В условиях федерации децентрализация, даже если она имеет место в действительности, получает настолько своеобразное конституционно-правовое преломление, что в рамках отдельно взятой конституционной модели ее зафиксировать сложно по следующим причинам. Конституции федеративных государств, как правило, подвергают особой защите положения, закрепляющие федеративный режим. Внесение изменений в соответствующие главы или разделы либо исключено, либо возможно посредством пересмотра конституции с соблюдением усложненного порядка и квалифицированного большинства при голосовании в парламенте. Кроме того, изменения должны быть поддержаны субъектами федерации. При этом с точки зрения формально-правовой процедура пересмотра есть принятие новой редакции конституции. «Децентрализация» в федеративном государстве влечет за собой необходимость изменения основ конституционного строя и структуры государственности. Теоретически свобода маневра в этом направлении возможна посредством делегирования субъектам федерации полномочий в сфере законодательства и исполнительной власти. Но вряд ли названные приемы можно рассматривать в качестве вариантов децентрализации, ибо ни один не вытекает из отношений иерархической природы. Лишь в очень ограниченных пределах и с большой долей условности можно рассматривать в качестве форм децентрализации передачу (делегирование) полномочий федерации (законодательных, исполнительных) из сферы ее исключительного ведения субъектам федерации, перераспределение в пользу последних отдельных вопросов совместного ведения (конкурирующей компетенции), производимых на основе федеральных законов, либо соответствующих соглашений. Участники федеративных отношений – федерация и ее субъекты ограничены в возможности произвольно, даже по взаимному согласию, пересматривать, перераспределять полномочия, которые разграничены конституцией. Это относится и к праву федерации делегировать полномочия по вопросам собственного исключительного ведения. Данное положение для действенности принципа федерализма имеет фундаментальный характер.

Внутриорганизационные связи, возникающие в федеративных государствах, не столь одномерны, как в унитарном государстве. Федеративные отношения могут складываться как вертикально, так и горизонтально. Когда субъект федерации осуществляет собственные властные прерогативы в рамках конкурирующей компетенции или предмета собственного ведения, между ним и федеральным центром нет иерархической зависимости. Каждый из двух уровней государственной власти действует в своем сегменте государственности. По этой причине представляется не вполне оправданным обозначение механизма разграничения компетенции между федеральным и региональным уровнями как системы «вертикального разделения власти». Рассматриваемая формула некорректна и в том плане, что она воспроизводит неудачную семантическом отношении концепцию «делимости» государственной власти (а вслед за нею – и делимости суверенитета), которая принципиально не делима. Точнее было бы вести разговор о распределении, разграничении функций государственной власти или же компетенции (). Строго говоря, компетенция органов субъектов федерации имеет не децентрализованный, а изначально «нецентрализованный» () характер. По этой причине децентрализация не равнозначна федерализму.

В работе рассмотрено своеобразие института административной деконцентрации, возникшего первоначально в унитарном государстве (правительственные комиссары во Франции, Испании, Италии и др.), но получившего распространение и в федерациях (генерал-губернаторы, губернаторы в Австралии, Индии, Канаде и др.). При развитой федеративной системе режим деконцентрации публично-властных функций по вертикали в сочетании с функцией административной опеки имеет ограниченный характер.

В § 3 «Федеративный режим, автономия и самоуправление» основное внимание сконцентрировано на выявлении отличительных признаков автономного территориального образования и субъекта федерации. Понятия федерализма, автономии и самоуправления достаточно тесно соприкасаются, что так же не дает оснований для их отождествления. Автономия может пониматься в широком и узком смыслах. В широком, общеуправленческом смысле она предполагает способность субъектов деятельности к самостоятельному решению определенных задач. В более узком, традиционном понимании автономия – как законодательная, так и административная – представляет собой совокупность конституционно-правовых установлений, определяющих статус конкретной разновидности территориальных образований и режим их взаимодействия с государством. Этимологически термины «автономия» и «самоуправление» очень близки. Более того, греческое по происхождению «автономия» и русскоязычное «самоуправление» являются полными лексическими эквивалентами. Не удивительно, что в энциклопедической и специальной юридической литературе очень часто один термин объясняется при помощи другого[4].

В использовании термина «самоуправление» для характеристики федеративных начал также присутствует определенная доля условности. В теории систем и теории управления самоуправление рассматривается как имманентное свойство любых высокоорганизованных систем, благодаря чему обеспечивается их целостность, устойчивость, способность к развитию и т. д. Свойство самоуправляемости с точки зрения принципов организации публичной власти имеет всеобщий, а не идентифицирующий федеративную государственность либо автономное территориальное образование характер. В другом общеупотребительном контексте термин «самоуправление» используется применительно к муниципальным образованиям, имеющим известные конституционно-правовые признаки местного самоуправления.

