, что, скорее всего, не спасут…

ЯСИНА: А меняется отношение людей?

КРАСНОВА: Знаете, я вам вот что хочу сказать, ребята. На самом деле то, что мы умудрились за эти шесть лет, по крайней мере, люди, которые вокруг меня есть, и я поняла, и они поняли одну важную вещь – у года человеческой жизни нет стоимости. Она стоит… Вот весь мир стоит год человеческой жизни.

Мы похоронили мальчика, про которого мы с самого начала знали, что он умрет. Я знала диагноз, это не лечится, нигде в мире не лечится, к сожалению. За тот год, что мы его тянули, мы очень много вложили в него денег, вот так я прозаически скажу. За этот год он научился читать, а потом он научил читать младшего брата. Он покатался на кораблике по Москве-реке, он видел салют на Красной площади. Мы купили ему какую-то там мега-приставку, он был совершенно счастлив, играя в эту приставку. Понимаете, он прожил счастливый год. Сколько стоит счастливый год жизни, может кто-нибудь сказать?

ЯСИНА: Ну, видимо, нисколько, потому что бесценен.

КРАСНОВА: Да, совершенно верно. Просто срок, который… Хорошо, это был год. Но, понимаете, жизнь такая штука интересная – никто не знает, что будет с ним завтра. Поэтому, да, вот это был год на самом деле, этот год мы купили.

ЯСИНА: Скажи, пожалуйста, а кто приносит деньги, кто помогает?

КРАСНОВА: О, вот это на самом деле самое интересное из всех. Центр нашего «Конвертика для Бога», такая центральная его часть, это… Скажем так, интеллектуальная элита, я бы так сказала, самая центральная его часть. Это люди из консерватории. Вместе со мной основали «Конвертик для Бога» две девочки-органистки. Это переводчики, это журналисты, это преподаватели, это довольно много сейчас пенсионеров. К нам приходят действительно бедные-несчастные старушки, которые приносят 100 рублей.

Но на самом деле, много лет тому назад, уже лет пять тому назад у меня было замечательное явление на нашем сборище. Мы собираемся в кафе, и на это сборище в кафе внезапно к нам пришла безумной красы девушка. Я думала, что ей лет 16, оказалось, что немножко больше, у нее оказалось ребеночку 16 лет. Которая просто-напросто оставила нам на столе 5 тысяч евро. Когда я открыла этот конверт, я закричала: «Ребята, ловите ее, она сумасшедшая». Выяснилось, что она не сумасшедшая ни разу, просто на самом деле у нее очень-очень-очень состоятельный муж. Он просто-напросто олигарх какой-то там. Понимаете, и она при этом, в общем, будучи безумной красы, нежнейшей девицей, вообще невероятной, она при этом нам помогает. И вот уже которого ребенка она вытащила с того света своей помощью. Потому что, казалось бы…

ЯСИНА: А ты знаешь, как ее зовут и кто она? И дала ли она тебе право об этом рассказывать?

КРАСНОВА: Нет, она не давала мне права об этом рассказывать, поэтому я скажу – зовут ее Лена. Фантастическая, совершенно фантастическая Лена, которой я безумно благодарна по очень многим разным поводам, мы теперь дружим. Вот такая Лена изумительная.

ЯСИНА: А что за кафе, в котором вы собираетесь?

КРАСНОВА: А это отдельная большая прекрасная история, это называется «Дрова», есть ресторанов «Дрова». И человек, который владеет этой сетью ресторанов «Дрова», не просто пускает… Надо понимать, кого он пускает в свой ресторан – это компания из…

ЯСИНА: Это проходной двор, я была у вас один раз.

КРАСНОВА: О, да. Это 30-35 человек, которые сидят за столом, ничего не заказывают, а пьют чай. Постоянно ходят какие-то левые люди с какими-то купюрами, полный табор…

ЯСИНА: Приходят и уходят.

КРАСНОВА: Приходят и уходят, полный табор. Потому что один принес подгузники, другой принес теплую одежду для ребеночка, третий принес матрасик сложенный, и все это лежит в куче вокруг этого…

ЯСИНА: А еще сидит тетка и считает деньги.

КРАСНОВА: Сидит тетка и считает деньги. Понимаете, табор. Так, мало того, что он нас пускает, он дает нам 25% скидки…

ЯСИНА: За чай?

КРАСНОВА: Да, вот так. На самом деле, каждый раз, когда мы оттуда… Мы на конвертике пишем имена тех, кто принес деньги, ну, просто имена, чтобы отдать маме конвертик. Мама потом на стенку его вывешивает в больнице. Мы каждый раз пишем хозяина сети…

ЯСИНА: Мама из маленького какого-то заброшенного города, которая совершенно не ожидает, что эти бездушные, холодные москвичи, которые такие просто невероятно напыщенные, они могут вот это сделать.

