Подготовлено для журнала «Вопросы психологии»

Принципы современного гуманизма (психологический аспект)

Г. А. БАЛЛ

Очерчиваются заслуживающие поощрения ныне гуманистические установки в сознании и поведении людей и человеческих общностей. Это принципы экологизма, конструктивизма, толерантности, диалогизма, медиационности, рационализма (гармонического), ориентации на культуру, личностной ориентации (точнее, ориентации на целостного человека), моральности и гармоничности. Кратко характеризуются также некоторые гуманистические макропсихологические модели и принцип самоприменимости гуманистически ориентированной психологии.

Ключевые слова: гуманизм, принципы современного гуманизма, диалог, гармония, культура, целостный человек.

Общественная и научная актуальность проблемы «гуманизм в современном мире» очевидна. Вместе с тем нуждаются в комментировании само понятие гуманизма и особенности современного гуманизма.

Видимо, гуманизм можно трактовать как соединение гуманности (основанного на эмпатии оказания помощи людям /а также, по возможности, другим живым существам/ и их сообществам в непосредственном облегчении их страданий и улучшении условий их жизни)[1] и диалогического взаимодействия с людьми и их сообществами как партнёрами (что предполагет взаимное уважение и способствование раскрытию и приумножению конструктивных возможностей участников взаимодействия). Помощь партнёрам должна оказываться не только в удовлетворении – сейчас и в будущем – их дефицитарных (в терминах А. Маслоу) потребностей, но и в их приобщении к переживанию и реализации бытийных ценностей – добра, истины, красоты, справедливости, совершенства и т. д. Сама гуманистически ориентированная активность выступает в качестве такой реализации для субъекта этой активности, принося ему – вопреки неизбежным трудностям и утратам – высокое удовлетворение. Таким образом, гуманистический подход является не односторонне альтруистическим, а скорее, о чем писал Маслоу, – трансцендирующим дихотомию эгоизма и альтруизма.

Одной из особенностей современного гуманизма можно считать постепенное преодоление традиционного отождествления гуманизма с антропоцентризмом – мировоззренческим направлением, альтернативным природоцентризму и теоцентризму. Ведь ныне требуют акцентирования не столько расхождения в понимании мира и человека в мире, существующие между мировоззренческими направлениями, сколько возможности их взаимообогащающего диалога, который должен углубить это понимание, в его разных вариантах, и благодаря этому повысить его практическую значимость. Необходима разработка – с опорой на достижения разных философских школ – оптимальных стратегий поведения людей и человеческих сообществ в эпоху резких цивилизационных сдвигов. Последние же, как известно, имеют противоречивый характер.

С одной стороны, ускоряется процесс расширения пространства внешней свободы, которой может воспользоваться человек, – значит, соответственно должна возрастать и степень его готовности к тому, чтобы это использование было конструктивным. Вот характерный пример возникающих при этом проблем. Мы привыкли настаивать на значимости формирования у юного поколения готовности к профессиональному труду. Эта проблематика по-прежнему актуальна. Но, учитывая существенное уменьшение (по крайней мере в экономически развитых странах) доли рабочего времени в общем временнόм балансе человека, не менее актуальной становится проблема психологической подготовки к плодотворному использованию свободного времени - использованию, которое имело бы положительные (а не разрушительные) последствия как для индивида, так и для общества [36].

Но, с другой стороны, актуальная антропологическая проблематика отнюдь не сводится к, так сказать, отрицательным сторонам положительных сдвигов. Непрерывно возрастающее антропогенное давление на природную среду и колоссальные трудности на пути разработки и, главное, реализации оптимальных, в этих условиях, стратегий социального поведения неотвратимо ставят в повестку дня вопрос о выживании человечества, о том, способно ли оно, осознав проблемы, которые само неосмотрительно создало, хоть как-то справиться с ними.

В очерченных условиях современный гуманизм выступает как мировоззренческая позиция, которая, воспринимая сегодняшние вызовы вполне серьёзно, тем не менее не считает ситуацию безнадёжной, ибо верит в огромные конструктивные способности (реальные и потенциальные), присущие человеку на всех уровнях его социальной организации (от отдельного индивида до человечества в целом), и ищет пути активизации и развития этих способностей.

В связи с изложенным полезно выделить главные принципы современного гуманизма. К решению этой задачи можно (не забывая, конечно, о её междисциплинарности) подходить с разных сторон, сосредоточиваясь в первую очередь то ли на историческом развитии мировоззренческих идей и концепций, обозначаемых как гуманистические, то ли на прогностических моделях, формируемых на базе экстраполяции тенденций, зафиксированных экологами, демографами, экономистами и т. п., то ли, наконец, на тех установках в сознании и деятельности отдельных людей и человеческих общностей, которые заслуживают ныне поощрения (или, напротив, требуют преодоления). Последний подход реализуется в настоящей статье (с тем уточнением, что я сосредоточиваюсь, в терминологии М. Рокича, не на терминальных, а на инструментальных ценностях). Поскольку реализуемый подход напрямую связан с проблематикой психологической науки (прежде всего, психологии личности и социальной психологии), можно сказать, что главные принципы современного гуманизма рассматриваются в статье в психологическом аспекте.