Наблюдаемый в науке широкий взгляд на природу автономии имеет исторические причины. Он опирается на отечественный опыт государственного строительства, в ходе которого массированная автономизация территорий, сочетавшаяся с тотальным огосударствлением этносов в России и СССР, обусловила самобытность государственного устройства. Одной из его особенностей, например, явилось то, что в России и СССР был создан конституционно-правовой прецедент уравнивания статусов автономных образований и субъектов федерации, имевший соответствующее идейно-теоретическое обоснование и законодательное закрепление. Между тем классическая наука государственного права (Г. Еллинек, , и др.) никогда не смешивала принципы федерализма с принципами автономии или же децентрализма. Диссертант поддерживает позицию тех современных ученых (, , и др.), которые разграничивают признаки автономного образования и субъекта федерации.

Для автономного территориального образования характерны следующие отличительные черты:

1) применительно к автономному образованию режим автономии представляет собой способ децентрализации функций государственной власти. Он предполагает предоставление автономным образованиям относительной самостоятельности путем передачи им отдельных законодательных и исполнительных полномочий на основе порядка, предусмотренного конституцией и законами государства;

2) публично-властные прерогативы автономных образований имеют производный от государства характер.

3) автономные образования не имеют самостоятельной, «первородной» учредительной власти, а также прерогативы kompetenz-kompetenz.

4) в отношении органов публичной власти автономных образований государство допускает распространение режима административной опеки, выражающейся в возможности вмешательства в процесс правотворчества и правоприменения в порядке контроля законности их деятельности. Причем контроль может иметь характер проверки не только законности, но и целесообразности принимаемых региональными органами юридических решений.

На основе изложенного сделаны следующие выводы общего характера: а) автономные образования в отличие от субъектов федерации государственностью не обладают, б) федерация, основанная на автономном статусе образующих ее субъектов, или признающая федеративную правосубъектность за отдельными автономными образованиями, неидентифицируема.

Линии схождения и расхождения двух тесно соприкасающихся аспектов функционирования государственности – федерализма и регионализма выявляются в § 4 «Федеративный режим, регионализм и региональная политика». Близость теории федеративного государственного устройства и регионоведения обусловлена общностью объекта исследования, каковым является территориальная организация государства. Вместе с тем, речь идет о разных областях социальной действительности, подходы к исследованию которых методологически не совпадают. И это находит отражение в содержании федеративной и региональной политик, различающихся между собой по целям, объектам, предмету и средствам регулирующего воздействия государства на соответствующие сферы общественных отношений. Целью федеративной политики является обеспечение единства и целостности союзного государства на основе оптимального рассредоточения функций государственной власти с учетом специфики его территориальной организации. Цель региональной политики состоит в сбалансированном социально-экономическом развитии регионов. Объектами федеративной политики являются союзное государство и входящие в его состав субъекты федерации, наделенные определенным набором признаков государственных образований. В качестве объектов региональной политики представлены регионы, под которыми могут подразумеваться различные территориальные образования, как имеющие статус субъекта федерации, так и не имеющие его (экономические зоны и районы, мегарегионы, города, межтерриториальные объединения и т. д.). Предметом федеративной политики являются конкретные и достаточно стабильные конституционно-правовые отношения, складывающиеся в процессе функционирования федеративного устройства государства. Предмет региональной политики образуют ситуативно изменяющийся состав проблем экономического и социального развития регионов и подходов к их разрешению. Федеративная политика реализуется по преимуществу с использованием конституционно-правовых средств, тогда как инструментарий региональной политики значительно шире. Он может включать правовые (в том числе и конституционно-правовые) и внеправовые средства, среди которых преобладают особые экономические инструменты и механизмы (программы, субвенции, дотации и проч.). Указанные направления политики государства могут пересекаться. Однако цели и способы их достижения применительно к каждому из них должны дифференцироваться. Игнорирование этого требования приводит к серьезным затруднениям в теории и практике государственного строительства.

Как показывает практика развитых государств (Австралия, Германия, Испания, Италия, Канада, США, Франция и др.), анализируемая в работе, результативность региональной политики не зависит от формы государственно-территориального устройства. Вместе с тем конституционно-правовая институционализация региональной политики на ее эффективности сказывается решающим образом. И для федеративных, и для унитарных государств, успешно реализующих региональную политику, характерна детальная регламентация этой сферы как самостоятельного предмета деятельности органов государственной власти.

