"...Но – увы! – продолжает Базаров, – его аргументация направлена против плехановской философии в такой же степени, как и против кантовской. У школы Плеханова-Ортодокс, как это отметил уже Богданов, роковое недоразумение с сознанием. Плеханову – как и всем идеалистам – кажется, что все чувственно данное, т. о. сознаваемое, "субъективно", что исходить только из фактически данного, – значит быть солипсистом, что реальное бытие можно найти только за пределами всего непосредственно данного..."

Это совсем в духе Чернова и уверений его в том, что Либкнехт был истинно русским народником! Если Плеханов идеалист, отошедший от Энгельса, то почему же вы, якобы сторонник Энгельса, но материалист? Ведь это же просто жалкая мистификация, тов. Базаров! Махистским словечком: "непосредственно данное" вы начинаете запутывать различие между агностицизмом и идеализмом и материализмом. Поймите же, что "непосредственно данное", "фактически данное" есть путаница махистов, имманентов и прочих реакционеров в философии, есть маскарад, в котором агностик (а иногда у Маха и идеалист) рядятся в костюм материалиста. Для материалиста "фактически дан" внешний мир, образом коего являются наши ощущения. Для идеалиста "фактически дано" ощущение, причем внешний мир объявляется "комплексом ощущений". Для агностика "непосредственно дано" тоже ощущение, но агностик не идет дальше ни к материалистическому признанию реальности внешнего мира, ни к идеалистическому признанию мира за наше ощущение. Поэтому ваше выражение: "реальное бытие" (по Плеханову) "можно найти только за пределами всего непосредственно данного" есть бессмыслица, неизбежно вытекающая из вашей махистской позиции. Но если вы вправе занимать какую угодно, в том число махистскую, позицию, то вы не вправе перевирать Энгельса, раз вы говорите о нем. А из слов Энгельса яснее ясного видно, что для материалиста реальное бытие лежит за пределами "чувственных восприятии", впечатлений и представлений человека, для агностика же за пределы этих восприятии выходить невозможно. Базаров поверил Маху, Авенариусу и Шуппе, будто "непосредственно" (или фактически) данное объединяет воспринимающее Я и воспринимаемую среду в пресловутой "неразрывной" координации и старается незаметным для читателя образом подсунуть материалисту Энгельсу этот вздор!

"...Вышеприведенная выдержка из Энгельса как будто нарочно написана последним для того, чтобы в самой популярной и общедоступной форме рассеять ото идеалистическое недоразумение..."

Недаром был Базаров в школе Авенариуса! Он продолжает его мистификацию: под видом борьбы с идеализмом (о котором вовсе нет речи здесь у Энгельса) провозить контрабандой идеалистическую "координацию". Недурно, тов. Базаров!

"...Агностик спрашивает: откуда мы знаем, что наши субъективные чувства доставляют нам правильное представление о вещах?.."

Путаете, тов. Базаров! Энгельс не говорит сам и не приписывает даже своему врагу, агностику, такой бессмыслицы, как "субъективные-" чувства. Иных чувств, как человеческих, т. е. "субъективных", – ибо мы рассуждаем с точки зрения человека, а не лешего, – не бывает. Вы начинаете опять подсовывать Энгельсу махизм: дескать, агностик считает чувства, точнее: ощущения только субъективными (агностик не считает этого!), а мы с Авенариусом "координировали" объект в неразрывную связь с субъектом. Недурно, тов. Базаров!

"...Но что вы называете "правильным", – возражает Энгельс. – Правильно то, что подтверждается нашей практикой; следовательно, поскольку наши чувственные восприятия подтверждаются опытом, они не "субъективны", т. е. не произвольны, или иллюзорны, а правильны, реальны, как таковые..."

Путаете, тов. Базаров! Вопрос о существовании вещей вне наших ощущений, восприятии, представлений вы подменили вопросом о критерии правильности наших представлений об "этих самых" вещах, или точнее: вы загораживаете первый вопрос вторым. А Энгельс прямо и ясно говорит, что от агностика отделяет его не только сомнение агностика в правильности изображений, но и сомнения агностика в том, можно ли говорить о самых вещах, можно ли "достоверно" знать об их существовании. Зачем понадобилась Базарову эта подтасовка? Затем, чтобы затемнить, запутать основной для материализма (и для Энгельса, как материалиста) вопрос о существовании вещей вне нашего сознания, вызывающих ощущения своим действием на органы чувств. Нельзя быть материалистом, не решая утвердительно этого вопроса, но можно быть материалистом при различных взглядах на вопрос о критерии правильности тех изображений, которые доставляют нам чувства.

