9. Находящаяся на протяжении последних восемнадцати лет в перекрестии кризиса мировых политических институтов, «неразрешимого» противоречия между правом народа на самоопределение и принципом нерушимости государственных границ, Южная Осетия и сегодня остается без международно-признанной политической и экономической субъектности. В то же время, признание рядом западных стран независимости Косово (2008 г.), приближение вооруженных сил Североатлантического альянса (НАТО) вплотную к южным границам Российской Федерации, через возможное вступление в его ряды Грузии, выводит на качественно новый уровень формат отношений России с Южной Осетией. После признания Россией независимости Южной Осетии и Абхазии дальнейшее расширение нового контура их межгосударственного сотрудничества обеспечит снижение эскалации напряженности этнополитических, межгосударственных конфликтов в изучаемом регионе и ускорит консолидацию осетинской нации.

10. Длительная ориентация России на Грузию, в том числе как главного политического партнера на Кавказе, выразившаяся в расширении ее территории за счет включения в ее состав Южной Осетии, Абхазии, части территории Северной Осетии, исторически себя не оправдала. Поэтому, в условиях нарастания агрессивной политики НАТО, объявления США территории Кавказа зоной своих национальных интересов, необходима соответствующая корректировка внутриполитического и внешнеполитического курса РФ в изучаемом регионе. Россия как никогда должна быть заинтересована в единой Алании. Для решения этого вопроса − создания Республики Алания в составе Российской Федерации на основе международного права и Конституции РФ − имеются все необходимые условия.

Научная и практическая значимость исследования состоит в обобщении фундаментальных работ по вопросам истории и теории нации, а также этногенеза и государственного строительства осетинского народа. Полученные результаты служат расширению теоретических представлений, аналитических возможностей в изучении тенденций реализации в социально-политической практике фундаментального демократического принципа «права нации (народа) на самоопределение».

Содержащиеся в диссертационной работе теоретические наработки способствуют более глубокому осмыслению этнополитических, национальных процессов, происходящих на Кавказе, развитию институциональных основ государственности автономий бывшего СССР, преодолению непонимания прогрессивного в развитии национального самосознания народов. В работе обоснованы конкретные подходы и рекомендации по урегулированию некоторых межэтнических конфликтов, тлеющих на Кавказе. Апробированные концептуально-методологические подходы могут быть использованы при разработке других национальных доктрин, способствующих эффективному реформированию институтов гражданского общества, политико-властных структур и социально-экономической сферы, а результаты исследования – найти применение в учебных курсах по вопросам государственного строительства, этнополитической конфликтологии, культурологии.

Появление на изломе тысячелетий данного исследования не есть дань моде или политической конъюнктуре, это ответ на вызов времени, на те общественно-политические события, в центре которых оказалась Осетия в силу своего геополитического положения. В этом отношении представленная работа созвучна идеям, содержащимся в цивилизационном подходе А. Тойнби, отводившего значительную роль в историческом развитии обществ, государств, цивилизаций человеку. Хотелось бы верить, что данный труд внесет определенный позитивный вклад в развитие политологии, политической этнологии, которая впервые поставила вопрос о народе-этносе как субъекте, а не только как об объекте политики. Содержащиеся в диссертации предложения и рекомендации, по мнению автора, представляют не только теоретический, но и практический интерес для укрепления федеративных отношений в России.

Апробация результатов исследований. Основное содержание работы прошло апробацию в монографиях, брошюрах и статьях, а также в докладах на Учредительной конференции Союза общественных организаций РСО–Алания в феврале 2002 г.; заседании правления, съезде Международного аланского конгресса в 2002, 2005 гг.

Выводы, рекомендации и оценки, содержащиеся в исследовании, были использованы в ходе политической кампании по выборам президента РСО–Алания, состоявшимся 27 января 2002 г., при подготовке декларации «О праве Южной Осетии на безопасность, самоопределение и надежное будущее», принятой на VI съезде осетинского народа в сентябре 2007 г. Отдельные положения работы вошли в предвыборные программы кандидатов на пост президента Республики Северная Осетия – Алания (2002 г.), Республики Южная Осетия (2001 г.).

