интервалу. Так. если речь идет о том, перевозить ли еще одного пассажира на
поезде, который в любом случае отправится по своему маршруту, предельные
издержки можно считать нулевыми, ибо при всех условиях они очень малы. Для
короткого периода времени - будь то час, день либо неделя - практически все
издержки представляют собой накладные расходы, лаже затраты на смазочные
материалы и уголь, а накладные расходы не включаются в предельные издержки. Но
чем продолжительнее рассматриваемый период, тем больше элементов издержек
включается в предельные издержки. Прежде всего это те, что обычно именуются
прямыми издержками, затем во все большем объеме так называемые накладные
расходы, пока наконец в долговременном аспекте или в том случае, когда речь идет
о планировании расходов новой, еще не существующей производственной единицы, все
(или почти все) издержки, включая амортизационные отчисления, перестают быть
накладными и должны приниматься в расчет при определении предельных издержек, за
исключением тех случаев, когда некоторые факторы, например железнодорожное
полотно в железнодорожном транспорте, в силу самой технологии могут быть
включены в производственный процесс только целиком (принцип "неделимости").
Поэтому следует всегда отличать предельные издержки от (предельных) прямых
издержек.
Это условие зачастую увязывается с определенным правилом, которому должен в
каждый данный момент неукоснительно следовать социалистический - так же как и
капиталистический - менеджмент, чтобы управление было рациональным. Это правило
гласит: "Что прошло, то быльем поросло". Смысл его в том, что в своих решениях
менеджеры не исходят из балансовой стоимости существующих инвестиций. Однако
этим правилом можно руководствоваться только на небольших отрезках времени в
заданных обстоятельствах. Само правило не означает, что ex ante (заранее - лат.)
следует игнорировать те компоненты инвестиционных расходов, которые обязательно
превратятся в постоянные или накладные издержки. Игнорирование этих компонентов
означало бы нерациональное отношение к тому рабочему времени и тем природным
ресурсам, которые идут на производство этих компонентов, тогда как существуют и
альтернативные возможности их использования. По если принимать в расчет все эти
компоненты, то цены должны соответствовать полным издержкам на единицу продукта.
Это при том, что все делается но плану, и отклонения от рациональности в
основном связаны либо с технологическими причинами (с неделимостью), либо с тем,
что реальный ход событий отклоняется от запланированного. При таких условиях
принцип полных издержек может неплохо соответствовать принятой логике
планирования. В краткосрочном аспекте этот принцип может в наибольшей мере
отвечать требованиям рациональности, однако им нельзя руководствоваться
применительно к какой-либо отрасли, действующей в условиях дефицита. Это важно
отметить по двум соображениям.
Первое. Сам принцип полных издержек не признавали. Утверждали даже, что сели бы
цены всегда соответствовали краткосрочным предельным издержкам, то это дало бы
возможность повысить благосостояние (в долгосрочном аспекте). При таком подходе
амортизационные отчисления исключались бы из предельных издержек, и накладные
расходы (например, стоимость моста) должны были бы финансироваться за счет
налогообложения. Из правила, изложенного нами, этого не следует, и отступать от
него было бы нерационально.
Второе. Постановление центральных органов России в марте 1936 г., ликвидируя
систему субсидий ряду отраслей промышленности, действовавшую прежде, ввело
следующее правило формирования цен: цена должна быть равна сродней величине
полных издержек на единицу продукта плюс надбавка на накопление. В отношении
первой части этого правила можно сказать, что, хотя она не строго корректна,
степень ее неправильности не так велика, как этого можно ожидать, если судить по
вовсе некорректной второй части. В отношении этой самой второй части надо
признать, что безусловные возражения, вызываемые ею, в значительной мере
утрачивают основания, если принять в расчет условия, сложившиеся в то время, или
потребность в ускоренном развитии. Читатель в этой связи, видимо, вспомнит
аргументы из второй части этой книги, относящиеся к капиталистической экономике.
Поэтому вполне допустим вывод, что советское правительство правильно действовало
в обоих случаях - и когда использовало политику субсидий, вплоть до
финансирования инвестиций для убыточных предприятий, и когда частично отказалось
в 1936 г. от этой практики.]
В таком случае задача, которая стоит перед управляющими, имеет единственное
решение. Подобно тому, как при капитализме каждой фирме, действующей в
высококонкурентной отрасли, известно, что, в каком объеме и каким образом
производить при данных технологических условиях, существующих реакциях
потребителей (их вкусах и доходах) и ценах на средства производства, так же и
отраслевые управленческие структуры в нашем гипотетическом обществе знали бы,
что и как производить, в каком объеме "покупать" факторы производства у
Центрального органа, если "цены" факторов опубликованы и потребители выявили
свои "запросы".