И паки путает Базаров, когда приписывает Энгельсу нелепую и невежественную в споре с агностиком формулировку, будто наши чувственные восприятия подтверждаются "опытом". Энгельс не употребил и не мог здесь употребить этого слова, ибо Энгельс знал, что на опыт ссылается и идеалист Беркли, и агностик Юм, и материалист Дидро.

"...В тех границах, в каких мы на практике имеем дело с вещами, представления о вещи и об ее свойствах совпадают с существующей вне нас действительностью. "Совпадать" – это немножко не то, что быть "иероглифом". Совпадают – это значит: в данных границах чувственное представление и есть (курсив Базарова) вне нас существующая действительность..."

Конец венчает дело! Энгельс обработан под Маха, изжарен и подан под махистским соусом. Не подавиться бы только нашим почтеннейшим поварам.

"Чувственное представление и есть вне нас существующая действительность"!! Это как раз и есть та основная нелепость, основная путаница и фальшь махизма, из которой вылезла вся остальная галиматья этой философии и за которую лобзают Маха с Авенариусом отъявленные реакционеры и проповедники поповщины, имманенты. Как ни вертелся В. Базаров, как он ни хитрил, как ни дипломатничал, обходя щекотливые пункты, а все же в конце концов проговорился и выдал всю свою махистскую натуру! Сказать: "чувственное представление и есть существующая вне нас действительность" – значит вернуться к юмизму или даже берклианству, прятавшемуся в тумане "координации". Это – идеалистическая ложь или увертка агностика, товарищ Базаров, ибо чувственное представление не есть существующая вне нас действительность, а только образ этой действительности. Вы хотите уцепиться за двусмысленность русского слова: совпадать? Вы хотите заставить несведущего читателя поверить, что "совпадать" – значит здесь "быть тем же самым", а не "соответствовать"? Это значит построить всю подделку Энгельса под Маха на искажении смысла цитаты, но более того.

Возьмите немецкий оригинал, и вы увидите слова "stimmen mit", т. е. соответствуют, согласуются – последний перевод буквален, ибо Stimme означает голос. Слова "stimmen mit" не могут означать совпадать в смысле: "быть тем же самым". Да и для читателя, но знающего по-немецки, но с капелькой внимания читающего Энгельса, совершенно ясно, не может не быть ясно, что Энгельс все время, на протяжении всего своего рассуждения трактует "чувственное представление" как образ (Abbild) вне нас существующей действительности, что, следовательно, слово "совпадать" можно употребить по-русски исключительно в смысле соответствия, согласованности и т. п. Приписать Энгельсу мысль, что "чувственное представление и есть вне нас существующая действительность", это – такой перл махистского извращения, подсовыванья агностицизма и идеализма под материализм, что Базарова нельзя не признать побившим все рекорды!

Спрашивается, как могут люди, не сошедшие с ума, утверждать в здравом уме и твердой памяти, будто "чувственное представление (в каких бы то ни было границах, это безразлично) и есть вне нас существующая действительность"? Земля есть действительность, существующая вне нас. Она не может ни "совпадать" (в смысле: быть тем же) с нашим чувственным представлением, ни быть с ним в неразрывной координации, ни быть "комплексом элементов", в другой связи тождественных с ощущением, ибо земля существовала тогда, когда не было ни человека, ни органон чувств, ни материи, организованной в такую высшую форму, при которой сколько-нибудь ясно заметно свойство материи иметь ощущения.

В том-то и дело, что для прикрытия всей идеалистической нелепости этого утверждения и служат те вымученные теории "координации", "интроекции", новооткрытых элементов мира, которые мы разбирали в первой главе. Формулировка Базарова, нечаянно и неосторожно брошенная им, превосходна тем, что отчетливо вскрывает вопиющую нелепость, которую иначе надо откапывать из-под груды гелертерских, квазинаучных, профессорских финтифлюшек.