КРАСНОВА: Вы бы видели, что происходит с мамами, когда мамы читают… При мне папа из глухой азербайджанской деревни читал этот конвертик. Когда он прочитал, что там люди из Израиля, он мне сказал: «Как это может быть, этого не может быть, как это? Люди из Москвы, а откуда они меня знают?» Я говорю: «Я про тебя рассказала, теперь они тебя знают, на самом деле». И вот все эти люди теперь считают, что мы реально их семья. Так что вот так.

В частности вот хозяин сети ресторанов «Дрова», огромное ему спасибо. Кроме всего прочего, я должна сказать, что я сказала раньше, что у всех границы проходят в своем месте, вот у меня граница проходит в районе кошек и собак.

ЯСИНА: Ну да, я знаю, что ты можешь видеть и слышать что угодно, но только не раздавленного котенка.

КРАСНОВА: Нет, про раздавленного котенка я не могу. Вот тут проходит моя граница, я не в силах это сделать. Но каждый раз, выходя из ресторана «Дрова», я в ящик стеклянный, там у него стоит, знаете, справа стеклянный ящик такой, на котором реквизиты собачьего приюта, который он содержит. Я каждый раз опускаю туда свою сотню, потому что на самом деле… Ну, знаете, что называется, на счастье. Вот такой человек. Тоже, между прочим, думаю, не бедствует в жизни, дай бог.

ЯСИНА: Дай ему бог, да, это правда. Татьяна, тем не менее, я не получила ответа на вопрос о том, что привело тебя к этому. Потому что студентка студенткой, ты собрала деньги за три дня и так далее, а что, ты поняла, что ты можешь делать это постоянно? Что тебя подвигло на то, чтобы заняться этим, так скажем, на постоянной основе, хотя и в свободное от работы время?

КРАСНОВА: Во-первых, я поняла, что это получается. И это было на самом деле ощущение, знаете, как у того кинорежиссера, который создал фильм «Титаник», который стоял на сцене и говорил: «Батюшки, я король мира». У меня было именно такое ощущение: батюшки, да я орел с крыльями, ребята, вы что.

ЯСИНА: Я могу спасать людей.

КРАСНОВА: Абсолютно. На самом деле Бог спасает, но, по крайней мере, я могу сделать свою какую-то вещь, которая… А потом получилось так, что я пришла в больницу. Вот к вопросу о том, зачем мы все это делаем. Девочка, которая сейчас взрослая девочка, она лежала в больнице, ей было в этот момент 15 лет, и она довольно ощутима умирала. Все, она лежала лицом к стенке, ничего не хотела, а мама сидела рядом с ней и выдумывала ей желания. Ну, типа пока человек жив, он чего-то хочет.

ЯСИНА: А ребенок уже ничего не хотел.

КРАСНОВА: Она ничего не хотела абсолютно. И мама выдумала, что она хочет фотоаппарат. И мы с подружкой скинулись и купили ей мыльницу. И я сказала волонтерам: «Девочки, отнесите фотоаппарат». А волонтеры мне сказали: «Знаете что, сама отнесите». Я взяла этот фотоаппарат, и я пошла в эту палату.

Я, конечно, не ожидала, что я такое увижу, я была не готова. Она весила килограммов 30, она была лысая, с черными кругами под глазами и вообще выглядела «краше в гроб кладут». И тут я почему-то… Что-то у меня такое сработало, и я ей сказала: «Знаешь что…» Да, на наше предложение пофотографировать она сказала: «Уйдите, дайте сдохнуть». И я ей сказала: «Ты успеешь помереть. Давай, мы с тобой поступим на журфак». Она в этот момент от стенки отвернулась…

ЯСИНА: Она была москвичка?

КРАСНОВА: Нет, она была из деревни, правда, отличница-медалистка, ничего не могу сказать, до болезни была.

ЯСИНА: А деревня российская?

КРАСНОВА: Это Украина на тот момент была. Она отвернулась от стенки, посмотрела на меня с изумлением и спросила: «Туда же блат нужен, как же я туда поступлю?» Я говорю: «Вот я он и есть, я твой блат». Она сказала: «Вы будете заниматься со мной бесплатно?» Я ей сказала: «Нет, заниматься с тобой бесплатно не будут, я бесплатно вообще ничего не делаю. Ты мне за это здорово заплатишь – ты за это поправишься». Надо сказать, что она стала ржать в этот момент, что мне очень понравилось в ней. Мама-то ее как раз отвернулась к стене, а она стала смеяться.

Надо вам сказать, дорогие мои, что за два года мы дошли до приемных экзаменов, на приемные экзамены мы с мамой несли ее на руках, она умирала у нас, реально умирала во время этих приемных экзаменов. Она сдала и она поступила. Она писала творческое сочинение на журфак, конечно, на заочку, она писала творческое сочинение о волонтерах. И вот я должна вам сказать, зачем я это делаю. В прошлую сессию на белой лестнице факультета журналистики я увидела девицу, прекрасную, как сама весна…

ЯСИНА: Видимо, не лысую, и без черных кругов.