В каком-то смысле эти цены, в отличие от цен на потребительские товары,
устанавливаются односторонним образом, по усмотрению центральной власти. Однако
и здесь "спрос" менеджеров на средства производства столь же четко
детерминирован, как и спрос потребителей на потребительские товары. Нужно еще
только, чтобы правило, которым руководствуется Центральный орган в своей
деятельности по установлению цен, соответствовало рациональному критерию
максимального удовлетворения. Само это правило очевидно. Центральный орган
должен устанавливать единую цену для всех покупателей за товар определенного
вида при одинаковом его качестве. Ценовая дискриминация, т. е. назначение
различных цен для разных покупателей за товар одного и того же вида и качества,
в принципе допустима [Существуют исключения, которые имеют немаловажное
значение, но они не затрагивают логики наших рассуждений.], но по соображениям
иного, неэкономического характера. Центральный орган также должен следить, чтобы
цена на каждый вид продукции "расчищала рынок", т. е. чтобы не оставалось
невостребованных товаров и чтобы весь существующий при данных "ценах" спрос был
удовлетворен. В обычных условиях этого правила достаточно для рациональной
калькуляции издержек и, следовательно, экономически рационального распределения
производственных ресурсов (поскольку первое - не что иное, как метод обеспечения
и осуществления второго), а тем самым и для обеспечения рациональности самого
плана производства в социалистическом обществе. В доказательство можно привести
следующее соображение: пока выполняется сформулированное выше правило, ни один
элемент производственных ресурсов не может быть перемещен в какую-либо другую
производственную сферу без того, чтобы это не сопровождалось потерей такой же
(или большей) величины ценности (выраженной в потребительских долларах) по
сравнению с величиной ценности, которая была бы дополнительно получена при
использовании этого элемента в новой сфере. Иными словами, производство в каждой
отрасли должно отвечать требованиям рациональности, при том что при данных
общественных условиях перемещение ресурсов может происходить беспрепятственно.
Этим выводом завершаются наши соображения, связанные с обоснованием возможности
рационального социалистического планирования при стационарном экономическом
процессе, где все повторяется в неизменном виде и поддается правильному
предвидению, где не происходит ничего, что способно было бы сорвать рациональный
план.
4. Но если мы и выйдем за пределы ограничений, налагаемых теорией стационарного
процесса, и включим в анализ явления, связанные с индустриальным развитием,
больших осложнений ото не создаст. Поскольку речь идет об экономической логике,
нет оснований полагать, что социализм описываемого здесь типа, теоретически
способный совладать с повторяющимися задачами по управлению экономикой в
стационарных условиях, непременно потерпит крах, если ему придется решать
проблемы, связанные с "прогрессом". Ниже будет показано, почему, тем не менее,
для успешного развития социалистического общества столь важно, чтобы
предшествующий ему капитализм не только в наибольшей мере вооружил его - опытом,
техникой и ресурсами, но и сам успел "перебеситься" и достичь зрелости,
приближаясь к стационарному состоянию. Причина здесь, однако, не в том, что
невозможно выработать рациональный и однозначно детерминированный курс для
социалистической экономики, которому надо следовать, когда появляется
возможность усовершенствовать технику и технологию.
Предположим, что разработано новое и более производительное оборудование для
производственного процесса в некой отрасли промышленности X. Чтобы исключить
вопросы, связанные с финансированием инвестиций, - к ним мы вернемся чуть позже
- и вычленить интересующий нас комплекс проблем, допустим, что новое
оборудование может производиться на тех же заводах, которые до сих пор выпускали
менее эффективную технику, причем производиться при тех же затратах
производственных ресурсов. Управленческие структуры отрасли X, следуя важнейшему
требованию инструкции по обеспечению эффективности - производить самым
экономичным образом, - возьмут новое оборудование на вооружение, так что
производство прежнего объема продукции потребует теперь меньших затрат. Это
значит, что появится возможность передать Министерству или Центральному органу
меньшее количество потребительских долларов, чем их было получено от
потребителей. Эту разницу можно назвать как угодно - буквой D, лопатой или
"прибылью". Управленческие структуры нарушили бы третье требование инструкции,
если бы получили эту "прибыль". Чтобы выполнить это требование, им пришлось бы
незамедлительно увеличить объем производства, но тогда прибыли не возникнет. Но
потенциальной возможности возникновения прибыли в расчетах менеджеров уже
достаточно для выполнения той единственной функции, которая у прибыли остается в
рассматриваемых условиях: прибыль с однозначной определенностью указывает, куда
и в каком объеме должны, исходя из требований рациональности, перемещаться
ресурсы.
Если в какой-то период, когда имеющиеся общественные ресурсы полностью
используются для поддержания данного уровня потребления, появляется возможность
ввести усовершенствование - например, построить новый мост или железную дорогу,
- потребуются дополнительные факторы производства, иначе говоря, -
дополнительные инвестиции. При этом возможны различные варианты решения: либо
придется увеличить продолжительность рабочего времени сверх того, что, как мы
исходили до сих пор, было установлено законом; либо сократить потребление; либо
сделать и то, и другое. По тогда наши допущения, рассчитанные на самое
простейшее решение экономической проблемы, исключат возможность
"автоматического" решения, предполагающего, что Центральному органу и отраслевым
управлениям не придется ничего больше делать, как только следовать за
объективными показателями в рамках трех сформулированных правил рациональности.
Это значит, что несостоятельна наша схема, а вовсе не социалистическая
экономика. Если мы хотим, чтобы такое автоматическое решение стало возможным,
надо отменить закон, но которому все своевременно не использованные купоны на
потребительские товары аннулируются, отказаться от идеи абсолютною равенства
доходов и предоставить Центральному органу право выплачивать премии за
сверхурочную работу и - как бы это назвать? - за "сбережения". Возможные
усовершенствования или инвестиции должны осуществляться в таком объеме, чтобы
даже наименее привлекательные из них могли принести "прибыль", равную премиям,
которые придется выплатить за необходимую сверхурочную работу или сбережения
(или и за то, и за другое). Это условие однозначно определяет все новые
переменные, которые включает в себя наша проблема - в том случае, если
сверхурочная работа и сбережения в соответствующем временном интервале являются
однозначными функциями соответствующих премий [Надо сказать, что эта проблема
возникает лишь в случае новых инвестиции. Те же инвестиции, которые постоянно
необходимы для поддержания стационарного процесса, могут и должны обеспечиваться
точно так же, как все другие статьи издержек. В частности, здесь не надо будет
выплачивать процент. Воспользовавшись случаем, отмечу, что отношение социалистов
к феномену процента неоднозначно. Сен-Симон считал его чем-то, почти само собой
разумеющимся. Маркс полагал, что в социалистическом обществе его не будет.