Полученные в ходе работы научные результаты докладывались на конференциях, заседаниях ученых советов.

II. СТРУКТУРА И СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Диссертация имеет структуру, обусловленную целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, пяти глав, содержащих тринадцать параграфов, обобщающего заключения, списка использованной литературы и источников.

Во Введении обосновывается научная и политическая актуальность избранной темы, ее значимость, оценивается степень научной разработанности проблемы, определяются объект и предмет исследования, намечены цель, задачи исследования.

Глава 1 «Теоретико-методологическое обоснование национальной доктрины как политологического базиса развития национального самосознания и государственности» – посвящена научному обоснованию концептуально-методологических и теоретико-методических подходов к формированию «национальной доктрины» как политологической категории. Здесь дается определение понятия национальная доктрина, подробно характеризуются его системные свойства.

Формирование гражданского общества не отрицает, а, напротив, предполагает определение всеми народами приоритетов своего социально-политического развития. В Осетии (Алании), как и в России в целом, решение этой ключевой задачи во многом свелось к поиску некой «национальной идеи». Именно поиском «национальной идеи» как на федеральном, так и на региональном уровне весь конец двадцатого столетия была занята творческая и научная интеллигенция страны. Обращает на себя внимание многообразие подходов и определений различных авторов, пытающихся сформулировать внутреннее содержание того, что есть «национальная идея». Под «национальной идеей» понимают в отдельности соборность народа, его «укоренение», приверженность к той или иной религии, здоровый образ жизни, приобщение к культурным и политическим ценностям Запада или Востока, построение общества среднего класса и т. д. и т. п. Такой разброс мнений объясняется тем, что само понятие «национальная идея» не относится к строго научной категории, оно зиждется исключительно на чувственном восприятии окружающего мира, являясь бессознательным началом в психике индивидуума или психическом складе этноса, и в большей степени относится к мифотворчеству. На «национальную идею» не распространяются закономерности, характеризующие развитие научной идеи. Поэтому ее внутреннее содержание изначально не поддается осмыслению через категории, которыми оперируют социальные и гуманитарные науки.

По существу, «национальная идея» констатирует объективно существующую данность, независящую от чьей бы то ни было воли. Говоря иначе, «национальная идея» – это способность человека ощущать себя представителем конкретной нации. «Национальную идею» нельзя придумать, забыть, потерять и снова найти, т. е. она существует ровно столько, сколько живет тот или иной этнос (нация). «Национальная идея» отражает коллективную идентичность народа и исчезает тогда, когда исчезает сам объект (этнос). В этом отношении сохранение «национальной идеи» является обязательным условием коллективной (народной) идентичности. Поэтому следует считать бессмысленными попытки навязать социуму новую «национальную идею» или скорректировать существующую. Стремление обосновать новую «национальную идею» неизбежно приводит автора на позиции социального мифотворчества, являющегося антиподом социальных наук, а, следовательно, и научного метода познания действительности. Социальное мифотворчество ведет к непредсказуемым последствиям и неуправляемым процессам. Следовательно, переход от бесплодных и беспочвенных поисков «национальной идеи», навязанных российскому обществу, к формированию как на федеральном, так и на региональном уровне научно-обоснованной «национальной доктрины», является актуальной задачей нашего времени.

Вышеизложенное предопределяет необходимость разработки основных направлений развития государственности осетинского народа, решения сложных этнополитических проблем, исключающих вненаучные трактовки социально-политической действительности. В своей основе данные предложения должны способствовать укреплению связей человека со своей национальной культурой, языком, традициями, территорией совместного проживания при недопущении дискриминации граждан по национальному, расовому признаку. С учетом постановки изучаемой проблемы применительно к прогнозируемому государственному образованию Республики Алания, которая, как уже было сказано выше, мыслится в виде результирующей политического процесса по воссоединению РЮО и РСО−Алания, речь должна идти о формировании и функционировании этнонационального самосознания. Данное утверждение зиждется на необходимости учета интересов всех социальных, национальных групп населения данных субъектов, составляющих де-факто одну социально-политическую общность.