КРАСНОВА: Нет, она была не лысая и без черных кругов, она была хороша, как я не знаю, что. Я ее поймала за пуговицу, стала ее отчитывать за то, что она прогуливает античку, она мне стала оправдываться, знаете, как оправдываются все очаровательные прогульщицы, которых живые мальчики интересуют больше, чем мертвые поэты. И я вот как раз, знаете, стояла на этой лестнице и думала: «Господи, за что же ты так со мной, я же никогда не расплачусь». Так что это…

ЯСИНА: Так что мой вопрос о том, как ты дошла до жизни такой, скорее всего, уже получил ответ.

КРАСНОВА: Да, думаю, что…

ЯСИНА: Что ты просто вознаграждена. Таня, но тем не менее ты очень часто выключаешь комменты в своем «Живом Журнале», понимая, что сейчас набегут люди, которые будут спрашивать тебя: «А какого фига вы собираете деньги на этих детей таджикских и так далее, и почему и что?» И ты не хочешь, чтобы родители этих детишек читали бранные и неприятные слова.

КРАСНОВА: Не хочу, да.

ЯСИНА: Вот как много этой дряни в твоей работе?

КРАСНОВА: Ты знаешь, я хочу тебе сказать вот что. В последнее время это сильно активизировалось. В этом «Живом Журнале» есть такой счетчик вот этих блоггеров – кто там на первом месте, кто на втором. Мне внезапно тут сказали, что я на каком-то 86-м среди всех пользователей «Живого Журнала». Поэтому ко мне приходят эти самые боты, вот эти люди, нанятые специально за деньги, которые приходят ко мне.

ЯСИНА: Подожди, а кто их нанимает? Ты понимаешь?

КРАСНОВА: Мне объяснили, что их нанимают примерно те же самые люди, которые теперь топят блоггера Адагамова. Как бы они приходят, рассказывают…

ЯСИНА: Ты в хорошей компании.

КРАСНОВА: Да ну, ради бога, я умоляю. Мне очень нравится эта компания, я, так сказать…

ЯСИНА: Я без шуток.

КРАСНОВА: Я тоже абсолютно без шуток. Ира, я стираю это в своем журнале и запрещаю им у себя комментировать. Я не хочу тратить с этим делом никаких слов. В ответ на все претензии, что я («банить» это называется, кто не в курсе) баню людей и не даю им высказаться, я рассказываю им: «Знаете, эти ваши разговоры – вот дохлую лошадь в овраге найдите, с ней разговаривайте».

ЯСИНА: Мы прервемся на минуточку.

КРАСНОВА: Прервемся.

ЯСИНА: Я еще раз напомню про код города – 495, а также . И сайт – finam. fm. И дальше – SMS на номер 5533, начиная с буквы «Я», дальше пробел. Потому что мы теперь должны включить телефоны, и если есть звонки, мы обязательно должны будем ответить на вопросы граждан.

Но тем не менее, пока звонков нет, мы с тобой продолжаем говорить. Потому что про фонд «Галчонок» ты так ничего еще не сказала.

КРАСНОВА: «Галчонок» – это на самом деле очень дороге нам детище. Назван он в честь моей любимой, очень дорогой мне подруги, которой не стало год назад. Чаликова, первый директор фонда «Подари жизнь». Она была фантастическим человеком, таких людей я знаю мало. К счастью, знаю одного или двух еще. На таких людях действительно, без всякой патетики, белый свет стоит. Гали не стало, Галя, видимо, слишком много себя всему этому отдала и просто слишком много боли с собой забрала. Галина мечта была сделать фонды именно для этих детишек. Потому что…

ЯСИНА: Детей с нарушениями…

КРАСНОВА: С поражениями центральной нервной системы. Таких детей очень много. У нас, к сожалению, в стране их значительно больше, чем на Западе, но тем не менее, когда вы путешествуете по Англии, Франции или Италии, вы их видите. Вы видите их в инвалидных колясках, вы видите их с сопровождающими, вы видите их в музеях, театрах, автобусах и на прогулках.

У нас это зэки, заключенные. Это те, кто не может годами выйти из своей квартиры, те, кто годами не может протиснуть выданную государством инвалидную коляску через дверной проем. Это те, чьи мамы прикованы к ним навсегда. И мамы не могут отойти, и не спят и не едят, и заканчивают свою жизнь нормальную человеческую. Это на самом деле море трагедий. Действительно, тема страшно тяжелая. Кроме всего прочего, любому человеку хочется, чтобы у его доброго дела был результат.

ЯСИНА: О да.

КРАСНОВА: Да. Здесь результата не будет.

ЯСИНА: Вот конвертик есть.