Итак, попробую очертить (по необходимости, весьма схематично) такие принципы - имея в виду, что они должны работать и в познании мира в его связанных с человеком аспектах, и в социальном поведении в разнообразнейших сферах человеческой жизни, и, что следует подчеркнуть, в образовании и воспитании.

1. На первое место я поставил бы экологизм, трактуемый как направленность на сохранение условий «коэволюции человека и Природы» (термин [21; 127]). Альтернативой саморазрушению должны стать (цитирую А. П. Назаретяна) «качественные скачки в развитии» как проявление адаптации человечества к своим возросшим технологическим возможностям [24; 73]. Находя на нынешнем историческом этапе более или менее удовлетворительное воплощение в концепции «устойчивого мирового развития», экологизм предполагает гармоническое сочетание глобализма (т. е. чёткого осознания глобальных закономерностей, тенденций и опасностей, а также системной реализации этого осознания) и локализма – искреннего уважения и возможно более полного учёта локальных особенностей, ценностей и интересов. Вспомним лозунг гуманистически ориентированных общественных движений: «Мысли глобально, действуй локально». В пользу указанного сочетания говорят не только моральные соображения, а, прежде всего, понимание того, что такая сверхсложная система как человечество способна успешно функционировать («коэволюционируя» с Природой) только при высокой степени самоорганизации её подсистем. Это, конечно, не противоречит идее глобализма, но требует её адекватной конкретизации.

Следует осознавать пребывание всех жителей Земли «в одной лодке» и всё меньшую адекватность – из-за обострения глобальных проблем и усиления взаимозависимости человеческих сообществ – трактовок взаимоотношений между сообществами, в случае их конфликта, по принципу «игры с нулевой суммой», когда проигрыш одной из сторон означает выигрыш второй. К сожалению, всё более вероятным результатом конфликта становится проигрыш (или даже гибель) обеих сторон – к тому же, они могут увлечь за собой и сообщества, не участвовавшие в конфликте.

Гуманистически осмысливаемый глобализм видит угрозы, исходящие от технократически-унификационных моделей глобализации, обслуживающих близоруко-эгоистические интересы элиты наиболее богатых стран; но не одобряет он и карнавально-хулиганской практики вульгарных антиглобалистов (к тому же, фактически включённой в глобализованный медиа-бизнес). Абсурден сам термин «антиглобализм», если связывать его с какими-либо положительными намерениями: ведь пребывание всех народов (и зажиточных, и бедных) на одном «шарике», который функционально всё «уменьшается», – это факт, и без его признания некуда двигаться (термин «альтерглобализм», получающий сейчас распространение, соответственно, намного лучше).

2. Конструктивизм. Отмежёвываясь от споров оптимистов и пессимистов относительно перспектив человечества, пишет: «Оптимизм и пессимизм являются полюсами фаталистического мировоззрения, особенно опасного в кризисные эпохи. Альтернативу составляет мировоззрение конструктивистское…» [23; 145]. Оно предусматривает преимущественную ориентацию сознания и деятельности на будущее. Такая ориентация вовсе не предполагает равнодушия к сегодняшним радостям и бедам, как не отрицает и почитания человеческими сообществами традиций и поддержания непрерывности их духовной культуры. Но вместе с тем надо видеть опасность «соблазна ретроспективным идеалом» [10; 165] – особенно если такой идеал, как это часто бывает, настраивает на конфронтацию с другими сообществами. Главное – это, на основе выяснения закономерностей процессов, служащих объектами возможного влияния, определить разные варианты вероятного развития событий и условия, способствующие реализации каждого из них; на следующем этапе должны быть приложены усилия к повышению вероятности того из вариантов, который более всего отвечает гуманистическим ценностям.

Конструктивистский подход приложим и к человечеству в целом, и к человеческим сообществам, и к малым группам, и к отдельным индивидам. Конкретными воплощениями обсуждаемого подхода выступают принципиально важные для гуманистической психологии и педагогики ориентация на положительную перспективу опекаемых индивидов и групп, а также эффект самоподтверждаемости изначально вроде бы не обоснованных положительных прогнозов (так называемый парадокс гуманистической атрибуции [2]). Напомню в этой связи, что стимулирование у индивидов «позитивной когнитивной предвзятости» [26], уверенности в реальности достижения ими успешных результатов намного повышает вероятность последних.

3. Толерантность. Принцип толерантности препятствует догматической абсолютизации одних позиций и взглядов и огульному отрицанию других. Он находит проявление, в частности, в отказе от упрощённых, односторонних интерпретаций сложных явлений истории и современности, в понимании того, что составляющей их адекватного толкования является, наряду с правдой «нашего» сообщества, также и правда тех сообществ, которые конфликтовали (а, может быть, и ныне конфликтуют) с ним. Обсуждаемый принцип предусматривает преодоление стереотипов, согласно которым благородные мотивы поведения охотно приписываются лишь «своим», тогда как «чужим» – низкие.