Хвала вам, товарищ Базаров! Мы вам при жизни поставим памятник: на одной стороне напишем ваше изречение, а на другой: русскому махисту, похоронившему махизм среди русских марксистов!

О двух пунктах, затронутых у Базарова в приведенной цитате: критерий практики у агностиков (махистов в том числе) и материалистов и различие теории отражения (или: отображения) и теории символов (или иероглифов), мы будем говорить особо. Теперь же продолжим еще немного цитату из Базарова:

"...А что же находится за этими границами? Об этом Энгельс не говорит ни слова. Он нигде не обнаруживает желания совершить тот "трансцензус", то выхождение за пределы чувственно данного мира, которое лежит в основе плехановской теории познания..."

За какими "этими" границами? За границами той "координации" Маха и Авенариуса, которая якобы неразрывно сливает Я и среду, субъект и объект? Самый вопрос, который ставит Базаров, лишен смысла. А если бы он поставил вопрос по-человечески, то увидел бы ясно, что внешний мир лежит "за границами" ощущений, восприятии, представлений человека. Но словечко "трансцензус" выдает Базарова паки и паки. Это – специфически кантовский и юмовский "выверт", проведение принципиальной грани между явлением и вещью в себе. Перейти от явления или, если хотите, от нашего ощущения, восприятия и т. п. к вещи, существующей вне восприятия, есть трансцензус, говорит Кант, и допустим сей трансцензус не для знания, а для веры. Трансцензус вовсе не допустим, – возражает Юм. И кантианцы, подобно юмистам, называют материалистов трансцендентальными реалистами, "метафизиками", совершающими незаконный переход (по-латыни transcensus) из одной области в другую, принципиально отличную, область. У современных профессоров философии, идущих по реакционной линии Канта и Юма, вы можете встретить (возьмите хоть имена, перечисленные Ворошиловым-Черновым) бесконечные повторения на тысячи ладов этих обвинений материализма в "метафизичности" и "трансцензусе". Базаров перенял и словечко и ход мысли у реакционных профессоров и козыряет им от имени "новейшего позитивизма"! А дело все в том, что самая идея "трапсцензуса", т. е. принципиальной грани между явлением и вещью в себе, есть вздорная идея агностиков (юмистов и кантианцев в том числе) и идеалистов. Мы пояснили уже это на примере Энгельса с ализарином и поясним еще словами Фейербаха и И. Дицгена. Но сначала закончим "обработку" Энгельса Базаровым:

"...В одном месте своего "Анти-Дюринга" Энгельс говорит, что "бытие" вне чувственного мира есть "offene Frage", т. е. вопрос, для решения и даже для постановки которого мы не имеем никаких данных".

Этот довод Базаров повторяет вслед за немецким махистом Фридрихом Адлером. И этот последний пример едва ли не хуже "чувственного представления", которое "и есть вне нас существующая действительность". На стр. 31-й (пятое нем. изд.) "Анти-Дюринга" Энгельс говорит:

"Единство мира состоит не в его бытии, хотя его бытие есть предпосылка его единства, ибо сначала мир должен существовать, прежде чем он может быть единым. Бытие есть вообще открытый вопрос (offene Frage), начиная с той границы, где прекращается наше поле зрения (Gesichtskreis). Действительное единство мира состоит в его материальности, а эта последняя доказывается не парой фокуснических фраз, а длинным и трудным развитием философии и естествознания".37

Посмотрите же на этот новый паштет нашего повара: Энгельс говорит о бытии за той границей, где кончается наше поле зрения, т. е., например, о бытии людей на Марсе и т. п. Ясно, что такое бытие действительно есть открытый вопрос. А Базаров, точно нарочно не приводя полной цитаты, пересказывает Энгельса так, будто открытым является вопрос о "бытии вне чувственного мира"!! Это верх бессмыслицы, и Энгельсу приписывается здесь взгляд тех профессоров философии, которым Базаров привык верить на слово и которых И. Дицген справедливо звал дипломированными лакеями поповщины или фидеизма. В самом деле, фидеизм утверждает положительно, что существует нечто "вне чувственного мира". Материалисты, солидарные с естествознанием, решительно отвергают это. Посередке стоят профессора, кантианцы, юмисты (махисты в том числе) и прочие, которые "нашли истину вне материализма и идеализма" и которые "примиряют": это-де открытый вопрос. Если бы Энгельс когда-нибудь сказал что-либо подобное, то было бы стыдом и позором называть себя марксистом.

