Практически весь массив греческих гороскопов (а всего их известно около 180-ти) датируется первыми пятью веками н. э. Таким образом, эти данные подтверждают, что расцвет гороскопной астрологии произошёл лишь близ рубежа н. э. в эллинистическом мире. Трудно считать случайностью, что известно менее 20 клинописных гороскопов того периода, от которого дошло более 1800 астрономических клинописных табличек. С греческими же гороскопами ситуация обратная: мы имеем только 20 астрономических документов и примерно в 10 раз большее количество гороскопов.

Египетских гороскопов известно всего 10. Девять из них записаны демотическим письмом, они датируются от 38 г. до н. э. по 93 г. н. э. Особенно интересен десятый случай. Это единственный известный гороскоп, в котором – вперемешку с греческим – используется язык коренного населения Египта (коптский). Он составлен на дату в 95 г. н. э. и сопровождается обширными астрологическими рассуждениями [Neugebauer, Van Hoesen, 1959].

Наиболее ранний арабский гороскоп, известный нам, составлен на коронацию сасанидского царя Хосрова I Ануширвана 18 августа 531 г. [Neugebauer, Van Hoesen, 1959]. Но начало истинного расцвета астрологии в арабских странах датируется временем правления первых аббасидских халифов (2-я пол. 8 в.). Главным центром астрологии в исламском мире стал Багдад, основанный в 762 г. (весьма показательно, что дата основания города и его планировка была определена придворными астрологами халифа ал-Мансура – персом Наубахтом и евреем Маша'аллахом) [Матвиевская, Розенфельд, 1983]. В 11 в. центр астрологической и астрономической активности переместился в Андалусию, с 13 по 15 в. – в Египет и Сирию, а в последующие века таким центром в исламском мире был Стамбул.

В разные эпохи и в различнных астрологических системах использовались разные схемы рисунка гороскопа. Интересно, что в месопотамских и греческих источниках вообще нет рисунков астрологических карт. Единственное исключение составляет грубая круговая диаграмма в одном из папирусов 1-й пол. I в. н. э. [Neugebauer, Van Hoesen, 1959; Саплин, 1994, с. 321]. Только в византийских манускриптах начинают встречаться схематичные прямоугольные изображения гороскопов. Подобные рисунки затем перешли в арабскую и европейскую традицию, а в Индии (куда гороскопная астрология проникла около 2 в. н. э.) использовались немного другие схемы, хотя тоже квадратные. На Дальнем Востоке концепция гороскопов также стала известна в первые века н. э., во многом благодаря буддийским миссионерам. Что интересно, в Китае и Японии стали общепринятыми не прямоугольные схематичные изображения гороскопов, а круглые, более точно отображающие расположение планет на небесной сфере [Needham, 1956; Nakayama, 1969].

Существенно, что астрология предзнаменований была общегосударственной (мунданной), тогда как календарные вычисления и построение гороскопов могли использоваться и в мунданной, и в индивидуальной (натальной) астрологии.

Упомянем о ключевых изменениях, которые произошли на обсуждаемом этапе в мунданной астрологии. Здесь следует выделить появление представлений о том, что свой гороскоп имеют не только люди, но и города и государства. Подобные представления зафиксированы уже в 1 в. до н. э., когда астролог Луций Таруций Фирман рассчитал гороскоп основания Рима (который лёг в основу летосчисления “от основания Рима”) [Cramer, 1954; Куталёв, 1997, с. 141]. Таким образом, мунданная астрология, продолжая использовать многовековые традиции астрологии предзнаменований, обогатилась и гороскопическими методиками.

В первые века н. э. (а возможно, и ранее) весомый вклад в развитие мунданной астрологии был сделан персидскими (зороастрийскими) звёздочётами. Они разработали методы астрологического изучения исторических периодов на основе циклов Юпитера и Сатурна [Pingree, 1963; Саплин, 1994, с. 26–27]. Особенно судьбоносными считались годы соединений этих двух планет, в которые как бы закладывались основные тенденции последующих 20 лет. Циклы соединений Юпитера и Сатурна объединялись персидскими астрологами в более глобальные сверхциклы, позволяющие делать астрологические выводы о целых эпохах. Эта методика была затем заимствована арабскими астрологами, а от них стала известна и в средневековой Европе, где приобрела большую популярность.

