Пять часов настойчивой работы потребовала от нас стена! Рюкзаки, наконец, вытянули, поднялись по веревке ребята, и все мы оказались на балконе над стеной. Устанавливаем палатку и готовимся пораньше лечь спать. Настроение пре­красное, стена пройдена!

Утром выходим в семь, и через четыре часа — мы на вер­шине!

Спуск начинаем по большому кулуару, оборудованному через каждые 40 метров петлями для продергивания веревки. По дну кулуара течет целая река, ручейки льют со стенок. Мы мигом намокаем и, проклиная себя за выбранный путь, проходим веревку за веревкой вниз. 14 дюльферов, и мы на лавинном выносе из кулуара на ледник. Скорей вниз!

У нижних ночевок встречаем наших наблюдателей. Молод­цы! Они разобрались в нашей ошибке и перебазировали свою стоянку вверх по моренным взлетам.

Рано утром спускаемся в знакомый лесок, прощаемся с ущельем Адылсу и возвращаемся в Шхельду. Впереди нас ждет новая цель — Ушба.

Выходим двумя группами по четыре человека. Одна под руководством Игоря Мешкова выбрала маршрут Ушба — Крест, вторая пойдет на Северную Ушбу. Пять с половиной часов идем Шхельдинским ущельем. Медленно разворачивает­ся широкая серая лента ледника, покрытого моренами. Дви­гаемся вдоль стены Шхельды, а впереди маячит Ушба. Отсю­да она непохожа ни на один из своих парадных портретов: не видно традиционно известных двух рогов, зато отсюда она действительно трехглавая...

Подходим к ночевкам уже в сумерках и под мелким моро­сящим дождем устанавливаем палатки.

Рядом отдыхают поляки из клуба Высокогорского, при­ехавшие на Кавказ по приглашению альпинистов Москвы. У нас с ними прочные дружеские связи: после первой экспе­диции в Матчу мы провели несколько совместных выездов в разные горные районы нашей страны, сами побывали в поль­ских Татрах.

Рано утром, чтобы пройти Ушбинский ледопад по холоду (когда смерзся лед и опасность обвалов минимально), выхо­дим все вместе: поляки идут на стену пика Щуровского.

Ушбинский ледопад ведет себя по-разному в зависимости от погоды: в сухое малоснежное лето (но это случается ред­ко) верхние трещины разрывают ледник от склонов пика Щу­ровского до Шхельды. Тогда ледопад преодолевается долго и мучительно. Мы проходили его практически в середине лета, а погода в этом сезоне не баловала альпинистов обилием солнца, и снежные мостики через трещины были в хорошем состоянии. Поэтому мы, весело беседуя с поляками, легко раз­матываем серпантин трещин ледопада.

Еще несколько часов подъема, и мы на Ушбинском пере­вале: здесь пути наших групп расходятся. Четверо выходят на «подушку» Ушбы, а мы спускаемся вниз, к основанию северо-восточной стены вершины. Там штурмовые ночевки — место стоянки всех групп, идущих на Крест Ушбы.

Впереди широкий кулуар, исполосованный рваными жело­бами — следами лавин. Чтобы разглядеть наш контрфорс, приходится высовывать голову из палатки и сильно задирать ее вверх.

Собираемся выйти затемно, чтобы пересечь лавиноопасный кулуар по твердому смерзшемуся снегу. Светит полная луна, северные склоны Ушбы, колодцем охватывающие нас, залиты ее светом — зрелище редкостной красоты! Фиолетовые тени на снегу, черные громады стен двурогой вершины, чуть поблек­шие утренние звезды над головой...

Нужно обязательно успеть до рассвета пересечь ледовые желоба с полированными следами лавин и ледопадов до скло­нов Северной Ушбы, пока мороз сковал тонны снега и льда, висящие над нашими головами. Три часа напряженного ле­дового лазания в зоне возможного обстрела (в горах, как на войне) — и мы у начала маршрута, в «теневой» зоне, под за­щитой скал. Здесь мы прикрыты от лавин и ледопадов. На­чинается альпинистская работа...

Довольно быстро пошло дело в ледовом кулуаре: трое шли по скалам или вдоль них в ботинках с рифленой рези­новой подошвой, Володя Нифонтов — в кошках. Такая тактика позволяла гибко менять маршрут, обходя трудные скалы по льду, а лед — по простым скалам.