В § 5 «Механизм разграничения компетенции между федерацией и ее субъектами как центральное звено федеративного режима» подвергнуты анализу различные типологии и модели разграничения компетенции между федерацией и ее субъектами. Мировая практика демонстрирует, с одной стороны, постепенное сближение и нивелирование различий между унитарной и федеративной формами, а с другой стороны – усиливающуюся дифференциацию государств внутри каждой из этих форм. Характерно, что модели умеренного унитаризма (Италия, Испания, Великобритания) и сбалансированного федерализма (Швейцария, США, Германия, Канада) в существенных чертах где-то близки. Даже очень беглый обзор отдельных сторон федеративного строительства, например, США, ФРГ и других «старых» федераций, позволяет увидеть преобладающий вектор их развития в сторону унитаризма. В наибольшей степени эта тенденция затрагивает исполнительную власть. На этом фоне возникает устойчивый момент соподчиненности между федеральным и субфедеральным уровнями, при котором соответствующие подсистемы исполнительной власти функционируют как части вертикально-интегрирован-ного целого. Это делает весьма условным расхожее положение теории федерализма о «разделенности правительств» и отсутствии между ними иерархических связей.

Об относительной организационной обособленности двух уровней власти уместно говорить применительно к законодательной ветви. Область, в которой законодательно самоопределяются субъекты федерации, охватывает сферу совместной (конкурирующей) и остаточной (исключительной) компетенции, закрепляемой за субъектами. Объем полномочий последних неуклонно сокращается. Однако присутствие первичной, потенциально не определенной компетенции для диагностики особого публично-правового статуса субъекта и, соответственно, профилирующего признака федерации, имеет ключевое значение. В той или иной форме прерогатива kompetenz-kompetenz субъектов федерации находит закрепление в конституциях Германии, Австрии, Швейцарии, Канады, Австралии, Аргентины, Малайзии, Бразилии, Пакистана, Нигерии и т. д. Когда же федеральной конституцией полномочия исчерпывающим образом разграничены между федерацией и субъектами, а также остаточные полномочия закрепляются за федерацией, то законодательная власть субъектов лишена признака непроизводности (Индия, Бельгия и др.). Как правило, в таких федерациях у субъектов прерогатива kompetenz-kompetenz не просматривается. А потому можно считать, что этот профилирующий признак, позволяющий идентифицировать государственность субъектов, отсутствует.

Прежде всего, разграничению подлежит компетенция в сфере законодательства. В конституциях большинства традиционных федераций ведущей в механизме разграничения компетенции является тема распределения законодательных полномочий (США, Швейцария, Австрия, Германия, Бразилия и др.). В федеративном государстве первичному конституционному разграничению подвергаются не вопросы (предметы ведения), а полномочия – сначала законодательные, а затем исполнительные и судебные, но с привязкой к конкретным вопросам. Поскольку на деле невозможно выделить такие вопросы, по которым бы федеральный и региональный уровни власти так или иначе не соприкасались, законодательные и исполнительные полномочия подвергаются более тщательному, вторичному разграничению. Без решения этой институциональной задачи федеративная система оказывается неработоспособной. Поэтому для федераций, особенно «старых» (Германия, Австрия, Швейцария), характерна глубокая структуризация полномочий при разграничении компетенции.

К основным системообразующим признакам «традиционной» модели федеративной государственности можно отнести следующее.

1. Договорно-правовое начало федерации, закладываемое федеративным договором либо федеральной конституцией, оформляемых при неукоснительном соблюдении правила их «двойной легитимации».

2. Наличие у субъекта федерации признаков государственности, стержневым элементом которой является прерогатива kompetenz-kompetenz. Конституционно-правовая институционализация этой прерогативы обеспечивается посредством установления совместной (конкурирующей) компетенции федерации и ее субъектов, а также исключительной (остаточной) компетенции субъектов федерации, в пределах которых перечень полномочий, отнесенных к ведению последних, не имеет исчерпывающего характера.

3. Глубоко структурированная система конституционного разграниче-ния компетенции в сферах законодательства, государственного управления, правосудия и бюджета.

4. Сложное сочетание вертикальных и горизонтальных структурно-функциональных связей в механизме государства при организации органов государственной власти федерации и органов ее субъектов и регулировании их взаимодействия.

5. Гарантированное участие субъектов федерации в осуществлении общефедеральной политики и деятельности федеральных органов государственной власти через институты парламентаризма, законодательного процесса, избирательной системы и т. д.