Некоторые современные социалисты вновь признали его. В хозяйственной практике
Советской России процент используется.]. Допустим, для удобства, что "доллары",
расходуемые в качестве премий, суммируются с ранее выданным долларовым доходом.
Нет необходимости останавливаться на связанных с этим разного рода поправках.
Однако все эти доводы в отношении инвестиций еще больше убеждают в том, что
предложенная схема, казалось столь удачная для решения нашей конкретной
проблемы, - не единственно возможный проект социалистической экономики, и ему не
обязательно следовать в социалистическом обществе. Социализм не должен быть
уравнительным, но и при любой степени неравенства, допустимой при социализме,
едва ли возможна такая норма накопления, которая обеспечивается в
капиталистическом обществе в среднем на протяжении экономического цикла. Даже
при капитализме неравенство не способно поддерживать инвестиционный процесс на
нужном уровне. Его поддерживают корпоративное накопление и "создаваемые" банками
кредитные ресурсы, а эти механизмы не отличаются ни автоматизмом действия, ни
однозначно детерминированным характером. Следовательно, если социалистическое
общество стремится достичь такой же или даже большей нормы реальных инвестиций
(чего, конечно, ему не требуется), необходимо прибегнуть к иным методам, нежели
"бережливость". Вполне возможным было бы накопление за счет "прибыли", которая
из потенциальной превратилась бы в реальную, и за счет использования механизма
создания кредитных ресурсов, аналогичного тому, о котором говорилось. Впрочем,
гораздо более естественно оставить этот вопрос на усмотрение Центрального
органа, съезда или парламента, которые сами в состоянии решить его в ходе
формирования общественного бюджета. Если голосование по вопросам, связанным с
"автоматическими" процессами в экономике общества, носило бы сугубо формальный
характер или сводилось бы к функции контроля, то голосование по поводу
инвестиций - по крайней мере их объема - потребовало бы реальных решений, наряду
с голосованием о расходах на армию и т. п. Проблема согласования решения об
объеме инвестиций с "автоматическими" решениями, касающимися количества и
состава потребительских товаров для индивидуального потребления, не содержит
особых сложностей. Однако, если мы примем такую лотку действий, нам придется
весьма существенно пересмотреть основополагающий принцип нашей схемы.
Изменение других частей нашего проекта может происходить в рамках принятой общей
схемы. Например, если речь не идет о сверхурочной работе, я исходил из того, что
отдельные лица не могут но своему усмотрению решать, сколько они будут работать,
хотя как избиратели и но другим общественным каналам они могли бы влиять на
такие решения в той же мере, в какой они влияют на решения о распределении
доходов и т. д. Я также полагал, что отдельные лица пользуются свободой выбора
занятия и места работы только в тех рамках, которые считает возможным и
необходимым установить Центральный орган, руководствуясь потребностями
принятого генерального плана. Эту систему организации легче представить себе,
если провести аналогию с обязательной службой в армии. Существо дела неплохо
выражает лозунг: "каждому по потребностям, от каждого по способностям". Во
всяком случае, достаточно лишь небольших модификаций, чтобы соответствие было
обеспечено. А можно вместо этого оставить за отдельными гражданами право
решать, сколько и какую именно работу они должны выполнить. Рациональное
распределение рабочей силы будет тогда достигаться с помощью системы
стимулирования - в этом случае премиальные надбавки должны предоставляться не
только за сверхурочный труд, но и за всю работу в целом, чтобы повсеместно
обеспечить соответствие "предложения" труда разного типа и различной степени
сложности структуре потребительского спроса и принятой программе
капиталовложений. Эти премиальные должны очевидным образом соотноситься с
привлекательностью или непривлекательностью каждого вида работы и с необходимым
для ее выполнения уровнем квалификации, т. е. с тарифными ставками заработной
платы, принятыми в капиталистическом обществе. Мы вправе говорить о "рынке
труда", хотя аналогии между заработной платой при капитализме и премиальной
системой при социализме не следует придавать слишком большое значение. Включение
в предлагаемую нами схему такого механизма, разумеется, во многом ее изменит,
однако не затронет характера социалистической системы. Ее формальная
рациональность станет в действительности еще более рельефной.
5. Более явным станет и то фамильное сходство между коммерческой и
социалистической экономикой, которою читатель не мог не заметить с самого
начала. Поскольку это сходство, по-видимому, доставляет удовольствие
несоциалистам и некоторым социалистам, а других социалистов раздражает, стоит
наконец ясно сформулировать, в чем оно состоит и чем обусловлено. Тогда мы
убедимся, сколь малы основания и для удовольствия, и для досады. Пытаясь
построить рациональную схему социалистической экономики, мы использовали
механизмы и понятия, которые традиционно облекались в термины, знакомые нам по
теоретическим работам, рассматривающим проблемы капиталистической экономики. Мы
описали механизм, который сразу же становится понятным, стоит лишь ввести слова
"рынок", "купля и продажа", "конкурирующий" и т. д. Мы как бы использовали (или с
трудом удерживались от использования) такие отдающие капитализмом термины, как
цены, издержки, доходы и даже прибыли, тогда как другие - рента, процент,
заработная плата, а также и деньги - терпеливо ждали своей очереди.