Но довольно! Полстранички цитат из Базарова – такой клубок путаницы, что мы вынуждены ограничиться сказанным, не следя дальше за всеми шатаниями махистской мысли.

3. Л. ФЕЙЕРБАХ И И. ДИЦГЕН О ВЕЩИ В СЕБЕ

Чтобы показать, до какой степени нелепы утверждения наших махистов, будто материалисты Маркс и Энгельс отрицали существование вещей в себе (т. е. вещей вне наших ощущений, представлений и т. п.) и их познаваемость, будто они допускали какую-нибудь принципиальную грань между явлением и вещью в себе, – мы приведем еще несколько цитат из Фейербаха. Вся беда наших махистов в том, что они принялись говорить со слов реакционных профессоров о диалектическом материализме, не зная ни диалектики, ни материализма.

"Современный философский спиритуализм, – говорит Л. Фейербах, – называющий себя идеализмом, делает материализму следующий, уничтожающий, но его мнению, упрек: материализм-де есть догматизм, т. е. он исходит из чувственного (sinnlichen) мира, как из бесспорной (ausgemacht), объективной истины, считает ее миром в себе (an sich), т. е. существующим без нас, тогда как на самом деле мир есть лишь продукт духа" (Sämtliche Werke, X. Band, 1866, S. 185*).

* Собрание сочинений, т. X, 1866, стр. 185. Ред.

Кажется, это ясно? Мир в себе есть мир существующий без нас. Это – материализм Фейербаха, как материализм XVII века, оспариваемый епископом Беркли, состоял в признании "объектов самих по себе", существующих вне нашего сознания. "An sich" (само по себе или "в себе") Фейербаха прямо противоположно

"An sich" Канта: вспомните вышеприведенную цитату из Фейербаха, обвиняющего Канта в том, что для него "вещь в себе" есть "абстракция без реальности". Для Фейербаха "вещь в себе" есть "абстракция с реальностью", т. е. существующий вне нас мир, вполне познаваемый, ничем принципиально не отличающийся от "явления".

Фейербах очень остроумно и наглядно поясняет, как нелепо принимать какой-то "трансцензус" от мира явлений к миру в себе, какую-то непереходимую пропасть, созданную попами и перенятую у них профессорами философии. Вот одно из таких пояснений:

"Конечно, произведения фантазии тоже – произведения природы, ибо и сила фантазии, подобно всем остальным силам человека, есть в последнем счете (zuletzt), по своей основе, по своему происхождению сила природы, но тем не менее человек есть существо, отличающееся от солнца, луны и звезд, от камней, животных и растений, одним словом, – от всех тех существ (Wesen), которые он обозначает общим термином: природа, – и, следовательно, представления (Builder) человека о солнце, луне и звездах и о всех остальных существах природы (Naturwesen), хотя и эти представления суть произведения природы, но другие произведения, отличающиеся от их предметов в природе" (Werke, Band VII, Stuttg., 1903, S. 516).

Предметы наших представлений отличаются от наших представлений, вещь в себе отличается от вещи для нас, ибо последняя – только часть или одна сторона первой, как сам человек – лишь одна частичка отражаемой в его представлениях природы.

"...Мой вкусовой нерв такое же произведение природы, как соль, но из этого не следует, чтобы вкус соли непосредственно, как таковой, был объективным свойством ее, – чтобы тем, чем является (ist) соль лишь в качестве предмета ощущения, она была также сама по себе (an und für sich), – чтобы ощущение соли на языке было свойством соли, как мы ее мыслим без ощущения (des ohne Empfindung gedachten Salzes)..."

Несколькими страницами раньше:

"Горечь, как вкус, есть субъективное выражение объективного свойства соли" (514).