6. Эффект сегментации политико-правового пространства федерации компенсируется узаконением обеспечивающих целостность государства конституционно-правовых принципов:

·  верховенства федеральной конституции и федеральных законов;

·  концентрации на федеральном уровне наиболее значимых государственных функций (установление основ налогово-бюджетной системы, регулирование денежного обращения, режима государственной границы и таможенного дела, внешняя политика, оборона и др.);

·  осуществления федерального контроля (надзора) за законностью деятельности органов субъектов федерации на основе соблюдения должной юрисдикционной процедуры (с исключением децентрализованного контроля, административной опеки и других форм прямого вмешательства) по вопросам их собственного ведения посредством прокурорского надзора и его аналогов, административной юстиции, общего и конституционного судопроизводства;

·  введения в установленных конституцией случаях и порядке режима федеральной интервенции и т. д.

7. Федеративное устройство опирается на развитую политико-правовую культуру общества с глубоко укоренившимися демократическими традициями и ценностями конституционализма, стимулирующими воплощение в практике государственного строительства идеологии децентрализма, кооперации и координации во взаимоотношениях федерации с ее субъектами.

В Главе V «Современное состояние и перспективы федеративной государственности в России» рассмотрены проблемы и тенденции развития отечественного федерализма в нынешних условиях и обосновано положение об оптимальном государственном устройстве России.

В § 1 «Общая характеристика федеративной государственности в России» анализируется политико-территориальная организация Российской Федерации с точки зрения ее соответствия выявленным параметрам федеративной государственности. Рассмотрены общетеоретические, организационно-правовые и юридико-технические аспекты разграничения предметов ведения и полномочий. Сделан вывод о существенном расхождении характеристик «традиционной» модели федерализма с отечественной. Последняя противоречиво сочетает в себе компоненты различных доктрин – советского этнофедерализма и федерализма отдельных зарубежных стран.

При исследовании вопроса о правовых основах российского федерализма отмечено, что и Федеративный договор от 01.01.01 г. и Конституция РФ неполно воспроизводят идею и принцип федерализма. Например, Федеративный договор не соответствует признакам традиционного нормативного договора, конституирующего федеративное устройство. В частности, он: а) не учреждал союзное государство, б) заключался не между субъектами федерации, а между уже существующим федеративным государством, с одной стороны, и субъектами федерации, с другой стороны, в) наделял государственностью территориальные образования (края, области, города федерального значения и др.), изначально не обладавшими ею, г) подписан не всеми субъектами федерации.

К факторам институционального и юридико-технического свойства, детерминируемым Конституцией РФ и создающим предпосылки для «отклоняющегося» (от «традиционной» федеративной модели) развития, относятся: а) неполнота решения вопроса об основаниях разграничения функций между федеральным и субфедеральным уровнями публичной власти, всецело оказавшегося в плену «предметного» подхода (в ущерб подходу «функциональному», основывающемуся на качественной типологии государственно-властных функций и полномочий); б) конституирование (Конституционным Судом РФ) прецедента «вторжения» федерального закона в сферу действия федеральной конституции как по предметам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, так и по вопросам исключительного ведения последних; в) расширение круга нормативных правовых актов, регулирующих федеративные отношения, в который, кроме федеральной Конституции, Федеративного и других договоров, федеральных законов, включаются законы субъектов РФ и подзаконные акты (Президента РФ, Правительства РФ, органов исполнительной власти субъектов РФ, соглашения между органами исполнительной власти).

К настоящему времени сформировался огромный массив (свыше двухсот наименований) правовых актов, устанавливающих компетенцию Российской Федерации и ее субъектов. Складывается пять уровней (сегментов) правовой регламентации федеративных отношений. Первый уровень представлен нормами Конституции РФ, второй – Федеративным и иными договорами, третий – Федеральным законом от 6 октября 1999 г. , четвертый – слабо согласованными между собою иными нормативными правовыми актами. К числу последних, в частности, относятся Бюджетный кодекс РФ (глава 2), Водный кодекс РФ (глава 4), Градостроительный кодекс РФ (глава 2), Земельный кодекс РФ (ст. ст. 2, 9-11), Кодекс РФ об административных правонарушениях (ст. ст. 1.1, 1.3, 3.2), Лесной кодекс РФ (глава 9), Основы законодательства РФ о культуре (раздел VII), Основы законодательства РФ об охране здоровья граждан (раздел II), Закон РФ от 01.01.01 г. «О занятости населения в Российской Федерации» (ст. ст. 6, 7-7.2); Закон РФ от 01.01.01 г. «О недрах» (ст. ст. 1, 1.1, 3-5); Закон РФ от 01.01.01 г. «Об образовании» (глава III); Закон РФ от 01.01.01 г. «О ветеринарии» (ст. 3); Федеральный закон от 01.01.01 «О пожарной безопасности» (глава III); Федеральный закон от 01.01.01 «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера» (глава II); Федеральный закон от 01.01.01 «О природных лечебных ресурсах, лечебно-оздоровительных местностях и курортах» (глава II); Федеральный закон от 01.01.01 «Об электроэнергетике» (ст. 21) и многие другие, в том числе и подзаконные акты (указы Президента РФ, постановления Правительства РФ, соглашения). Наконец, пятый уровень регламентации федеративных отношений формируется законодательством субъектов РФ. В этих условиях важно оберечь от размывания правовой фундамент союзного государства.