Рассмотрим одну из бесспорно худших для социалистов ситуаций - наличие ренты,
т. е. дохода, получаемого при производительном использовании природных факторов,
скажем "земли". Наша схема, разумеется, не предполагает, что всякий
землевладелец получал бы земельную ренту. Тогда что же следует из наличия ренты?
Всего лишь то, что всякая земля (а сверхизобилия земли в обозримом будущем не
предвидится) должна экономично использоваться или рационально распределяться,
так же как труд или другие производственные ресурсы. Для этого каждый участок
должен получить экономическую оценку, исходя из которой будет определяться
целесообразность тех или иных предлагаемых вариантов использования этой земли.
Благодаря этим оценкам земля и включается в систему общественного учета. Без
этого социалистическое общество было бы обречено на нерациональное
хозяйствование. Но проведение такой оценки земли вовсе не содержит уступки
капитализму или капиталистическому духу. Все, что есть коммерческого или
капиталистического в земельной ренте - как в экономическом, так и в
социологическом смысле, - и все, чему может симпатизировать защитник частной
собственности (частный доход, частная собственность на землю и т. д.), здесь
полностью устранено.
"Доходы", которыми мы вначале наделили граждан социалистического общества, -
это не заработная плата. В действительности, если их проанализировать, то станет
ясно, что этот доход - соединение принципиально разных экономических элементов,
из которых лишь один мог бы быть связан с предельной производительностью труда.
Премии, о которых затем шла речь, ближе к заработной плате, выплачиваемой в
капиталистическом обществе. Но эти премии существуют только в бухгалтерских
книгах Центрального органа, где они фигурируют всего лишь как коэффициенты,
оценивающие труд разных видов и степеней сложности в целях рационального его
распределения. Эти коэффициенты по своему содержанию не имеют в себе ничего
схожего с заработной платой при капитализме. По ходу дела заметим, что поскольку
мы можем по своему усмотрению выбрать название для тех единиц, в которых
выражаются притязания граждан на потребительские товары, мы можем именовать их и
часами труда. И поскольку общее количество этих единиц в пределах ограничений,
определяемых целесообразностью, также устанавливается произвольно, мы можем
приравнять их к часам фактически отработанного времени при условии сведения
труда всех видов и степеней сложности к некоему стандартному труду в духе
Рикардо и Маркса. Наконец, наше гипотетическое общество может взять на
вооружение принцип, по которому "доходы" должны быть пропорциональны тому
количеству часов стандартной работы, которая была выполнена каждым членом
общества. Для осуществления этого принципа пришлось бы ввести систему трудовых
чеков. Интересно, что если не принимать в расчет технические трудности, на
которых мы сейчас останавливаться не будем, система могла бы быть вполне
жизнеспособной. Но, очевидно, и тогда "доходы" не станут "заработной платой". Не
менее ясно также, что жизнеспособность такого механизма не может служить
аргументом в пользу трудовой теории стоимости.
Вряд ли есть необходимость проделывать подобную процедуру сопоставления в
отношении категорий прибыли, процента, цен и издержек. Причина упомянутого
фамильного сходства уже и так ясна: наш социализм ничего не заимствует у
капитализма, однако сам капитализм берет многое из совершенно универсальной
логики выбора. Всякое рациональное поведение непременно должно иметь
определенное формальное сходство с любыми другими проявлениями рационального
поведения. А в сфере экономики унифицирующее влияние рациональности как таковой
особенно значительно, по крайней мере там, где дело касается экономического
поведения, описываемого чистой теорией. Категории, выражающие определенную
поведенческую модель, пропитываясь специфическим содержанием, связанным с некой
исторической эпохой в сознании рядового человека сохраняют приобретенный облик.
Если наше изучение экономики было бы исторически связано с социалистическим
обществом, то сейчас все выглядело бы так, будто при анализе капиталистических
процессов мы заимствуем экономические категории социализма.
Собственно говоря, у экономистов капиталистической ориентации нет оснований
особо ликовать по поводу того открытия, что социализму ничего другого не
остается, как использовать механизмы и категории капитализма. Но и у социалистов
столь же мало оснований отрицать это. Только самые наивные люди могут испытать
разочарование, осознав, что социалистическое чудо не создаст собственной логики.
И только приверженцы самых грубых и примитивных разновидностей социалистического
учения в самом этом факте видят угрозу, ибо для них капиталистическая экономика
- дикий сумбур, где нет никакой логики и порядка. Разумные же люди, как
социалисты, так и их оппоненты, в состоянии признать наличие сходства, хотя их
позиции при этом ничуть не сближаются. Однако в отношении использования
терминологии могут высказываться возражения: ссылаются на то, что неудобно
применять термины, несущие дополнительное, но тем не менее очень существенное
содержание, от которого не всякий способен эти термины отделить. К тому же
нельзя не учитывать и такой вариант: можно признать вывод о наличии глубинного
сходства экономической логики в социалистическом и коммерческом обществах,
однако отвергнуть конкретную схему или модель, с помощью которой мы пришли к
такому выводу (см. ниже).