Непротиворечивый характер национальной доктрины вытекает из того, что национальная консолидация рассматривается здесь в качестве объективного процесса, способствующего внутреннему сплочению всех народов, социальных общностей вокруг общих интересов, задач, исторического прошлого. Очевидно, что данный подход предупреждает развитие этноцентристских теорий, национальных предубеждений, ведущих к националистическим проявлениям. Сказанное исключает порочную идейную основу, на которой формировалось бы национальное самосознание с националистической ориентацией осетинского народа. Реализация вышеизложенных подходов в социально-политической практике будет способствовать созданию в Республике Алания одинаковой для представителей разных этнических групп институциональной среды.

Составление «национальной доктрины» придает более осмысленный целенаправленный характер общественно-политическим процессам, способствует созданию социальных систем, обеспечивающих всестороннее, поступательное развитие личности и общества. Следовательно, необходимо различать понятие «национальная доктрина» как документа, принимаемого соответствующим государственным органом, и «национальной доктриной» как политологической научной категорией. Первичным, по-видимому, является рассмотрение «национальной доктрины» с научной точки зрения. Только на основе полученных научных данных может быть сформулирована «национальная доктрина» в виде официального документа, принимаемого светской властью.

Национальная доктрина призвана дать целостную национальную картину мира, акцентируя внимание на месте и роли в ней конкретной нации (социально-политической общности). Являясь своеобразным системообразующим центром по отношению к общественному сознанию, национальная доктрина обладает следующими функциями:

– когнитивная (познавательная);

– аксиологическая (ценностная);

– аффективная (эмоциональная);

– прогностическая – обоснование будущего политико-государственного устройства общества, как идеала, к которому необходимо стремиться;

– защитная – обеспечивающая поступательное (эволюционное) развитие социально-политической общности в условиях глобализирующего мира и роста различных видов угроз.

Историческое формирование Осетии как полиэтнического образования накладывает свои специфические требования к внутреннему содержанию национальной доктрины. Данные требования вытекают из необходимости учета общепризнанных демократических норм, интересов всех национальных, социальных, конфессиональных групп, составляющих народ Алании (Осетии). Поэтому в настоящем исследовании речь идет о необходимости формирования «Национальной доктрины Алании», где аланы (осетины) выступают в качестве титульной нации, а не «Национальной доктрины алан». Поскольку сама аланская идентичность рассматривается как результат длительного процесса этногенеза, обусловившего ее гетерогенный характер, и, учитывая общий мировой контекст, «Национальная доктрина Алании» предполагает естественное приобщение к культуре титульной нации других этнических групп при уважении культурных и религиозных различий в частной жизни и соблюдении законов в общественной. В качестве доминирующей идеи здесь выступают интересы всех граждан, составляющих народ прогнозируемого государственного образования Республики Алания.

С учетом вышеизложенного очевидно, что достижение сформулированной цели диссертационного исследования и решение поставленных в нем задач, носящих многоуровневый и многоплановый характер, требует использования системного подхода. Ярко выраженный социальный характер рассматриваемой системы предопределяет ее значительную неопределенность, а совокупность воздействий на ее развитие как объективных, так и субъективных факторов придает ей вероятностный характер. Данное обстоятельство предопределило необходимость рассмотрения мифологического и научного мышления синхронно.