Вместе с тем гуманистически осмысленная толерантность существенно отличается от так называемой «праздной» толерантности [38], она «вовсе не тождественна безразличию или индифферентности к любым взглядам и действиям» [35; 177]. Тем паче она «не означает смирения перед бытовым или общественным злом» [там же]. Очерченные идеи можно конкретизировать посредством следующего тезиса: толерантность, как принцип современного гуманизма, вовсе не предусматривает приемлемости любого поведения, а лишь презумпцию приемлемости: именно неприемлемость тех или иных взглядов или действий требует обоснования.

4. Диалогизм. Идею толерантности прекрасно выражает принцип, принятый недавно римско-католической церковью относительно общения с другими конфессиями: «удовлетворённость тем, что нас объединяет, и уважение к тому, что нас разъединяет» (цит. по [15; 147]). Однако очевидна и неправомерность ограничения таким принципом. «Мало просто уважать друг друга, - пишет В. В. Ивáнов. - Надо искать пути сближения» [11; 7]. Сближение же требует содержательного взаимодействия между партнёрами и между отстаиваемыми ими позициями, иначе говоря - диалога. М. Рац справедливо указывает, что толерантность составляет «условие мирного сосуществования», тогда как для развития необходим диалог [31; 27].

Диалог предусматривает «и изложение своей позиции, и умение мысленно встать на сторону оппонента и, поняв его логику, по-новому взглянуть на свои аргументы, подкорректировать их и перейти на новый уровень обсуждения проблемы» [9]. Вместе с тем очерченный в этой формулировке когнитивный аспект парадигмы диалога не исчерпывает, при всей его важности, её содержания. Обратившись к выработанным в рамках философского анализа диалога понятиям Другого и Ближнего (нем. - der Nächste), В. В. Ивáнов выделяет идею, согласно которой «отношение к Другому основано на том, чтобы всегда видеть в нём Ближнего... Её распространение на отношения между разными странами, культурами, религиями, этническими и социальными группами указывает на возможность выхода из тупика, в котором оказалось современное человечество» [11; 8].

Как подчёркивал , «современный гуманизм тесно связан со способностью к диалогу в актуальном и историческом аспектах» [34; 43]. При этом важнее всего «найти средства перевода идеологемы диалогичность в культуру реального поведения» [28; 52].

5. Медиационность. Положительным, по сравнению с враждой (и даже с толерантностью, когда она не побуждает к взаимодействию), является сам факт ведения диалога. Вместе с тем важно, чтобы диалог был плодотворен, и это привлекает внимание к механизмам, способным обеспечить такую плодотворность. Учитывая, что диалог становится необходим при различии исходных содержаний, отстаиваемых его участниками, – возникает нужда в медиационной разработке этих содержаний, которая позволила бы им (возможно, при условии той или иной модификации) стать компонентами целостной системы, приемлемой для обоих (для всех, если их больше чем двое) участников диалога.

По , логика медиации «нацелена на поиск нового смысла за рамками смыслов, сложившихся ранее» [8; 38]. В этом плане медиация принципиально отличается от более примитивной операции - инверсии. Последняя состоит в том, что субъект, не выходя за рамки установившихся стереотипов, словно перескакивает (говоря научным языком – осуществляет «логически мгновенный переход» [там же]) от одного из полюсов некоторой дуальной оппозиции к противоположному. «...Например, отношение к человеку как к другу может мгновенно измениться на отношение к нему как к врагу, и наоборот» [там же].

Возвращаясь к медиации, отмечу, что в когнитивной сфере она находит проявление или в системном синтезе положений, поначалу казавшихся несовместимыми, или, при невозможности (по крайней мере на текущем этапе познания) такого синтеза, – в достижении системности хотя бы на метауровне (на уровне «знания о знании» об исследуемых объектах), когда позиции оппонентов чётко отрефлексированы, области их согласия и расхождения эксплицированы, и значит, созданы благоприятные условия для дальнейших диалогов. Аналогичные варианты медиации целесообразно выделять и в сфере социальной практики, прежде всего в усилиях по предотвращению общественных конфликтов (и урегулированию уже существующих). При том, что наилучшим выходом является системное согласование интересов сторон, полезна уже чёткая экспликация реальной картины этих интересов, которая фиксировала бы сферы их согласия и их расхождения и была бы, насколько возможно, освобождена от зашумления ментально и идеологически обусловленными предубеждениями.

6. Рационализм (гармонический). Сказанное в п. 5 демонстрирует существенность интеллектуального обеспечения реализации гуманистических установок. Представляется вполне уместным воплощение этой идеи в отдельном принципе. Такой принцип (выдвигаемый на первый план в контексте обоснования рациогуманизма [2], [3] как формы гуманизма, отвечающей вызовам современности) предусматривает:

- признание интеллектуальной культуры (и ее воплощения в науках - «точных» и гуманитарных, а также в философии) одним из важнейших достояний человечества и максимальное использование этого богатства, в его гармоническом взаимодействии с другими составляющими культуры, в познавательных и практических целях;