Но и это еще не все. Некоторые экономисты - как социалистических, так и
несоциалистических взглядов - не только хотели, но просто горели желанием
обнаружить сильное фамильное сходство между социалистической экономикой, какой
она видится в будущем, и коммерческой экономикой с совершенной конкуренцией.
Есть даже школа социалистической мысли, готовая прославлять совершенную
конкуренцию и отстаивать социализм на том основании, что социализм -
единственный способ достижения в современном мире тех результатов, которые несет
с собой совершенная конкуренция. Вполне очевидно, что такая позиция,
свидетельствующая на первый взгляд об удивительной широте ума, на самом деле
привлекает себе сторонников тактическими преимуществами. Просвещенный социалист,
не хуже всякого грамотного экономиста видящий слабости аргументации марксистской
и других социалистических теорий, может, таким образом, признать то, что, как
ему подсказывает чутье, нельзя не признать, и при этом не поступаться своими
убеждениями, потому что он признает то, что относится к той исторической стадии,
которая, несомненно, осталась в прошлом (если она вообще когда-нибудь
существовала). Такая позиция позволяет, проявляя благоразумие, обращать нападки
только на неконкурентную экономику и со знанием дела выдвигать обвинения против
современного капитализма, в частности, в том, что он сделал целью производства
не удовлетворение потребностей людей, а извлечение прибыли. В отношении
конкурентной экономики такого рода обвинения были бы просто нелепы. Просвещенный
социалист может озадачить и смутить добропорядочных буржуа, уверяя их, что
только социализм позволит осуществить их собственные давнишние чаяния и то, что
проповедовали их экономические наставники. Однако аналитические преимущества,
получаемые при акцентировании фамильного сходства двух типов экономики, не
столь велики [См. гл. VIII.].
Как мы уже убедились, отвлеченная концепция совершенной конкуренции, которая
была сконструирована в рамках экономической теории для решения ее собственных
задач, во главу угла ставит вопрос о том, могут ли отдельные фирмы, действуя
самостоятельно, оказывать влияние на цены своей продукции и своих факторов
производства. Если не могут - то есть если любая фирма - всего лишь капля в
море, и потому она вынуждена принимать цены, существующие на рынке, - тогда
теоретик говорит о существовании совершенной конкуренции. Можно
продемонстрировать, что в этом случае совокупным результатом пассивных реакций
всех индивидуальных фирм будут такие рыночные цены и такие объемы выпускаемой
продукции, которые имеют определенное формальное сходство с индексами
экономической значимости я объемами производства в нашем проекте
социалистической экономики. Однако во всех действительно существенных моментах
принципах образования доходов, отборе промышленных лидеров, распределении
инициативы и ответственности, определении успехов и неудач - во всем, что
формирует действительный облик конкурентного капитализма, представленный проект
социализма - противоположность совершенной конкуренции. От совершенной
конкуренции он отстоит гораздо дальше, чем от капитализма большого бизнеса.
Поэтому я не считаю, что социалистический проект можно отвергнуть на том
основании, что он представляет собой заимствование из коммерциализма или что
здесь социалистический запал растрачивается на какое-то неблагое дело. Мне
гораздо ближе взгляды тех социалистов, кто отвергает этот проект по другим
причинам. Действительно, я и сам подчеркивал, что предложенный метод создания
"рынка" потребительских товаров и ориентирование производства на показатели
этого рынка, в большей степени по сравнению со всеми другими (например, с
методом принятия решений большинством голосов) удовлетворяет запросы каждого
члена общества. Не существует института более демократичного чем рынок, и в этом
смысле наш метод обеспечит "максимальное удовлетворение". Но сам этот максимум
имеет краткосрочный характер [Однако это достоверно существующий максимум, и как
таковой он обеспечивает экономическую рациональность данной разновидности
социализма точно так же как максимум при конкурентном механизме обеспечивает
рациональность конкурентной экономики. Но и в том, и в другом случае это не
имеет большого значения.] и вдобавок является относительным, поскольку зависит
от того, что именно в данный момент люди включают в круг своих потребностей.
Только такая разновидность социализма, которая откровенно ставит во главу угла
"сытость" людей ("социализм бифштексов"), может сводить свою цель к достижению
"максимального удовлетворения". Я не стал бы осуждать социалистов, презирающих
такого рода цель и мечтающих о создании для человека новых форм культуры, а
возможно, и о создании человека нового типа. Если социализм действительно
внушает какие-то надежды, то они находятся именно в этой области. Социалисты,
придерживающиеся такой точки зрения, могут вместе с тем допускать, что их
государство будет руководствоваться реально существующими вкусами граждан
только в вопросах, относящихся к чисто гедонистической сфере. Но в решении всех
других задач, не только в инвестиционной политике, где мы и сами условно
прибегли к такому механизму, они признают необходимость Госплана. За гражданами
признается право выбора между горохом и бобами. Не исключено, что им будет также
предоставлена возможность выбирать между молоком и виски или покупкой лекарств и
благоустройством жилища. Однако им не позволят выбирать между праздностью и
посещением храмов, если последние будут сохранены в качестве того, что немцы
неуклюже, но многозначительно называют объектами (или воплощением) культуры.