Особое внимание обращено на обобщение опыта конституционно-правового обеспечения региональной политики в России. Положение с региональной политикой складывается примерно такое же, как и с федеративной политикой. Оно характеризуется несовершенством законодательной базы. При этом разграничение между федеративной политикой (вопросами государственного строительства в сфере политико-территориального устройства) и региональной политикой (вопросами обеспечения сбалансированного социально-экономического развития регионов) фактически не проводится. Это сказывается на эффективности обоих направлений внутренней политики российского государства.

В § 2 «Тенденции развития федеративной государственности в России на современном этапе» проанализированы изменения, произошедшие в государственном устройстве Российской Федерации в течение последнего десятилетия и возникающие в этой связи проблемы. Тенденции противоречивы. С одной стороны, наблюдаются позитивные изменения, укрепившие государственность. С другой стороны, очевидны дальнейшая концентрация публичной власти в стране на уровне федеральных органов и постепенное сужение федеративного правового пространства.

Произведенные в последнее десятилетие обновления федерального законодательства привели к системной корректировке конституционно-правового статуса субъектов РФ. Наиболее ощутимыми для основ конституционного строя и федеративного устройства России стали новеллы, поэтапно внесенные в Федеральный закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» в 2000, 2003 и 2004 г. г. Одновременно с крупными институциональными изменениями (упразднением выборности глав субъектов РФ, усилением элементов субординации в их взаимоотношениях с Президентом РФ, концентрацией политической власти на уровне федеральных органов государства, смещением центра тяжести в регулировании федеративных отношений от федеральной Конституции в сторону федеральных законов и т. д.) субъекты РФ фактически утратили прерогативу kompetenz-kompetenz. В результате их статус оказался ближе к статусу автономных образований. Данная тенденция характеризуется как процесс неуправляемой реконструкции модели унитарной государственности с законодательной и административной автономией регионов.

В настоящее время сохраняется настоятельная потребность во взаимном согласовании и унификации многочисленных источников конституционного права, регламентирующих государственное устройство. Оптимальным вариантом решения этой проблемы на современном этапе могла бы стать консолидация правовых норм, регулирующих федеративные отношения, в рамках единого федерального конституционного закона. Было бы целесообразным исключение произвольного вторжения в эту сферу правового регулирования органов государственной власти, использование иных внеконституционных схем пересмотра установленного конституцией режима правового регулирования политико-территориальной организации государства.

В качественном обновлении нуждается концептуальное и конституционно-правовое обеспечение государственной региональной политики. Совершенствование правового регулирования территориальной организации должно осуществляться на основе четкого разграничения аспектов государственной региональной и федеративной политик, продиктованного несовпадением их целей, объектов, предметов, способов и средств. Это позволило бы избежать на практике искажения задач соответствующих направлений государственной политики и облегчить поиск адекватных методов их достижения.

Результаты изучения, сравнительной оценки и обобщения проектов модернизации государственного устройства, предложенных разными исследователями, представлены в § 3 «Альтернативные оценки перспективы федеративной государственности в России». Обнаруживается проблематичная ситуация, нуждающаяся в осмыслении. Доктрина государственного развития по состоянию на сегодняшний день так и не сформирована. Реальная же практика государственного строительства складывается в направлении, все больше отклоняющемся от федеративного устройства. Между тем активность обсуждения проблем совершенствования федеративных отношений не спадает. При этом сохраняется существенная неопределенность в том, является ли для России федерализм реально осязаемым и желательным вектором государственной эволюции.

Подходы к проблеме совершенствования государственно-территориаль-ного устройства можно объединить в две группы. Первая группа включает проекты (либеральные, этнофедералистские, конфедеративные, унитаристские) и концепции (федерирования территорий в имперском ключе, республиканизации, губернизации, укрупнения субъектов Федерации), развиваемые в русле идеи федерализма. Большинство отечественных государствоведов, сохраняя приверженность ей, ориентировано на глубокое совершенствование конституционно-правового обеспечения федеративных отношений (, , -Золотарева, , Д. Тэпс, и др.). В одном случае возможность гармонизации федеративных отношений видится в четкой и подробной регламентации принципов федерализма путем обновления политико-правовой базы, в частности, посредством заключения нового Федеративного договора (). В другом случае, краеугольным камнем нового российского федерализма должно стать создание региона нового типа как основного элемента системы федеративных отношений (). В третьем случае предлагается радикально пересмотреть государственно-территориальное устройство и основать его на научных принципах экономического районирования с созданием трехуровневой системы экономического и административного деления и территориального деления (, ). В этом же ряду находится проект Концепции совершенствования региональной политики в Российской Федерации, разработанный Министерством регионального развития РФ в 2008 г. в развитие методологически небезупречного Указа Президента РФ от 3 июня 1996 г. № 000 «Об основных положениях региональной политики в Российской Федерации».