Сложный характер социальной системы – «национальная доктрина», требует её изучения с позиции детерминизма. Учитывая наличие различных концепций и принципов, используемых при изучении социальных явлений, процессов, приоритет следует отдать синтезу внешних и внутренних детерминантов (факторов, причин, условий). Особенности, присущие развитию социальных процессов в рамках системного подхода, делают очевидными целостность образующих данную систему основных элементов. Изучаемая система формируется при непосредственном участии и под влиянием субъективного фактора, т. е. сознательной, целенаправленной деятельности человека.

В качестве модели самоорганизации системы следует считать синтез двух классов базовых моделей, включающих в себя как внешние, так и внутренние детерминанты. К внешним факторам в исследуемой системе были отнесены тенденции глобального развития и их влияние на изучаемый регион, субрегиональные военно-политические, экономические связи, развивающиеся под воздействием мировых центров силы. Внутренние факторы включают в себя количественные и качественные характеристики территории, как зоны жизнедеятельности конкретной устойчивой общности, сложившиеся экономические связи, язык как средство человеческого общения, психический склад этноса, проявляющийся в общности национальной культуры.

На уровне жизнедеятельности общества как сложной целостности выделяются объективные и субъективные политические детерминанты. Здесь объективные факторы проявляются через специфику функционирующей политической системы, особенности политических партий. Субъективные политические детерминанты включают в себя ценностные ориентации, мотивы, способствующие активизации политической деятельности индивида.

Ввиду неразработанности самого понятия «национальная доктрина» становится актуальной задача по формулированию ее внутреннего содержания. Определено, что здесь ключевой категорией выступает «нация», ее основные признаки: язык, территория, культура, экономическая жизнь. Данные признаки рассматривались нами исключительно в контексте жизнедеятельности конкретной устойчивой общности людей. Следовательно, научное обоснование «национальной доктрины» становится возможным лишь на основе анализа и синтеза этапов исторического развития той или иной нации, основных признаков, ее составляющих, и оценки их текущего состояния (положения). По данным направлениям и строилось настоящее научное исследование, нацеленное на составление «национальной доктрины». Таким образом, национальная доктрина призвана стать одним из основных политологических документов, способствующих прогрессу всех сфер жизни общества, поступательному развитию народов и образуемых ими государств (национальных автономий).

Применительно к нациям было сформулировано следующее определение. Национальная доктрина – это система взглядов на роль и значение основных составляющих понятия нация в обеспечении полноценного развития того или иного этноса, социально-политической общности, его государственности, а также принципы, определяющие механизм политического и экономического регулирования жизнедеятельности образуемого им субъекта международных, федеративных отношений на современном этапе его исторического развития. Предложенная формулировка учитывает наличие на современной политической карте мира двух типов государственных образований моноэтничного и полиэтничного. В первом случае, в соответствии с известным принципом XIX в. «одна национальность – одна нация – одна территория – одно государство» речь должна идти о конкретном этносе, во втором, о социально-политической общности (нации), где титульный этнос выступает в качестве социально-политической доминанты государственного строительства.

Исходя из общей постановки проблемы, и переходя от общих выводов к более частным определено, что национальная доктрина Российской Федерации (России) – это система взглядов на роль и значение основных признаков, характеризующих понятие нация в обеспечении полноценного развития народов России, составляющих ее национальное многообразие при доминирующей роли русского этноса, являющегося ядровой часть федерации, и складывающихся на этой основе межнациональных, федеративных отношений.

Вышеприведенные определения обнаружили диалектическую связь национальной доктрины России с национальной доктриной народов, составляющих ее национальное многообразие. Сказанное, надо думать, минимизирует возможность для эскалации националистических и расистских проявлений. Они вполне приемлемы для политической науки, так как отражают объективные закономерности и тенденции развития национальной (этнонациональной) общности, являющейся одним из центральных акторов политических и этнополитических процессов и конфликтов, которые, в свою очередь, оказывают непосредственное влияние на формирование политических институтов. Подобный подход к решению «этнонациональной», «этнополитической» проблематики вытекает из особенностей составляющих Россию этноисторических общностей, что предопределило как полиэтничность, так и федеративную природу (характер) ее современной государственности. Ведь именно федерализм, как отмечает немецкий правовед М. Боте, «выступает как форма, которая позволяет в границах большого государственного образования сохранить исторически сложившееся многообразие и своеобразие традиций, обычаев и культуры различных групп и слоев населения или наций»[5]. Поэтому данные определения были положены в основу диссертационного исследования.