КРАСНОВА: В конвертике есть результат. Понимаете, когда мы занимаемся ребенком, больным раком крови (вот, например, сейчас у нас есть два ребенка, с которыми мы тесно пытаемся им помочь), мы знаем, что через год либо человек уйдет в ремиссию, либо мы будем плакать и его хоронить. Но так или иначе будет конец. Здесь это проблема длиною в жизнь. И вот на самом деле… Причем понимаете, что бы мне отдельно хотелось подчеркнуть, пока Россия устроена так, что это проблема этого ребенка и этой семьи. А мне очень хочется переустроить ее так, чтобы это была проблема… Точнее, не проблема. Чтобы это была еще одна форма жизни нормального человеческого общества. Вот чтобы это перестало быть проблемой. На самом деле, наша мечта такая, чтобы эти дети, если голова работает – чтобы они учились, чтобы они обязательно старались обеспечивать сами себя в будущем.

ЯСИНА: А если голова не работает, чтобы они тем не менее были достойными своего существования, и их матери и их отцы жили вместе с ними.

КРАСНОВА: Совершенно верно.

ЯСИНА: И что самое важное, мне кажется, извини, чтобы после смерти матерей и отцов эти люди все равно достойно…

КРАСНОВА: О да. Это страшнейшая проблема, на самом деле. Вот «Галчонок» создан для того, чтобы попытаться эту проблему решить. Мы начали работу примерно год тому назад. У нас чудесный директор, у меня чудесные соучредители, которых я совершенно обожаю, это мои замечательные подруги. Тоже, кстати говоря…

ЯСИНА: Мне всегда хотелось бы, чтобы ты говорила, кто конкретно, потому что мир состоит из живых людей.

КРАСНОВА: Чудесная, прекрасная Юлия Немировская, одна из моих соучредителей, которая хозяйка салона детской одежды. Несказанной красоты, между прочим, дама, со своим мужем и со своими детьми, совершенно состоявшаяся, которая приезжает на наши встречи на красивой, хорошей машинке, и которая из кожи вон лезет, чтобы нам помочь.

Вторая девушка, моя соучредительница – несказанной красоты Ольга Журавская, вот рыжая, фантастической красы девица, просто фантастической, которая вообще живет между Россией и Америкой. И уж прямо такая состоявшаяся, дальше ехать некуда: богатый и красивый муж, замечательный ребенок, и вообще все совершенно в шоколаде. Понимаете, вот такие девушки на самом деле ездят на неделю моды в Милан и закупаются в этих бутиках. Понимаете? А она вместо того, чтобы ехать на неделю моды в Милан…

ЯСИНА: А может быть, одновременно. Это тоже одно другому не мешает.

КРАСНОВА: Замечательно. Вы понимаете, я как раз за то, чтобы одно другому совершенно не мешало ни разу. Вот это сильно украшает жизнь, и одно и другое.

ЯСИНА: Надо сказать, что твоя директор Настя Северина-Черепанова – она тоже молодая, состоявшаяся, красивая. Но тем не менее вот пошла исполнительным директором в такой фонд.

КРАСНОВА: Девицы вообще все, я хочу сказать, понимаете…

ЯСИНА: А мальчики у вас есть?

КРАСНОВА: У нас не очень много мальчиков. У благотворительности в России вообще женское лицо.

ЯСИНА: Я думаю, что везде в мире.

КРАСНОВА: Может быть, и так. Но те мужчины, которые у нас есть, я хочу сказать – они вот реально на вес золота, те, кто есть. Они есть.

ЯСИНА: Кто они?

КРАСНОВА: На самом деле, вот про чудесного человека Андрея Маслова я вам могу рассказать. У человека свой бизнес. Вот, кстати говоря, тоже о дауншифтинге. Был момент, когда он мог дальше развивать свой прекрасный бизнес, и он мог бы больше, наверное, времени и сил вкладывать и так далее. Человек каждую неделю развозит моющие средства и продукты питания детям на амбулаторные квартиры. Это квартиры, где детки живут в промежутке между курсами химиотерапии. На этих амбулаторных квартирах…

ЯСИНА: А кто их снимает, эти квартиры?

КРАСНОВА: Фонд. Это снимает фонд «Подари жизнь», но теперь это все в меньшей степени, потому что построена новая больница, клиника Димы Рогачева, и там теперь это все больше обустроено. Но амбулаторные квартиры по-прежнему существуют, и вот он обеспечивает эти квартиры. На самом деле дети, которые при виде него визжат визгом, ездят на нем верхом, мамы, которые его обожают – понимаете, на самом деле фантастика.

Однажды этот человек подвозил меня по жутким московским пробкам, и я сказала ему в какой-то момент, я говорю: «Андрей, вы сейчас, наверное, опоздаете везде, где только можно. Давайте я уже на метро доеду». Он мне сказал фразу, которую я буду помнить всю жизнь: «Я людей на полпути не высаживаю». Вот так.

ЯСИНА: Хорошая фраза. Она более глубокая, чем просто...

КРАСНОВА: Да. Чем пробки, совершенно верно.