Ко второй группе относятся проекты мировоззренческого характера, так называемые партийные концепции государства (социалистические и иные «левые» модели государства, либеральная модель государства и нации, консервативная модель государства, «клубные» концепции государства, концепций «суверенной демократии», «Россия – Третий Рим» и др.), которые выходят на околофилософский уровень интерпретации смысла и целей российского государства, миссии и судьбы российского народа. Среди них выделяется Проект консервативной реконструкции российской государственности (), в котором федерализм рассматривается (вслед за основоположниками русской консервативной идеи – Митрополитом Филаретом Московским, , К. Леонтьевым, , П. Флоренским и др.) как тупиковая ветвь развития российской государственности.

На основе анализа названных и иных проектов сделан вывод в пользу подходов, сформировавшихся в русле русской консервативной государствоведческой традиции, которые подвергаются основательной теоретико-методологической проработке в § 4 «Судьба федеративной государственности в России: теоретико-методологические основы для моделирования государственного устройства (апология русской консервативной традиции)». При продуманной расстановке приоритетов государственно-правового строительства вопрос о перспективных формах государства оказывается не самым актуальным. Первичен вопрос о цели и задачах развития государства. Логика управления требует того, чтобы политико-территориальная организация, административное устройство, система и структура публичной власти были бы ориентированы на достижение цели и задач развития.

В соответствии с консервативной традицией исключается формальный подход к проектированию устройства государства. Не формальные институциональные решения (представительная демократия, разделение властей, федерализм и проч.), которые сами по себе важны, а ориентация на гражданское правосознание народа способны придать государственной форме индивидуальность и жизнеспособность (). Формально-правовые установления недостаточны для прочного утверждения разумных, рациональных устоев государственности. Успешное развитие российского государства связано не столько с изменениями и совершенствованием институциональных структур, сколько с глубокими преобразованиями в сфере мировоззрения элит и национального самосознания граждан России (, и др.).

Когда отрицается федерализм в условиях отечественной государственности, речь не идет об абсолютном отвержении этой идеи. Отвергается федерализм в либеральной интерпретации – как правовая доктрина, подчеркивающая личностную ориентацию федералистских принципов, когда в центре регулятивного воздействия оказываются не государственные институты, а индивиды. Негативистское отношение к государственным институтам, присущее либеральной политической идеологии, выхолащивает смысл не только государства, но и гражданского общества. Между тем государство, являющееся необходимой и исторически непреходящей формой самоорганизации общества, народа, нации, самоценно. Однако, до тех пор, пока объектами преобразовательных усилий являются по преимуществу институты государства, а не сам человек, все используемые модели, доктрины и инструменты, включая и федерализм, будут иметь лишь приблизительный и неочевидный в стратегическом измерении результат. Например, если ценности конституционализма (равно как и ценности федерализма) не укоренились в ментальности народа, не «произрастают из него», то у государства, по сути, нет таких политико-правовых или же организационно-управленческих ресурсов, которые могли бы заставить их воспроизводиться в общественных отношениях.

Огромный опыт государственного строительства, накопленный народами мира, подсказывает, что ни одна из форм государства, включая политико-территориальное устройство, не должна абсолютизироваться и восприниматься в качестве идеальной. Учитывая относительность отличий федеративной формы от унитарной, не всегда справедливо их противопоставление как структурно-функциональных противоположностей. Нередко их разведение в рамках дихотомического деления «федеративное государство – унитарное государство» неоправданно подводит представления о них под некоторые идейные шаблоны, известным образом ограничивающие свободу научного поиска, выбор и обоснование промежуточных вариантов. По этой причине теоретические представления о формах государства оказываются несколько более обедненными, чем реальная действительность.

И федеративное, и унитарное устройства обладают как сравнительными преимуществами, так и внутренними противоречиями. Нельзя, вместе с тем, не согласиться с тем, что в рамках в федеративной формы выработаны многие прогрессивные институциональные решения, позволившие гармонизировать механизм государства с учетом его сложной территориальной, экономической, социальной и этнокультурной структур. Принцип федерализма может при наличии соответствующих политико-правовых предпосылок рассматриваться в качестве дополнительной гарантии от чрезмерной централизации и олигархизации государственной власти в стране.