6. Предположим, что выбрасываем "рынки" за борт. Тогда с необходимостью
возникает вопрос, должны ли последовать за ними рациональность и
детерминированность. Ответ очевиден. В этом случае потребуется административный
орган для оценки, т. е. определения коэффициентов значимости всех потребительских
товаров. Если у административного органа есть своя система ценностей, эти
индексы могли бы быть определены столь же однозначно, как у Робинзона Крузо
[Вероятно, по этой причине Маркс и проявлял значительный интерес к "экономике
Робинзона Крузо".]. А дальше процесс планирования может идти в основном так, как
в нашей исходной схеме. Купоны, цены и условные счетные единицы, как и там,
использовались бы в целях контроля и для калькуляции издержек, хотя они и
утратили бы родство с располагаемым доходом и его единицами. Все категории,
обусловленные общей логикой экономических действий, неизбежно вернулись бы на
сцену.
Следовательно, любая разновидность централистского социализма может успешно
взять первый барьер - обеспечить логическую определенность и последовательность
социалистического планирования. Стало быть, можно сразу же перейти к
рассмотрению второго препятствия - "практической неосуществимости". Сегодня,
пожалуй, большинство экономистов антисоциалистического толка, признав свое
поражение на ниве чистой логики, склонны оперировать именно этим аргументом. По
их мнению, перед Центральным органом в нашей гипотетической системе встанет
задача неразрешимой сложности [Этой линии придерживаются большинство теоретиков
несоциалистических убеждений, признавших чисто логическое обоснование
возможности социализма. Среди наиболее авторитетных экономистов назовем
профессоров Роббинса и фон Хайека]. Некоторые добавляют, что функционирование
социалистического механизма возможно только при условии коренной переделки душ
или поведения людей - назовите как хотите. Однако исторический опыт и здравый
смысл говорят о том, что такая перестройка совершенно нереальна. Не будем
принимать в расчет это второе соображение, а рассмотрим первое.
Во-первых, даже мельком взглянув на предложенное нами решение рассматриваемой
теоретической проблемы, читатель не может не оценить высокую степень его
нерациональности. В самом деле, оно не только устанавливает логическую
возможность решения, но также показывает, каким образом оно может быть
реализовано на практике. Оно остается в силе, даже если мы, не прибегая ни к
каким уловкам, выдвинем требование, чтобы сам произведет венный план составлялся
ab ovo [С самого начала (лат.).]. Иначе говоря, план не должен основываться на
прошлых объемах производства и ценностях; при его разработке следует опираться
лишь на сведения об имеющихся ресурсах и технологиях и на общие представления о
том, какого типа люди будут обеспечивать осуществление этого плана. Более того,
нельзя упускать из виду, что в нынешних условиях социалистическая экономика
нуждается в громоздком бюрократическом аппарате. По крайней мере, социальные
условия должны благоприятствовать его формированию и функционированию. Это одна
из тех причин, которые требуют учета всего комплекса социальных и исторических
факторов при обсуждении экономических проблем социализма. Речь идет сейчас не о
том, каков этот административный аппарат, заслуживает или не заслуживает он всех
тех пренебрежительных замечаний, которые многие из нас (да и сам я не
исключение) склонны отпускать в адрес бюрократии, и какой мере он соответствует
стоящим перед ним задачам. В данном случае важно подчеркнуть другую мысль: нет
оснований сомневаться, что административный аппарат, раз уж он существует, так
или иначе справляется со своими задачами.
В любой нормальной ситуации он будет располагать достаточной информацией для
того, чтобы с большой степенью надежности определить необходимый объем продукции
во всех важнейших отраслях. Тогда все остальное можно было бы урегулировать
методом "компетентных" проб и ошибок. В этом отношении нет принципиальных
различий [Некоторые авторы, видимо, полагают, что процесс, в результате которого
достигается равновесие, может быть точно таким же, как и при совершенной
конкуренции. Однако это не так. Поэтапно утрясая отдельные пункты плана в ответ
на изменения цен, можно легко упустить саму цель. Вот почему, рассматривая этот
вопрос, я говорил о "компетентных" пробах и ошибках.
Такое согласование, когда оно проводится в капиталистической экономике, означает
важнейший шаг в направлении социализма. Оно в самом деле ведет к постепенному
облегчению проблем переходного периода и само является признаком вступления в
этот период. Бескомпромиссная борьба с этой тенденцией равносильна борьбе с
социализмом.] между социалистической и коммерческой экономикой. Это касается и
тех проблем, с которыми сталкивается теоретик, когда выясняет, каким образом
экономическая система приходит к некоему "рациональному" или "оптимальному"
состоянию (иначе говоря - к достижению условий максимума), и тех, которые
приходится решать менеджерам в их практической деятельности. Если же мы с самого
начала будем основываться на опыте предшествующей экономики, - что признают
необходимым большинство социалистов и особенно Карл Каутский, всегда стоявший
на этой позиции, - то задача, разумеется, намного упростится, в частности, при
использовании опыта большого бизнеса.
Во-вторых, вновь обратясь к нашему проекту, нетрудно убедиться в следующем:
проблемы, с которыми сталкивается социалистический менеджмент, не только
поддаются практическому разрешению, как и аналогичные проблемы в коммерческом
обществе, но при социализме решать их было бы легче. Это можно понять, вспомнив,
что одна из главных сложностей управления бизнесом, поглощающая львиную долю
энергии высшего руководства, связана с факторами неопределенности, которые
должны приниматься в расчет при каждом решении. Среди них очень важную роль
играют реакции реальных и потенциальных конкурентов компании, а также изменения
общей экономической ситуации. Хотя в социалистическом обществе другие виды
неопределенности, бесспорно, сохранятся, две названные, по всей вероятности,
почти полностью исчезнут. Администрация социализированных отраслей и предприятий
имела бы возможность доподлинно знать, как их коллеги собираются действовать, и
ничто не помешало бы им достичь согласованности действий". Центральный орган
может и даже неизбежно будет собирать, анализировать и распространять
информацию, а также координировать процесс принятия решений - во всяком случае
не в меньшей степени, чем управленческие органы всеобъемлющих картелей. Это в
громадной мере снизит нагрузку на мозги управляющих. В такой системе от
менеджеров не потребуется столь высокого интеллекта, как от тех, кто должен
вести достаточно большой корабль по бурным волнам капиталистического моря. Этого
достаточно, чтобы считать нашу теорему доказанной.