- опору на гармоничный интеллект. Последний (в его достаточно развитой форме): а) не сводится к стандартизированным (и благодаря этому легко поддающимся технологизации) вариантам, известным под названием рассудка, а выступает как творческий, готовый к работе с противоречиями диалектический разум; б) настроен на возможно более полный и глубокий охват мира с преодолением временных, пространственных и содержательных ограничений; в) представляет собой единство дискурсивных и интуитивных составляющих;

Подчеркну, что признание значимости интуиции как составляющей творческого мышления и гармоничного интеллекта полностью пребывает в русле обсуждаемого принципа. Связывая его с этической проблематикой, напомню тезис , согласно которому совесть «есть не что иное как моральная интуиция, преодолевающая ограничения рассудочного подхода к моральным суждениям» [37; 197]. В сложных ситуациях приближение к оптимальному решению возможно, скорее всего, на основе диалога логически обоснованной и интуитивной (следующей велению совести, если задача является этически значимой) позиций. В самом деле, такой диалог позволяет смягчить недостатки каждой из позиций, компенсируя их преимуществами другой позиции. Речь идёт о том, что в сознательно используемой модели ситуации могут быть упущены не вписывающиеся в нее, но ухватываемые интуицией аспекты; в свою очередь, в интуитивном представлении затруднителен учет закономерностей, которые может выявить лишь научное исследование. Речь идет также о пристрастности носителя интуитивной позиции – такую пристрастность обнаруживает логический анализ ситуации. Поэтому желательно, чтобы интуиция проверялась логикой, а логика дополнялась интуицией.

Очерченное уважение к интуитивной позиции, пребывающей в диалоге с позицией, основанной на логическом мышлении (к «интеллигибельной интуиции», по [1]), принципиально отличается от антиинтеллектуалистических подходов, в современном мире весьма активных. Как отметил , «философский разум встречает сейчас мощный отпор всемогущего рассудка и спорящего с рассудком за власть над сознанием и мирно разделяющего эту власть иррационального экстаза» [5; 244]. Гармонический рационализм направлен на преодоление указанной опасности.

7. Ориентация на культуру. Итак, принцип гармонического рационализма постулирует весомость для современного гуманизма опоры на интеллектуальную культуру. Мотивы её специального выделения очерчены в п. 6. При этом отмечена важность её гармонического взаимодействия с другими составляющими культуры.

Между тем, возвратимся к началу статьи. Там речь шла о гуманности как о составляющей гуманизма и упоминалось о её биологических предпосылках. Вместе с тем указывалось, что на основе этих предпосылок гуманность воспитывается, а это значит, что она выступает компонентом культуры (конкретнее - культуры чувств и социального поведения). Вообще, можно согласиться с в том, что «именно культура в широком антропологическом понимании этого термина позволяет свести воедино разные стороны человеческой деятельности, направленные на развитие самогό человека и человеческих сообществ» [30; 150]. Впрочем, нет серьёзных оснований для исключения из сферы культуры и составляющих противоположной направленности (вспомним хотя бы проанализированное [27] «противодействие развитию»).

Понятие культуры, как известно, трактуют по-разному, и потому Разлогов справедливо указал на его широкое понимание. Я исхожу из того, что культура, в наиболее широком понимании, – это совокупность тех средств и результатов деятельности отдельных людей, их сообществ и человечества в целом, которые обеспечивают две главных функции: функцию социальной памяти и функцию социально значимого творчества, или, иначе говоря, репродуктивно-нормативную и диалогически-творческую функции. Культура существует на разных уровнях: на всеобщем человеческом; на особенном (в частности, на профессиональном, а также на этническом, которым более всего интересуются ныне; это вполне оправданно, но надо прослеживать связи этого уровня с другими); наконец, на индивидуальном (точнее, личностном). Здесь за основу уместно взять тезис «человеческую личность можно по праву рассматривать как единичное воплощение культуры, т. е. всеобщего в человеке» [12; 261] – с той оговоркой, что точнее было бы говорить о «всеобщем и особенном». Как писал , «понять индивидуальное, единичное можно только в такой связи, которая ведёт к общему. С другой стороны, общее существует лишь в особенном (типичном) и индивидуальном” [13; 84].

Итак, одним из принципов современного гуманизма можно считать ориентацию на целостную человеческую культуру, на гармоническое использование её достояний. Правда, применение этого принципа сопряжено с коллизиями, обусловленными упомянутой выше неравноценностью компонентов культуры. Определяя принципиальный путь разрешения таких коллизий, стóит прислушаться к мнению о. Александра Меня. С пошлостью, считал он, надо бороться «не запретами, а знакомством зрителя с лучшим. Запретами вкуса не привьёшь. Это касается всех сторон и проявлений культуры. Борьба с дурным должна выражаться прежде всего в утверждении ценного, обогащающего, прекрасного» [19; 92].