Для имперского мышления предложенная идея (формирование национальной доктрины России) может представляться нелогичной, странной. Однако в условиях Российской Федерации, где реально сосуществуют разнообразные культуры коренных народов, каждая из которых является самоценной, такой подход, по-видимому, не имеет разумной альтернативы. Ее практическая реализация будет служить не только укреплению института гражданской нации при сохранении этнического и культурного разнообразия, но и способствовать формированию современной национально-цивилизационной идентичности геополитического пространства, именуемого Евразией. Понятия Евразия и Россия рассматриваются как синонимы, как один из полюсов многополярного мира.

Общие ценности, скрепляющие гражданскую нацию, могут появиться лишь вследствие взаимодействия множества культур, ее составляющих. Поэтому культурные, этнические различия в многонациональном государстве должны не нивелироваться, а поддерживаться. Сказанное в определенной мере сочетается с концепцией мультикультурализма, являющейся одной из наиболее дискуссионных в современной политической мысли. Поддержание культурного многообразия сообществ, формирующихся на основе этничности и идентичности, рассматривается здесь в качестве одного из необходимых условий, способствующих развитию общей гражданской основы современной нации. Отсюда, целеполагающей функцией национальной доктрины следует считать состояние, при котором Российская Федерация станет интегральной составной частью для каждой из входящих (образующих) в нее наций, а каждая из этих наций превратится в интегральную составную часть федерации. Поскольку в России исторически сложились две противоположные стратегии укрепления российской государственности, а именно: централизм и унификация; регионализм и децентрализация, то вышеизложенный подход позволит найти оптимальное соотношение между ними.

Научно-практическое решение данной задачи актуализируется в связи с тем, что именно в рамках этих двух стратегий сложилось основное проблемное поле политического дискурса в современной России. Путь от децентрализации 90-х годов к жесткой централизации (2000–2008 гг.) политической власти наглядно демонстрирует всю незавершенность процесса по формированию в стране единой национальной идентичности. Рассмотрение федеративного устройства России в виде непрерывного социально-политического процесса, который дает способы и методы решения вопросов политической повестки дня, позволило сформулировать следующую дефиницию: «Тенденции унитаризма, также, как проявление сепаратизма или региональной автаркии, вредны для сохранения России как единого правового, экономического и культурного пространства»[6].

Отсюда вытекает пятая функция национальной доктрины – интегративная, способствующая системному и комплексному рассмотрению основных признаков, формирующих понятие «нация» в их взаимодействии и развитии. Интегративная функция обеспечивает согласование действий всех других функций. Будучи ведущей функцией, ее позитивное воздействие наиболее ярко проявляется, как пишет , «в период конструирования и формирования национальной государственности, когда процесс формирования политических институтов имеет наиболее выраженный характер»[7]. Сказанное коррелируется с текущей общественно-политической ситуацией в изучаемом регионе, т. к. РСО–Алания, РЮО относятся к «переходным обществам» как по происходящим здесь социально-экономическим преобразованиям, так и по вектору доминирующих политических и этнонациональных процессов.

Интегративная функция национальной доктрины, надо думать, вытекает из общей проблемы взаимоотношения содержания и формы. Наличие «частных» составляющих национальной доктрины, реализующихся только через общее – национальное (этнонациональное), приводит к появлению у их совокупности искомых свойств. Множественность элементов национальной доктрины как целостной социальной системы, их качественное своеобразие и придает ей интегративность, возникающую вследствие взаимодействия составляющих ее элементов. Здесь познание свойств, присущих данным элементам, выступает необходимым условием познания целого − национальной доктрины. Формирование национальной доктрины, формулирование ее целеполагающей функции во многом зависит от уровня осмысления этой задачи со стороны элитных и массовых групп населения изучаемого региона. Их действия не могут носить спонтанный характер, т. к. они находятся под влиянием большой группы как внутренних, так и внешних факторов объективного и субъективного свойства.