Заминка произошла при выходе из кулуара на скалы контрфорса: здесь лазание трудное, а скалы сыпучие. Возь­мешься рукой за уступ, и не ясно, выдержит ли он вес тела? Мы правильно выбрали маршрут, но потеряли много времени на вытаскивание рюкзака Валерия Будянова. До желтого жан­дарма, под которым площадка для палатки, казалось, уже ру­кой подать. Три веревки прошли, работая независимо (на сложных маршрутах расстояние удобно мерить веревками; каждая веревка обычно метров сорок), потом — опять слож­ное место. Валерий без рюкзака лихо проскочил, а я, когда попытался вылезти с рюкзаком, сорвался на вертикальном скальном участке, где нужно было метра два пролезть на одних руках, да еще рюкзак отбросил меня в сторону и до­бавила свое веревка, конец которой я тянул снизу. Пока сни­мал рюкзак, вылезал и вытягивал его, начало темнеть. Будянов снова вышел вперед, а ребята обошли это место по льду. Я подошел к Валерию, предварительно вытянув его рюкзак — он так и висел в конце этой злополучной веревки. Еще верев­ка — Валерий уже под желтым жандармом, а площадок все нет. По его совету ухожу «маятником» вправо (закрепившись на конце веревки, используя силу инерции, можно горизон­тально перемещаться по склону, не используя зацепки — да и где их искать в темноте!) и метрах в пятнадцати в кромеш­ной тьме нахожу, наконец, площадку.

...Утро принесло непогоду — туман, валит снег, видимость отвратительная. Лежим в палатке, варим каши и супы, спим, делимся впечатлениями о вчерашнем дне, переживаем за на­ших ребят — вчера видели их на гребне Северной Ушбы, и все. Рации у них нет.

Ночь была тревожной. По желобам, идущим со склонов северной вершины, то и дело грохотали лавины. Проносились они в такой непосредственной близости от нас, что создава­лось впечатление, будто сидим мы не на снежной полке горы, а в металлическом ящике под железнодорожным полотном, и по рельсам несутся большегрузные товарные поезда. В одиннадцатом часу утра Игорь Мешков предложил начать все-таки обработку обхода жандарма, а мне поручается наве­дение уюта в палатке и приготовление еды. Пытаюсь разло­жить намокшие мешки, открываю вход и вентиляционное окошко, зажигаю в палатке примус. Хорошо бы просушить серебристый инструкторский плащ, взятый нами на случай раздельной ночевки связок. Он похож на офицерскую плащ-накидку, но сшит из легкого непромокаемого перкаля. Рас­стилаю его по коньку палатки и слежу за ребятами. Позже мы обнаружили пропажу плаща: он улетел по склону вниз. Ох, и пошутили ребята над незадачливым «домохозяином», упустившим «большую серебристую птицу!» К вечеру все наши веревки (160 м) растянулись по пути обхода жандарма — таким будет наш дальнейший путь...

Рассвет...

В 2 часа ночи Игорь пытается вдохновить нас на выход. Но очень хочется спать, и мы дружно возражаем руководите­лю: «На дворе туман!» Минут сорок он терпит, а потом на­стаивает на выходе. Начинаем собираться в кромешной тьме, и в пять утра Валерий уходит вверх по навешенным верев­кам. Круто, скалы покрыты свежим снегом, веревка обледе­нела. После выхода на гребень, за жандармом, встречается очень сложный участок: кусок острого гребня упирается в отвесную и гладкую трехметровую стенку. Вытаптываем пло­щадку у основания стенки, и начинается акробатика... Встаю спиной к стене. Валерий, самый легкий и ловкий, встает на сцепленные руки, переходит на плечи, потом на голову. Ботинок скользит по каске, по стене, а зацепки наверху буд­то бы нет. Вернее, она есть, но покрыта снегом и заледенела. Смотрю на лица Игоря и Володи: вид у них не очень весе­лый. Потом чувствую, что Валера ушел с моей головы на стенку. За шиворот сыплется снег. Вытягиваю вверх руки, но поддержать Валерия не успеваю: он уползает к верхней кромке стенки... Поднимаемся по веревке, вытаскиваем рюк­заки. Дальше проще: снежные склоны выводят нас под бергшрунд.

Уже часа три мы трудимся в тумане. Где-то недалеко, за облаками между двумя вершинами прячься солнце... Оно могло бы и погреть нас! Одежда заледенела, а веревки похожи на стальные буксировочные тросы. Совсем близко должна быть перемычка, на которой можно передохнуть после одиннадцатичасовой работы. Двое проходят бергшрунд и на­чинают подъем к перемычке. Снег крутой и ненадежный, сту­пеньки в нем получаются мелкие, и страховка через ледоруб ненадежна. Игорь идет, взяв в каждую руку по ледорубу. Получается снежное лазание.

Начинается снег, сильнейший град. Но мы уже на пере­мычке. Внутри палатки тепло, едим уху из лосося и обсуж­даем перипетии дня. Настроение чудесное. Проблемная часть маршрута позади...