Ощущение есть результат воздействия объективно, вне нас существующей вещи в себе на паши органы чувств, такова теория Фейербаха. Ощущение есть субъективный образ объективного мира, мира an und für sich.

"...Так и человек есть существо природы (Naturwesen), подобно солнцу, звезде, растению, животному, камню, но тем не менее он отличается от природы и, следовательно, природа в голове и в сердце человека отличается от природы вне человеческой головы и вне человеческого сердца.

...Человек есть единственный предмет, в котором, по признанию самих идеалистов, осуществлено требование "тождества субъекта и объекта"; ибо человек есть тот предмет, коего равенство и единство с моим существом стоит вне всякого сомнения... А разве один человек не является для другого, даже для самого близкого, объектом фантазии, объектом представления? Разве каждый не понимает другого человека в своем смысле, по-своему (in und nach seinem Sinne)?.. И если даже между человеком и человеком, между мышлением и мышлением есть такая разница, которую нельзя игнорировать, то насколько больше должна быть разница между немыслящим, нечеловеческим, нетождественным с нами существом самим но себе (Wesen an sich) и тем же самым существом, как мы его мыслим, представляем и понимаем?" (стр. 518, там же).

Всякая таинственная, мудреная, хитроумная разница между явлением и пещью в себе есть сплошной философский вздор. На деле каждый человек миллионы раз наблюдал простое и очевидное превращение "вещи в себе" в явление, "вещь для нас". Это превращение и есть познание. "Учение" махизма, что раз мы знаем только ощущения, то мы не можем знать о существовании чего-либо за пределами ощущений, есть старый софизм идеалистической и агностической философии, поданный под новым соусом.

Иосиф Дицген – диалектический материалист. Мы покажем ниже, что его способ выражений часто неточен, что он часто впадает в путаницу, за которую и ухватились разные неумные люди (Евгений Дицген в том числе) и, конечно, наши махисты. Но разобрать преобладающую линию его философии, ясно отделить материализм от инородных элементов, этого они не потрудились сделать или не сумели.

"Возьмем в качестве "вещи в себе" мир, – говорит Дицген в своем сочинении "Сущность головной работы" (нем. изд. 1903 г., стр. 65); – легко понять, что "мир в себе" и мир, как он нам является, явления мира, отличаются одно от другого не больше, чем целое от части". "Явление отличается от того, что является, не больше и но меньше, чем десять миль пути отличаются от всего пути" (71-72). Никакой принципиальной разницы, никакого "трансцензуса", никакой "прирожденной несогласованности" тут нет и быть не может. Но разница, конечно, есть, есть переход за пределы чувственных восприятии к существованию вещей вне нас.

"Мы узнаем (erfahren, испытываем), – говорит Дицген в "Экскурсиях социалиста в область теории познания" (нем. изд. 1903 года, "Kleinere philosoph. Schriften"38, стр. 199), – что всякий опыт есть часть того, что, говоря вместе с Кантом, выходит за пределы всякого опыта". "Для сознания, которое сознало свою сущность, всякая частичка, будь то частица пыли или камня или дерева, есть нечто непознаваемое до конца (Unauskenntliches), т. е. каждая частичка есть неисчерпаемый материал для человеческой познавательной способности, следовательно, нечто выходящее за пределы опыта" (199).

Видите: говоря вместе с Кантом, т. е. принимая – ради целей исключительно популяризаторских, ради противопоставления – ошибочную и путаную терминологию Канта, Дицген признает выхождение "за пределы опыта". Это – хороший пример того, за что цепляются махисты, переходя от материализма к агностицизму: мы-де не хотим выходить "за пределы опыта", для нас "чувственное представление и есть вне нас существующая действительность".

"Нездоровая мистика, – говорит Дицген, как раз против такой философии, – отделяет ненаучно абсолютную истину от относительной. Она делает из являющейся вещи и "вещи в себе", т. е. из явления и истины, две категории, различные между собой toto coelo (всецело, но всей линии, принципиально) и не содержащиеся ни в какой общей категории" (S. 200).

Посудите теперь об осведомленности и об остроумии русского махиста Богданова, который не хочет признать себя махистом и хочет, чтобы его считали в философии марксистом.