В рамках изучаемого региона к внутренним факторам следует отнести:

во-первых, ресурсный потенциал территории РСО–Алания, РЮО (человеческие, природные, научно-технические) и складывающуюся на этой основе отраслевую структуру экономики, состояние ноосферы, систему управления этими ресурсами. Последняя напрямую связана с уровнем развития политических, государственных институтов, что непосредственно влияет на эффективность воспроизводства ресурсного потенциала;

во-вторых, уровень стратификации общества, основные политические и социальные доминанты элитных и массовых групп;

в-третьих, специфика национальных, политических процессов, которые протекают на Северном Кавказе и в целом в Российской Федерации, переживающей период глубоких социально-политических трансформаций;

в-четвертых, состояние духовно-культурной сферы, где решается вопрос «для чего жить» в отличие от материальной сферы, где решается «как жить». Именно здесь формируются национальные традиции, символы, идеи, архетипы и политическая культура общества в целом.

Поскольку принцип территориальной целостности и этнического самоопределения диалектически взаимосвязаны, то с учетом специфики изучаемой проблемы целесообразно рассматривать не сугубо этническое самоопределение народа (Республики Северная Осетия–Алания, Республики Южная Осетия), а его этнотерриториальное самоопределение. Следовательно, к важнейшим внешним факторам, влияющим на данный процесс, следует отнести:

во-первых, складывающийся расклад военно-политических сил на Кавказе и в частности на Южном Кавказе, с учетом заинтересованности ведущих мировых центров силы;

во-вторых, неоднозначность восприятия элитными массовыми группами, представляющими интересы глобальных политических игроков, путей решения проблемы «непризнанных государств»;

в-третьих, обострение проблемы энергетической безопасности в мировом хозяйстве и вытекающая отсюда заинтересованность международных корпораций, транснациональных финансово-промышленных групп в свободном доступе к новым источникам сырья и топлива;

в-четвертых, рост национального самосознания в мире (Западная Европа, Азия, Латинская Америка, СНГ и др.), как закономерная ответная реакция на действия глобализации и стремление защитить свою национальную культуру от нивелирования.

Воздействие перечисленных факторов на исследуемый процесс не носит вневременного характера, что предполагает их диалектическое переосмысление на каждом новом историческом этапе развития изучаемой социально-политической общности. Соответственно, требует своего правильного осмысления логика развития общественного сознания на рубеже веков и тысячелетий в контексте выработки приоритетных направлений развития государственности осетинского народа.

В Главе 2 «Этноязыковые проблемы формирования государственности осетинского народа в контексте этнополитических
и национальных процессов» – проведен анализ существующей концепции диалектов осетинского (аланского) языка[8] и на этой основе разработана новая целостная концепция, раскрыты движущие силы тенденций в этнополитической борьбе за историко-культурное наследие осетинского (аланского) народа.

Проведенными исследованиями установлено, что истоки существующего противоречия в сфере диалектологии осетинского (аланского) языка заключаются в далеком историческом прошлом, когда осетины (аланы), в силу трагических для них военно-политических событий, лишились большей части своей исторической родины и на несколько столетий оказались изолированными в горах Центрального Кавказа (XIV – XVIII вв.). Потеря традиционных политических, экономических, культурных связей с соседними народами и государствами, а также внутренняя изоляция в горных теснинах отдельных обществ оказало губительное влияние на развитие нации, ее языка и культуры. Одним из отрицательных итогов этого разрушительного процесса явилась утрата общего самоназвания – алан, что привело к дифференциации народа по общинным, языковым и другим особенностям.