Утром палатка совсем заледенела, но погода ясная, и от­крывается замечательная панорама вершин, освещенных ут­ренним солнцем. На перемычке тепло и светит солнце. Откры­лась зеленая чаша Сванетии. Совсем веселеем, сушимся. Во­лодя Нифонтов жарит последнюю луковицу и банку фарша. Пьем чай и выходим на южную вершину. Идти без рюкзака — просто наслаждение. Облака, накрывшие нас в начале подъ­ема, разорвались, и Ушба подарила нам незабываемые виды Сванетии — от селения Жабеши до Мазери. Не устаешь удив­ляться своеобразию этой горы: никогда еще никто из нас не чувствовал себя на вершине, как на верхушке мачты. Крыши сванских домов видны почти под ногами... Впечатление неза­бываемое.

На следующий день выходим на северную вершину. Это второе плечо — Крест. Последний взгляд в сторону Сванетии... пора возвращаться. Очень обидно, что из-за недостатка вре­мени (кончаются отпуска) мы не сможем спуститься с вершины на юг.

Спуск по северному гребню оказался гораздо сложнее, чем мы представляли: снег стаял, обнажился лед, карнизы слож­ные, иногда свисают на обе стороны гребня. Идем, балансируя, в кошках, страховка через ледоруб, загнанный в карниз. Внимание все время напряжено: в случае падения гарантия безопасности — в быстрой реакции партнера: он должен прыг­нуть на другую сторону гребня. Иногда удается страховать через перегибы гребня или выходы скал. Внимание обострено до предела. Когда выходим на ледовый склон, выводящий к скалам Настенко, накрывает туман. Спускаемся через сдвоен­ные ледовые крючья, сразу по 80 метров. Со скал еще один спортивный спуск, и мы (наконец-то!) на снежной подушке северного гребня Ушбы. Собираем часть веревок и с удоволь­ствием топчем горизонтальный снег. Впервые после выхода на маршрут (5 дней) идем одновременно. Сплошной туман, но очень помогают полузаснеженные следы спуска наших ребят. Вскоре встречаем наблюдателей группы Моногарова: коман­да его висит на стене Северной Ушбы. Гостеприимные украин­цы поят нас чаем с хлебцами и показывают следы, ведущие к Ушбинскому ледопаду.

Бегом спускаемся к первым разрывам ледника. Раскисший снег позволяет скользить как на лыжах. Но гора приберегла для нас прощальный урок, и мы расплатились за скорость, беспечность и веселье. На хилом снежном мостике через тре­щину Игорь теряет равновесие и летит вниз. У меня забит в снег ледоруб, налажена страховка, но у него-то в руке 3-4 свободных кольца! Кольца распускаются — и рывок настоль­ко силен, что ледоруб вывертывается из-под ноги и меня на­чинает тянуть по склону к трещине... Слава богу, все кончи­лось благополучно: от рывка веревка врезалась в снег, и па­дение остановлено... Уже через полчаса трогаемся дальше. Но туман и темнота заставляют принять благоразумное ре­шение: останавливаемся на последний ночлег...

Утром завтракать нам просто нечем, поэтому сборы очень быстрые. Выходим в половине шестого утра, а в семь часов после семи суток снега и скал нас встречает удивительно зе­леная трава и яркие цветы!

В дороге всех одолевает сонливость: сказывается физиче­ская усталость и реакция организма на нервную нагрузку. Как только садимся в самолет, дружно засыпаем...

Кавказская эпопея кончилась! Прощай, Шхельда! Мы уво­зим с собой самое главное — Ушбу!

НАД АКСАЙСКИМ ЛЕДНИКОМ

А. СЕРЬЕЗНОВ, мастер спорта

...Под прикрытием скалы негромко шумит примус. Двумя мет­рами ниже на скальном балконе примостилась наша палат­ка. Выше меня Леня Калужский и Гриша Каспирович гото­вят маршрут на завтра — проходят очень сложный участок. В палатке готовятся ко сну мои товарищи по восхождению: Володя Терещенко, Валерий Карев и Лев Цыбкин. Сегодня у нас был трудный день...

Пик Симагина расположен в центре грандиозной Аксайской подковы недалеко от Фрунзе в хребте Киргизского Ала­тау. Хотя высота его вершины лишь 4620 метров, все попыт­ки пройти по ребру, спускающемуся на ледник, кончались неудачно. И только две недели тому назад группа киргизских альпинистов совершила восхождение по северному ребру на пик Симагина. Мы тоже хотим пройти этот маршрут. И сегод­ня утром шестерка новосибирских альпинистов пересекла лед­ник и начала подъем по крутому ледовому склону, покрыто­му свободно лежащими камнями. Впрочем, их трудно назвать камнями — это многотонные блоки, готовые в любой момент рухнуть вниз. Передвижение группы альпинистов в этом ка­менном хаосе напоминает движение пешехода на обледенелом шоссе с мчащимися во всех направлениях автомобилями. Основное правило: внимание, осторожность и неторопливость. А как можно оставаться постоянно внимательным и осторожным, если за спиной в рюкзаке 30 килограммов, на ногах кошки, в одной руке ледоруб, в другой моток веревки, да вдо­бавок еще эта каска, которая сползает то на затылок, то за­крывает полностью весь обзор. Правда, в такой амуниции не побежишь, так что одно из правил соблюдается неукоснитель­но. А если учесть, что крутизна склона все увеличивается, то можно даже похвалить нас за то, что за десять часов мы под­нялись по вертикали на 300 метров. Но сегодняшний день уже позади, осталось приготовить ужин и спать, спать. Судя по разговорам, которые ведут Григорий и Леня, завтра день будет еще тяжелей...