Раздел астрологии, занимающийся построением и толкованием гороскопов рождения людей, назывался по-гречески “генетлиалогия” или “апотелесматика”. В средние века совокупность методик анализа гороскопа и методик прогноза называлась юдициарной астрологией (от лат. iudicium – “приговор”). В этом названии отражены фаталистические тенденции, как и в соответствующем названии данной отрасли астрологии у арабов, которое переводится как “приговоры рождений” [Матвиевская, Розенфельд, 1983].

Особого разговора заслуживает вопрос о соотношении гороскопов зачатия с гороскопами рождения. Считается, что первым астрологом, который начал использовать методы гороскопной астрологии применительно к моменту зачатия, был Архинопол (1-я пол. 3 в. до н. э.), ученик Бероса. Самый ранний известный пример карты зачатия обнаружен в вавилонском клинописном тексте, который содержит положения планет на две даты, отстоящие друг от друга на 279 дней: первая дата (17.03.258 г. до н. э.) относится к зачатию, а вторая (15.12.258 до н. э.) – к рождению ребёнка [Ван-дер-Варден, 1991]. Таким образом, исторически более ранним было, судя по всему, появление гороскопов рождения, а карты зачатия появились позднее и играли подчинённую роль.

Гороскопная астрология, получив развитие в эллинистическом мире (особенно важные разработки были сделаны в Египте), постепенно распространилась по всему Старому Свету: в первые века н. э. она стала известна в Индии, Сирии и Иране, после падения Западной Римской империи продолжала существовать в Византии, с появлением Арабского халифата в 7 в. вошла в жизнь мусульман, а различные торговые и военные походы более позднего времени (особенно монгольские завоевания) сделали гороскопную астрологию широко известной в странах Центральной Азии и Дальнего Востока.

Гороскопная астрология обычно делилась на четыре направления. Помимо юдициарной астрологии (изучающей гороскопы конкретных людей) и мунданной астрологии (изучающей глобальные события, касающиеся масс людей), выделялись катархен-астрология и интеррогативная астрология.

Астрология выбора благоприятного времени для тех или иных действий (катархен-астрология, от греч. katarchein – “начинать, указывать дорогу”) – или, если воспользоваться современным термином, элективная астрология – восходит к хрономантии и календарной астрологии. Некоторые отголоски этого древнейшего этапа элективной астрологии дошли до наших дней (например, в суеверных представлениях, что не стоит жениться в мае, делать важные дела 13-го числа и т. п.). Использование катархен-астрологии зафиксировано уже на рубеже 4–3 вв. до н. э. Известно, что Селевк Никанор (321–281 до н. э.) консультировался с вавилонскими астрологами (в источнике 2 в. н. э. они названы “магами”) о наиболее благоприятном часе для закладки нового города Селевкии недалеко от Вавилона [Cramer, 1954]. С появлением гороскопов катархен-астрология обрела самостоятельную жизнь. Одним из первых известных астрологов, разрабатывавших данную отрасль, был Серапион Александрийский, живший близ рубежа н. э. [Sphujidhvaja, 1978]. Методики астрологии выбора стали широко использоваться в Римской империи, в первые века н. э. получили известность в Индии и Сасанидском Иране, затем активно применялись в Византии и арабском мире, а через переводы с арабского стали известны и в позднесредневековой Европе.

Интеррогативная (вопросная) астрология, сейчас обычно называемая хорарной, также зародилась в недрах хрономантии и до сих пор сохраняет связь с мантикой в наиболее очевидной форме среди всех направлений астрологии. Эта отрасль астрологии занимается изучением гороскопов, построенных для ответа на те или иные чётко сформулированные вопросы, которые касаются актуальных событий ближайшего времени. Интеррогативная астрология не занимается построением карт рождения людей или “развёрткой” этих карт во времени; она изучает гороскоп вопроса как самостоятельный объект исследования. Она тесно связана с элективной астрологией, как бы являясь её оборотной стороной: если интеррогативная астрология по моменту, в который возник объект, определяет его жизнеспособность, то элективная астрология, наоборот, выявляет заранее момент, который наиболее благоприятен для того, чтобы какой-либо объект создать. На ранних этапах развития вопросная астрология воспринималась, очевидно, как единый предмет с катархен-астрологией. Она также сформировалась с введением гороскопов в эпоху эллинизма, и её принципы использовались уже Серапионом Александрийским.