"Золотую середину" – между "панпсихизмом и панматериализмом" ("Эмпириомонизм", кн. II, изд. 2-ое, 1907 г., стр. 40-41) – "заняли материалисты более критического оттенка, которые, отказавшись от безусловной непознаваемости "вещи в себе", в то же время считают ее принципиально (курсив Богданова) отличной от "явления", и потому всегда лишь "смутно-познаваемой" в явлении, внеопытной по содержанию (т. е., по-видимому, по "элементам", которые не таковы, как элементы опыта), но лежащей в пределах того, что называют формами опыта, т. е. времени, пространства и причинности. Приблизительно такова точка зрения французских материалистов XVIII века и из новейших философов – Энгельса и его русского последователя Бельтова".

Это – один сплошной комок путаницы. 1) Материалисты XVII века, с которыми спорит Беркли, признают "объекты сами по себе" безусловно познаваемыми, ибо наши представления, идеи суть лишь копии или отражения этих объектов, существующих "вне ума" (см. "Введение"). 2) Против "принципиального" отличия между вещью в себе и явлением спорит решительно Фейербах, за ним И. Дицген, а Энгельс кратким примером превращения "вещей в себе" в "вещи для нас" опрокидывает это мнение. 3) Наконец, что материалисты считают вещи в себе "всегда лишь смутно познаваемыми в явлении", это просто вздор, как мы видели из опровержения агностика Энгельсом; причина искажения материализма Богдановым – непонимание им отношения абсолютной истины к относительной (о чем у нас будет речь ниже). Что касается до "внеопытной" вещи в себе и до "элементов опыта", – то это уже начинается махистская путаница, о которой мы достаточно говорили выше.

Повторить за реакционными профессорами невероятный вздор про материалистов, – отречься в 1907 году от Энгельса, – пытаться в 1908 году "обработать" Энгельса под агностицизм, – вот она, философия "новейшего позитивизма" российских махистов!

Глава III

ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ ДИАЛЕКТИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛИЗМА
И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА. III

1. ЧТО ТАКОЕ МАТЕРИЯ? ЧТО ТАКОЕ ОПЫТ?

С первым из этих вопросов постоянно пристают идеалисты, агностики, и в том числе махисты, к материалистам; со вторым – материалисты к махистам. Попытаемся разобраться, в чем тут дело.

Авенариус говорит по вопросу о материи:

"Внутри очищенного "полного опыта" нет "физического" – "материи" в метафизическом абсолютном понятии, ибо "материя" в этом понятии есть лишь абстракция: она была бы совокупностью противочленов при абстрагировании от всякого центрального члена. Как в принципиальной координации, т. е. в "полном опыте", немыслим (undenkbar) противочлен без центрального члена, так и "материя" в метафизическом абсолютном понятии есть полная бессмыслица (Unding)" ("Bemerkungen", S. 2* в указанном журнале, §119).

* "Bemerkungen zum Begriff des Gegenstandes der Psychologie", S. 2 ("Замечания о предмете психологии", стр. 2). Ред.

Из этой тарабарщины видно одно: Авенариус называет физическое или материю абсолютом и метафизикой. потому что по его теории принципиальной координации (или еще по-новому: "полного опыта") противочлен неотделим от центрального члена, среда неотделима от Я, не-Я неотделимо от Я (как говорил ). Что эта теория есть переряженный субъективный идеализм, об этом мы уже говорили в своем месте, и характер авенариусовских нападок на "материю" совершенно ясен: идеалист отрицает бытие физического независимо от психики и потому отвергает понятие, выработанное философией для такого бытия. Что материя есть "физическое" (т. е. наиболее знакомое и непосредственно данное человеку, и существовании чего никто не сомневается, кроме обитателей желтых домиков), – этого Авенариус но отрицает, он только требует принятия "его" теории о неразрывной связи среды и Я.

Мах выражает ту же мысль попроще, без философских выкрутас:

"То, что мы называем материей, есть только известная закономерная связь элементов ("ощущений")" ("Анализ ощущений", стр. 265).

Маху кажется, что, выставляя такое утверждение, он производит "радикальный переворот" в обычном мировоззрении. На деле это старый-престарый субъективный идеализм, нагота которого прикрыта словечком "элемент".