Белоснежной лентой сверкает на солнце Аксайский лед­ник. Его окаймляют темные скалы, в промежутках которых искрятся разрывы ледопадов. Далеко внизу виднеется место нашей вчерашней ночевки. Вверху открывается профиль уди­вительной горы под названием Свободная Корея. Вместе с вершинами Ак-Тоо, Симагина, Байлян-баши пик Свободная Корея охватывает с севера ледник Аксай. С вершины в сто­рону ледника отвесно падает почти полуторакилометровая стена, освещаемая солнцем только 3 часа в сутки. Скалы ее заснежены, во многих местах видны обледенелые участки. До прошлого года стена была пройдена только двумя груп­пами по двум маршрутам: оба отмечены наградами на пер­венстве СССР.

В районе Аксайской подковы часты грозы, обильные сне­гопады, неустойчивая погода.

В спортивном отношении район очень интересен. Новоси­бирских альпинистов также привлекла возможность попробо­вать свои силы — пройти маршрут Мышляева на пик Свобод­ная Корея. Ведь к 1967 году за нашей спиной уже были вос­хождения по сложнейшим маршрутам в горах Тянь-Шаня.

Позднее среди фотографий гор я нашел профиль маршру­та, пройденного в 1961 году группой москвичей под руковод­ством Л. Мышляева. Снимок поразил мрачностью общего фо­на, крутизной маршрута и сложностью его прохождения. Но идея уже родилась: началась интенсивная подготовка, трени­ровки на лыжах, занятия в спортивных залах, участие в соревнованиях и кроссах. Особенно нравился нам наш фут­бол — очень азартная, жесткая игра. Играли обычно после ча­совой разминки, играли до изнеможения. В программу трени­ровок включили и отработку движений по скалам. Природа обделила новосибирских альпинистов: здесь нет близких вы­ходов скал, нет прекрасных Красноярских Столбов, и поэтому единственное, что нам остается — спускаться вниз. В поисках скальных стен приходится искать карьеры для разработки камня. Конечно, это не совсем то, что надо, но, как говорится, «на безрыбье и рак рыба». Уже давно в Искитимском карьере проходят тренировки альпинистов и соревнования по скалола­занию. Мы тоже готовились там и в прошлом и в этом году.

...Итак, день прожит, и завтра будет еще тяжелей. Но мы уже здесь, на гребне пика Симагина. Наша двойка подходит к палатке. Вот теперь самое интересное: «Ну, как там ввер­ху?» — этот вопрос у всех. Григорий, который работал первым, долго молчит, потом отвечает: «Трудно, но идти можно». Из него не очень много вытянешь слов...

Ужин проходит в два этажа. Мы трое сидим вверху на скальной полке и молча поглощаем то, что здесь называется супом и не имеет общепринятого названия в цивилизованном мире. Главное — это съедобно, горячо и питательно. А по­том кастрюли уходят в палатку, которая расположена ниже нас на выступе, а мы пьем очень вкусный чай и любуем­ся заходящим солнцем, Прекрасно в горах, когда человек сыт, впереди вполне приличный ночлег, к тому же подго­товлен путь на завтра. В такие минуты приходят воспоми­нания, и я вновь возвращаюсь к маршруту, пройденному нами в прошлом году на Свободной Корее. Тогда наша чет­верка вышла на маршрут в таком составе: Леня Калужский, Алик Саратовкин, Володя Терещенко и я. В группе я хорошо знал двоих: Леню и Алика. С Леней мы совершали в тяже­лейших условиях восхождение на пик Труда. У него в акти­ве очень сложное восхождение на Ушбу в составе команды, которая была удостоена за это серебряной медали на чем­пионате СССР. Он очень азартно проводил у нас весной и летом легкоатлетические тренировки. Его девиз: нагрузка, нагрузка и еще раз нагрузка. В нем всегда чувствуется ос­новательность, солидная подготовка. Какая-то убежденность возникает у меня, когда он идет впереди. С ним я спокоен: Леня не может ошибиться или поторопиться, все он сделает правильно и как следует.