Около 2 в. хорарная астрология проникла в Индию, где её техники были оригинально переосмыслены и обогащены в прашна-шастре, как называли эту отрасль астрологии индийцы. В 9–10 вв. интеррогативная астрология получила широкое распространение в арабском мире.

В Европе знания о хорарной астрологии были утрачены после падения Рима, и новое возрождение наступило лишь в позднем Средневековье, в результате контактов европейцев с исламской наукой. Вопросная астрология достигла своего расцвета в деятельности итальянского астролога Гвидо Бонатти (около 1230 – 1300), который ввёл в это учение ряд положений, ставших для последующих поколений астрологов аксиомами [см. Бонатти, 1998].

Методики хорарной и катархен-астрологии быстро приобрели популярность. Это во многом объясняется тем, что астролог с их помощью мог давать ответы на насущные вопросы клиента без выяснения времени рождения, которое обычно было неизвестно, а если известно – то с весьма малой точностью.

Астрология предзнаменований после появления гороскопов стала терять свои позиции, хотя в ряде стран Азии (в частности, в Китае и Японии) она продолжала существовать даже в 18 в. В Индии основные работы по астрологии предзнаменований были написаны в I тыс. н. э. Это “Гарга-самхита” (1–2 вв. н. э.), “Пайтамаха-сиддханта” из “Вишнудхармоттарапураны” (начало 5 в.), “Брихат-самхита” Варахамихиры (середина 5 в.) [Varahamihira, 1947], “Бхадрабаху-самхита” (7–9 вв.) и комментарии Бхаттотпалы к “Брихат-самхите” (967 г.) [Pingree, 1987; Саплин, 1994, с. 25]. В Китае подобные сочинения создавались на протяжении многих столетий, но, пожалуй, самыми фундаментальными были “Основы астрологии” Хуань Тиня (1653) и “Имперский компендиум астрологии” (1739), подытоживший двухтысячелетний опыт китайских астрологов [Needham, 1956]. В Японии наиболее значительная работа была создана Шибукавой Харуми (1639–1715). Его труд “Тенмон кеито" (“Сокровищница астрологии”), законченный в 1698 г., представляет собой восемь томов астрологических правил и интерпретаций записанных предзнаменований. В основе большой части данного многотомника лежит китайский учебник Хуань Тиня (1653). В Европе и на Ближнем Востоке к середине I тыс. омен-астрология прекратила самостоятельное существование, но ряд её методик сохранился в мунданной астрологии.

В общем, история взаимовлияний различных астрологических традиций совпадает с историей культурных влияний в целом. Главным центром эллинистической астрологии (как и центром эллинистической науки вообще) была Александрия Египетская. В эпоху торжества Римской империи астрология была очень популярна в Риме, причём большинство известных астрологов, работавших в Риме, были египетского происхождения. Во 2–5 вв. н. э. астрологические техники эллинистических астрологов распространяются в Сасанидском Иране, Сирии, Индии. В эпоху упадка Западной Римской империи центром изучения астрологии продолжает оставаться Восточная Римская империя (Византия). После возникновения Арабского халифата начинают переводиться на арабский язык астрологические трактаты с греческого, пехлеви, сирийского языков. Экспансия ислама сопровождалась и экспансией исламской науки, в том числе астрологии. В результате монгольских завоеваний система греко-арабской астрологии становится известна практически по всей Азии, включая Индию, Китай и Тибет, а в результате крестовых походов, конкисты и реконкисты знания об этой астрологической системе попадают в Западную Европу, где астрология (начиная с 12–13 вв.) даже становится университетской дисциплиной. “Как только язычество перестало представлять непосредственную угрозу христианству, теологи высокого средневековья добровольно и не таясь отвели астрологии почётное место среди прочих дисциплин – в особенности, учитывая её классическую “родословную” и тот факт, что к её систематизации приложили руку Аристотель и Птолемей” [Тарнас, 1995, с. 163–164].

Выводы по данному периоду. Подробное изложение истории астрологии выходит за рамки задач данной работы; отметим лишь два принципиальных вывода, вытекающих из изучения истории астрологических традиций в этот длительный период.