Всеволод Миллер в своих широко известных «Осетинских этюдах», вышедших в свет в 1882 году, сообщает: «По-иронски говорят восточные общества (тагаурцы, алагирцы, куртатинцы), по-дигорски – западные общества по реке Ираф, по-туальски – южные общества»[9]. В дальнейшем исследователь, конкретизируя свои выводы по «осетинской» диалектологии, говорит о существовании двух основных диалектов: дигорского и иронского, а туальский относит к подречию иронского диалекта. Вскрывая причинно-следственную связь, обусловившую данную дифференциацию, ученый предполагает существование в прошлом народа, называвшего себя иронами и говорившего на одном языке. Этому предположению в дальнейшем суждено было получить блестящее подтверждение в трудах отечественных и зарубежных специалистов. Научными исследованиями , Э. Бенвениста, Г. Бейли, , Ж. Дюмезиля, , Я. Харматта, А. Шегрена, и др. однозначно доказана этноисторическая общность современных «осетин» с древним народом, принадлежащим к индоиранской ветви индоевропейской языковой семьи, носящей имя алан, от древнеиранского ариан – ирон – алан.

В работе, на основе систематизации обширного этнографического, этимологического материалов, была обоснована историческая и политическая правопреемственность этих терминов. Сравнительно-этимологический анализ слов Курдалагон, аллон, Ираф показал, что Kurdalægon: Kurd – Alæ – Wargon обозначает дословно кузнец аланский (alæ à аrya-) Wærgon[10]; allon представляет безупречное с фонетической стороны осетинское оформление древнеиранского аryana «арийский», авестийский airyana, древнеиндийский arya, т. е. переход ar в ll закономерно привел к alan (алан)[11]. Ираф (название реки в Алании): ир-аф, где аф восходит к древнеиранскому ар – «вода», «река», буквально ирская (осетинская) река[12]. Этнический термин ирон (Ир) в отличие от племенных названий дыгур (дыгургом), туал (туалгом) используется в собирательном смысле для обозначения имени народа.

На политической карте мира в Западной Азии расположено государство Иран. Основное население этого государства – иранцы – являются по происхождению и языку родственным народом иронцам (аланам), обособившимся от них в доисторические времена. Современный иранский и иронский (аланский) языки относятся к одной – иранской группе индоевропейских языков. Показательным является тот факт, что мировая историческая наука, международные политические институты определяют происхождение этнического термина иранец от древнеиранского aryana. Современное название Ирана (др. – иран. Aryаnаm – «страна ариев») происходит от названия индоевропейского народа, проникшего в течение II-го тысячелетия до н. э. на территорию этой страны (либо через Среднюю Азию, либо через Закавказье), и говорившего на индоиранском языке[13].

Общепризнанное арианское происхождение этнонима иранец делает более чем очевидным всю несостоятельность попыток оспорить прямую преемственность, тождество эндоэтнонимов ариан – ирон – алан. Строго говоря, этнический термин иранец является экзоэтнонимом. Поэтому сохранение политики двойных стандартов при определении сущности истории осетинского народа, его языка противоречит научному методу познания.

Проведенными исследованиями выявлено главное противоречие существующей концепции «о диалектах осетинского языка», которое заключается в том, что не может существовать наряду с иронским (аланским) языком еще иронский диалект этого языка. Однако наличие иронского диалекта иронского языка явилось основополагающим фактором при рассмотрении вопросов развития «осетинского» языка и культуры. Именно из этого положения, ставшего своеобразным постулатом, исходят отечественные и зарубежные специалисты, занимающиеся исследованиями в данной области.