8. Личностная ориентация, или, точнее, ориентация на целостного человека. Традиционная для гуманистического мировоззрения (в особенности в его педагогических и психологических приложениях) установка на всемерное содействие гармоническому развитию людей, на повышение степени их личностной свободы (в единстве с личностной надёжностью – об этих характеристиках см. [2]) ныне актуализируется. Ведь, как отметил , «с увеличением технологической мощи возрастает зависимость социальной системы от массовых и индивидуальных психических состояний»; при этом «глобальное самоуничтожение цивилизации возможно, во-первых, за очень короткое время и, во-вторых, вследствие ограниченного числа индивидуальных действий» [23; 144]. Вместе с тем разумная гуманистически направленная деятельность (в том числе и отдельных лиц, если она приобретает общественную поддержку) может давать и весомый положительный эффект.

Конкретизируя сказанное в п. 7, я считаю возможным определить личность как системное качество человеческого индивида, обеспечивающее его способность быть относительно автономным и индивидуально своеобразным субъектом культуры. Здесь стóит прокомментировать следующие моменты.

I. Упоминание об индивиде как субъекте (а не просто носителе) культуры обращает внимание на реализацию им (посредством его личности) активной роли в культурном процессе.

ІІ. Понятие личность (англ. personality) корректнее относить именно к качеству, а не к целостному индивиду (лицу, англ. person), обладающему (в большей или меньшей мере) этим качеством. Личность, считал , «есть системное и поэтому “сверхчувственное” качество, хотя носителем этого качества является вполне чувственный, телесный индивид со всеми его прирождёнными и приобретёнными свойствами» [16; 385]. Конечно, трудно обойтись без использования слова личность (и его иноязычных соответствий) для обозначения конкретного человека, обладающего обсуждаемым качеством, в особенности если последнее достигло высокого уровня развития. Но, с теоретико-психологической точки зрения, такое использование стóит трактовать как метафорическое (подобно использованию слова ум во фразе «Лучшие умы человечества не раз предупреждали об угрожающих ему опасностях»).

А теперь сосредоточимся собственно на содержании принципа ориентации на целостного человека. Обосновывая этот принцип, уместно сослаться на и его последовательницу . Рассматривая антропологический принцип, который Ананьев считал «методологическим ориентиром психологической науки», Логинова указывает, что этот принцип «конкретизирует принцип детерминизма таким образом, что внешние влияния преломляются через всю структуру человека, включая как её психические элементы, так и более глубинные, органические» [17; 9]. Кстати, и отмечал, что «совокупность исторически развившихся способностей (специфически человеческих способов жизнедеятельности)» (иначе говоря, совокупность культурных способностей) индивид реализует «именно своей индивидуальностью» [12; 260 – 261]; индивидуальность же, как всем понятно, содержит в себе биологически и интрапсихически (по [14] - эндопсихически) детерминированные составляющие - хотя к ним и не сводится.

Опираясь же на давнюю (но и по сей день продуктивную) богословскую и философскую традицию, в составе целостного лица выделяют три инстанции (тело, душу и дух); в другом варианте [32] - ещё и четвёртую (разум).

Анализ ориентации на целостного человека (лицо), проведённый в [2] в применении к образованию, позволил сформулировать вывод, согласно которому указанная ориентация предусматривает:

а) тщательный учёт эндопсихических свойств каждого учащегося;

б) такое воздействие на его экзопсихические [14] характеристики, которое способствует его приобщению к культуре (общечеловеческой, национальной, при необходимости – также профессиональной) в единстве её нормативно-репродуктивных и диалогически-творческих составляющих. Механизмом овладения последними служат диалоги – непосредственные (с учителями, соучениками и т. п.), опосредствованные (с авторами и героями произведений культуры) и внутренние.

Думаю, есть все основания не ограничивать этот вывод образовательной сферой и распространить его на все ситуации взаимодействия людей, где реализуется цель содействия полноценному функционированию[2] и дальнейшему личностному развитию партнёра.

9. Моральность. Этот принцип, конкретизируя в этическом аспекте принцип ориентации на культуру (п. 7), поощряет такое поведение индивидуальных и коллективных субъектов, в мотивировании которого играют существенную роль одобряемые культурой (соответствующие определяющим для неё ценностям) нормы человеческого общежития (моральные нормы, в наиболее широком смысле термина[3]). Моральной мотивации поведения противопоставляется прагматическая, когда субъект (индивидуальный или коллективный) стремится лишь к достижению своих целей, вытекающих из его интересов (как он их понимает); в общем случае эти интересы определяются безотносительно к вышеупомянутым ценностям. Правда, обобщив результаты исследований экологов, экономистов, политологов, пришёл к выводу: «по достижении некоторого оптимального объёма информации, используемой в процессе выработки решения..., грамотные прагматические оценки смыкаются с нравственными» [22; 133]. К сожалению, однако, решения, которые считают прагматическими те, кто их принимает, большей частью не являются грамотными (по крайней мере с точки зрения отдалённых последствий); соответственно, о нравственности этих решений чаще всего не может быть и речи.

Вместе с тем установленная закономерность говорит в пользу утилитарной (а не только духовной) ценности моральных норм. Ведь, обобщая разносторонний человеческий опыт, они помогают обойти трудности конкретного установления «подлинных» интересов социальных субъектов и найти приемлемые способы действий в ситуациях с высокой степенью неопределённости.