Во-первых, астрология легко преодолевала государственные, языковые, религиозные рамки, несмотря на очень настороженное отношение к "знаниям язычников", характерное для многих культур. Иудейские, христианские, мусульманские астрологи, как и представители других религий, пользовались одной и той же астрологической системой. Более того, христианские астрологи работали при дворах халифов, иудейские астрологи давали консультации римским папам, а исламские астрологи делали предсказания для китайских императоров. И подобных исторических свидетельств “надрелигиозности” астрологии, её интеркультурной значимости можно найти множество.

Во-вторых, необходимо отметить, что при перенесении астрологических техник на новую почву нередко имело место недопонимание первоисточников, вызванное культурными и языковыми различиями. В частности, арабские астрологи, несмотря на подчёркнутое стремление следовать букве и духу учения их греческих предшественников, не смогли избежать искажения ряда важных методик античной астрологии. Аналогичный процесс имел место при перенесении эллинистических техник в индийскую астрологию. Европейские астрологи, пользуясь латинскими переводами арабских первоисточников, в свою очередь, вольно или невольно видоизменяли изложенные там идеи. И многие “нововведения” в истории астрологических методик на поверку оказываются результатом именно таких ошибок в интерпретации трудов авторитетов прошлого.

В качестве краткого итога укажем основные особенности, отличающие данный исторический этап от предыдущего:

1. На этом этапе в астрологии появилась линейная концепция времени (наряду с древней циклической): каждый момент времени несёт информацию о всей судьбе возникшего в этот момент объекта: от зарождения до исчезновения. (Отметим корреляцию с идеей К. Ясперса о возникновении в данную эпоху “осевого времени” [Ясперс, 1994, с. 32].) С этим связана сформулированная на данном этапе теория астрологической значимости моментов зачатия, рождения и смерти.

2. Получила развитие индивидуальная астрология. Если ранее астрологи концентрировали своё внимание почти исключительно на общегосударственных вопросах и судьбе правителей, то теперь астрологические правила прилагаются к изучению жизни любого индивидуума, любого живого существа (так, появились методики толкования гороскопов домашних животных [см. Varahamihira, 1957]) и вообще любого объекта, имеющего начало и конец во времени (например, можно построить гороскоп на момент какого-либо начинания или на момент задания вопроса).

3. В астрологии почти перестаёт уделяться внимание тем факторам, которые не могут быть вычислены на любую дату в обозримом прошлом и будущем (расчётным базисом астрологии становится математическая астрономия).

4. Астрология перестаёт быть исключительной прерогативой жрецов и государственных чиновников, происходит десакрализация астрологии. В итоге, астрология стала популярна в широких народных массах, появились трактаты по астрологии, она стала преподаваться в учебных заведениях (в том числе, в общедоступных).

3.4. Кризис “научной астрологии” и торжество физики Ньютона

Ключевая характеристика: Разрушение границы между надлунным и подлунным мирами и невозможность объяснить механизм корреляции между земными и небесными процессами. Обоснования этой корреляции в основном мистические.

17–18 вв. стали временем кризиса европейской астрологии. Она утратила статус научной дисциплины, перестала преподаваться в университетах и была заклеймена как пустое суеверие. Традиционно считается, что в учёной среде её стали считать отжившей свой век по трём главным причинам.

Во-первых, принцип геоцентризма, на котором базировалась астрология, после открытий Коперника, Галилея и Кеплера доказал свою несостоятельность.

Во-вторых, принцип всемирной симпатии уступил в европейской науке место механистическому представлению о мире.

И в-третьих, астрономические открытия Нового времени показали наличие в Солнечной системе планет, не нашедших места в идущей из античной науки астрологической планетной иерархии.