ЯСИНА: Пробки, совершенно верно, да. Давайте вернемся еще к одной очень грустной теме и тяжелой, на самом деле. Я сама человек-агностик, что совершенно немодно сейчас в нашей стране. У нас теперь модно стоять со свечкой на все праздники. Вот я не знаю, сегодня будут граждане в прорубь прыгать?

КРАСНОВА: Сегодня, сегодня.

ЯСИНА: Вот я, правда, все время думаю, а как много православных в новогоднюю ночь воздерживались от вина и мяса, поскольку был рождественский пост, и думаю, что не очень много. Но тем не менее это стало модным, как минимум. Но среди нас есть люди глубоко верующие, и ты – одна из них. Ты человек верующий, это я точно знаю.

КРАСНОВА: Да.

ЯСИНА: Вот. Ужасный вопрос задам? а как может бог допускать, чтобы дети умирали?

КРАСНОВА: Ира, во-первых, я католик. Это тоже не очень модно, поэтому я в прорубь прыгать не буду сегодня. А как он может допускать? Знаешь, у меня есть, в общем, свой собственный, персональный ответ на этот вопрос. И он, как сказать… Мне представляется, что вся наша жизнь – вы знаете, можно представить ее в виде некоей комнаты, где очень много людей одновременно курят. А я вот не курю, а вы курите, а я задыхаюсь. Или наоборот, я курю, а вы задыхаетесь. А в углу этой комнаты в колыбельке лежит тот маленький и самый слабенький из нас, который даже «мяу» сказать не может, и он задыхается быстрее, чем мы все.

Ну, казалось бы, бог-то тут при чем? Вот мы все требуем, чтобы он помог тому, кто лежит в колыбельке и задыхается. Понимаете, а ведь для того, чтобы ему помочь, надо сначала отобрать сигарету у того, кто курит. Это значит, что он должен (господь должен) ходить за нами, за каждым из нас с колотушкой. Вот я подумала какую-нибудь пакость – фигак меня по голове!

ЯСИНА: Колотушкой?

КРАСНОВА: Ага! Я сделала что-нибудь еще, сделала шаг в сторону – бах меня по голове! Понимаете, вот мы хотим, чтобы на самом деле из господа бога получился жандарм. А он не про это. У каждого из нас есть свобода воли, это на самом деле самый прекрасный подарок, который есть. Понимаете, каждому из нас дана жизнь, и нам дано право решать, как мы ее проживем. Если вдуматься вообще, это фантастический дар на самом деле. Вы можете самостоятельно решать, как вы ее проживете. Ребята, это – вау! Это реально здорово.

Если лишить человека возможности, сделать всех праведниками – ну хорошо, давайте сейчас сделаем, будет концлагерь праведников. Но это караул. Но, к сожалению, побочным эффектом получается то, что в комнате очень накурено. И где в это время мой бог? Я отвечаю на этот вопрос: он лежит с тем рядом, кто в колыбельке, и он умирает рядом с тем, кто умирает в колыбельке.

У меня был момент, когда я сидела с годовалой девочкой, которой было очень плохо, она умирала от рака. Я даже на руки взять ее не могла, у нее все болело. Она лежала в кроватке, а я сидела, положив на нее руки, и ее грела. И вот единственное, что мне приходило в голову, когда я ее грела руками – это: «Прости, господи». Потому что я твердо знаю, где господь в этот момент. Он вот тут, в колыбельке.

Поэтому для меня ответ довольно простой, на самом деле, и я из этой ситуации вижу только один выход: вот если мы вернемся к этому образу с этой накуренной комнатой, единственный вариант, который я вижу – это подтащить табуретку и попытаться расколупать…

ЯСИНА: Форточку.

КРАСНОВА: Наглухо заклеенную форточку, совершенно верно. И я знаю довольно многих людей, которые с этой табуреткой тащатся к этой форточке и пытаются подтащить самых слабеньких, чтобы им было чем подышать.

ЯСИНА: Скажи, пожалуйста, а вот этих людей, которые пытаются расколупать форточку, их становится больше, меньше? Ведь кругом опять же все говорят о том, что все ужасно, все мы бесчувственные, просто какие-то кошмарные. Вот как твое ощущение?

КРАСНОВА: Ракурс смените немедленно, и все будет нормально. На самом деле их становится все больше.

ЯСИНА: Поподробнее с этого места.

КРАСНОВА: Их становится все больше и больше. Их становится все больше. Если мы перекликались шесть лет тому назад, и нас было – вот в поле один воин, а вон там, через 20 километров – еще один воин, на самом деле в ту пору, когда все это начиналось, мы ставили перед собой очень скромную задачу. Мы хотели кусочек земли размером с носовой платок под собой обработать так, чтобы на нем был волшебный сад. Да, кругом пускай будет то, что там есть. Но на моем пятачке…

И моя идея была такая, что рано или поздно, если со мной рядом будут люди, то этими пятачками мы постепенно закроем всю Россию. Так вот, я хочу сказать, что это движение разрастается. На самом деле я не знаю, что сделает с ним этот новый закон о волонтерстве, я так и не поняла, что он нам принесет.