10. Гармоничность. При том, что важное для обсуждаемой темы понятие гармоничности неоднократно фигурировало в предшествующем изложении, его содержание не раскрывалось; поэтому уместно постулировать соответствующий принцип и попытаться в какой-то мере раскрыть его содержание.

За основу возьмём положение, согласно которому гармоничной является система, где «все элементы, аспекты и проявления… внутренне сбалансированы между собой, создавая совершенство целостности» ( [20; 202]). Применяя это определение к системе «целостный человек» («лицо», «person»; в обычной терминологии, подвергнутой сомнению в п. 8, – «человек как личность»), отмечу такие стороны её гармоничности как:

– разносторонность (проявляющуюся, в частности, в приобщении к разным сферам деятельности и, шире, взаимодействия с окружающим миром). Идея разностороннего развития человека представляет собой ослабленный (и благодаря этому более практичный) вариант провозглашённого в своё время К. Марксом и Ф. Энгельсом лозунга его «всестороннего развития». Нынешняя критика этого лозунга как утопического, справедливая при его рассмотрении в контексте достижимых психологических или педагогических целей, игнорирует его ценность как идеала, ориентирующего на возможно более полное приобщение каждого индивида к целостной человеческой культуре;

– взаимное соответствие её подсистем (в частности, описываемых [14] с помощью понятий «эндопсихика» и «экзопсихика»);

– целостность (упомянутую в вышеприведенном определении). На высоком уровне личностного развития она находит яркое проявление в «тесной, органической связи присущих данному человеку способностей, объединённых вокруг одного общего центра», связанного с «главным делом», «основной задачей жизни» этого человека [14; 60, 59].

Следует различать критерии структурной гармоничности системы («сбалансированности элементов и аспектов», по Можейко) и её гармоничного функционирования («сбалансированности проявлений»). Например, согласно К. Леонгарду, не слишком сильная демонстративная акцентуация характера (т. е. своеобразная структурная дисгармония) способствует успешной профессиональной деятельности в сфере сервиса (где оказывается полезным играть импонирующую партнёру роль), т. е. более гармоничному функционированию данного лица. Надо учитывать также, что движущей силой развития системы (в частности, личностного развития человека) служат присущие ей внутренние противоречия, т. е. опять-таки структурные дисгармонии. И только когда некая мера дисгармонии (та, при которой сохраняется целостность системы) превышена, возможности гармонического развития блокируются, а процесс и результаты развития приобретают дисгармоничную, извращённую форму. Классическим примером являются здесь различаемые А. Адлером чувство неполноценности (нормальный для детского возраста и даже способствующий личностному развитию феномен) и комплекс неполноценности.

ххх

На этом я завершаю, в рамках данной статьи, характеристику принципов современного гуманизма. Представленный их перечень, конечно, не претендует на полноту. Желательно было бы дополнить его, в частности, принципом духовности. Оставляя его характеристику, в рамках рассматриваемого набора принципов, на будущее, скажу лишь, что бóльшая опора на него даст надежду на ограничение господства консьюмеристских установок, что – наряду с ограничением установок конфронтационных – необходимо для реализации принципа экологизма, который был поставлен выше на первое место в наборе.

Замечу теперь, что к характеристике, в психологическом ракурсе, принципов современного гуманизма тема «современный гуманизм и психология» не сводится. Кратко остановлюсь ещё на двух аспектах её разработки.

Один из них определяется осознанием того, что объектами психологического познания и психологически обоснованных воздействий должны быть не только индивиды, группы, организации, а и общество в целом – отсюда потребность в такой отрасли как макропсихология [39]. Очерчивая её желательный вклад в необходимые для выживания человечества «качественные скачки в развитии» (см. выше, п. 1), следует стремиться к существенному усилению влияния гуманистического мировоззрения (конкретизируемого, в частности, в рассмотренных выше принципах) на сознание и поведение людей.

Естественными носителями этой функции выступают гуманистически ориентированные направления психологической науки и практики. Социокультурная значимость этих направлений реализуется и в профессиональных рамках (прежде всего, путём оказания помощи людям в решении их психологических проблем и в личностном росте), и вне этих рамок – благодаря возможности воспользоваться, в разнообразных сферах общественной жизни, моделями поведения, которые обосновываются и реализуются гуманистически ориентированной психологией. Укажу на некоторые из них.

А. Сознавая значительное повышение опасности общественных конфликтов, следует соблюдать максимальную осторожность в воспроизведении тех образцов поведения в конфликте, которые на предшествующих исторических этапах оказывались полезны для того или иного сообщества. Как сочетать это с почитанием памяти героев, которые – в иных исторических обстоятельствах – осуществляли такое поведение? Ответ, наверное, состоит в том, что образцами для подражания должны быть не внешние (исторически обусловленные) формы поведения, тем паче не противостояние потомкам тех, с кем довелось бороться герою, а проявленные им добродетели.

Осуществляя поиск психологических механизмов, на которые стóит опираться здесь, можно вспомнить описанную при характеристике «ценностного переживания» эстетизацию образа покойного близкого человека. Такая эстетизация освобождает этот образ от «практических и существенно врéменных отношений» [6; 132] (не они ли обусловливали прежние противостояния?) и переводит его «как бы в другой план бытия», оформляет «ценностно-идеально, вневременно, в пределе – вечностно» [там же].