Но в действительности, переход к гелиоцентрической системе и открытие новых планет никак не могли вызвать “смерть астрологии”. Концепция гелиоцентризма была известна ещё учёным древности: индийская “Айтарея брахмана”, где излагаются подобные взгляды, была создана не менее чем за две тысячи лет до рождения Коперника [Радхакришнан, 1993, т. 1, с. 18]; а в выдвинул гипотезу о вращении Земли вокруг Солнца ещё в первой половине 3 в. до н. э. И это не единственные примеры гелиоцентризма в древности. Принятие концепции Коперника в научных кругах слабо повлияло на выводы астрологии, прежде всего потому, что она изучает влияния космоса на Землю и на существ, которые живут на ней, а не на Солнце. Какой при этом воспользоваться астрономической теорией расчётов, ей не так уж важно. Более того, первое сочинение, излагающее теорию Коперника, было написано астрологом (!) – . В этом трактате (“Narratio Primo”, 1540), опубликованном за три года до выхода книги самого Коперника, Ретик не только излагает гелиоцентрическую систему, но и использует её для астрологических расчётов касательно Второго пришествия Христа [West, Toonder, 1970; Куталёв, 1997, с. 124]. Наконец, сама по себе система Коперника даже не была более точной, нежели использовавшаяся на протяжении полутора тысячелетий птолемеевская. Система Птолемея, как указывает Т. Кун, “имела необычайный успех в предсказании изменений положения звёзд и планет. Ни одна другая античная система не давала таких хороших результатов; для изучения положения звёзд астрономия Птолемея всё ещё широко используется и сейчас как техническая аппроксимация; для предсказания положения планет теория Птолемея была не хуже теории Коперника” [Кун, 1977, с. 98]. Заметим, что самим создателям новой науки – Тихо Браге, Иоганну Кеплеру, Роберту Бойлю – их открытия ничуть не мешали серьёзно заниматься астрологией (особенно велик вклад в теорию астрологии И. Кеплера). Открытие новых планет также не привело к крушению астрологии: влиянию этих планет были найдены соответствия, а сам факт их открытия стал интерпретироваться астрологами как возможность более глубоко изучить причины происходящих на Земле событий.

Видимо, первым историком культуры, который пришёл к выводу о том, что торжество системы Коперника не могло повлечь за собой кризис астрологии, был русский учёный начала 20 в. . Он категорически заявлял: “Мы вообще не видим в открытии Коперника ничего такого, что могло бы окончательно подорвать кредит этой своеобразной науки” [Зелинский, 1994, с. 97]. Да, Солнце и Луна перестали считаться планетами, но и в астрологии им всегда отводилось особое место – не столько среди планет, сколько рядом с ними. Учение Коперника представило в совершенно ином виде взаимоотношения членов Солнечной системы – но для жителей Земли, на которых и составляются гороскопы, движение светил по небу всё равно осталось прежним. “Вычисления затмений солнечных и лунных и до Коперника производились с приблизительной правильностью, и их формулы не изменились от того, что солнце и земля поменялись местами; тем легче могла астрология, при чрезвычайной гибкости своих теорий, примениться к новым условиям” [Зелинский, 1994, с. 97]. Далее Зелинский справедливо отмечает: “Не забудем, наконец, и страха богословов перед Коперником: всему христианству, думали они, грозит гибель от его учения, с допущением которого засвидетельствованная в Писании стойкость земли оказывается заблуждением, и всё дело искупления получает своим предметом население крошечного атома в вихре небесных сил. И что же? Вот уже два с лишком столетия, как гелиоцентрическая система мирно господствует рядом с христианством, не подвергаясь сколько-нибудь серьёзным гонениям с его стороны. Можно ли после того сомневаться, что и астрология сумела бы найти какой-нибудь modus vivendi с новой астрономией – если бы не другие, неблагоприятные для неё условия?” [Зелинский, 1994, с. 97].

Действительно ключевой причиной кризиса астрологии можно считать только вторую из указанных выше. Как справедливо отметил Зелинский, “умерла астрология тогда, когда у неё отняли её душу, когда место догмата всемирной симпатии занял догмат всемирного тяготения”. И далее: “Чтобы убедиться в этом, представим себе ещё раз со всей возможной яркостью то миросозерцание, показателем которого был догмат всемирной симпатии; мы убедимся тогда как в научной необходимости астрологии для того двухтысячелетнего с лишком периода, который оканчивается открытием Ньютона, так и в её несовместимости с основным принципом новейшей физики” [Зелинский, 1994, с. 97–98].

Обсуждая главные особенности предыдущего исторического этапа, мы подчеркивали значение аристотелевского понимания физики и математики. “Античная и средневековая физика не была математической: предмет физики рассматривался как реально существующая природа, где действуют силы и происходят движения и изменения, причины которых и надо установить. Математика, напротив, понималась как наука, имеющая дело с идеальным, конструируемым объектом, относительно существования которого велись бесконечные споры. И хотя математические конструкции ещё со времён Евдокса (IV в. до н. э.) применялись в астрономии, они были лишены статуса физической теории, рассматривались как математические фикции, цель которых – “спасение явлений”, т. е. объяснение видимых, наблюдаемых траекторий небесных тел” [Истоки, 1997, с. 63]. Поэтому математика активно применялась в астрологии, но объяснять или опровергать астрологию при помощи физики ни одному учёному античности и средних веков даже не могло прийти в голову – такой подход считался бы “ненаучными”.