В ходе эволюции государственности выкристаллизовывается некая промежуточная модель организованного порядка в государстве, которая балансирует между унитарной и федеративной формами. Это модель унитарной республики с широкой автономией регионов, конституционно фиксируемыми децентрализацией и разграничением компетенции между государством и регионами. Она воспроизводит частично федеративный принцип и нивелирует очевидные недостатки, свойственные федеративной и унитарной формам. С одной стороны, названная модель уводит от крайностей федерализма, порождающих конфликт компетенций и столкновение суверенитетов, а с другой стороны, уберегает унитарное государство от гипертрофированного централизма и административного деспотизма. Именно к такой модели исторически тяготеет Россия.

В основных чертах вектор современного развития политико-территориальной организации России, явственно обрисовывающий параметры унитарного государства с законодательной автономией регионов, совпадает с моделью консервативной реконструкции традиционной российской государственности. Данная тенденция рассматривается как в целом желательная. Вместе с тем отмечается настоятельная необходимость конституционной легитимации осуществляемых преобразований государственно-территориаль-ного устройства.

В работе предложена конституционно-правовая модель разграничения компетенции между федеральным и субфедеральным уровнями государственной власти, основанная на гибком сочетании тех начал государственного унитаризма и федерализма, которые приобретают качество универсальных ценностей современного конституционализма. К таковым, в частности, относятся: суверенитет, территориальная целостность и единство государства; децентрализм и стимулирование управленческой автономии территориальных образований; субсидиарность; конституционное закрепление принципов территориальной организации государства, механизма разграничения компетенции между центральными и региональными органами публичной власти, основ законодательного процесса, экономической и региональной политики, межбюджетного регулирования. С их последовательным воплощением связывается перспектива формирования долговременных конституционно-правовых предпосылок устойчивого функционирования и гармоничного развития отечественной государственности.

В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы и предложения.

НАУЧНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ АВТОРА ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Статьи в ведущих рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК для опубликования научных результатов докторских диссертаций

в области права

1.  «Федерализм», «автономия», «самоуправление»: смыслы и трактовка // Право и политика. – 2008. № 6. – 0,9 п. л.

2.  Ким идея и федеративный принцип // Федерализм. – 2008. № 2. – 0,9 п. л.

3.  В чем смысл российского федерализма? // Право и политика. – 2008. № 7. – 0,9 п. л.

4.  Ким такое «классическая» федерация? // Государственная власть и местное самоуправление. – 2008. № 7. – 0,4 п. л.

5.  О фикциях в конституционном праве // Конституционное и муниципальное право. – 2008. № 13.– 0,3 п. л.

6.  К вопросу о понятии государственности // Право и политика. – 2008. № 8. – 1,0 п. л.

7.  Ким , регионализм и региональная политика: вопросы методологии // Российский юридический журнал. – 2008. № 6. – 0,9 п. л.

8.  «Достойная жизнь» как категория конституционного права // Конституционное и муниципальное право. – 2009. № 8. – 0,3 п. л.

9.  Ким режим и его правовые источники // Вестник Томского государственного университета. 2009, июнь (№ 000). – 0,6 п. л.

Монографии

10.  Ким режим. М.: Формула права, 2007. – 256 с. – 16,0 п. л.

11.  Ким государственность: сущность, генезис, проблемы развития (теоретико-методологические основы). – Кемерово: Кузбассвузиздат, 2008. – 308 с. – 38,5 п. л.

Иные научные статьи и публикации

12.  Ким надзор в правовом государстве // Проблемы формирования Советского социалистического правового государства: сб. научных трудов / Отв. ред. д. ю.н., проф. - Кемерово: КемГУ, 1989. – 0,8 п. л.

13.  Ким тенденции развития прокурорского надзора и судебно-правовая реформа в СССР // Проблемы осуществления правовой реформы: тезисы межвузовской научно-практической конференции. – Тюмень. 1990. – 0,2 п. л.

14.  О некоторых критериях определения предмета прокурорского надзора // Научная информация по вопросам борьбы с преступностью. № 000. Проблемы теории законности и прокурорского надзора / Всесоюзный научно-исследовательский институт проблем укрепления законности и правопорядка. – М., 1991. – 0,2 п. л.

15.  Ким политика занятости в условиях структурных изменений в экономике // Региональный рынок труда в условиях структурных изменений в экономике (проблемы и опыт): тезисы межрегиональной научно-практической конференции. – Кемерово: Кузбассвузиздат, 1995. – 0,3 п. л.

16.  Ким -политическая система занятости: структура, управление, стратегия развития // Реформирование экономики региона: опыт, проблемы, перспективы: тезисы докладов второй международной научно-практической конференции. – Кемерово: Кузбассвузиздат, 1996. – 0,2 п. л.