Алик в этом отношении прямая противоположность. От­личный скалолаз, прекрасный товарищ, но всегда он куда-то торопится, всегда ему не хватает времени оглядеться, поду­мать. Иногда такая торопливость приводит к хорошим ре­зультатам. Так, во время соревнований по скалолазанию Алик занял первое место в городе. Но мы хорошо знаем его поспешность и в горах стараемся удерживать его от скорост­ных решений и ошибок. Давно известно, что горы ошибок не прощают.

Вершины впереди...

Володя Терещенко участвовал в восхождениях по маршру­там пятой категории на Кавказе — гарантия высокого клас­са альпиниста для нас.

В то утро по раскисшему снегу мы пересекли ледник. Около лавинных выносов достали из рюкзака веревки и свя­зались. Первая связка: Калужский — Саратовкин, вторая — Терещенко и я. Так мы решили уже давно. Впереди идут ска­лолазы, а скал на маршруте много.

Первая трудность — бергшрунд. Так называется трещина, которая образуется при отрыве льда от крутых скальных склонов, окаймляющих ледник. По узенькому мостику пе­ресекли трещину шириной в 3 метра и вышли на снежный склон. Для меня прохождение этих первых десятков метров по маршруту имеет особое значение: в душе происходит пе­релом от сомнений, страхов, неуверенности к сознанию, что теперь-то отступать некуда, нужно идти и идти, причем так, чтобы все прошло хорошо. И в тот момент, когда на душе стало спокойно, я ощутил сильный удар камнем в плечо. Пом­ню, как сквозь боль через какое-то время услышал встрево­женные голоса друзей. Еще прошло время, потрогал плечо: все вроде в порядке, рука на месте, можно даже двигаться. Путь от бергшрунда до подножия первой стены составляет всего 360 метров. Но каких метров! То, что укладывается в несколько строчек отчета, на самом деле происходит в течение многих часов,

Разговаривают на маршруте мало: во-первых, нужно уй­ти из зоны падения камней, а, во-вторых, когда торопишься в горах, да еще с таким тяжелым рюкзаком, да еще тогда, когда глаза смотрят только вверх и мысли заняты одним: не падает ли камень или обломок льда, в это время не пого­воришь. Только короткие фразы: «Выбери веревку!», «Не торопись», «Подожди, отдохну», «Все, пошли». Даже очень разговорчивые внизу люди замолкают во время движения на маршруте. Что поделаешь! Горы требуют все внимание це­ликом.

...Вот так в воспоминаниях и прошел сегодня наш вечер. В палатке, которая пристроилась на балкончике, уже разме­стилось три человека, я — четвертый. Валерий Карев и Гри­горий Каспирович устраиваются на ночлег на той полке, где стоит примус. Погода сегодня хорошая и места там для дво­их вполне достаточно. И все-таки, прежде чем уснуть, я вновь сравниваю, вспоминаю... Хорошей школой было пре­дыдущее восхождение на пик Свободной Кореи. Мне каза­лось, что все трудные маршруты уже пройдены, что ничего более сложного не должно встречаться в горах. Но во вре­мя того восхождения все оказалось необычным, как бы уве­личенным: и крутизна скальных и ледовых склонов, каждый раз требовавшая предельного напряжения сил, и изматываю­щий душу поиск возможного пути движения вверх. На мар­шруте стены Свободной Кореи я понял, как неистребимо же­лание человека усложнять свою дорогу и что за трудным маршрутом может следовать труднейший, и к этому нужно готовить себя.

Сегодняшние условия ночевки мне кажутся вполне ком­фортабельными, хотя для этого и пришлось срубить почти полутораметровый слой льда. Но зато и палатка стоит на ровной площадке, и лежать можно всем четверым. А тогда к первой ночевке мы подошли уже поздно. Снизу нас подго­няла непогода. Сначала облака закрыли противоположный склон ущелья, а потом серая пелена затянула все вокруг. Места для палатки нет и не предвидится. Повисли мы почти на вертикальной стене: и от ее основания ушли далеко, и к ее верхнему краю не дойти. И тут опыт и твердая рука ру­ководителя Лени Калужского сделали свое дело. «Ночуем здесь!» — объявил он. Сначала мне показалось, что он шутит: «Где это здесь? На этой наклонной полочке? Да на ней и петух не усидит!» А Леня уже забивает крючья, объясня­ет, что надо делать. И тут сработало золотое правило: глаза боятся, а руки делают. Через час какое-то подобие бивака готово. В это время непогода внизу и вокруг нас разыгралась не на шутку. Посыпала снежная крупа. И едва мы собрались в палатке, внизу началось что-то невообразимое. Сидим на рюкзаках, ноги упираются в веревку, сами привязаны к ве­ревке, натянутой горизонтально. Но можно прижаться боком друг к другу, чуточку откинуться и опереться спиной о ска­лу, забыться в полусне. Никогда в жизни не видел я до это­го, что молнии вспыхивают внизу и гром приходит тоже снизу. Даже из самолета не увидишь настоящей грозы, по­тому что он обходит грозовые облака. Мысли все время воз­вращались к тому, что вокруг палатки достаточно железа: крючья и ледорубы, а веревка капроновая, мокрая и мы все пристегнуты к ней. Словом, тысячи всяких «если» и «вдруг». Надо сказать, что все биваки на той горе были похожими. Палатку не удалось поставить ни одного раза, все ночевки были сидячие, а одна даже двухэтажная: ходили в гости по очереди по 12-метровой лестнице. Двойка сидит на одной полочке, и двойка спит в гамаке над ними. Эту школу нуж­но было пройти, чтобы потом не ощущать неудобств оттого, что палатка стоит на балкончике, что слева и справа отвес­ные сбросы на 800 метров, что повернуться на другой бок можно только применив специальный прием. Сначала нужно приподняться, в воздухе повернуться, а затем падать вниз на свое место. В этот момент плечи соседей справа и слева рас­ходятся и освобождают минимум «жизненного простран­ства».