С этих позиций становится ясным, что отказ от аристотелевского понимания задач физики и математики имел важнейшее значение для астрологии: ведь теперь её критики могли потребовать физического объяснения астрологических воздействий. Именно в таком ракурсе приобретает определённое сопутствующее значение и открытие Коперника:

“Перенесение земли на аристотелево – математизируемое – Небо – таков реальный смысл коперниканской революции XVI в. А поскольку, согласно представлениям античной науки, математические законы, т. е. постоянные и точные соотношения, имеют место лишь там, где нет материи, изменчивой и текучей, или по крайней мере где она предстаёт уже почти в идеальном виде, как “пятый элемент” – эфир, постольку снятие принципиальной границы между небесным и земным и, стало быть, астрономией и физикой, есть необходимая предпосылка экспериментально-математического естествознания. Коперник начал то, что затем продолжили Кеплер, Галилей, Декарт, Ньютон и другие, устраняя остатки античного конечного космоса” [Истоки, 1997, с. 55].

Таким образом, принятие европейскими учёными гелиоцентрической системы было предвестником того, что астрологии вскоре придётся отвечать на вопросы физиков. А принятие физической теории Ньютона лишило астрологию её научного основания, поскольку в рамках ньютоновской физики объяснить астрологические влияния было невозможно.

Но крушение астрологии не было таким уж стремительным и бесповоротным. Здесь сыграло роль и наличие многовековой традиции изучения астрологии, и тот факт, что новой научной парадигме требовалось время для своего окончательного утверждения, и разумная осторожность учёных, боявшихся, говоря словами Кеплера, “выплеснуть вместе с водой и младенца”. В частности, Ф. Бэкон, теоретик методологии опытной науки, считал, что астрологию “скорее следует очистить от всего ложного, чем полностью отказываться от неё” [Бэкон, 1971, с. 223]. Он указывал: “Мы же считаем астрологию отраслью физики и не придаём ей большего значения, чем это допускает разум и очевидные факты” [там же, с. 224]. Что интересно, отвергнув многие концепции классической астрологии, Бэкон при этом указал и немало новых направлений, по которым следует двигаться астрологам (“О достоинстве и преумножении наук”, кн. 3, гл. IV). А по поводу физического объяснения астрологических влияний Бэкон осторожно отмечал: “Нам представляется несомненным, что небесные тела обладают и некоторыми другими формами воздействия кроме излучения тепла и света, которые, однако, могут подчиняться только тем правилам, которые мы перед этим привели. Но всё это глубоко скрыто в тайниках природы и требует более подробного исследования и обсуждения” [там же, с. 226].

Отметим также усиление негативной реакции на астрологические прогнозы со стороны католической церкви. С 16 в., в русле контрреформации, церковь стала особенно активно бороться с ересями. В 1545 г. на Трентском соборе предсказательная астрология была осуждена, а папские буллы 1586 и 1631 гг. окончательно закрепили тенденцию к неприятию астрологии со стороны католицизма. Но в протестантской Европе эта дисциплина продолжала пользоваться уважением. Хотя Лютер не жаловал астрологию, другие виднейшие деятели Реформации относились к ней благосклонно (в частности, Ф. Меланхтон, автор Аугсбургского исповедания лютеранской церкви, читал курс лекций по астрологии в Виттенбергском университете, а его единомышленник, лютеранский теолог И. Камерарий осуществил первое за всю историю издание оригинального греческого текста “Тетрабиблоса”) [Zambelli, 1986]. Поэтому достаточно закономерно, что после усиления гонений на астрологов со стороны католической церкви центр занятий астрологией переместился в страны протестантизма.

В целом, астрология к концу 17 в. исчезла из мира академической европейской науки, прежде всего, во Франции и Великобритании (однако в ряде европейских стран – в частности, в Испании, Германии и Польше, – даже во 2-й пол. 18 в. занятие астрологией продолжало оставаться обязанностью университетских профессоров) [Броль, 1999, с. 122].