Наконец, английский махист Пирсон, бешено воюющий с материализмом, говорит:

"С научной точки зрения не может быть возражения против того, чтобы классифицировать известные более или менее постоянные группы чувственных восприятии, объединяя их вместе и называя материей – мы подходим таким образом очень близко к определению Дж. Ст. Милля: материя есть постоянная возможность ощущений, – но подобное определение материи совсем не похоже на то, что материя есть вещь, которая движется" ("The Grammar of Science", 1900, 2nd ed., p. 249*).

Здесь нет фигового листочка "элементов", и идеалист прямо протягивает руку агностику.

* "Грамматика науки", 1900, 2 изд., стр. 249. Ред.

Читатель видит, что все эти рассуждения основоположников эмпириокритицизма вращаются всецело и исключительно в рамках исконного гносеологического вопроса об отношении мышления к бытию, ощущения к физическому. Нужна была безмерная наивность русских махистов, чтобы усмотреть здесь нечто хоть сколько-нибудь относящееся к "новейшему естествознанию" или "новейшему позитивизму". Все приведенные нами философы, кто прямо, кто с ужимкой, заменяют основную философскую линию материализма (от бытия к мышлению, от материи к ощущению) обратной линией идеализма. Отрицание материи ими есть давным-давно известное решение теоретико-познавательных вопросов в смысле отрицания внешнего, объективного источника наших ощущений, объективной реальности, соответствующей нашим ощущениям. И наоборот, признание той философской линии, которую отрицают идеалисты и агностики, выражается определениями: материя есть то, что, действуя на наши органы чувств, производит ощущение; материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении, и т. п.

Богданов, делая вид, что он спорит только с Бельтовым, и трусливо обходя Энгельса, возмущается подобными определениями, которые, видите ли, "оказываются простыми повторениями" ("Эмпириомонизм", III, XVI стр.) той "формулы" (Энгельса, забывает добавить наш "марксист"), что для одного направления в философии материя есть первичное, дух – вторичное, для другого направления – наоборот. Все российские махисты в восторге повторяют богдановское "опровержение"! А между тем самое небольшое размышление могло бы показать этим людям, что нельзя, по сути дела нельзя дать иного определения двух последних понятий гносеологии, кроме как указания на то, которое из них берется за первичное. Что значит дать "определение"? Это значит, прежде всего, подвести данное понятие под другое, более широкое. Например, когда я определяю: осел есть животное, я подвожу понятие "осел" под более широкое понятие. Спрашивается теперь, есть ли более широкие понятия, с которыми могла бы оперировать теория познания, чем понятия: бытие и мышление, материя и ощущение, физическое и психическое? Нет. Это – предельно широкие, самые широкие понятия, дальше которых по сути дела (если не иметь в виду всегда возможных изменений номенклатуры) не пошла до сих пор гносеология. Только шарлатанство или крайнее скудоумие может требовать такого "определения" этих двух "рядов" предельно широких понятий, которое бы не состояло в "простом повторении": то или другое берется за первичное.

Возьмите три вышеприведенных рассуждения о материи. К чему все они сводятся? К тому, что эти философы идут от психического, или Я, к физическому, или среде, как от центрального члена к противочлену, – или от ощущения к материи, – или от чувственного восприятия к материи. Могли ли по сути дела Авенариус, Мах и Пирсон дать какое-нибудь иное "определение" основных понятий, кроме указания направления их философской линии? Могли ли они иначе определить, еще как-нибудь особо определить, что такое Я, что такое ощущение, что такое чувственное восприятие? Достаточно ясно поставить вопрос, чтобы понять, какую величайшую бессмыслицу говорят махисты, когда они требуют от материалистов такого определения материи, которое бы не сводилось к повторению того, что материя, природа, бытие, физическое есть первичное, а дух, сознание, ощущение, психическое – вторичное.

Гениальность Маркса и Энгельса и проявилась, между прочим, в том, что они презирали гелертерскую игру в новые словечки, мудреные термины, хитрые "измы", а просто и прямо говорили: есть материалистическая и идеалистическая линия в философии, а между ними разные оттенки агностицизма. Потуги найти "новую" точку зрения в философии характеризуют такое же нищенство духом, как потуги создать " новую" теорию стоимости, "новую" теорию ренты и т. п.