ЯСИНА: Будешь регистрировать каждого, кто принес 10 рублей в кафе «Дрова».

КРАСНОВА: Не буду.

ЯСИНА: А тебя посадят.

КРАСНОВА: Да пошли они нафиг. На самом деле я думаю, что все это будет… Понимаете, волонтерское движение стихийно. Нельзя каждую бабушку, переведенную через дорогу, регистрировать в соответствующих инстанциях. Это невозможно.

ЯСИНА: А вдруг она иностранный шпион?

КРАСНОВА: Ой, какой кошмар! Ай-ай-ай!

ЯСИНА: Помнишь песню, про пуговицу, по-моему?

КРАСНОВА: Да-да-да: «Коричневая пуговка валялась на дороге». На самом деле, я шпионов не боюсь, в отличие от Государственной Думы. Я, видимо, храбрая, в отличие от них. Я надеюсь, что не загубят это дело на корню, потому что на самом деле, знаете, как человек верующий, я хочу сказать, что то, что людей поднимает и заставляет их прийти и помогать другому, и помогать бескорыстно, на мой взгляд, это называется «дух святой». Если Государственная Дума решила вступить в противоборство со святым духом – привет ей.

ЯСИНА: Ну да, похоже.

КРАСНОВА: К сожалению, это невозможно.

ЯСИНА: Ну, не могу не спросить тебя еще относительно принятого этой Государственной Думой и подписанного нашим президентом (и Советом Федерации, конечно, одобренного) закона, так называемого закона Димы Яковлева. Я догадываюсь, что ты о нем думаешь.

И, наверное, можно рассуждать так, что с паршивой овцы хоть шерсти клок, и мы, конечно, будем всяко следить, чтобы сейчас много-много денег было выделено на сирот и чтобы дети-инвалиды были в детских домах обихожены так, как в Америке в той же. Если нельзя им в Америку, то сделайте им Америку тут. Вот как ты считаешь, что-то позитивное можем мы сделать здесь и сейчас, или остается просто умыть руки?

КРАСНОВА: Нет, вот умыть руки – это не про нас абсолютно. На самом деле – да, первая реакция, конечно, действительно сугубо негативная, и хочется начать кидаться тяжелыми предметами (в общем, что мы все уже и проделали, пережили вот этот первый шок от всего происходящего). Нас оппоненты наши обычно упрекают в том: «Где вы все раньше были? Почему вы сейчас только вспомнили об этих сиротах?»

Уважаемые, где вы раньше были? Мы-то раньше были по этим детским домам и по этим сиротским учреждениям. Мы-то как раз раньше были там, где вас раньше не было.

ЯСИНА: Да, и вот… И прости, что перебиваю разговоры о том, что: «Вот смотрите, голосуйте, голосуйте, – говорили лидеры фракций своим депутатам. – Вот теперь деньги туда пойдут». А мне хочется спросить: а почему раньше там их не было?

КРАСНОВА: А почему раньше они туда не ходили, эти деньги? Понимаете, на самом деле я хочу сказать: конечно, не все можно купить за деньги. Маму за деньги не купишь – мы все это знаем, что мы будем врать себе, да? Но я хочу сказать на самом деле, что если случилось то, что случилось – я думаю, что там еще нужно бороться, еще нужно ходить на всякие разные митинги и вообще нужно показывать этой госдуре, извините, кузькину мать по всей строгости.

ЯСИНА: Ну да, она нас загонит туда, куда Макар телят не гонял, а мы ей покажем кузькину мать. Вот и будем меряться.

КРАСНОВА: Меряться все равно придется, Ира.

ЯСИНА: Конечно.

КРАСНОВА: Я боюсь, что они с нами будут меряться, поэтому и нам с ними придется. Но на самом деле, из того, что сейчас произошло, надо пытаться выдоить весь возможный позитив. Эти детские дома, особенно детские дома для тех детей, которых усыновляли треклятые американцы: для детишек с поражениями центральной нервной системы, для детишек с синдромом Дауна – эти специализированные учреждения на самом деле, там нужно раскрыть двери нараспашку.

ЯСИНА: Танюша, я должна ответить на звонок.

КРАСНОВА: Да.

ЯСИНА: Или, по-моему, он уже ушел.

КРАСНОВА: Ушел?

ЯСИНА: Да. Можно или нет? Я не поняла, что это значит. Есть звонок? Я не могу его включить, у меня не получается, помогайте. Нет… Я слушаю.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, меня Сергей зовут.

ЯСИНА: Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Вы знаете, вот вторую передачу слушаю с вашим участием, и честно говоря, во второй очень заметно стало, что вы практически половину передачу тратите на рассказ о себе. Вы знаете, вообще, честно говоря…

ЯСИНА: Слушайте, ровно 12 минут было сказано о моем деде и о волонтере Петере из Федеративной Республики Германия. О себе вообще не сказала ни слова.