Интересно, что когда астрология перестала считаться наукой, учёные стали изучать её роль и значение в истории культуры. Во времена, когда французская астрология была уже в полном упадке, Королевская Академия Литературы выбрала проблему происхождения астрологии в качестве темы для своей премии 1751 г. [см. Naylor, 1967]. Учёные начали понимать, как эта “лженаука” ранее была важна.

Именно в это время произошло удивительное раздвоение общественного мнения, которое существует и по сей день: в то время как учёные стали отрицать научность астрологии, в самых разных слоях населения (как в простом народе, так и в аристократических кругах) астрология продолжала оставаться весьма популярной.

К примеру, в Великобритании 17 в. был поистине “золотым веком астрологии”: в это время работало множество астрологов-консультантов, выпускалась масса астрологической литературы – как популярной, так и для профессионалов. В 1700 г. в Лондоне начал издаваться самый популярный ежегодный астрологический альманах – “Vox stellarium”, успех которого с течением времени не ослабевал, а даже увеличивался. Так, в 1770 г. тираж “Vox stellarium” был свыше 100 тыс. экз., а в 1839 г. он достиг 560 тыс. экз. [Howe, 1972]. И в конце 19 в. он продолжал успешно выдерживать конкуренцию со стороны более новых альманахов Рафаэля (выпускается с 1820 г.), Задкиеля (начал выходить в 1830 г.) и других. Истории о блистательных шарлатанах типа Калиостро и сохранившиеся мемуары 18 в. (как, к примеру, воспоминания знаменитого Казановы) свидетельствуют о том, что не только простой люд, но и образованный высший свет очень живо интересовался астрологией и тайными науками.

Вообще, астрология, потеряв союзников , обрела новых поклонников среди людей гуманитарного знания. В частности, этим учением древности заинтересовались такие светила литературы, как Гёте, Новалис, Стендаль, Вальтер Скотт. А известный испанский поэт Диего де Торрес Вильярроэль на протяжении почти полувека, с 1726 по 1770 г., возглавлял кафедру астрологии в Саламанкском университете [Thorndike, 1941, Vol. VI, p. 165–166].

Особенно серьёзно относились к астрологии в различных эзотерических обществах, которые в эту эпоху переживали свой расцвет. В частности, она изучалась и распространялась участниками масонского движения (здесь прежде всего следует назвать имя Эбенизера Сибли, автора популярнейшего фундаментального учебника по астрологии, который впервые вышел в 1787 г. и выдержал свыше 12 переизданий). Астрологические концепции стали неотъемлемой частью теософии Блаватской, оккультизма Бургойна, антропософии Штейнера, розенкрейцерства Хейнделя и других оккультных учений 19–20 вв. И это неудивительно. Лишившись возможности объяснить корреляцию земных и небесных явлений с естественнонаучных позиций, астрологи стали тяготеть к различным мистическим и оккультным объяснениям этой корреляции.

Подчеркнём, что всё вышесказанное касается европейской науки 17–19 вв. Для азиатских же стран данная эпоха, в целом, была временем традиционализма в астрологии. Эта дисциплина сохраняла своё значение в жизни людей, хотя астрологические сочинения этого периода в своём подавляющем большинстве демонстрируют скорее неуклонное следование авторитету учёных предшествующих поколений, нежели критическую проверку астрологических постулатов или изложение новых, оригинальных концепций. При этом резких перемен в отношении к астрологии (подобных кризису европейской астрологии в Новое время) на Востоке не произошло.

Таким образом, основными особенностями данного этапа можно считать следующие:

1. Астрологии на Западе было отказано в научности. Она стала причисляться к суевериям или оккультно-мистическим знаниям.

2. Астрология полностью утеряла государственный статус (в европейской культуре) и перестала использоваться в государственных делах.

3. Перестав быть частью науки, астрология оставалась составляющей народной культуры, не утратив своей популярности в широких слоях населения.

4. Если ранее астрология сотрудничала прежде всего с естественными науками, теперь интерес к ней выказывают в основном представители гуманитарных дисциплин. Интересно отметить вытекающее отсюда следствие: впервые за всю историю астрологи перестали быть одновременно астрономами (они теперь зачастую довольствовались таблицами, составленными профессиональными астрономами, сами не умея определить положение небесных тел).

5. Возникло довольно ощутимое разделение астрологов на два лагеря: одни астрологи начали переосмысливать многовековые астрологические “истины” с тем, чтобы найти в них место новым научным открытиям (обнаружению новых планет и тому подобному), другие же (консерваторы-традиционалисты) ратовали за безусловное следование авторитету древних астрологов.