...Сегодня пойдем рано утром. Через час группа уже на­чинает движение к внутреннему углу, в котором еще вчера повешена 12-метровая лесенка. И тут начинается своеобраз­ная эквилибристика: надо лезть вверх, но тяжелый рюкзак тянет вниз, мешают ледоруб и веревка, к которой пристегнут для страховки, плюс собственный вес и еще каска, кото­рая в самый неподходящий момент сползает то на нос, то на затылок. В такие моменты очень хочется иметь третью руку, но за неимением ее часто выручают зубы. Медленно поднимаюсь вверх по лесенке. Леня Калужский, который уже прошел этот путь, подбадривает: «Давай, давай! Кого ждешь?» «Дай отдохнуть!» «Некогда, внизу еще много народу, да и впереди не сахар, давай ко мне!». Что делать, да­вай, так давай. Ступенька, еще ступенька! А, черт побери, опять веревка мешает. «Эй, внизу! Натяни перильную верев­ку! Вот так, хорошо!».

Хорошая попалась площадка: можно посидеть и посмот­реть вокруг. День солнечный, еще довольно рано, в дымке размытые очертания гор. Вот прямо передо мной цепочка острых вершин Короны. На фоне голубого неба подчеркну­тые ослепительной белизной красные гранитные башни... Ско­рей за фотоаппарат! А снизу требовательный оклик: «Пери­ла свободны?!» Со вздохом: «Пошел, свободны!» Валерий Карев так же медленно, используя веревку как точку опоры, поднимается вверх. Вот дошел до того места, где голова упи­рается в выступающий балкон. Теперь нужно откинуться и, используя всю силу рук, доверяя товарищам и страховке, выйти из-под нависающего камня-балкона. В этом месте всем несладко. Но ведь первому еще трудней, у него не было ве­ревки. Ну, вот и все, еще несколько минут, и Валера отдыха­ет рядом со мной. Хотя отдыхом это назвать трудно.

Наша задача — вытащить пять рюкзаков. Ох, и тяжелая эта работа! «Эй, вверху, выбирай веревку!» И мы в четыре руки волочем наверх упрямый рюкзак, который цепляется за каждый выступ. «Раз, два, взяли! Еще раз, взяли!» Вот так каждый рюкзак.

А потом рюкзаки на плечи и по крутым скалам, зали­тым натечным льдом, вверх и вверх. «Мы рубим ступени! Ни шагу назад!» Десять взмахов ледорубом — и появляется единственное желание: «Надо бы подышать! Что-то и раз­мах не тот, да и ступенька кривая». Ах, как хочется посто­ять, посмотреть вокруг, но нельзя. Нужно идти — вдруг не­погода. Вот и облака наплывают, да и скалы надо мной до­верия не внушают, того и гляди — камень выскочит. Взмах, еще один, шаг, еще один. Пора забить крюк. «Веревка вся!» — доносится снизу. «Организуй страховку!» Вот уж не­кстати! Здесь место плохое, а рядом площадка. После корот­кой паузы снизу доносится: «Пошел!» Теперь нужно найти хорошую трещину, а к трещине подходящий крюк. Вот она, голубушка. Хорошо пошел крюк. Значит, все в порядке. По­весил карабин, закрепил веревку. Теперь еще один крюк для страховки. «Перила готовы, пошел!» Веревка сразу же натянулась, внизу начали выбирать свободный остаток. По­явилась пара свободных минут, можно оглядеться...

И так целый день. Короткие минуты отдыха сменяются изнурительной работой, которая осложняется еще и тем, что нельзя ни на минуту ослабить внимание. Горы не очень про­щают ошибки и невнимательность. Тому есть много горьких и поучительных примеров. Не хочется пополнять список аль­пинистов, по тем или иным причинам совершавших ошибки в горах.