СЛУШАТЕЛЬ: Нет, вообще, вы знаете, надо…

ЯСИНА: Простите, пожалуйста. Хорошо, спасибо. Да, следующий звонок.

СЛУШАТЕЛЬ: Да, здравствуйте, меня зовут Дмитрий. Я хотел уточнить вот такую вещь (извините, может быть, не по теме): поскольку я понимаю, все-таки у нас по Конституции должно быть бесплатное медицинское обслуживание. И может быть, правильнее добиваться от государства… Не то что правильнее, то, что вы делаете – это все, не знаю… Но чтобы тогда пусть там начнут хоть с фонда, хоть с чего, но вы не умеете сами вылечить – платите деньги, и всех обязательно в обязательном порядке лечите тогда за рубежом, там дети могут… Потому что я не понимаю немножко вот такого. Хочется, конечно, поучаствовать в этом благом деле, но мы же не поднимем то, что должно в принципе обязывать…

ЯСИНА: Да, Дмитрий, понятно. Сейчас.

КРАСНОВА: А вы не бойтесь, Дмитрий. Вы не бойтесь, на самом деле оно тяжелое только со стороны кажется, а там подняли немножко, там подняли – вот оно уже и летит.

А что касается того, что должно быть бесплатным: вот детки, которым я, например, помогаю, с моим сообществом вместе – они уже за рубежом. Надо, чтобы вот все это внимательно поняли: они уже за рубежом, они приехали в Россию так, как мы приезжаем лечиться в Германию. Просто у них на Германию никогда средств не хватит.

ЯСИНА: Потому что мама не говорит там по-немецки.

КРАСНОВА: Да. И то, что этих детей мы лечим здесь в России за деньги – это совершенно естественно. Ну вы же не хотите, чтобы мы лечили их за ваши деньги, и за ваши налоги?

Другой вопрос, что, к сожалению, наше здравоохранение сейчас устроено так, что мы и российских детей очень часто лечим за дополнительные деньги. Но здесь, понимаете, как: надеюсь, что вы молодой здоровый человек (трудно сказать по голосу) – боритесь. Боритесь, идите в политику, чего вы стесняетесь на самом деле? Почему туда постоянно идут люди, которым руки не подашь? Идите вы. Мы будем работать снизу, а вы будете работать сверху.

ЯСИНА: Да, я вас слушаю.

СЛУШАТЕЛЬ: Вы знаете, меня удивил ваш пассаж насчет скудости русского языка. Вы говорите, что кроме определения дауншифтинга нет ничего подходящего в нашем русском языке.

ЯСИНА: Слушайте, ну предложите, я очень прошу.

СЛУШАТЕЛЬ: А вот, пожалуйста. Я вот здесь навскидку вам написал: милосердие, сострадание, сочувствие, благотворительность, соучастие.

ЯСИНА: Да это не об этом речь идет, это я все знаю. Вот как назвать то, что человек занимался одним таким вот денежным и чудесным со всех точек зрения (кроме одной, теперешней для него) и потом решил, что вот в детстве он читал книжки не про это. И пойдет так он заниматься теперь тем, про что он…

КРАСНОВА: От чего-нибудь откажется?

ЯСИНА: Да-да-да.

СЛУШАТЕЛЬ: А вот как раз про это и есть, я сказал. И второе я хотел сказать: а почему вот благотворительностью занимаются в основном обычные простые люди? Бабушки, рабочие, служащие?

ЯСИНА: Слушайте, да неправда это.

СЛУШАТЕЛЬ: А вот, допустим, есть такой человек Ходорковский. А сколько он, допустим, на это дело денег своих…

ЯСИНА: Слушайте, про это…

КРАСНОВА: Вы не поверите. Послушайте, можно я вам расскажу? Послушайте. В Москве есть фонд «Созидание». Фонд «Созидание» в прошлом году проводил конкурс, который меня потряс до глубины души – «Сельские библиотеки». Ходорковский вложил столько денег в сельские библиотеки, послушайте, по всей России в каких-то глухих тараканьих углах, где кажется, что вообще, понимаете, птица не пролетала.

Поселок «Устьвымлага», где на самом деле маленький пятачок – понимаете, вот туда Ходорковский вложил деньги, там работает компьютер, там работает Интернет, там эта библиотекарша: она не только библиотекарь, она на самом деле и юрисконсульт, она и медицину какую-то им по этому Интернету ищет. И эти люди до сих пор богу молятся на этого самого Ходорковского. Вы не поверите, сколько денег он вложил в библиотеки. Я не даже не знаю, наверное, Ирину Евгеньеву проще спросить, во что еще он вкладывал.

ЯСИНА: Нет. Сильно по адресу этот вопрос. И я, наверное, в следующий раз на эту тему поговорю (чтобы не думали, что я о себе), потому что когда-то я была одним из директоров фонда «Открытая Россия», который Ходорковский основал. И у нас были многодесятимиллионные бюджеты, которые мы тратили вот ровно на такие вещи, в частности: на оборудование детских домов компьютерами, на покупку компьютеров для колоний несовершеннолетних, на то, на се – в общем, видимо, придется об этом поговорить.