6. Упадок “научной астрологии” привёл к упрощению, искажению, а то и к потере многих техник и методов традиционной астрологии. В результате, важное место в деятельности астрологов заняла выработка новых техник взамен утерянных.

3.5. Современный этап. Кризис ньютоновской физики

Ключевая характеристика: Статистические исследования, работы гелиобиологов, изучение биоритмов и тому подобное возрождают уверенность в наличии корреляции между земными и космическими процессами. Объяснения корреляции благодаря разработкам Чижевского в гелиобиологии, благодаря теории синхронизма Юнга и, в перспективе, благодаря квантовой физике.

20 в., явившийся эпохой кризиса механистической научной парадигмы, был ознаменован и возвращением интереса к астрологии среди учёных. Несмотря на пренебрежение к “устаревшему псевдоучению”, ставшее к тому времени традиционным для науки, стали раздаваться голоса о возможном налаживании конктакта между астрологией и наукой, который может быть полезен для обеих сторон. “Астрология, как подметил , угадала неразрывную связь человека с космосом и тем прорвалась к истине, скрытой от науки о человеке, не знающей неба, и от науки о небе, не знающей человека” [Гуревич, 1996, с. 273].

Другой причиной всплеска интереса к астрологии, помимо кризиса традиционной научной парадигмы, можно считать и кризис современной церкви. Поэтому в 20 в. многие люди обращаются к “науке о звёздах” (и другим оккультным знаниям) в надежде, что она даст ответы на те вопросы, на которые ответа нет как у традиционной науки, так и у традиционной религии, и считают возможным соединение научного и религиозного путей развития именно через астрологию.

Ещё в 1880 г. в защиту астрологии открыто выступил главный хранитель Британского музея, историк и писатель Ричард Гарнетт (1835–1906). Он был одним из первых учёных этой эпохи, который посчитал, что для того, чтобы высказывать какое-либо мнение об истинности или ложности астрологии, её необходимо вначале изучить. В результате своих занятий этой дисциплиной, он пришёл к выводу, что неправомерно смешивать астрологию с гаданием. В своём эссе “Душа и звёзды”, напечатанном в “The University Magazine” в 1880 г., Гарнетт выступил против традиционного неприятия астрологии со стороны учёных. По его мнению, астрология – “физическая наука, так же, как геология”, а отнюдь не оккультное учение. Гарнетт указывал на строго эмпирический характер астрологии и писал: “Что касается достоверности её данных, то астрология является наиболее точной из всех наук, за единственным исключением астрономии” [цит. по: Parker, 1983, p. 171].

Среди отечественных учёных одним из первых и наиболее решительных сторонников астрологии в новейшее время был (1897–1964). В 1915 г. он высказал идею о влиянии солнечной активности на земную жизнь и впоследствии блестяще подтвердил её научными исследованиями. В 1918 г. в Московском университете он получил степень доктора всеобщей истории, защитив диссертацию на тему “Исследование периодичности всемирно-исторического процесса”, в 1922 г. развил концепцию связи периодичности солнечной активности с развитием эпидемий и эпизоотий. В 1924 г. в Калуге вышла в свет работа “Физические факторы исторического процесса”, в которой Чижевский анализировал влияние космические факторов на динамику социально-исторических процессов. Явившись основателем новой науки гелиобиологии, сам Чижевский оценивал свою деятельность как развитие астрологических концепций прошлых веков. В 1926 г. он опубликовал статью “Современная астрология” (“Огонёк”, № 17), в которой основные понятия астрологии объяснял с позиций естественных наук. В этой статье он, в частности, писал, что ряд выдающихся астрономов доказывал связь периодичности солнечных явлений с движением планет вокруг Солнца. Если процессы на Солнце во многом зависят от планет, то, следовательно, и земные явления, зависящие от пятен и протуберанцев, находятся под контролем планет. Кроме этого, открытые в верхних слоях атмосферы лучи, имеющие космическое происхождение, делают вполне реальным предположение о влиянии на нас не только Солнца, но и более далёких светил. В своей фундаментальной работе “Земля в объятиях Солнца” (1931) Чижевский (в главе “От астрологии к космической биологии”) прослеживал историю астрологической мысли с весьма благожелательных позиций [Чижевский, 1995].

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13