Про Авенариуса его ученик Карстаньен сообщает, что он выразился в частном разговоре: "Я не знаю ни физического, ни психического, а только третье". На замечание одного писателя, что понятие этого третьего не дано Авенариусом, Петцольдт отвечал:

"Мы знаем, почему он не мог выставить такого понятия. Для третьего нет противопонятия (Gegenbegriff – соотносительного понятия)... Вопрос: что есть третье? нелогично поставлен" ("Einführung in die Philosophie der reinen Erfahrung", II, 329*).

Что последнее понятие нельзя определить, это Петцольдт понимает. Но он не понимает того, что ссылка на "третье" есть простой выверт, ибо всякий из нас знает и что такое физическое и что такое психическое, но никто из нас не знает в настоящее время, что такое "третье". Этим вывертом Авенариус только заметал следы, на деле объявляя Я первичным (центральный член), а природу (среду) вторичным (противочлен).

* "Введение в философию чистого опыта", т. II, стр. 329. Ред.

Конечно, и противоположность материи и сознания имеет абсолютное значение только в пределах очень ограниченной области: в данном случае исключительно в пределах основного гносеологического вопроса о том, что признать первичным и что вторичным. За этими пределами относительность данного противоположения несомненна.

Присмотримся теперь к употреблению слова: опыт в эмпириокритической философии. Первый параграф "Критики чистого опыта" излагает следующее "допущение": "любая часть нашей среды стоит в таком отношении к человеческим индивидам, что если она предстала, то они заявляют о своем опыте: то-то и то-то узнаю опытным путем; то-то и то-то есть опыт; или: проистекло из опыта, зависит от опыта" (стр. 1 русск. перевода). Итак, опыт определяется все через те же понятия: Я и среда, причем "учение" о "неразрывной" связи их прячется до поры до времени под спудом. Дальше. "Синтетическое понятие чистого опыта": "именно опыта, как такого заявления, которому, во всем его составе, предпосылкою служат только части среды" (1-2). Если принять, что среда существует независимо от "заявлений" и "высказываний" человека, то открывается возможность толковать опыт материалистически! "Аналитическое понятие чистого опыта": "именно как такого заявления, к которому не примешано ничего, что в свою очередь не было бы опытом, и которое, следовательно, представляет из себя не что иное, как опыт" (2). Опыт есть опыт. И находятся же люди, которые принимают этот квазиученый вздор за истинное глубокомыслие!

Необходимо еще добавить, что Авенариус во II томе "Критики чистого опыта" рассматривает "опыт", как "специальный случай" психического, что он делит опыт на sachhafte Werte (вещные ценности) и gedankenhafte Werte (мыслительные ценности), что "опыт в широком смысле" включает эти последние, что "полный опыт" отождествляется с принципиальной координацией ("Веmerkungen"). Одним словом: "чего хочешь, того просишь". "Опыт" прикрывает и материалистическую и идеалистическую линию в философии, освящая их спутыванье. Если наши махисты доверчиво принимают "чистый опыт" за чистую монету, то в философской литературе представители разных направлений одинаково указывают на злоупотребления этим понятием со стороны Авенариуса.

"Что такое чистый опыт, – пишет А. Риль, – остается у Авенариуса неопределенным, и его заявление: "чистый опыт ость такой опыт, к которому не примешано ничего такого, что бы, в свою очередь, пе было опытом", явно вертится в кругу" ("Systematische Philosophie", Lpz., 1907, S. 102*).

Чистый опыт у Авенариуса, – пишет Вундт, – то означает любую фантазию, то высказыванья с характером "вещности" ("Philosophische Studien", XIII. Band, S. 92-93**). Авенариус растягивает понятие опыта (S. 382).

"От точного определения терминов: опыт и чистый опыт, – пишет Ковеларт, – зависит смысл всей этой философии. Авенариус не дает такого точного определения" ("Revue Neo-Scolastique", 1907, fevr., p. 61***).

Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах:
1 2 3 4 5 6 7