Б. Следующая модель актуальна в связи с распространёнными (и не совсем безосновательными) опасениями того, что пацифистские настроения могут содействовать духовной стагнации общества. Поэтому необходимо преодолевать дилемму «или агрессивность, или пассивность и стагнация». Это следует делать, ориентируясь на образцы активного благородного поведения, проявляющегося в бескорыстной помощи людям, в ненасильственной борьбе за реализацию общественных идеалов. Следует всячески пропагандировать неконфронтационную преданность лица определённому сообществу (государственному, этническому, религиозному, профессиональному, направлению в политике, мировоззрении, науке, искусстве и т. п.). За образец стóит взять модель, согласно которой: а) указанное сообщество находится во взаимообогащающем диалоге с другими сообществами; б) упомянутое лицо уверено: во-первых, в значимости «голоса» своего сообщества в этом диалоге (но не в том, что лишь его «голос» должен звучать); во-вторых, в том, что именно оно, данное лицо, способно и призвано прибавить силы этому «голосу» (потому что он для этого лица родной, хотя оно готово слушать и другие «голоса») и обогатить его своей индивидуальностью.

В. Важным параметром социального поведения является соотношение между личностью и исполняемой ею ролью. Реализуя те или иные социальные роли (в особенности, в условиях конфликта сообществ), человек должен искать путь между Сциллой лицемерия и цинизма, когда он равнодушен к исполняемой роли или даже презирает её (как, например, немало комсомольских функционеров последних десятилетий советской эпохи), и Харибдой фанатизма, когда личность сливается с ролью. Образно говоря, между личностью и ролью должна существовать дистанция, но не пропасть. Заслуживают уважения люди, отказывающиеся исполнять морально неприемлемые для них роли. Однако нередко лучшая линия поведения состоит в том, чтобы, оставаясь на своем месте, в максимально возможной мере облагородить, гуманизировать исполняемую роль. При этом человек должен руководствоваться системой ценностей, а не какой-то одной. Например, дипломат обязан отстаивать в переговорах конкретные интересы своего государства, но вместе с тем ему следует заботиться об общечеловеческих ценностях, об укреплении всеобщего мира (что отвечает и долгосрочным интересам его собственной страны). Именно такой подход помогает предотвращать конфликты и разрешать уже возникшие.

Другой аспект разработки темы «современный гуманизм и психология» находит выражение в утверждении принципа самоприменимости гуманистически ориентированной психологии [3] – самоприменимости, конечно, не в том смысле, что она применяется сама собой, а в том, что гуманистическими ориентирами психологи призваны руководствоваться в разных сферах своей профессиональной деятельности, в том числе в рамках взаимодействия психологических направлений и школ.

Значимость этого принципа подтверждается тем, что, при несомненных достижениях, в частности, американской гуманистической психологии в разных сферах жизни, её путь оказался намного более трудным, чем представлялось энтузиастам в его начале. Что же обусловило эти трудности и меньшее, чем ожидалось, её влияние, во-первых, на психологическую науку и практику и, во-вторых, на общество в целом? С одной стороны, отрицательную роль, безусловно, сыграла недостаточная готовность общества (включая профессиональное сообщество психологов) к принятию и реализации гуманистических принципов. Но часть вины лежит и на самой гуманистической психологии как составляющей указанного сообщества. Это признал один из её видных представителей – Т. Грининг, оценив как досадную ошибку гуманистической психологии чересчур сильное «противопоставление себя другим течениям, а также антиинтеллектуалистическую установку» (цит. по [29; 6]).

Приходится констатировать, что полноценное и последовательное соблюдение гуманистических принципов (во взаимодействии не только с клиентами, а и с коллегами, придерживающимися других подходов) оказалось слишком трудным и для психологов-гуманистов. Здесь речь шла о психологах США. Что уж говорить о некоторых деятелях из постсоветского пространства, которыми, по свидетельству , «идеи свободы, добра, любви... декларируются с тем же фанатизмом, который так памятен нам со времен господства коммунистической идеологии» [7; 164].

По всей видимости, в любой (в том числе осуществляемой психологами) гуманистически ориентированной деятельности желательно сочетать диалогическую направленность на партнёра – вплоть до способности «постоянно развивать бесконечные потенциальные резервы не только моей собственной, но и иной логики…» [4; 407 – 408] – с избеганием «безразличия к нашей собственной (а следовательно, к чьей бы то ни было) правоте» и поиском «“ценностной вертикали”, вне которой… концепт диалога не в состоянии удержать свой ценностный смысл» [18; 105].

1. Густав Шпет и его наследие. У русских истоков структурализма и семиотики (обзор международной конференции) // Вопр. философии. 2008. № 8. С. 173 – 177.

2. Психология в рациогуманистической перспективе: Избр. работы. Киев: Основа, 2006.

3. Принцип самоприменимости гуманистически ориентированной психологии // Горизонты образования (Севастополь). 2008. № 2. С. 6 – 21.

4. От наукоучения – к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. М.: Политиздат, 1991.