Но не один Ходорковский, вы будете смеяться, а из списка наших богатых людей очень много кто чем полезным занимается: и актеры, и олигархи, и прочие-прочие. Просто в нашей стране не принято об этом говорить. Я не знаю, почему: из ложной ли скромности, из каких-то других соображений? Об этом, видимо, нам стоит поговорить, Татьяна, может быть, ты что-то на эту тему скажешь. Почему не принято говорить об этом?

КРАСНОВА: Ты знаешь, мне кажется, иногда люди боятся показаться милосердными. Общество такое вокруг, что лучше всего ты выглядишь, когда у тебя физиономия, знаешь, как вот эта тумбочка из красного дерева, и при этом ты такой крутой, прямо вот сил нет. Вот это на самом деле ты здорово смотришься. А если ты кому-то помогаешь и даешь кому-то какую-то денежку – о, ну все, мужик потек.

ЯСИНА: Слушай, а может быть, есть такое соображение, что: «Вот я откроюсь, что у меня много денег, и я могу помочь кому-то».

КРАСНОВА: И это тоже.

ЯСИНА: «И ко мне придет налоговая какая-то».

КРАСНОВА: И это тоже.

ЯСИНА: «И менты, СЭС, пожарники», – я не знаю.

КРАСНОВА: И это тоже.

ЯСИНА: И это тоже есть.

КРАСНОВА: И это тоже есть. Но на самом деле, вы не поверите, после того, как я начала заниматься вот тем, чем я сейчас занимаюсь, у меня очень сильно изменилось мировоззрение. Едучи на своем крайне бюджетном автомобиле, я, знаете, теперь иногда смотрю на проезжающие мимо меня «Maybach» и думаю: елки-палки, а вдруг там едет один из тех людей, которые… Например, один-единственный такой фантастический человек называется капитан Немо (вся благотворительная тусовка про него знает), это человек, который приходит на помощь тогда, когда отказались все.

ЯСИНА: Но никто не знает, кто это.

КРАСНОВА: Никто не знает, кто это. И он дает такие деньги, ребята, что, наверное, он едет на «Maybach». И поэтому теперь, когда я еду мимо «Maybach», и он меня так слегка прижимает на моем «Logan», я думаю: ладно, ничего.

ЯСИНА: Татьяна, я сегодня видела тебя вначале нашей встречи очень счастливой, и ты все время говорила про какие-то случайно упавшие на тебя тысячи долларов.

КРАСНОВА: А у меня сегодня приехал с Украины и лег в больницу мальчик в очень тяжелом состоянии. Этому мальчику придется заплатить минимум полмиллиона для того, чтобы он хотя бы очухался, а дальше врачи скажут: будут они дальше лечить или не будут. Приехал мальчик Богдан, мальчик лег на койку, а я легла с валокордином, потому что, действительно, это бешеные деньги.

Вот, и я написала у себя в «Живом Журнале» про то, что бешеные деньги. Ребята, через два часа мне позвонил неизвестный мне человек, сказал, что его зовут Илья. А потом от него приехал шофер и привез мне 7000 долларов.

ЯСИНА: Видимо, Илья тоже не бедный человек. А может быть, и на «Maybach».

КРАСНОВА: Наверное, нет. Я думаю, что нет, но по крайней мере я одно могу сказать: в общем, пусть этому Илье будет так, как ему желает папа этого мальчика.

ЯСИНА: Вот я вспоминаю разговор со своей одной хорошей коллегой Зоей Ерошок из «Новой газеты», когда ей на семинаре, где мы с ней выступали, был задан вопрос: «Кто больше помогает – богатые или бедные?» И Зойка ответила гениально, она сказала: «Помогают добрые».

КРАСНОВА: Добрые, совершенно верно.

ЯСИНА: И их практически одинаково: и среди бедных, и среди богатых, и среди пенсионеров, и среди студентов (ну, иногда меньше среди студентов, но это вопрос времени) – всех их поровну. Ребята, давайте ценить себя дороже, давайте думать о себе лучше, не смысле, что: мы – великая держава и запугаем весь мир, сейчас пушки понацелим, и вообще все зайдутся в истерике от страха. Нет, мы должны думать о себе лучше, потому что среди нас очень много поистине добрых людей.

КРАСНОВА: И мы, кроме всего прочего, хотелось бы думать, свободные люди. Потому что свободный человек – это человек, который отвечает не только за себя, но и еще за кого-то вокруг себя.

ЯСИНА: Интересно. Ну-ка, не поняла.

КРАСНОВА: Ну, представь себе попугая в клетке, которого хорошо кормят и клетку чистят.

ЯСИНА: Он несвободный.

КРАСНОВА: Нет, абсолютно. На самом деле…