17.  Ким корни неэффективной практики государственного управления в современной России (реформы, государственное строительство, регулирование рынка труда) // Рынок труда региона в условиях структурной перестройки экономики: материалы межрегиональной научно-практической конференции, 12-13 ноября 1998 г. – Кемерово: Кузбассвузиздат, 19,5 п. л.

18.  К вопросу о поиске новой парадигмы общественного развития // Экология и экономика: региональные проблемы перехода к устойчивому развитию. Взгляд в XXI век. Всероссийская научно-практическая конференция. Т. 1: Доклады. – Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. – 0,4 п. л.

19.  Ким занятости в системе целевого программирования территориального развития // Работодатель, государственная служба занятости – партнеры на рынке труда: Проблемы и решения: тезисы научно-практ. конференции в рамках Межрегиональной ассоциации «Сибирское соглашение». – Новосибирск: Изд-во НГАЭиУ,1999. – 0,3 п. л.

20.  О механизме управления человеческими ресурсами в условиях перемен // Экономика. Рынок труда. Человек: тезисы межрегиональной научно-практической конференции. – Барна0. – 0,2 п. л.

21.  Ким статья // , , Прошкин основы организации и технологии управления персоналом государственной службы (региональный уровень). Концепция управления персоналом службы занятости населения Кемеровской области: Учеб. пособие. – Кемерово: Кузбассвузиздат, 2001. Т. 1. – 0,3 п. л.

22.  Ким и существо проблемы финансово-экономической самодостаточности российских регионов // Финансово-экономическая самодостаточность регионов: опыт, проблемы, механизм обеспечения: доклады на пленарных заседаниях научно-практической конференции, посвященной 60-летию Кемеровской области. - Кемерово: Кузбассвузиздат, 2003. – 0,6 п. л.

23.  О кризисе государственности // Социогуманитарный вестник. – Кемерово: КемИ (филиал) ГОУ ВПО «РГТЭУ», 2007. № 1 – 0,4 п. л.

24.  Ким правовые явления в структуре Российской государственности // Социогуманитарный вестник. – Кемерово: КемИ (филиал) ГОУ ВПО «РГТЭУ», 2007. № 1. – 0,4 п. л.

25.  Ким государственности? // Актуальные проблемы права и правоприменения: мат-лы Всерос. науч.-практ конф. (г. Кемерово, 22 мая 2007 г.) / Отв. ред. .– Омск: Омская академия МВД России, 2007. – 0,4 п. л.

26.  Ким фикций в конституционном праве // Социогуманитарный вестник. – Кемерово: КемИ (филиал) ГОУ ВПО «РГТЭУ». – 2008. № 2 – 0,7 п. л.

27.  Ким теории и практики разделения властей в современной России // Социогуманитарный вестник. – Кемерово: КемИ (филиал) ГОУ ВПО «РГТЭУ». – 2008. № 2 – 0,7 п. л.

28.  Ким на достойную жизнь как объект науки конституционного права: постановка проблемы // Основные права человека в Конституции Российской Федерации: концепция и практика: Материалы межрегиональной научно-практической конференции, посвященной 15-летию Конституции Российской Федерации и 60-летию Всеобщей декларации прав человека (20-21 ноября 2008 г.) / Отв. ред. д. ю.н., проф. . Барнаул, 2009. – 0,3 п. л.

29.  Ким модель «разделения властей» в Российской Федерации: функции и реалии // Вестник Тюменского государственного университета. Тюмень, 2009. № 2 – 0,5 п. л.

Федеративная государственность:

сущность, генезис, проблемы развития

(теоретико-методологические основы)

Автореферат

Подписано в печать 28.06.2009. Тираж 200 экз.

Объем 2,5. усл. печ. л. Формат 60х84 1/16. Заказ №

Издательство Тюменского государственного университета

0

Тел./,

E-mail: *****@***ru

[1] «Посредством производного суффикса – ность, - подсказывает академическая Грамматика русского языка, - от основ имен прилагательных образована немногочисленная группа имен существительных, обозначающих признак, отвлеченный от предмета, а также качество и состояние». - См.: Грамматика русского языка. Т. 1. Фонетика и морфология. М., 1960. С. 253-254.

[2] Согласно ст. V Конституции США конституционные поправки, предложенные Конгрессом или же Конвентом, приобретают обязательную силу и значение, если будут ратифицированы законодательными собраниями или же конвентами трех четвертей штатов.

[3] Бердяев свободы. М., 2002. С 529.

[4] См.: и Шведова словарь русского языка. М., 1999. С. 17, 695; Юридический энциклопедический словарь / Гл. ред. . М., 1984. С. 11.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3