Глава семнадцатая.
Сравнительный анализ проектов общественного устройства
1. Предварительные замечания
Читатель, познакомившись с предшествующими главами. вправе ожидать теперь
сравнения представленного социалистического проекта с капитализмом. Разумнее,
видимо, было бы не идти навстречу ожиданиям, ибо каждый, кто не лишен начисто
чувства ответственности, понимает, что сравнивать реально существующую систему с
неким умозрительным построением (а ни один социалист не станет утверждать, что в
России социалистическая идея нашла полное воплощение) чрезвычайно рискованно. Мы
все же пойдем на этот риск, ни на миг не забывая, что кроме мира фактов и
аргументов, которые мы собираемся анализировать, существует мир личных
предпочтений, убеждений и оценок, в который нам не следует погружаться. Только
предельно сузив свою задачу и ясно осознав все сложности и ловушки на этом пути,
можно рассчитывать на успех.
В частности, мы не будем проводить сопоставление коммерческого и
социалистического общества как двух типов цивилизации. Чтобы понять тщетность
подобного сравнения, достаточно вспомнить о том свойстве социализма, которое я
назвал культурной недетерминированностью. Есть и другая причина, заставляющая
воздержаться от такого сравнения. Даже если бы социалистический тип цивилизации
был жестко связан с какой-то одной определенной моделью, то и в этом случае
сравнительный анализ оставался бы проблематичным делом. Отдельные идеалисты и
люди маниакального склада не склонны видеть тут сложности. К тому же они
заведомо облегчают себе задачу, вычленяя для сравнения какую-то одну черту,
якобы отличающую "их социализм", и игнорируя все прочие его свойства. Но если
не вставать на этот путь и попытаться в меру возможностей представить ту или
иную цивилизацию всесторонне и притом на всех этапах ее существования, неизбежно
придешь к выводу, что каждая цивилизация - это особый мир, несоизмеримый с любым
другим.
Однако в интересующей нас области сопоставительного анализа существует и такой
аспект, как сравнение реальных достижений культуры с потенциальными
возможностями. Нередко можно услышать утверждение, что социализм, избавив
индивида от экономических забот, приведет к небывалому подъему творческих сил,
прежде уходивших на добывание хлеба насущного. В какой-то мере это так. Всякое
"плановое" общество может стимулировать развитие культуры, так же как оно может
в силу других причин и по другим направлениям подавлять его. Сам тезис о
стимулировании вызывает возражение: высказывается мнение, что общественные
власти - насколько об этом можно судить - вряд ли будут способны взять на себя
ответственность за поиск и пестование талантов, и что нет достаточных оснований
верить, что эти власти скорее сумели бы оценить Ван Гога, чем это сделало
капиталистическое общество. Но такого рода возражение неправомерно, поскольку в
компетенцию общественной власти это и не должно входить. От нее требуется только
одно - обеспечить, чтобы Ван Гог наряду с другими получал свой "доход" и не
работал слишком много. Во всех обычных случаях этого было бы достаточно.
Правда, когда речь идет о Ван Гоге, нельзя быть уверенным, что создание
необходимых условий послужило бы его творческому взлету.
Более весомым представляется другое возражение. Оно связано с тем, что в области
культуры, а также и в других поборники социализма склонны недооценивать, а
нередко и вообще отрицать то обстоятельство, что в определенной мере
социалистические идеалы уже реализованы в современном мире. Капитализм в гораздо
большей степени, чем полагает большинство из нас, создаст условия для реализации
талантов. Есть доля истины в жестокой формуле типичного буржуа, столь
раздражающей многих достойных людей: если талант не способен использовать
предоставляемые ему возможности, он и не заслуживает лучшей участи. Хотя эти
возможности и не таковы, как нам хотелось бы, они тем не менее, бесспорно,
существуют. Современный капитализм располагает целой системой мер, призванных на
самых ранних стадиях выявлять и развивать самые разные способности. Иногда
сложность состоит не в поиске средств для поддержания таланта, а в том, чтобы
найти талант, достойный предлагаемой поддержки. Более того, в самой природе
капитализма заложено стремление продвигать одаренного индивида и в еще большей
степени способную семью. Поэтому, хотя социальные потери возможны [Примеры
такого рода при ближайшем рассмотрении часто оказываются надуманными либо из них
делаются предвзятые выводы. Кроме того, часть этих потерь не связана с
конкретным типом общественного устройства. Не во всем, что происходит при
капитализме, виноват капитализм.] (особенно ото касается гениев, чьи способности
граничат с патологией), их вряд ли можно считать значительными.
2. Сравнительный анализ экономической эффективности
Итак, мы не будем выходить за пределы экономической сферы, хотя, как я надеюсь,
читатель понял, что для меня она отнюдь не главная.