Впереди опять внутренний угол, залитый натечным льдом. К тому же в середине его опять балкон. Все ясно: опять ле­сенки, опять вытаскивание рюкзаков. И так будет повторять­ся еще множество раз...

Пик Хан-Тенгри (Тянь-Шань)

Я часто задумываюсь над тем, чем же привлекают меня горы? Ведь вырос я в северных лесах, на Великой Русской равнине. Но вот уже много лет каждый год, как магнит, тянут меня к себе горы. Я заранее знаю, что там будет труд­но, что там опасно, что таскать рюкзак, да еще по скальным стенам, тяжкий труд. Все это я знаю. И тем не менее каж­дое лето еду в горы. Что я здесь потерял? Известна масса высказываний различных людей о том, чем их привлекают горы, но нет на этот вопрос универсального ответа. Вот и я не могу ответить. И чтобы найти ответ, я приезжаю сюда...

Пока поднимаются остальные и вытаскиваются рюкза­ки — готовим место для ночевки. Сегодня лежать не придет­ся, ночевка сидячая. Пока ноги утаптывают снег, голова от­дыхает и думаешь о своем...

...Не знаю почему, но мне нравится оставаться одному на маршруте. Я знаю, что веревка скрепляет меня с напарни­ком по связке. Знаю, что заботливые друзья предупредят меня о возможной опасности, что, в свою очередь, от моей внимательности и четкой работы зависит безопасность всей группы. Но в эти короткие минуты, когда остаешься один, больше всего ощущаешь свою причастность к природе, свое слияние с вершинами и в то же время отчуждение от них. Ощущение превосходства над горами и зависимость от них. Когда остаешься один, острее видишь, что горы живут сво­ей жизнью, абсолютно независимой от человека. Вот сошла лавина. И склон, только что сияющий на солнце белизной, стал струиться зелено-голубым светом. Где-то прогрохотал камнепад, а вот и камни начали веером выкатываться на ледник, оставляя за собой коричневый след.

Тем временем рюкзак за рюкзаком исчезают вверху, и, на­конец, последний пристегнут к забитому для этой цели крюку. Пора идти вверх и мне. Только нужно сначала выбить все крючья, что были забиты вчера для страховки. А их много. Один за другим медленно, осторожными ударами молотка расшатываю их в трещинах. Особое внимание в последний мо­мент: крюк нельзя упустить вниз. Ведь они еще неоднократ­но пойдут в работу и помогут нам. Все! Последний крюк на площадке выбит, теперь вверх. «Подтяни веревку! Так! Закре­пи веревку! Выбери! Стоп, дошел до крюка, закрепи!»

Медленно, от крюка до крюка двигается последний в груп­пе. Ему и хорошо, и плохо. Ясно, что в трудный момент его подтянут на веревке друзья, но ведь ему же и крючья нужно выбивать на отвесной стене. Видимо, придется сделать так: выстегнуть веревку из карабина, нотами упереться в скалу, откинуться — и бить молотком по крюку. Два удара вверх, два удара вниз. Теперь потянем рукой. Нет, не идет. Повто­рим еще раз... Так, теперь хорошо. Пристегнул крюк с карабином к поясу. Выбери веревку, пошел! За головой все время летят осколки льда. чистит скалы ввер­ху. Хорошо, когда над головой голубое небо...

...На пике Симагина начинается снегопад. Ветер, как бе­шеный, лезет во все щели. С большим трудом слепили что-то похожее на ступеньку. Кое-как натянули на себя палатку. Сегодня был тяжелый день и все устали. За 12 часов прой­дено 220 метров. Меньше 20 метров в час! Трудные метры! За каждым из них предельно сложное лазание, предельная собранность и внимание.

На третий день восхождения пик Симагина приготовил нам сюрприз: после преодоления 30-метровой отвесной пли­ты небольшой гребешок вывел группу под основание отвес­ного бастиона. Здесь, на гребешке, можно собраться всей группе, тем более, что погода стремится загладить свою ви­ну за вчерашний снегопад: целый день светит солнце. Собра­ли большой совет. На повестке — единственный вопрос: куда идти? Вверх? Нужны шлямбуры, крючья, которых у нас нет. Влево не пойдешь — там отвесная гладкая плита. Впра­во можно идти, но там ледовый склон.

Выбрали, наконец,— идем вправо. Что такое 150 метров крутого ледового склона? Это рубка ступеней в течение не­скольких часов. Это куски льда, которые бьют по рукам, пле­чам и каске, и многочасовое ожидание, когда кажется, что последняя капля тепла давно покинула тело и волнами на­катывающаяся дрожь выбивает остатки жизни. Но нужно ухватиться негнущимися руками за негнущуюся веревку и идти в темноту на голос, потому что уже давно зашло солн­це, а конца этому ледовому склону и не предвидится.