В одном случае официальная наука определила существование в «осетинском» языке дигорского диалекта и туальского подречия иронского диалекта, исходя из узкообщинного деления: дыгургом, туалгом. В случае же с «иронским диалектом» за основу было положено одно из общих самоназваний народа – ирон адæм и его языка – ирон æвзаг. Тем самым, в исследованиях был нарушен основополагающий принцип научного метода познания – единство методологии. Несостоятельность подобного методологического подхода, его неизбежные негативные последствия для судеб народа более чем очевидны. Во многом этим обстоятельством объясняется выявленное в работе критическое положение вещей в сфере «осетинского» языка и культуры. Нетрудно представить, на каком уровне находилось языкознание и в целом самосознание, скажем, немецкого, французского или русского народов, если бы в немецком языке было официально признано наличие немецкого диалекта, во французском – французского, а в русском – русского. Вышеизложенное закономерно ведет к усилению внутриэтнической разобщенности, неспособности народа правильно определять ориентиры в развитии языка, культуры, экономики, территориально-политического устройства.

Определено, что сама эта проблема была создана в момент волюнтаристской подмены исторически сложившегося самоназвания алан на чуждый аланскому языку и истории термин «осетин». Привнесенный извне в иронскую (аланскую) среду термин «осетин» изначально не мог нести в себе объединительного начала. Именование алан (иронцев) «осетинами» на протяжении более чем 200 лет закономерно оказало и оказывает отрицательное воздействие на его национальное самосознание. Запущенность и нерешенность этой проблемы привело к ярко выраженному научному экспансионизму в алановедении. Происходит перманентная борьба за их историко-культурное наследие. С конца 80-х годов ХХ-го столетия борьба за аланское наследие приобретает политический характер.

Данные проведенных исследований позволили обосновать новую концепцию о диалектах аланского (осетинского) языка, которую предложено положить в основу проекта республиканского закона «О языках народа Республики Алания». Принятию данного закона в обязательном порядке должен предшествовать законодательный, исторический акт возвращения народу его общего самоназвания – аланы. Исходя из этого, речь в законе должна идти не об «осетинском», а об аланском языке.

Исходя из необходимости единого методологического подхода при определении названия диалектов аланского языка, в предложенной концепции за основу был положен географический (территориальный) принцип. Данный принцип позволил подразделить аланский язык на два диалекта: западно-аланский, восточно-аланский и южно-аланский говор восточно-аланского диалекта. Наличие различных переходных форм между диалектами не предполагает проведения четких границ, определяющих зону распространения того или иного диалекта. Установлено, что в отличие от классической теории, предполагающей образование общенародного языка на основе одного из диалектов и говоров, аланский общенародный язык прошел несколько иной путь развития. Закономерное движение от разнообразных диалектных форм к единому общенародному аланскому языку было завершено ко времени становления аланской государственности. Данное обстоятельство позволило отнести дату рождения общенародного аланского языка не к первой половине XVIII века, а как минимум к началу Х века. В дальнейшем, вследствие постигшей народ национальной катастрофы (XIV в.), процесс поступательного развития языка не только был приостановлен, но и принял обратную направленность. Различная степень замкнутости отдельных аланских обществ как между собой, так и по отношению к внешнему миру, обусловила и различные темпы развития у них языка.

Анализ и синтез данных по аланистике показал, что ныне действующий общенародный аланский язык сохранил ядро основного словарного фонда, функционировавшего в средние века общенародного языка, его грамматический строй. Следовательно, существующее деление неделимого целого противоречит объективным законам развития общества, ведет к деградации аланского языка.

Этапы исторического развития аланского языка предлагается рассматривать следующим образом: диалектные формы à общенародный язык à диалектные формы à общенародный язык. Аланский общенародный язык в своем историческом развитии совершил своеобразный кругооборот по восходящей спирали, вследствие чего ныне функционирующий общенародный язык есть ничто иное, как обновленная форма действовавшего уже в средние века и ранее общенародного языка. Данное обстоятельство и сам факт функционирования в прошлом единого общенародного языка, а не двух отдельных языков двух отдельных народов, лишает научного смысла дискуссию о том, какой же диалект – восточно-аланский или западно-аланский – лежит в основе общенародного аланского языка.

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4