1. Ограничения, связанные с таким решением, совершенно очевидны, но очевидны и
ловушки, хотя они и наименее опасны на первом этапе анализа, где речь идет
только о сопоставлении проектов. Как и прежде, отложим на время вопрос о
трудностях переходного периода, ибо ото отдельная тема. И допустим, что все они
были успешно преодолены. Если принять нашу логику доказательства возможности и
жизнеспособности социалистической схемы, достаточно было бы даже беглого
рассмотрения результатов действий такой системы, чтобы увидеть веские основания
в пользу вывода об ее преимуществах в экономической эффективности.
Необходимо доказать, что такое превосходство существует по отношению к
капитализму большого бизнеса, или "монополистическому" капитализму, ибо, как
явствует из нашего анализа в гл. VIII, в отношении "конкурентного" капитализма
этот вывод будет тем более правомерен. Многие экономисты, пользуясь тем, что в
отрыве от реальности легко строить любые самые лестные домыслы о конкурентном
капитализме, выработали привычку восхвалять его в противовес последующей
"монополистической" стадии Еще раз подчеркну, что даже если бы все эти
панегирики были вполне оправданы, - а это не так, - и если бы теоретическая
модель совершенной конкуренции когда-либо была реализована в сфере
промышленности и транспорта, - чего никогда не было, - и, наконец, если были бы
справедливы все обвинения в адрес большого бизнеса, - а они далеки от
действительного положения дел, - то и в этом случае нельзя было бы отрицать
большую реальную эффективность капиталистического производства в эпоху
крупномасштабного производства по сравнению с предшествующей стадией мелких и
средних предприятий. Это статистически установленный факт. Но обратившись к его
теоретическому объяснению, мы сможем также осознать, что растущие размеры
компаний и разработка ими стратегий деловой активности - это не только
неизбежное следствие, но в значительной мере также и предпосылка роста
эффективности, фиксируемого статистикой. Иначе говоря, технологические и
организационные возможности, которые доступны фирмам, действующие в условиях,
близких к условиям совершенной конкуренции, никогда не позволили бы достичь
столь же высоких результатов. Следовательно, вопрос о том, как функционировал
бы современный капитализм в условиях совершенной конкуренции, бессмыслен. А
значит, независимо от того факта, что социализм является наследником
"монополистического", а не конкурентного капитализма, нам не стоит уделять
последнему слишком большое внимание.
Сведем экономическую эффективность системы к эффективности производства, хотя и
ее не так-то легко вычленить. Разумеется, сравнение функционирования двух систем
правомерно только применительно к конкретному моменту времени - идет ли речь о
прошлом, настоящем или будущем [Это правило при всей его очевидности часто не
соблюдается. Так, экономику сегодняшнего Советского Союза нередко сравнивают с
экономикой царской России накануне первой мировой войны, хотя четверть века,
прошедшие с тех пор, делают такое сравнение бессмысленным. Единственное, что,
возможно, имеет смысл, это сопоставление с экстраполированной кривой,
построенной, например, на основе данных за гг.]. Но это еще не все,
ибо вопрос не в том, как социалистический менеджмент мог бы вообще
безотносительно к данному моменту времени распорядиться существующим в этот
период капиталистическим производственным аппаратом. Это нас интересует не
намного больше, чем вопрос об использовании некоего запаса потребительских
товаров, попавшего в руки социалистического руководства. Интересно другое: каким
будет или каким был бы производственный аппарат, если бы он создавался не в
условиях капитализма, а при социалистическом управлении. Массив информации о
наших реальных или потенциальных производственных ресурсах, накопленный за
последние 20 лет, при всей его ценности не может сколько-нибудь существенно
помочь в решении нашей задачи. Нам остается представить наиболее полно различия
в механизмах функционирования социалистической и коммерческой экономики и
постараться определить значимость этих различий.
Условимся, что на момент сравнения двух систем демографические условия -
численность населения, его качественные характеристики, вкусы и возрастная
структура - одинаковы в обеих системах. В таком случае мы будем считать
сравнительно более эффективной ту систему, в отношении которой есть основания
полагать, что в долговременном аспекте она произведет больший объем
потребительских благ в единицу времени [Поскольку потоки реального дохода при
капитализме и социализме в определенной мере складываются из различных товаров,
а общие для обеих систем товар включаются в разных пропорциях, без
дополнительных гипотез об изменениях в структуре имеющихся доходов невозможно
оценить значимость этих различий. этой связи возникают достаточно сложные
теоретические вопросы. Где поток peaльных доходов больше, если в
капиталистической системе произведено больше вина, но меньше хлеба, чем в
социалистической? При попытке ответить на этот вопрос мы сталкиваемся с теми же
трудностями, что и при сопоставлении потока доходов за текущий и следующий год в
рамках одной и той же социальной системы (как при определении любого индекса
общего объема производства), только при сопоставлении разных систем эти
трудности многократно возрастают. Для нашей задачи, если брать именно
теоретическую сторону дела, может оказаться приемлемым следующий критерий: поток
доходов будет считаться больше, чем другой, если (и только если) его общая
денежная оценка выше, независимо от того, в какой ценовой системе оба эти потока
оцениваются. Если один поток имеет большую суммарную величину в
капиталистической системе цен и в то же время меньшую величину в
социалистической системе цен, можно считать, что оба потока равны, как если бы
они имели одинаковую величину в обеих ценовых системах. Иначе говоря, можно
считать, что различие между обеими величинами в этом случае не очень
значительны. Предложенное определение, разумеется, не дает решения
статистической проблемы, поскольку мы не имеем возможности оценить оба эти
|
Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 |