Только в 2 часа ночи вся группа вышла на перемычку между пиками Свободная Корея и Симагина. До вершины рукой подать. Теперь скорей поставить палатку и спать! Есть будем завтра.

На следующее утро ранний подъем. Палатку, рюкзаки, все лишнее оставляем на перемычке. При спуске мы снова придем сюда. А сейчас только вверх. Несложные скалы на гребне Аксайской подковы выводят на вершину пика Сима­гина. Первым делом нашли записку. Нужно оставить после­дующим восходителям нашу, с наилучшими пожеланиями...

Теперь можно и оглянуться вокруг. Вершина представля­ет собою небольшую площадку, покрытую осколками грани­та. Сегодня очень хорошая погода. На темно-голубом небе нет ни облачка. Воздух прозрачен. С одной стороны от нас — громада Свободной Кореи, с другой — Байлян-Баши, так что открыты только Аксайский ледник и за ним башни Короны и ущелье Топ-Карагай — туда мы и будем спускаться.

На вершине всегда овладевают противоречивые мысли... Немножко сожалеешь, что уже все кончилось, и всегда хочешь понять, что же ты приобрел за это восхождение, чему нам­учился. И каждый раз, перебирая множество восхождений, убеждаешься, что приобрел новых друзей, твоих единомыш­ленников, которым можно смело доверять жизнь, что на­учился с уважением относиться к горам и понял, что успех любого дела зависит от дружного труда любого, пусть и ма­ленького коллектива...

Но ведь восхождение не кончается вершиной, еще нужно спуститься вниз, в лагерь. А там пора уже готовиться и к следующему маршруту.

ГОРЫ И ЛЮДИ

Фотоочерк Анатолия ПОЛЯКОВА

Мы рубим ступени — ни шагу назад!

Мы рубим ступени — ни шагу назад!

Мы рубим ступени — ни шагу назад!

К ВЕРШИНАМ УЗЛА МАТЧА

И. МЕШКОВ,

мастер спорта

Пассажирский поезд Ташкент — Андижан прибывает на стан­цию Канибадам в 6 утра, стоит две минуты и тихо отправля­ется дальше, высадив одного-двух пассажиров. 16 июля 1972 года все было иначе: поезд простоял на станции около пяти минут, а когда ушел, на перроне осталась гора рюкза­ков и вьючных мешков, двадцать четыре пассажира и одна собака. Пассажиры, едва восстановив дыхание после бурной разгрузки, принялись разглядывать далекие снежные горы, а собака отправилась на привокзальную площадь наводить по­рядок среди своих любопытных сородичей. Начиналась третья экспедиция клуба «Вертикаль» в высокогорный узел Матча.

Урок географии

Окаймляя с юга Ферганскую долину, более чем на 700 километров протянулась непрерывная цепь вершин. Восточ­ная половина цепи носит название Алайского хребта. Поч­ти точно посередине цепь раздваивается, образуя гигантскую вилку, внутри которой лежит Зеравшанская долина. Север­ная ветвь этой вилки — Туркестанский хребет, южная — Зе-равшанский, от него западнее ответвляется Гиссарский хребет, завершая формирование трезубца, который геологи включают в систему Западного Тянь-Шаня, энциклопедии именуют Гиссаро-Алаем, а в альпинистской и, отчасти, гео­графической литературе он известен под названием Памиро-Алай.

Стык хребтов — Алайского, Туркестанского и Зеравшанского — называют узлом Матча. Один из первых исследова­телей края Алексей Федченко считал, что это название про­изошло от таджикского слова «матча», означающего «при­водящий в опьянение своей красотой». Этим словом таджики называют реку Зеравшан в ее верхнем течении и селение на этой реке.

Это действительно узел с хитросплетениями хребтов и от­рогов, между которыми лежат многочисленные ледники. Точ­но на стыке трех хребтов находится вершина Игла.

В узле Матча можно выделить семь главных ущелий. По двум из них реки Кшемыш и Джиптык стекают с Туркестан­ского хребта на север, образуя реку Исфару, третье — ущелье реки Ак-Терек — начинается под склонами массива Скалис­того, широкой дугой уходит вначале на юго-восток, а затем постепенно поворачивается к северо-востоку и соединяется с ущельем реки Сох. Все эти реки принадлежат бассейну Сыр-Дарьи, протекающей по Ферганской долине. Четвертое ущелье — Зеравшана — вытянуто строго на запад.

Район характеризуется активностью новейшего горообра­зования, в частности, высокой сейсмичностью, порождающей катастрофические обвалы, что необходимо учитывать при ор­ганизации альпинистских базовых лагерей и биваков.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6