5. На гранях логики культуры: Книга избранных очерков. М.: Русск. феноменологич. общ-во, 1997.

6. Психология переживания: Анализ преодоления критических ситуаций. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984.

7. Влияние современной американской психологии на практическую психологию в России / Под ред. М. Котэ и : Спец. приложение к «Журналу практического психолога». М., 1998.

8. Механизм смыслообразования как предмет философского анализа // Мир психологии. 2001. № 2. С.

9. Диалог в науке и обществе: [Редакторское предисловие к рубрике] // Обществ. науки и современность. 2004. № 1. С. 26.

10. Циклы русской истории // Вопр. филос. 2005. № 3. С. 163 – 166.

11. Гуманитарные науки и будущее современной цивилизации // Обществ. науки и современность. 2007. № 2. С. 5 – 12.

12. Диалектическая логика: Очерки истории и теории. - М.: Политиздат, 1974.

13. Избр. психол. труды. - М.: Педагогика, 1988.

14. Классификация личностей. - Л.: Госиздат, 1924.

15. О принципах диалога материалистов с верующими // Вопр. филос. 2007. № 6. С. 146 – 150.

16. Избр. психологические произведения: В 2 т. – М.: Педагогика, 1983. Т. І.

17. О понимании целостности человека // Мир психологии. 2004. № 4. С

18. Парадигма общения в философском творчестве // Вопр. филос. 2008. № 10. С. 103 – 115.

19. Трудный путь к диалогу. – М.: Радуга, 1992.

20. Гармония // Всемирная энциклопедия: Философия / Главн. науч. ред. и сост. . М.: АСТ; Минск: Харвест, Современный литератор, 2001. С. 201 – 202.

21. Системная организация биосферы и концепция коэволюции // Обществ. науки и современность. 2000. № 2. С. 123 – 130.

22. Интеллект во Вселенной: истоки, становление, перспективы. - М.: Недра, 1991.

23. Синергетика, когнитивная психология и гипотеза техно-гуманитарного баланса // Обществ. науки и современность. 1999. № 4. С. 135 – 145.

24. Архетип восставшего покойника как фактор социальной самоорганизации // Вопр. филос. 2002. № 11. С. 73 – 84.

25. Этика публичной сферы // Обществ. науки и современность. 2008. № 2. С. 52 – 67.

26. , Оптимизм как одна из составляющих субъективного благополучия // Вопр. психол. 2009. № 1. С. 51 – 57.

27. Противодействие обучению и развитию как психолого-педагогическая проблема // Вопр. психол. 1999. № 1. С. 13 – 20.

28. Диалогические решения // Обществ. науки и современность. 2004. № 3. С. 51 – 60.

29. Психология с человеческим лицом: Гуманистическая перспектива в постсоветской психологии / Под ред. , . – М.: Смысл, 1997.

30. Глобальная или массовая? // Обществ. науки и современность. 2003. № 2. С. 143 – 156.

31. Диалог в современном мире // Вопр. филос. 2004. № 10. С. 20 – 32.

32. Интегральная психология: Сознание, Дух, Психология, Терапия. – М.: Изд-во АСТ и др., 2004.

33. Эмоциональная атмосфера общества как объект политологического исследования. Статья 2. Факторы формирования эмоциональной атмосферы общества // Обществ. науки и современность. 2007. № 3. С. 85 – 98.

34. Вступительное слово на Первом Российском философском конгрессе // Вопр. филос. 1997. № 11. С.

35. Рецензия на кн.: Толерантность / Общ. ред. . М., 2004 // Вопр. филос. 2005. № 4. С.

36. О будущем труда и будущем без труда // Обществ. науки и современность. 2007. № 3. С. 44 – 54.

37. Этика: Введение в предмет. – М.: Текст, 1998.

38. «Праздная» толерантность: постмодернистский сценарий // Обществ. науки и современность. 2003. № 5. С. 140 – 149.

39. Социальная релевантность и социальная ниша психологии // Психол. журн. 2006. Т. 27.- № 4. С

SUMMARY

Principles of contemporary humanism (psychological aspect)

G. Ball

The author sketches main attitudes, in consciousness and activity of persons and communities, which ought to be encouraged today. Those are the principles of ecologism, consructivism, tolerance, dialogism, mediation, rationalism (harmonic one), orientation at culture, orientation at person, morality, harmony. Some humanistic macropsychological models and the principle of self-applicability of humanistically oriented psychology are briefly characterized also.

Key words: humanism, principles of contemporary humanism, dialogue, harmony, culture, person.

[1] Эмпатическое чувствование боли другого существа как собственной является едва ли не более надёжным (и, безусловно, более благородным) предохранителем от злых поступков, чем страх наказания. Упомянутое чувствование можно (и надо) воспитывать с раннего возраста, к чему есть биологические предпосылки, о которых писал ещё Ч. Дарвин (см. об этом в [33]).

[2] Вспомним введённое К. Роджерсом понятие - “fully functioning person”.

[3] От различения их разновидностей – норм морали (в узком смысле) и норм нравственности [5], [25]– я здесь абстрагируюсь.